Nanny captain

2162.

      Прошло уже около восьми лет с момента её перерождения. Дни сменялись на месяца, летели года и множество вещей, само мировоззрение Кейи, потерпели изменения. Она учала Пандору, быт своих соплеменников, их культуру, язык, песни и танцы и поняла одну простую вещь — здесь не было никаких ужасов из её прошлой жизни, здесь не было денег, которые могли подорвать её психическое состояние за считанные секунды, тут не было понятия, как банкротство, и всего остального, что придумало человечество, чтобы удержать народ в строгих социальных рамках, где они – ничто без чей-либо защиты, государственных органов, поэтому Пандора стала для Ломан отдушиной, Раем, где её навыки солдата стали благословением, где она могла просто растворится в течение дней, в ожидании закатов и рассветов, просто жить, полагаясь на себя, только на свои силы и способности, ну и на знание и опыт своих родителей, а назвать она их так могла, даже с гордостью, какой у неё не было в прошлой жизни.       Руа учила её всем штучкам, которые должна знать любая на'ви: плетение, готовка, вырезания стрел, ножей, чтение молитв перед убийством. Ксаил же брал свою дочь на охоту, учил читать следы, рыбачить, выживать в ночном лесу. Как бы не было страшно солдату перед лицом дикой Пандоры, со своим интересом она ничего поделать не могла, ведь всё опасное её влекло, как мотылька на огонь, она хотела побольше поохотиться, порыбачить, понаблюдать за отцом, что вырезает лук для неё.       Их забота и рвение обучить её всему, чтобы она стала сильной и достойной своего статуса дочери вождя, умилял Ломан, солдата, убившего...сколько же жизней она положила к ногам Великобритании? Их и не сосчитать. Но это всё в прошлом. Теперь она на'ви, что родилась и растёт в родном племени.       Как оказалось, те тёмные тряпки на жителях клана – это кожа змееволка или танатора. Она плотная, крепкая и в ночи помогает перебить собственный запах, избежать нападений, но совсем не ощущается, поэтому Кейя часто останавливается на месте, думая, что ходит совсем голая. Она не может до конца отпустить свою жизнь солдата, человека из 21 века, привыкшего к закрытым костюмам.       Ломан предположила, что, возможно, из-за ночного образа жизни кожа нави её клана стала темнее, чтобы они смогли слиться со спинами икранов и в принципе они почти не видят света, только пару минут в лучах перед сумерками, но и это редкость. Глаза Ломан уже настолько привыкли к темноте, к сумеркам, что она и не замечает смену дня и ночи, только когда поднимает голову к небу и видит Наранаум.       Из-за того, что в прошлом мать Кей Ломан работала в ателье и умела хорошо шить, плетение для Рикейи стало чем-то естественным, знакомым, но своеобразный дизайн она понять не могла, ведь ей нравились простые вещи, имеющие в крайнем случае только два цвета, поэтому Руа и возмутиться не могла на такую «скудную» в плане фантазии работу дочери, может быть, в племени так и было заведено, что яркие цвета не принимались, как за красивые, больше ценились тёмные цвета, узоры, но однотонный стиль совсем не радовал глаз, даже если каждый стежок был проделан идеально.       В плане ношения и удобства Кей была в восторге, хотя в прошлой жизни только в детстве носила что-то открытое, а с возрастом вообще забыла про топики или шорты, просто стеснялась своего тела, что было естественно для любого закомплексованного подростка, но куда ни посмотри у всех соплеменников – от детей до взрослых – тела подтянуты, руки и ноги гибкие, не имеют затруднения или зажатости в движениях, будто бы кошки, это сравнение всё чаще появляется в голове Кейи и поделать она ничего с этим не может. Ей было удобно жить, спать, передвигаться, она вкусно ела, будто бы и не существовало Кей Ломан до этой жизни, не существовало шкафа полностью забитого закрытых вещей, девушки, которая даже ключицы не оголяла.       Теперь она на'ви и это её истинная природа.       Для жителей племени день здесь для сна и отдыха, а ночь для охоты и жизни, поэтому как только село Тсавке, юная на'ви бодро потянувшись, спрыгнула с гамака, отодвигая небольшую каменную заслонку в сторону и открывая своему взору мирное звёздное небо с небесным великаном Наранаум.       Прохладный вечерний воздух ворвался в её комнату, снаружи царила тишина, нарушаемая лишь шелестом ветра и пением неизвестных птиц. Её темная одежда, привычно скрывающая худощавое, но сильное и гибкое тело, слегка смялась во сне.       Дом вождя, что располагался на юге деревни в небольшой парящей горе, в которой образовалась одна единая пещера, чей высокий потолок поддерживался каменными столбами, обязанными различными стеблями растений, ветками, за которые можно прикрепить что угодно:от подвесного гамака, до ткани, что будет разделять одно большое пространство на несколько частей, но это только в том случае, если между столбами сплести дугообразную арку, что будет держать плотную, тяжёлую ткань. А в самом центре, в месте для костра, нет ничего, только голая каменная поверхность, обставленная камням.       Краем уха она услышала как внутри дома трещит огонь и кепит вода. Родители всегда просыпаются до наступления ночи, чтобы успеть приготовить завтрак. Рикейя поспешила выйти к ним, приподнимая одной рукой занавеску своей «хижины», что находилась в правом углу пещеры. Она подбежала сначала к Руа, что сидела у костра и уже заворачивала в листья какую-то еду, а увидев свою дочь уголки её губ приподнялись в нежной улыбке, она молча поцеловала Кейю в макушку, когда та присела рядом с ней, нюхая лист в руках взрослой, пытаясь угадать что сегодня на завтрак, но её уши разочарованно прижались в голове, когда стало ясно, что мяса там нет.       Ксаил, что взял ещё фруктов с подвесной корзины, сел рядом с дочерью, потрепав ту по голове.       — Сегодня у нас плод тэханууль с семенами фкакеву, — говорит вождь во все зубы улыбаясь, ведь знает о том, что больше всего его дочь ненавидит есть на завтрак какие-то фрукты, «здоровую пищу», вместо её обожаемого мяса.       Рикейя морщит нос, но принимает свёрток из рук мамы. Нет, она любит фрукты, но только в качестве перекуса перед обедом, или между обедом и ужином, но завтрак для её всегда должен быть плотным, жирным.       — Рикейя, ты помешана на мясе, а это очень плохо, — Руа смотрит на юную на'ви, что начинает есть плод тэханууля, глаза женщины так проницательны и чисты, добры, но почему-то в её голосе Кейя слышит какую-то недовольную тону. Поднимая взгляд на своего мужа, Руа прищуривает глаза, подмечая знакомую ей хитрую, острую улыбку на его лице. — Но я знаю откуда ноги растут. Твой отец невероятный любитель мяса, главное приучил тебя есть только его любимую еду, а фрукты и здоровую пищу, нет.       Ксаил меняется в лице, поджимает губы и отводит взгляд в сторону:       — Не было такого.       — Было, — говорит Кейя, улыбаясь такой же хитрой, острой улыбкой, как и у Ксаила. — Сегодня ты ведь не возьмёшь меня на охоту, верно? Я буду с мамой?       — Верно, ты будешь сегодня помогать маме, — за время, что провела Кейя с этими двумя, поняла, что её вкусовые предпочтения, черты характера, мимика лица и даже интонация голоса, очень уж схожи с Ксаилом. Внешне она точная копия Руа, а внутренне очень похожа на вождя, даже улыбку они делят на двоих. И сейчас, смотря в глаза отца, она понимала, что он точно хочет её укусить, из собственной вредности на её вредность. — Когда ты не поешь мяса, ты становишься злее меня в сотню раз, — съел с ножа кусочек фрукта, открывая свои острые, крепкие клыки. И вдруг Рикейя вспомнила как ещё недавно у неё эти клыки росли и ужасно болели, она поморщилась и отвела взгляд от отца. Все зубы росли нормально и были очень крепки, но её маленькие клыки были такими чувствительными, что она не могла есть жёсткое, слегка подгорелое мясо, которое так любила, некоторое время назад. Языком она прошлась по ним, подмечая, что действительно они выросли и ещё больше заточились, ведь язык отзывался лёгкой тупой болью.       После завтрака Ксаил встал, надел одеяния вождя: чёрные перья, что вплетены в дугообразную кость, которая надевается на шею, закрывая тыл вождя и его плечи; церемониальный клинок с белым камнем на рукояти, который всегда должен был быть при Оло'эйктане в случае смерти кого-нибудь из племени или рождения; второй кинжал для охоты, который вождь засунул в карман нагрудника из кожи танатора, перевязанном через плечо, обычно карманы делают или на спине, чтобы было удобно достать нож, когда лежишь в засаде, или прямо на груди, но тут уже выбор каждого, у вождя карман на спине; лук с колчаном с такими же чёрными перьями; и последний штрих — это повязка на лоб, которую тоже украсил плоский белый камень. Ксаил хоть и уходил в спешке, но не забыл ещё раз потрепать по волосам своего маленького воина и поцеловать на прощание жену. Когда он уходил, то Рикейя, смотря на его спину, была удивлена как поменялось настроение вокруг него, когда он одевался. Из обычного мужчины, что обменивался с дочерью за завтраком колкостями, до почитаемого воина, чья аура пугает и вселяет некий трепет, что граничит со страхом. Со стороны, если не знать его мягкую сторону, то он больше похож на злодея, на какого-нибудь вождя-деспота, его аура действительно вселяет ужас у маленьких детей, и он всегда передвигается со своими старшими воинами, что напускают ещё больше страха. В племени никто кроме Тсахик и Руа не могут сказать что-то против его слова. Даже старейшины уважают его силу, лишь дают советы и только, но принятие решений только на Оло'эйктане.       А Рикейя осталась дома, почти всю ночь она с Руа корпела над очередным пошивом какой-то тряпки для церемониальных песен, а как они закончили, то решили спуститься к водоёму. Надо было набрать воды для ужина, да некоторые материалы собрать.       В лесу было тихо, редко покрикивали птицы и звери, чьи голоса Кейя могла с лёгкостью различить. Отец учил её пародировать каждый звук, подстраиваться под «шум», чтобы её сигнал могли услышать соплеменники, но не животные. Слух, обоняние и понимание всего живого углубилось в создании солдата, как семя, что росло день ото дня, позволяя ей узнать больше, прочувствовать всю жизнь леса, как что-то простое и маленькое, что можно потрогать руками, прижать к носу и понюхать.       — Рикейя, — кричит Руа, не опасаясь ничего, ведь они на охраняемой зоне, где каждый день проходят охоты, куда животные уже не ходят. — Это не смешно! Нам пора домой, выходи...