Делец

Когда я умру, не верь в чужие рассказы и делай вид, что я жив

             От давления воды стало больно.              В глубину отшвырнуло ударной волной. Тяжестью воды сдавило, как прессом, и стало так больно, что воздух в легких весь схлопнулся, большими пузырями пошел к поверхности. Соль въелась в спину, как тревожила живые раны, скрытые в ровной коже фруктом Аллена. Она захлебнулась, разъело солью горло, легкие — водой, вода перед глазами смешалась с кровью, которую она откашляла вместе с воздухом.              Впереди, над ней, дробился на солнечном свете кружок, ведущий к поверхности, а ее спазмами в опустевших легких тянуло захлебнуться, забиться и закричать.              Перед глазами в мутной от пузырей и мелкого древесного мусора воде были видны силуэты солдат. Часть их них неподвижно тонули в темном облаке крови, покидающей тела из открытых ран.              Паника дала слабину, и с ней пришла Воля — спокойная, направленная на выживание Воля. На ее фоне время замедлилось, показалось, что еще вполне есть запас сознания для функционирования в бескислородном режиме, и притупилась боль от ударной волны и перепада давления.              Зоуи потребовалось с полминуты, чтобы выплыть к поверхности, избегая огрызков корабля.              Она выбралась на длинные балки неизвестного предназначения, болтающиеся на поверхности воды, с ней вместе на них же вскарабкивался солдат. Воля настолько игнорировала сознание и базовую гигиену самосохранения, что первый вдох на воздухе был не судорожный и благодарный за жизнь, а просто очень долгий. Солдат, выкарабкавшись, тяжело и немного истерично дышал, упав на четвереньки, и Зоуи бросила на него короткий взгляд, а потом посмотрела на остатки корабля: половина его обратилась в щепки, и там погибло много людей, а вторая половина, повернувшись носом к небу, медленно начинала тонуть. Глазами не было видно ни вице-адмирала, ни первопричины этой трагедии.              А потом Воля дернула в сторону, и она пихнула солдата обратно в воду и сама нырнула вслед за ним.              Вице-адмирал блокировал удар меча Кинга, и все позади него, столкнувшееся с волной Воли Вооружения, разлетелось в щепки, которые зонтом разлетелись на таких скоростях, что обычное человеческое тело прошили бы насквозь.              Когда Зоуи предприняла вторую попытку подняться из воды, то обоих снова было не видать, и Воля урывками лоцировала их в сознании даже не телами в пространстве, а что делать на случай чрезвычайной ситуации. Солдат, показавшийся снова — его успело оцарапать, и он капал кровью с лица, трясся почти весь, и все не мог подняться с колен. Гласс отступила от парня чтобы он не вцепился в нее, ища поддержки от страха.              Воля медленно и постепенно возвращала в голову осознанность. Как будто чтобы не снесло голову. Зоуи почувствовала, как начинает подниматься грудь от тяжелых вдохов, как она начинает медленно осознавать, что за секунды спокойствие и контроль плавания в тихом море обратилось тремя разбитыми кораблями, не успевшими уйти по другим курсам, убитыми людьми и битвой вице-адмирала и старшего помощника Йонко. Не как у Белоусов: драться с одним, чтобы дать жить остальным, почти что дуэль, применяя возможный минимум сил. Кинг дрался, не скрывая, кто он такой. А он был нечеловек.              Воля прежде вгоняла в глубокий конфликт с тенью, бросала в проигрышную драку вперед сознания и нагоняла панику и страх, чтобы сознание соглашалось. Теперь сознание поймало оцепенение, а Воля останавливала смятение и страх, как когда солдат видит мертвое тело другого дозорного, сползающее с круто наклоненной палубы в море, и кричит, ударяя кулаком в доску под собой.              Его криков неслышно за грохотом, стоящим от того, что дерутся двое и визжит и гремит воля Вооружения, трещат доски и скрипят тросы, сорванные с лебедок. Гласс по обломкам грот-мачты, болтающимся на воде, перешла на возвышающуюся над морем часть корабля. Нос, скулы, уцелевшие перила лестницы, ведущие к бушприту.              Воля останавливала поток мыслей в голове, притупляла остроту замыслов, передавала новости с боя вице-адмирала и Кинга, чтобы Гласс, севшая на длинный обломок фока, увернулась от улетевшего в ее сторону обломанного клинка. Вице-адмирал уже обезоружен.              Вице-адмирал уже ранен.              Воля на корабле Раша требовала пойти и убить. На корабле Шанкса после Гран Тесоро бросилась драться вообще не дав Гласс даже проснуться. Воля сейчас требовала от сознания безупречной тишины и сосредоточенности, и если придется, то провести глубоко под водой, скажем, еще примерно вечность — потому что только там гарантированная безопасность от Кинга. Он фруктовик. Но пока Воля не регистрировала непосредственной опасности жизни, давала сознанию тихонечко подглядывать в щелочку: чтобы рассмотрела, во что она их двоих затащила. С высоты непотопленного еще носа было отлично видно смазанные силуэты и мерцающие отливы воли Вооружения.              Чтобы Гласс полюбовалась: ее игры привели их сюда, вот конкретно сюда, где Кинг за секунды разбил три корабля, где погибло полтораста человек экипажа каждого корабля, или погибнет в ближайшие несколько суток, а вице-адмирал проиграет через:              Гласс даже глазами не видела, а Воля вслепую ставила: три, два, один и —              — Кинг!              Это конец.              Гласс — ее собственная кончина, она себя убьет.              На уходящем под воду обломке квартердека Кинг возвышался с мечом над Хэндсом плюющим кровью себе под руки, потому что не мог подняться на ноги. И Кинг добил бы вице-адмирала, если бы не обернулся на ее праздный оклик.              Гласс не подглядывала в щелочку. Гласс последовательно перебралась на возвышенность, чтобы вызвать Кинга, и он не искал ее у себя под ногами. Воля может отслеживать бой вице-адмирала Штаба и старшего помощника Йонко, но она не может уследить за замыслами собственного носителя, который неспособен оставаться зрителем. Над всей сверхчеловеческой способностью Воли возвышалось простое человеческое сознание.               