Демоны Луффи

      Синее небо над головой было высоким-высоким и водянисто-чистым, но я его почти не видел, прикрывая глаза тыльной стороной руки от солнца, беспощадно палящего, как в летних зонах, с непривычки так, что коже было даже больно. Но я не пытался укрыться от него и просто лежал на дне своей лодочки-каноэ, раскинув ноги, чтоб они свисали с бортов, то и дело касаясь подошвами мягко шуршавших волн.              В голове было почти пусто.              Команда моя, дурная не меньше, а может, и больше, чем их капитан, решила, что мне стоит вспомнить, каково это быть пиратским королём.              Пф-ф, как будто я мог забыть это!              Будучи пиратским королём.              Только вот жизнь диктовала свои условия, а игнорировать их все я не мог.              Но, может, и Зоро с ребятами были правы, а я запутался в том кем должен быть, каким должен быть и каким быть хотел. Так ведь случается, когда на плечи сваливается слишком многое — становится некогда задумываться, поэтому делаешь то, что кажется должным.              Хотя, честно говоря, я и ныне не слишком-то хотел думать о чём-то таком. Больно уж последние месяцы были одновременно и насыщенными на события, и совершенно невменяемо однообразными. События, в которых я только и делал, что слушал или читал доклады, строил планы, следил за подготовкой людей, которых откровенно изучал «на ходу», и старался быть командующим, которого признавали бы все или почти все. А раз в несколько дней выбирался из штаба или со встреч с союзниками, чтоб просто выпить чего покрепче вдали от… всего.              Сбежать? Я даже не думал об этом. Тогда ведь, после того, как и пираты, и революционеры склонились передо мной, доверяя жизни на самом деле безумному плану, я как никогда остро почувствовал ответственность за всех. Не сразу, но… Что-то во мне переклинило, потому что я по-настоящему хотел, чтоб окружавшие меня люди могли доверять мне, а я — им. Это ведь и было одним из моих желаний — возродить пиратство в том виде, в каком оно вообще когда-то, при предке-Д, появилось. И, со свойственным мне энтузиазмом, я включился в работу, чтоб его исполнить, не думая ни о себе, ни о море, ни о чём.              Стремился ли я быть хорошим королём, Главнокомандующим таким, как папаша, для которого жизнь своих людей дороже всего на свете? Нет. Специально — нет. Но, видимо, именно так и получалось.              Во многом, кстати, потому, что я осознал людей людьми — существами, которых сделала их жизнь, как корабль, по брёвнышку складывая из крови предков, условий рождения, обстоятельств взросления и тому подобных факторов, с которыми не всем или не всегда хватало воли и сил справиться самостоятельно, от чего они и становились теми, кем становились. И сложно было научить, например, верить тех, кто никогда ничего хорошего от окружающих не получал или получал так мало, что от этого было только горше.              Я понял это, кстати, глядя на накама, когда однажды пытался Дампиру объяснить собачью преданность членов команды друг к другу. И пока рассказывал, что, например, для Нами мы с Зоро стали первыми, кому она могла доверить собственную жизнь и то, что ей дорого; что для Усоппа мы, опять же, стали первыми, кто поверил по-настоящему ему и в него — внезапно для себя понял, что остальные-то пираты и революционеры были такими же. И хотя я не мог стать для каждого из них первым, но мог дать им что-то, чего им не хватало для того, чтобы поверить. И нужно-то было большинству не так много: всего лишь дать прочувствовать шкурой, что есть кто-то, кто не оставит один на один с проблемами и нуждами, будет всегда на их стороне, а если не совсем на их — то хотя бы не станет судить без реальной вины.              И я на самом деле так увлёкся этим, создавая то, что некоторые назвали братством, что, наверное, действительно лишился чего-то важного для самого себя.              А накама за мною приглядывали. И заметили что-то там, я даже до конца не понял, что именно. Предложили даже вариант решения проблемы, достаточно сомнительный, но…              Я сбежал.              Просто трусливо сбежал. Воспользовался идеей команды и…              Нет! Причины действительно были.              Те же тренировки, которые в масштабе я проводить боялся, а ведь начитался о собственной силе и нуждался в том, чтоб на практике проверить и техники предков, и собственные теории.              К тому же я снова искал себя, теперь уже не как человек, оказавшийся демоном, а как демон, чьей сутью была стихия. Пузырь подводного города, разумеется, меня сильно ограничивал.              Но достаточные ли это причины для того, чтоб сбежать от ответственности за десятки тысяч людей, переложив её на плечи приближённых? Я считал, что нет.              Да, уметь контролировать собственную силу, как и вообще знать её, было важно. Особенно в условиях войны, когда от неё могли зависеть жизни. Но всё же это было чем-то второстепенным.              И всё равно я ушёл. Сбежал так быстро, как только мог. Сам не знал от чего, но, может быть, от себя или наоборот, к себе. Сначала на Сабаоди, переместившись с помощью стихий Пространства и Молнии — она, как выяснилось, лучше всего годилась для перемещений, в разы меньше расходуя сил, чем даже та же Тьма, да и пользоваться ею было проще: нужно было всего лишь детально, вплоть до запахов, звуков и ощущений, представить место и почувствовать себя в нём. А потом, не задерживаясь и не оглядываясь, прыгнул в лодочку и гнал-гнал-гнал её, наполняя ветром парус до тех пор, пока всякая суша не осталась так далеко за бортами, что даже неделя дрейфа на волнах, ветрах и течениях не приблизила бы меня ни к одному из островов.              Что само по себе говорило многое обо мне.              И теперь я уже полдня валялся в лодочке где-то в Рае Гранд-Лайн, обжигаемый лучами солнца. И не чувствовал ни свободы, ни облегчения — только пустоту.              Где-то поблизости моталась Кара, Фил потусторонней прохладой прижимался к моей голове, скрываясь в её и паруса тени…              Мне было «никак». Ну вот никак — и всё. Я не знал, ни чем заняться, ни куда двигаться. Я даже просто не чувствовал ничего, кроме зноя от светила и прохлады от кота-духа и морских волн. Лежал и то и дело отгонял от себя, как назойливую муху, мысль о том, что надо бы всё же определить хотя бы начальную цель пути или решить, с чего начать эксперименты с собственной силой — этого не хотелось. Вообще. Не было никакого желания даже просто шевелиться. Даже жрать не хотелось. Вот я и валялся расслабленно, то ли ожидая, когда мне это надоест, то ли наслаждаясь, то ли…              И время шло. Час проходил за часом. Мягко шуршали волны о борта. Лёгкий нестабильный ветерок обдувал кожу и полоскал парус. Солнце неторопливо ползло по небосклону, преодолевая зенит, спускаясь к закату, чтобы утонуть в безбрежном море, утягивая за собой свет и яркие краски. И тишина (если не считать плеска воды) стояла такая, что давила на уши.              Я проваливался в неё, в тишину, в которой с каждым часом всё громче слышал стук собственного сердца. Тук-тук, тук-тук, тук-тук — билось оно, сливаясь с шипящим ритмом волн, накатывавших одна за другой, и лодочка, со мной на дне, качалась вверх-вниз, вверх-вниз, вверх-вниз. Странное оцепенение охватывало меня, а сознание пульсацией в голове уплывало, растворяясь в ощущениях. В тоще воды от горизонта до горизонта, в течениях и застоях, на отмелях и на глубинах, в каждом рифе и зарослях водорослей. В воздухе и каждом потоке ветра, в только-только зарождавшихся испарениях и тяжёлых грозовых тучах.              Я не вольно следил за стайками рыбок и залетавшими далековато от берега птицами, а краем сознания, охватывавшим всё это, отмечал, что почти не чувствовал разницы, между контролем над собственным телом и стихией. Привычно…              Привычно из-за дурных снов, что мне снились в последние месяцы, пожалуй, с того момента, как Арв передал мне корону демонов. Бывало и сам старик снился — и эти сны были почти нормальными. Но чаще — мир, в котором моим условным телом были мои же стихии. Я бы, наверное, в голову их не брал: ну снится и снится, подумаешь?! Вот только корона оказалась до отвратительного настоящей, ведь её я не мог ни расплавить, ни разломать, ни согнуть, ни даже просто потерять — она всегда возвращалась на мою голову целая и невредимая, как клинки демонов возвращались в ножны.              Я подозревал, что дело тут не обошлось без стихий пространства и времени, но и наверняка не без участия крови — к чему ещё могла происходить привязка вещи, если даже в замках именно кровь открывала полный доступ к тайнам?              Однако это не меняло факта: корона, то и дело появлявшаяся на моём «котелке», означала, что как сон с Арвом не был просто сном, так и другие мои видения не были столь бессмысленны, как мне хотелось бы. А значит, и фантазии Зоро, скорее всего, были не беспочвенными, и я вполне мог буквально стать морем.              Сама мысль об этом поднимала в душе — или что-там было у демонов вместо неё — бурю.              Но я не думал об этом. Совсем не думал. Потому что было совершенно не ясно, что станет с моим телом, если я сознанием стану стихией. Оно ведь могло как раствориться, то есть «слиться», скажем, с водой, так и просто сдохнуть. Конечно, вроде бы опыт использования стихии Тьмы, да и Молнии тоже, говорил о том, что ничерта с телом не случится — оно как исчезнет, так и вновь появится. Но то, что я делал, исчезая в тенях, и та чертовщина, что мне снилась, были несколько разными вещами. Не ощущал ведь ни тьму, ни электрические разряды собственным телом, а всего лишь «прятал» это самое тело в них, не отрываясь сознанием от собственной туши. А становиться стихией…              Но, может, или даже, скорее всего, я не до конца понимал, как это работало. И слияние с тенями могло быть тем же самым, что становиться Тьмой.              Я, честно признаваясь себе, пока не готов был проверять и даже боялся. Не смерти, не потери себя, а масштабов. Ведь каково это, быть стихией, например, ветра? Означало ли это быть клубком ветров, наделённым сознанием, или же значило становление вообще всем воздухом, существовавшим на планете? А вода? Какого это быть океаном и ощущать рыбок или кого покрупнее, хоть тех же Морских Королей, частью себя? Или они ощущались как инородные объекты в теле? Ну, как глисты?              