Dear agony

      Настоящее.       Йо тихо дышал, повернув лицо к потолку. Мягкая ночная мгла стелилась по углам комнаты, делая её меньше, создавая ощущение, будто и нет мира за пределами.       — Спишь? — негромкий голос Хао нарушил тишину.       Йо повозился, открыл по привычке глаза и повернул голову к брату. Они лежали совсем близко: тонкая полоска татами разделяла два футона, уложенных рядом. Хао устроился поверх одеяла, заложив руки за голову.       — А ты? — улыбнулся в темноту Йо.       Хао не ответил, и Йо потянулся к нему рукой, осторожно коснулся лица, ощупывая гладкую кожу. Брат спокойно подставил голову, позволяя прохладным пальцам скользить по его щекам и лбу, чуть прикрыл глаза, когда шаман подушечками очертил веки.       Йо часто так делал — Хао не знал, какими были привычки брата раньше, до того, как он ослеп, но именно эту с насмешливой терпимостью любил больше прочих. Он перехватил ладонь Йо и поднёс к губам, выдувая на неё тепло.       — Ты замёрз. Это что-то новое.       Йо почему-то смутился, его пальцы слабо дрогнули, прежде чем он высвободил их и спрятал под одеялом.       — После храма… стало легче.       Йо помялся, словно хотел сказать что-то ещё, но продолжения не последовало. Хао задумчиво наблюдал за его лицом. Он знал, о чем Йо умолчал. Что избегал с ним обсуждать. Даже не нужно было лезть в эту глупую голову, чтобы догадаться.       Души.       Йо не помнил, что тогда сделал — узнал обо всём только со слов других. Хао рассказал сухо и мало, не вдаваясь в подробности. Он смирился, что брат забыл, однако лишний раз эту тему поднимать не хотел — ведь тогда на задворках сознания начинала щекотать мысль, что этот Йо не полностью его, всего лишь призрак настоящего, и этот ход размышлений Хао не нравился. Ему было спокойно впервые за много лет, и, даже если спокойствие это было иллюзорным и хрупким, он им дорожил. Ведь… всё могло кончиться.       — Ну а в целом… — Хао неожиданно для себя замялся, стараясь звучать мягче. — Порядок?       Йо хихикнул. Хихикнул. Хао запустил в него подушкой, и Йо, как всегда, увернулся не туда.       — Эй!       Какой же он невозможный.       Хао редко спрашивал Йо о чём-то важном. Они просто в какой-то момент сделали вид, что никакой другой жизни не было, старательно игнорируя события битвы. У Хао были свои причины. Он помнил Йо в первые дни после пробуждения — и, если для того, чтобы никогда больше его не увидеть таким, следовало молчать, он был согласен. Йо тоже избегал этих разговоров, то ли из-за своей дурацкой беспечности, то ли из-за страха, — во второе Хао верил сильнее.       Но иногда он всё же спрашивал. Ни на секунду не забывал, что Йо у него забрал, но не осмеливался окунаться в его душу настолько глубоко, чтобы узнать. Спокойнее было спросить: порядок? — и Йо мог соврать, но так почему-то было легче.       Йо с сопением подмял под себя подушку, не планируя возвращать её владельцу, поёрзал и всё-таки сел.       — Да нормально всё, — он с серьёзным выражением поискал Хао глазами. — Я справляюсь. Просто… иногда злюсь. Вот и всё.       Хао хмыкнул. Иногда злюсь? Если этим брат собирался объяснить все свои вспышки сарказма и мрачного настроения, то у Хао был для него сюрприз. Но сегодня… сегодня Йо правда был немного другим. Он мог бы сказать: прежним — если бы знал его капельку лучше. Но ему было достаточно того нестерпимого света, что омывал его целиком, пока Йо вечером пел.       Он перевёл взгляд на противоположную стену, у которой Йо оставил прислонённую гитару. Воспоминание об эпизоде в гостиной заставило Хао улыбнуться. Он неожиданно для себя спросил:       — Йо… как ты научился так петь?       Йо удивлённо вскинул голову. Он не думал, что Хао заведёт об этом разговор. Весь вечер он просидел на полу гостиной, наблюдая за его игрой, но не проронил больше ни слова. Йо почему-то думал, что Хао было неприятно столкнуться с чем-то настолько из мира людей, и не понимал, почему он терпел и не уходил. Он не мог проверить сквозь связь: чаще всего брат от него закрывался, и всё, что Йо мог ощутить, — это слабый след его энергии и редкие вспышки эмоций. В отличие от самого Хао ему эта нить между ними не поддавалась, он осознал её гораздо позднее, каких-то три недели назад, и до сих пор не понимал, как можно её контролировать.       — О, — со смешком выдохнул Йо. — Поверь, в детстве у меня было много времени.       Хао не понял. Наверняка не понял этой иронии и странной реакции Йо. Он чуть нахмурился.       — Ты о чём?       Йо откинулся обратно на футон и наугад швырнул Хао его подушку. Тот поймал её на лету, чуть дёрнувшись в сторону, — чувство направления у Йо всё ещё хромало.       — Ну… — младший шаман расслабленно пожестикулировал рукой, подбирая слова. — Я же тоже был один. Ты не знал? Другие дети меня побаивались.       Ты не знал? Хао был рад, что Йо не видит сейчас выражение его лица. Конечно, он знал. Ты сам мне рассказал об этом.       — И что с того? — резко отозвался Хао.       Почему-то сейчас, когда он стал частью жизни Йо, в груди неприятно щемило от этого признания. Ему не нравилось, что детство брата было одиноким — и это удивило его самого, в очередной раз показало, что он, чёрт возьми, привязался.       — Мне нужно было что-то делать, — Йо пожал плечами. — Я нашёл наушники отца, и они открыли для меня целый мир. Там я… не был чужим. Когда дед рассказал мне о турнире шаманов, знаешь, почему я захотел стать королём? — глаза Йо лукаво блеснули в темноте.       — И почему же? — опасливо спросил Хао, ожидая очередную глупость.       — Чтобы стать рок-звездой! — прыснул Йо, пока старший Асакура молча таращился на него.       — Ты… Погоди, что?!       Йо расхохотался и перевернулся на живот, чтобы заглушить смех подушкой.       — Ты это серьезно сейчас?       — Не такая амбициозная мечта, как твоя, верно? — выдавил Йо между приступами смеха.       Хао молча смотрел на него. Первыми эмоциями были удивление и даже злость. Он не понимал, как можно быть таким… глупым. Но, глядя на хохочущего брата, он понемногу смягчался. Надо же. Мечты могли быть такими простыми. И Йо так легко говорил об этом, так ярко показывал свои чувства, растапливая этим самого Хао.       — А теперь? Ты всё ещё хочешь этого? — спросил он с любопытством.       Йо обнял руками свою подушку и уложил голову набок, чтобы Хао видел его лицо.       — Теперь я думаю, что жизнь устроена посложнее, — спокойно ответил он. — Но это всё ещё было бы здорово.       Так и думал.       Йо был открытой книгой. И именно эта открытость отзывалась в Хао короткими тёплыми вспышками таких вот ночных разговоров, тогда как днём их общение больше походило на упрямое противостояние.       — Английский ты выучил по той же причине?       Йо коротко улыбнулся.       — Не совсем. Это было не из-за одиночества. Я просто… очень хотел узнать, о чём они поют, — с этими словами он коснулся пальцами уха, словно там всё ещё висели наушники.       Йо больше не спрашивал о них. Старательно делал вид, будто того, первого разговора не было. Пресекал любые попытки извиниться перед ним, а когда Лен перед своим отъездом подарил ему новые — искренне поблагодарил, но так ни разу и не надел. Хао спустя несколько дней нечаянно нашёл их на чердаке, когда поднимался на крышу, но так и оставил там. Он не понимал Йо.       — Что в них было такого? — тихо спросил шаман.       Перемена в лице Йо была практически незаметной. Просто слегка сжались губы, и весь он как будто застыл.       — Не так важно уже, — он сделал длинный выдох. — Просто… они были якорем, понимаешь? Даже если я терялся, они напоминали мне о том, кто я.       Он хотел добавить, что всю музыку, которую он любил, он слушал в них, но не сказал. Вместо этого робко потянулся к душе брата, практически уверенный, что тот не впустит. Но Хао удивил его. Он на мгновение помедлил, а потом перелез на футон к Йо, ложась напротив, так близко, что его дыхание щекотало щеки. Так, как они лежали в первые ночи, пока Йо мучили кошмары, — Хао сам удивлялся, что позволил себе это. И с тех пор, как кошмары кончились, всегда держал дистанцию.       — Ну давай, показывай, что там у тебя, — грубовато проворчал, старательно скрывая за этим всю нежность, отчего-то вспыхнувшую в груди.       Йо расслабился, успокоенный его присутствием. Он не прикасался к брату, несмотря на ограниченное пространство, зная, что его необходимость в тактильности иногда утомляла людей вокруг. Ему сейчас хватало их общего тепла, и ещё — этого необъяснимого ощущения цельности, когда он улавливал в Хао тот же ритм сердца и дыхания. Как будто они разделяли на двоих одну жизнь.       Йо закрыл глаза и сосредоточился. Аккуратно попытался переплести себя с мыслями брата, так непривычно распахнутыми. Он старался ничего не трогать, уважая границы Хао, и чутко держал дистанцию. Он тут, только чтобы показать. Его образы были простыми и незамысловатыми, но ему хотелось, чтобы Хао понял их.       Старший Асакура удивлённо выдохнул, когда в голове стали появляться выцветшие, нечёткие картинки. В них… не было ничего особенного.       Он видел мир снизу, с неожиданно маленькой высоты. Руки надели на голову нелепо большие наушники, и он откуда-то знал, что это впервые. Ему понравилось, как мгновенно заглох мир. Тонкий провод натянулся между ним и маленькой квадратной коробочкой. Он щёлкнул кнопкой. В ушах больно загрохотала музыка, и он испуганно ойкнул и содрал с себя наушники. Обиженно бросил их на пол, поднялся, собираясь уйти, но у самого порога обернулся, не удержался и подбежал, чтобы забрать их.       Он бежал. Вокруг оранжево сиял закатный город, и грудь болела от дыхания. В этот раз он был выше. В ушах орала песня, и это успокаивало, задавало нужный ритм, помогало не остановиться и не упасть от усталости. Песня звучала, и он был живым. Пока был звук, живым было всё.       Следующее воспоминание было почти неприятным. Он находился в белой палате, и рёбра больно саднило, а грудь так сильно перехватывали бинты, что дышалось с трудом. Он потянулся к прикроватной тумбочке, и движение было медленным, слабым, но он всё же сумел крепко ухватиться за оранжевую дужку и подтянуть наушники к себе. У него не было с собой плеера, но когда амбушюры мягко сдавили уши, заглушая все звуки, ему стало очень спокойно, и губы сами собой стали напевать песню. Боль притупилась.       Какое-то кладбище. Он сидел среди надгробий на вершине холма, и его окружала ночь. Внутри трепетало предчувствие перемен, и от этого нервно подрагивали пальцы. За его спиной молча стоял Амидамару; он не видел его, но каким-то образом знал, что дух рядом. Всё заглушала музыка: ревущая, мрачная, наполненная барабанным боем и переливами гитары. Она больно ввинчивалась в голову, и от этого ныли уши, но он не хотел делать звук тише. Это… собирало его части вместе. Завтрашний день казался не таким страшным, пока голос продолжал петь, иногда срываясь на рычание.       