Кинг перехватил клинок. Вице-адмирал цеплялся пальцами за палубу, едва держался в сознании.              — Ты Гласс? — спросил Кинг. Кинг никогда не считал себя мечником и мечом сражался постольку-поскольку. Может быть, ему забавна эстетика клинка. Позволяет всякие устрашающие жесты вроде: сбросить кровь одним движением, повести кончиком клинка в сторону, как примеряясь к замаху. Может убить вице-адмирала на полуслове. Но он поднял взгляд на Гласс. За маской было видно только взгляд, сфокусировавшийся на ней как на точке.               — Я, — отозвалась она. Указала медленным кивком на вице-адмирала. — Оставь его. Ты ведь за мной, как мне сказали.              — Кто?              — Джокер.              — Болтливый, — Кинг был не очень рад это слышать. За маской лица не разобрать, но голос выдал раздражение. Он перехватил клинок, занес его над вице-адмиралом, и Гласс прищурилась, чтобы рассмотреть, как он вогнал клинок в доску. В сантиметре от лица вице-адмирала. Возможно, это его забавляло. Зоуи не зажмурилась и не поежилась, только потому что Воля считывала намерение ненамерение убить, как глаза считывали день и ночь. — Оставить? Его? — Кингу кивнул на вице-адмирала. Тот перевернулся на спину. По палубе растекалась кровь. Стекала в воду, начинала клубиться в ней, как дым. Хэндс дышал тяжело — потеряет сознание.              — Чем могу? — спросила она. Гласс — умная. Она редко ведется на провокации. Она гнет свою линию. Ее не интересуют игры Кинга со своими жертвами, ее интересует сделка и ее собственная жизнь.               — Саке, — сказал Кинг. Зоуи подняла брови в удивлении.              — И все?              — Джокер достать его не может. А ты достала. И сделаешь это еще раз.              — При двух условиях, — сказала Гласс.              — Каких?              — Деньги.              — И?              — Оставь команду в живых, — очертила она более конкретно свою прошлую реплику.              Теперь раздражение Кинга выдало то, как он повел плечами — видно, планировал добить Хэндса, просто тянул с этим, чтобы поглядеть напоследок на его неспособность больше драться, на беспомощность перед его силой, олицетворяющей ничтожность Правительства перед ним самим и его капитаном. Рассматривал его с высоты своего роста. Вытащил клинок — тот со скрипом вышел из плотной древесины.              — Слышал, вице-адмирал? — Кинг повернул клинок, что он поймал блик солнца, и яркими пятнами упали несколько солнечных зайчиков на палубу, где сидела Гласс. Она подняла ладонь, чтобы отловить солнечный зайчик до того, как он ослепит ее. Вице-адмирал прохрипел что-то, но сказать не смог. Достаточно отчаянное.              Кинг осмотрел поле боя. Вернее сказать, побоища. Прикидывал, сколько человек в живых останется. Зоуи сидела, свесив ноги над водой. Не так она планировала, что эта история закончится. Хотелось бы более изящно.              А Кингу было явно предпочтительнее перебить всех. У него были причины ненавидеть Дозор в полном составе. Но он убрал клинок за пояс. Зоуи подняла на него взгляд.              — Это будет непросто, Кинг.              — Рыжему так же сказала?              — Рыжий меня ни о чем не просил.              Кинг смерил ее взглядом. Она слезла с релинга. Удержав равновесие, по скользкой крутой палубе съехала к воде. Когда она оказалась на том же обломке, где и произошел бой между старшим помощником Йонко и вице-адмиралом Штаба, стала видна разница в масштабах. Но теперь уже было неважно, потому что они все решили и быть в позиции равного уже не имело такого значения. Зоуи подошла ближе, села на корточки над вице-адмиралом.              — Я сообщу в Штаб, что вы потерпели поражение здесь, вице-адмирал, я думаю, вас найдут меньше чем за несколько суток. Вы постарайтесь выжить и передайте, что я явлюсь, когда придет время, потому что, — Воля не дала Гласс договорить, потому что из воды снова выкарабкался солдат — тот, которого она за шкирку стащила в воду, чтобы его не убило осколками.              Выкарабкался с клинком и пистолетом, какое-то время наблюдал. Кинг не мог его не видеть с высоты своего роста, но парня клинило, похоже, и Кинга он не брал в расчет, драка с ним была слишком безнадежна. И теперь, когда она сидела спиной, решил, что настал его час, и единственной целью, на которую он решился, стала она.              Зоуи увернулась от широкого замаха саблей. Парень не растерялся, тут же наставил на нее пистолет, но от него Воля не соизволила уворачиваться. Дозорный усмехнулся — как будто ее смерть существенно изменит их положение. Но порох вымок, и щелчок без выстрела прозвучал насмешкой. Зоуи забрала у него саблю почти без сопротивления и поднялась.              Солдат бросил взгляд на Кинга — для этого ему пришлось задрать голову, отступил, запнулся, потерял равновесие. Зоуи смахнула лишнюю влагу с сабли. Дозорный уперся руками сзади и попятился. Вице-адмирал явно не мог говорить из-за раны, и его хрип прозвучал вместо слов, и он закашлялся.              — Потому что я обещала это двум честным людям, — закончила Зоуи. — Ты, — она указала саблей на солдата.              — Добьешь? — усмехнувшись, сказал Кинг.              Кошмарил парня. Зоуи скривилась, но не ответила. Надо было перейти в режим мамки. Зоуи выдохнула, откашлялась. Приняла коммодорский тон.              — Возьми себя в руки, — сказала она. — На второй деке должны остаться медикаменты. Нужно найти кого-то из медперсонала, наверняка кто-то выжил, эта часть корабля почти не пострадала, но люди могут быть заперты в ловушке из-за подходящей воды. Найди сначала врачей. Потом собери тех, кто стоит на ногах, постарайтесь помочь выжившим. Найти еду и пресную воду. Два дня в море без связи, пищи и воды — это очень тяжело. Но даже по глотку на человека повысит шансы в разы. Ясно?              Дозорный не ответил, но мелко закивал головой. Было похоже на то, что его в дрожь бросило, но Зоуи предположила, что уже сойдет.              