Оссириандская охота

      Известия застали Келегорма, когда тот любовался видом на Химлад. Холодная Долина лишь недавно отошла к нолдор — по их собственной мерке. Суровая и мрачная земля, продуваемая стылыми ветрами из ущелья Аглон, лежала между горами и густыми лесами. Поднявшись на внутреннюю стену недостроенной сторожевой крепости, защищавшей ущелье от врагов с севера, Келегорм решил дать себе отдых от бесконечных работ по укреплению обороны и прочих дел, заполнявших жизнь правителя.       Стояла ранняя весна, и даже на расположенном в центре Химлада нагорье ещё лежал нерастаявший снег. Белая мантия покрывала и поднимающиеся вокруг горы. В безбрежном голубом небе на головокружительной высоте парил орёл. Зоркие глаза эльфа без труда опознали величественную птицу.       Сложив крылья, орёл нырнул на невидимую из крепости добычу. Кого хищник высмотрел на равнине? Зайца или молодую косулю?       — Лорд Келегорм, — окликнул эльфа подошедший сзади оруженосец.       Вопреки стараниям последнего, Келегорм распознал его приближение. Тонкий слух опытного охотника, учившегося у самого Валы Оромэ, мог уловить и лёгкие шаги сородича, и призрачный звук летящей в ночи совы.       — Слушаю тебя, Бронвег, — ответил Келегорм, переведя взгляд на склоны ущелья.       В ущелье росли только невысокие, стелющиеся по каменистой почве деревца. Такие ютятся на склонах гор и произрастают на негостеприимном севере. Они скорее напоминали кустарник, чем деревья. Но, побитые ветрами и холодом, они продолжали цепляться за жизнь, и немилость стихий не могла их превозмочь. Стойкие растения умудрялись обосноваться даже на почти отвесной западной стене Аглона.       — Пришли посланцы из Линдона, лаэгрим с реки Леголин, — поведал оруженосец. — Ваш брат сейчас разговаривает с ними.       — Заранее рад гостям! — Келегорм повернулся к собеседнику и улыбнулся. — В наши времена недоверия и распри всякий, пришедший с дружбой, дорог как никогда. Но верно ли я догадался, что посланцы пришли не ради одной лишь встречи?       — Верно, — Бронвег нахмурился. — Они рассказали о беде. Ваш брат, лорд Куруфин, уже отправил вести нашим родичам. Край Семи Рек разоряют чудовищные существа. Сил лаэгрим не хватает, чтобы одолеть врага.       — Орки пробрались в Линдон?! — опечалился Келегорм. — Как такое возможно? Наша стража бдительна, мы не могли упустить целое войско! И притоки Гелиона охраняет сила Валы Улмо.       — Это нечто куда страшнее орков, — пояснил Бронвег. — Я успел услышать, что речь идёт о неких чудовищных зверях, после чего направился к вам.       — Умайар в облике зверей? — предположил Келегорм. — И не из слабых, раз такой переполох. Сколько их?       — Это мне неведомо, — ответил Бронвег. — Пойдёмте, сами спросите.       От утренней безмятежности не осталось и следа. Ободряюще сжав плечо Бронвега, Келегорм отправился во внутренние помещения крепости, где брат принимал гостей с востока.       Убранство сторожевой крепости отличалось скромностью, строгостью и изяществом. Тусклое и сумеречное по сравнению с великолепием оставленного Тириона-на-Туне, оно соответствовало духу сурового края. Постоянная опасность войны и перенесённые испытания отразились на строителях крепости.       Куруфин принимал гостей в зале с высоким потолком, где источником света являлись несколько световых колодцев и витраж, изображающий сотворение Сильмариллов Феанором. Строители крепости искусно поработали над освещением, и казалось, что свет идёт отовсюду. На ночь в зал приносили светящиеся кристаллы. За день те напитывались солнечным светом и отдавали его после наступления темноты. Для кристаллов предназначались ажурные подставки из дерева и металла.       Зябкий, кусачий холод гулял по залам и галереям крепости, и все ходили в тёплых одеждах.       Собравшиеся не стали садиться за длинный стол, предпочтя стоять под витражом. Рядом с тремя посланцами-лаэгрим Келегорм увидел своего брата. Чуть в стороне стояло двое воинов из числа обитателей крепости.       — Приветствую, брат! — Куруфин коротко обнял подошедшего Келегорма и представил ему гостей.       Старший из посланцев, Гэль, рыбак и охотник из племени, скрывающегося в чащах Оссирианда немного севернее Леголина, продолжил свой рассказ.       — Моя сестра, Улуннет, пыталась заманить зверей в глубокую яму с кольями, но была ранена, — сказал он. — Ничего не вышло. Ещё немного — и она бы погибла. Зверь даже не обратил внимания на наши колья и копья, его шкура прочна, точно камень.       Келегорм вмешался в рассказ.       — Обожди, добрый друг, — попросил он. — Прости, что слушаю тебя не сначала. Расскажи, как звери выглядят?       — Оно похоже на кабана с чёрной шкурой. Размером подобно троллю или больше. Клыки его словно мечи, — с отголоском страха в глазах объяснил Гэль. — Говорят, его видели в обществе пяти или семи чудовищных кабанов поменьше, но не знаю, правда ли это. Ещё говорят, что чудовище дышит ядом, и что лишает сил взглядом.       — Это умайя, — бросил один из воинов, жуя кусок хлеба. — Если ошибаюсь, заберите моё копьё.       — Не думаю, что тебе придётся с ним расставаться, — мрачно протянул Куруфин. — Нет смысла отрывать от стражи большие силы, мы должны собрать сильнейших и одолеть чудовище быстро. Я уже отправил послания всем храбрым охотникам, что могут пожелать помочь. К нам присоединится Финрод и его воины. Надеюсь на помощь из Дориата. Ещё должна быть Арэдель.       Услышав имя дочери Финголфина, Келегорм ощутил неожиданный трепет сердца. Воспоминания на мгновение унесли его в славные времена процветания Валинора. Прежде они были очень дружны с Ириссэ; но пронёсшийся вихрь бедствий разделил их. Упоминание старой подруги вызвало укол позабытой тоски и затаённой нежности. Вместе с тем встреча с ней, а также другими тревожила: не станет ли охота ещё одним витком проклятой спирали бедствий?       — Ты поступил правильно, — одобрил Келегорм. — Чувствую, что охота не будет лёгкой, и помощь нам потребуется.       Время до полудня прошло в расспросах посланцев и обсуждениях предстоящей охоты. Выходило так, что страшные вепри появились после дня зимнего солнцестояния, но некоторое время не совершали крупных нападений, высматривая пути передвижения нандор и убивая одиноких путников. Чудовища умели быть осторожными.       Келегорм тщательно перебирал в голове всё, что знал о майяр и особенно умайяр. В очередной раз укорял себя за то, что в благополучные годы Валинора не узнал о них столько, сколько, пожалуй, мог узнать. Доступное знание говорило о том, что каждый майя обладал даром речи и умом, сопоставимым или превосходящим ум эльда, но многие из числа слуг Моргота растеряли разум, полностью отдавшись злобе.       Отдав распоряжения о размещении гостей, Куруфин остался с Келегормом наедине. Бронвег ушёл в кладовую, чтобы проверить наличие всех вещей и оружия, необходимых для задуманного похода.       — Тьелькормо, что это значит? — бросил Куруфин, резко сев на тяжёлый деревянный стул с прямой спинкой и взяв в руку кубок с водой.       — О чём именно ты спрашиваешь? — Келегорм прислонился к колонне и окинул брата задумчивым взглядом.       — Меня беспокоит, что нападение вепрей может оказаться частью замысла, призванного увести нас из наших владений, — пояснил Куруфин. — Что, если в наше отсутствие сюда заявятся большие силы Моргота?       — Атаринкэ, скажи мне: мы единственные обитатели этой крепости, этих земель? — усмехнувшись, сказал Келегорм. — Вокруг земли наших родичей и других, враждебных проклятому Морготу. Здесь, в Химладе, и в наше отсутствие найдётся кому собрать войско и дать отпор. Так или иначе, мы не можем бросить лаэгрим в беде! Этот враг им не по силам.       — Понимаю твои слова и согласен с ними, но не могу прогнать тревогу и сомнения, — Куруфин встал и подошёл к брату. — Меня преследуют мысли о хитрости Врага. А ещё о лжи и предательстве. Боюсь, что нас снова подтолкнут к братоубийству или поймают в ловушку.       — Твои сомнения понятны, но не нужно отдавать им свой ум, — Келегорм хлопнул Куруфина по плечу. — Мы просто совершим небольшое путешествие, посмотрим прекрасный Линдон и убьём опасных зверей.       — Пусть так оно и случится, — одобрил Куруфин.       