Ice on my teeth.

      

***

      Уёну хотелось простого мужского… Навсегда забыть этот опыт и уебать на Багамы пить холодное пиво в бассейне. Но точно не заниматься этой всей хуйней. Но сейчас он вынужден стоять перед своими друзьями в традиционном красивом кимоно, обшитым японскими узорами и стразами. И тяжело вздыхать, пока те громко заливались смехом. Смешно было всем. Но только не Уёну. Даже Минги с юмором отнесся к этому феномену в своей жизни. Может, он просто с Юнхо нашел этому кимоно новое применение? Знать об этом, конечно же, Чону не особо-то и хотелось. — Уёбки, смешно вам, да? — недовольно прошипел Уён, забавно хмурясь. Он приподнял свои руки и осмотрел их. Красивые рукава привлекли внимание. Но, несмотря на это, он все равно сморщил нос. — Я вас в рот ебал. Отвечаю. Почему это всегда выпадает на мою долю? — Потому что ты — лучшая кандидатура, Уён-и. Соберись, воин. Ты же мужик. — Хонджун поднял кверху кулак в знак поддержки. — Ты издеваешься что ли? — рыпнулся брюнет в его сторону, шутливо поднимая так же кулак в ответ, но уже в сторону лица лидера. — Молчать. — Хон показал ему язык. Ребячится, значит. — В общем, снимай уже это кимоно. Нужно обсудить план.       Уён только рад был сбросить с себя эту одежку. Несмотря на то с каким пренебрежением он это сделал, все аккуратно сложить пришлось. Из казны Кима все же деньги были взяты. А тут попробуй: одно движение вправо, одно движение влево — расстрел. Чон вновь что-то недовольно буркнул себе под нос и сел на диван, сосредоточивая все внимание на лидере. — Уён, Хотару возьмет тебя к себе под крыло и передаст все знания, которые она собирала много лет. Научишься наконец-то уму-разуму. Одни плюсы, верно? — Блять, да я щас… — начал было Чон младший, но его быстро вновь перебили. — Так вот. Несколько дней поживем там, освоишься. До аукциона. Познакомишься с местными традициями. Короче, все нормально будет. — Каждый раз, когда я слышу от тебя «все будет нормально», я оказываюсь либо привязанным к стулу, либо вырубленным. — проворчал Уён, ловя грустный взгляд Хонджуна. — Я не это имел в виду…       Повисла небольшая тишина. Чон знал, что задел лидера за живое. С того момента, как Чонхо ушел, Хонджун делал все, чтобы ребята были в безопасности. Но в мире мафии это невозможно на постоянной основе. Приходилось жертвовать. Многим. В том числе, своей жизнью. Сонхва все это время успокаивал Кима, говоря ему о том, что это было решение Чонхо. Он буквально пожертвовал собой, чтоб сейчас каждый имел возможность жить дальше. И здесь нет вины лидера. Они были воспитаны по тем правилам, что в любой момент можно отдать жизнь за то, чтобы выполнить миссию. Жестоко. Но такова правда. Она никогда не бывает мёдом. Хон вздохнул, а затем продолжил: — Уён, я понимаю твое негодование. То, что я сейчас скажу, может показаться тебе лестью, но это не так. Ты очень вырос за это время. Мы все выросли вместе. И если ты думаешь, что я воспринимаю тебя приманкой — это не так. Совершенно не так. На тебе очень ответственная задача. И только тебя я вижу в ней, понимаешь? Твоё умение разговорить и расположить к себе кого-угодно — это ценно. Я так не умею. И я восхищаюсь тобой. — Хон… — Нет, дослушай. Это приказ. — Ким нахмурился, глядя Уёну в глаза. — Каждый из нас выполняет здесь свою роль. Нет тех, кого нам не жаль потерять. Я обеспечу тебе максимально безопасные условия. Но я ничего никогда гарантировать не могу. Потому что сам всегда нахожусь в опасности. Я и так виню себя, что не смог сберечь Чонхо. Но мы во взрослом мире, где каждый принимает решение. И вы тоже принимаете решение быть здесь. Поэтому… Я надеюсь, ты меня услышал. А теперь всем спасибо. — Хон встал и ушел в сторону своей комнаты. Затем дверь громко закрылась. — Я виноват? — Чон взглянул на Сонхва. Тот отрицательно помотал головой, а затем, встав, последовал за Хонджуном.       