Sincerity is gorgeous.*

      Всю дорогу на машине родителей до старого города Крейг молчал; мама была занята расспросами Твика обо всём на свете: работе, учёбе Такера – словно он сам не мог ответить за себя – и их будущих планах. Твик с радостью отвечал, поддавался вперёд, с энтузиазмом рассказывая о пролетевшей, словно в одно мгновение, жизни в Таллахасси, словно они уехали вчера.       Крейг не считал город во Флориде своим домом, да и вряд ли когда-то посчитал бы; Всё было будто чужое, противное, даже квартира отталкивала, особенно последние недели. Такер чувствовал внутри странное облегчение, когда обходил каждую, уже пустеющую комнату, что бы проверить, все ли вещи они забрали. И каждый шаг давался легче и вдох полной грудью, стоило Крейгу лицезреть голый матрас с пятнами кофе, пустую столешницу и мёртвую гостиную. Место, что никогда не было домом, наконец, опустело и отпустило. Место, что Крейг смело называл родным, – где-то впереди, ждёт с распростёртыми объятиями пока Такер доедет, если не утонет под гнётом собственных тревожных мыслей.              Он устало потёр переносицу, вставляя второй наушник в ухо. Его парень был слишком увлечён разговором с сидящей впереди матерью, отец с пристальным вниманием следил за размытыми недавними грянувшими дождями дорогами, лишь сестра между ними маялась, не зная, куда себя деть от радостного волнения.       Крейг думал о том, как его примет город. Остался ли он таким же, каким хранился в тёплых воспоминаниях и на ярких фотографиях в альбоме? А люди? Они всё те же? Такер не общался с ними пять лет, всё время думал написать, позвонить хоть кому-то, но всё откладывал на потом.

«Набранного Вами номера не существует. Абонента тоже. Смиритесь»

      Крейг смотрел на мелькающие за окном деревья, на быстро сменяющие друг друга заправки и небольшие посёлки, трейлерные парки и частные дома. Дорога домой долгая, мучительно долгая, но ехать на автобусе парни не хотели. Лучше уж они потратят двадцать четыре часа на машине.       Такер пристально следил за временем, словно надеясь, что когда снова включит телефон и посмотрит – пройдут уже тягостные сутки, когда он снова поднимет усталый взгляд в окно – мелькнёт табличка с надписью «Добро пожаловать в Южный Адский Парк». И будут дальше ряды знакомых зданий, расстилающийся город, как на ладони, горящие и моргающие окна, несколько кварталов северной стороны, что были усеяны пабами и барами, многоквартирниками и замусоренными клубами, частные одинаковые домики, стоящие ряд за рядом на востоке. Интересно, в Южном парке сейчас идёт снег?              Крейг невольно заулыбался, когда мысли о катке, на котором он не был уже пару лет, внезапно посетили голову. Следующей возникшей мыслью было «Я оставил коньки в Таллахасси». Необъяснимая грусть за забытые коньки переросла в тоску по дому, не тому, в который сейчас стремился, к тому, что был тогда, когда ему ещё не было пятнадцати. Средняя школа, гаражи, Старково озеро, что зимой служило идеальным катком, а летом там удавалось покупаться лишь в июле, небольшой ларёк в гетто, куда Крейг часто заходил. Всё это мелькало под веками, прокручивалось, словно на кассете заевшей. – Ты чего дёргаешься? – спросила Триша абсолютно равнодушно и тихо, приблизившись к брату. Только сейчас Такер заметил, что его нога нервно тряслась, постукивая; Он отмахнулся и поднял взгляд в окно. Небо горело оранжевым, закат окрашивал пышные облака, что, казалось, были так низко, что до них рукой дотянуться; Они окутывали верхушки далёких гор и близлежащих деревьев. Из открытого окна на переднем сидении Крейг ощущал запах влаги и леса, по-странному родной и знакомый. Вдоль дороги никаких знаков и табличек, никаких одиноких домов и заправок, сплошной лес и холмы, окутанные туманностями. Октябрь 2001       Дверь с предательским скрипом открылась, а Кенни оставалось надеяться, что скрип не разнёсся по всей квартире и не разбудил никого. Но тусклый свет, доносящийся из кухни, свидетельствовал о том, что будить было некого. – Кенни? – голос девушки тихий и нежный донёсся до него, и улыбка сама появилась на лице,– Это ты?       