Думалось мне, что от этого недолго было свихнуться. По понятиям людей, по крайней мере — всё же я не знал даже того, что означало быть разумом стихии.              Так что «проваливаясь» в стихию, я не позволял себе потерять связь с телом. От того и болтался и не в сознании, и не в дрёме, и не в теле, и не в море, а так, где-то между всем.              По иронии, примерно в такой же период вошла и моя жизнь.              Я то восторгался захватывавшей мощью океанских течений, ворочавших, словно живые горы, огромные толщи воды, полные морских жителей; то выныривал из глубин, думая о банальной, но впопыхах позабытой необходимости рассказать революционерам о том, чем они были для отца; то пытался осмыслить мир в доступном мне объёме и во всех деталях, пытаясь не ограничивать собственный разум, а всё тянуться и тянуться куда-то за горизонт, точно зная, сколько рыбы в штуках было в округе, сколько птиц; то резко начинал ощущать, насколько затекло тело в неподвижности, осознавая, что пора бы его перевернуть, но не делая этого, потому что шевельнуться был не в силах.              Так, игнорируя нужды, я и лежал на дне лодочки. Час за часом. И вечер сменялся ночью, а затем и утром, чтобы через новый знойный день снова стать вечером. И ночью. И утром. И днём, и вновь вечером.              А потом что-то изменилось.              Ворвалось в разум, разрывая невоспринимаемую реальность; вклинилось в отрывочную и сумбурную цепочку мыслей; вдавилось в сознание так, что не проигнорируешь — ощущение приближавшегося корабля, на котором кто-то звал меня.              Приближавшегося? О нет!              От неожиданности я резко сел, ошеломлённый и сбитый с толку навалившейся болью давно занемевших мышц и кожи, а ещё острым желанием отлить. И вот с кряхтением и облегчением повинуясь зову природы, я и осознал, что корабль-то был не меньше чем в пяти сутках пути от меня на самой большой скорости, на которую была способна моя лодочка.              Пять суток!              Я никогда прежде не ощущал ничего на таких расстояниях! Тем более столь чётко — зная, что это был линейный корабль морского дозора.              И кто-то звал меня на нём. Но не на помощь, нет, а будто чертыхнулся или буркнул вслух с… досадой?              Со смаком и хрустом вгрызаясь в большое и сочное яблоко, извлечённое из кармана, и подтирая тыльной стороной ладони его сок с подбородка, я нервно хихикал, понимая, что слишком долго валялся и слишком «загулял» разумом по окрестностям, не заметив, что давно перешёл границы собственного восприятия, порядочно их расширив. Или не расширив, а сломав какие-то внутренние барьеры, мешавшие мне ощущать стихии так далеко.              Вопроса о том, что с этим новым делать, не стояло. Внутренняя пустота не исчезла, нет, но отступила куда-то на задворки сознания. Проснулись чувства и желания, а потому любопытство требовало пойти и немедленно выяснить, не приглючилось ли, что там вообще был за линкор и кто и по какой причине на нём меня звал. Так что я спешно перекусил, вдоволь напился, кажется, за три дня, не меньше, размялся, разгоняя кровь по жилам, заодно и возвращая чувствительность отлёжанным частям тушки и, спрятав лодочку в клеть, с едва слышным треском электричества переместился на пробудивший меня корабль.              Не пять же дней рвать парус к нему, в самом деле!              А устройство линкоров я знал очень хорошо, потому мне не составило труда представить место в трюме, куда никогда не складывали грузы и куда редко заходили, и ощутить себя на нём, сыром, пропахшем плесенью и смолами днище корабля.              Кара, притворявшаяся рисунком на моей майке, смешно моргнула живым глазом, но ни она, ни Фил материализоваться не успели, потому что я тут же спрятался в тенях: нужно было выбраться из трюма и выяснить, кто командовал кораблём, а в идеале — и кто чертыхался моим именем, прежде чем являть себя.              Но, вопреки ожиданиям, это был обычный линкор по какому-то обычному заданию пробиравшийся по Раю Гранд-Лайн. Ни пленных пиратов на борту, ни чудовищ каких или явлений, из-за которых стоило бы поминать меня. Странно. Точнее, ничего странного — ну снуют дозорные по палубам, занятые своим делом, ну присматривают за всем офицеры. И никаких разговоров подозрительных, объект обсуждения которых, опять же, мог бы вызвать желание помянуть меня.              И вот сидел я в каюте старшего офицера, командовавшего кораблём, грыз стащенную на камбузе зажаренную свиную рульку, запивая её столовым хересом, и думал, не показалось ли мне. Но ведь корабль был? Был! Значит, и зов должен был быть! А как узнать это наверняка? Спросить. Тем более, что было у кого: командовал линкором не кто иной, как сам адмирал Вудс, с которым побеседовать наедине даже хотелось. Тут, во-первых, и чертыхнуться он сам мог, потому что, например, знал о задании побольше прочих или мог предположить, кто меня упомянул, обладая самой полной информацией о личном составе и обстановке в команде. Во-вторых, после одиночных приключений Зоро в стане дозора этот офицер был нам интересен. А где ещё, если не в его апартаментах, я мог подловить адмирала на разговор, который совершенно точно никто не стал бы подслушивать просто потому, что не знал о нём?              В общем, пошарахавшись по линкору, я устроился ждать.              И, несмотря на вечернее время, ждать пришлось немало: я не только успел догрызть рульку, но и почти допил бутылку хереса, прежде чем, отслеживая передвижения Вудса, понял, что он, наконец, направлялся прямёхонько в мою засаду.              Ну и он, конечно, открывает дверь в переборке (а на линкорах дозора каюты офицеров располагались на второй палубе) весь такой уставший, замученный даже, с написанным на лице острым желанием рухнуть мордой в подушку и забыть всю свою жизнь, как страшный сон. А тут такой я салютую начисто обсосанной косточкой, скорее всего, его же ужина, херес глотаю из горла и ноги с его рабочего стола убирать не собираюсь.              — Приветик! — вежливо поздоровался я, оторвавшись от пойла. И поспешил осудить: — Долго ты, я чуть не уснул. — Адмирал морского дозора, уважаемый и преданный офицер, наверняка не глупый, тупо моргнул и тут же хватился за, судя по красивой гарде, наградной меч, как и положено, пристёгнутый к форменному ремню. Я протестующе замахал руками: — Эй, совсем идиот, что ли, за оружие хвататься сразу?              Вудс, прикрыв на миг от досады глаза и скрипнув зубами, тут же ручонки с рукоятки нехотя убрал, поднимая их в защитном жесте.              — Извини, инстинкт, — буркнул он, неожиданно быстро сориентировавшись и захлопнув за собой дверь, будто тоже желал разговора. А потом, демонстративно отстёгивая оружие и вешая его на тут же прибитый крючок, признал: — Согласен, не очень умно с моей стороны. Но и ты согласись, не каждый обыденный день вместо свидания с подушкой, встречаешь морского дьявола.              Я склонил голову к плечу, ведь тоже подумал о том, что он хотел подушку. Совпадение?              А кроме того, удивляло, что он пришёл в себя от моего явления так быстро, ещё и не теряя способность хладнокровно мыслить. Что это? Личные качества, ранее мною незамеченные? Или моё появление не было столь неожиданным для него?              В принципе, ему могли доложить о пропаже рульки, а так как воровство еды на корабле членами команды порицалось очень серьёзно, он мог подумать о том, что на линкор проник чужак.              — Зачем явился? — требовательно спросил он, скидывая с себя плащ на ещё один крючок, а после рухнув на стул с другой стороны его рабочего стола. Складывалось впечатление о его уверенности в том, что я и нападать не стану, и вреда не причиню, да и что в моей компании вообще можно расслабиться так, как он не мог себе позволить расслабляться среди личного состава или других офицеров.              Это даже раздражало.              — Зачем явился? — повторил я вопрос невольно, сощурившись. И потребовал: — Ты мне это скажи. — Адмирал, конечно, смерил меня удивлённым и непонимающим взглядом, вскидывая вопросительно брови. Но я и без этого собирался рассказать, внимательно отслеживая реакцию: — Я был… в восьми или девяти днях отсюда (если считать максимальной скоростью твоего корабля), когда заметил вас и услышал, как кто-то здесь позвал меня. — Вудс, если до этого уточнения практически не сводил с меня взгляда, теперь снова прикрыл глаза. А это говорило минимум о том, что он знал, о чём я говорил. Или о ком. — Не так уж часто дозорные призывают на свои головы пиратов добровольно, поэтому, конечно же, мне стало любопытно посмотреть на этого сумасшедшего. И вот я здесь, — не выпуская из пальцев кости и бутылки, развёл я руками демонстративно, и объясняя, и показывая, где это «здесь».              — Ророноа не говорил, что ты можешь чувствовать корабли на таком расстоянии и слышать, если тебя поминают, — медленно заметил он. Ни отрицал, ни о чём не спрашивал, даже не удивлялся. Просто констатировал.              Я пожал плечами:              — Зоро вообще много чего вам не сказал. Зато, благодаря ему, я знаю, что ты не питаешь лютой ненависти к пиратам, — всё-таки отложив косточку специально на какие-то наверняка важные документы, я загнул указательный палец, а потом и средний, — и что по каким-то причинам пытался втереться в доверие к Сенгоку. А ещё, — загнул я и безымянный палец, — что ты — противник войны. Это любопытно, потому что в наши времена быть противником войны с пиратами означать быть врагом Мирового Правительства. Ты вроде не дурак, хотя и тупишь иногда, — не мог не подколоть я, взглядом указывая на оставленный на крючке меч, — значит, понимаешь это не хуже нас. Я решил, что вместе с зовом с твоего корабля, всё это вместе — хороший повод пообщаться.              Дозорный смотрел на меня в упор внимательным взглядом, будто выискивавшим что-то. Но, хотя внешне он был спокоен, внутри его раздирали сомнения. С чего я так решил? Да несло от него недоверием ко мне, что логично, но в то же время, он пах и отчаянной надеждой, что было совсем дико. Я делал вывод, что это именно ему я зачем-то понадобился, от чего он и не был удивлён моему явлению, от чего и сориентировался быстро — знал, чего от меня хотел и спешил воспользоваться случаем. Только дело всё равно встало, просто потому что я всё ещё являлся его врагом, и он не мог не сомневаться в том, что я проявлю себя именно так, как было нужно ему.              