ох, если ты меня опять напугаешь, я тебя накажу!       Кейя значительно выросла, могла говорить и передвигаться в теле на'ви, как в своём собственном, быть частью всего этого, но её привычки не ушли: она любила пугать других. Эта привычка у неё не исчезла даже после военных операций, которые подкосили её дух, капитан Ломан просто не могла оставить эту забаву в прошлом, а сейчас тем более, когда в её распоряжение столько укрытий, в которых она может сидеть часами, только для того для того, чтобы выпрыгнуть и довести очередную жертву до испуганного вскрика. Страдали все в племени, кто-то даже шутил, что «нет зверя в лесу хуже, чем дочь вождя». Душу заберёт, но не убьёт, так ещё и посмеётся сверху.       — Уже светает...мы должны вернуться, сейчас же, — голос твёрд, но на милом лице доброй женщины нет ничего от гнева или злости, только беспокойство и страх перед дочерью, что притаилась в кустах у водоёма, серебряные глаза блестели, когда она оглядывалась по сторонам, а за её ушами качались чёрные перья, вплетённые в её тонкие чёрные косички. Шумела вода, но она слышала как к ней кто-то приближается, чувствовала осторожные шаги босых ног. Она, как и все в племени Ваумран, буквально были способны различить вес, вид и на каком расстояние находилось то или иное животное, лишь приложив к земле свою ладонь, улавливая малейшую вибрацию и слушая деревья, колыхание листьев, и всё это в ночных сумерках, полагаясь только на свои инстинкты, чувства и знания, на ощущения Эйвы, у которой по их мнению не было глаз.       Руа шла вдоль мелководной речушки, готовая топнуть ногой и облить дочь, когда та совершит задуманное.       Зашуршали листья, Кейя вжалась в ствол дерева, готовясь к прыжку. Совсем рядом, совсем близко.       Но что-то было здесь не так. Её мама не могла так быстро настигнуть её.       Высунулась чёрная голова и нависла над маленькой на'ви, алые глаза икрана заглянули прямо в дрожащую душу, в глаза, что готовы были вылететь от страха, от первой встречи с диким банши, свободным, а значит и опасным.       Икран мотнул крылом, задевая грудь Кей, разрезая её туловище от ключицы до рёбер. На берег речки упало его когтистое крыло, разбрызгивая воду, смывая кровь. Его пасть раскрылась, когда он яростно зашипел. Да одним только красным гребнем на нижней челюсти он мог проткнуть Кей насквозь.       Видимо от страха, что сковал тело, она и не заметила, как зашипела в ответ, вытягивая голову и мотая хвостом. Она знала, что эта битва не на жизнь, а на смерть, ведь судя по всему этот икран выбрал её, чего она совсем не хотела, точно не так.       Руа заметила шум и побежала к его источнику, вид, что открылся ей, поразил до онемения ног и рук. Она хотела кричать, видя как животное реагирует на её дочь, как оно готово вонзить свои зубы, как хочет убить, но не могла подойти, её сердце в это мгновение будто бы перестало биться. Рикейя слишком мала, чтобы выстоять перед тсахейлу, чтобы принять своего духовного брата или сестру.       «Как черт выскочил,» – думает солдат, не сводя глаз с него, момент и вправду он подгадал. Она в ловушке и куда не кинься – везде ждёт смерть, ведь её тело мало, ограничено в манёврах перед тем, кто крупнее и коварнее. – «Всё, что я могу, – шипеть в ответ и зыркать, как на добычу? Какой позор.»       Но помимо опасности, в банши была пленяющая красота и сила: в основном чёрный цвет кожи, светло-синие полосы, что плелись от шеи до хвоста и паутиной или скорее пятнами распространяясь на крылья, на «лапах» и на закрылках преобладал красный цвет. Алые глаза, что зло смотрели на Кей, источали свирепость, что-то холодное, как лезвие ножа.       Кей наклонила голову в бок, ушки её дернулись в интересе, страх всё ещё высасывал душу, но она не могла переступить через себя, через свою заинтересованность и ярость от боли, от разрезанной груди, и поддаться страху, просто завопить.       Банши в такт ей тоже наклонил свою голову в бок, порыкивая.       — Убить меня хочешь? — улыбается, обнажая клыки, рассматривая своё маленькое лицо в его глазу. Её рука лежит поверх кинжала, подаренного отцом, на набедренной повязке, точно закрывая его. — Хочешь, вижу, что хочешь, — в одно мгновение маленький ножик оказался у самого глаза банши, тот и дёрнутся не успел. — Только попробуй разинуть пасть.       Руа её совершенно не слышала, падая на колени, страх сковал её тело, буквально за один укус икран может убить её дочь. Но она уже ничего не видела перед глазами, совершенно не замечая ножа, что промелькнул между ними. Её сердце в бешеном ритме сжимало ей грудь, в какой-то момент Мунтхате Оло'эйктана поняла, что вообще не дышала.       Животное тоже было настроенное агрессивно, он двинул головой, вонзая гребень ей в живот, рыча сквозь ноздри.       Кейя сжала челюсть, шипя, но тоже времени терять не стала – нож точно прошёлся за глазом банши, глубоко заседая в коже, тот взревел, его взгляд помутился из-за крови, но он не выпустил на'ви из устроенной им ловушки.       — Я тебе..сейчас глотку..перережу, отпусти..меня, тварь, — дышать было тяжело, предложение выходили рвано, но еë нож точно переместился в район шеи, подкрепляя угрозу. Из раны хлестала кровь, а в животе этот чёртов гребень, который теперь и двинуться никуда не даст.       Глаза икрана смотрели разъярённо, кровожадно и с вызовом, но это не так напугало Кей, как крик матери, что в слезах задыхалась, сжимая руки на груди:       — Отпусти её! Отпусти! — в сердце солдата что-то упало от вида такой слабой женщины, что от переживаний даже не заметила как расцарапала руки и ноги об водные камни речки, как кровь вытекала из-под неё.       — Мама, — голос впервые дрогнул, она даже разорвала контракт глаз с банши, чтобы посмотреть на Руа.       Ярость подступила к горлу, но Кей не понимала, что ей делать. С одной стороны этот икран её избрал, он силён и может быть для неё полезен, убивать его не стоит, а с другой – он сам чуть её не убил. Он ей друг или враг? Даже при такой ране за его глазом он не выпустил Кей, упëрто пытаясь чего-то добиться.       — Гр-р, — рокотом отзывался он на её враждебный взгляд.       А дальше она сделала самую безрассудную вещь в своей жизни, чего даже бы не рискнула сделать перед чужой дворовой собакой. Рукой тронула макушку, нащупывая эту дьявольскую трубку или хвостик с нервными окончаниями. С той стороны взгляд икрана заплывал в крови, было не трудно, трудно стало тогда, когда нужно было достать свою косу.       В запасе была секунда. Всего одна. Оттолкнулась и перекинула косу на плечо, бросила нож на землю. Быстрым движением соединила их окончания, сделала «тсахейлу» и выдохнула, когда животное убрало свою голову от неё.       Его глаза расширились, когда он ощутил всю ту боль, что причинил, и гнев юной на'ви, которая была готова задушить его голыми руками, на что он лишь виновато наклонил голову.       У неё и вправду было желание придушить икрана или нанести ему ещё один порез на его бессовестную морду, но в этот момент перед глазами пролетели воспоминания из его жизни; рождение в гнезде, высоко в горах, взросление, выживание. Одинокие дни, в которых он не мог найти себе семью, ужиться в стае так как он пугал других своим видом, он был всего-навсего чуточку больше обычной особи равнинных икранов и темнее, и за это его сделали изгоем. А после и вовсе он покинул дом, переодел сотни миль над океаном, чтобы добраться до севера, найти здесь новое гнездо в этих тихих землях, но всё пошло по одному месту, когда он увидел притаившуюся в кустах девочку. Его захлестнули незнакомые ему чувства, жажда убийства, которую он не ощущал ни к одному на'ви или икрану за всю свою жизнь. Он больше был напуган, чем разъярён и почти не управлял собой.       С замиранием сердца Руа наблюдала за дочерью, как она опускает глаза и с улыбкой гладит банши по морде, ощупывая шрам, и слышит:       — Извиняться я не буду за это, — до чего же знакомая интонация. Совсем как у отца Руа, Анлейо, даже в этот момент она не была похожа на Ксаила, который ни за что бы не проявил милосердия к животному, которое посмело на него напасть. — Мы квиты, брат мой.       В тот день Руа ещё лихорадило от шока, но смотря на дочь, что уплетала свой ужин, её любимое, сочное мясо в хорошем настроении, но с перевязанной грудью, не могла скрыть нервного напряжения, что застыло на её лице. Её муж подметил состояние жены, подсел ближе и спросил:       — Они установили тсахейлу? — убрал прядь волос, мелко закрученных в жгутики, с её бледного лба. Только после обряда Меуйяхена признанный член клана может приступить к Сетарехуке, найти своего духовного брата или сестру, стать независимым на'ви. Но их дочери едва исполнилось восемь лет, она ещё не прошла второй обряд, а значит не может перейти к третьему, начать летать с банши. Это слишком опасно для неё.       — Да, — кивнула, поджимая губу, рассматривая свои перевязанные листьями руки и ноги. Секхель долго на неё ругалась, когда перевязала Рикейю. Обвиняла ту за трусость, что она не смогла защитить дочь, но Рикейя не стала молчать и высказала Тсахик, что даже бы у неё не хватило бы мужества устоять перед её банши. — Но не было полёта. Банши просто улетел, однако, вот что странно, — их глаза встретились под светом костра, её серые и его жёлто-зелёные. — Наша дочь... У меня было ощущение, будто бы я смотрю на своего отца. Очень мужественно и мудро себя повела, — её голос снизился до шёпота. — Не как ребёнок. Не как твоя дочь. Она будто бы простила этого икрана и не стала держать на него зла.       — Вот как...по твоему я не способен на прощение? — вождь нахмурился, хватаясь за сердце, будто бы ему вонзили туда кинжал.       — Нет, — ответила честно Руа. — Ты гадкий, мстительный и злобный на'ви. Будь ты на её месте, то после тсахейлу что-нибудь ему отрезал.       Вождь чуть подумал, покрутил раненые руки жены в своих руках, и согласно кивнул, поджимая уши к голове:       — Ну тут да, спорить не буду, — перевёл взгляд на Кей, что внимательно рассматривала их, пытаясь вслушаться со своим то слухом в шушуканья матери, убирая с губ жир мяса, но ничего разобрать не могла. — Как назовешь своего банши, а маленький охотник?       — Рурур,— усмехнулась Кейя. У них ещё будет время, чтобы залечить свои раны и встретиться вновь.       