Парень прошёл на кухню; Что-то негромко гудело за стеной, по закрытым окнам и подоконнику шумно капал дождь, а рамы нервно тряслись от ветра. Одна тусклая лампа на потолке слабо заливала небольшого размера кухню тёплым оранжевым светом. Рэд сидела за столом, поджав ногу к груди, и что-то записывала в небольшой блокнот. Как только парень переступил порог кухни, она подняла на него взгляд и вымученно улыбнулась, заправляя за ухо красные пряди, выпадающие из причёски. – Ты в порядке? – лишь спросила она, смотря на расцарапанную руку, синяк на скуле и залитые кровью глаза. Пару царапин ещё было на переносице, а под носом – едва стёртый красный след. Со светлых волос капли дождя падали на плечи и кофту, скатывались по телу и оседали на полу. Он взял полотенце со спинки углового ободранного дивана, активно вытирая волосы. Они больше не были влажными, лишь слегка пушились и торчали в разные стороны, но желание есть и боль во всем теле была сильнее желания прилично выглядеть. – Есть смертельно хочу и спать, – он подошёл к холодильнику, выуживая оттуда остатки пиццы, что Ред заказывала днём ранее, и поставил её на стол. Девушка убрала блокнот подальше и взглядом вонзилась в парня, пристально следя за его действиями. Её спокойный, с одной стороны, взгляд чуть прикрытых зелёных глаз пускал по коже мурашки. – Ты бы хоть меня предупредил, что пропадёшь. Снова,– с упрёком сказала она, забирая из коробки кусок пиццы. – Прости, работал. – То, чем ты занимаешься это не работа, Кен, – она склонила голову на бок. Её приятный голос отдавал лёгкой картавостью, он почти всегда был громкий, резкий, но сейчас она говорила в полтона, устало растягивая гласные. – Я выполняю, что мне говорят, и получаю деньги. По-моему это и есть работа, – Кенни весело пожал плечами и растянул губы в улыбке, болезненно шипя и касаясь руками синяка на скуле. Больше девушке сказать было нечего. Она отвернулась к окну, разглядывая капли, что на стекле вырисовывали незамысловатые фигуры, а серые тучи заполоняли небо настолько, что края соседнего дома видно не было. Прохлада слегка проникала на кухню, вынуждая легко одетую девушку поёжиться. Её взгляд упал на цветочный горшок. Нежно розовые цветки только недавно распустились, несмотря на то, что цветок давно никто не поливал. Редкие зелёные листья покрылись слоем пыли. Никто не ухаживал за цветами в этом доме, когда МакКормика не было. – Где ночевал хоть? – Пару раз в баре, ещё у подруги приходилось. Да все нормально, мам.       Девушка закатила глаза и подошла к плите, зажигая конфорку. – Я серьёзно, мог бы и позвонить. – Телефон сдох, – кратко ответил он и поднялся с места, подходя к девушке, – Не парься, правда.       Он произнёс это так, словно слова должны были её моментально успокоить. На деле же сам факт того, что Кенни стоял рядом с ней живой уже давал немало успокоения трепещущей душе. – Ну конечно.       Кенни облокотился о столешницу и устремил взгляд в потолок. – Мне надо было съездить в другой город. Отдать там кое-что. Но пришлось задержаться, – он говорил быстро, сглатывая слова вместе с вставшим посреди горла комом, сделал глубокий вдох и повернулся к девушке, – А ты как? – Ничего нового. Помнишь мисс Гилберт? – она разлила кипяток по двум кружкам, одну протягивая Кенни, – Ну ту, что ведёт арт-практику, что-то такое? – МакКормик неуверенно кивнул, – Позавчера она сказала, что я полная бездарность, и как меня вообще на последний курс пустили.       