Подробные задачи выживания всегда описывали в дозорных академиях, и Зоуи сдавала по ним чертов экзамен. Не пить соленую воду и мочу. Кровь густеет при снижении потребления воды менее 400 мл в день. Почки отказывают при потреблении менее 200. Укус большинства морских хищников не чувствуется болью — человек остается без ног и просто засыпает от потери крови. Больно, если он выживет. Витамин С есть в рыбьих глазах. В штилевых зонах Гранд Лайн дождь статистически выпадает раз в трое суток. Отравление рыбьим белком — более вероятная смерть, чем от голода, и более мучительная, чем застрелиться. Но это все любой солдат должен знать. Из полезного:              — Лицо от солнца прячьте, а то рано состаритесь. Вас много чему должны были научить, что в академиях вот чего не говорят: в эти двое или трое суток игнорируйте формальную иерархию. Ваша задача — занять четкую позицию лидера, и поскольку только у вас есть четкие указания и непосредственный приказ выжить, за старшего будете вы. Придется с кем-то подраться или кого-то убить, чтобы сохранить порядок, сделайте это. Это спасет людям жизни. Дозорные уставы в случае чрезвычайных ситуаций наказывают бездействие строже, чем за действие, поэтому преступить мораль будет не так страшно, как оставить людей умирать. Подумайте, как вы бы отчитались об этом, представь вас Сенгоку, если в обморок не упадете, конечно.               Это часть указаний прозвучала жутче. Настолько, что солдат перестал трястись и просто слушал, не отводя взгляда. Онемел и боялся двинуться с места. Зоуи дала ему с несколько секунд переварить.              Но Зоуи помнила историю лейтенанта того безымянного корабля, с которого были люди из ее команды, когда ее проверяли на годность к коммодорскому званию. Неспособный лидер в кризисе — смерть.               — Ясно?              Прелесть наличия командиров, что, когда команда пребывает в самом глубоком шоке, они спускают указания. Ясные, осуществимые указания и четкую пирамиду морали, которой можно придерживаться в кризисе. Панику у парня в глазах вытеснило отвращение к тем указаниям и той морали, которую воплощала Зоуи Гласс, но она единственная вела к выживанию, и поэтому он отозвался самым протрезвевшим голосом, на который был способен:              — Так точно.              — Вот и славно, — и Зоуи бросила саблю ему под ноги — а то вдруг ему действительно придется драться.              — Может, здесь останешься? — в голосе Кинга прозвучало раздражение. Ее командирским тоном, тем, что дозорный ее слушал. Тем, что она поставила в средства оплаты жизни этих людей. Зоуи отмахнулась.              — Мне нужно в Город воды, — сказала она.              Город воды — это она раскатала губу.              Ее высадили на технической станции морепоезда, оказавшейся по пути Кинга. Кинга вообще не следовало относить к категории друзей. Он был пират, явился с требованиями невозможного: достать саке к фестивалю на Онигашиме — и не слушал возражений:              — В синдикате игра престолов происходит, я не смогу.              — Гласс, мне все равно.              И юмора он тоже не понял.               — Если все равно, то пусть саке достанет Джокер.              Джокер видно пытался и не смог. Зоуи кое-как отвертелась от четкого временного ограничения. Кинг определенно не войдет в категорию даже надежных союзников или просто приятных людей — до Города воды ему мотаться не пришлось с руки, и оставалось быть благодарной, что он не сбросил ее с высоты своего полета прямо на вагон морепоезда, а они его видели, когда летели.              На технической станции морепоезда, куда ее спустили человечески, а не десантировали без крыльев и парашюта, Зоуи дожидалась поезда примерно сорок минут — скорость полета Кинга была чуть меньше, чем безумная, и она бы посмотрела гонку его и Марко в небе. Когда машинист увидел на технической станции пассажира, с ней долго разбирались сотрудники поезда — как она здесь оказалась и что с ней делать без билета и без денег, но в конце концов ее посадили в вагон, и поезд пошел нагонять отставания из-за пятнадцатиминутной задержки.              Звонили на станцию в Городе воды, где дежурный тоже не совсем знал, что делать, если подбирают безбилетного пассажира. Зоуи предложила сообщить Айсбергу, и эти тревожные достаточно люди решили, что кроме как сообщить мэру, выхода у них никакого нет. Это было чрезмерно обыденно и смешно — вся эта кутерьма и худший сценарий в этой истории был явно не смерть от руки Йонко и не рабство на Мариджое, так что Зоуи даже вздремнула в поезде, а когда до Айсберга дозвонились, сама сказала в трубку:              — Это Гласс, — сказала она, забрав улитку у смешного проводника-контролера, и села на кресло. — Виновата, прыгнула на поезд без билета, но я могу объяснить, — сказала она. Улитка передала беззлобную усмешку и мягкую улыбку, за ней последовавшую. Айсберг, готовившийся решать какие-то проблемы, понял, что звонок пустяковый и просто дает повод размять кости и отвлечься от работы. Он, видно, поднялся из-за стола, чтобы пройтись по кабинету.              — Потрудись, ма, — сказал он с напускной серьезностью.              — У меня был куплен билет на поезд Сан-Фалдо-Город воды, на который я и села двенадцать дней тому назад, но меня сняли с поезда не по моей воле, как раз не доезжая до тех станции.              — Все в порядке?              — Да.              — Пообедаем?              — Мне нужно позвонить, а после я нагряну в Галлей-ла.              — И у тебя будет одно важное дело, — добавил Айсберг. Прозвучало загадочно. Зоуи подняла бровь.              — Какое?              — Увидишь.              Зоуи вернула муши проводнику, и они полюбовно разошлись. Поезду потребовалось еще два с половиной часа, чтобы закончить маршрут до Города воды. Зоуи сидела на креслах одна в целом закутке. Снова — стук рельсов, совершенно неуместное море, дробящее солнце на солнечные зайчики. Ее навыков держать себя в руках хватало, чтобы не ловить вьетнамский флешбек о том, как ее с этого самого поезда вытащили силком и бросили в воронку рабства. Сбежать сбежала, но ценой очень серьезных компромиссов. Не брала в расчет кончину людей. Не планировала ставить под вопрос здоровье ума Федуччи, позволившего ей отсрочку. Совершенно точно не планировала быть должной Кингу.              