Демоны Луффи

      

***

      За окном клубились низкие грозовые облака. Целый фронт до самого горизонта, насколько глаз хватало. Накрапывал дождь, постукивая по дорогому слишком прозрачному стеклу. Ветер то и дело налетал порывами, завывая в щель приоткрытых створок…              И я не мог оторвать от этого, от погоды за окном, ни взора, ни мыслей: мы так истосковались по поверхности моря, отсиживаясь в его глубинах, что каждый поход «наверх» воспринимался даром.              Наверное, поэтому я даже не морщился, краем уха слушая бубнёж королей, обсуждавших последние новости, а точнее нововведение Мирового Правительства, грозившее как нам, армии Сопротивления (так теперь называли объединение альянса пиратов и революционной армии), так и нашим союзникам неприятностями. Собственно, короли и посчитали новшество угрозой, а потому самые влиятельные из них и решили «проконсультироваться с главной военной мощью союза о консолидации действий для снижения рисков всех заинтересованных сторон» — как по заумному выразился торгаш-Морн, требуя внимая Лу к своим вопросам.              А явился я, вызывая неприкрытое разочарование, ха-ха.              Оперативная связь с королём торговли была вынужденно налажена вскоре после того, как нам, пиратам, пришлось буквально залечь на дно, так что проблем его требования не вызывали. Разве что раздражали чрезмерным беспокойством и явным желанием вовлечь нашего короля в какие-то свои политические игры. Луффи его не то чтобы избегал… Точнее именно, что избегал, но не самого Морна, а ответственности, которую тот на него мечтал возложить. Потому и всё время отмахивался от встреч или отправлял к нему кого-то из наших ручных дозорных, а чаще всего — Смокера, как главу организации по договорам и обязавшимся защищать мирную жизнь королевств. Они, наши дозорные, не могли принимать критических решений за команду и Короля, а потому и Морну приходилось выкручиваться без нас. Но он не успокаивался.              На этот раз Смокер был занят. И сам Лу… был занят, да. Достаточно уважительной причиной, хотя и явно возмутившей бы Морна, если бы он о ней узнал.              А я… Я с удовольствием был готов отвлечься от пиратских дел и выбраться к небу. Что какие-то короли по сравнению с ним? Ну бубнят, ворчат, ноют — пускай. Плевать. Небеса перед глазами.              — Господин Зоро, мы так и не услышали вашего и Короля Пиратов мнения на этот счёт, — вырвал меня из мыслей голос одного из собравшихся (а всего их было трое) королей, имя которого я то ли не знал, то ли забыл. Он не поленился подойти ко мне и положить газету на стол так, чтоб я видел.              На открытом развороте снова были напечатаны «громкие новости»: Мировое Правительство предписывало подконтрольным королевствам, а также союзным и нейтральным (с условием, мол, если они хотят действительно остаться нейтральными), ввести для своих подданных некие удостоверения личности, в которых будут указаны личные данные, такие как имя, пол, возраст, место рождения, семейное положение и гражданство. Ну и, соответственно, требовало вести учёт и передавать информацию об этом морскому дозору или специальным подразделениям агентуры Мирового Правительства по первому запросу.              Неплохой ход, позволявший контролировать численность населения, а значит, и доступный, в том числе для ведения войн, человеческий ресурс, ну и усложняющий жизнь подпольщикам и шпионам. А уж какой у этой меры потенциал был для того, чтоб ограничивать и разобщать людей… У-у… Широко замахнулись, перспективно.              Нет, оно, конечно, для королевств имело в себе и положительные стороны, потому что тот же учёт рабочих рук был полезен. Да и помощь от власти людям так проще было организовать, когда эта самая власть точно знала, что, кому и в каких объёма нужно.              Не зря же даже мы, пираты, с подачи Дампира, стали вести учёт.              Но понимали и обратную сторону этого. Того, что человек неучтённый или не имеющий документов, а ещё без сил и аргументов, обречён был на… выживание, мягко говоря. Да и, если документик имелся, но в нём были какие-то записи, которые могли интерпретироваться как «не те» — его вполне могли лишать «неугодных» прав: не той расы, например, человек или не того класса, и его уже можно лишить каких-нибудь прав.              И нам это чертовски не нравилось.              