Девушка положила руку на грудь и театрально закатила глаза. – Это та, которую ты называешь старая манда? – Все её так называют, – девушка устало зевнула, глаза слипались, но идти спать она не собиралась, – Только доебалась она до меня. – Пиздец, старая манда, – небольшое кухонное освещение нагоняло неясную тоску, может парень сам себе так надумывал, может усталое за две недели нервотрёпки сознание сеяло в голове необъяснимую грусть с примесью тревоги, но тревоги, изрядно помотавшейся. Впрочем рассеялась она так же быстро, как и появилась, – Подстричься хочу, – вдруг сказал он совершенно непринуждённо. – С ума сошёл? – она вскинула брови и махнула рукой.       МакКормик коснулся своих волос, проходясь по всей длине, что доходила до лопаток; Спутанные пряди, мерзкие на ощупь из-за дождевой воды. – Не, я серьёзно, – сейчас, сидя на кухне, под тёплым светом шатающейся лампы, когда на часах настенных давно за полночь, болтать с Ред о чем-то обыденном и значения не имеющем, свободно говорить всё, что приходит на ум, казалось нереальным;       Спокойствие грело душу, с Ред МакАртур хорошо, с ней все проблемы уходят на задний план, а её мягкая улыбка заставляет непроизвольно улыбаться самому. У неё всегда холодные руки, они леденят покрывающуюся мурашками кожу; Пальцы с облезлым черным лаком и мёртвой хваткой, ладони, краснеющие костяшки – ледяные. – Нет, я серьёзно, – передразнила его девушка, – Нормальные у тебя волосы. Так хоть на человека похож.       Легкие смешки раздались на кухне, чьё окно одиноко горело, отражая тусклые отголоски света на залитой дождями земле.       Спустя пару минут Кенни лениво поплёлся в ванную.       Тёплая греющая вода стекала по телу, по волосам и веснушчатым плечам, по лицу; Капли били по болящим участкам кожи, но приходилось лишь стиснуть зубы. Когда хочется спать, обычно боль притупляется. Но не сейчас, каждая капля и её удар отзывались ломотой в теле, а изнурительная жара – мерзким привкусом тошноты в разодранном горле и головокружением. Хотелось растереть тонкую кожу до крови, ощущение грязи смыть, дождя, въевшегося в кожу металлического запаха, уличной слякоти, но, сколько не старайся, вкус крови навечно останется на кончике языка. Кенни вышел только тогда, когда дышать стало невыносимо трудно, когда ватные ноги подкашивались, едва ли не скользя на влажной плитке. Вряд ли руки успели бы за что-либо ухватиться, если бы Кенни начал падать. Вряд ли бы мозг вовремя вообразил, что надо за что-то ухватиться.       Парень заглянул в собственное отражение в запотевшем зеркале над раковиной; На нём висит, словно на вешалке, футболка с какой-то группой – подарок от Стэна – и штаны. Стиснув зубы, он оттянул нижнее веко, разглядывая залитый кровью глаз, проходился пальцами по синяку, нарочито надавливая, по шершавым царапинам и стремительно синеющей перегородке. – Тебя Стотч искал, – девушка оперлась о дверной косяк маленькой ванной комнаты, из которой так и валил пар, – И Стэн.       Парень лишь хмыкнул, продолжая смотреть в зеркало. Россыпь веснушек таяла под краснеющими и болящими участками кожи; Хотелось и оставшиеся на кончике носа, шее, ключицах и щёках оторвать, расцарапать кожу до кровоподтёков под ногтями, лишь бы рыжеющие пятна не видеть. – Даже Картман заходил, – продолжала девушка, зевая.       