Пак аккуратно приоткрыл дверь и увидел, как Хонджун сидел на кровати. Он запустил ладони в свои кудрявые волосы и смотрел вниз, казалось, прожигая в полу дыру из сожалений и собственных страхов. Каждое решение лидеру давалось морально тяжело. Каждый такой случай или разговор, который хоть немного касался безопасности, были для Кима, как удар ножом в незажившую рану. Больнее в два раза. Сонхва подошел к Хонджуну и сел на колени около него, беря в свои руки запястья любимого парня. Хон посмотрел на Пака, в его глазах читалась усталость и грусть. — Джун-и… Ты все делаешь верно, понимаешь? Перестань себя корить. Уён имел в виду совершенно не это. Ты же знаешь, что он иногда сначала говорит, а потом думает. — нежно прошептал Сонхва, ободряюще гладя кожу запястий парня.              Хонджун молчал. Он не знал, что ответить. Сам устал от своей головы и внутренних загонов. Ему, признаться честно, тоже хотелось одного — уебать на Багамы и пить холодное пиво в бассейне, а не управлять оравой проблемных мальчишек. Но его реальность тоже была такова — быть лидером, взвешивать каждое решение и нести за них двойную ответственность. Дверь приоткрылась и из-за неё вылез сначала небольшой кончик носа, затем темная челка, а после — и вовсе голова Уёна. Он постучал три раза и улыбнулся. — Ты всегда сначала заходишь, а потом стучишь… Так и не научился манерам. — грустно усмехнулся Хонджун, радуясь от осознания, что Чон младший пришел его подбодрить. — Сонхва, оставишь нас ненадолго? — Ким ласково провел ладонью по светлым волосам Сонхва. Они были немного жестковаты на ощупь. Пак их недавно покрасил. — Конечно. — улыбнулся тот и вышел из комнаты, перед этим       потрепав             Уёна за щеку.       Брюнет окончательно проскочил в комнату и подобрался к Хонджуну. Он плюхнулся рядом с ним на кровать. — Хонджун, ты лучший лидер, которого я встречал. Не заставляй меня говорить такие сопли. Ужас. — фыркнул Чон, а затем получил смачный подзатыльник от Кима. — Ладно. Короче. Я тебя обожаю. Ты не просто лидер. Ты настоящий друг. И я знаю, что если моя уёновская задница вновь окажется в приключениях, ты меня оттуда вытянешь и сам убьешь своими руками. Просто вспомни то время, когда я только попал к вам. А сейчас? Я совсем другой. Закаленный, взрослый. Более рассудительный и спокойный. Это все благодаря тебе. Ты для меня — пример. И не только для меня. Мы достанем эту синюю птицу. Если надо будет терпеть приставания Сону, я выдержу это испытание. — Какие ещё приставания? — рассмеялся Хонджун. — Ну, знаешь ли, я гейша симпатичная. Эй! Не смотри на меня так скептично! — Уён пихнул лидера, пока тот заливался смехом. — Ну ты и пидор, Ким Хонджун! — Чон резко подскочил и начал танцевать вокруг кровати. — Скажи же, что похоже!       Дверь вновь открылась, на пороге показался Ёсан. Он хлопал глазами и наблюдал за происходящей вакханалией в исполнении Чона. Танец был больше похож на несвязные и несуразные движения, чем на что-то прекрасное и восхитительное. Кан отвел взгляд и задрал кверху брови, делая лицо полное осуждения. — Нам выезжать уже нужно. Чон, прекрати сейчас же. Иначе меня стошнит. — шатен кинул в него дорожную маленькую сумку, в которой были лишь пачка сигарет и зажигалка. — Забирай свой саквояж и марш в машину. — Ёсан, ты решил стать лидером? — выглянул Хонджун из-за танцующего Уена. — Нет, я просто самый умный из вас. Драма квин и клоун.       Нет, все-таки именно Ёсану в этой семье хотелось по-настоящему одного — уебать куда-нибудь в закат. Даже необязательно с пивом.