Ещё несколько дней Кейя посещала лачугу Тсахик, чтобы та перевязывала её раны. Её брат Ма'ур, цакарем, уже в таком возрасте помогал своей матери в изготовлении лечебных мазей, сам собирал травы и даже уже начинал перемалывать их до однородной массы, но в силу своего возраста и неопытности, ему было сложно подолгу сидеть и перетирать растения в ступке. И вот, наблюдая, как со лба брата течёт капля пота, Рикейя поспешила её вытереть. Тот поднял свои зелёные глаза, что в блеске огня, из-за света, становились жёлтыми, и раскрыл свой рот:       — Не трогай меня, — сказал, нарушая тишину в доме. А у Рикейи тем временем чуть не выпали глаза от удивления. Вот же дерзкий мальчуган. — И не двигайся, а то кровь снова пойдёт.       Нарей'эн, что сидела в стороне и готовила ужин из остатков обеда, улыбнулась, подмечая насколько серьёзен её брат.       — Сестра, лучше его действительно не отвлекать от работы, иначе он всё бросит и будет ходить по дому фыркая, как пали, — младшая девочка подала своей маме чашку с водой, которая тут же вылила в кипящий на огне котёл с перемолотыми и цельными душистыми травами.       — Отстань, — буркнул Ма'ур, возвращаясь к своему особо важному делу.       — Сам отстань, — показала его затылку язык и посмотрела на старшую сестру, в глазах блеснула тень сочувствия. — Сильно болит? Рана очень глубокая.       Уши Ма'ура дернулись, когда же его лицо не выражало никакого интереса и беспокойства.       — Да нет, — всего лишь щипит так, будто бы её кусает сотня маленьких мошек, и горит так, будто бы сейчас она начнёт плевать огнём, но она этого не скажет, гордость не позволит. — Терпимо.       Тсахик, смотря на идиллию детей, улыбнулась самой мягкой улыбкой, которая у неё была. Когда-то и она так же сидела за костром со своим братом и сестрой, разговаривая о всяком, но время летит быстро. Тэомум далеко и не навещает их, занимаясь путешествием по миру, а у Секхель и Руа уже подрастают дети. Тсахик тяжело вздохнула и вновь уселась рядом со своим сыном, готовя основу для отвара, когда же последнее составляющие были у него в руках.       Нарей'эн, закончив с приготовлением ужина, раздала листья каждому, Рикейя развернула лист и принялась есть кусочки мяса в жидком бульоне.       — Секхель, — начала Кейя, рассматривая лицо Тсахик, что преисполнилось какой-то грустью. — А расскажи какую-нибудь историю.       Каждый раз Кейя пыталась как-нибудь выпытать информацию, понять в каком времени она сейчас находится, она всё ждала историю хотя бы про Торука Макто, хотя бы сколько их уже было, чтобы понять в каком промежутке времени она находится, потому что с каждым годом она всё больше забывает какие-то детали, и всё больше беспокоится за свои знания, ведь это не может быть совпадением, что она попала именно в эту реальность, но каждый раз она натыкается на вопрос:«Даже зная обо всём, что я могу изменить?», и заходит в тупик своих размышлений.       Тсахик, помешивая в котле жидкость, посмотрела на детей озорным взглядом, припоминая какую-нибудь нравоучительную легенду, историю.       — Мама, а расскажи о наших предках, — голос Ма'ура был уважителен. Тсахик мало говорила об этом, ведь если начать говорить о предках, то история приведёт к ним, к отцу Ма'ура и Нарей'эн, а рассказывать она о нём не хотела, однако дети желали знать и простого «погиб» для них было уже недостаточно. — И почему мы практически не общаемся с другими кланами? Только Танувай позволено вылетать из клана, чтобы передавать знания, но и то даже им запрещено говорить о себе, называть свой клан и откуда они..претворяться странствующими шаманами, которых изгнали клана. Почему? Всегда ли так было?       — Не всегда, — Тсахик, увидев какими глазами на неё смотрит Рикейя и младшая дочь, а уши сына выдают его с потрохами, тяжко вздохнула и начала говорить:       — Эти события произошли, когда наша бабушка Лауке ещё была маленькая, а её брат и сестра уже достигли брачного возраста. Зная нашу принадлежность к Эйве, поверье, что мы её давние потомки, другие кланы возжелали нашу силу, вожди из племени Типани и Оланги предложили союз со своими детьми, но старейшины не разрешили, ведь это шло против наших законов. Смешение кланов было слишком опасно для сохранения священной крови, да и был у нас в роду уже подобный случай, когда очень давно одна из нашей семьи полюбила воина из клана Ли'она, их союз был полон любви, но дети рождались слабыми и долго не задерживались в этом мире. Эйва тогда чётко показала нам, что будет, если Тейр будут искать себе пару в других кланах.., — Тсахик вспомнила такой же спокойный вечер в объятиях бабушки, что рассказывала историю своей жизни, вспомнила мать, Тханау, дочь Лауке, которая так же сидела и варила какой-то лечебный отвар, чей запах сейчас всплыл в памяти Секхель и она почувствовала тяжесть в сердце, понимая, что очень по ним скучает, и после недолгой паузы продолжила:       — Однако Оланги вместе с Типани не послушали и выкрали по одному из детей правящей семьи, сестру и брата Лауке, сестру, что должна была стать Великой Танувай и пуститься по кланам, и брата Лауке, что стал бы для неё опорой, Тсахик. И когда вожди насильно пытались связать узами брака своих детей..Эйва не только не одобрила этот брак, но и забрала жизни этих на'ви, сына вождя Типани и дочери вождя Олангов. Началась долгая война между кланами, что закончилась потерями со всех сторон и никто не получил желаемого. Невинные жизни двух детей Тейр, которым удалось вырваться из плена, но выжить в бегах нет, ведь их преследовали и настигла смерть от руки умелых воинов с каждого клана в месть за убитых наследников...это стало последней каплей. Отец Лауке, вождь Ваумран , объявил народу, что теперь они навечно оборвут связи со всеми кланами и о них забудут, будто бы их никогда не существовало, — Рикейя затаила дыхание, смотря на лицо Секхель, на котором играли тени огня, чьи искры трогали её глаза и будто бы в них отражались события, о которых она ведует:       — Лауке со своим отцом и соплеменниками перебрались в северо-восточные парящие горы, до которых летели много ночей без отдыха, улетая всё дальше от знакомых пейзажей, всё дальше и дальше, пока не достигли тумана и гор, которые прятались за ним. Это место было столь отдалённо и забыто, нетронуто, что стало идеальным домом для тех, кто решил навечно покинуть внешний мир. Северные туманные равнины стали оплотом для клана Ваумран, мы осели здесь, медленно восстанавливались, Лауке росла и со временем нашла себе мужа Ра'уна, внука одного из старейшин, что стали охотно обучать его знаниями, которыми должен обладать Тсахик. В союзе Лауке и Ра'уна родилось трое детей:Анлейо,Тханау и Ханум, но Ханум умер во младенчестве, не исполнив своего долга Танувай..Первый сын, Анлейо, стал следующим вождём, и выбрал себе в пару Саири, которая родила Руа, но она была столь нежным и добрым ребёнком, её характер был слишком мягок, чтобы вести за собой народ, поэтому она выбрала в пару Ксаила, опасного и уважаемого воина, и передала ему свои права вождя, в их союзе родилась Рикейя. После Анлейо родились близнецы:Тханау и Ханум. Тханау, Тсахик, выбрала себе в мужья ремесленника по имени Ансу, в браке с которым родилась я и мой старший брат, что опередил меня на несколько минут, Теомум. Он ещё с детства был непоседлив, крайне любопытен, болтлив, и желал узнать всё на свете, — Кейя, что закончила свой ужин первее всех и сворачивала начисто вылизанные листы в тонкую трубочку, поймала на себе взгляд женщины, что уже обращалась напрямую к ней. — Из-за твоей мамы и того, что вождём стал твой отец, Теомум не мог занять место Тсахик, чему был очень рад, ведь баланс был бы нарушен, поэтому Тсахик стала я, а он с Великой радостью улетел из клана, — Секхель закончила варить отвар и перелила его в миску, добавила холодной воды, размешала и дала Рикейи, чтобы та выпила. Она небольшими глотками опустошала миску, слушая свою тётю:       — Было странно всю жизнь готовится к путешествую в другие земли, а в последний момент остаться дома и вздохнуть с облегчением, ведь я была не готова к новому укладу жизни, которая была мне предназначена. Прыгать с клана на клан, передавать знания другим Тсахик, мало-помалу привязываться к своему окружению и покидать его, когда Эйва решит, что мне пора уходить, — женщина взяла с подвесной корзины какой-то бутылек, забрала у сына ступку с растениями, которые он растёр в порошок, и добавила зелёную жижу из бутылки туда, перемешивая всё ещё раз и нанося заживляющую мазь на открытую чистую рану, которую она заранее обработала, нанесла бесцветную слизь, которая остановила кровотечение, и принялась поверх неё намазывать вторую мазь:       —...я так не могла. И поэтому, оставшись в клане, я была очень благодарна за выбор твоей матери, что знала о моей давней любви к одному воину, Вархе, знала, что у меня сердце каждый раз кровью обливалось, когда я представляла, как покидаю клан, не успев ему признаться в своих чувствах. Он тоже любил меня, но не сближался, ведь знал о том, что я должна улететь, не хотел мучатся сам и мучить меня, но после того, как Ксаил, его друг, стал Оло'эйктаном, ни потерял ни секунды. Я родила Нарей'эн и Ма'ура спустя десять дней после твоего рождения, но за три месяца Вархе.... На него напал палулукан, когда тот собирал травы для меня, ведь я на последних месяцах не могла передвигаться в том темпе, что и раньше. Он всегда ходил вместе с Ксаилом, или другими воинами, но в тот день он ушёл один, когда солнце только собиралось садиться, и все ещё спали. Твой отец потратил столько лет, чтобы выследить этого зверя, кого в народе прозвали Са'ангом, и всё счетно. Как рассказывал Ксаил, когда он нашёл Вархе, то над ним ещё был этот зверь и рвал его на части, а в его левом глазу торчал кинжал Вархе, но Са'анго не останавливался и ел его. Безжалостный и неуловимый Са'анго стал для нашего племени кошмаром, встреча с которым – неминуемая смерть. Но Оло'эйктан всё ещё не бросает идеи поймать его, выследить и убить самым ужасным способом, долго мучая и издеваясь.       Отец никогда не рассказывал Рикейи об этом, что её очень удивило. А голос Секхель заставил сердце Рикейи сжаться, заболеть. Она посмотрела на своего брата, что прижал уши к голове и опустил глаза на свои руки, приходя в ужас от понимания какой смертью умер его отец и что убийца всё ещё жив и ходит неподалёку, на сестру, что приблизилась к матери и положила руки на её плечи, что работали над раной Кейи.       С того самого момента Рикейя решила, что тоже примет участие в поимке Са'анго.