Кенни ей не отвечал; Он сам знал, видел пропущенные звонки и сообщения, но было не до них. Да и сейчас не до них. Находясь словно где-то на грани реальности и сна, когда картина перед глазами стремительно расплывается, а мысли путаются в голове, он вонзил ногти в здоровую щеку, проводя до челюсти. На месте тут же проявились четыре налитых прильнувшей кровью следа, но только боли не было вовсе. Кожа лишь горела, обжигала пальцы, стоило коснуться отметин, но не болела нисколько. И веснушки не пропадали, лишь проявлялись гораздо ярче на коже. – Зайду к Вэнди, – словно выходя из транса, быстро произнёс МакКормик, умываясь холодной водой, – Завтра. – Да, стоило бы, – Ред прошла за парнем в комнату. У левой стены стояла заправленная кровать, стол по правую сторону был полностью пустой, совсем старый и хлипкий, иногда было даже страшно его касаться, казалось, что тут же развалиться. Одинокая полка над кроватью всё ещё вмещала в себя небольшую стопку книг, почти все они были подарком либо от Тестабургер, либо от Кайла. Они оба тащились по книгам, считая, что это лучший подарок. Ни одну из них Кенни не прочитал, даже не открывал, но бережно хранил. Комната была не богата мебелью, а шкаф – вещами, но Кенни из раза в раз твердил, что большего ему и не надо, – Она с парнем рассталась. – Правда? – Кенни лёг на кровать, закидывая руки за голову, и поджал ноги, уступая Ред место, – С Грегори? Они же свадьбу играть собирались. – Я в подробности не вдавалась, – она слабо пожала плечами, осматривая бледнеющие серые стены, треснутый потолок и полупустые полки с одеждой. Кенни нигде не чувствовал себя так хорошо, как в квартире рядом с МакАртур; Дело было даже не в тёплой долгожданной постели, а в девушке. Вряд ли он испытывал бы такие же чувства, не будь её рядом, – Завтра в унике день открытых дверей, придёшь? Я не собираюсь торчать там одна несколько часов. Возьмёшь Тестабургер. – Конечно.       Ближе к утру и расцветающему за окном небу Кенни, наконец, лёг спать. Привычная бессонница отступила лишь после снотворного, что он прятал под матрасом. *** – И, представляешь, разъебал зеркало! – Венди эмоционально вскинула руки, – Урод, бля.              Кенни шёл рядом, пиная камни под ногами на кишащую машинами дорогу и устало зевал, поглядывая на часы на руке. Они с Тестабургер уже опаздывали, но оба шли размеренно и спокойно, не спеша. На телефоне МакКормика уже пять пропущенных от МакАртур, но мысль о разгневанной подруге совсем не мотивировала ускоряться. – А Марш что? – А что Марш? – девушка пожала плечами, пряча руки в карманы кардигана, – Мы с ним просто посидели, немного выпили. Это ничего не значит. – Ну-ну, – Кенни слабо улыбнулся, глядя на девушку сверху вниз. Она несильно ткнула его локтём в бок. – Мы не опаздываем? – Опаздываем.       Но Венди, видимо, не услышала друга, её взгляд уставился куда-то вперёд, пристально вглядываясь. Кенни повернул голову туда же. Где-то среди деревьев и редких домов, мелькающих на дороге людей и машин, взгляд Тестабургер привлекло небольшое здание с вывеской. Tweek bros. горело на здании, изредка мелькая, а внутри, кажется, шастали два силуэта. – Это что Твик в городе? – она остановилась, стараясь приглядеться. – Чего? – Кенни в упор ничего не видел. Он поёжился от прохладного ветра и натянул шарф до краснеющего носа. Осень Южном парке не щадила, и уже с октября наступали морозы, люди доставали куртки из комодов, сильнее закутываясь. Благо, снег ещё не валил с неба обычными огромными хлопьями, даже Старково озеро ещё не начало покрываться ледяной корочкой, хотя все жители города ждали открытия нового сезона коньков, пока их лишь преследовал сезон дождей. – Tweek bros. снова работает, – девушка указала рукой куда-то вдаль, но МакКормик лишь отмахнулся, – Зайдём? – Да пошёл он нахуй, – буркнул парень, – Даже если в городе. – Не будь таким критичным. Кенни ничего не ответил.       