К некоторой досаде Келегорма, гости из Дориата прибыли раньше Арэдель — к полудню второго дня. Их было трое — Саэрос, один из советников Тингола, и двое его спутников. Первого, высокого и могучего, звали Орнендилем, и представили как умелого воина и великолепного лесного следопыта. Вторая, Мелилот, привезла на своей лошади множество хитроумных устройств из дерева и металла. Саэрос представил её как очень сведущую в охотничьих ловушках.       Во дворе его встретили Келегорм и несколько воинов, среди которых был Бронвег. Оказавшись в крепости, Саэрос немедленно потребовал хорошего обеда.       — Келегорм! Не могу сказать, что счастлив тебя видеть, — сказал Саэрос, спешившись с флегматичного серого коня. — Но раз позвали — я буду рад одержать победу во имя славного короля Тингола.       Конь попытался обгрызть кустарник, посаженный во дворе строителями крепости.       — Мы рады, что вы откликнулись на наш призыв, — сухо ответил Келегорм. — Отведи своего коня от зелени: она и так растёт здесь не лучшим образом. У нас для него найдётся еда получше.       Конь недовольно фыркнул, но послушался.       — Не нужно мне радоваться. Мы здесь ради наших собратьев лаэгрим, а не потому, что вы нас позвали. Однако, надеюсь, еда найдётся и для нас, — заявил Саэрос. — Я, Орнендиль и Мелилот бросились к вам, оставив все дела.       — Мы разместим вас лучшим образом, — пообещал Келегорм.       — Лучше поторопись со сборами в дорогу, сын Феанора.       Саэрос отличался сложным характером. Ранее Келегорм лишь однажды общался с ним. Однако, о посланце короля Дориата говорили как об умелом охотнике, умном советчике и опытном воине. Усугубляла дело затаённая враждебность, порождённая горькими событиями прошлого и время от времени прорывающаяся то недобрым словом, то подчёркнутой дистанцией.       Следующим приехал Финрод Фелагунд, и с ним восемь опытных воинов, вооружённых длинными копьями с широкими лезвиями и мечами, все на выносливых, быстроногих конях. Зная о мастерстве Финрода в чародейских песнях, Келегорм порадовался его участию в охоте на умайя. Но, хотя держался Финрод доброжелательно, братьев терзали опасения. Согласие в их будущем отряде держалось на молчаливой договорённости забыть о нанесённых обидах и накопившихся разногласиях до завершения охоты — согласие хрупкое, ненадёжное.       Проследив за тем, как разместили благородного сына Финарфина, Келегорм зашёл к брату, проверявшего собранные в поход припасы и оружие.       — Мы едем на охоту, — бросил Куруфин, не прекращая рыться в седельной сумке.       Стоявший рядом слуга взвешивал на руках длинное копьё, предназначенное для противостояния троллям.       — Я знаю, Атаринкэ, — усмехнулся Келегорм.       — Где Хуан? Его нюх, быстрые ноги и острые зубы пригодятся нам, — сказал Куруфин.       — Думаю, бегает за зайцами в полях, — предположил Келегорм. — Я собирался разыскать его после того, как встречу Ириссэ.       Куруфин оставил сумку, выпрямился и повернулся к брату.       — Она будет не раньше утра, а нам не следует медлить, — проговорил он. — Найди Хуана. Ты сам говорил — он не уходит далеко и появляется, когда чувствует, что нужен. Может, он сейчас уже трётся носом о ворота нашей крепости.       Когда день уже переходил в вечер, Келегорм отправился в поля Химлада. Как и предсказывал брат, Хуан нашёлся быстро. Келегорм обнаружил зверя в компании двух совсем юных эльфов — почти детей — из расположенного в тени гор посёлка. В зубах Хуан нёс тощего зайца.       — Лорд Келегорм! — уважительно поприветствовал его юноша с заплетёнными в косу тёмными волосами.       — Хуан у вас скотину не таскает? — с напускной суровостью спросил эльф.       — Нет, никогда! Он же не обычный пёс, он всё понимает, почти как один из нас, — ответил тот.       Хуан отрывисто залаял и в два укуса съел несчастного зверька.       — Пошли, охотник, — обратился к зверю Келегорм. — Предстоит охота на кое-кого покрупнее.       Хуан не по-звериному серьёзно посмотрел в глаза эльфу, согласно махнул хвостом и потрусил в крепость вперёд друга. Глядя на пса Оромэ, Келегорм поневоле задумался. Хуан явно не зверь: он понимает речь. Однако ему не дозволено говорить самому. Внутри собачьего тела живёт фэа, мыслящая и чувствующая, как он сам. Каково ей жить в четвероногом зверином теле, без дара речи, без возможности что-то делать руками? Келегорм представил себя на месте Хуана и ужаснулся. Но майяр отличны от эльдар, они меряют всё иной мерой.       — Хуан! — обратился к псу на пути к крепости Келегорм. — Я знаю, что ты мыслишь подобно мне. Не тяготит ли тебя избранное тобой тело? Невозможность говорить, петь, мастерить? Или жизнь в собачьем теле для тебя лишь временное испытание, или увеселение? Или радость охотника, возможность вцепиться зубами в заячье тело тебе достаточны?       Хуан неопределённо махнул хвостом и издал протяжный звук. Келегорм прекрасно его понял.       «Меня устраивает такая жизнь».       «Пока устраивает, и однажды придёт пора расстаться с обликом», — скорее догадался, чем понял Келегорм.       Одним из отличий эльдар от майяр являлась привязанность к хроа, телу. Келегорм не щадил себя в битвах, но мысли о серьёзных ранах и тем более гибели пугали, пусть он и справлялся со страхом. Он знал, что разрушение тела ещё не означает прекращения жизни фэа, мысли и чувства; но даже в самой идее о расставании с телом было что-то мучительно тоскливое, горькое. Майяр же относились к своим телам как к пусть старательно сшитой и оттого дорогой сердцу, но всего лишь одежде.       «Лучше ли наша доля их или наоборот? И правильно ли сравнивать столь разное? — размышлял Келегорм, поднимаясь по разбитой дороге среди холмов. — В их жизни меньше боли, но и радость, пожалуй, тусклее».       В нескольких локтях от Келегорма в мягкую землю воткнулась длинная, но не очень ровная деревянная стрела без наконечника. Эльф нырнул за росшее на обочине дерево.       Понял, что уже с минуту слышит звон колокольчиков.       Ниже шла Арэдель в тёплой походной одежде светло-серого оттенка с серебристым узором, ведя за собой чёрно-белую лошадь. В руках прекрасная Ар-Фейниэль держала мощный тугой лук. Выдохнув, Келегорм вышел к путнице и тепло её поприветствовал.       — Час нашей встречи осиян звездами. Приветствую тебя, Ириссэ, — сказал он.       — Рада видеть тебя, Тьелькормо, — улыбнулась путница. — Я следовала за тобой. Ты так глубоко задумался, что тебя могли бы похитить орки, наевшиеся ядовитых грибов.       Лошадь путницы смерила неодобрительным взглядом Хуана, что лишь немного уступал ей размерами, и отступила на два шага.       — Не бойся его, — успокоила Арэдель ездовое животное и повернулась к Келегорму. — Она боится и не любит собак. Покусали её, когда жеребёнком была.       Хуан подбежал к черноволосой красавице, подставив голову, предлагая почесать.       — Хуан просто играет в собаку, и порой заигрывается, — задумчиво добавила Арэдель и обратилась к удивительному существу в облике пса. — Не буду гладить! Ты у меня еду стащил, когда мы с Тьелькормо возле садов Ирмо Лориэна гуляли.       — Злопамятнее тебя лишь свита лесного короля! — шутливо воскликнул Келегорм. — Но даже твоя злопамятность ничто по сравнению с твоей красотой и твоим умом!       Хуан обиженно тявкнул и побежал к крепости вперёд эльфов.       — Обиделся, — заметил Келегорм.       — Притворяется — чтобы пожалели и покормили, — не согласилась Арэдель.       Пройдя вперёд, она подобрала незаточенную стрелу и показала её Келегорму.       — Вчера попыталась стрелу сделать: получилось плохо. Прямой ветки не нашла, и перья совсем плохие попались.       Приглядевшись, он согласился с давней подругой: стрела действительно вышла весьма скверной.       — Пошли, друг мой. Дева Ариэн уже скрылась за стенами Валинора, нас ждут.       — Мне милее звёзды Варды, — сказал Келегорм, поравнявшись с Арэдель.       — Пожалуй, и мне! Но мир уже не сможет без её огненного света, — ответила та. — Эх, давно я тебя не видела, давно не слышала: давай поговорим скорее.       Дорога до крепости прошла в разговорах о нынешнем и былом. Беседа текла, точно весёлая горная речка. Оба радовались друг другу. После всех бед Арэдель отдалилась от Келегорма — между ними легли и груз вины, и заботы, и расстояния — но оба понимали, что не хотели этого отчуждения и осторожно, будто невзначай нащупывали старые тропы, пользуясь сведшим их вновь случаем. Обоим было что сказать друг другу; пусть и держалось то странное чувство, когда сложно высказать мысли и чувства, но трудно и промолчать.