Это забавляло. Чувствовать его сомнения, наблюдать за его метаниями, отражавшимися в глазах, и просто ждать. Помогать ему, как бы любопытно ни было, я не собирался. С какого бы перепуга? Да и знал я уже, по опыту, что просьбы дозорных к пиратам, даже если это были просьбы друзей, обычно заканчивались проблемами. И не был уверен, что хотел решать да даже просто знать о том, что было на уме у очередного чокнутого адмирала, которые у старого пердуна Сенгоку были как на подбор…              Да, как на подбор — все мои потенциальные союзники.              Ну, кроме Акаину (мир его праху) и Кизару (частой смены погоды его переломам), но то были офицеры другой эпохи, если не ошибался, выбранные Главнокомандующим Конгом — предшественником дружка деды.              Корабль плавно покачивался на некрупных волнах, вызывая сонливость у бывалых моряков, и, наверняка, морскую болезнь у салаг. Темнота клубилась в углах чисто надраенной каюты…              Я невольно зевнул, осознавая, что всё то время, которое, после побега, болтался в подвешенном состоянии, толком полноценно и не спал. А прошло ведь, кажется, не меньше трёх суток!              В общем, ждать мне быстро надоело.              — Ну и? Будем в молчанку играть? — поторопил я Вудса, убирая ноги со стола, чтобы на него облокотиться, подставив руку под голову. — Зачем звал?              Он вздохнул, усмехнулся и всё-таки открыл рот:              — Знаешь, что самое страшное в тебе, Король Пиратов? — Я, конечно же, вопросительно уставился на него. Вудс, снова хмыкнув чему-то, пояснил: — Даже пяти минут общения с тобой хватает, чтоб понять: ты не человек и действительно способен влиять на разумы, а то и души людей, даже не присутствуя рядом.              Я закатил глаза, саркастично предложив:              — Обсуди это с любым пиратом, революционером или представителем нового дозора при встрече. Уверяю, они не только поддержат тему, но и кучу баек тебе на уши навешают. Да таких, что шерсть дыбом встанет. Но ты будешь говорить или мне свалить? — раздражённо спросил я, теряя терпение.              Вудс снова вздохнул, исподлобья глянув на меня, и, прикрыв глаза опять, будто это было его дурной привычкой, почти уже неожиданно быстро заговорил:              — Поблизости отсюда есть один небольшой правительственный остров, а на нём — сад, в котором выращивают деревья, в чьих плодах наиболее часто возрождаются Дьявольские Фрукты. Я прошу тебя уничтожить его, — Вудс резко открыл глаза, посмотрев на меня прямо, твёрдо, и если и сомневаясь, то лишь в том, кого просил, но не в том, о чём просил.              Я, что называется, охренел.              Нет, я помнил, что однажды, путешествуя, кстати, тоже на линкоре дозора, но с моей новенькой командой, сформированной из бывших узников Импел Даун, наткнулся на конвой дозора, перевозивший Дьявольские Фрукты почивших в первой битве при старом Маринфорде Крокодайла и Белоуса. Дозорные вместе с вице-адмиралом тогда были подарком мне от Рэкхема и Ко — их взяли живыми, предложив мне решать их судьбы. А я решил их отпустить — вице-адмирала того, кстати, потом в Ист-Блю перевели, и там мы с накама на него там натыкались, помнится. Так вот, они мне, не без применения моих демонических способностей, поведали мне об острове и саде на нём. И я там побывал, конечно, стащив несколько ящиков с фруктами, которые позже, будучи уже в моей клети, в многочисленных битвах стали Дьявольскими.              Ныне, кстати, они были сожраны тщательно отобранными лично мною пиратами и редкими революционерами — всё же сила нам была нужна, но и без проверок, особенно зная историю предательства Маршалла Д Тича, мы не могли её раздавать. Ребята, новенькие фруктовики, как раз занимались тем, что осознавали собственные способности, тренировались ими пользоваться и развивали.              Так вот, само наличие острова меня не удивляло, как и то, что он был поблизости — я его чувствовал, только не признал, что это тот самый остров с садом. А вот просьба… Неужто дозорный хотел выступить на стороне пиратов, фактически отдавая источник необычных способностей для товарищей? Сомнительно.              — Чем тебе не угодили фрукты? — уже без тени шутки, серьёзно спросил я. Хотя, конечно, больше меня волновало то, что он вообще делился, по идее, секретной информацией с врагом.              Вудс поморщился, будто ждал этого вопроса, но очень уж не хотел, чтоб я задал именно его.              — Полагаю, ты уже в курсе, — медленно произнёс он, будто взвешивая все «за и против», — поэтому не вижу смысла это скрывать. — Он помолчал несколько мгновений, сомневаясь, но всё же стал обстоятельно, по-военному чётко, пояснять: — Вегапанк использовал эти фрукты для экспериментов над теми дозорными, которых вы с Ророноа вырезали в количестве шести десятков тысяч человек несколько месяцев назад. Сейчас там подготовлена большая партия для отправки в лаборатории на новые эксперименты. И, насколько мне известно, прямо сейчас выращивают ещё партию. — Тут он сделал паузу, вздыхая, и как-то очень по-домашнему взлохматил себе волосы, будто сидел в компании хорошего приятеля, а не врага, превратившегося в слух и нервно вцепившегося в столешницу его же стола. А я вцепился, потому что очень уж важными были эти сведения.              Значит, не только кровь Д, но и фрукты? Как это могло быть связано? Не нравилось мне это.              — Не знаю в точности, что с ними делает Вегапанк, — неуверенным тоном произнёс тем временем Вудс, признаваясь, — но не считаю правильным ставить эксперименты над волей и разумами людей даже для военных нужд.              Я смотрел на него, прислушиваясь ко всем органам чувств, чтоб уловить малейшую фальшь. Но адмирал морского дозора не лгал. Ни о фруктах, ни о мотивах, которыми была вызвана его просьба. Даже старика Сенгоку этим напомнил. Его лицо было серьёзным, сосредоточенным, почти бесстрастным, но и в то же время выражало то, как сильно раздирали его изнутри сомнения. В чём? Я не знал, не мог знать. Но что-то мне подсказывало, что на этот раз сомнения были не во мне.              А фрукты… Если о Дьявольских я знал многое, то об этих…              — Плоды хранятся всего несколько дней, после чего становятся бесполезны, — вдруг вспомнилось мне. И этот факт имел значение, потому что я знал, в испорченном фрукте Дьявольский Плод не возродится. Да и вкусным он быть переставал, гнилой-то. Однако, может, именно это давало плодам какие-то свойства? Конечно, я хотел это выяснить. И уже, разумеется, не сомневался в том, что на остров отправлюсь, чтоб минимум забрать несколько ящиков для себя и для Цезаря — чтоб выявил неизвестные качества.              — Их замораживают, — качнув головой, уточнил адмирал. — Так они не только не теряют свойств, но и приобретают новые. Уничтожить сад тебе будет выгодно в любом случае: контролировать его ты не сможешь даже всеми своими силами, поэтому пытаться захватить — бессмысленно, а вот лишить нас постоянного источника Дьявольских Плодов… — он намекающе, чуть насмешливо шевельнул бровями, мол, думать тут нечего.              Я фыркнул.              — Даже если я уничтожу сад, он, наверняка, не один…              — Один, — резко перебил меня Вудс. — Они боялись, что вы, пираты, заполучите источник Дьявольских Плодов для себя, и сделали всё, чтобы для вас это стало и невозможно, и бессмысленно. Когда сад один — проще сохранить в тайне свойства его фруктов. Пираты ведь знают о саде, но считают, что там выращиваются просто вкусные плоды для знати.              Теперь я хмыкнул, но не стал говорить ни о том, что давно знал о саде и о свойствах его фруктов, ни о том, что рассказал мне об этом другой дозорный. Зачем бы? Вудсу я не доверял точно так же, как и он мне. Да и подставлять невменяемого после встречи со мной вице-адмирала из Ист-Блю как-то не хотелось.              Но, кстати, размышляя об этом, я вдруг понял, что меня смущало в просьбе адмирала.              — Вокруг острова ни одного корабля, кроме твоего, на много миль. Если я внезапно нападу на сад — ты окажешься под подозрением, как доносчик или информатор, — заметил я, прищурившись, поэтому что получалось, что Вудс подставлялся, и не мог этого не понимать.              Однако он внезапно откинулся на спинку своего стула, смерив меня удивлённым взглядом:              — Ты это серьёзно?              — Серьёзно что? — переспросил я, не понимая, чем была вызвана такая реакция.              — Тебе волнует, что будет со мной и моими людьми?.. — недоверчиво уточнил он. Я, присосавшийся в тот момент к остаткам хереса, чтоб его прикончить, поперхнулся и чуть не закашлялся — что, наверняка, привлекло бы внимание дозорных корабля, если бы я не подавил инстинкт, удачно кашлянув всего раз.              — Даже не мечтай — на тебя мне плевать, — всё же осипло выдохнул я, резонно заметив: — Но ты, пусть и преследуя собственные интересы, передал врагу, мне, достаточно ценные сведения, а я, по-моему, уже не раз и не два доказал, что благодарным быть умею. — Я отставил бутылку и снова облокотился на стол, сжимая пальцы рук в замок и поверх них пристально глядя на адмирала. — Я понимаю твои мотивы. Лучше, чем ты можешь себе представить, — уточнил я, когда он фыркнул. — В конце концов, хочешь верь, хочет не верь, а я тоже не хотел бы, чтоб Вегапанк продолжал свои чудовищные эксперименты, даже если они проводятся на вас. Однако большинство дозорных приняли бы это как должное, ну или ворчали бы, но не пошли бы на сотрудничество с врагом. А ты именно это сделал, — указал я на то, что могло вызвать мои подозрения, но, вместо этого, благодаря собственному чутью, я скорее удивлялся, но и переоценивал Вудса, который мне казался не очень умным, но которого Зоро счёл интересным.              Адмирал хмыкнул, склонив голову к плечу и скривив губы в невесёлой усмешке, и посмотрел на меня с иронией.              — Мне всё равно, Король Пиратов.                            Я скептично фыркнул, складывая руки на груди.              — До этого момента ты бы искренен, но сейчас — солгал.              Вудс бросил на меня настороженный взгляд — не нравилась моя откровенность, а ещё осознание, что юлить в моём присутствии глупо, не иначе.              — Я ничего не могу с этим, — он мотнул головой в сторону острова, — поделать. Ничего, понимаешь? — вспылил он внезапно, почти рыкнул, но сдерживая голос, не чтобы скрипеть зубами — а он скрипел — чтобы не услышали и не прибежали. И признался: — Я не звал тебя! Я проклинал это всё твоим именем, чертыхнулся, чтоб ты утопил это всё к твоей матери!              — Мать мою не трожь, — больше для порядка рыкнул я тоже, дёрнув бровью. Но чувствовал иррациональное удовлетворение от того, что моим именем враги уже натурально чертыхались. Гордыне это не могло не нравиться. Возможно отчасти именно поэтому я и не мог не подколоть насмешливо: — А вот насчёт того, что ничего не можешь поделать… Неуже-ели?! — иронично спросил я. — Не можешь поделать или не хочешь чем-то жертвовать? Ты ведь адмирал, — напомнил я, когда он вскинулся и собирался уж было возмутиться, — у тебя вполне хватит сил, чтоб уничтожить этот сад лично. Но ты этого не делаешь. Почему? Боишься лишиться звания? Стать предателем? При этом ты лживо утверждаешь, что тебе всё равно. — Вудс под моим взглядом вцепился пальцами в столешницу так, что та затрещала. — И не говори мне, что, мол, я не понимаю, — снова взмахнул я рукой, чтобы заткнуть адмирала. — Правда в том, что ты во многом презираешь тех, кому вынужден служить, но пойти против них ты боишься, оправдывая этот страх долгом, присягой и тому подобными вещами. Но, напоминаю, в словах присяги нет не слова ни о войне с пиратами, ни о служении хоть Мировому Правительству, хоть Горосэи. Зато там много слов о защите, в том числе, товарищей. Ты нарушаешь присягу как раз тем, что ничего не делаешь, — жёстко заявил, как отрезал, я, больше не усмехаясь, а только презрительно констатируя. И развёл руками: — Вот такие вот нынче дозорные. Но это хорошо, потому что благодаря таким, как ты, появился Новый Дозор, состоящий из тех, кто не готов мириться, зато присяге служит верно. — Вудс снова скрипнул зубами, но больше возмущаться не пытался. Он не был согласен, нет. По крайней мере, пока. Но мои слова позволят ему посмотреть на свои решения под иным углом, и… Кто знает…              Я смотрел на него в упор, думая о том, что он жутко напоминал мне Стеинлесса. Тот то же был… Безвольным, что ли? Хотя тоже вроде бы всё видел и понимал. Да только без прямого приказа действовать не решался.              И вот тут возникала неувязочка: мне действительно было на него плевать, но и отблагодарить за информацию я не мог. А это означало, что стоило хотя бы отвести от него удар, который, разумеется, последует после того, как уничтожу сад. А как ему помочь? Вариантов на самом деле было немного. По сути, один.              — Я помогу тебе, — решил я. Он тут же поднял на меня заинтересованный взгляд. — Чтобы никто не подумал, что именно ты рассказал мне о саде, я просто нападу на твой линкор. Все знают, что я не нападаю на тех, с кем сотрудничаю, понимаешь? — намекнул я. — Сделаем вид, что я просто заинтересовался, откуда и куда это линкор дозора под командованием аж целого адмирала так спешил.              Вудс окинул меня оценивающим взглядом, снова расслабляясь. В выражении его лица появилась сосредоточенность.              — Хорошая идея, — оценил он. — Но Сенгоку этим не провести — сразу поймёт, что твоё нападение лишь отвлекающий манёвр.              — Именно! — согласился я, важно кивая и растягивая губы в коварном оскале. — Сенгоку поймёт, но ты ведь как раз хотел втереться к нему в доверие, нет? Отличный повод! — воскликнул я. — Ведь так ты подтвердишь, что, как и он, сотрудничая с пиратами, ты защищаешь товарищей! Ну а уж он-то тебя от гнева Горосэи прикроет…              — Чёрт… — выразил собственное мнение, вытянувшись в лице, Вудс. Я хохотнул, снова кивая.              А думал о том, что, быть может, в руках Сенгоку и Вудс научится не бояться проявлять собственную волю. Да и… старику тоже нужна была поддержка, кто-то, кто разделял бы его взгляды.              Отчего-то после рассказов Зоро, но, в основном, Дампира о нём и его целях, я стал друга деды жалеть.              С другой стороны, было в этом что-то, в том, что Вудс хотел стать приближённым Сенгоку, опасное. В иной ситуации я бы даже, пожалуй, подумал, что адмирал человек Горосэи, задание которого выведать планы собственного Главнокомандующего. Но я всё ещё не чувствовал в нём лжи или хоть какого-то намёка на то, что он вёл собственную игру.              Это не слишком напрягало меня, но всё же адмирал был не последним человеком мира, а потому его интересы могли повлиять в том числе на ход войны значительно. И то, что он оставался тёмной фигурой, мне не нравилось.              Так что отправляя его к Сенгоку, я надеялся ещё и понять Вудса: или старик как-то отреагирует на то, что он слил мне важную информацию, и по реакции станет ясно, что за человеком был адмирал, или они споются, что тоже даст мне некоторые представления о нём.              — Ну так что? Согласен на мою идею? — ухмыляясь, поторопил я Вудса. Хотелось уже не языком чесать, а дело делать. — За людей не переживай: топить вас не стану да и убивать нет смысла. Говорил ведь, что умею быть благодарным. — Адмирал глянул на меня с сомнением и недоверием, что-то прикидывая в уме, но вместо ответа быстро кивнул. А я не стал тянуть время, предупредил: — Беги на верх, — ну и тут же исчез в тенях, чтоб с настоящим громовым раскатом появиться на верхней палубе.              Дозорные тут же всполошились, забегали. Я им говорил что-то неважное, мол, а кто это тут у нас такой суетливый и пугливый, а куда это мы ползём… Когда на меня наставили оружие — сломал грота-мачту ударом хвоста, тем самым обездвижив корабль, а потом ударом молнии поджёг паруса и на фок-мачте, но так, несерьёзно, чтоб с пожаром быстро справились.              Вудс выскочил на палубу при полном параде, да с мечом наголо. Ну и тут же напал демонстративно без разговоров.              — Глупо, — прокомментировал я, когда остановил клинок, даже не заряженный Волей, пальцами, игнорируя иронию на лице адмирала и отправляя его спиной в какой-то груз, тоже не слишком сильно, чтоб сознание не терял да и вообще, чтоб не переломался. У подскочившего к нему контр-адмирала я и спросил, откуда это они такие деловые, да ещё и под командованием адмирала. Тот, естественно, и слова не сказал. Но я и сам повернул голову по курсу. — Остров? — вслух заметил я, склонив голову к плечу театрально. — Кажется, знакомым. Там вроде сад с вкусными фруктами, да? А чего это вы так побледнели? — ехидно полюбопытствовал я, уточняя: — Будто эти фрукты важны… — Но дозорные, напряжённые, молчали, как бы я не обводил их своим пронзительным взглядом. Не стал их мучить и, опять же, тянуть время, а потому сразу решил: — Ладно, сам выясню.              Вудс, поднявшись на ноги, вроде как кинулся меня остановить, но я снёс его и ещё пару снастей порывом ветра, показал язык и, убедившись, что быстро линкор починить, а значит, и двинуться дальше не смогут, снова исчез во вспышке молнии с раскатом грома.              А на острове вновь появился с тихим электрическим треском.              Почему так? А чтоб Мировое Правительство и их подпевалы были уверены, что, хоть я действительно мог переноситься в пространстве с помощью молний, делал это всегда шумно. Хорошее преимущество, было в том, что враг не знал, что я мог оказаться у него за спиной так, что он этого не услышит.              Чтож, остров совершенно не изменился после моего прежнего визита. Тот же сад, те же домики деревни рабочих, те же люди, слишком привыкшие к тому, что на их земле чужаков нет и быть не может. Охраны — дозорных — много, но не чересчур, не как в прошлый раз, когда у вице-адмирала, которого я отпустил, были целые сутки на то, чтоб предупредить о моём визите.              А я раньше времени являть себя и не собирался, заныкавшись в тенях, чтоб разузнать, что да как.              Партию фруктов я обнаружил быстро, но, вопреки ожиданию, готовой к отправке она не была: несмотря на большое количество уже замороженных плодов, было немало, не меньше четверти от всего объёма, тех, которые только поместили во внушительную морозильную установку.              Ага, притащили в этот морозильный ангар и ушли, потому что всё работало как часы. И зачем мёрзнуть-контролировать, особенно раз склад охранялся? И ден-ден-муши наблюдения нет, потому что им тоже холодно. Да и вообще ночь на дворе, спать надо.              Соблазн ведь, а?              Ну я походил-походил взад-вперёд мимо ящиков и, недолго думая, решил, что вовсе не обязательно уничтожать фрукты — они пригодятся и Сопротивлению. И спёр, с помощью клети, всё. До последнего плодика.              А потом вышел непосредственно в сад. И так мне стало жалко небольшие аккуратные деревца, чем-то напоминавшие мандарины Ноджико. Я посмотрел на них, погладил бархатистую необычную кору, какая чаще бывала у ядовитых растений, ткнулся носом в необычные крупные цветы оранжевого цвета с тонким отчего-то не слишком цветочным ароматом… В голову так и лезли мысли, что, быть может, я тут целый вид растений собрался уничтожить. Ну и… взялся за лопату.              Спереть сад? Легко!              Особенно, когда имеешь возможность помочь себе стихиями ветра и воды.              Хотя провозился я, конечно, немало. Но и не успокоился, пока не откопал половину деревьев — тех, которые показались мне наиболее симпатичными и перспективными.              А я же ещё с ними и разговаривал, уговаривая показать мне всю свою красоту, чтоб я выбрал именно их. И было ощущение, что они отвечали, то тенями выпрыгивая на меня из-за соседей, то подставляя крону под прожекторы.              И мне мерещились в них лица.              Короче, воображение разыгралось так, что мне даже не скучно было копать полночи. Дозорные? Какие дозорные? Те, что мирно лежали в отключке от удара об мою Королевскую Волю? Или те, которые заблудились в стихии тьмы? Ну или видели, вместо деревья, её, а потому, ссылаясь на ночь и темень, не тревожились ни о чём.              