Они уже подошли к вузу, заглядывая в открытые массивные двери и рассматривая стенд рядом со зданием. – Как там Карен? – вдруг спросила Венди, расхаживая по второму этажу огромного вычурного здания с мраморными полами и позолоченными вставками на расписных стенах и глазея на выставленные доски с чьими-то работами. Они все были совершенно разные, где-то – полотно полное абсурдизма, а где-то вполне чёткий портрет будто очень знакомого лица. – Всё, как раньше, почти не звонит, – Кенни шастал за ней, оглядываясь по сторонам и взглядом выискивая подругу, – У неё предпоследний год в школе, все дела, – МакКормик отвёл взгляд в сторону рядом стоящего стенда, – У неё же, типа, своя жизнь, – грустно произнёс он, – Немного обидно, но я в её шестнадцать такой же был. – Да и сейчас не особо поменялся, – она встала на носочки и потрепала светлые волосы. – Вот вы где! – Ред подбежала сзади, заставив обоих вздрогнуть от неожиданности. Венди было потянулась к девушке за объятиями, но вовремя себя одёрнула, виновато улыбаясь.       После выставки изрядно затянувшейся, все втроём отправились в ближайшую закусочную. – Ты слышал, что Брофловски хочет привлечь спонсоров на гонки? Организовать трассу и всё такое. – Нахуя? – Кенни нахмурился и уставился на девушку, что пила коктейль. – Кайл это рыжий такой? С кудрями? – Ред попыталась влиться в диалог. Она никогда не знала, о чем говорить, когда речь заходила про уличные гонки. Девушка никак не реагировала на то, что МакКормик убивал себя на них, приезжая, дай бог, пару раз в сезон; Она знала, что не имеет право его критиковать или читать морали, и хоть глубоко внутри ей хотелось, она молчала, лишь иногда помогая парню менять перевязки. – Ага. Мой одногруппник, – Венди вернулась взглядом к Кенни, – Я сама не до конца поняла. Какие-то, блять, официальные-не официальные соревнования. Ты, кстати, возвращаться собираешься? Все самовольно продлили сезон ещё на пару заездов, до конца ноября месяца. Стэн всё пиздел про какого-то долбаёба на красной Ямахе. Честно, заебал, но, вроде как хоть что-то интересное.       МакКормик пожал плечами, отворачиваясь к окну. До боли знакомый силуэт мелькнул на другой стороне дороги, заставив Кенни замереть на пару секунд и прищуриться. Он не мог перепутать, широкие плечи, высокий рост, знакомые до боли повадки в жестикуляции и размеренных неторопливых шагах, даже не видя лица, он знал, кто шёл по той стороне дороги. А главное – шапка-чульо на голове. – МакКормик, ты слушаешь? – Тестабургер перевалилась через весь стол и помахала рукой перед лицом парня. – Да, – невозмутимо произнёс он, снова смотря в окно. На той стороне дороги уже никого не было. Может, показалось? – Что-то про красного гонщика? – Ты на приколе? Хотя звучит. Это же отсылка на то шоу? – девушка говорила быстро и, на удивление, эмоционально. Редко когда Кенни видел её такой. – Что за шоу? – А, не вникай. Один наш бывший одноклассник его обожал, – махнула Венди, поворачиваясь к МакАртур, – Что-то про гонки, очевидно.       Кенни не мог выбросить из головы слова подруги про Твика и мелькнувший на секунду знакомый силуэт. Слушая разговор девушек в пол уха, он силился себя убедить в том, что это совпадение, что ему показалось, но навязчивые мысли грызли изнутри.       К вечеру Кенни полностью убедил себя, что то, что он видел – не больше чем игра его и без того расшатанной психики, больное воображение, воспалённое словами Тестабургер, уловившее мелкие сходства в абсолютно другом человеке и раздувшее их в нечто значимое, важное. На деле же это был.. – ..просто похожий парень в такой же шапке, – говорил он, сидя на кровати в позе лотоса и пялясь в одну точку на стене напротив. Кенни потряс головой, прогоняя мысли и наваждения.       