А Мировому Правительству было плевать. А может, как раз потому, что это было очень в их духе, они и затеяли это. Тем более плюсы значительно перевешивали минусы, а королевства вряд ли будут сопротивляться, скорее уж ухватятся за идею и постараются на выгоду себе воплотить, при этом, наверняка, постаравшись от Горосэи и их шавок часть информации скрыть. Ну, чтоб не давать никому лишних рычагов давления на себя, ведь даже верные идее мировой власти короли не были в большинстве своём совсем уж идиотами.              — Вы ведь понимаете, какие последствия несёт за сбой это решение? — уточнил уже Морн, тоже обращаясь ко мне.              Я вздохнул, с сожалением отрывая взгляд от окна: делами всё же нужно было заниматься.              Хоть иногда.              — Честно говоря, мы не очень понимаем, чего вы засуетились, — вздохнул я, по очереди глядя на ждущих, судя по лицам, чуть ли не откровений, королей. — Согласитесь, удивительно то, что до сих пор Горосэи не попытались ввести систему учёта населения. Но в отдельных королевствах она существует давно, а потому все её «подводные камни» давно выявлены и тоже с успехом и выгодой используются теми, кому это нужно.              — Разве это не мешает вашим планам? — иронично приподнял брови в картинном удивлении третий король. — Да и для нашего сотрудничества инициатива опасна…              Я закатил глаза, глянув ехидно, но мрачно: раздражали эти словесные игры.              — Уверен, вы оценили выгоду идеи для самих себя и, не сомневаюсь, что и прикинуть успели, как исполнить предписание, чтоб не оказаться в заложниках ни в руках дозора, ни в наших. Особой проблемой для вас это не станет, — не предположил, а констатировал я, пытаясь прекратить трёп. Сомневаться ведь не приходилось: и интересовались-то нашим мнением только для того, чтоб «прощупать», как отнесутся пираты к тому, что они пойдут на поводу у Мирового Правительства в этом вопросе. Так что я даже кивнул: — Мы, разумеется, тоже оценили нововведение. И да, наши планы придётся немного скорректировать, подсуетившись заранее, чтоб с документами порешать, — снова кивнул я, подтверждая, что да, всё мы, запили их, королей, рыба-пила, понимали. — Но вообще-то идея Горосэи нашим планам только на пользу. Новый закон станет гарантией того, что наших не станут подозревать, — откинувшись на спинку мягкого кресла, сообщил я, машинально постукивая пальцами по столешнице. А морально готовился к ещё большему потоку вопросов и требований, потому что корольки не любили, когда их «использовали втёмную», как и когда лишали информации.              Но что я мог им сказать? Что мы не шибко-то доверяли и самим королям (особенно «по собственной воле» покинувшим совет Мирового Правительства, понимая, что многие из них действовать могли и на эмоциях, а после удара, нанесённого по нам — и пожалеть о собственном поступке). А уж их окружению веры не было вообще никакой. Шпионская эпопея в нашем стане, да и не только в нашем, всё же не прошла бесследно. Мы ещё не параноили, но переоценили значимость сохранения информации значительно.              «Утверждает человек, который организовал многотысячное подслушивание планов своего короля», — хмыкнул в голове Лу.              «Во-первых, ты сам-то тоже не подслушивай, во-вторых, хватит мне это припоминать, — мгновенно и уже привычно отреагировал я, тут же ехидно подкалывая: — В-третьих, у тебя там что, подружка совсем бревно, раз ты внимание на меня направил?!»              «Слишком громко думаешь, — тоже привычно тоже ехидно ответил Лу, — да и тот случай ты первым припомнил, только отмахнулся от мысли».              А голос-то плыл даже в мыслях…              «О, заткнись», — искренне попросил Лу. Я ржал. Тоже мысленно, конечно.              Но и да, в общем, теперь мы тщательнее следили за тем, что и кому говорили. А потому, если пиратов мы более-менее могли контролировать, то с королями была незадача.              Впрочем, они всё равно и так знали чересчур много. О тех же планах, например, воспользоваться ими, чтоб проникнуть в ряды дозорных и агентов Мирового Правительства. Не все были предупреждены об этом, но вот того же Морна Лу решил уведомить — по иронии, потому что играл с ним в свою игру, с помощью правды манипулируя его действиями.              И это было мне больше по душе, чем то, что пытался сделать сам Король Торговли.              — Вы же понимаете, что мы любим гарантии, — сцепив руки в замок на столе и прищурившись, напомнил о себе один из королей, — а ваше… легкомысленное отношение не может не вызывать опасений.              