Но, как ни жаль, а сад был немалым. И хотя я мог выкопать всё, это было просто не нужно. Так что, как только горизонт чётко отделился от моря светлеющим небом, я позволил, наконец, дозорным увидеть себя (но не то, что часть деревьев была выкопана), вдохнул поглубже через нос, выдохнул и… уничтожил остатки дерневьев и всю инфраструктуру, связанную с переработкой фруктов. Да так, что не осталось ни намёка на то, что когда-то на острове был сад. И ям от своей работы не оставил, чтоб Мировое Правительство даже не думало искать деревья на островах, принадлежавших мне. Всё сровнял с землёй. А напоследок безжалостно захлестнул остров солёной волной океана, не касаясь людей, но не оставляя и шанса на то, чтоб земли сада могли возделывать в ближайшие годы — соль не даст расти «культурным» растениям, а дикая природа всё равно возьмёт своё.              И, конечно, ухмыляясь ближайшему офицеру дозора, я уже точно знал, куда должен двигаться дальше — путь сам сложился передо мной, а мне оставалось его лишь пройти.              Так что утро меня встретило в штабе в Новом Мире с той же лопатой в руках, под ругань Ноджико и хихиканье деды и старика Зеффа, закапывавшим спёртый сад на новом месте…              Ну, я решил, что среди друзей лучшим садоводом была сестра моей Нами, как раз имевшая мандариновую плантацию в штабе, на которой работали за хорошую заработную плату и урожай которой потом сбывали в основном рыболюди. Мандарины-то Ноджико отлично продавались. В том числе в королевстве Рьюгу, где еда «солнечных» островов ценилась особенно высоко. Так кому мне было поручать разбивку новой маленькой плантации, если не этой сварливой женщине?              Ворчала она, конечно, потому, что ей прибавилось работы, а ещё потому, что она понятия не имела о том, как ухаживать за новой диковинкой. Но я в её опыте не сомневался ни капли.              А деда… Он просто признал деревья, рассказав о них и дружку, с которым рыбачить любил. Ну и хихикали они на пару — то есть, конечно, ржали в голос, представляя лица и Сенгоку, и Горосэи.              Пока закапывал, разумеется, и проголодался зверски, и вообще устал. Так что оставшиеся полдня провалялся в объятиях Томоэ, разделив с ней и обед, и ужин, и кучу перерывов на чай. Просто чай. Просто валялся в объятиях. Все ноги, наверное, ей отлежал, рассказывая что-то забавное из жизни или слушая её короткие немногословные, но очень интересные истории из прошлого в стране Вано или уже из моего штаба — я ведь почти не интересовался тем, как рыболюди и редкие люди обустроились в природной крепости.              А вот на ночь оставаться в штабе я не стал. Нужно было двигаться дальше, и я двигался, снова воспользовавшись стихией молнии, чтобы оказаться уже в рабочем кабине начальника форта бывшего G-5, прекрасно зная, что того нет на месте. Но зачем бы мне Смокер? По крайней мере, раньше времени. Мне нужна была его кровать, чтоб рухнуть в неё мордой в подушку и тупо и банально выспаться за все прошедшие без сна дни. Почему там? Почему именно его кровать? Потому что мне нужно было поговорить со своими ручными дозорными, а в вечно пустовавшей кровати Смокера меня никто не стал бы ни беспокоить, ни даже просто искать — мой накама ведь ночевал с командой, о чём дозорные знали, а команда знала, что я болтался где-то в море.              Так что новым утром, когда, вернувшийся к обязанностям, Главнокомандующий Нового дозора Белый Охотник Смокер обнаружил на своей кроватке необычную «птичку» и воскликнул:              — Едрить тебя мачтой, капитан, какого дьявола?!              Я, натягивая подушку на ухо, только буркнул:              — Отвали, дай поспать.              Услышать смешок, разумеется, моим ушам не помешала никакая подушка. Но, к счастью, ответов накама не стал требовать немедленно, удалившись и тихо прикрыв дверь за собой. А я почти сразу вырубился.              Но к вечеру веки резко разлиплись сами: как-то так получилось, что я не проснулся, а включился, как включаются масленные светильники. Просто раз — и уже сижу с открытыми глазами с острым приступом зверского голода и ощущением, что не ел несколько дней, а ещё с желанием подорваться и куда-то бежать. Это даже удивляло, потому что давненько у меня не было такого прилива энергии и жажды деятельности. То ли потому что заботы, которых в последнее время было, мягко говоря, немало не давали воли, то ли нашло что.              Но факт был в том, что, когда за несколько часов до заката Смокер завалился в собственные апартаменты, видимо, чтоб проведать меня — я уже доедал корзинку с яблоками, сунутую мне Санджи перед моим уходом, и подумывал, где бы раздобыть мяса.              А ещё размышлял, так ли мне необходимо было говорить с дозорными, или можно было просто свалить? К выводам только пришёл неутешительным: свалить-то можно было в любой момент откуда угодно и тема беседы была неважна, но всё-таки обсудить произошедшее стоило. Минимум для того, чтобы предупредить своих.              Так что в тот момент, когда Смокер зашёл в собственные апартаменты, я, догрызая последнее яблочко, вместо приветствий, потребовал:              — Мясо есть? Гони! И тащи сюда Иссё — мне есть, что вам рассказать.              И Белый Охотник бурча под нос ругательства, смиренно отправился исполнять приказ вышестоящего начальства.              Впрочем, притащил он мяса не только мне, но и себе, и Иссё. А ещё прихватил выпивки, явно предполагая долгий разговор.              Они не спрашивали ни где я был, ни почему явился на базу, а я не стал тянуть Фила за причинное место и сразу рассказал о встрече с Вудсом, его поведении и решениях. Главнокомандующий Нового Дозора и его заместитель, конечно, переглядывались во время моего рассказа, не меньше чем я заинтересованные в том, чтоб в старом дозоре было как можно больше офицеров, которые ценили бы жизни. Но, как и у меня, у них возникли сомнения в истории.              Мужики немного рассказали мне о Вудсе, о том, каким знали его. Но их слова не развеяли ни чьих вопросов, потому что и в их воспоминаниях он был… непонятным. Ни каких взглядов придерживался в отношении хоть к Мировому Правительству, хоть к пиратам, ни во что верил, ни почему вообще пошёл служить в дозор. И характер был… В моменте — импульсивный, мог и поорать, и порычать, и поцедить сквозь зубы недовольный или возмущённый, но в то же время контролировал отлично и инстинкты, и желание дать в морду, да и о себе лишнего ни полслова.              Странный. Будто действительно шпион, во что вообще не верилось.              — Думаешь, тебе зачем-то слили информацию о саде враги? — поинтересовался Иссё, задумчиво потирая подбородок.              — Нет! — резко возразил я. — Вудс же не ожидал, что я действительно явлюсь на зов. Да и не лгал он. Но, согласитесь, его поведение вызывает вопросы. Зачем вот желает втереться в доверие к Сенгоку? Хочет помочь в благом деле? — спрашивал я риторически. — Но не то чтобы он многое сделал для этого.              — Считаешь, что слив практически сверхсекретной информации врагу — это «не очень многое»? — иронично переспросил Смокер, выгибая бровь. Я на насмешку не повёлся, серьёзно глянув на него:              — А как бы ты поступил на его месте? — снова риторически спросил я. — На Панк Хазард было запрещено высаживаться и дозору, но, напомни, тебя это остановило, когда ты расследовал пропажу детей?              — Игры учёного с несколькими детьми это не то же самое, что… — попытался возразить мне накама. Но я фыркнул, перебивая:              — Эксперименты над людьми есть эксперименты над людьми, совершенно не важен ни их возраст, ни социальный статус. Ты не думал о собственной шкуре и даже о шкурах подчинённых, когда детей спасал, потому что помнил, что защищать — это твой долг. А он и пальцем не пошевелил, только ругался моим именем вслух.              — Согласен, — вздохнул накама.              — Но согласись и ты, Король Пиратов, что наш Смокер больше пират, чем дозорный, как мы, не без твоего участия, выяснили, — с улыбкой возразил мне Иссё, вызывая смешки и у нас, но и новые вздохи, потому что он тоже был прав: слишком уж в дозоре ценилась дисциплина и послушание вышестоящим офицерам, а вот личная инициатива у них практически порицалась. А тут ещё и дельце такое скользкое, когда нужно было пойти против интересов Мирового Правительства, а значит, и против общего дела. Не из-за наказания, а из-за ощущения предательства того, во что ещё пытался верить, на такое способны были пойти слишком немногие.              — Не нравится мне это, — признался Смокер, запрокинув голову и уставившись в потолок собственного кабинета, где мы и устроились «на совещание». — Хотя, может, я просто никак не привыкну к тому, что в мире не две силы, олицетворяющих добро и зло, а даже не сто, а куда больше, и каждый тянет в свою сторону, не плохую и не хорошую, просто в свою.              — Две силы — это было бы проще, — важно кивнул Иссё, тоже откидываясь на спинку кресла.              — Но скучно, — не согласился я, невесело хохотнув. Мой смешок поддержали.              На некоторое время над нами воцарилась тишина. Дозорные думали о чём-то, я занимался любимым делом — обчищал языком и зубами мясные кости. Но тоже размышлял, конечно же. Только уже не о Вудсе, с которым ничего было не понятно, кроме того, что он мутный тип настолько, что я даже не мог определиться, хотел ли иметь с ним дело, если таковое случится, или стоило его избегать. Нет. Я размышлял о том, был ли шанс уничтожить главную силу Мирового Правительства — дозор — изнутри до того, как вступит в силу мой план по разрушению изнутри же Мирового Правительства. Скажем, за счёт тех же сомнений офицеров дозора.              Впрочем, у меня не было представлений — пока — о том, как это провернуть.              — Я немало работал с Вудсом, Луффи, — вырвал меня, но и Смокера (судя по тому что он дёрнулся), из мыслей Иссё, — и не думаю, что он может оказаться агентом Мирового Правительства или человеком, работающим на какую-то силу.              Я взглянул на него заинтересованно, хотя он этого и не видел, но чувствовал — это точно. Во многом поэтому я не сомневался, что его чутью верить можно было. И если он говорил, что Вудс не был ни чьим агентом, а я не ощущал лжи, то это так и было. Правда, и расслабляться, теряя бдительность, я не спешил — это было верхом глупости.              