Разговаривать с самим собой уже не казалось таким безумством. Бессонница мучала и в эту ночь, никак не уснуть, сколько Кенни не ворочался, не считал овец, всё тщетно. Снотворное закончилось, а заняться больше нечем, кроме как плевать в потолок. В комнате душно, в ней всегда душно, а может у него жар, но окно закрыто плотно, и открывать его не было сил и желания. Да, он устал, смертельно устал, но сон никак не приходил. Вместо него лишь тошнота, застрявшая посреди высохшего горла, мигрень и, о боже, вероятнее всего, у него все-таки жар.       В момент, когда воспоминания не самые приятные настигли, а рука потянулась к фингалу под глазом и стёртой об асфальт коже на скуле, Кенни лежал лицом к потолку, рассматривая трещины. Он прокручивал в голове прошедшие недели, что пролетели совершенно не заметно, за мотаниями по ближайшим городам и парочке темных переулков, бумаги ценные и кулаки, разбивающие нос, прижимающий к земле ботинок и запах травы, что впивался в кожу. Ебанная круговерть, хуйня и безумие сплошь и рядом; Скажи спасибо, что живой, – мелькнуло в голове.       Воспоминания прошедших дней плавно превратились в мысли о заездах и трассе. В этом сезоне он почти не катался, даже на глазах знакомых оттуда редко появлялся. Внезапное желание взять старенький байк ударило в голову.       Он сам не заметил, как резво подскочил к шкафу, перерывая одежду, бросая неугодную на пол и оставляя первую попавшуюся. Усталость сняло как рукой.       Осенний холод совсем скоро станет зимним; В Южном парке уже в конце октября снегом засыпало улицы, а льдом покрывались крыши.       Идти до Эрика недолго, он жил всё там же в доме Картманов на востоке. Возвращаться туда всегда ощущалось как испытание, и хоть мимо родного дома МакКормик не проходил – благо гетто находилось на отшибе города – тянущее ощущение неприятной ностальгии оставляло осадок в груди.       Дома все как один, отличаются лишь цветом и номером возле двери. Кенни всегда это необъяснимо пугало. Одинаковые крыши, двери, окна, комнаты, гаражи, даже порожек у всех был одинаково освещён. Он вздрогнул не то от холода, не то от отвращения, вызываемого этой частью города.       Окно дома Картмана на первом этаже неожиданно горело холодным больничным светом; Кенни проскочил мимо него, двинувшись к гаражу. – Кенни? – тихий голос и зевок заставили Кенни вздрогнуть и поднять голову, ударившись о забитую полку. – Ай, сука, – он потёр макушку, болезненно шипя, – Здорова, Кайл. Я тебя разбудил?       Кенни опустился на колено, проводя пальцами по поверхности колёсных дисков и алюминиевой раме. – Нет, – устало ответил он, подходя ближе. Кайл наклонился к байку, – Картман его не трогал, если что. – Давно пора эту развалюху поменять. Может продать и купить что-нибудь нормальное? Кайл рухнул на стул рядом, вяло пожимая плечами. – А этот откуда? Ты не рассказывал. – Отцовский. Спиздил из гаража, когда из дома уходил. Хочу покататься, – МакКормик поднялся на ноги, отряхивая руки. Он повернулся к Брофловски, широко улыбаясь. В свете мигающей гаражной лампочки над въездом Кайл разглядел изувеченное лицо друга и удивлённо распахнул глаза. – Что с тобой? – Поедешь? – он кивнул на байк, глаза загорелись, точно два маленьких огонька вспыхнули и грозились разгореться в настоящий пожар. – Час ночи, Кенни, – Кайл помотал головой. – Как хочешь, – крикнул он, вывозя мотоцикл на дорогу и странно оглядываясь. Металлический шарик проколотого языка проскользил по ряду зубов, что закусывали щеку. Непонятное чувство страха заставило сердце биться чаще где-то в глотке. – Я закрою, – предупредил Брофловски, касаясь гаражных ворот и смотря на устраивающегося на байк МакКормика.       Ветер бил в лицо, а на тёмном небе собирались чернеющие тучи, что обещали дождь, в лучшем случае. Лёгкое чувство свободы растрясло усталость. Пустая трасса освещалась лишь байком, фарой бьющей вперёд, никаких тебе фонарей вдоль дороги.       