Напротив стояла Анна, и её глаза заполняли собой всё, не позволяя разглядеть развороченное поле боя. Голове было странно пусто — привычная тяжесть на неё не давила, и это наполняло его ощущением, что он утратил какую-то часть себя. Но вот Анна протянула руки вперёд — и голова обрела привычный вес, за ушами появилось знакомое давление. Она улыбнулась ему, и он впервые не знал, чему рад больше: ей или тому, что она ему вернула.       Образы схлынули, как отлив, оставляя Хао тишину и безмыслие. Уши немного побаливали, словно он всё это время действительно слушал музыку, — внутри звучали отголоски песен, которые он не мог вспомнить. Вскоре они пропали совсем — это Йо аккуратно высвободился из его сознания, возвращая свои воспоминания себе.       За окном послышался внезапный звук: пласт тающего снега упал с крыши. Йо вздрогнул и испуганно распахнул глаза, потерянно садясь на футоне. Хао лениво протянул к нему руку и положил ладонь на острые лопатки. Йо часто дышал, но прикосновение его понемногу успокоило, возвращая дыханию привычный ритм.       — Давно не было, — с деланным равнодушием обронил Хао.       — Просто не ожидал, — Йо отстранился, сгибаясь к согнутым коленям.       — Ты же понимаешь, что на турнире враги не будут тебя предупреждать, прежде чем начать шуметь?       Йо промолчал. Он знал, что брат прав, и всё равно ничего не мог поделать с всколыхнувшейся внутри колючей злобой. Ещё хуже было то, что Хао и так всё чувствовал, если в этот момент прислушивался к его эмоциям.       — Пошли спать, отото*.       Хао перелез на свой футон, игнорируя возмущённый взгляд, который Йо бросил в его направлении. Он знал, что Йо не любит этого обращения — отстранённого, полного превосходства. Но ничего не мог с собой поделать: ему нравилось, как Йо злится. Это напоминало, кем они были друг другу когда-то, и, раз уж они не обсуждали этого вслух, Хао не собирался отказывать себе в таком удовольствии.       Йо с недовольным сопением откинулся на подушку и принялся нарочито громко устраиваться под одеялом. Хао весело фыркнул.       Какой же ты еще маленький.       На удивление Йо очень быстро стал проваливаться в сон. Хао слушал его дыхание, сам не делая попыток накрыться.       — Йо?       — Ммм?       — Зачем ты всё-таки облил меня утром водой?       Брат какое-то время не отвечал, и Хао уже решил, что тот всё-таки уснул. Но потом до него донёсся сонный негромкий голос:       — Потому что, когда я делаю всякие глупости, ты оживаешь.       Хао не нашёлся, что ему ответить. Он ещё несколько минут понаблюдал за лицом Йо, вслушиваясь в тишину, глядя на то, как грудная клетка брата двигалась всё медленнее и незаметнее. Когда он убедился, что Йо заснул, то неслышно поднялся на ноги и прошёл к шкафу. Вытянул оттуда тёплый свитер и джинсы, быстро оделся и выскользнул из комнаты.       Ему нужно было закончить одно дело.       Хао невесомо ступал по скрипучим половицам старого дома, по-кошачьи ориентируясь в темноте. Он не успел привыкнуть к этому спокойствию: ещё недавно комнаты были наполнены голосами шаманов, их раздражающей суетой и шутками. Теперь тут остались только они втроём, и почти каждый день приходил Морти. Он не знал, рад он этому или нет, — друзья Йо его раздражали, но они также отвлекали от того, чем брат теперь стал. Отвлекали от их непонятных отношений.       Он поднялся на чердак привычным маршрутом и тихо вылез на крышу. Ему по-прежнему здесь нравилось, хоть и ночевал он теперь в комнате Йо. В этом месте все становилось проще. Как будто он по-прежнему был один. Но он больше не был.       И потому Хао подошёл к скользкому краю, осторожно ступая по тающему снегу, и присел перед одной из черепиц. С усилием приподнял ее, открывая вид на спрятанную там вещь. Наушники.       Хао неторопливо протянул руку и вытащил две расколотые половины. Задумчиво взвесил на ладони.       Святилище наполняла тишина. Радость незаметно схлынула после появления патчей. Они смотрели тяжёлыми взглядами, но не нападали.       — Мы просим вас уйти.       Хао криво усмехнулся. Этого стоило ждать.       — А… турнир? — робко подал голос Джоко.       Голдва подняла брови.       — Вы хотите продолжить? Сейчас?       Это было тонким намёком. Ни о каком продолжении поединков и речи быть не могло. Но шаманы всё равно неловко замялись, словно не знали, какой ответ будет верным.       — Отправляйтесь домой. Мы призовём вас, когда придёт время, — Силва выступил вперёд, изрядно потрёпанный, но живой. — Миру всё еще необходим король. Но всем нужно… восстановиться.       Патч выразительным взглядом обвёл разрушенное святилище, останавливаясь на бессознательном Йо. Поджал губы.       В гнетущей тишине они принялись собираться. Хао зачем-то сделал шаг к Йо, не анализируя, просто движимый инстинктом, который не успел оборвать. Дорогу ему преградил Лайсерг.       — Не так быстро, Асакура.       Шаман замер. С болезненным оскалом наблюдал, как Лен и Трей прошли мимо, толкнув его плечами, и подхватили Йо под руки.       — Не подходи к господину Йо, — глухо рыкнул Рио.       — Больно надо.       Он не стал переубеждать их. Как будто сейчас он мог причинить брату вред. Как будто после всего, что тот натворил, посмел бы. В груди пульсировал тёплый огонь чужой души, и он пытался найти хоть немного ненависти, и не находил. Чёртов Йо.       Они пошли вперёд, оставляя его позади. Анна на мгновение задержалась, встала рядом, не глядя на него.       — Они не такие, как Йо. Их доверие ты будешь заслуживать долго.       — Как будто я собирался, — бросил насмешливо Хао.       Анна вздохнула и покачала головой. Отошла от него, догоняя остальных. Хао смотрел в их спины, раздираемый сомнениями. Пойти или остаться?       Патчи безмолвно наблюдали за ним. Он заколебался. Бросил взгляд через плечо, в последний раз глядя на короля духов.       И тут что-то привлекло его внимание. Какой-то оранжевый отблеск. Он присмотрелся, угадывая в предмете наушники Йо.       Рыжие амбушюры, такие чужие и неуместные среди руин святилища, лежали среди обломков. Одна чашка была раздавлена, соединительная дужка треснула пополам, обнажая разорванные провода. Хао замер, равнодушно разглядывая их. И внезапно его кольнуло.       Он понял, что никогда не видел Йо без этих наушников. Ни в одну из встреч. Они никогда не воспринимались отдельно от Йо, словно были такой же его частью, как рука или нога.       Он хмыкнул, сам не понимая, что раздражало его больше: вид сломанных наушников или собственная реакция на них.       — Чёрт с ними, — пробормотал Хао себе под нос, отворачиваясь.       И не смог сделать шаг. С раздражением передёрнул плечами. И, мученически закатив глаза, резко развернулся и пошёл в сторону наушников. Патчи смотрели на него с возрастающим удивлением. Он быстро приблизился, опустился на одно колено, неохотно протянул руку, давая себе время передумать. Но пальцы уже сомкнулись на нелепой вещи, которая от его касания тут же развалилась на две половинки окончательно. Он сунул их в карман, старательно игнорируя возмущённый вой в голове. Выпрямился и посмотрел на патчей с вызовом.       — Мы будем за тобой присматривать, Асакура Хао, — мрачно произнесла Голдва.       — Сколько угодно.       И он стремительно зашагал вслед за шаманами, пока голова раскалывалась от мыслей, какого чёрта он вообще творит.       — Стойте, — он намеренно придержал Лена за плечо, со злым торжеством чувствуя, как тот вздрогнул от его прикосновения. — Я призову своего духа. Так будет быстрее.       Они наделили его свирепыми взглядами.       Он не знал, зачем тогда их подобрал. Почему не выкинул после. Никто не видел, как он запихивал их в карман, а если бы всё же увидел, он бы поджёг их тут же. Стоило отдать их Йо, когда тот спрашивал о них, поглумиться над его болью, оттолкнуть так, чтобы больше не вздумал лезть к нему со своими идеями о спасении. Но вместо этого он их спрятал, не в силах избавиться от дурацких обломков.       Тогда, после этого отчаянного порыва Йо вернуть себе наушники, он разозлился. Почему эта вещь так важна, что брат спустился вниз, снова разорвав швы, наложенные некромантом? Как можно цепляться так сильно за человеческую безделушку, не имеющую никакой ценности? Хао не понимал, и от того свирепел лишь сильнее. И еще сильнее не понимал свой идиотский порыв унести их с поля боя, будто это правда важно, будто он сам таким образом признал их важность. Глупость какая.       Особенно остро он это понимал поначалу, когда оказалось, что воспоминания Йо повреждены. Какой смысл был хранить вещь того, кто и тебя толком не помнит? Кто предал всё, что обещал на границе между жизнью и смертью.       Сейчас он был рад, что всё-таки сохранил их. Эти полтора месяца перетряхнули его сильнее, чем вторжение брата в душу. Переломили что-то в самом основании. И сейчас… он знал, как поступить будет правильно.       Шаман хмыкнул. Амидамару бы оценил всю правильность его действий. Глупый идеальный самурай.       Этот вечер показал ему прежнего Йо — не прошедшего через всю мясорубку турнира. Показал таким, каким он никогда его не видел. Простого, умиротворённого, любящего что-то помимо схваток и своих друзей. И Хао хотелось это сохранить. Он не показал брату, какой след оставили в нём его воспоминания — наивные, наполненные человечностью. Это напомнило, что он у него отнял своей слепой ненавистью.       Он никогда не скажет ему об этом. Но может сделать нечто более необходимое.       Хао сосредоточился, выпуская фурёку из рук, придавая ему золотую искрящуюся форму. Он ни разу не делал подобного, хотя знал, что исцеляющая сила восстанавливает и предметы. Свечение обволокло две половинки, соединило обрывки проводов и постепенно скрыло их под оранжевой дужкой. Он поколебался, но оставил пару зазубрин на чашечках как напоминание — не для себя, для Йо.       Когда наушники приобрели первоначальный облик, он мягко оборвал подачу фурёку. Повертел их в руках. Как понять, что всё получилось? Хао нахмурился. Попробовал нащупать след от духовной энергии Йо, или что-то ещё, что дало бы понять, что предмет ожил. Вещи редко обладали силой, однако эта вещь прошла через руки двух шаманов, и, зная отчаянную привязанность Йо к ней, Хао был уверен, что что-то почувствует. Но было глухо. Никакой искринки. Наушники молчали.       Мёртвый предмет лежал у него в руках, вызывая досадное раздражение.       — Чёрт бы вас побрал.       Он спрятал их обратно под черепицу и, не оборачиваясь, покинул крышу.