***

      Прошли ещё несколько лет, в которых она совершенствовала все знания, что получила от своей семьи. После десяти лет жизни начала одна ускользать в лес, за что первое время получала от родителей, но спустя год как она нашла своего икрана, что прятался от неё в лесу, и причесывала территорию уже вместе с ним, самостоятельно ходила на ночные охоты и приносила дичь, — её отец начал более спокойно относился к её «пропаже», понимая, что его дочь самостоятельно способна прожить в дикой местности пару дней, что было обычной практикой для каждого в племени, что уже имел своего банши, и в случае опасности её икран поднимет её в воздух, а и без того превосходные навыки и инстинкты выживания у неё разовьются ещё больше в одиночку, чем бы она ходила на охоты с ним или с другими охотниками её возраста или постарше. Ксаил тоже был таким в детстве и всё понимал, всегда вставал на защиту, когда Руа вместе с Секхель пытались осадить её юный дух охотника при каждом удобном случае, стоило ей зайти в лачугу Тсахик с небольшой царапиной, которую она могла случайно получить и даже не заметить. Но даже после того, как она начала сама разбираться в травах и мазях, обрабатывать их сама прямо после их получения, нападки женщин не прекратились, ведь пришло известие, что Са'анго вновь вернулся на земли Ваумран.       Это стало громом среди ясного неба, племя совсем прекратило охоту по ночам, посылая старших охотников либо на рассвете, либо группами, старейшины сказали, что спускаться вниз детям и старикам запрещено, по одному тоже, и только на территории клана дозволено передвигаться.       А территория клана это три великана, три больших деревни, что располагаются внутри гор: Западная гора Лит'аук,  Восточная гора Се'аил и Центральная Скиен.       Гора Лит'аук, «острый утёс», которая ещё является и местом гнездования икранов, что живут на верхушке горы, расположена на юго-западе и находится ближе всего к древу душ.       К востоку от неё расположена деревня Се'аил, «маленький водопад», на верху которой находятся несколько водоемов, что иногда засыхают и вновь наполняются с дождём, но когда переполняются, то вода стекает вниз, образуя множество больших и малых водопадов.       К северу, в центре, находится долина Скиен, которая является самой крупной из всех, а внутри горы огромная пещера, в ширину и в длину, способная уместить более двух сотен хижин. На верхушке, среди густых джунглей, расположилось Древо Голосов.       Возле этих гор летают чуть поменьше, у них есть только общее название – Кхам'тайо, это горы, что спутались с лианами, мхом и кружат поблизости, но почти не используются как жилые дома, больше служат местом для родов, отдыха, встреч пар, что желают уединиться, иногда их используют, чтобы несколько семей смогли поужинать вместе и только.       И ещё дальше, как независимые спутники, парят малые горы, их общее название – Хе'иапа, «маленький дом», в основном эти горы используют старейшины со своими семьями и царствующая семья, в своём роде частные дома.       Но несмотря на всё это, парящие горы клана — лишь малая часть от того большого леса, что находится внизу.       Было ли это глупостью или смелостью, но стерпеть подобное Рикейя не могла, остаться дома и почти ничего не делать, кроме рутинной работы, да и тем более сокращение ночных охот означало, что и мясо станет в несколько раз меньше и каждый день питаться им не получится... Стало для неё хуже удара по голове, хуже всех тех ран, которые она получила за эти года, хуже страха перед смертью.       Голод овладел её разумом и она сбежала из деревни. Плутала по лесу, охотилась и ела мясо, не забывая о цели поймать Са'анго, который и стал причиной её побега. Поэтому всё своё свободное время от охоты она потратила на раздумья:«как повалить огромного зверя в свои двенадцать лет?» Опыт солдата давно смешался с опытом охотника племени Ваумран, превратив её в воина, перед которым ни один учитель, старший воин, не смог одержать победу в обычном поединке, когда мнение двух на'ви не совпадают:на землю бросают кинжал, который нужно поднять, но только тогда, когда противник будет не в состоянии стоять на ногах, это борьба, в которой побеждает сильнейший, а не тот кто прав. Из-за своего свободолюбивого характера, который просто терпеть не мог, когда кто-то идёт по пятам, нарушая идиллию между ней и лесом, создавая шум своим дыханием или сердцебиением...Рикейя бросала в ноги кинжал охотникам, которых приставлял к ней отец, и в недолгой хитрой схватке она побеждала, и исчезала с глаз воинов. Ей не было равных. Её приёмы в племени никто не знал, не мог предугадать её следующий шаг, даже самые опытные охотники, что не раз боролись за свою жизнь с обитателями лесов Великой матери, не смогли помешать юной Эктанай забрать у них их гордость.       И сейчас, когда в семье вождя царил полных хаос от волнения женщин, которые сходили с ума уже какую неделю, ведь их дочь не появлялась дома и, если её настиг Са'анго, то она точно мертва...В это время те самые охотники, которых отправили на её поиски, повторяли давнюю шутку «нет зверя в лесу хуже, чем дочь вождя», предполагали, что она просто не может отдать своё место никому другому. Это были просто добрые шутки, но в сердцах действительно таился страх за жизнь юной на'ви, ведь Са'анго тот зверь, которого невозможно поймать даже целой группой воинов, даже если он будет в ловушке, он прогрызет себе путь на свободу и унесёт с собой жизни тех, кто посмел встать у него на пути.       Но спустя два месяца она так и не появилась в деревне, поиски продолжались, но уже не в том настроение, которое присутсвовало изначально...в воздухе повисло напряжение, все знали, что невозможно пробыть в лесу два месяца и не встретить Са'анго, который всегда возвращался так же неожиданно, как и исчезал.

Рикейя точно мертва.

      Руа, что уже сорвала голос, ругаясь со своим мужем, обвиняя его в том, что это он позволял ей больше, чем нужно, позволял слишком много, не останавливал её никогда и не ругал, когда она проявляла свой «характер», это стало тем, что помогло ей не сомневаться в собственном выборе, уйти без каких-либо проблем и страха.       Но тем временем Рикейя пожевывала траву в зарослях, хмуро смотря на небо, на Наранаум, что нависал над ней и будто бы давил на неё.       «Мясо хочу,» — это всё, о чем она думала, выплевывая зелёную траву и высовывая язык. В последние дни она была просто одержима поимкой Са'анго, и совсем забыла про охоту на других зверей, чтобы не разводить костёр, не отделывать кожу от мяса и зря не тратить время, ведь она наконец-то напала на след, и в её голове созрел замечательный план. Ловушек никаких она не устанавливала, ведь ей просто было лень, и собирать яд с каких-либо животных и обмазывать им свои стрелы, она брезговала, поэтому решила пойти другим путём.       Вместе с Руру она нашла поляну, в которой каждые три-четыре дня останавливался один единственный зверь, куда никто не совался из хищников и тем более из травоядных. Как она это поняла? Осталась именно здесь, наблюдая как другие палулуканы обходят это место стороной. Значит здесь обитает тот, кто сильнее их, тот, с кем молодняк не совладает.       Са'анго.       Бежать от него ей было тоже лень, поэтому она не придумала ничего лучше, чем настигнуть его, когда он будет отдыхать, заранее заняв место где-то неподалёку и притаившись, «ослепить его». Один глаз он потерял, значит, осталось выбить оставшийся и дело в шляпе. Однако она в силе ему не ровня. И ударить его клинком нужно будет в самое мягкое место, точно и быстро, но это случится тоже не скоро, ведь она планирует ждать до последнего пока он не выдохнется. Планирует стрелять в его лапы, пальцы, заставить не только потеряться в пространстве, кидаться в разные стороны, не зная откуда в него вновь прилетит стрела, но и от боли ползти, подобно червю.       Но совершила она задуманное только с третьего раза, ведь в первый раз он настороженно относился к своему месту отдыха, учуяв какой-то чужеродный запах, но ничего не сделал, просто походил вокруг да около и лёг отдыхать. Она поняла, что он слишком привык к своему месту в иерархии леса. Во второй раз он был слишком подвижен и уснул на своей полянке не сразу, Рикейя поняла, что он был сыт, вернулся с удачной охоты, а вот в третий раз она застала его идеальное состояние, когда он еле передвигал лапами и сразу же уснул как только лёг на мягкую траву.       Она ещё никогда так долго не сидела в засаде, не выжидала и не была терпелива ни к кому и никогда за всё своё время жизни на Пандоре.       Её укрытие находилось сверху, на горном выступе, достаточно высоко от палулкана, но не настолько, чтобы он не уловил ни звука с её стороны. Поэтому, когда он уходил, то и уходила она, репетировала на Руру то, как будет доставать лук и натягивать стрелы. Руру поднимал хвост каждый раз, когда слышал её действия. Она пришла вместе с ним к тому, что лучше всего будет двигаться максимально медленно, делать всё спокойно, размеренно, и следить за дыханием настолько, чтобы даже шелест листвы совпадал с её выдохами.       И вот, когда этот момент пришёл, отчего-то Рикейя не могла стереть со своего лица улыбку, медленно передвигая свои руки, что взяли лук и стрелу, её дыхание было ровным и тихим, даже тетиву она натягивала с особым чувством, будто бы давая Са'анго в последний раз насладится спокойным сном.       Прицелившись в его правый глаз, Рикейя медлила, зная о том, что сейчас начнётся самое интересное, что сейчас ей нужно будет попытаться сохранить спокойствие и не выдать своё укрытие.       Медленный вдох и выдох, фигура юной нави почти что слилась с листьями горных кустарников, её короткие волосы, заплетенные в тонкие косички, доходили ей едва ли до плеч, прилипли к затылку, плечи расслаблены, взгляд острых глаз смотрит прямо на Са'анго, а губы расползлись в мягкой, томной улыбке.

      Выстрел.

      Стрела попадает ему в правый глаз, его голова дёргается, когда он скулит от резкой боли, кровь течёт ему в пасть, попадая на лапы, он долго пытается нащупать знакомую дорогу, но не может различить ничего и услышать тоже, только тихий свист, что раздался где-то неподалёку, но различить именно где — не может, даже со своим слухом, со своими инстинктами, он теряется в вечной темноте, глотает собственную кровь и вновь ощущает как стрела вонзается ему в лапу, в один из пальцев. Новый взвизг доносится до ушей Рикейи и она улыбается всё шире, выпуская ещё одну стрелу в другую лапу, наблюдает как он шарахается из стороны в сторону, как зелёная поляна под ним становится алой. Но она не останавливается и выпускает ещё по стреле в его задние лапы, в мягкие места, покрытые тонким слоем хитиновой кожи.       К рассвету над деревней Скиен взлетает равнинный чёрный банши, в его задних лапах голова полулукана, из глаза которого торчит стрела с чёрными перьями, а руки его всадника по локоть в крови.       В возрасте двенадцати лет, дочь вождя выследила Са'анго, что наводил страх на всех в племени и когда-то забрал жизнь отца Нарей'эн и Ма'ура, она принесла голову этой твари к ногам Тсахик, жены погибшего Вархе, вся в крови этого зверя, с диким взглядом, она вернулась спустя два месяца скитаний по лесу.