А под Кинга ее Рыжий привел — про трех старших помощников он сказал давно, и было глупо там, на Сент-Невис, полагать, что ее спасут просто из доброты душевной, как Марко вытащил ее из моря.              Это было некрасиво и завязывалось узлом. В синдикате маячили очень серьезные проблемы. Она фактически призналась в глубоких связях с Йонко, и как они про Рыжего говорили, слышало двое человек — вице-адмирал и один из его людей. Вся эта болтовня, что она сдастся, когда посчитает нужным, это хорошая мина при плохой игре, а если Дозор реально бросит на ее поиске все ресурсы, то она очень быстро окажется в безвыходном положении. Все это — небольшая отсрочка. Небольшая пауза перед трагедией.              Когда поезд прибыл, ее отпустили с богом в город. Зоуи вышла на перрон, долго стояла руки в брюки. Город воды был просто чудесным местом. Зоуи прибыла сюда и вспомнила, что Water7 — чудесное место. Состояло из людей, опаздывающих на поезд и с поезда, из моряков и плотников, из честных людей, студентов и прогуливающихся, нередких гостей со всего мира. В Городе воды просто легко дышалось, здесь не было тюрьмы и рабского аукциона, здесь не вели дел Шичибукаи и не шел подпольный бизнес, а Френки — вообще святой человек, и он не в счет. Зоуи прошла вдоль станции, с той ее стороны, что выходила к городу, а не к морю, прихватила жареной кукурузы и с ней последовала на восток острова. Карс с командой должен был оставаться здесь же, но сперва не к ним.              На Water7 был один гарантированный способ бесплатно без регистрации связаться с сильными мира сего. И не считая того, что дом Френки был у черта на куличках и добираться до туда было как до Марса, это был простейший способ сообщить в Штаб, не ставя себя под угрозу. Дом Френки и его невинный разбой не шел ни в какое сравнение с масштабом ее текущих проблем, и может быть только сам Френки, храня чертежи, мог представить себе, в каком Зоуи примерно находится состоянии. Ее встретили Модзу и Киви, и ее чуть было не затащили в пляску по случаю обеда, но ее заметил Френки и одернул своих девочек.              — Это срочно, Френки, прости, — произнесла она, тяготея к комнате с муши всех номеров. Френки прищурился. Сидел на столе, разумеется, в плавках, и вкручивал отверткой болтик себе в механику руки.              — Тогда потор-ропись, ау, — произнес он, кивнув на двери в известный Зоуи коридор. Киви, стоявшая с колой, почти огорчилась, что не удалось устроить представления.              Зоуи сразу проскользнула к муши. Как там ей говорили:              На быстром наборе: один — Белоус, два — Кайдо, три — Биг мам и четыре — Красноволосый. Пять — Штаб-квартира. Шесть — начальник великой тюрьмы Импел Даун. Номера с семи по девять свободны и наконец на цифре ноль — мэрия этого городишки. Первые две минуты бесплатно, а далее по одному танцу за каждые пять минут. Настроение было не танцевальное, и в две минуты она уложится. Не закрывая дверей Зоуи набрала Штаб, облокотившись о стол, и когда трубку сняли и голос Сенгоку произнес:              — Кто говорит, — похоже, принимать звонки на его муши с посторонних устройств ему не приходилось, Зоуи сказала:              — Вице-адмирал Хэндс и его команда разбиты на полпути к Маринфорду с Сент-Невиса, — она не навигатор назвать более точные координаты, но благо у нее хорошая память и въедливая Воля, передававшая разговоры, включая штурманские: — Течения склонны сносить их дрейфом на северо-запад. Вице-адмирал тяжело ранен. Много человек погибло, оставшихся можно успеть спасти.              Сенгоку помолчал. Зоуи тоже. Здравый смысл подсказал бросать трубку немедленно, потому что Сенгоку-то знал ее по голосу. И должен был спросить первым делом, она ли это, но не спросил.              — Кинг?              — Да.              — Газету видела? — Сенгоку ее узнал, это точно.              — Нет.              — Полюбуйся.              И Сенгоку бросил трубку первым.              Зоуи хотела уйти оттуда побыстрее, но после такого разговора села на стул, и ее две минуты все-таки протикали. Вероятно, многократно, потому что когда она вернулась в зал к клану Френки, Модзу водрузила ей в руки ящик колы. Отложив ящик колы, она спросила, есть ли газета, и ей передали сверток утреннего номера МЭГ. На первой полосе значился заголовок о набеге пиратов Зверей на Сент-Невис.              Зоуи положила газету на стол, развернув складки. “Дозор бездействует!” — провозглашал скандальный заголовок. Скандальный, но не слишком необоснованный — город Сент-Невис был почти стерт с лица земли, вице-адмирал отплыл с Сент-Невис раньше времени, люди Йонко оказались в Гранд Лайн и их не отслеживали ни офицеры, ни спецслужбы. И остров не защитила ни железная дорога, ни близость к Штабу, ни визиты Знати. Звери все еще оставались на Сент-Невис и, сообщал Морганс и прихвостни, потопили два проходящих мимо корабля. На острове обещала разыграться долгая и чудовищная трагедия.              Зоуи хвалила себя за взрывоупорность менталки, а меж тем Сенгоку, узнав, что ему звонит Зоуи Гласс, спровоцировавшая инцидент Сент-Невис (и Сан-Фалдо, вообще-то, тоже), предложил ей газету глянуть. Она определенно хочет себе те же таблетки, что пьет Главнокомандующий. Зоуи таблетки были ни к чему, и она только спросила у Модзу, имеется ли у клана что-то крепче колы, и ей разбавили стакан изрядной порцией рома.              Шла.              По коридору Галлей-ла.              Не падала, только потому что проторчала на кораблях неприлично много времени и в целом обычно не заплеталась в собственных ногах, даже в опьянении.              Перед столом Калифы показала секретарше раскрытую ладонь в знак приветствия, и, хотя она спохватилась не пустить ее войти, толкнула дверь в кабинет Айсберга.              Зоуи пересекла кабинет, поставила на стол две стеклянные бутылочки, и Айсберг поднял на нее взгляд, когда кола встала поверх его чертежа.              Зоуи села в кресло перед его столом, сложив ногу на ногу, и Воля шепнула заранее, и она очень удовлетворенно растянулась в неприятной улыбке.              — Выйди, — это Айсберг сказал Калифе, и она, стоящая в дверях и оповестившая, что Айсберг занят, поправила очки и заперла двери. Айсберг умел звучать не как баловень судьбы. Без глупых добавлений к словам, не так, как будто все не всерьез. Зоуи улыбнулась. — Кола?              — Да, — сказала Зоуи. — Откроете?              Она подала ему бутылку, и Айсберг скрутил с нее пробку достаточно легко. В конце концов, он был плотник, а не белоручка из кабинета. Откуда кола, Айсберг, видно, догадался.              — А сказала, что в порядке, — сказал Айсберг.              — Как идет строительство корабля?              — Отлично. Корабль давно готов, готовится к спуску на воду.              — Так давно готов или готовится к спуску на воду?              Айсберг улыбнулся. Он ждал ее в более вменяемом состоянии, видно, и ее немного небрежная речь человека, совсем немного чрезмерно употребившего внутрь, его огорчила. Но говорил он спокойно, хотя со снисхождением к чужому опьянению. Зоуи не любила снисхождение. И она отпила колы.              — Я завтра буду в порядке, просто газету получила с опозданием.              — А, Сент-Невис, — покачал головой Айсберг. На его лбу появилась морщина, он нахмурился. Ему Сент-Невис доставил не шок и не страх, а неудобство. Какое-то настолько конкретное, что он постучал карандашом по столу.              — В чем дело?              Айсберг посмотрел на нее исподлобья. Зоуи могла бы убеждать его в том, что ее опьянение — это физическое состояние, а мыслит она здраво, но не стала. Для этого было достаточно многозначительно помолчать.              — Дозор настаивает прекратить сообщение морепоезда с Сент-Невис и не вкладывать средств в ремонт дороги. Беспокоятся за ремонт своих кораблей в дефицит ресурсов. Исключить его из маршрута поезда навсегда.              — Звери уничтожили дорогу? — спросила Зоуи. Покачала головой. Штаб предлагал разумные вещи, спору не было.              Вопрос, откуда взялся дефицит? Город воды полностью обслуживал Синдикат Вест Блю.               — И станцию. И порт. И город, — проговорил Айсберг.              — И они все еще там, — сказала Зоуи, указав на газету. Молчание затянулось. И Зоуи поняла. Что Айсберг не слишком доволен такому решению Штаба и следовать ему не хочет. Она подняла на него взгляд. Айсберг, сложив руки в замок, сидел, наклонившись к столу, немного опустив голову. Ему падала тень на лицо, и он смотрел исподлобья — человек, который в состоянии принимать решения, противоречащие указаниям Штаба. Человек, который в состоянии хранить тайну о чертежах древнего оружия. Человек, дожидавшийся, пока до Зоуи сквозь опьянение дойдет, что именно он думает о Штабе и где он их всех видел. Зоуи отвела от него взгляд — по правде сказать не выдержала насмешки, а в незаметном прищуре Айсберга она виднелась. — У вас другие намерения? — спросила она.              — Другие, — ответил Айсберг. Зоуи подняла брови, чтобы услышать продолжение, но Айсберг не раскрыл их содержания. Улыбнулся, чтобы закрыть тему. Обманчиво, но достаточно добродушно, и эта видимая простота и мгновенно сошедшая с лица тень и замысел легко вводили в заблуждение. — Но Штаб отправил какого-то контр-адмирала, чтобы он меня убеждал, — Айсберг посмотрел на часы. Видно, встреча была назначена скоро.              Зоуи медленно покачала головой. Пыталась различить в его виде еще что-то из отголосков его замыслов, но он снова был похож на мальчишку во взрослом костюме и чесал пальцем Тираннозавру спинку.              — Не буду мешать, увидимся завтра, — сказала она и забрала одну бутылочку колы, которую Айсберг открыл для нее. Но не успела подняться, услышала суету и успела только шагнуть в сторону. Дверь распахнулась:              — Мэр занят, у него гости! — это Калифа говорила вслед вошедшему в кабинет контр-адмиралу. — Это сексуальное домогательство, — добавила секретарша, остановившись в дверях и поправив очки. Зоуи растянулась в совершенно ублюдской улыбке. Контр-адмирала в лицо она знала — это был Берк.              — Это важнее, — отрезал Берк. Айсберг поднял на него взгляд. — Вы еще кто, — ее Берк увидел со спины, и Зоуи отпила колы.              — Зоуи Гласс. Давно не виделись, контр-адмирал, — улыбнулась она. Контр-адмирал нахмурился, но видно он не знал про листовку, потому что был не в том звании. И хотя вошел в кабинет он очень стремительно, ее появление его замедлило. Он остановился перед столом, и обвел взглядом Айсберга и ее следом. Зоуи дала ему время, пока тянула колу. Любопытно, что у Берка будет ей сказать. Возможно, ничего. Их ничего не связывало само по себе, а ее личность он вряд ли идентифицировал на Сан-Фалдо.               Лицо контр-адмирала имело настойчивую решительность на входе, но теперь в глазах появился прищур, а молчание выдавало тщательно скрываемое удивление, близкое к восхищению. Зоуи улыбнулась и опустила бутылку колы.              — Я думал, ты мертва.              — Ой, Берк, не вам меня обвинять в преждевременной кончине, — сказала Зоуи, усмехнувшись. О подвигах Берка и о том, что он не чурался прослыть мертвецом, ей рассказала еще Дама. Аллен еще много всего рассказал, чем дело на Сан-Фалдо закончилось.              — А мы виделись? — спросил он. — Ты здесь от Штаба?              — Нет, я не при исполнении, — ответила Зоуи только на второй вопрос, потому что ответ на первый привел бы к неловкости. Это она зря сказала, конечно, но списала дело на ром. Повернулась к Айсбергу. — Я зайду позднее. Или завтра.              — Когда тебе удобно, ма, — отозвался Айсберг. И Зоуи вышла из кабинета, отдав скорее дружеский, чем служебный, салют контр-адмиралу. Берк и Айсберг оба проводили взглядом, как она скрылась за дверью. Калифа вышла с ней и тихонько прикрыла дверь.              Они постояли в коридоре. Калифа смотрела на нее через очки. Зоуи болтала колу в бутылке, чтобы она стала чуть менее газированной, и не так драла горло. Берк все еще в Городе воды, значит? С тех пор как преследовал морепоезд с ней? Ее лица на Сан-Фалдо он так и не видел, хотя по голосу мог бы и узнать. У Сенгоку, например, не возникло сомнений.              