Нравился он мне. Чем-то нашего Джеймса напоминал, хотя и не был так стар. Но тоже спокойный, рассудительный, неторопливый и чертовски проницательный. Может, мы настолько к Наварро и его команде уже привыкли (а они нам стали совсем родными, кучкой ворчливых старикашек-дедушек), что король мне импонировал, а может, дело было в том, что чуял его искренность без тайных умыслов — с такими вести дела было проще, а то запахи эмоций пока ещё заставляли меня нервничать.              — Да, было бы неплохо понять причины вашего пренебрежения, — поддакнул и сам Морн, уставившись на меня таким взглядом, будто сомневался, что я, в отличие от Лу, мог сказать что-то стоящее.              «Не льсти мне. Он просто хочет аргументов, как и они все», — конечно, подслушивал Лу.              «Делом займись», — фыркнул я. В ответ тоже фыркнули.              — Мы не пренебрегаем, — терпеливо, уже вслух, поправил я Морна. — Мы уверены, что сможем воспользоваться этим. Это ведь хорошая возможность легализовать наших людей и минимум часть нашей подпольной деятельности. И вашей, кстати, тоже, — усмехнулся я, весело глянув на королей: все ведь знали, что «чистыми» ни бизнес, ни доходы ни у кого из них не были. Они сделали вид, что не заметили этого… Ну или понимали, что не было смысла дёргаться перед пиратами, а оправдываться — тем более. — Горосэи, разумеется, и сами это понимают, вероятно даже, желают этим воспользоваться для собственных грязных делишек. Под шумок войны с нами, они делают вклад в укрепление собственной власти в будущем. Ну и на людей вне их закона, разумеется, им будет проще воздействовать, — кивал я, почти рассуждая вслух, тем самым перенимая манеру Луффи объяснять обстоятельно. — А война с пиратами… Если бы система существовала давно — подделка документов безусловно вызвала бы много проблем, потому что, помимо самого создания бумажки, пришлось бы ещё и задним числом вносить в учётные записи, например, информацию о рождении того-то человека в том-то городе, в котором он никогда не рождался, искать ему фиктивных родителей, семью, подкупать местные власти, но и с жителями работать, чтоб они могли подтвердить, мол, да, такой тут родился и жил…              — А сейчас система создаётся с нуля, как и учётные книги, в которые можно писать любую информацию, — подхватил мою мысль тот король, что старика-Джеймса напоминал, вникнув, почему же мы, пираты, не волновались. — А так как у Мирового Правительство нет ни лишних денег, ни десятков лет для проверок, то они будут вынуждены доверять имеющимся записям.              Я кивнул, ухмыльнувшись снова. Короли переглянулись.              — То есть… — осторожно заговорил Морн, — вы собираетесь записать ваших людей в граждан союзных королевств, а потом воспользоваться этим?..              — Именно, — подтвердил я его догадки, которые он не решился озвучить. Лица тут же вытянулись, порядочно бледнея.              — И в Сёги ваш Король, говорят, отлично играет. Даже Йонко Рыжеволосого победил, вроде бы, именно в этой игре… — словно ни к чему конкретно, но на самом деле очень даже к нашему делу, вдруг вспомнил третий король.              Я ухмыльнулся шире.              Морн вздохнул сокрушённо:              — Вы знаете, Зоро, когда имеешь дело с таким… человеком или даже, правильнее будет, с таким существом, невероятно сложно не искать тайных умыслов в каждом его действии, — признался он, кажется, откровенно, но и с долей лукавства. Я вскинул бровь вопросительно: это выглядело как попытка вызнать что-то у меня, подкупив этой самой откровенностью. — Даже вот в том, почему он, вместо того, чтоб прийти лично (мы всё же не последние его союзники и, как нам казалось, заслужили больше внимания), отправил вас. Но, силясь понять, что он этим хотел сказать или на что с вашей помощью надоумить, я не нахожу ответов.              Я почувствовал, что у меня дёрнулся глаз, а в сознании быстро вспухло раздражение, подавляя рассудительность.              Потому что, чёрт, как же они раздражали! Они все. Короли, считавшие себя «пупами земли» и «самыми главными союзниками», которым мы якобы чем-то обязаны.              — Капитан не пришёл, потому что не захотел. Отправил меня, потому что этого хотел я, — резко чеканил я, едва ли не с рыком. — И на Совет Королей Мирового Правительства он явился именно за тем, что и озвучил: вывести из прямого противостояния пиратов и Тенерьюбито как можно больше королевств. Это хорошо, что ты ушёл тогда с ним. И для нас — тоже, но больше для тебя. Однако не обольщайся, никто не пошёл бы специально тебя уговаривать, останься ты на Совете…              «Зоро…» — раздалось в голове предупреждающее. Я мгновенно осёкся, замолчал, прикрывая глаза и чертыхаясь мысленно: самоконтроль давался мне уже хорошо, но всё же далеко не идеально.              