2166

***

2169

      С того славного времени прошло три года, Рикейя достигла возраста для прохождения самого важного обряда в жизни на'ви племени Ваумран.       Всего обрядов три:       Kxaylhì'i. Кхаелхе'и. Первый обряд происходит в детстве, когда новорождённый впервые соединяется с Эйвой, «находит и осознаёт» свою душу и плоть.       Meuianhena. Меуйяхена. Второй обряд происходит, когда на'ви Ваумран достигают определенного возраста, опыта и знаний. На'ви должен через Древо Голосов в долине Скиен осознанно навестить своих предков. В их клане это высшая суть, «почтение тем, кто жил до нас». Звучит сложно и странно, но на деле же чистые души священного дерева просто оценивают молодого на'ви, семена ивы должны прикоснуться к нему, тем самым принять, как сильного воина или как мудрого на'ви. Если атокирина видит опыт в охоте, а не в травах, то садится на руки, на плечи, а если же на'ви не проявлял интереса к охоте, то семя садится на его голову, вот и всё. Но бывает так, что семена игнорируют посвящённого, это значит, что тот ещё не готов к взрослой жизни, или они видят его скорую смерть. Одно из двух.       Sätarehuke. Сетарехуке. Третье посвещенние, не менее ответственное происходит на горе Лит'аук, обряд, при котором на'ви должен найти своего духовного брата или сестру, утвердить себя в племени. Некоторые проходят его сразу после второго обряда, оно по идее и не такое важное, как Меуйяхена, но третий обряд является концом пути взрослого на'ви.       Но своего банши Рикейя уже повстречала, и этот обряд по идее просто формальность. Рурур, банши Кей, оказался славным малым. Ну для кого как. Ксаил не принимал зверя, что почти убил его дочь, иногда даже Рикейя ловила его на том, что тот пытается подсунуть ему тухлую рыбу, Руа относилась с осторожностью, Секхель же совсем не обращала на него внимания, Нарей'эн побаивалась подходить к нему ещё с тех времён, когда её старшая сестра связала седло и ей нужна была помощь, чтобы его надеть на икрана. Взгляд, что глядел прямо в душу и шрам над глазом, вселяли ужас. Совсем как у сестры, но у Рикейи шрам был под глазом, на правой щеке, что длился тонкой нитью почти что до носа.       Только Ма'ур и Кей в нём души не чаяли. Икран был красив, горд, где-то очень капризен, характер его хоть и был не сладок, но он был очень привязан к Ломан, это было сразу видно, долго без неё жить не мог, даже с учётом того, что их первая встреча прошла неудачно.       — Руру, — нежно зовёт его по имени, бросая свежее мясо, а тот радостно откликается, съедая лакомство. Ей не нужно было передвигаться по скалам, каждый раз собираясь куда-то, добиваясь в скалолазании какого-то уровня, чтобы прыгать с выступа на выступ, нет, Рикейя уже какой год могла свободно парить в небе, совсем не напрягаясь. Захотела – ушла, захотела – пришла.       — Куда собралась молодая Эйктанай? — голос высокой на'ви раздался из-за спины.       — Со'эве, — встречается с ней взглядами, поглаживая Руру по шее. — Я ненадолго. Просто прокачусь.       Со'эве была опытной и многому научила Нарей'эн, на занятия по плаванию в основном она шла только из-за этой воительницы, поэтому Кей всегда её брала с собой, как приманку, ведь всё же с маленьким ребёнком она не могла обращаться как с солдатом.       Сегодня случилась очередная ночь в адской жаре. Ей снится один и тот же сон вот уже 15 лет. Когда ей исполнился год, то приснилось, как Ломан и всех её сослуживцев, погибших в том теракте, хоронят с почестями на родине, а в следующее годовщины снится, как к ней на могилу приходят люди, бросают цветы, что-то говорят, но лиц их, имени, она больше вспомнить не может, или не хочет. В основном во снах к ней приходит одинокая девушка, иногда с ребёнком, иногда просто стоит и никаких эмоций не выражает, но приходит, всё ещё приходит.       И Кей знает кто она, но каждый раз, пытаясь даже мысленно сказать её имя, её разрывает от головной боли, от звона в ушах, а пот, что покрывает всё тело, отрезает от здравого мышления, она совсем теряется, будто бы слепнет и не может двинуться.       — Сегодня вылеты запрещены, — при всём уважением, но со строгостью в голосе говорит охотница. — Мы не охотимся в такие туманные ночи, возвращайся.       — Да ладно тебе, Со, — следом за женщиной вышел тот, кто и заметил внезапной ночной рейд. Лиэт, охотник из элиты Оло'эйктана. — Эйктанай прошла уже третий обряд, а Меуйяхена для неё пустяк. Не далёк день, когда она приведёт в дом вождя своего Мунтхатана...А, может быть, у неё уже назначена встреча? — спрашивает глазами. — Совместная охота, что укрепит их отношения?       — Нет, — качает головой, ощущая её тяжесть, будто бы свинцом налилась. — Ничего такого.       — Ну, тогда, мы могли бы просто полететь следом, — разводит руками, пытаясь отогнать напряжение Со'эве, что мотает хвостом, как веником.       — Нельзя, — сцепляются взглядами. — Опасно. Таков приказ Оло'эйктана. И что за бред ты вообще.., — её прерывает бесстрастный голос молодой на'ви:       — Я вас не спрашивала: можно или нельзя, — дышит тяжело, чувствуя, что ей не хватает воздуха, а взгляд затуманивается. — Я сказала, что не надолго, значит, не надолго, через час к началу обряда вернусь, — запрыгивает на банши, делает тсахейлу. — Полетите следом – начну стрелять, — и вылетела из «гнезда» всех икранов клана.       — Меня иногда пугает то, как они похожи, — вздыхает Лиэте.       — Да..она копия Оло'эйктана, — вскидывает голову, провожая взглядом Кейю.       В лицо дует лёгкий ветерок, на'ви раскидывает руки в стороны и прикрывает глаза, отдаваясь полностью потоку воздуха и банши, что держит ровный курс. Дышит полной грудью, делая глубокий вдох и выдох, ощущая ритм сердца и то, как адски болят рёбра. Голова абсолютно пустая, нет мыслей, нет чувств, только ощущение холодного воздуха, что цепляется за кожу.       Туман и вправду стоит плотный, но Руру не теряется, летит по знакомому ему маршруту, не делает резких движений, чтобы оправдать доверие хозяйки. Они летят к пруду, где всё и началось. Шум воды успокаивает его всадника, как льётся вода, как она звучит и то, как течёт по камням.       Они садятся у самого берега, Кей спрыгивает с икрана и подходит к пруду, садится на ближайший камень, прижимает свои ноги к груди, а голову к коленям и слушает.       Её дыхание и сердцебиение успокаиваются, а прохладу и влагу, что источает ближний водоём, впитывает в себя, кожей чувствует, как маленькие капельки, что разбиваются у водопада, долетают и до неё.       Руру садится рядом, прикрывая своего всадника всем телом, чтобы никто её не увидел, урчит, утыкаясь макушкой куда-то ей в плечо. Тоска. Как же тоскливо осознавать, что её помнят, скучают и вспоминают. Лучше уж совсем её могила бы заросла в траве, чем видеть каждый год лицо уже немолодой девушки, что навещает Кей, свою старшую сестру.       «Я уже пятнадцать лет в этом теле, но почти ничего не узнала. Какой же сейчас год?» – думает, смотря на небо, пытаясь найти Землю, хоть и не ту, которую Ломан знает, но тоска заставляет делать глупые вещи, как пустое созерцание звёзд. Она на совершенно другой планете, в другом теле, что носит другое имя, но её личность осталась неизменной. — «Мне кажется, что я в далёком прошлом, ведь у на'ви из фильма и у нас..у этого племени, совсем другие ценности, правила, обряды, да даже цвет кожи. Я помню, что Жейк ничего подобного не проходил, всё по другому. Но тогда зачем здесь я? Может быть, моя цель – пророчество? Но я уже совсем ничего не помню из сюжета, даже лица самых главных персонажей забываются. Всё это бессмысленно.»       Всё это время она жила с липким чувством страха, с воспоминаниями о прошлом, что не давали ей спокойно спать в определённые ночи, Кей предположила, что это был день её смерти и рождения, она просыпалась от того, что становилось слишком душно и жарко, хотя на деле такого не было. За всю свою жизнь в этом теле просыпалась она со слезами на глазах в удушающей жаре уже 15 раз.       — Получается, мне уже сорок пять лет, — воздух, пропитанный ароматом ночных цветов и влажной землёй, обволакивал Рикею, словно тёплое одеяло. Рикея, облачённая в тёмные одежды, почти сливалась с тенями. Рядом, сверкая гладкими чешуйками, спал её икран, Руру. Она даже не заметила как он задремал, полностью уходя в свои мысли. Ненадолго и Рикейя прикрывает глаза, облокачиваясь на своего икрана, и засыпает.       Она видит сон, в котором бежит по лесу, бежит всё дальше на чей-то неразборчивый голос, а кругом — светло, как днём, чего она очень давно не видела, настолько ярко, что болят глаза, но ноги несут её всё дальше и дальше.       И в конце концов она прибегает к подножью дерева, где лежит беззащитная девушка, окружённая лесными духами, она осторожно подходит к ней, замечая насколько мирно незнакомка спит, и вдруг слышит знакомый голос, тихий, но несокрушимый, что зазвучал в её ушах:

"Найди моё дитя... защити её..."

      Рикейя вскидывает голову к небу, губами шепча:       «Эйва?»

«Кири слишком слаба. Помоги ей.»