Наконец, она повернулась к Калифе.              — А Берк здесь давно?              — С Инцидента Жемчужин, — немногословно ответила Калифа. Взгляд ее был серьезный, оценивающий. Калифа знала — ей Луччи сказал. Зоуи покачала головой.              Мысль на счет Берка закралась другая. Она ему показалась вживую. Может быть, это будет правильно? Показаться живой всем, кому придется, чтобы Штабу было очень-очень сложно объяснить, почему бы ее было нужно искать мертвой. Это было бы очень дерзко и возможно неосмотрительно. Но это было бы проще, чем пытаться утаиться от всех, одновременно бегая от старшего руководства Штаба в полном составе.              Но она подумает об этом позже. Желательно на трезвую голову.                     Экстра 30. Сержант Дредноут              Почему сержант Дредноут последовал указаниям этой женщины, он до конца не разобрался. Он вообще смутно помнил все после удара по кораблю. В один момент полкорабля разлетелось в щепки. Едва он выбрался из воды, эта женщина его кажется попыталась утопить. Не получилось, сержант выбрался. Увидел причину разрушений, но сосредоточился на том, что она пыталась его утопить. Сержант предчувствовал, что дело-то должно быть не в этой женщине, что приказов не следует не из-за нее, что происходит что-то ужаснее, чем конкретно эта женщина. Но почему-то он выбрал фокусироваться на ней. Накатило жестокостью, желанием убить именно ее, потому что она была достижимая цель — худая, безоружная женщина в статусе привилегированного заложника, стоявшая к нему спиной и закрывавшая ему вид на то, как вице-адмирала убьют. Хотя сержант бы наверное в любом случае игнорировал убийство вице-адмирала, потому что все это уже заведомо означало его смерть, так что было неважно.              Сержант подобрал саблю, был намерен убить ее, раз такое дело – у нее не было шансов, и он бы пронзил ее клинком или — лучше! — он ее обезглавит (хотя говорили, что очень сложно без тренировки мечом или саблей перерубить человеческий позвоночник) – лучше! – он ее пристрелит. Но только она обернулась за мгновенье до того, как он нанесет удар. Она обернулась, она ускользнула из-под лезвия, она уперлась лицом в пистолет и снисходительно улыбалась, она не дрогнула от спущенного крючка, тогда у сержанта подкосились ноги (он подумал, что они совсем отказали), и он увидел в ней что-то такое, почему ей нужен был эскорт вице-адмирала, почему им запретили строго-настрого обронить перед ней полслова, почему она стояла без единой царапины на уничтоженном в опилок корабле.              Для нее все это было так ничтожно, что она закончила оборванный разговор, потом обратилась к нему — она его убьет. Сержант пятился. Пятился, как малолетка от ядовитой змеи, открывающей капюшон.               Говорила:               — Возьми себя в руки, — а сержант не вполне слышал, ему казалось, что конкретно она сказала, потому что в голове было только, что он покойник. Его убьет она – она видела спиной, она знала наперед, что он сделает. Или убьет это огромное чудовище с пламенем за спиной, чье лицо было скрыто маской. Человек Йонко — просто смерть прямо здесь и сейчас.               Говорила:              — Придется убить, — разумеется, Звери не оставляют в живых дозорных, никогда, ни единая душа не выживала. Рыжий оставлял выживших, часто – на долгую смерть в море, но люди спасались время от времени и рассказывали страшилки, что Рыжий последний подонок, но им не верили, потому что Рыжего было принято считать весельчаком и заводилой. Белоусы дрались со старшим или с тем, кто вызовется, забирали ценности и уходили. Люди Мамочки часто сами являлись на корабли, искали сделок, и могли убить всех до единого, но если договаривались, то этого не делали. А Звери убивали всех. Без разбору. Она что, офицер у пиратов Зверей? Ну конечно. Это все объясняло.               — Ясно?               — Ясно, – отвечал Дредноут, и это было неплохое предсмертное наставление, которое он целиком пропустил мимо ушей, а потом он не помнил, почему именно, когда они оба убрались с ошметком корабля, он пошел и облазил весь корабль в поисках выживших, медикаментов, почему он пристрелил лейтенанта, никак не в состоянии выйти из истерики, как он велел заворачивать погибших в любые тряпки – парусину, мешковину, гамаки — чтобы создать хотя бы видимость похорон. Ритуалы помогали держать дисциплину. Напомнить причастность к одной организации. Сержант не понял, почему он тряс за плечи еще совсем мальчишку с корабля, на котором плавал — этот затонул в полутораста метрах в стороне, чтобы он разжал зубы и нырнул так глубоко, чтобы найти в тонущем корабле любые тюки или фляги, в которых была бы вода. Почему он на утро велел собирать росу, выпавшую на лезвиях сабель, в любые емкости, почему люди его слушали и делали строго по одному глотку пресной воды, почему врач стал ему отчитываться о том, в каком состоянии находится вице-адмирал. Почему он от зубов помнил каждое слово Гласс. Каждое слово.               Они снились ему в коротком тревожном сне, он вспоминал их ежесекундно, как будто пропустил что-то, что еще имеет безграничную пользу для его выживания и вот этих людей. В одном из коротких провалов в сон вспомнил: велела прятать лицо от солнца. Сержант, проснувшись, немедленно подорвался найти кепку, почти в истерике, что не выполняет ее приказа. Люди бы покрутили пальцем у виска, наблюдая за его одичалым шараханьем по обломкам кораблей. Нашел. По неясной причине. Посмотрел на товарищей — те опустили глаза: нечего было сказать человеку, благодаря которому они все еще живы. Дредноут ничего не сказал людям. Просто все, что она сказала, было истиной в последней инстанции, и точка. И он натянул кепку поглубже.              