Особенно для Короля Пиратов.              А Иссё словно, а может, действительно, отвечал на мои мысли:              — Мы стали слишком подозрительны к тем, кто нас окружает. Такие сейчас дни, потому что слишком многое и очень резко изменилось вокруг, неожиданно, тогда, когда никто не был к этому готов. И чёрное вдруг перестало быть чёрным, — он, усмехнувшись, кивнул «чёрному» мне, — и белое оказалось слишком сильно запачкано в крови. А ведь это не так-то просто даже осознать. Не стоит и говорить о том, что нужно немало времени на то, чтобы разобраться в новом мире и принять его, научившись заново с ним взаимодействовать. Найти своё место в нём — ещё сложнее, — Иссё со Смокером вздохнули опять почти синхронно. — Ты ведь тоже понимаешь это, Король Пиратов, несмотря на всю браваду, верно? — спросил он тоже риторически. — Думаю, Вудс, как и мы, пытается разобраться и найти себе место, где его перестанут терзать сомнения в верности своего выбора.              — Я буду верить в то, что ты прав, — решил я, но серьёзно заметил: — Однако расслабляться не стоит — наверняка, не только мы подумали о том, что в чужой стан своих людей засылать — это выгодно. И эти засланцы будут приходить к нам под видом сомневающихся в Мировом Правительстве в первую очередь, а чтоб мы им верили — они будут приносить нам что-то ценное. Не важно, сведения или помощь. — Глядя на серьёзные, сосредоточенные, лица, я вздохнул, зарываясь пальцами в волосы и дёргая себя за них. — О Вудсе я, конечно, так и не думал. Но и рассказал вам не только для того, чтоб расспросить о нём.              — А чтоб напомнить о врагах, которыми являются не сами шпионы, конечно, но те кто их отправляет, — закончил за меня Иссё полувопросительно.              — Да, — подтвердил я.              Хмыкнул чему-то Смокер и вдруг ухмыльнулся, весело поглядывая на меня поверх кружки чая:              — Нам воспринимать это приказом? — спросил он.              Я смерил накама взглядом с ног до головы, оценивая шуточку о том, что Король Пиратов прямым текстом что-то указывал Новому Дозору. Но… со мной такой юмор не проходил.              — А ты сейчас это спрашиваешь как кто? — вопросом на вопрос, отзеркалив ехидный тон, поинтересовался я. Всё же Смокер был не только Главнокомандующим, но и пиратом.              И мы собрались уж было померяться сдержанностью и взглядами, но… в голосину загоготал Иссё, испортив всю малину.              Ну и мы с накама, уставились на него недовольно. А его это будто только сильнее подстегнуло. Даже слёзы у него выступили из-под век повреждённых глаз. И почему-то от этого улыбка лезла на уста.              — У нас война, но мне, признаться, — утирая слёзы, когда успокоился, пояснил Иссё свой смех, — никогда прежде не было так спокойно, как в вашей компании.              Мы со Смокером снова переглянулись, но мерил взглядом я уже адмирала, прежде чем, внезапно для самого себя, огорошить:              — Вступай в нашу команду — будет ещё спокойнее.              И тогда уже на меня уставились дозорные немигающими взглядами — то есть, конечно, накама уставился, а Иссё просто обратил свой лик в мою сторону, сосредоточив на мне внимание так, что, мне казалось, я ощущал его физически.              А я что? Я и сам моргал, потому что предложение сорвалось с языка раньше, чем я успел о нём подумать. Нет, вообще-то и раньше у меня проскакивали такие мыслишки, но всё как-то мимо, отметаемые по разным причинам. А теперь… Причин отказываться от них просто не было.              — Капитан, лгать не хорошо, — покачал головой Смокер тем временем, кажется, судя по лицу, и ожидавший от меня чего-то подобного, и не ожидавший так же, как было, когда я пригласил его. — В твоей, — выделил он, — команде заполучить покой уже даже после смерти никто не мечтает.              Я хмыкнул, но скорчил серьёзную мину, важно и наставительно поднимая палец:              — Во-первых, в НАШЕЙ, — тоже выделил я, — команде. Во-вторых, покой и спокойствие — это разные штуки.              Смокер спорить не стал, исподлобья выразительно глядя на меня, но то и дело косясь на Иссё. А тот… ОСОЗНАВАЛ.              — Ты серьёзно? — даже переспросил он настороженно. — Не уверен, что понял шутку.              — Я такими вещами не шучу, — наигранно оскорбился я, но смилостивился, пояснил дозорным, почему в предложении не было ничего странного: — У нас не так давно появился расширенный состав. В нём числятся те, кто не хочет или не может по каким-то причинам путешествовать или воевать плечом к плечу, кроме крайних случаев, с основным составом, но так или иначе стал для нас своими.              — А ещё те, кого так проще контролировать, — кажется, даже выдохнув от облегчения, когда понял, что я имел в виду, и расслабившись, дополнил меня Белый Охотник, снова ехидно.              — Да ладно тебе, Цезарь — душка, — фыркнул я, без труда понимая, кого он имел в виду. Команда меня им вообще периодически «подкалывала». Ну, когда была уверена, что сам Клаун не услышит.              — Тебя послушать, так мы живём в мире единорогов, Горосэи и Тича, — вообще заржал Смокер, скотина.              Я обиделся на накама. Честно. Насупившись недовольно и произнёс:              — Просто у меня в команде, в братстве, в революции, в Сопротивлении буквально каждый первый — натуральный ублюдок с тонкой душевной организацией, к которому нужен специфичный подход даже просто для того, чтоб пригласить пожрать на обед. И, между прочим, — прищурился я, — ты не исключение. А Иссё — отличный друг, с которым все мы любим и дело иметь, и время проводить. Так раз уж я начал расширенный состав, то почему бы не грести в него до кучи всех своих? — я спрашивал риторически, но на лицах дозорных всё равно отпечаталась растерянность: ответа на этот вопрос они не знали. — В основной состав я не позову, — обратился я уже к самому Иссё серьёзно, — да и, думаю, тебе и самому не слишком интересны приключения, изучение мира и ощущение драйва от самой возможности бросить вызов чему-то глобальному и испытать себя. Тебе ведь больше по душе защита слабых и невинных, верно? — с долей лукавства уточнил я.              — Истинно так! — важно кивнул адмирал.              — Ну вот, у меня в команде как раз мечтатели-идеалисты, но в расширенном составе, в отличии от основного, друзья не готовые отрываться от суши ради отрыва. Я буду рад, если ты станешь одним из нас, — искренне признал я, на самом деле даже вдохновлённый собственной внезапностью: в моей команде ведь лучшие, верно? А Иссё определённо был из их числа. Ну а кроме того, перетащить на свою сторону сразу двух адмиралов дозора… Как это чертовски сильно грело моё самолюбие.              Я знал, что адмирал каким-то образом чувствовал моё настроение, мои намерения, но всё равно хихикал, уверенный, что его теперь это, не как в самом начале знакомства, совершенно не смутит. И, конечно, я не ошибся, потому что он совершенно не раздумывал:              — А почему бы и нет?! С удовольствием, Король Пиратов, капитан, — со смешком, но и с важностью склонил голову он.              — Везучий ублюдок, — тут же прокомментировал это Смокер, снова скрывая улыбку за кружкой.              — Ага, — совершенно счастливо согласился я.              — Кто команде-то нового накама представлять будет? Ты-то в отпуске и возвращаться в ближайшие дни явно не собираешься, — резонно заметил Белый Охотник. Но у меня даже вопроса такого не возникло, потому что в тот же миг из моей тени с обречённым вздохом, откликнувшись на мой мысленный зов, вышел Зоро, машинально пожимая руки дозорным              Он выглядел немного замученным, но в то же время бодрым и даже азартным. На его лице было выражение, с которым он обычно, уже смертельно уставший и раненый, встречал новые орды врагов с мечами наголо и обещанием убить всё, что шевельнётся на его пути, во взгляде.              Видимо, новые проблемы, которые предвещал ему мой зов, он воспринимал так же.              Новый накама его, к слову, совершенно не удивил. Но он, не стесняясь в выражениях, разумеется, ругался тому, что «объяснять миру» мои выходки «опять придётся ему».              Пф, как будто он так часто этим занимался.              Да и вообще, в последнее время часто именно мне приходилось объясняться за выходки моей Правой Руки, о чём я, конечно же, напомнил. И претензии к капитану как-то сразу мгновенно исчезли, хе-хе.              Закат встретил нас — именно так, не наоборот — четверых на тренировочной площадке главного штаба Нового Дозора. Почему там? Потому что только там мы могли посмотреть два шоу разом: то, как вечернее солнце окрашивало выбеленные стены крепости в жёлто-оранжевые цвета, слепяще отражаясь в металле шпиля, на котором гордо реял новый флаг, и то, как дружно махали мечами, как палками, дозорные, под чутким руководством тренера.              Кстати, на флаге Нового Дозора больше не было чайки — её место занял чёрный пикирующий баклан. И Смокер, на мой взгляд, сделал отличный выбор своего символа. Потому что чаек моряки на самом деле недолюбливали, хотя и относились к ним со снисхождением — да, они показывали, что земля близка, лучше любых карт и навигационных приборов, но они же загаживали корабли, причём не только дерьмом, но и огрызками рыбы, которую часто ели, сидя на реях. А дерьмо у них было въедливым, на солнце да в условиях повышенной солёности воздуха практически каменея, отчего и счищать его было непросто. А куски рыб частенько закатывались в какие-нибудь щели в рангоуте и там гнили, распространяя чудесные, почти ничем не убиваемые ароматы. А уж сколько шуму от них было… У-у-у. Другое дело бакланы — они у нас были символом силы, из-за мощи крыльев, способных перетаскивать очень тяжёлую добычу, верности, потому что выбирали пару на всю жизнь, и упорства, ведь способны долго преследовать жертву. Но, главное, они были символом хулиганства, но не плохого, того, которое доставляло окружающим неудобства, а доброго, когда, чтоб отвлечь друга от грустных мыслей, можно подёргать его за перья или устроить шуточную драку или догонялки. И это, вкупе с тем, что они не срали на корабли, очень подходило бывшему подразделению G-5 морского дозора, который состоял в основном из бывших пиратов и бандитов, поверивших в присягу.              