***

      Утром Хао вышел из комнаты, пока Йо ещё крепко спал, скатившись с футона на пол. Анна тоже пока не вставала, и дом наполняло только немелодичное пение Морти. Коротышка по своему обыкновению пришёл пораньше, чтобы приготовить для них завтрак.       Хао замер в дверях кухни, облачённый в алое кимоно, и облокотился о дверной косяк, тихо наблюдая за Морти. Тот пока его не замечал, старательно взбивая яйца. Он выглядел слишком сосредоточенным для такого простого дела, и Хао усмехнулся.       — Помочь?       Морти вздрогнул и выронил венчик из рук.       — Ты что, решил меня прикончить? — пропищал возмущённо, наклоняясь, чтобы протереть пол.       Хао прошёл в кухню, насмешливо оглядывая пространство.       — Если бы я хотел от тебя избавиться, то, поверь, сделал бы это гораздо раньше и куда более изощрённым способом.       Морти насупленно наблюдал за ним из-под чёлки, и на дне его глаз всё же плескалось веселье. Его раздражение было скорее показным, и к таким ответам Хао он давно привык. Он фыркнул и взобрался обратно на табуретку, возобновляя готовку.       — Ты можешь нарезать овощи.       — Как быстро из твоего учителя я превратился в мальчика на побегушках, — Хао усмехнулся и всё же приблизился к холодильнику, чтобы достать всё необходимое.       Какое-то время они готовили молча. Хао устроился рядом с Морти, быстро кромсая цукини. Руки двигались машинально, успокаивая его перед предстоящим разговором. Изредка он косился на Морти — его забавляло, как тот неловко справляется с венчиком. Им было комфортно. Морти поначалу цепенел в присутствии огненного шамана, но кухня быстро стала их общей точкой соприкосновения. Он замечал, как здесь Хао отключался от всего остального мира, становился смешливым и открытым.       — Хао?       — Да, мелкий?       Морти закатил глаза и вылил яйца на скворчащую сковородку.       — Ты никогда не говорил, почему вообще умеешь готовить.       Пальцы Хао замерли. Лезвие ножа стало двигаться медленнее.       — А почему я должен не уметь?       — Ну, — Морти замялся. — Я думал, ты был занят другими… делами.       Хао коротко рассмеялся.       — Это какими же? Или… О. Так ты про вербовку шаманов? Или про убийства их семей?       Морти сконфуженно засопел, хотя он явно имел в виду именно это. Хао сжалился над ним:       — Я жил один, Морти. Должен же я был чем-то питаться. За тысячу лет было бы глупо не научиться.       Морти вскинул голову и быстро выпалил:       — Но у тебя же были твои слуги. Они что… Ой, прости, я не хотел говорить… — и он весь сжался от собственной оплошности.       Но Хао спокойно на него посмотрел, продолжив нарезку:       — Поверь, если бы я рискнул съесть то, что они могли приготовить, то не стоял бы здесь. Эти остолопы были способны только сражаться. И то… достаточно посредственно, — на мгновение в его голосе промелькнуло что-то похожее на застарелую усталость. Морти не подал виду, что заметил.       Хао передвинулся к плите, взял другую сковородку и нагрел её щелчком пальцев. Поймал неодобрительный взгляд мальчишки и хмыкнул:       — Ты однажды привыкнешь.       — Вот уж не думаю.       Асакура добавил немного масла и высыпал нарезанные овощи на нагретую поверхность. Быстро перемешал и накрыл крышкой, оставляя тушиться.       — Морти, — шаман развернулся всем корпусом к нему и скрестил руки на груди, одной ладонью продолжая держать лопатку. — Эта штука, которую Йо носил… как она работает?       — Какая штука? — Морти сосредоточенно посыпал омлет специями, не поднимая головы. Хао с раздражением перехватил его запястье, когда понял, что сейчас они лишатся завтрака.       — Наушники, — резко бросил Хао.       Чем быстрее узнаю, тем быстрее покончу с этим.       — Наушники?       Господи, они что, все здесь глухие?       Хао зажмурился и сосчитал до десяти, подавляя вспыхнувшую злость. Ему нужно узнать. И если он сейчас нечаянно подпалит кухню, то ничего не добьётся, только прибавит себе головной боли в виде разъярённой Анны.       — Да, Морти, наушники, — терпеливо повторил, не раскрывая глаз. — Те, с которыми мой дурацкий брат не расставался.       Морти какое-то время не отвечал, не подозревая, что Хао внутренне зверел от этой тишины.       — А… зачем это тебе?       Да чёрт возьми.       — Просто поддерживаю разговор. Можешь не отвечать, если не хочешь, — сказал Хао размеренно, за равнодушием скрывая лижущий кожу пожар.       — Ну… ладно.       Под сковородками полыхнул огонь, и Морти от неожиданности чуть не свалился с табуретки. Вытаращил глаза и принялся крутить конфорки, пытаясь убавить пламя.       — Ты сейчас сожжёшь всю нашу еду!       Огонь не поддавался, продолжая оглаживать раскалённые бока посудин.       — Ты можешь просто ответить?       — Хорошо, хорошо, только остынь! — Морти замахал руками, попробовал поднять сковородки над плитой, но не смог удержать горячие рукоятки. Сжав зубы, он бросил бесполезные попытки и поднял руки вверх, признавая поражение. — Что ты хочешь узнать?       Вот так, малыш. Гораздо лучше.       — Я хочу узнать, как они работают.       Огонь утих. Морти нервно принюхался, но запаха гари не уловил, и с подозрением покосился на Хао, который даже не старался скрыть самодовольство во взгляде.       — Это не очень-то похоже на “просто поддерживаю разговор”, — буркнул он едва слышно.       Хао выразительно на него посмотрел, и Морти сдался. Спрыгнул с табуретки и торопливо исчез в гостиной. Пока его не было, шаман помешал почти готовые овощи и снял с огня поднявшийся омлет. Это всё ещё было странно — готовить для кого-то. Он провел пальцами по краю сковородки, не обжигаясь её жаром. Его самолюбие неизменно тешило, как Анна и Йо реагировали на приготовленную им еду, и он убеждал себя, что помимо высокомерного эгоизма здесь ничего нет. Просто… приятно, когда тебя хвалят.       Морти достаточно быстро вернулся, Хао успел только намолоть кофейных зёрен и засыпать их в турку.       — Ну? — вопросительно поднял бровь Хао, не сумев до конца вычистить голос от нетерпения.       Его бесила эта ситуация, где он был вынужден обращаться за помощью: он привык решать свои проблемы сам. Морти со вздохом протянул ему странную маленькую коробочку. Кажется, похожая была в одном из воспоминаний Йо.       — Вот, — он вложил предмет ему в протянутую руку, с какой-то затаённой грустью рассматривая его. — Это плеер.       Хао склонил голову набок. Вопросы застряли на кончике языка, но он не хотел показывать своей заинтересованности. Он поднёс к лицу странную штуку. Она была почти невесомой и с лёгкостью умещалась на ладони. Шаман ощупал пальцами поцарапанный металлический корпус, чувствуя холод его поверхности. Нелепые выпуклые кнопки с непонятными чёрточками и треугольниками ничего ему не говорили, и он поморщился с глухим раздражением. Какое это имеет отношение к наушникам?       На передней панели расположился маленький тусклый экран с едва заметными трещинами по углам. Сзади он нашёл какие-то странные врезанные стыки, словно материал не был сплошным. Хао небрежно отложил вещь на кухонный стол.       — Ну? И какая связь?       Морти посмотрел на него с сомнением.       — Ты совсем в этом не разбираешься, да?       Хао передёрнул плечами.       — Как ты уже любезно напомнил, я был занят несколько другими… делами, — и он доброжелательно улыбнулся.       — Боже, за что это на мою голову, — тихо простонал Морти, потирая виски. — Хорошо. Следи, чтобы твой огонь держался подальше от наших овощей.       Хао закатил глаза, но всё же помешал содержимое сковородки, пока Морти устраивался на стуле.       — Связь такая, что без этой штуки наушники Йо не могли играть музыку. Она содержится внутри, а сам плеер работает от электричества.       — Электричества? — нахмурился Хао.       Его пальцы на лопатке напряглись. Слово звучало пустым и лишённым смысла.       — Да, это… что-то вроде энергии.       Хао явно был обескуражен. Даже забыл, что собирался приготовить кофе, сжав губы в тонкую линию. Разум пытался найти параллели, но он ведь знал, что у людей нет ничего похожего на шаманскую духовную силу.       — Не понимаю, — он медленно покачал головой.       — Фурёку, — нашёлся Морти. Он почесал затылок, пытаясь найти простой способ объяснить. — Представь, что плеер работает от фурёку, только это его научная версия, которую люди научились добывать сами. Вот молнии Лена — это электричество.       Хао застыл. Чего?       — То есть, — начал Хао недоверчиво. — Чтобы наушники звучали, Йо дожидался грозы?       Морти прыснул. Он быстро прикрыл рот рукой, чтобы не рассмеяться громче, но не мог удержаться. Табуретка под ним покачнулась.       — Нет! — выдохнул он, вытирая уголки глаз. — Ну, не совсем. Сейчас объясню.       Он никак не мог успокоиться, даже несмотря на тяжёлый взгляд шамана. Отсмеявшись, Морти спрыгнул со стула и взял плеер в руки. Перевернул его и пальцами нашел те самые стыки, которые до этого ощупывал Хао. Шаман внимательно следил за его движениями, старательно скрывая, насколько его заинтриговала странная штука. Морти аккуратно подковырнул и снял маленькую пластинку, обнажая внутренности плеера.       — Видишь? — он поднёс к лицу Хао коробочку, тыкая на непонятные крошечные цилиндры. — Это батарейки. В них хранится электричество.       Хао нахмурился сильнее. Его взгляд метнулся от батареек к лицу Морти, словно тот мог над ним подшутить.       — Разве молния может где-то храниться?       Морти сделал глубокий вздох. Это будет сложнее, чем он думал.       — Представь, что плеер — живое существо. Батарейки — это его еда. В каждой находятся химические вещества, и, когда плеер включен, они перерабатываются в электричество, — Морти пощелкал пальцами, подыскивая нужное сравнение. — Супер маленькие молнии. Они и заставляют плеер работать.       Хао склонил голову набок. На его лице появилось то изучающее выражение, с которым он обычно наблюдал за непредсказуемыми действиями соперников. Затем понял, что выглядит чересчур любопытным и отвернулся к плите, всё-таки наливая воду в турку и нагревая её точно так же, как ранее сковородку.       — И они бесконечно могут генерировать эти твои молнии, так? — поинтересовался он небрежно.       — Нет. Ресурс каждой батарейки конечен, и тогда их нужно менять.       Хао тихо хмыкнул, приподняв уголок рта. Его забавляла идея зависимости от таких мелочей, но он не мог не признать, что люди, лишённые духовной энергии, оказались весьма… изобретательными.       — Ты слишком много спрашиваешь об этом, — осторожно заметил Морти. — Почему тебя так заинтересовали наушники Йо?       Хао с раздражением снял овощи с огня, притворяясь, что разговор его совсем не трогает.       — Просто любопытно, как люди живут без фурёку. Это… жалко.       Морти прищурился, уловив в тоне шамана нечто большее. Он уже научился замечать за язвительными словами Хао скрытую искренность, и, даже если тот ничего не говорил, Морти был достаточно наблюдателен, чтобы мелкие жесты шамана раскрыли ему его истинное настроение. И сейчас Хао действительно был впечатлён, хоть и пытался скрыть это.       — Ты не объяснил про наушники, — резко сказал Хао, поворачиваясь к мальчишке.       Всё-таки интересно. Морти коротко улыбнулся.       — Обычно они подсоединяются к плееру при помощи провода, — начал Морти, но тут же увидел, как Хао поморщился. — Такой тонкий шнур, через который электричество проходит к наушникам и там преобразуется в звук.       — Но тут нет никакого шнура, — Хао задумчиво смотрел на плеер в руках Морти. — И у наушников Йо его тоже не было. Иначе я бы просто смог задушить его им во время битвы.       На этот раз Морти не сдержался и громко расхохотался.       — А ты наблюдательный, — одобрительно кивнул он, посмеиваясь. — Верно. У Йо всё по-своему. Раньше провод был, но во время одной из тренировок он порвался. Йо тогда очень расстроился, ведь он никогда не слушал музыку ни на чём другом. Он не хотел их выкидывать, поэтому попробовал заменить провод своим фурёку. Как бы… передавать музыку через духовную энергию.       Хао молчал, склонив голову. На его лице постепенно проступала смесь удивления и лёгкого раздражения.       — Он заменил провод фурёку? — медленно повторил, усмехаясь.       — Да, — подтвердил Морти, осторожно наблюдая за его реакцией.       Шаман тихо рассмеялся, качая головой. Использовать фурёку для этого? Ему казалось это глупым и гениальным одновременно.       — Ну что ж, — наконец сказал Хао, помешивая кофе. — Это, безусловно, в духе Йо.       Морти виновато пожал плечами, будто это была его идея.       — Зато никто не сумеет его задушить, — он выразительно посмотрел на Хао.       — О, ну да, тогда это действительно оправдывает такой неразумный расход энергии.       Хао потянулся к турке и вылил содержимое в чашку. Обхватил её длинными пальцы, с облегчением вдыхая горький аромат. Морти покосился на него с каким-то осуждением.       — Знаешь, эта штука станет вкуснее, если ты добавишь туда молока.       Хао криво улыбнулся.       — Пожалуй, я оставлю мировые запасы Лену.       И они оба засмеялись.       — А… сами наушники? Что им нужно для того, чтобы работать?       — Да ничего особенного, — пожал Морти плечами. — Там внутри провода и динамики. Если всё правильно соединено, то проблем не возникнет. Знал бы ты, сколько раз Йо их ронял в схватках. И ничего. Старая техника надёжная.       Хао сделал глоток, барабаня пальцами по бедру.       — Значит просто восстановить форму недостаточно…       Морти уставился на него.       — Какую форму, Хао?       Шаман словно пришёл в себя. Бросил турку в раковину и, крепко вцепившись в чашку, устремился к выходу из кухни. Но на ходу он круто развернулся, схватил свободной рукой плеер, и только тогда с невозмутимым видом продолжил движение, игнорируя высоко поднятые брови Морти.       — Неважно. Спасибо за разговор. Не испорти тут то, что мы приготовили, — и с этими словами он скрылся в коридоре.       Морти проследил за ним изумлённым взглядом. Затем спохватился.       — Там ещё нужны диски, Хао!       Последовала пауза. Затем из глубины дома донёсся свирепый рык:       — Какие ещё к чёрту диски?!