Еще она сказала — вспомнить нудные лекции. Он не помнил нудных лекций. Кое-кто из врачей помнил, а ему в голову они не въелись, как соль в форштевень. Диктуй она эту бесконечную нудятину, он бы воскресил каждое слово, но ему оставалось только помнить чертов голос этой женщины, велевший убить, если придется, найти питьевую воду и шляпку носить. И сержант убил, когда пришлось, и питьевая вода изошла только на пятые сутки, и обломки корабля и остатки шлюпок, связанных между собой обрывками тросов, тянуло к тропикам, и начинало становиться умопомрачительно жарко, что казалось, что над кожей поднимается пар, и сержант пил черепашью кровь, не такую уж отвратительную на вкус, когда на горизонте замаячили паруса.               Сержант был бы рад помутиться рассудком, но теперь почему-то мыслил очень трезво. Настолько, что пока прочих укладывали в койки с обгоревшей кожей, на грани истерики, его допрашивал коммодор — в присутствии врача — как проходило нападение, почему мертвы почти все офицеры, почему утверждают, что сержант своевольно взял в руки полномочия, на которые не имел права.              Сержант чувствовал на языке оставшийся привкус черепашьей крови, благодаря которой вообще стоял на ногах (хотя возможно он стоял на ногах исключительно на морально-волевых, а черепашья кровь — это было так, плацебо), и его смешила серьезность коммодора – что они ему сделают хуже, чем умереть в море без еды и воды? Ничего. И вообще все уроки жизни ему преподала Гласс. В двух словах. За полминуты. Сержант Дредноут навсегда будет лелеять ее вопрос “ясно?”, отрезвляющий так латентно и безвозвратно, что кажется ему больше никогда ничего не будет неясно. Блять, как же он хотел бы вернуться в прошлое и попасть на ее корабль, когда она исполняла коммодором на G-11.               Дредноут никогда не вилял хвостом перед командованием и не испытывал восторга перед службой, но теперь? Кажется, самое большое его упущение в жизни было не попасть под Гласс несколько месяцев тому назад.               — Дозорные уставы в случае чрезвычайных ситуаций наказывают бездействие строже, чем за действие, поэтому приступить мораль было не так страшно, как оставить людей умирать.              — Подтверждаешь, что убил лейтенанта?              — Так точно.              — Еще?              Сержант качал головой. Положил руки на стол, показал их коммодору. Загибал пальцы.              — Четверых человек. Лейтенанта с Веги — он предлагал суицид. Уиллиса — за истерику. Ботл норовил искупаться в соленой воде и предлагал пить ее вдоволь, вместо той пресной воды, что у нас была в норме на человека. И Олли из санчасти — за попытку эвтаназии вице-адмирала.              Коммодор стоял безмолвный, как пораженный громом этой откровенностью. Сержант почувствовал, что лыбится — как когда Гласс говорит, что убьет двенадцать человек, и замолкает весь камбуз, не в состоянии взяться за сабли. Сержант теперь понял, в чем прелесть такого молчания, когда являешься его причиной. Люди обнажены и беспомощны перед человеком, который не скрывает от них своей страшной и отвратительной сущности. Люди совершенно безоружны перед правдой, которую боятся слышать. Коммодор подозвал помощника, шепнул ему что-то и выставил вон.               — Это подсудное дело, — сказал коммодор.               — Моя совесть чиста, — ответил сержант.              Его надолго оставили в тесной комнате, и только врач поставил ему капельницу с физраствором, и ему дали пить сладковатую кокосовую воду. Сержант долго — много часов — сидел прямо так, и в голове все стучали ее слова, ее чертовы слова, крутились мысли, где она теперь, что она еще сказала – вице-адмиралу, Кингу. Ведь если бы не она, их бы не нашли. Она была на Water7. Она дала обещание каким-то людям показаться на Маринфорде. Каждая мысль теперь включала ее имя, ее фамилию, ее звание, мельтешили газетные заголовки — ее казнь, ее слава, ее преступления, ее смерть, ее розыск: Гласс, Гласс, Гласс, Гласс — и сержант впадал в состояние, близкое к одержимости, которое схлопнулось все разом в безупречную чистоту разума, когда в каюту снова вошел человек — лейтенант, достаточно нахального вида. В кепке, в плаще справедливость, с показывающейся из-под воротника татуировкой то ли в виде цветов, то ли ошметков мяса.               — Встать, — сказал он. Ничего не объяснил. Сержант поднялся, уперевшись о капельницу. Лейтенант потребовал следовать за ним. Вошел и врач. Он собирался помочь вести капельницу следом, но сержант отстранил его рукой. Лейтенант провел его по палубе. Стояло много вооруженных людей. Кораблей всего стояло восемь. Флот все еще не отошел от места крушения, стоял на якорях. Стояла ночь.              Сержант различил, куда они идут, едва они показались на палубе. В каюту командира всех этих восьми кораблей. Сержант и в каюте вице-адмирала Хэндса никогда не был. Он вообще просто солдат. Не слишком сильный артиллерист, не шкипер, не штурман, не навигатор, не инженер тяжелых орудий, посредственный плотник. Приказам хорошо следует. До такого нет дела офицерам. Может быть, самое яркое, что он сделает в своей жизни — это умрет по решению военного суда. Непременно скажет, что Гласс — на данный момент самый эталонный офицер, которого он когда-либо видел и которого он может себе представить.               Улыбаясь мысли о последнем слове, он вошел в каюту, когда лейтенант получил позволение войти и дал ему дорогу. Врачу велели остаться снаружи. Сержант осмотрел каюту. Но не успел ничего заметить. Да и не отличался наблюдательностью, чтобы заметить что-то говорящее и важное.              — Имя, — потребовал сидящий за столом человек. Красный костюм из-под идеально белого плаща бросался ярким пятном в пресной комнате. Лейтенант открыл рот, чтобы кратко изложить все, что о сержанте успели выяснить, но тогда адмирал, опустивший голову к столу, потому что считал бумаги, поднял голову, и козырек кепки открыл его лицо. Его взгляд пробирал до дрожи, и если бы сержант не был полумертв прямо сейчас, то вздрогнул бы. Но вздрогнул только его лейтенант, и закрыл рот, не произнеся ни звука. Вопрос был, видимо, адресован непосредственно сержанту.               — Гласс.              – Что?              Сержант усмехнулся. Это имя единственное, находившееся сейчас у него в голове. Настолько забило все извилины, что он не вспомнил имени этого адмирала, и решил, что будет забавно назвать не свое имя, потому что приказ вроде как его собственного имени и не требовал.              — Дредноут. — Отточенный автоматизм отдал честь за него. Адмирал с усилием заставил себя отпустить ему первую реплику.              — Что произошло?               — На флот вице-адмирала Хэндса во время эскорта Зоуи Гласс в Штаб напал Кинг. Корабли разбиты и не подлежат восстановлению, Хэндс ранен, Гласс покинула корабль. Имеется полторы дюжины выживших в тяжелом и особенно тяжелом состоянии.              А Гласс сказала подумать, как отчитаться, а сержант очень строго следовал ее указаниям. Правда, она говорила про Сенгоку, и потому сержант исключил из отчета все подробности и детали и стремился уложиться в двенадцать секунд. Но тут только адмирал, а не Сенгоку, так что обморока не будет. Сержант все ее указания выполнил. Адмирал покачал головой.              — А Звери?              — Мне неизвестно.              Адмирал зажег сигару. Сержант только сейчас заметил, что он в перчатках. Черных.               — Хорошая работа, солдат, — сказал он.              — Разрешите вопрос. — Адмирал поднял взгляд, когда закурил. — Меня будут судить?              — Нет. Но ты пойдешь со мной на Сент-Невис. Выживешь — я возьмусь за тебя лично, мне нужны несгибаемые люди, способные взять себя в руки и делать то, что должно. Умрешь — значит, недостаточно хорош. Единственный суд, который тебе предстоит. Уведи его, — это адмирал сказал лейтенанту, и тот отдал честь, как курсант. Строго, резво и немного чрезмерно, как с шилом в жопе. Лейтенант боялся командира. Сержанту было уже глубоко-глубоко плевать. Покровительству адмирала он бы предпочел покровительство Гласс. Хотя, появилась одна мысль.               Адмирал, когда они уходили, лейтенанту в спину сказал:               — Скажи Сенгоку, зачистка будет, и я эту грязь сравняю с землей, если придется.               “Если придется убить…”, — пронеслись слова Гласс.               Сержант отвлекся на слова адмирала, а потом сформулировал для себя мысль: Адмирал Акаину и Гласс были похожи. Акаину со временем даже занял второе после Гласс место по первенству эталонности офицеров Дозора. Обоих сержант знал примерно полторы минуты, но ощущение это появилось и с тех пор не проходило никогда.                     Экстра 31. Марко              Появление Кинга на Сент-Невисе вызвало панику. Нагоняли страху в газетах, его подхватывали по кабакам, в порту перешептывались рыбаки, в конце концов о Кинге плели небылицы и пираты, и последняя шлюха, наутро тревожно наблюдая за тем, как Марко одевается, говорила:              — А что будет после…              — Сент-Невис?              — Да.              — Ничего не будет.              — Правда?              — Правда, йой.               Девушка, прикрывая покрывалом грудь, смотрела на то, как он надевает на запястье лог пос. Марко поднял на нее взгляд. Заметил, что она улыбается.              — Что, йой? — спросил он.              — Хорошо, если правда ничего.              Марко усмехнулся. Как мало нужно для спокойствия этих людей на суше: иметь призрачную надежду, что их не похоронит под обломками той войны, которую раздувает пресса. Верить словам пирата, что обойдется. Марко, конечно, не абы какой пират, и его знают на острове. Но все же.               — Береги себя.              — И ты себя, Феникс. И всех ваших, и девочкам передай привет.              Марко поцеловал ее, прежде чем выйти, и она откинулась на подушки, когда он уходил.               Они стояли на острове Дайхё в Новом Мире ровно до сегодняшнего рассвета, но Марко проспал рассвет часа на три, так что Моби Дик должен был уже отойти от острова. Но Марко нагнал их в море в паре десятков миль от берега. Похоже, задержались с отправлением. Он опустился на корму, сбросив крылья, и к нему почти сразу подскочил Харута.              — Марко! Она в Городе воды.              Зоуи Гласс в Городе воды, слава богу. Она исчезла на долгий период после того, как за нее непубличную листовку выписали, а последние недели ее искал Кинг и все Подполье в придачу, по словам Харуты, и учитывая Сент-Невис, искать ее могли не для милой беседы.               Правительство не позволит Зверям удержаться на Сент-Невисе. Они хлынут врассыпную. Эйс и союзники звонили накануне вечером, они удержатся в Раю. Марко примерно сорок лет сознательной жизни провел рядом с Ояджи, наблюдая силовые игры между Йонко. Марко знал наперед — Кинг напал на Сент-Невис не чтобы начать большую войну за Рай. Кайдо вообще в Раю не был последние лет двадцать пять. Это разовая акция. Но они побегут с Сент-Невиса, и побегут в любом случае на пиратские острова. Будет драка. А потом в любом случае начнется передел в Новом Мире как ответ на ответ, и цепной реакцией потянет несколько столкновений. Это все Марко уже сто раз видел, и подраться с людьми Ящера — это за милое дело, но на кой черт им сдалась Гласс. Почему она не выходит на связь? Почему Джокер лично дергает за ниточки, что Харута видит, что звенит вся его липкая паутина.               Гласс — молодая, слабая женщина. Слишком умная, чтобы всем нравиться. Слишком умная, чтобы сидеть на месте. Гласс правильно сделала, что встала под опеку, но какого дьявола она не выходит на связь? Харута с пробелами отследил ее переходы между Гран Тесоро и Городом воды. Корабль ее людей стоял там последние несколько недель, но самой-то ее в городе не было. А после Жемчужин там еще и Дозор кишмя кишел. Но если она все же в Городе воды, она точно найдет улитку на Харуту. Она так уже делала.               — Ее видели?              — Со станции демонтажа передали, — сказал Харута, довольный. Найти человека, напрямую не аффилированного с кораблем, который бы по крайне мере фиксировали при переходах через земли, хоть как-то с ними связанные, было невозможно. Харута гений. — Кстати, под Сент-Невисом Акаину, — сказал Харута.               — Они настолько боятся? — спросил с кривой усмешкой Марко.               — Думаешь, они пойдут на это?              — Уверен, — усмехнулся Марко. — Даст о себе знать, скажи.