Если подумать, то таких людей только и мог возглавить дозорный-пират.              В общем, мы сидели на лавке, жрали вкусные редкие и очень ценные фрукты из моей клети и наблюдали шоу.              А дозорные почти синхронно мечами Р-Р-РАЗ — сверху вниз, удерживая клинки двумя руками. Потом Р-Р-РАЗ — уводя удар в сторону и переворачивая остриё кверху. И ножками так Р-Р-РАЗ — шаг вперёд.              Красивое зрелище, очень даже. Дисциплина, синхронность все дела. Красивое, но мне оно казалось смешным.              Впрочем, оно и было им, во многом потому, что наставник рекрутов нового дозора осознал, что за ними наблюдают «важные» особы, и, явно не испытывая доверия да и вообще любви к этим «важным», всеми силами старался показать, насколько его ученики лучше «грязных жалких пиратов», у которых ни дисциплины, ни толкового обучения. А сами рекруты тоже пыжились, как могли, втягивая животы, напрягая мышцы, делая вид, что это не у них конечность с мечом заклинило от перенапряжения…              Такая умора! Я не орал в голосину, катаясь по земле от смеха, исключительно из уважения… к накама, конечно. Зоро, судя по дёргавшейся в нервном тике брови, тоже сдерживался из последних сил. А Смокер с Иссё делали вид, что ничего не замечали.              В общем, хорошее было шоу. Персиковые краски неба и стен крепости, пыхтевшие перед грязными пирами дозорные… Красота.              Но, даже посмеиваясь, наблюдали мы, конечно, с интересом, достаточно серьёзно анализируя подход наставника к обучению и даже отмечая кое-что для себя — нам ведь его методы тоже могли пригодиться. Но когда тот начал показывать и объяснять подопечным новый приём, сильный, но не слишком надёжный, как-то вот не могли остаться в стороне. Зоро кинул на меня взгляд, и мы, не сговариваясь, зашагали на тренировочный полигон, привлекая к себе внимание спором об эффективности нового удара, которому обучал наставник. Мой старпом уверял, что такая атака будет совершенно бесполезна в реальном бою в том виде, в котором существовала, но её можно было хорошо усовершенствовать. А я доказывал, что она не так плоха, потому что удар будет сильным всё равно. Спорили так, что тренировки наставник даже остановил, пытаясь и возмутиться, и слово вставить. Но мы его, конечно, не слушали. Встали друг на против друга и повторили приём. Сначала так, как его придумал дозорный, чтобы Зоро убедился, что я прав, и удар эта штука, почти без усилий, даст сильный, ну а я уверился в том, что Зоро прав, потому что очень непросто было устоять на ногах, атакуя таким способом, что, конечно, давало преимущества потенциальному врагу. Ну а убедившись, что оба правы, мы на ходу модернизировали удар, так, что он стал и проще, и устойчивее, и сильнее. А потом, довольные друг другом и проделанной работой, вернулись на лавку к накама, продолжая обсуждать что-то неважное.              А Смокер возьми, да и ляпни, не без доброй насмешки, подошедшему к нам наставнику так, чтоб рекруты не услышали:              — Ты понял, что сейчас произошло? Эти двое придурков показали тебе, насколько несовершенен твой приём, и как его можно улучшить. А это шоу разыграли, чтоб заставить тебя, не воспринимавшего их всерьёз, осознать ошибку, но при этом не унизив тебя и не подорвав твой авторитет в глазах учеников.              Наставник открыл было рот да так и застыл, глядя на нас с Зоро и, кажется, переоценивая.              — Ну Смокер! — не очень искренне возмутился я. — Какого хрена ты нас сдал?!              — А не будете ржать над моими людьми из-за того, что они пытаются показаться вам с лучшей стороны, — не моргнув глазом, ехидно ответил Белый Охотник. Зоро и Иссё тут же захохотали. Ну а я… хмыкнув, присоединился к ним. Просто не выдержал.              Хорошо было. С друзьями-то.              Тренировка потом, конечно, продолжилась. Но наставник учил рекрутов уже по-нормальному, открыто признав ошибку перед рекрутами. Да и к нам с Зоро его отношение резко поменялось, поэтому он уточнял у нас какие-то делали о своём приёме.              Чёртов Смокер, всю лафу испортил.              А после заката Зоро со Смокером, ну и с Иссё засобирались в подводный штаб. Точнее как засобирались? Я их выпнул, потому что нового накама нужно было представить команде да и вообще пиратам, и откладывать это дело не стоило. Но и сами они хотели свалить — я это чувствовал, то, что удерживал их на базе нового дозора собственным присутствием.              Вопроса о том, на кого оставить всё без высокого начальства не встал, потому что я вызвался добровольцем. Но только на ночь! Потому что ночью и Главнокомандующему полагается спать, как и большей части дозора, кроме дежурных, а значит, в это время шанс на то, что меня побеспокоят, стремился к нулю. Ну а так как накама мне, своему капитану, доверяли, то и предложение моё без колебаний приняли.              Всучили бутылку какого-то коллекционного пойла, велели не скучать, попросили оставить адекватными хотя бы половину обитателей базы, ну и свалили.              А я не сопротивлялся. Устроился в кресле Главнокомандующего в его кабинете, закинув ноги на стол, да и наслаждался алкоголем, неторопливо посасывая его из горла.              Но ночью меня всё-таки побеспокоили. Дважды.              Сначала Зоро позвал мысленно, потому что пираты, прознав о том, что моим новым накама стал опять дозорный — уже четвёртый — требовали объяснений именно моих. Ну а я что? Я уточнил, рядом ли со старпомом те, кто предъявляет мне претензии, а когда он ответил положительно — попросил Зоро «цитировать». Через него и рыкнул:              — Завалитесь, ублюдки! Во-первых, выбери я в накама кого-то из вас — все остальные непременно начали бы возмущаться и негодовать, что выбрали не их, считая себя лучшими кандидатурами. Что? Скажете, я не прав? Вы знаете, что я прав, — говорил я, точнее думал в голове у собственного старпома, прекрасно зная, какими лицами мои люди это слушали. — А ещё знаете, что так и до раскола недалеко. Во-вторых, чем вам не нравится, что уже второй адмирал дозора встал на нашу сторону? В шпионаже его не обвинить при всём желании, хотя бы потому, что я его из Импел Даун вытащил, куда его Горосэи упрятали. Вряд ли они стали бы это делать, если бы он был их агентом. В-третьих, не вам решать, кому быть моими накама. Я, по-моему, уже доказал, что не потерплю вмешательства в дела моей команды. Так что не вякайте там. Или вы по мне уже соскучились? — ехидно уточнил я.              А Зоро постарался даже тон голоса моего передать, так что вышло славно, так, будто его устами я и говорил. И этого, кажется, было достаточно для того, чтоб недовольные бурчания притихли. Зато другие голоса бодро и весело стали уверять:              — Да у нас тут без тебя праздник в кои-то веки!              — Верно! Наконец, мозги никто не полощет.              — Уткни там свою наглую морду в девку грудастую или в пойло какое, твоё хитрожопство, и чтоб мы тебя не видели и не слышали в ближайший месяц!              — Или два.              — Или год.              — Не, год — это ты загнул. И правда ведь соскучимся. А он нам потом за это отдельно мозги вынесет.              Стоило ли говорить, что слыша это ушами Зоро, я гоготал в голосину? Как и очень многие пираты и революционеры, те, кто не пытался корчить серьёзные мины.              А Иссё?.. Ну чудит опять Король — пиратам к этому не привыкать. Поворчали, объяснений потребовали и получили, и можно дальше жить. Тем более ничего же не изменилось.              Смеялся он громко. Иссё. И я тоже лыбился, потому что его смех означал лишь одно — мои люди ему нравились. А признание человека, лишившего себя зрения, потому что был не в силах видеть горести мира, стоило очень дорого.              Я ценил.              Второй раз меня побеспокоили около полуночи: Хина без стука ворвалась в кабинет Смокера в поисках Иссё — раз его не было в собственном кабинете, то он был у начальника, который «развлекался со своими пиратами».              — Нету их. Я выгнал их развеяться на ночь, но обещал присмотреть за вами в это время, — пояснил я, и, глядя на её встревоженное лицо, спросил, понимаясь на ноги: — Что случилось? — Хина, конечно, замялась, всё же начальством я ни ей, ни новому дозору не был, хотя и был капитаном их Главнокомандующего. — Говори! — потребовал я. — Вижу же, что-то достаточно серьёзное. Я помогу или позову их.              Женщина вздохнула и, видимо, решила, что хуже не будет.              — Нам поступил сигнал с просьбой о спасении от одного из наших кораблей. Они попали в шторм в шести днях отсюда, и не могут двигаться дальше. Ситуация критическая: есть раненые, которым срочно нужна помощь серьёзнее той, что могут оказать на корабле, — по-военному сухо отрапортовала она. — У нас есть несколько лёгких шлюпов, шхун и катеров… Хина думает отправить что-то из них, — уже менее уверенно добавила она.              Я покосился на неё, потому что никак не мог привыкнуть, что она обращалась к себе в третьем лице. Но уже который раз не спрашивал об этом, ведь были вопросы посерьёзнее.              — Если им действительно нужна срочная помощь — слишком долго, — со вздохом прикинул я среднюю скорость названных судов при попутном ветре и покачал головой. — Корабли поблизости?.. — уточнил я, но Хина покачала головой в отрицание. Я хмыкнул: действительно, чего бы ей переживать и думать о том, чтоб отправить шхуну, если был кто-то ближе. И не то чтобы были другие варианты. А ситуация серьёзная. Только звать накама не хотелось: я ведь обещал присмотреть, верно? А раз люди моего накама попали в шторм, то помочь я им должен был. И вот совпадение, что именно демоном шторма я и был. — Покажи направление, — потребовал я. Хине не нравилось, что я тянул время и забраковал её идею, но рукой она махнула в сторону Саут-Блю. — Хорошо, — кивнул я, усаживаясь обратно в кресло Смокера, закрывая глаза и расслабляясь, — подожди пару минут, посмотрим, смогу ли я до них дотянуться.              