      — Кири? — произносит вслух, возвращаясь к звукам водопада, к тьме ночи и к своему банши, что всё ещё мирно спал рядом с ней. — Кири...очень знакомое имя. Где же я его слышала? — Рикейя нервно провела пальцами по острым кромкам своего кинжала, задумавшись, пытаясь найти в памяти это имя, но ничего...совершенная пустота. Кто это? И почему она должна её защитить? С какого это пролемурского перепуга?       К ней по небольшой лиане, балансируя в воздухе бежит Нарей'эн:       — Все приготовления почти завершены! — радостно кричит она, спрыгивая вниз к водопаду. — Ма'ур уже направился туда, чтобы помочь. Скоро за нами придут, — она настигла старшую и присела рядом с ней на один из камней, ожидая часа, когда им предстоит пройти обряд Меуяхена.       — Хорошо, — Рикейя положила руку на тёмную голову икрана, погладила, и с едва ли ясным взглядом посмотрела на свою сестру, что была более социальна и многих молодых нави в клане знала: — Ты знаешь Кири?       Но она посмотрела на неё в ответ, совершенно не понимая:       — Кто такой Кири? Ты кого-то ищешь? Хочешь затеить драку? Сегодня такой особенный день...давай лучше завтра, — улыбается мягкой улыбкой, слегка смеясь. В ней бурлит волнение, смешанное с радостью. После второго обрада идёт третий, который пройдёт через три года, и тогда она станет Танувай. Она дождаться не может этого момента.       Рикейя кивнула, опустив голову, и совершенно сомневаясь точно ли этот сон был выжен для неё, может она настолько устала от своих снов, что ей уже снится какой-то бессмысленный бред?       Руру, проснувшись, прижался  к Кейе, издавая спокойные рычащие  звуки. Внезапно, икран заволновался, увидев Нарей'эн, и будто бы что-то вспомнил, его обычно спокойные алые глаза забегали. Он приподнялся, обошёл их маленькую территорию, возле которой они всегда отдыхали, отыскивая рыхлое место, раскопал его и положил перед своей хозяйкой нечто маленькое,  обернутое в листья и испачканное в грязи.       С  осторожностью, Рикейя  разворачивает листья. В них она обнаруживает небольшой серый камешек, видимо, когда икран охотился в одиночку, то увидел в земле что-то сверкающее, что напомнило ему о глазах его всадника.       – Нарей'эн, смотри, – усмехается Рикейя, когда поднимает камень на уровень своего лица. Не смотря на то, что Рикейя была внешне точной копией своей матери Руа, чей характер был миролюбив, спокоен и нежен, поэтому и не подходила она на роль вождя столь агрессивного племени, чьи споры решались на ножах, а не простыми словами. Рикейя характером полностью пошла в отца, как многие считали, хотя по идее она взрослая женщина в теле ребёнка, и не может быть «милой или наивной» в «своём» возрасте. Она была прямолинейной, честной, резкой и нетерпеливой, вспыльчивой и обожала драки, обожала надирать кому-то зад или смотреть как другие на'ви надирают друг другу задницы, даже улыбалась она с каким-то животным оскалом, хотя улыбка её отражала только радость в сердце, а не желание кого-нибудь зарезать, – все эти качества и описания очень подходят её отцу, Ксаилу, с которым её частенько сравнивают.       Нарей'эн, привыкшая к опасной улыбке сестры, тоже улыбается ей в ответ и говорит:       – Как удивительно...в восемь лет Руру пытался тебя убить, а вот спустя ещё семь делает такие милые подарки, – вспоминая тот ужас, через который прошла её старшая сестра, по коже Нарей'эн бегут мурашки.       В этот момент их настигает  Оло'эйктан. Его лицо серьёзно, но в глазах мелькает что-то  похожее на беспокойство. Он садит своего банши рядом с Руру и спрыгивает на землю.       — Рикейя, Нарей'эн, — говорит  он, — вы готовы?       — Да, — первая отвечает Нарей, подпрыгивая на месте, и вставая на ноги.       — Да, отец, — кивает Рикейя с улыбкой на губах, хотя внутри у неё сердце не стоит на месте. Оло'эйктан  кивнул, его лицо смягчилось. Он  положил  руку  на  плечо  дочери, и в его  жесте была не только отцовская  любовь, но и глубокое уважение у воина к воину. Нарей'эн за ними наблюдала с  гордостью и нежностью в глазах.       Путь к Древу Голосов был не долог, но время длилось бесконечно на пути туда. Сердце бешено стучало в груди и Рикейя не понимала своего состояния, почему ей так неспокойно?       Возле Дерева Голосов уже собралась большая часть клана, Тсахик вместе с Руа ждали детей у корней ивы.  Тсахик дала каждому посвящённому, а их было восемь, включая Кейю и её брата, и сестру, напиток из трав, который должен был помочь войти в транс, и сказала им очистить свой разум и готовится к встрече со своими предками.       Рикейя приняла напиток и закрыла глаза, сев лицом к народу, расправляя плечи, и позволяя старейшине, что сидит позади неё, поддерживать её спину. Эти старые и мудрые на'ви были и наставниками в этом обряде и символом того, что старое поколение поддерживает молодое.       Ароматы ночных цветов и земли смешались с ароматом напитка. Она почувствовала, как тело  начинает  тяжелеть, а мысли становятся мутным потоком.

«На уровне тела — мы все разделены.

На уровне души — мы взаимосвязаны.

На уровне Духа — мы поистине Едины.»