***

      — Ну и куда ты собрался?       Йо испуганно вскинул голову, замерев в нелепом полусогнутом положении — так и не распутанные узлы шнурков с тихим шорохом выпали из пальцев.       — Анна? — он поискал её глазами, не успев сразу разобрать, откуда звучал голос.       — А кого ты ещё ожидал встретить — или не встретить — в этом доме?       На этот раз голос прозвучал ближе, и Йо чётче уловил направление. Он разогнулся, не успев обуться до конца. Виновато почесал макушку.       — Ну… Мы с Амидамару хотели прогуляться. Ты ведь не против?       Лёгкие шаги остановились на расстоянии вытянутой руки. Он услышал раздражённый выдох.       — Если бы ты нуждался в моём разрешении, то не сбегал бы из дома вот так, — прозвучал резкий ответ.       — Я не…       Его оборвали:       — Именно. Ты сбегаешь. Почему?       Йо прикрыл глаза, собираясь с мыслями. Ему не нравилось, что при спорах он теперь не видел выражение лица невесты — это казалось… небезопасным.       — Анна, слушай, я… — Йо сделал шаг ей навстречу по каменному полу прихожей, но не рассчитал расстояние и споткнулся о деревянную ступеньку.       Маленькая рука придержала его за плечо, помогая удержать равновесие. Йо этим воспользовался и осторожно перехватил тонкие пальцы своей ладонью, чуть сжимая их. Девушка напротив застыла.       — Ты даже по дому всё ещё передвигаешься с трудом, — тихо произнесла она.       Йо не ответил, мягко поглаживая ее руку. Он знал, что Анна не любит прикосновения, но в последнее время она позволяла ему их чуть чаще, чем обычно — давала заполнить пустоту, которая пришла вместе с утратой одного из чувств.       — Я буду с Амидамару, — сказал он наконец, напоминая. — Ты же… ты же всё ещё хочешь стать женой короля шаманов, правда? А как я им стану, если даже не могу сам выйти на прогулку?       Анна прерывисто вздохнула. Я хочу, чтобы ты был жив. Но она не сказала этого, чуть резче, чем следовало, высвобождая пальцы. Йо обессиленно опустил руку, ожидая, что она сейчас уйдёт. Но вместо этого девушка подошла ближе и спустилась с татами к нему.       — Что ты…       Но Анна уже присела на корточки, и Йо почувствовал, как туже обхватили ноги зимние ботинки. Она дёрнула за шнурки, быстро распутывая узлы, и аккуратными точными движениями зашнуровала обувь, крепко стягивая её на щиколотках. Выпрямилась, носом почти касаясь его подбородка. Её дыхание щекотало кожу, и Йо хотелось выдавить из себя неловкую благодарность, однако она быстро отстранилась, поднимаясь обратно в дом.       — Береги его, — бросила она невидимому Амидамару, и Йо услышал, как её чеканные шаги исчезли в глубине дома.       Он немного постоял, вслушиваясь в тишину. Затем встряхнулся и направился к выходу, ведя пальцами вдоль стены.       — Йо, куртка, — рядом материализовался Амидамару.       Шаман слегка улыбнулся, качая головой.       — Сегодня хуже, чем обычно. Пойдём так, — его голос звучал бодро, но за этой лёгкостью угадывалась усталость.       Амидамару посмотрел на Йо очень внимательно, но ничего не стал говорить.       Они заметили это в первые же дни после его пробуждения. Поначалу Фауст списывал всё на лихорадку от ранений, но, помимо очевидной слабости, Йо не выказывал признаков недомогания. Его кожа почти всё время была горячей, так, будто огонь продолжал бушевать в костях, и Йо, практически забывший всё растворение, не чувствовал этого. Зато чувствовали другие.       Лен предположил, что так на Йо влияет душа Хао, но эту идею быстро отмели: Хао очень убедительно объяснил, что слияние душ работает совсем не так. Тогда Фауст остановился на версии, что это последствие растворения в духе огня, которое скоро должно сойти на нет.       Однако прошло больше шести недель, и жар никуда не делся. Йо научился его скрывать, чтобы не тревожить остальных, иногда намеренно принимая ледяной душ или рано утром подолгу сидя на крыльце. Этого никогда не хватало надолго, и тогда Йо старался минимизировать все прикосновения к другим, что было сложно в его нынешнем состоянии. Но от Амидамару ничего нельзя было скрыть. Он знал, что бывали разные дни: порой огонь успокаивался, и, казалось, больше не вернётся, но он всегда появлялся снова, через день или два, делая кожу Йо чертовски горячей.       — Да ладно тебе, Амидамару, — широко улыбнулся Йо. — Представь, что это теперь моя суперспособность. Не нужно надевать на себя гору вещей.       И шаман беззаботно засмеялся. Амидамару не разделял его веселья, но спорить не стал. Ведь это действительно могло быть просто… последствиями.       Йо вышел на улицу, жадно глотая ледяной воздух. За ночь такой редкий в декабре снег растаял, и теперь ничто не мешало ему беспрепятственно дойти до ворот по старой памяти.       — Осторожно, земля всё равно скользкая, — обеспокоенно предупредил самурай, следуя за другом.       — Спасибо, — качнул Йо головой. — Но сделай для меня одолжение, не становись второй Анной.       Он говорил добродушно, но Амидамару уловил тщательно скрываемую досаду. В этом был весь Йо. Даже лишившись зрения, не хотел причинять никому неудобств. Самурай знал, какими мучительными для его шамана были последние недели, особенно пока в доме жили его друзья: элементарные вещи требовали помощи кого-то постороннего, и Йо, привыкший к независимости, с трудом привыкал к постоянной заботе.       Они вышли за ворота, и Йо уверенно направился вдоль улицы, слегка прихрамывая после вчерашней прогулки.       — Куда мы идем?       — К храму. У меня возникла идея, — Йо не вдавался в подробности, и Амидамару не стал его торопить.       Они шли в спокойном молчании — хранителю и шаману давно уже не требовались слова, чтобы чувствовать друг друга. Йо был задумчив и немного рассеян, и иногда Амидамару приходилось незаметно его направлять, возникая то с одной, то с другой стороны, чтобы его энергия направляла Йо.       — Ты сегодня не считаешь шаги.       Йо слегка нахмурился, продолжая целенаправленно идти.       — Как ты понял?       — Уже дважды ты хотел свернуть раньше.       — И что с того? Я мог не запомнить точное количество шагов вчера, — заспорил Йо, останавливаясь и скрещивая руки на груди.       Амидамару замер напротив, видя в лице Йо упрямство.       — Но я же знаю, что ты запомнил, — спокойно парировал дух, усмехаясь.       Йо недовольно фыркнул и посмотрел на то место, где, по его мнению, был Амидамару. Выдохнул, признавая поражение. С Амидамару сложно было спорить.       — Ладно, ты прав. Я… думаю.       Они продолжили движение, и Йо теперь шёл чуть быстрее, словно хотел доказать, что всё ещё может справиться самостоятельно.       — Об Анне?       — Ага.       — И что тебя беспокоит? — поинтересовался самурай.       Йо остановился на перекрёстке, обхватив рукой фонарный столб. Его участившееся дыхание облачками пара вырывалось изо рта.       — Она… — он мотнул головой, подыскивая слова. — Другая.       Загорелся зелёный, и Йо услышал, как замедлился поток машин. Не дожидаясь подтверждения Амидамару, он шагнул на проезжую часть, пересекая ее торопливее, чем было необходимо.       — Мы все изменились, Йо, — заметил дух.       — Да, я знаю. Но это Анна. Она всегда была такой твёрдой. А теперь эта её забота… — Йо провёл по лицу рукой, словно сам себе не верил. — Никак не привыкну.       — Разве это плохо?       Йо поколебался. Следующие слова было нелегко произнести, ведь это было буквально тем, что его мучило почти всё время после поединка. Но он нашёл в себе силы сказать:       — А вдруг ей надоест? — его голос звучал глухо. — Что, если моя беспомощность всё однажды испортит?       Амидамару не стал отвечать сразу. Он наблюдал, как Йо вслушивался в мир вокруг, иногда по привычке вертел головой, идя по городу, который раньше так хорошо знал. Йо всегда был сильным, но сейчас эта сила была направлена против него самого, и чувства раздирали его, лишая привычной уравновешенности. Самурай понимал, о чём беспокоится Йо, и это его даже немного веселило: с высоты своих прожитых лет он видел то, чего не мог заметить Йо.       — Ты не беспомощен, Йо, — мягко сказал Амидамару. — И Анна это знает.       Йо упрямо сжал губы.       — А что, если Хао прав? И я так и останусь… — он взмахнул руками, указывая на всего себя, — поломанным? Как Анне это может нравиться? Вдруг она по-прежнему рядом просто…       Из жалости повисло в воздухе.       Они уже были на мосту, и Йо обессиленно облокотился на деревянные перила. Его ноги дрожали.       — Хао просто пытается тебя раззадорить. Я не одобряю его поведения, хотя не могу не признать, что иногда оно довольно… эффективно, — Амидамару говорил спокойно, стараясь уравновесить Йо. Ведь сейчас это был не совсем он — иногда уныние или злость накатывали на шамана внезапно, не имея ничего общего с тем, какой была его душадовсего этого. — И Анна… разве она говорила тебе что-то подобное?       Йо грустно улыбнулся.       — Конечно, нет. Но я знаю Анну. Она ничего не скажет, даже если будет разочарована.       Амидамару тихо хмыкнул. Молодость.       — Йо, я видел, как Анна смотрела на тебя в прихожей. Это не было похоже на разочарование.       Йо вскинул голову, пытаясь отыскать хранителя глазами, в которых вспыхнула робкая надежда.       — А на что было?       Амидамару немного помедлил, и его голос зазвучал мягче:       — Спроси её сам, — предложил самурай. — Вам давно стоит поговорить, а не бегать друг от друга.       Лицо Йо прояснилось. Он сделал долгий выдох, опустошая до конца лёгкие, и оттолкнулся от перил, выпрямляясь.       — Спасибо, Амидамару, — тихо произнёс он, зная, что дух всё равно его услышит.       И он пошёл вперёд, преодолевая последние метры до храма. Амидамару какое-то время разглядывал его спину, с затаённой болью отмечая шрамы, что выглядывали из-под рукавов футболки и ветвями покрывали кожу до самых пальцев. Он не знал, как вложить в голову Йо не просто слова других, а знание, что тот бой не сломал его, а сделал сильнее. Ведь победу нельзя присвоить себе, если видишь только её последствия, но не знаешь, как ты к ней пришёл. И пока Йо не вспомнит сам… То так и будет считать, что в каком-то смысле проиграл.       Он со вздохом последовал за шаманом. Ему не нравилось чувствовать беспомощным себя, но рядом с Йо в последний месяц это было неизменно так, ведь он никак физически не мог ему помочь. Какой толк от всей его духовной мощи, если для Йо сейчас опасным может стать буквально всё?       — Йо! — воскликнул Амидамару, когда Асакура потерял равновесие на скользкой ступеньке.       Йо сидел на холодной земле и посмеивался, потирая ушибленное колено.       — Эта лестница стала ещё более скользкой со вчерашнего дня, — пожаловался он.       Амидамару нахмурился. Дело было не в лестнице. Правая нога Йо подрагивала даже в таком неподвижном положении, и тут виноват был явно не удар от падения. Йо как будто почувствовал, куда смотрит его хранитель, и сжал ногу руками, останавливая дрожь.       — Всё нормально. Просто не вижу льда. — Он неуклюже поднялся, поморщившись.       Амидамару хотел сказать что-то, но удержал себя. Нервные окончания в правом бедре у Йо восстанавливались медленнее, и на это нельзя было повлиять. Только дать время — так говорил Фауст. Но Йо не собирался себя жалеть. Он упорно ходил по дому кругами, пытаясь вернуть ногам чувствительность, и сейчас, едва дойдя до храма вчера, на чистом упрямстве дошёл снова. Поэтому Амидамару подавлял глупый порыв предложить вернуться домой: Йо просил о самой малости — увидеть в нём воина снова, и самурай твёрдо решил не мешать.       Подъём по лестнице был тошнотворно медленным. Несколько раз Йо оскальзывался, раздирая сильнее свежие царапины на ладонях, но упорно сцеплял зубы и шёл дальше.       — Прости, что я не могу помочь, — скорбно покачал головой Амидамару.       — А мне… и не нужна помощь, — прошипел Йо, вскарабкавшись на последнюю ступеньку и устало упав на спину.       Он какое-то время провёл так, прикрыв глаза и восстанавливая дыхание. Через пару минут всё же пошевелился, стирая с лица пот, и сел, довольно улыбаясь.       — Пошли внутрь, Амидамару. Ты ведь там никогда не был? Тебе понравится.       В храме снова не было посетителей. Йо довольно уверенно нашёл нужную скамейку, не объясняя, почему проигнорировал несколько других, и опустился на неё, перед этим огладив подушечками пальцев старое дерево и находя нужные потёртости.       Амидамару незримо застыл за его спиной. Служители в таких местах вполне могли его увидеть, и он старался не привлекать лишнего внимания.       — И что ты задумал? — поинтересовался он, наблюдая, как Йо расслабляет плечи и складывает ладони на коленях.       — Это моя тренировка, — безмятежно пояснил Йо, прикрывая глаза.       Амидамару задумался. Обычно все медитации Йо дремал, хотя самурай знал, что уровень осознанности Йо велик. Но последний раз он медитировал, чтобы освоить технику растворения…       — Это не то, о чём ты подумал, Амидамару, — улыбнулся шаман, оглянувшись на него через плечо, словно угадал мысли. — Я просто хочу однажды подняться по этой лестнице, как раньше. До всего. А для этого мне нужно найти новый способ видеть. Иначе всё, чем мы сможем блеснуть на турнире, будет единение, — хмыкнул он.       В глубине души Амидамару был с ним согласен. Они действительно попробовали провести единение несколько дней назад и обнаружили, что, если Йо полностью передаёт ему контроль, то они даже могут двигаться, ведь самурай смотрел на мир через свои глаза. Но этого было мало. Он чувствовал, как Йо ослаб, и с каким трудом удерживал в себе его дух, ставший для него теперь слишком мощным. Они не пробовали ничего сложнее, но, даже если бы Йо хватило сил на двойную трансформацию, от неё было бы мало толка.       — И что ты придумал?       Йо немного помолчал, решая, как объяснить.       — Я вспомнил про пещеру Тартар, Амидамару, — тихо произнёс он. — Тебя там со мной не было, но сейчас всё моё существование — это сплошной чёрный туннель. И тогда… я нашёл способ, как выйти. Значит, смогу и теперь.       Вот оно. В пещере Йо лишился всех пяти чувств, и сумел пройти её, полагаясь на свою духовную силу. Там не было ничего — только изоляция, тьма и иллюзии, которые порождало напуганное сознание.       — Ага, — продолжил Йо. — Мы с тобой не говорили об этом, но там меня вывело фурёку. Им я чувствовал все вибрации пространства. Это, на самом деле, было проще, чем сейчас: я знал, что всё закончится. И, несмотря на всех духов, что там живут, там ничто не мешало концентрации. В городе, с людьми… — он нахмурился, — всё иначе. Но вчера у меня немного получилось. Я просто должен заново научиться.       И он отвернулся, снова закрывая глаза. Раздражало, что теперь в этом не было особого смысла: чернота под веками была такой же, как и весь мир. Но так было легче сосредоточиться, будто мозг всё ещё нуждался в привычных ритуалах. Йо замедлил дыхание, чувствуя, как вдохи становятся легче, а выдохи — длиннее. Спать не хотелось. Раньше он мог задремать, когда угодно, но после битвы это прошло. Теперь сны были тяжелее, погружали его в образы недостижимого ныне мира, и ему это не нравилось, бередило душу. Следовало смириться. И найти другие пути.       Под кожей заплясало фурёку. Йо подавил соблазн почувствовать его в каждой своей клеточке, ведь, несмотря на очевидную опасность, это опьяняло — и вместе с тем было единственным способом, к которому он привык, тренируясь во время турнира. Он хорошо умел это: находить потоки фурёку в мире, сливая с ними самого себя, стирать собственные границы, становясь ничем. Если не брать во внимание последствия, то первый этап растворения был отточен у Йо до автоматизма. Однако сейчас требовалось нечто иное.       Поэтому он сконцентрировался на том, чтобы остаться на месте. Это оказалось неожиданно тяжело. Вместо того, чтобы стать частью пространства, он должен был просто наблюдать за ним, сохраняя себя, и окружающий мир не собирался ему в этом помогать. Эта медитация принципиально отличалась от того, к чему он привык — тут не было фокуса на внутренних ощущениях, всё его внимание было направлено вовне. Как будто он был камнем в бушующей реке, и каждую волну нужно было почувствовать, не дав ей унести себя.       Поначалу было глухо. В груди упрямо бухало сердце, и, когда он старался настолько сильно, от медитации не оставалось практически ничего. Ведь мира было слишком много. Даже этот кусочек храма содержал в себе чёртову тонну информации, духовных следов, звуков и ощущений, и это всё обрушивалось на Йо каскадом, не позволяя ухватиться за что-то одно. Хотелось открыть глаза, заземлить себя знакомым образом, и Йо подавлял этот бессмысленный соблазн. Это было даже странно — насколько ему сложно было сосредоточиться.       Но понемногу все обретало чёткость. Напряжение в груди чуть ослабло, и вместо глухого шума вокруг зазвучал лёгкий, едва различимый шелест: неотчётливая мелодия, которую он раньше не мог услышать. Он уже не пытался слепо раствориться, как умел, и не старался вырвать себя из круговорота энергий. На этот раз он старался удержаться на грани: оставаться собой, но при этом чувствовать пространство вокруг. Поначалу это было трудно, словно стоять на узком мостике над бурной рекой и смотреть не вниз, а вдаль, не позволяя себе ни шагнуть вперёд, ни отступить назад.       С каждой новой секундой ему удавалось различать всё более тонкие следы фурёку и оттенки духовной энергии. Йо начал понимать, что если техника растворения заставляла его исчезать, сливаясь с потоком без остатка, то сейчас он должен был смотреть иначе. Не стать потоком, а заметить его течение. Не раствориться, а уловить форму вещей, вибрации пространства, будто то были невидимые нити, оплетающие каждую деталь храма. Они не были похожи на зрительные образы или звуки — незримые колебания стелились тонкими волнами, огибали его, отражались от стен, просачивались сквозь пол, устремлялись к потерянному в высоте потолку. Под чуткими пальцами чувствовалось тёплое дыхание дерева — оно словно подсказывало, куда плывёт энергия, в какой узор сплетается. Каменные колонны храма обрели форму в его голове, а ветер, заходящий сквозь двери и ребра арок, мягко касался лица Йо, и он ощущал его направления и след тех мест, откуда он прилетел. В этом зыбком состоянии каждый предмет, каждый уголок пространства разговаривал с ним на собственном языке вибраций, и Йо нужно было всего лишь научиться слушать, не теряя себя.       Он парил на границе между собой и храмом. Все обретало ясность, какую не могло дать обычное зрение, как будто кто-то протёр покрытые пылью стёкла в самом его черепе. На мгновение он уловил вибрацию чьих-то шагов за пределами храма, почувствовал настроение служителя, что проходил мимо, различил слабый привкус чьей-то радости и тень чьей-то тоски — все эти эмоции вспыхивали, как едва заметные огоньки, и гасли в потоке времени. Окружающая энергия давала его восприятию объем, не просто позволяя нащупать границы предметов, а погрузиться в их суть. Он знал об усталости в корнях старого дерева перед храмом, к которому даже не прикасался, и том, как стучит бамбук, унося звук в небо. Чужие эмоции, звуки и энергии были похожи на множество голосов, накладывающихся друг на друга, и задача Йо заключалась в том, чтобы не стать этими голосами, а научиться вычленять их из хаоса, не теряя собственного тембра.       Долго так удержаться было сложно. Каждый вдох приносил новые оттенки фурёку, и с каждым выдохом всё это оседало внутри него. Струны его собственной энергии дрожали, словно норовили сорваться в тот самый знакомый транс растворения: шквал впечатлений сносил его, и хотелось спрятаться от этого, сбежать, растворяясь. Но Йо упрямо держался. Он не должен хотеть исчезнуть, наоборот — понять, где заканчивается он сам и начинается остальной мир, не стирая эту границу, а исследуя её. И чем глубже он вглядывался в этот водоворот ощущений, тем лучше понимал, насколько это отлично от прежних тренировок. Если раньше он был рекой, теряющей себя в океане, то теперь оставался островом — пусть крошечным, но реальным, ощутимым, нерастворимым. И этот остров учился слушать.       Наконец, тонкие нити восприятия начали рваться в его сознании, распадаясь на части, как если бы ветер, до этого ласково обтекавший его, вдруг сменил направление. Йо почувствовал, что удержать это состояние становится невозможным, каждое новое наблюдение барабанным боем выносило все предыдущие. Он сделал ещё один медленный вдох, стараясь не поддаваться легкой панике, но напряжение возросло: каждое новое колебание казалось громче, мешало сосредоточиться. В голове звенело от переизбытка впечатлений.       С неохотой он разомкнул веки, выныривая обратно. В висках странно ломило — не боль, а ощущение, будто он слишком долго слушал сложную мелодию, так и не поняв до конца ее мотив.       Пальцы чуть подрагивали, дыхание оставалось неглубоким, и он на миг закрыл глаза снова, чтобы прийти в себя. Теперь, когда медитация завершилась, его разум работал яснее: он понимал, что сумел коснуться чего-то нового, но еще не умел удержать это состояние. Чуть выпрямившись, Йо провёл рукой по лицу, смахивая выступившую испарину, затем вздохнул и медленно повернул голову туда, где оставил Амидамару.       — Как ты? — негромко спросил хранитель, внимательно следя за ним.       — Я… почти уловил суть, — ответил Йо вполголоса, слегка нахмурившись. Он всё ещё ощущал эхо тех вибраций, рассеянных теперь по сознанию, как осколки стекла на полу. — Сначала было глухо, слишком много шума и впечатлений. Но потом… потом я смог увидеть нечто. Или почувствовать. Как будто на мгновение разглядел узор, из которого всё сплетено. Нити, вибрации… Они разговаривали со мной, хотя я и не мог понять каждого слова. Скорее, узнал, что вообще можно их слышать.       Йо провёл рукой по скамейке, словно убеждаясь, что она всё ещё здесь, и он всё так же сидит на ней, а не витает в некой бесплотной среде. Опираясь на привычную реальность, он мог трезво осознать, что только что сделал.       — Сложно удержать равновесие, когда ты не погружаешься целиком в мир, а лишь пытаешься его прослушать. Я понял, что могу различать потоки фурёку, не стирая себя полностью, но… пока не получается долго. Я чувствовал, как меня окружают следы чужих эмоций, энергии всех предметов, сами стены были одушевленными. Но стоило мне чуть сильнее сосредоточиться, как всё распадалось на обрывки, скользило мимо, а я не мог ухватиться ни за одно ощущение надолго. Слишком… много всего.       Амидамару молчал, давая ему время собрать мысли. Йо потёр затекшую шею. Он чувствовал неприятную усталость, как будто потратил ощутимое количество фурёку. Но всё же радости было больше.       — Но я видел, Амидамару, — продолжил он уже увереннее. — Я понял, что делать дальше.       Амидамару слегка наклонил голову, принимая эти слова с тихой радостью. Йо не нужно было поощрение или жалость — он и сам осознавал, что сделал маленький шаг вперёд. И теперь он впервые за последние недели выглядел уверенным.       — Я горжусь тобой, Йо, — негромко произнёс дух. — И уж раз ты смог изменить своего брата, то с этим ты справишься наверняка.       В интонациях Амидамару Йо уловил звенящий смех, и сам от этого облегчённо рассмеялся. Действительно. Он уже сделал однажды невозможное. Это — просто пустяк.