Мимо со свистом пронёсся мотоцикл, когда Кенни стол у импровизированного старта, и остановился в нескольких метрах, резко описывая на земле полный круг. На нём шлем, обычная одежда, в темноте не разглядеть даже цвета байка. Водитель постоял пару секунд и подъехал к Кенни чуть ближе, кивая на уходящую в кромешную темноту трассу с явным предложением.       МакКормика долго уговаривать не пришлось, он поднял руку, пальцами показывая: – Три круга!       Заряженный желанием посоревноваться, Кенни прокрутил газ. Моторы заревели, а дух соперничества горел в груди.       Кенни сразу вырвался вперёд, чуть приподнявшись, летел по дороге, петляя из стороны в сторону. Его взгляд изредка опускался на торчащее зеркало, следя за тем едет ли неизвестный позади. А он ехал, дышал в спину и почти ровнялся с МакКормиком. Он гнал быстро, недостаточно, чтобы вырваться вперёд, но достаточно, чтобы на пару секунд становиться с ряд с Кенни, приближаясь к нему максимально близко и едва ли не касаясь корпуса своим байком. Он ускорился, поднимаясь на заднее колесо, и стремительно пронёсся мимо, оставляя за собой столп поднявшейся пыли.              Лишние выебоны МакКормика только раззадорили, он не собирался отступать ни в скорости, ни в трюках. На первом повороте неизвестный опустился на оба колеса и значительно ускорился, не собирался сбрасывать скорость вообще. Он склонился к земле, прижал колено к байку, а одну руку отпустил с ручки. Когда красный байк исчез за поворотом, Кенни подумал, что сейчас увидит там труп рядом с горящими остатками мотоцикла, настолько опасным выглядел этот манёвр и настолько близко водителя склонило к земле, но стоило выехать за поворот, мотоцикл уже поравнялся и так же спешно гнал вперёд, оставляя Кенни глотать пыль позади. Он принял это как вызов, выжал газ и нагнал гонщика на третьем повороте, когда граница города, как и дома и здания были уже позади, а по правой стороне лишь, казалось бы, бескрайний лес, бросающая свет луна над верхушками деревьев. Первый круг они закончили бок о бок. Никто не собирался уступать, но теперь Кенни приближался на опасные пару сантиметров, обходил и загораживал проезд, тормозя лишь на поворотах.       Ближе к концу, его едва ли не занесло на одном из поворотов, шины заскользили по асфальту, а тормоз, по ощущениям, не сработал вовсе. Он грозился вылететь с обрыва, врезаться прямо в ближайшее дерево, но вовремя вырулил, описывая круг. Отдышка пару секунд, он принялся нервно оглядываться по сторонам. Снова ощущение слежки, словно за деревом кто-то стоял и выжидал; Тело парализовал страх.       Заметив замешательство, гонщик повернул к Кенни, вопросительно склоняя голову на бок и кивая в сторону трассы. До конца последнего круга оставалось немного. Кенни махнул рукой, отложил мысли о паранойе в долгий ящик, списав всё на кипящий внутри адреналин, и выжал газ. Красный байк ехал рядом, не тормозя и не ускоряясь, словно приглядывал.       Идея-фикс внезапно появилась в голове, загоревшаяся лампочка моргнула, Кенни ускорился. Лишь когда он пересёк то, что считалось финишной чертой, вырвавшись на пару метров, рука опустилась на передний тормоз, зажимая со всей силы. Он выжал сцепление, наклонился вперёд, и байк закружился, сильно кренясь к земле. Звук стирающихся шин резал слух, а неприятный запах бил в нос. В прошлый раз, когда Кенни проворачивал подобное, мотоцикл вылетел в сторону, а сам он очнулся в больнице с растяжением и ушибами. Байк вильнул, он потерял управление на секунду, а дальше темнота. Кайл рассказал, как всё выглядело со стороны, и предупредил, что Маккормик легко отделался – едва ли не влетел в ближайшее здание.       Кенни затормозил, как только красный байк приблизился к нему; На лице МакКормика сияла улыбка, а сам он тяжело дышал, спрыгивая на землю.       За недолгую встречу с незнакомцем, тот не сказал ни слова.