***

      А мы все возвращаемся к одному и тому же — Уёну на месте не сиделось. Поэтому каждый раз, когда он пытался поерзать, сидя на неудобных подушках на полу за низким маленьким чайным столиком, Хотару легонечко била его по рукам бамбуковой веткой. — Да за что?! — ворчал Уён, одергивая свои руки от бесноватой женщины. — Сиди смирно. — строго бросила старушка. — Держи осанку. Тебе нужно научиться красиво разливать чай. — Ненавижу чай… — проворчал себе под нос Уён, кривя губы. За это вновь огреб по рукам. — Ладно! Покажи мне, как это делать… — Уен, терпение — это одно из самых главных качеств, которое нужно воспитать в себе, мальчик мой. Не зря ведь поговаривают, что терпение и труд все перетрут. Мы всегда спешим жить. А самое прекрасное в деталях. Для этого нужно развивать умение замедляться. И любить ожидание так же, как самое событие. — Хотару мило улыбнулась, беря чайничек в свои маленькие ладошки. — Наша чайная церемония называется Тяною. Смысл этого ритуала в общении сердец.       Женщина легонечко повела рукой наверх. В каждом движении ощущались аккуратность и естественность. Очень завораживающе. Она пустила напиток тонкой струйкой в маленькую чашечку. — Чайная церемония появилась очень давно. Ещё в 729 году, когда наш император пригласил к себе буддийских монахов, чтоб угостить их небесным напитком. Сама культура называется Садо. Это своего рода медитация. Уметь наливать чай и приводить гостей в восторг — то, чему должна научится майко, будущая гейша. — Хотару передала чайничек Уёну в его большие по сравнению с ней руки. — Старайся быть сосредоточенным на процессе. Не думай о результате.       Уён недоверчиво глянул на женщину, а затем попытался сконцентрироваться на чайнике и содержимом в нем. Он нахмурился, пытаясь вложить в это действо всю свою серьезность и рациональный подход. Хотару звонко рассмеялась. — Уён-и, мальчик мой. Ты как-будто гвоздь забиваешь, а не чай разливаешь. — Она подошла сзади и накрыла свой ладошкой его руки. — Вот так. Естественно и легко.       Из чайничка полилась тонкой струей светлая жидкость. Помещение наполнилась ароматом зеленого чая. Это был иной запах. Не тот, который мы чувствуем, когда завариваем пакетики. А самый настоящий чай. Уён готов был поклясться, что увидел в этом процессе большее, чем просто разливание жидкости по чашкам. — Саммай. — Что? — Ты достиг состояния Саммай. Глубокое сосредоточение. Сейчас ты увидел истинную красоту нашего прекрасного мира. — Хотару вновь тепло улыбнулась и отошла от Уёна, оставляя его ненадолго наедине со своими мыслями и удивлением. — Ты знал, мальчик мой, что первыми гейшами были мужчины? Да-да, не удивляйся так, сынок. Женщинам сначала было запрещено. Неповадно.       Уён аж завис и на месте засидел. Если не поседел от осознания своей никчемности. Как же много интересного и удивительного его поджидало в этом мире. В совсем другом мире. Он долго сидел и смотрел в кружку, пока Хотару хлопотала над кимоно своих девочек. Она аккуратно пришивала к традиционным нарядам стразы, чтоб их маленькая майко смогла пройти инициацию в настоящую гейшу. — Быть гейшей – далеко нелегкая работа. Это не просто мастерство, нужны также страсть, увлеченность своей профессией, что требует ответственности и тяжелейшей работы, абсолютного самообладания и умения оставаться спокойной перед лицом любой катастрофы. — вновь заговорила Хотару, продолжая возиться с ниткой и иголкой. Она услышала, как Уён притих. Это было подозрительно. — Хотару… — Да, сынок? — А ты сильно ругаться будешь? — О боже, Уён!

***

— Как, прости, это случилось? — Минги прикусил губу, чтоб не рассмеяться, внимательно смотря на друга, который бродил из стороны в сторону. — Я задумался о смысле жизни и пролил все горячее содержимое себе между ног! — Уён всплеснул руками. — Да перестань ты смеяться! — Ради того, чтобы прикинуться гейшей, тебе кастрация необязательно нужна.       В него мигом прилетел веер. Прямо в лицо. Но Минги это не обидело, он лишь громче рассмеялся, беря в руки орудие для убийств. Разве что для убийства жары. Несмотря на то, что в Японии весна только началась, на улице уже было тепло. Чон достал пачку сигарет и через минуту закурил. — Вот ты знал, придурок, что гейшами были мужчины в самом начале? Нет? А я вот теперь знаю. А ты какого хуя не учишься ничему? — Уён бросил на него раздраженный взгляд. — Потому что я буду просто прикидываться владелицей окия, пока ты будешь совращать богатых мужиков своим «искусством».       Чон младший цокнул языком. Он уже чувствовал привязанность к этой культуре и к этому миру. Он бросил сигарету, выхватил из рук Минги веер и начал активно им махать около своего лица. Из ниоткуда появился Сан, который обнял Уёна сзади за талию. — Ну что, моя гейша? Как первый день? — промурчал тот. — Сан, я тебе сейчас ебну. — Ладно-ладно. — тихо захихикал Чхве. — Мы навели справки о камне. Оказывается, он принадлежал древнему народу. Камень был как знак освобождения. И в честь этой драгоценной синей птицы исполняли песню «Халазия». Культ камня прям. Поэтому он стоит как сумма всех наших жизней. — Халазия? Это что? — Песня отчаявшейся надежды. — резюмировал Сан. — Это мифы нашего народа. Учил бы историю у Юнхо, знал бы. — Ой, ну не начинай ты… — А ещё что из новостей? — Минги курил сигарету, выпуская едкий дым в небо. — Ну… — было начал Сан, но неожиданно на телефон позвонили, он взял трубку. — Да, Хонджун? А… Что? Что ты говоришь? — Чхве нахмурился. — В смысле… В смысле камень украли…

Парам-пам-пу