***

      Хао раздражённо проводил взглядом шумную компанию подростков. Их хотелось сжечь. Он с дурацким облегчением понял, что, несмотря на все усилия Йо, что-то в нем осталось прежним. Например, люди — за небольшим исключением в виде Морти — всё ещё казались бесполезной насмешкой над миром, и он был уверен, что без них планета задышала бы спокойнее. А эта мелочь еще и курила. Мерзость какая.       Он протяжно выдохнул, застыв у витрины магазина. Он стоял здесь уже десять минут, не пытаясь войти, и придумывал себе различные причины, чтобы перенести визит на другой день. Даже сейчас: идея сжечь этих детей была просто попыткой потянуть время. Хао сделал несколько шагов за ними, раздумывая, насколько забавно будет, если лицо писклявого придурка подпалит его собственная сигарета.       Это же просто смешно.       Он усилием воли остановился и повернулся обратно к двери. Это была его первая вылазка в город за эти недели. Было странно, но всё это время он будто прятался в доме Асакур, в тихой части Токио, не приближаясь к оживлённым районам и центру. Хао никогда не был так близко к миру простых людей, в самом его сердце. Ему нравилось ненавидеть его с расстояния, знать, что единственный раз, когда он войдёт в него, будет и последним, ведь всё поглотит очищающий огонь. А теперь он пришёл в него за помощью.       Глупость какая.       Какого чёрта он боится? Это просто магазин. С обычнымит ехническими вещами. И он не то что справится — тут попросту нечего преодолевать, кроме собственного упрямства. Ха. Он, Хао, мог бы просто взять силой то, что должно принадлежать ему, но карман оттягивали монеты вперемешку с нелепыми бумажками, одолженными у Морти. Он рассеянно провёл по ним указательным пальцем, чувствуя нагревшийся гладкий металл. И шагнул вперёд, толкая дверь.       Над головой зазвенел колокольчик, что тут же сбило с мыслей, и Хао с нервозностью завертел головой. Эта штука ещё здесь зачем? Из глубины магазина незамедлительно появился человек. Ну да. Очевидно, что колокольчик нужен тем, кто неспособен определить чужое вторжение иначе. Хао закатил глаза, ступая в крошечное пространство. Свет был тусклее, чем он ожидал, и воздух пах чем-то синтетическим, напоминая ему о тех странных предметах, к которым люди так привыкли. Он огляделся, морщась от спёртого воздуха, небрежным взглядом скользя по высоким стеллажам с рядами ярких неестественных упаковок.       — Я чем-то могу вам помочь?       Хао недовольно скривил губы, отводя взгляд от консультанта. Человеческая суета поражала его своими банальными и предсказуемыми реакциями. Он хотел выдавить презрительное нет и пройти мимо, но грудь стянуло от странного ощущения: осознания, что без помощи он не отличит нужную ему вещь от прочих бесполезных человеческих безделушек. Однако привычка полагаться на собственные силы, а не обращаться за помощью, крепко сидела в нём.       — Нет, — коротко бросил он, даже не стараясь быть вежливым. Резкий тон звучал привычно и ставил всё на свои места. Место, человек. Он сделал шаг вдоль стеллажа, бегло осматривая чужие названия и упаковки, стараясь обмануть себя мыслью, что сейчас быстро найдёт то, что нужно.       Ну да, как же. Он понятия не имел, как это выглядит, кроме размера. И зачем им столько вариантов? Хао прикусил губу, чтобы не выругаться вслух. Отвращение к миру людей росло с каждой новой секундой, но теперь это был не тот яростный, всепоглощающий пожар ненависти, а тоскливое раздражение невежды, который вынужден учиться их убогим правилам. Он сунул руку в карман, нащупал холодный цилиндр батарейки, взятой из плеера Йо. Никогда прежде он не думал, что окажется в такой роли.       Нелепый работник, стоявший чуть поодаль, сделал вид, что отошел и не смотрит в его сторону, но Хао чувствовал его присутствие. Как и колокольчик над дверью, этот консультант был мерой предосторожности, необходимой людям, чтобы не упустить ничего из виду. Хао скосил взгляд и, осознав, что ему придется переступить через себя во второй раз за день, тихо вздохнул.       — Эй, — грубовато позвал он. Его голос прозвучал отрывисто, он злился, что вообще оказался в таком уязвимом положении. — Мне нужна… — Хао достал батарейку и поднял её повыше, — такая же.       Человек подошёл ближе, миролюбиво взглянул на образец и улыбнулся — нейтрально, без тени насмешки. От этого Хао почему-то стало ещё противнее. Как будто он был несмышлёным ребёнком. Однако, несмотря на глухое раздражение, он слушал, стиснув зубы. Консультант указал на ряд упаковок со странными обозначениями, назвал их аа и уточнил, для чего ему они необходимы. Хао напрягся.       — Для штуки с музыкой, — он потёр недовольно переносицу, вспоминая название. — Плеера.       Человек, сутулый и нескладный, слегка приподнял брови.       — Для плеера подойдут вот эти варианты, — указал он на одну из полок.       Плеер. Люди произносили это слово так буднично, будто это было нормально — запирать молнии в ядовитые цилиндры и создавать искусственную музыку, хотя вокруг для них звучал целый мир. Хао тяжелым взглядом окинул предложенные варианты. И какого чёрта их нужно так много? Людей что, правда не пугает, что эти штуки разрушают землю? И это только батарейки. А помимо них, Хао не сомневался, в этом магазине продавалось ещё множество бомб замедленного действия.       — Эти, — отозвался он, показывая на первую попавшуюся упаковку, лишь бы покончить с этим быстрее.       Консультант кивнул, взял выбранные им батарейки и отвернулся, направляясь в начало магазина. Хао неторопливо последовал за ним. И что дальше? Когда они остановились у небольшого стола с непонятными приборами, Хао насторожился. Человек провёл упаковкой вдоль устройства с кнопками и светящимся экраном, извлекая короткий противный писк. Звук показался Хао издёвкой: вот она, культура людей, превративших обмен в ритуал с машинами.       — Триста восемьдесят йен, — спокойно озвучил консультант.       Хао равнодушно извлек из кармана две купюры. На вид они ничем не отличались, кроме цвета и числа, и было неясно, почему одни бумажки были ценнее других. Кроме грязных обрывков чужой энергии, в них не было ничего.       Но человек с невозмутимым видом принял деньги, что-то вбил в свою машину и затем аккуратно вернул ему одну из купюр обратно вместе с мелкими монетами. Хао сжал их в ладони, чуть нахмурился, пытаясь осознать, что произошло. Чертовщина какая-то. Разве нельзя просто отдать батарейки в обмен на что-то более полезное?       Консультант, будто угадав его смятение, слегка улыбнулся:       — Ваша сдача. Спасибо за покупку.       Сдача — внутренне передразнил Хао, но вслух ничего не сказал. Он просто кивнул, сдерживая недовольство, и запихал деньги и покупку в карман. Ясно было одно: когда люди обменивают вещи на бумагу, они играют по идиотским правилам, и ещё им зачем-то нужны бездушные куски жужжащего пластика в качестве посредника. Машина, которая подтверждает, что сделка честна. Для людей это имело смысл, но Хао видел лишь ещё один сумбурный ритуал, который ему пришлось исполнить.       Он повернулся к выходу, не благодаря и не прощаясь, ощущая острую смесь раздражения и странного удовлетворения. Он справился без насилия и криков, обеспечил себе то, что хотел. Но каким образом? Пришлось снисходительно попросить помощи у того, кого он собирался однажды стереть с лица земли. Если это не ирония, то что тогда?       Толкая дверь, он оглянулся на консультанта: тот вновь безмятежно занял своё место между стеллажами. Не понимал, с кем сейчас поговорил. В этом была сила Йо? Знал ли он, что вообще натворил? Хао теперь в каждом человеке видел отпечаток несбывшейся смерти. Того, от чего его брат спас этих ничего не подозревающих людей. У вас есть герой, а вы даже не знаете, чего избежали. Решив не убивать их, он всё равно не рассчитывал, что однажды заговорит с ними, сам блин инициирует весь диалог. Над головой снова звякнул дурацкий колокольчик. По крайней мере, теперь у него были батарейки.       На улице вновь подморозило, схватывая образовавшиеся за ночь лужи тонкой коркой льда. Декабрь в Токио был в этом году странным. Раньше снег никогда не выпадал так рано, и это заставляло Хао напрягаться. Он знал, что происходит. Король давно должен был быть избран, чтобы удержать всё в равновесии, но этого не произошло, и теперь природа сдвигалась с векового ритма. Это было нехорошо. Чёртовы патчи. Они что, не понимают, что промедление просто недопустимо?       Хао тихонечко рыкнул, обходя по кругу скользкие куски асфальта. Было бы забавно, растянись он на этом тротуаре. Страшный огненный шаман не справился с зимой. А ещё из-за этого слегка беспокоил Йо. Когда Хао вернулся в комнату после разговора с Морти, брата уже не было на месте: паршивец незаметно ушёл из дома, никому ничего не сказав. Поэтому завтракали они втроем, погруженные в натянутое молчание, и Хао невероятно бесило, что, несмотря на собственные слова, он всё же переживал за возможности Йо справиться с затянутым в лед городом. Его оправдывало только то, что брат до этого всегда находился с кем-то из них и в пределах видимости, и его прогулки второй день подряд пока казались чем-то из ряда вон.       Хао испытывал что-то вроде облегчения и страха: все полтора месяца этот Йо был не тем, к кому он привык за время турнира. Раненый напуганный мальчишка, лишившийся части воспоминаний, казался чужим. Это вызывало досаду. Все провокации Хао были направлены на то, чтобы снова вытянуть на поверхность прежнего Йо, но максимумом был колючий раздражённый подросток, которого не узнавал вообще никто. Смешно — клочья его собственной души отзывались в Йо охотнее, чем он, настоящий. И теперь эти прогулки, и вчерашняя игра на гитаре, и необычное умиротворение Йо — это напоминало возвращение старого друга, и лишний раз обнадёживало, что однажды Хао снова посмотрит в глаза человеку, который протянул ему руку за гранью жизни. Но если нет?       Это не имеет значения.       Ведь даже если он не вспомнит — что тогда? Хао уже здесь. Повязан всеми возможными верёвками и чувствами, которых в нём раньше не было. Это по-прежнему обескураживало, даже спустя время. И он в очередной раз подавил соблазн ощутить Йо сквозь связь, убедиться, что с его бестолковым отото всё в порядке. В конце концов, не он в этом мире первый ослеп. Разберётся. А если случится что-то действительно серьёзное, то они уже выяснили, что ментальные блоки Хао в такие моменты бессильны.       Успокоенный этими мыслями, он увереннее пошёл вперёд, настойчиво игнорируя все яркие неоновые вывески и толпы людей. Для первого раза вполне достаточно и того, что численность населения города осталась прежней. Он уже почти достиг их спокойного квартала, когда его внимание привлёк небольшой ларёк у дороги: в эту пору их появилось неожиданно много. Город готовился к своим идиотским зимним праздникам.       Он равнодушно прошёл мимо, но замер, уловив тёплый карамельный аромат. Хао не любил сладости. И тем непонятнее была эта остановка. Он оглянулся и скользнул взглядом по прилавку, отмечая нелепые бумажные фонарики и срезанные сосновые ветки, которые использовались в качестве украшения, не торопясь подходить ближе. Его глаза остановились на угольной жаровне: на решётке томились маленькие шарики цвета ирисок, покрытые блестящей корочкой. Кажется, их запах и заставил его остановиться.       Хао нахмурился. Просто… еда. Очередная человеческая попытка превратить любую мелочь в дешёвую сентиментальность.       Тогда почему ты всё ещё смотришь?       — Ничего особенного, — пробормотал он себе под нос, но насмешка вышла неуверенной.       Образ в голове всплыл неожиданно. Воспоминание было тусклым, затёртым, таким старым, что удивительно, как оно всё ещё сохранилось в нём. Он видел жёлтый свет, обрамляющий картинку, деревянный стол в самом её центре и… руки. Такие знакомые ласковые руки. Мама. Она поставила перед ним тарелку с невзрачными рисовыми данго, подгоревшими по краям от огня. Запах в воспоминании был почти таким же. Он помнил этот вкус — мама иногда готовила ему эти сладости, ещё задолго до того, как всё разлетелось в прах.       Хао моргнул. Это ничего не значило. Ничего.       Но ноги сами понесли его к ларьку, и он молча бросил оставшуюся у него купюру на прилавок, указывая продавщице на румяные карамельные шарики. Она сложила всё в картонную коробочку, и он быстро ушел, не реагируя на её восклицания о сдаче.       Забавно. Мама бы рассмеялась, увидь она это.       И на какой-то миг, сжимая в руках тёплую ношу, он действительно подумал, что это смешно. И что-то внутри дрогнуло от чужой щемящей нежности.       