Дожидаться ответа не стал, отдавшись ощущениям воды и воздуха и, как совсем недавно, потянувшись сознанием по стихиям в указанном направлении в поисках сначала остатков шторма, а потом и корабля нового дозора. Сначала не получалось. Ну или мне так казалось, потому что, то ли расслабиться не выходило, то ли я не понял, как это произошло несколько дней назад. Но потом, наткнувшись в толще воды на Морского Короля, я зацепился за него вниманием и… провалился всё же в ощущения, в которых, даже сидя в кресле, был водой и ветром. И дальше-дальше, больше, глубже… Косяки рыб и стаи птиц, пара шхер, подводный вулкан, скопление облаков, шквальный ветер и, наконец, шторм с фрегатом, безвольно болтавшимся в высоких волнах, потому что одна его мачта была сломана, а вторая держалась, кажется, только на такелаже.              — Нашёл! — воскликнул я невольно, но как-то хрипло и булькающе. Стихии были в моей власти, так что волны по воле моей пригладились, сила ветра спала, грозно нависшие роковые тучи потихоньку стали разбегаться, выливаться ливнем или и вовсе исчезать. И я, убедившись, что прямо сейчас не потонут, вернулся в тело, чтоб открыть глаза и взглянуть на ошеломлённо вытянутое и даже испуганное личико Хины. — Ты чего? — спросил я недоумённо, но тут же тряхнул головой, выбрасывая ненужные мысли прочь. — Впрочем, не важно. Потом расскажешь, хорошо? — Женщина машинально кивнула. — Отлично. Я отправляюсь к ним, помогу лично. Присмотри тут за всем, — попросил я тогда и, убедившись, что Хина меня поняла и всё сделает, воспользовался стихией Молнии.              Меня встретили на квартердеке. Испугались сначала, конечно, когда из вспышки света вышел я. Но быстро меня опознали, и так как новые дозорные были в курсе моих связей с их Главнокомандующим, после моих объяснений о том, что просьба о помощи была получена, и я за этим и прибыл, расслабились.              Фрегат был в ужасном состоянии. Грот-мачта лежала поперёк палубы парусами в воде, служившими практически якорем, из-за которого судно кренилось так, что вода заливала уже и палубу. А бизань-мачта упёрлась крюйс-брам-стеньгой в фок-мачту и держалась на натянутых до предела, местами лопнувших, вантах и штагах — в момент моего прибытия командующий контр-адмирал как раз и решал, что с ней делать.              И уже одного только этого зрелища хватало, чтоб понять: хорошо, что я пришёл сам, а не отправил «команды спасения» — их дозорные могли и не дождаться.              Тем более что была ночь и темень такая, что хоть глаз выколи — бортовых огней не хватало, чтоб осветить масштаб катастрофы. Да и дождина лил, мгновенно промочив меня до нитки, но и не сказать, что плащи дозорных спасали их от воды.              И ещё и раненым, попавшим под грот-мачту, действительно нужна была срочная помощь — операции из тех, которые даже Чоппер и Ло проводили на кораблях лишь в самых крайних случаях, потому что они были на сосудах и нервах, при работе с которыми нужна была точность, не всегда доступная в условиях постоянной морской качки.              Но как сдвинуть судно в условиях, где из тягловой силы только течения и невысокая фок-мачта? У меня как раз был опыт, чтобы ответить на этот вопрос мгновенно: Морские Короли. Конечно, проблемой было найти какого-нибудь поблизости — всё же на этот раз я был не в Калм-Белте, где их было много, а поблизости их не чувствовал — а потом подчинить. Но и на это мне было чем ответить, потому что были у меня знакомые и даже друзья из этих тварей. Одного я и решил позвать на помощь, бросив контр-адмиралу, чтоб ждал, а потом дошагал до фальшборта и воспользовался браслетом, чтоб перенестись в собственный штаб.              Сурумэ нашёлся именно там, где я его оставлял, и на предложение отозвался с огромным энтузиазмом — сидеть в водах, в которых на него не охотились, ему нравилось, но всё же хотелось иногда и попутешествовать. А охранять штаб… После удара Мирового Правительства в этом не только не было необходимости, но и могло быть опасным для самого штаба — постоянная деятельность Морского Короля поблизости от предполагаемого штаба Короля Пиратов это, мягко говоря, подозрительно.              В общем, позвал я его, а потому горе-фрегат мы чуть лично не затопили волной, вызванной появлением на нём меня и огромной туши монстра за бортом.              — Что? — пожал я плечами, когда дозорные в шоке и ужасе уставились на меня и на Сурумэ, с любопытством тянущего к кораблю щупальца, красиво блестевшие во вспышках молнии уходившей по моей воле грозы. — У каждого уважающего себя Морского Дьявола должен быть ручной Кракен.              Ну и принялся раздавать указания, чтобы не прошло и получаса, как и грот и бизань мачты оказались аккуратно сложены вдоль палубы трудолюбивым гигантским осьминогом, а сам корабль, надёжно удерживаемый щупальцами на его загривке, на немыслимой скорости нёсся в лунном свете ночи к штабу Нового Дозора.              Ну а что? Морские Короли были самыми быстрыми морскими тварями, а уж если им помогал Демон Шторма…              Короче, даже я не понял как — осознать не успел — но мы так гнались, что ещё до рассвета причалили в штабе Нового Дозора.              Собственно, обалдевши, едва шевелились как сонные мухи, абсолютно все: я, матросня и офицерский состав спасённого фрегата, практически полный сосав дозорных крепости, большинство из которого проснулось от шума, ну и Хина, конечно.              Но ничего. Попинали друг друга — зашевелились, с трудом, но игнорируя с любопытством заглядывавшего из-за стены Сурумэ, на котором отлёживался подуставший я.              А рассвет я встречал в компании Хины. Она, кажется, переутомившись от впечатлений и командования, ввалилась во всё тот же многострадальный кабинет Смокера, где я в тот момент отдыхал от внимания, и внезапно села рядом, прямо на пол возле полюбившегося мне окна, привалившись к моему плечу. Буркнула что-то вроде «Хине нравятся надёжные мужчины» и попыталась задремать.              Но, конечно, прежде поведала мне, что в момент, когда я искал корабль, рисунок на моём теле светился так, будто я состоял не из плоти, а из воды, и были мы не на суще, а где-то глубоко под водой. Женщина сказала, что я не был в тот момент ни человеком, ни демоном.              А ещё она поблагодарила меня за то, что помог Смокеру — её лучшему и единственному другу — «найти свой путь».              Когда сам Белый Охотник в компании Иссё вернулись в штаб нового дозора, обнаружили не только Хину, благополучно спавшую у меня на плече, но и бедлам в личном составе. Потому что свободные от дел мужики, словно настоящие дети, резвились с кракеном, катаясь с него, как с горки, в море. А Сурумэ, кажется, счастливый от такого внимания, играясь с людишками, доставал их из воды и либо ставил на землю, либо на себя, предлагая скатиться снова.              Смеха было… А радости…              У-у-у, Бородатые дети.              Начал это, конечно, я, когда один дозорный то ли перенервничав, то ли не проснувшись, попытался напасть на моего ручного монстра. Сурумэ, конечно, себя ранить не позволил, подхватив глупца щупальцем, ну и подсунув мне с жалобой на поведение — а мы с женщиной перебрались на балкон, чтоб на свежий воздух. А я что? Я повелел дозорного отпустить. Сурумэ и выпустил бедолагу прямо на высоте. Ну и так вышло, что подопечный Смокера упал на одно из щупалец — что его и спасло — и скатился с него аккуратно в воду. А как выполз на берег, так заржал, и нервно, и по-настоящему счастливо, что долго успокоиться не мог, привлекая к себе внимание. Ну и поднимая взгляд на кракена снова, спросил, не может ли он скатиться ещё раз. Сурумэ — ко мне за разъяснениями. А я и пожал плечами, мол, как хочешь. А мужик скатился раз, потом ещё раз, и ещё. И то ли рожа его счастливая сыграла свою роль, то ли ещё по каким причинам, но вскоре появилось ещё несколько желающих «покататься», а за ними собралась и толпа.              Я удивлялся себе, потому что не хотел присоединиться. Мне отчего-то в то время было куда приятнее смотреть на воинов, которые, позабыв всё на свете, отдавались веселью. А Хине тоже это нравилось, просто усталость в какой-то момент взяла верх.              Долго объяснять накама, что произошло, не пришлось. Хватило информации о пострадавшем фрегате и моих решениях. А Сурумэ и реакция дозорных на него… Смокер уже неплох знал меня, потому вопросов у него не возникло. Он только выдохнул, облокачиваясь на перила своего балкончика и тоже глядя на веселившихся подчинённых:              — Всё-таки ты удивительное существо, капитан. Так возвращать людям надежду и желание жить, как это делаешь ты, не дано больше никому.              — Люблю, когда люди искренне радуются жизни, — ответил ему я и пожал бы плечами, но вместо этого осторожно, стараясь не разбудить, подхватил всё-таки Хину на руки, чтоб унести на кровать Смокера, а потом вернуться к нему сообщить, что после обеда отчалю — задерживался-то только из-за бородатых детей, решив, что пусть уж все навеселятся, а то дежурств-то никто не отменял, а потому часть дозорных не успели принять участия в мероприятии. Он не возражал.              А покидал я штаб нового дозора с торжественным построением его обитателей, не отдававших мне честь, как старшему по званию, но склонивших головы в уважении и благодарности. Не за веселье, разумеется, хотя за него тоже, но в меньшей степени, чем за спасённый фрегат. И никто не командовал людям построиться, чтоб проводить меня. Никто. Совсем. Просто каждый из них отчего-то сам решил это сделать.              Меня это немного раздражало, но, как Король Пиратов, к такому выражению уважения я уже привык. Поэтому всего лишь шёл к морю, философски размышляя о том, что так, должно быть, дети моря провожали бы морского владыку. Размышлял и задорно ухмылялся солнцу и небу.              Вскоре бывшая база G-5 осталась далеко за спиной, а я на полном парусе, в компании уже не только Кары и Фила, но и Сурумэ, направлялся в Саут-Блю — слишком часто оно было у меня на слуху в последнее время, будто бы не случайно. И я хотел выяснить, почему.              Шкоты пели от натуги, скрипела крохотная мачта — ветер, послушный моей воле, нёс маленькую лодочку против всех течений бурлившего великого океана прямиком к Калм-Белту и горизонту, где, быть может, ждала меня сама судьба. Мир нёсся мимо меня, мир воды и воздуха, мир стихий. И, внимая им, я чувствовал себя чертовски живым, а ещё — вдохновлённым, ведь всем своим естеством предвкушал уготованное мне будущее.