      Тсахик начала песню, а народ подхватил ритм. Они восхваляли лесных духов, их чистоту и мудрость, как посланников Эйвы. Старейшины племени, всего их было восемь, окружили других на'ви, что проходили этот обряд вместе с Рикейей, наблюдая как семена Священного дерева окружают их, играючи танцуют над их головами, плывут к ним на встречу.       Первый лесной дух сел на голову спящего юноши, обозначая, что он мудрый на'ви со своими взглядами на этот мир в и будущем может занять место старейшины, второй лесной дух сел на пальцы юной девушки, что свернулась в клубочек под корнями ивы, обозначая, что она искусна в вышивание и собирании трав, третий дух уже приблизился к спящей Нарей'эн, и тогда Руа затаила дыхание, а тсахик не могла оторвать взгляд от своего ребёнка.       Дух сел на губы Нарей'эн, обозначая, что в будущем она станет прекрасной «Танувай», «эхом» Эйвы и передаст кланам мудрость и знания Ваумран.       Четвёртый дух приблизился к Ма'уру, что мирно прикрыл глаза и достойно держал осанку рядом со своей старшей сестрой, тогда Тсахик совсем перестала петь, забыв все слова, но народ продолжил за неё.       Дух сел на шею Ма'ура, обозначая, что он станет Тсахик, «голосом» Эйвы. И тогда все вздохнули с облегчением, Руа радостно улыбнулась своей сестре, но радоваться было рано.       Пятый дух приблизился к дочери вождя, что сладко почмокивала во сне. Дух сел на ключицу, на кончик шрама, который оставил Руру в далёком прошлом, и приклеился. Духи до него спокойно прикоснулись к другим на'ви и тут же упорхнули, как пугливые бабочки.       Тогда уже народ забыл все слова в песне.       – Nawma Txe'langay! – взмыли они хором, не веря в то, что увидели. И тут же замолчали, глядя друг на друга так испуганно, будто бы прямо сейчас на них набросится палулукан. Звенящая тишина настала, никто даже не мог открыть рта.       Тсахик тут же подбежала к своей племяннице, пытаясь отсоединить лесного духа от кожи Рикейи, но из-за дрожащих рук ей было это тяжело.       Тхе'ланай, наделённая сердцем Эйвы, её посланник в теле на'ви, не появлялась со времён первых песен. С тех времён, когда род Тейр был на грани исчезновения, с тех времён, когда народ Ваумран как никогда нуждался в человеке, который их защитит и направит на зов Великой Матери. Это было предвестником чего-то страшного, что Эйва не в силах контролировать, не в силах помочь так, как помогала всегда.       Очнувшись от недолгого сна, в котором её сопровождали предки, Рикейя застыла, понимая, что она не у Древа Голосов, а под ветвями Древа Душ, на дне пустой горы, где она впервые соединилась с Эйвой.       Серые глаза бегло забегали по пространству подмечая, что спиной к ней сидят восемь старейшин, отец с матерью и Тсахик. Рикейя тихонько приподнялась, вслушиваясь в их разговор и подмечая некую чужеродную вещь на своём теле – атокирину, что присосался к ней, как пиявка. Выпучив глаза на духа, до её ушей донёсся смех Секхель:       — Не могу поверить! — в истеричной манере прошептала она. — Ребёнок, что жил у нас под носом, был Тхе'ланай, а я даже не разглядела в ней посланника Великой матери...Ни намёка эта мелкая хулиганка мне не дала.       «Чего? Кто посланник Великой матери?» — дала щелбан по этому духу, а тот отсосался и улетел от неё, но не надолго.       — Тсахик, — осадил самый старший из старейшин, Ла'ахо. — Она — Тхе'ланай! Ты не можешь...       — Могу! — женщина подпрыгнула, игнорируя свою сестру, что пыталась взять её за руку и заставить вновь сесть в круг. — Ещё как могу! Я увидела насколько опасно близко Эйва контактирует с ней из раза в раз! Это очень опасно...такая связь для такой юной..., — Секхель обернулась и замолкла, увидев, что Тхе'ланай очнулась.       Кейя уставилась на Секхель, пытаясь вновь отлепить духа от кожи, что сел ей на ухо, она запаниковала, думая, что это значит что-то плохое, ведь наверняка говорят о ней, ведь кроме неё и взрослых здесь никого больше нет. Неужели обряд прошёл не так, как все ожидали?       Все обернулись назад, на Рикейю именно в тот момент, когда она вновь дала щелбан по духу. У них чуть глаза не выпали от такого отношения к священному семени.       — Да он не отлипал по-другому, — пробормотала себе под нос, вставая на ноги. — Что не так? Что случилось? — на эти вопросы никто ей не ответил, все переглянулись и замолчали, даже Тсахик вновь присела в их полукруг. Рикейя подошла к матери, которая приобняла её за плечи, когда та присела рядом, а Тсахик усмехнулась, как-то не по-доброму, с какой-то скрытой издёвкой. Ксаил сидел в стороне тупо уставившись на свою дочь, но в его голове роились десятки мыслей, всё то, что они успели обсудить за этот час после отряда.       — Рикейя, — мягко начал он — ответь мне на вопрос:когда ты соединялась с Эйвой, будь это Древо Душ или Голосов, что ты слышала?       Рикейя оглянулась, она почувствовала внутреннюю дрожь, чувствуя будто бы сейчас скажет, что-то неправильное:       — Ну в основном тишину и изредка голос Эйвы.       — Я тебя сейчас придушу, — Секхель глубоко вздохнула и выдохнула, пытаясь сохранить лицо, но голос не получилось успокоить: — Да как ты могла такое скрывать от нас? Хотя бы раз что-нибудь сказала? Хотя бы раз! , — она махнула рукой на Древо Душ, — Эйва дала мне увидеть твой сон, что приснился тебе сегодня. Ты не соединялась с ней, но услышала голос Эйвы, ты даже узнала его, значит, ты можешь слышать её, как нас.       — А разве так не у всех? — невинно похлопала глазами, не понимая в чем причина такого настроения тёти. И как она смогла увидеть её сон? Способности Тсахик действительно заходят за грань понимания.       — Никто ещё не мог чётко различить голос Великой Матери, — отозвался ещë один старейшина, Канэйук, самый молодой из всех, ему едва ли перевалило за 50.       — Она разговаривает едва различимим шопотом, — продолжил третий старец Фал'и'аун, что говорил скрипучим голосом. — Никто, никто не может знать её голос, ведь он всегда различен, и зачастую мы просто не можем дать определения..мягка ли она? Требовательна? Или зла? Её голос не имеет оттенка интонации, её голос зачастую сплетается с сотними знакомых нам.       — А понимаем мы её настроение только исходя из внутренних ощущений, если мы спокойны, слушая её в медитации, то спокойна и она, — заговорил самый медленный из старцев, А'изу, он передвигался медленно, говорил неспеша, и даже ел никуда не торопясь, именно его Рикейя обожала за этот его стиль жизни, он никогда не бегал и никуда не спешил.       — Так сказали бы раньше, поделились бы, я может быть и сказала, что что-то не так у меня, — закатила глаза, всё ещё чувствуя в пальцах небольшую дрожь, как от холода.       — Да ты вечно бегаешь по лесу, как в одно место ужаленная, и даже внимание нам, простым старикам не уделяешь, — пятый старейшина, Наэ'са, самый обидчивый из всех, но самый ранимый, тот старик, что поддерживал Кей на её обряде, заговорил укоризненным голосом.       — Ну хватит тебе, — заткнул его шестой, Мауце, чей тяжёлый взгляд прошёлся по каждому из присутствующих, и остановился на Рикейе:       — Тсахик, соединившись с Эйвой сейчас, увидела не только твой сон, но и ведение, что послала ей Эйва, — начал он грубым голосом. — В нём ты улетаешь из клана, следуя за тем духом, что пристал к тебе.       Ратсу, седьмой старейшина, мягким голосом, полным заботы, тоже решил вставить своё слово:       — Ты наверняка не понимаешь, что от тебя хотят взрослые, — мотнул он головой, сочувствующие смотря на юную девочку. — Сегодняшний обряд показал всем нам, что Эйва избрала тебя, как Тхе'ланай, ту, что будет следовать её желаниям. На тебя лёг путь, задание, которое Эйва показала и даже озвучила, но которое увидели, но не поняли мы, не смогли различить то, что она лично сказала тебе сегодня. Так что же ты услышала?       «Да, это было понятно с самого начала: я в полной синей жопе.»       Рикейя чуть прикрыла глаза, глубоко вздохнув, ей казалось, что все её жизненные силы высосали эти старикашки, но всё же почтительным тоном она ответила:       — Эйва показала мне девушку, что облепили духи, Великая мать звала меня к ней, просила, чтобы я нашла её дитя, защитила и помогла ей.       — Дитя?! — хором произнести все, кроме восьмого старейшины, Авуана, что принял спокойную позу и отвёл глаза к верхушке крон дерева, его голос прозвучал как-то даже разочаровано:       — Ясно. Ты не предвестник хаоса, не его решение, а просто должна будешь полететь в другие кланы, чтобы найти «Дитя Эйвы», стать ей наставником и вести к просветлению. Она не умела и может себе навредить, превратить блага Великой матери, что дала ей, во вред, — он цыкнул и встал, недовольно поправляя свои одежды. — А столько шуму из-за этого. Я уж думал конец света. Эх! — он махнул на всех рукой и свистом подозвал своего икрана, вспорхнул и улетел.       — Ну старый пролемур! Ха-ха, — Ратсу рассмеялся, смотря как его друг их всех покидает. — Хе-е, так значит это и есть путь, что уготовила тебе Эйва? Найти её дитятко? Ну это ничего, однако время сейчас уж очень опасное, — его лицо приняло поистине глупое выражение, а добрые глаза уставились на Секхель, что совсем закрыла голову руками и что-то шептала себе под нос. Она была в курсе всех событий, как никто другой, но говорить за неё начал Оло'эйктан, что положил руки на плечи дочери, его глаза были мутными, полными желания оставить свою дочь в незнании, вдали от всех проблем, что совершаются в мире, и которые точно коснуться её:       — Ты только не говори Нарей'эн.., — он тяжко вздохнул, чувствуя как нежная ладонь супруги касается его колени. — Несколько месяцев назад небесные люди вновь прибыли на земли Великой матери. Спустя пятнадцать лет после победы шестого Торука Макто, Жейка Сули, над небесными людьми, — с каждым словом отца глаза Рикейи округлялись всё больше и больше, а рот приоткрылся. — Они вновь прибыли, чтобы убивать и захватывать территории, но они далеко от нас, очень далеко, но всё равно мы приняли решение, что Нарей'эн через три года, даже пройдя последний обряд, не улетит из племени до того момента, пока всё не закончится, но это тоже совершится не скоро. Твой, — его голос задрожал. — путь будет долог и опасен. Ты уверена в том, что сможешь пройти через это? Улететь одна, оберегать девушку, которая возможно именно из-за этого будет в опасности, будет нуждаться в тебе? — Рикейя увидела как по щекам матери стекают слезы, она тоже не готова принять это, отпустить своего единственного ребёнка неведомо куда за какой-то незнакомой девушкой, пусть она и дитя Эйвы, что нуждается в защите, но Рикейя тоже ребёнок, что ещё нуждается в заботе своих родителей.       Все подняли на неё свои глаза, выжидая ответа. Рикейя точно не знала, что её ждёт, лишь предполагала, но многие вещи в её голове постепенно формировали общую картину, в которой подобный исход был просто неизбежен, но она лишь вздохнула и покачала головой из стороны в сторону, как старушка, что так устала от жизни:       — Не бойтесь за меня, — её голос был твёрд. — Лучше бойтесь за тех, кто встретит меня,— за её лёгкой улыбкой скрывался шлак всех ругательств, которые она знала, ведь никакого желания кого-то оберегать, кроме своей семьи, у неё не было. Слишком много чести, однако в её глазах так же заиграла тонкая искра интереса:вылететь из клана, преодалеть море, осесть в диких неизведанных лесах, которые откроют для неё новые возможности. Кири – это её билет в путешествие, а не долг, который она должна вернуть Великой матери.       Секхель, что ранее прибывала в состояние безумия, была взбешена тем фактом, что второе поколение Тейр вновь встречает какие-то трудности, вновь сталкивается с войной, и вынуждено выживать перед лицом врага, просто вывели духовного лидера клана из себя. То через что прошли брат и сестра её бабушки, то тревожное время, когда она родила Анлейо, Тханау и Ханума, все в племени молились за то, чтобы мир пришёл на их земли и царствующая семья не теряла власти, ведь их существование, — это спокойствие для всего народа, что чтят их прямую связь с Эйвой. Так ещё спустя три поколения Тхе'ланай оказывается прямая наследница вождя, будущая Оло'эйкте, что должна вылететь из клана, и нет никакой гарантии, что она вернётся, а если вернётся, то это будет чудо. Однако, посмотрев сейчас на свою племянницу, в её глаза, которые она так порой боялась после того, как Рикейя убила Са'анго, то действительно поняла, что нет на'ви более подходящей, чем эта безумная мелкая хулиганка, но всё равно она была слишком мала для такого путешествия. Или нет? С самого начала Рикейя не могла найти общий язык со своими сверстниками, она мыслила более рационально, чем на'ви её возраста, и находила общий язык только со взрослыми, с которыми общалась на равных...изначально Великая мать наделила её умом, смелостью, что будет заходить далеко вперёд её возраста.       