Хао в отрешённой задумчивости дошёл до дома, замирая перед воротами. Короткий зимний день подходил к концу, и всё было залито слабым золотистым сиянием. Дыхание горячими облачками вырывалось изо рта, пока он смотрел на окна дома, первый раз за всё время возвращаясь сюда в одиночестве. Это было странно: у него давно не было места, которое он называл бы домом. И ещё непонятнее было для него то, что он сам вернулся сюда, впервые уйдя так далеко. Словно… так было нужно. Как будто он даже не рассматривал другие варианты.       И это осознание разливало в груди робкое тепло, и отчего-то Хао знал, что оно его собственное, не привнесённое в него душой Йо.       Действительно забавно.       Он усмехнулся своим мыслям, не собираясь ни с кем ими делиться, и шагнул вперед, стряхивая с себя оцепенение.       В доме было тихо: Йо всё ещё не вернулся, и Хао нашёл в гостиной только Анну, которая по обыкновению сидела с книжкой в одном из кресел. Она подняла на него черные глаза, молча поднимая брови.       И я рад тебя видеть.       — Где Морти? Или ты совсем замучила малыша своими требованиями?       Он вальяжно подошел к ней вплотную, замирая напротив.       — За это время ты мог бы научиться понятию личного пространства, Хао, — ровно произнесла Анна, возвращая глаза к книге. — А коротышка отправился домой учить уроки. Некоторые всё ещё помнят о том, что знания имеют вес.       Хао хмыкнул и опустил на её подлокотник коробочку с данго. Она слегка повернула голову, прищуриваясь.       — Что это?       — Мой запасной план по уничтожению мира, — ответил Хао серьёзно, встречая ее насторожённый взгляд.       Анна сердито выдохнула через нос, но всё же подцепила пальцами бумажную крышку, с любопытством заглядывая внутрь. Удивлённо нахмурилась.       — Они что, отравлены?       — Возможно, — Хао ухмыльнулся, наблюдая за ее лицом. — Не узнаешь, если не проверишь.       И он отступил назад, разворачиваясь к выходу из гостиной. Уже на пороге его ударило в спину тихое спасибо. Это было неожиданно. Он оглянулся через плечо, вскидывая брови, но Анна уже погрузилась в чтение. Однако он заметил, как её пальцы замерли на самом краю коробочки.       Не за что.       Посмеиваясь про себя, Хао направился к лестнице наверх. Ему нужно было закончить начатое утром — такое же бессмысленное дело, как и эти сладости, но ему не хотелось копаться в себе, чтобы найти причины, зачем он вообще это делает. Он отодвинул сёдзи в их с Йо комнату, погружаясь в тишину. Щёлкнул выключателем. Свет озарил небольшое пространство, позволяя увидеть два футона: его, аккуратно скрученный возле стены, и развороченный, как осиное гнездо, футон Йо.       Младшие братья всегда такие?       Кривя губы, — ведь он всё-таки любил порядок во всем — Хао прошёл к дальней стене, старательно игнорируя бардак. Вероятно, раньше Йо и был более внимательным, но слепота заставляла его создавать хаос даже там, где его быть не должно. Хао остановился возле запылённых полок Йо, на которых рядами стояли компакт-диски. К ним давно не прикасались по вполне очевидным причинам. Сам Хао тоже игнорировал эту часть комнаты, педантично наводя иногда порядок только в шкафу, не позволяя Йо больше раскидывать одежду где попало. Ведь он тоже теперь был частью этого места и не собирался жить в помойке.       Он протянул руку, легонько касаясь пластиковой поверхности. В голове всплыл голос Морти, когда утром он всё же соизволил вернуться на кухню, чтобы получить исчерпывающее объяснение.       — Так что ты там сказал?       Морти смотрел на него с каким-то новым выражением, даже будто слегка улыбался.       — Диски, Хао. Я сказал, что для того, чтобы все работало, нужны диски. Я не понимаю, зачем тебе всё это, — он поднял руки в обезоруживающем жесте, уловив, что Хао уже готовился его перебить. — И я не буду спрашивать. Если ты хочешь что-то сделать, то это твоё дело.       Хао немного расслабился, выжидательно скрещивая руки на груди.       — Молодец. Это тебя не касается, — оскалился он. — И что такое эти твои диски?       Морти начертил на столе небольшой круг.       — Это такие маленькие куски пластика, которые хранят музыку. Новые плееры могут извлекать её из своей памяти без посредника, но у Йо он обычный.       — И… как это работает? Как пластик может помнить музыку?       Морти задумался. Хао нетерпеливо постукивал пальцами по чашке с кофе.       — Ну, как таковой музыки там нет. На каждом диске записано несколько песен, они там находятся в виде крошечных меток, что-то вроде насечек. А плеер лазером… ну, типа как световой луч, — расшифровывает их и превращает в звук.       Это звучало также дико, как и запертые в батарейках молнии. Хао не понимал, чего в нем больше: удивления изобретательности людей или раздражения, что все их создания были такими неоправданно громоздкими.       — Получается, плеер — это просто связующее звено? — медленно уточнил он.       Морти кивнул, обрадованный, что в этот раз Хао сообразил так быстро:       — Да. Без диска плеер и наушники бесполезны, они не смогут создать музыку из пустоты.       На лице Хао читался скепсис, но он всё же сделал вид, что понял. В конце концов, он не обязан глубоко вникать в принципы, достаточно знать, что без этих кругляшков не будет никакой мелодии. Морти, будто прочитав его мысли, тихо добавил:       — Йо всегда носил при себе хотя бы один диск… У него их много. Разные исполнители, разные настроения. Тебе могло бы понравиться. Там есть и то, что он пел вчера.       Так значит, музыку выбирают под настроение? И каждый исполнитель поет о том, о чем умеет говорить лучше всего? Эта мысль отложилась на дне сознания Хао. Он фыркнул, резко развернувшись, чтобы скрыть внезапный всплеск интереса.       — Вот уж вряд ли, — бросил он через плечо, уходя и заставляя Морти лишь беспомощно пожать плечами.       Он аккуратно взял с полки первый попавшийся диск, изучая обложку. Она была ярко-синей, с большими красными буквами, которые Хао не мог прочесть, не зная языка. Темнокожий мужчина с объемной прической лучезарно улыбался с глянца, и Хао присмотрелся, находя опоясывающую диск картонную ленту*. На ней иероглифами было что-то написано, и он вчитался, хмуря лоб. Разговорный блюз. Боб Марли. Похоже, это перевод слов с обложки. Хао догадался, что в катакане было расшифровано имя певца и название сборника, что всё равно мало что ему могло рассказать.       Он вернул диск на место, пальцами перебирая остальные. На некоторых отсутствовали бумажные ленты, и их он пропускал, понимая, что ничего не сможет прочесть.       Хоть где-то Йо тебя обогнал, а?       Эта привязанность брата к чужой культуре удивляла его. Он не просто слушал их музыку, находя в ней что-то особенное, но еще и специально выучил чуждый язык, чтобы лучше понимать песни. Даже не для того, чтобы говорить. Хао не мог понять цели этого действия. Оно казалось лишенным смысла, это просто было ради… удовольствия?       А зачем ты принес Анне рисовые пирожки?       Хао сердито скривился про себя, вытягивая следующий диск, на котором обнаружил полоску перевода. Эбби-роуд. И как это понимать? На старомодной обложке четверо мужчин пересекали полосатую дорогу, годом значился 1969. Он задумался. Брат слушал что-то, написанное задолго до его рождения. Получается, с этих пластиковых штук люди могли дотянуться во времена, когда ещё даже не жили, послушать голоса тех, кто, возможно, уже перешел в мир духов. Ему отчего-то понравилась эта мысль.       Это красиво.       Он поставил диск обратно и тут же взял следующий, дав волю любопытству, пока никто за ним не наблюдал. Нирвана. Форрест Гамп — саундтреки к фильму. Битлз. Альбом маленькие нарушители 1998 года. На последнем диске не было перевода, исполнитель явно был японцем. Хао вытягивал диск за диском, внимательно изучая обложки и пытаясь представить, почему именно их Йо выбрал для своей коллекции. Некоторые были совсем новыми, без царапин и сколов, другие потерты сильнее прочих.       Он выдохнул, отряхивая пальцы от пыли. Это было любопытно — будто он изучал Йо не напрямую, а через значимые для него вещи. Что бы рассказала ему эта музыка, услышь он её? Наверняка, раз брат её слушал, она отражала его философию или мысли. Собирала воедино и успокаивала ум, как Хао мог успокаивать костёр и шелест ветра. Некоторые обложки были умиротворяющими, другие с агрессивными рисунками, и он гадал, отражают ли они настроение музыки, спрятанной за пластиковым корпусом.       Его пальцы замерли, когда острый изучающий взгляд наткнулся на группу дисков, стоявших чуть в стороне от остальных. Хао наклонил голову, пытаясь понять, что его зацепило. Первая видимая обложка резко отличалась от просмотренных ранее — темная, с глубокими контрастами и мрачным изображением. Заветная агония. Это отсюда та вчерашняя песня Йо? Он потянулся к остальным дискам, на каждом видя одно и то же английское название группы, которого не мог прочитать. Многие бумажные ленты были оборваны, где-то сохранилось только название альбома. Насыщение. Тьма перед рассветом. Фобия. Северное сияние. Угли. И везде тяжёлые, кроваво-черные образы с минимальными проблесками света, словно вырванные из беспокойных снов.       Это всё выглядело как нечто, что мог выбрать сам Хао. Как картинки конца света. Он хмыкнул. Что эта мрачная бескомпромиссность забыла в коллекции наивного Йо? Может, чей-то подарок? Хао вгляделся в тьму перед рассветом в своих ладонях и нахмурился. Обложка была затёрта, пластик помутнел от времени и покрылся царапинами, правый верхний уголок откололся, отчего крышка плохо держалась. Он приоткрыл коробку, рассматривая диск, поверхность которого повторяла дизайн обложки: мрачные берег и небо с серпом затмения. Картинка притягивала — это было похоже на то, как он сам видел мир. За светом всегда пряталась мгла.       Эту музыку явно слушали чаще всей прочей. Не понимаю. Хао аккуратно достал диск и повертел в руках, улавливая отголоски энергии. Он сосредоточенно провел пальцем по гладкому краю, вытягивая на поверхность то, что тот скрывал. Лёгкое грубоватое присутствие не походило на то, что обычно можно было ощутить в предметах: казалось, в пластике застряли клочки эмоций. Диск отдавал слабой вибрацией, эхом подавленного напряжения. Это не было ожидаемой яростью, скорее каким-то упрямым беспокойством и тревогой. И это не было тем, что Хао мог бы представить в Йо. Сейчас — возможно, да и то при условии, что виновата его душа. Но раньше? Йо не слушал музыку с момента возвращения, а диски явно хранились у него уже долгое время, и были заслушаны до дыр ещё до вступления в турнир. Если музыка была такой же глубокой и упрямой, как обложка и остатки энергии, то у Хао к Йо было много вопросов. Безмятежный Йо? Слушает вот это?       Хао нахмурился сильнее, выдыхая через нос.       — Так значит, — пробормотал он, убирая диск обратно, — это твоё расслабление?       Он ещё раз окинул группу альбомов взглядом, чувствуя слабое беспокойство. Кем был тот Йо, который слушал их? Хао всегда представлял брата лёгким и неконфликтным, и во время слияния душ не обратил никакого внимания на то, что погрузил внутрь себя. А потом свет поглотил все, и у Хао создалась очень устойчивая иллюзия, что квинтэссенция Йо — это какой-то божественный мягкий огонь, которого не бывает у обычных людей. И теперь эти диски.       Какого чёрта?       Хао в последний раз коснулся рукой одного из них, а затем отступил на шаг. Внутри свербило раздражением и легкой завистью. Эти затёртые и потресканные коробочки хранили нечто, о чем Йо никогда не упоминал вслух, и чего Хао не улавливал, даже получив монополию на сознание брата. И они были явно важны — ни один другой диск на полках не выглядел так. Хао на миг показалось, что его обманули. Это было не тем, что он ожидал здесь увидеть, и не тем, каким он видел Йо. И это вызывало в нём волны любопытства и невольного уважения: в младшем Асакуре было что-то глубже, чем просто доброта, и эта часть странно резонировала с самим Хао. Будто они оказались более похожими, чем он ожидал. Он уловил в себе неожиданное желание услышать однажды эту музыку. И даже не стал его подавлять, напоминая себе, зачем он сюда пришёл.       Хао отвернулся от полок и подошёл к шкафу, извлекая из его глубины наушники и плеер. Он перепрятал их сюда после завтрака, решив, что не станет снова пытаться всё починить на обледеневшей крыше. Йо всё равно бы их не нашел — Хао систематизировал все полки так, чтобы брат чётко знал, где лежат его вещи, и настойчиво заставлял возвращать всё на те же места. Это было удобно им обоим: Хао не злился на беспорядок, а Йо чувствовал себя более независимым.       Он влез на подоконник, чтобы заранее увидеть Йо на подходе к дому, и положил наушники перед собой. Самое блин сложное. После объяснений Морти предстояло разобраться, где его фурёку ошиблось, и заново соединить все провода, чтобы наушники заработали.       И ещё — понять, как меняют эти чёртовы батарейки. Хао протяжно застонал, предвкушая долгий вечер.