Секхель кивнула, её глаза горели внутренним светом:       — На это воля Эйвы. Она должна выполнить её, как Тхе'ланай.       Вождь не сдержался и обнял свою дочь, а Руа обхватила их двоих в свои объятия. Старейшины тоже решили обняться в такой трогательный момент.       — Верно она сказала, — начал А'изу своим неторопливым голосом, обращаясь шопотом к Ратсу, что приобнял его. — Боюсь, что Тхе'ланай в силу своего характера, будет мстительна...небесные люди, не один и не два, точно пострадают от её руки. Как только она увидит их жестокость, то не совладает с собой.       — Я надеюсь лишь на то, что она будет осторожна и не пострадает, — ответил ему Ратсу.       Фал'и'аун, что положил руку на плечо Наэ'са, краем уха услышавший их беседу, тоже согласился:       — Пусть страдают только те, кто причиняет вред всем детям Великой матери. Да прибудет с ней Эйва.       Канэйук, что через время успокоил собравшихся, и вновь вернул их к волнующей всех теме, решил всё же дожать, чтобы больше не возвращаться к этому вопросу:       — И всё же вопрос не терпит отлагательств, — начал он, привлекая к себе внимание. — Рикейя должна в ближайшие дни покинуть клан. Приготовления мы начнём уже сегодня, — старейшины закивали, ожидая реакцию Оло'эйктана и его жены, которые смотрели друг на друга, пытаясь прийти к единому соглашению.       Тсахик взяла за руки свою племянницу, говоря ей тихо:       — Нарей и Ма'ур ничего не знают об этом, они сейчас в доме Оло'эйктана и готовятся к ужину. Мы должны отпраздновать ваше прохождение второго обряда, — облизнула пересохшие губы. — Им не слова.       — Хорошо, — согласно кивнула.       — Хотя бы дайте ещё день, — шепчет Руа молящим голосом, смотря в глаза мужу. — Всего один день.       — Тогда решено, — Мауце прозвучал так властно и громко, что больше походил на приговор. — Послезавтра, на закате ты покинешь клан. Твоя легенда проста и ничем не отличается от Танувай:ты изгнанный шаман, что путешествует по миру, впитывая и делясь знаниями. Я думаю, что в такое неспокойное время любому клану, в котором будет жить Дитя Эйвы, нужен целитель. Не говори никому о своей принадлежности к клану Ваумран, не раскрывай себя и своё прошлое – никому. На всё даю тебе лично я три года. Год на то, чтобы найти, ещё год, чтобы заручиться доверием, и последний – научить защищать себя самостоятельно и забрать в клан, если это будет нужно, если сердце её не будет лежать к пути воина. Не забывай, что помимо этого, ты должна вернуться в клан и занять место Оло'эйкте.       — Но нельзя знать наверняка, — начал Ратсу, которого тут же прервал Мауце:       — Мне всё равно, — он поднял руку ладонь к ним, призывая к молчанию. — Всё равно на обстоятельства, самый первый долг Рикейи перед кланом, это её путь вождя, а потом уже няньки для какой-то девки, — остальные старейшины просто задохнулись от такой прямолинейности этого старика.       — Совсем из ума выжил?! — прикрикнул на него Наэ'са.       — Никакого почтения, — цокнул Ла'ахо и встал. — Но всё верно. Пусть и в грубой форме, но верно. Мы начнём готовить кое-какие вещи для твоего длительного путешествия, а ты иди домой...я слышал, что Секхель сказала твоему брату и сестре, что ты ушла к водопаду, купаться. Волосы хоть намочи для приличия.       Руру ждал её у самого выхода, стоило ей только чуть прикрикнуть, как тот тут же с треском и шумом полетел вниз горного колодца, Рикейя взобралась на его спину и взлетела. Домой она особо не торопилась, сделала круг возле горы водопадов, пролетая сквозь один, а когда приободрилась, то пришла домой, где внутри еë ожидали Ма'ур и Нарей'эн. Парень занялся изготовкой лекарств, а девушка разделывала какое-то мясо, а увидев старшую сестру, улыбнулась:       — Как водичка? — спросила на'ви разрезая мясо ещё на двое.       — Отлично, — Кей села около костра, разглядывая задумчивого Ма'ура. Как Кейя поняла, когда вождём становится женщина, то и на место Тсахик приходит мужчина, будто бы сохраняя какой-то невидимый баланс сил. Если бы Руа стала Оло'эйкте, то её старший брат, Тэомум, остался бы в клане, а Секхель пустилась бы в далёкое путешествие, изредка возвращаясь домой. Но Тэомум ещё не вернулся, он лишь изредка соединяется с Древом Голосов, чтобы оповестить Тсахик жив ли он, и в основном рассказывает, где побывал за эти года, кому какие знания передал. В основном он хвалил рифовое племя, Меткаину, настолько, что Нарей'эн уже загорелась идеей отправиться туда. Сегодня семена упали на его шею, он оправдал ожидания своей матери, но всё равно сидел мрачнее тучи, лица на нём не было, поэтому Кейя и не рискнула с ним поговорить, присаживаясь рядом с Нарей'эн.       Эти двое близнецы, но такие разные. Чтобы поговорить с Нарей особого повода не нужно, она легка и открыта, но по виду так и не скажешь, бывает так нахмурится, что самой Кей страшно становится. Ма'ур же парень острый на язык, в этом они с Кей похожи, говорит всегда прямо о том, что думает, ну и в мысли уходят они одинаково, как в воду опускаются и ничего не слышат, хоть и замечают какие-то действия, реагируют глазами, но не головой. Так что, Ломан знала, сейчас лучше не лезть к младшему.       — Эй, Великая Танувай, — начинает Кей, щипая её за руку, та ойкает и отвлекается от готовки мяса. — Ты когда начнёшь ходить к пруду? — в её глазах светится искреннее непонимание о чём говорит старшая, но когда Кей продолжает, Нарей прячет своё лицо, опуская голову к груди:       — Нарей, помнится мне ты хочешь отправиться в морские племена, но при этом не умеешь плавать? Хочешь опозорить нашу семью? — смеётся беззлобно над девушкой, что надувает губы от этой колкости.       — У меня ещё уйма времени! — вскипает, чувствуя стыд. Все в их семье умеют плавать, но не она. — Научусь! Просто сейчас...я занята. Охота отнимает много сил, знаешь ли.       — Нет, Narey'en te Teyr Seykxel'ite, — вскидывает голову, смотря на неё сверху вниз, говорит по командному, как своему солдату. — Охота охотой, но в будущем ты – Танувай, для выживания тебе нужно знать не только свой нож, молитвы и травы, но и как выбираться из критической ситуации. Одна из таких – вода, чье течение может сбить тебя с ног.       — Сестра дело говорит, — встревает Ма'ур своим неторопливым, как у монаха, голосом, пережевывая какую-то семечку и тут же выплёвывает её, значит, не пригодна для лекарства. — Не беги от своего страха, прими его, как то, что поможет тебе стать сильнее.       Кей полностью соглашается с ним.       — Значит, решено, — Нарей поджимает уши, когда смотрит на сестру. — С завтрашнего дня ты учишься плавать, каждый день.       Оскал улыбки, которую показывает ей Кей, внушает мысль, что она её не плаванию учить будет, а топить.       Ломан тоже не умела в её возрасте плавать, но в Академии не было место фобиям и страху, всё вытеснялось нормативами, которые нужно было сдавать, хочешь не хочешь, но ты должна прыгнуть выше головы, надо будет – станешь другим человеком, но сдашь.       — Да, сестра, — сокрушенно вздыхает, опуская голову к мясу. Рано или поздно это бы случилось, терпение у старшей сестры не резиновое. В худшем случае при отказе она бы просто её толкнула в пруд. Такие у неё методы. Сначала спрашивает, мягко просит, потом говорит на прямую, а если не получает нужного ответа, то переходит к действиям.       Только жаль, что она не увидит, как Нарей'эн всерьёз учиться плаванию. Диалог, который она начала, был скорее лично для неё утешением, ведь она покинет клан через два дня и не застанет момента, как её брат и сестра повзрослеют. А вернётся ли она?       — Вижу, ты ожил, — улыбается брату, вставая со своего места, чтобы посмотреть что же за бурду он готовит. — О чём так усердно думал? И...делал.       В чаше намешано что-то поистине космическое, запах стоит невероятный, хоть и слабый, но цакарим всё ещё недоволен, это видно по его рукам, что будто бы пытаются уничтожить всю смесь, растирая её по стенкам чашки.       — О том, что произошло сегодня, — отвечает, подбавляя воды. Нарей, хоть и выглядит отстранённо, но навостряет уши. — Меуйяхена.       — А что не так? У тебя же всё отлично прошло, — наклоняет голову, не отрывая глаз от юношеского лица, будто бы там написано, что его беспокоит.       — Не в этом дело, — хвост его мечется из стороны в сторону. — Что-то случилось, но я не знаю что. Ты пропала после обряда, мы проснулись и не увидели тебя у древа голосов. Ни тебя, ни старейшин.       — Да это просто совпадение, — отвечает с напущенной честной рожей, за что тут же получает подзатыльник. — Ай, да за что? — жмёт уши к голове. — Клянусь! — не договаривает, ведь прижимает голову к плечам, видя его ладонь, что замахивается на неё.        Это на деле просто безболезненный хлопок, поглаживание со звуком, то, что сама Кей часто использует на Нарей'эн, когда та что-то неправильно делает или говорит.        — Ты.., — почти рычит на неё, но чудом успокаивается и убирает руку, увидев как его младшая сестра начинает оглядываться по сторонам и нервно мотать хвостом. — О, Эйва, дай мне сил...что ты опять натворила? Старейшины всегда остаются в деревне, чтобы напиться, а тут их выдернули, мама убежала в спешке, придумав отговорку, что нужно срочно что-то сделать, а ты у водопада. Ты меня не обманешь, — он нахмурился так, что Рикейя громко сглотнула. — Что произошло?       Она шепчет одними губами:«Ничего», но увидев вновь жёсткую руку брата, что поднялась в воздух, прошептала только ему, так, чтобы услышал только он.       — Ты врешь, — он замолкает, рука его останавливается, когда юноша уходит в свои мысли.        — Да я сама такого слова в жизни не слышала, – закатила глаза и встала, чтобы помочь Нарей'эн, что одними глазами спросила у сестры, что она сказала. — Знаешь, что произошло, Нарей? Старейшины узнали, что я почти каждый день нарушаю порядок клана, врываясь в драки и назначили мне наказание.       — Ох! — вскинула она руки, желая дотронуться до головы, но её пальцы были в Жиру мясо. — Я же сказала тебе сегодня не драться! Ты всё же нашла этого Кири...вот же дурная голова, — вздыхала она, в сердцах беспокоясь за сестру. — И что за наказание?       — Да пустяк. Изгнали из клана на три года, — она засмеялась в полный голос, увидев лицо Нарей, у которой буквально отвисла челюсть. — Да шучу я! На три дня всего-лишь. Чего ты сразу так реагируешь?       Вождь и Руа вернулись в более менее нормальном настроение, пусть и уставшие, Секхель, что плелась за ними, совсем потеряла какие-либо силы и после плотного ужина тут же ушла со своими детьми домой, оставляя Руа и Ксаила со своей дочерью, которые заставили её спать в их кровати, и заодно вспомнить то время, когда Рикейя была маленькой и спала рядом с мамой и папой. Руа всю ночь проливала слезы, а Ксаил с Рикейей её успокаивали.       Когда настал тот день, то старейшины стояли вместе с царствующей семьёй на верхушке дома вождя. Авсан, что два дня назад покинул их собрание раньше всех, потеряв какой-либо интерес, плакал громче всех, отдавая кое-какие мешочки с травами, которые первое время будет трудно найти в незнакомой местности. Старейшины действительно подготовили всё самое необходимое, еду, мази, травы, одежду, чтобы первое время она ни в чем не нуждалась и самый главный атрибут не забыли — повязку на глаза, сделанную из самой тонкой ткани, уникальную и двойную, через которую не проникнет резкий дневной свет к глазам, что были особенно чувствительны из-за ночного образа жизни, то, что она обязана будет носить, чтобы не ослепнуть, ведь её глаза, как и у всех в семье Тейр особенно агрессивно воспринимают солнечные лучи, яркие цвета.       Нарей´эн подбежала к Рикейи, что только собиралась оседлать своего икрана, и взяла её за руку.  В её глазах читалась смесь беспокойства и они слегка покраснели:       — Сестра, я буду молиться за тебя.  Пусть Эйва укажет тебе путь, — Кейя нежно потерпела её по голове на манер Ксаила, и убрала прядь её выбившихся волос за ухо:       — Не волнуйся, всё со мной будешь хорошо, — улыбается во все зубы. — Хочешь привезу тебе какой-нибудь подарок? Ракушку из рифового клана? Хочешь?       Получив короткое «угу», Рикейя махнула всем рукой, но задержала глаза на Ма´уре, что стоял немного в стороне, его лицо было серьёзным,  но в его глазах Рикея увидела поддержку и тоску.       Взобравшись на Руру, Рикея почувствовала знакомое биение могучих крыльев под собой. Ветер, пронзительный и холодный, обдувал её лицо, унося с собой остатки сомнений. Внизу, пещеры Ваумран казались крошечными, уютными домиками в огромном, дышащем мире Пандоры. Направление полета Рикея определила по лесному духу, что летел впереди неё. Руру, словно чувствуя её решимость, несся вперед с невероятной скоростью, проносясь над зубчатыми пиками гор, минуя знакомые хребты, направляясь к бесконечному океану. Её путь лежал за пределы знакомых парящих гор, в неизвестные земли,  населённые другими кланами на´ви. Ей предстояло найти Кири,  "Дитя Эйвы".