***

      Йо приблизился к дому уже в темноте. Обратная дорога заняла много времени: несмотря на то, что он ещё какое-то время провёл в храме, предприняв несколько новых попыток почувствовать мир по-новому, ноги так и не отдохнули. Он шёл раздражающе медленно и постоянно спотыкался. Примерно на десятый обеспокоенный оклик Амидамару не сдержался, грубо огрызнулся исчезни и продолжил путь в долгожданной тишине. Йо уже было немного стыдно за эту вспышку, тем более что Амидамару всё равно незримо оставался рядом. Завтра он попросит у него прощения.       А сейчас — в груди глухо ворчало раздражение, которое у него уже не хватило сил подавить. Он надеялся, что прогресс с медитациями окажется более быстрым, но с каждым новым разом ощущения становились всё более беспорядочными и оглушающими, дезориентировали всё сильнее, и он остался собой недоволен. Йо понимал, что это нормально, и что он уже многого достиг за последний месяц, но ничего не мог с собой поделать. Дурацкая тьма Хао была упрямой, постоянно подтачивала изнутри, выплескиваясь в моменты уязвимости. А сейчас это было его перманентным состоянием.       Ещё эти ноги. В привычном спокойном настроении Йо знал, что справится. Не мог не справиться. Это просто ещё одна тренировка, ещё одно препятствие, чтобы стать сильнее. Но как же он злился на себя сейчас. Идиотское онемение уже охватило оба бедра, и он знал, что за этим последует, и хорошо, если он успеет переступить порог до того, как одна из ног предательски подломится под ним.       Ты просто устал. Дыши.       Он обхватил руками створку ворот, силясь успокоиться. Не хотелось входить в дом в таком состоянии. Хотя особой разницы не было: он чувствовал, что уже наступил глубокий вечер, и Хао с Анной вполне могли отправиться спать, не дожидаясь его. В это верилось с трудом, но он был бы даже рад избежать сейчас встречи. Тем более что кожа полыхала жарче обычного, и это привлекло бы внимание.       Йо сделал несколько глубоких вдохов, старательно игнорируя раздражение. Это просто длинный день. Ему нужно отдохнуть и немного осознаннее осмыслить необходимость в завтрашней прогулке.       Вот так. Ещё пара вдохов.       Он не ожидал, что душа брата окажется такой невыносимой. Знал, но всё равно оказался не готов. Йо казалось, что ему придется бороться с чем-то фундаментальным, злым и жестоким, но чаще всего это было просто усиление его негативных эмоций. И эта малость выматывала больше, чем все чертовы драки и события турнира, ведь он буквально больше не мог предугадать своих реакций. В такие моменты он со стыдом осознавал, что злится на Хао. Понимал, что злость не до конца его, и всё равно ничего не мог сделать. Это был замкнутый круг: тьма брата жила в нем, и даже направленную на себя агрессию она усиливала в несколько раз.       Йо с досадой понял, что прямо сейчас успокоиться не получится. Сердито выдохнул сквозь рот и оттолкнулся от ворот, ступая во двор. Путь по тропинке был выучен им наизусть, но он всё равно пару раз поскользнулся на застывших лужах, с чертыханиями удерживая равновесие. В доме было тихо. Он не знал, горит ли свет, но обострённым слухом не уловил никаких звуков из гостиной.       Хвала духам.       Йо тяжело опустился на порог дома в прихожей и принялся разматывать обледеневшие шнурки. Они не поддавались, и он резко сорвал ботинки с ног, кидая их куда-то в глубину коридора. Просто прекрасно. Теперь утром придется искать их наощупь. Внутри всё зудело и чесалось от раздражения. А ещё хотелось заснуть прямо тут, но он поморщился, представив, какую взбучку ему устроят с утра невеста и брат. Поэтому он с кряхтением поднялся и направился к лестнице, рукой ощупывая стену, потому что сил на самостоятельное передвижение в темноте в нём не осталось.       Наверху тоже царила тишина. Интересно, сколько же времени он провёл в храме? Отчего-то казалось, что в воздухе витает напряжение, и Йо надеялся, что оно не связано с ним. Он дошёл до комнаты и неслышно коснулся двери, колеблясь. Спит ли Хао? Йо попробовал отодвинуть дверь, но услышал стремительные шаги и замер. Изнутри сёдзи удержали. Ну и что это?       — Хао? Ты не спишь? — негромко произнес он.       — Как видишь, — хмыкнули ему через перегородку.       — Тогда… — Йо помялся, не уверенный, точно ли должен спрашивать разрешения зайти в свою комнату. — Я войду?       За дверью воцарилось молчание. Потом донёсся смешок и лаконичный ответ:       — Нет.       И как это понимать? Йо нахмурился, особо не настроенный на шутки.       — Что?..       — Сегодня ты сюда не заходишь.       — И, — Йо пытался подобрать слова, понимая абсурдность ситуации, — почему?       — Я так сказал.       Йо посверлил дверь невидящим взглядом. Это было чем-то новеньким. Кожа мгновенно отозвалась новой волной огня, и ему захотелось огрызнуться. Он попытался дотянуться до Хао через связь, но уловил только отголоски усталости и неясного замешательства. Ладно. Значит, ему нужно уединиться.       Йо заставил себя сдвинуться с места и с содроганием сделал несколько шагов назад. Ноги ныли нестерпимо, и всё, чего хотелось — это успеть упасть на футон до того, как чувствительность даст сбой. Но, похоже, ему ещё предстоял ошеломительный спуск обратно в гостиную. Внутренне кипя, Йо стал спускаться по лестнице, крепко хватаясь за перила. Чёртов идиот, да что он о себе возомнил, как будто весь дом принадлежит ему, как можно быть таким невыносимым, самодовольным…       Он споткнулся на пороге гостиной и едва успел ухватиться за стену. Так. Хорошо. Диван почти рядом. Йо расправил плечи, наполняя себя мнимой уверенностью. Это не могло быть сложно. Он смог вырваться из души самого злобного шамана в мире и изобрел собственную технику. Его невеста — Анна Киояма. Пару метров до цели не могут с этим конкурировать. Он оттолкнулся от стены и сосредоточенно пошел вперед, задержав на всякий случай дыхание. Еще буквально пара шагов… Под пяткой неожиданно оказалась небрежно брошенная на пол диванная подушка.       Йо взмахнул руками, но в этот момент правая нога решила исчезнуть, и он с задушенным полувздохом повалился на пол, больно отбив локти. Несколько секунд он просто лежал, делая вид, что разглядывает потолок.       Отлично. Просто прекрасно.       Почему-то именно сейчас злость решила утихнуть. Вместо нее пришла странная, почти детская беспомощность, от которой хотелось рассмеяться. Он не делал попыток встать, чувствуя, как напряженное тело блаженно разжимается. Коснулся пальцами бедра, которое тут же отозвалось ноющей болью.       — Ну что, Асакура, достойно. Хотел добраться до дивана — почти получилось. Пол тоже ничего, — хмыкнул Йо сам себе.       Ему стало смешно. Пожалуй, это лучше, чем заснуть в коридоре. Он даже мог бы устроиться тут на ночь, особой разницы всё равно уже не было. Надо же возвращать себе репутацию человека, который может заснуть где и когда угодно. Он потянулся, хватая дурацкую подушку и подкладывая её себе под голову. Идеальное завершение идиотского дня. Ха.       На лестнице послышались лёгкие шаги. Йо лениво повернул голову ко входу. По сгустившемуся молчанию угадал, что в дверях застыла Анна. Последовала недолгая пауза, пока она изучала открывшуюся картину.       — Скажи мне, это часть твоей медитации? — прозвучал небрежный вопрос.       Йо хохотнул, поднимая голову и отыскивая ее глазами.       — Конечно. Я пытаюсь почувствовать, как энергия проходит сквозь пол.       — Ты выглядишь так, будто уже час валяешься здесь, — раздражённо выдохнула Анна, подходя ближе. — Мог бы кого-то позвать.       Йо слабо улыбнулся, представляя, как всё это выглядит в её глазах.       — Мне не хотелось нарушать твой сон.       Он услышал, как она опустилась рядом, разливая вокруг волны недовольства.       — Как будто можно заснуть, пока ты так шумишь       Йо не видел, как Анна обшаривала его беспокойным взглядом. На мгновение её глаза задержались на его ногах. Она сжала губы в тонкую линию, заметив знакомую дрожь, и её лицо приняло привычное выражение холодной решительности. Она потянула его за руки на себя.       — Садись нормально.       — Да я в порядке… — запротестовал Йо, но она его перебила.       — Йо, ты не в порядке. Ты снова проигнорировал то, что чувствуешь, и вот результат.       Он сдался, позволяя её рукам помочь принять ему вертикальное положение.       — Ну... на полу не так уж и плохо.       Анна сощурилась.       — Почему ты просто не пошёл в комнату?       — Хао не пустил, — пробормотал Йо, уже не чувствуя злости на брата. — Он, наверное, решил, что мне полезно поспать на диване.       Её глаза блеснули раздражением.       — Это ваша комната, Йо.       Он покачал головой.       — Ты же знаешь, что я его чувствую. Пускай побеснуется, раз ему так хочется.       Анна вздохнула и устроилась напротив Йо удобнее, поджимая под себя ноги.       — Как знаешь. Всё равно ты сейчас никуда не дойдешь.       И она мягко прикоснулась к его бедру, слегка сжимая мышцы. Йо едва заметно напрягся.       — Я могу сам. Ты знаешь.       — Можешь, но не делаешь, — строго ответила она. — Так что раздевайся.       Йо рассмеялся. Эти моменты были единственными, когда Анна позволяла себе задерживаться рядом с ним дольше необходимого, сохраняя тактильный контакт. Он неуклюже принялся стягивать с себя джинсы, чувствуя рядом её молчаливое присутствие. Небрежно положил их рядом, почти видя, как Анна на это закатила глаза.       Она переместилась ближе, недолго помедлила, а затем коснулась руками разгоряченной кожи. Осторожно повела ладонь от колена вверх, ощущая сведенные мышцы. Это… было хуже, чем обычно. Она подняла на него глаза, замечая напряженную морщинку между бровей.       — Фауст говорил, что массаж необходим каждый день, Йо, — тихо сказала Анна, опуская глаза обратно.       Он прерывисто вздохнул, когда она принялась разминать особо болезненный участок.       — Я… не хотел грузить тебя.       — Дурак, — поддела она беззлобно.       Её пальцы бережно проглаживали мышцы, слегка надавливая. Она старалась держать дистанцию, как делала это всегда, сосредоточившись только на процессе. Правая нога, с которой она начала, долго не поддавалась, и некоторое время у неё никак не получалось успокоить бесконтрольное подёргивание в бедре. Но понемногу дрожь утихла, и движения Анны стали более размеренными и лёгкими.       — Ты же понимаешь, я теперь просто обязан думать, что тебе это нравится, — пошутил Йо.       Она подняла бровь и сжала пальцы чуть сильнее, заставляя Йо болезненно скривиться.       — Лучше молчи.       Но внутри что-то откликалось на его слова. Ей правда нравились эти тихие моменты между ними. Поначалу было странно — в первые дни Фауст объяснил ей, как важен массаж для восстановления нервных окончаний, и терпеливо показал, как правильно его выполнять. Йо особо ни на что не реагировал, и молчание было холодным и неуютным. Она старалась выполнять это просто как очередное задание, не задумываясь об эмоциональной части. Тогда было… просто тяжело. Но через какое-то время Йо стал возвращаться, и они оба свыклись с этим ритуалом, как и со многими другими. И это было её способом поддержать его, потому что она понимала, как всё изменилось после турнира, но пока не нашла новых путей, чтобы выразить свои эмоции.       Анна переключилась на второе бедро, склоняясь чуть ниже и волосами щекоча его кожу. Йо с облегчением пошевелил ногой и откинулся на отведённые назад руки, слегка улыбаясь.       — Анна.       — Что? — Она принялась легонько простукивать мышцы, чуть хмурясь.       — Спасибо, — Йо помедлил. — Не помню, благодарил ли я тебя за всё… это.       Анна не ответила, только ниже наклонилась, пряча полыхающее лицо. Йо не мог её увидеть, и всё равно она чувствовала себя непривычно уязвимой. Её пальцы остановились чуть дольше, чем нужно, прежде чем снова начали движение. Йо ощутил это едва заметное замешательство, но промолчал. Почему-то тишина стала казаться слишком натянутой, хотя раньше такого никогда не было. Она понимала, что уже сделала достаточно, но отчего-то не могла остановиться, намеренно растягивая процесс. Йо действительно вполне мог бы справиться и без неё, но вместо того, чтобы остановиться, её руки снова находили путь по привычным линиям. Это… было странно. Она даже забыла, как её напрягала эта необходимость поначалу.       — Эй, — Йо аккуратно перехватил её руку, заставляя замереть. — На сегодня хватит. Что думаешь?       Анна повернула к нему голову, взглядом останавливаясь на его глазах. Обычно слепые глаза ничего не выражали, но у Йо они всё равно были живыми и искрящимися, как раньше. Он мягко сжал её пальцы.       — Ты устала. Уже поздно, верно?       — Ты гулял до ночи, Йо, — хмыкнула она, отстраняясь. — Я принесу одеяло.       Она поднялась на ноги, оправляя платье, и быстро исчезла в коридоре. Йо прислушивался к её шагам в глубине дома. Его странно цепляло, что рядом с ней часть Хао в нём молчала, будто засыпая. По ногам приятно струилась кровь, и он ощущал лёгкую вибрацию и эхо от касаний Анны. Раньше ему казалось, что она просто выполняет свою часть заботы. Теперь в её прикосновениях чувствовалось что-то... большее. Он не знал, что это было, но впервые за всё это время ему хотелось продлить такие моменты между ними.       Шаман снова улыбнулся сам себе, качая головой. Амидамару был прав, Йо это понял по тому, как Анна себя держала рядом с ним. Осознание было робким и осторожным, но разливало в груди ласковое тепло.       Анна вернулась, шурша одеялом, и кинула его сверху на Йо.       — Постарайся не окоченеть. Я не собираюсь лечить тебя ещё и от воспаления лёгких.       Йо усмехнулся, не торопясь ложиться. Поднял голову, с удивительной точностью находя глаза Анны своими.       — Анна, слушай, я… — он заколебался. — Побудь со мной немного.       Она не ответила. Йо был готов услышать её удаляющиеся шаги, но вместо этого она снова опустилась на пол рядом с ним. Немного помедлила, а затем с шорохом подняла одеяло и скользнула под него, ложась на некотором расстоянии. Йо подавил удивление и медленно лёг на спину, стараясь нечаянно не коснуться её рукой.       — Только пока ты не заснёшь, — резко произнесла Анна.       Он улыбнулся в темноту.       — Без проблем.       Они замолчали, прислушиваясь к тишине дома и негромкому дыханию друг друга, звучавшему почти синхронно.

***

      Хао спустился вниз глубоко за полночь, сжимая в руках починенные наушники. Эти куски пластика потребовали от него много сил, капризно не желая оживать, и он был рад, что Йо понятливо не стал ему мешать. Теперь он размышлял, как лучше их отдать, чтобы это не выглядело… ну, сентиментально. Особых идей не возникло, и он для начала решил просто разыскать Йо, а там уже решить, как быть.       Хао остановился на пороге гостиной, вглядываясь в темноту. Глаза насмешливо сверкнули, когда он угадал в неясных тенях на полу Йо и Анну. Они мирно спали, и он разглядел, как пальцы брата вплелись в волосы такой сдержанной обычно девушки. Ему очень хотелось расхохотаться, но он уговорил себя потерпеть до утра, чтобы накопить побольше похабных шуток. Хао уже представлял лицо Анны, когда он разбудит их утром.       Ухмыляясь, он неслышно приблизился к ним и положил наушники Йо рядом с подушкой с его стороны. Глубоко в груди шевельнулся отголосок искажённой нежности.       Ты хотел стать рок-звездой? Ну так будь ей.