И вздохнул. Извиняться, как было принято в обществе королей, не намеревался. Не за что было.              — Вы сомневаетесь в нас, потому что мы — пираты, о которых привыкли думать, как о жадных до золота коварных ублюдках, — с пониманием, но и насмешливо заметил я, кивая, — но при этом судите нас по себе и ждёте тех же интриг, тех же реакций, тех же действий, которых ждали бы от других королей. Вам не кажется это глупым? — «в лоб» спросил я.              Короли снова поиграли друг с другом в гляделки, но скорее от растерянности и непонимания — хотели убедиться в том, что они не одни такие, кто не понял.              — Что вы имеете в виду? — спросил король, напоминавший Джеймса. Надо было бы поинтересоваться их именами… Но зачем? Это Лу любил помнить всё, всех и вся. А я и считал, что даже лица запоминать не обязательно. Главное лишь понимать, друг предо мной или враг. А там…              Но вот их вопросы…              «Бесит, правда?» — наигранно ехидно, но с пониманием риторически спросил кэп в который раз. Моего ответа не требовалось: ещё как бесило. И ведь не избежать, не отговориться: союзники всё-таки.              Ага, которые совершенно не осознавали с кем имели дело.              Что вот им отвечать? Они ведь, как и все, не понимали, как мыслил Король Пиратов, и то, что имело для него значение, другие короли сочли бы глупостью. И всё же…              Я прикрыл глаза, пред которыми всё ещё стоял вид из окна.              — Капитан мечтает о море, — выдохнул я честно. — Выбраться с командой в открытый океан и просто идти, куда левая пятка пожелает — навстречу штормам, открытиям, приключениям. Чтоб солёные брызги в лицо, солнце на коже и ветер в парус. Чтоб взбираясь на волну, предвкушать визг испуга и восторга наших женщин. Чтобы… свобода, — несло меня, и я уже не замечал, что говорил, как он, потому что тоже всё это полюбил своим чёрствым сердцем и гнилой душой. Может, глупый обмен кровью влиял, а может, во мне это было, просто проснулось, но я гордился тем, что стал пиратом.              Досада от того, что реальность диктовала мне, НАМ, свои условия, горечью оседала на губах. Поэтому, открывая глаза, я скривился демонстративно и не сказал, выплюнул:              — На ваши политические дрязги нам, пиратам, по большей части срать. Мы не променяем свободу и море ни на какие выгоды. В том числе и на власть. Даже на мировую власть, — уточнил я, бросив коротки предупреждающий взгляд на хотевшего что-то сказать Морна: они хотели ответов, они их получали, и раз Я говорил — они должны были слушать. — Мы ведь пираты, — снова напомнил я резковато, но, ухмыльнувшись, смягчил тон. — Себе на уме. Мы войну начали не из идеализма, к которому, да, некоторые из нас, в том числе наш король и я сам, склонны. Не за мир во всём мире, не за справедливость. За свободу, — с придыханием молвил я. — Но когда человек обладает силой, талантом, возможностями — он ответственен не только перед собой, но и перед миром. Поэтому мы воюем не только за собственные шкуры. И не по тому, что не можем пройти мимо чужой беды — это есть, — кивнул я, снова предвосхищая комментарии, — но лишь отчасти, а потому что так хотим, потому что в этом наша, пиратская, воинская, мужская, какая хотите, честь. Мы закончим дело, которое начали, — снова жёстко заявил я тоном, не оставляющим сомнениям места. — Однако наша текущая вовлечённость в политику не означает, что мы будем вникать и влиять на неё вечно, не означает это и того, что мы будем играть по правилам, к которым привыкли вы. Потому что мы — пираты, и в первую очередь ценим свободу, — чеканил я, щурясь недовольно. — Как это связано? — спросил я себя, заметив на лицах королей непонимание снова. — Наш Король, — выделил я значительно, отвечая, — воплощение идеи о пиратстве. Поэтому ему плевать на то, как вы хотите его использовать. Он не одеяло, которое каждый из вас, союзников, — снова усмехнулся я пренебрежительно, как бы уточняя, что этот статус может измениться, — может попытаться перетянуть на свою сторону и укрыться им от всех бед. Это означает, что в ваши внутренние дрязги и проблемы мы будем вовлекаться только тогда, когда они будут касаться наших дел и или если мы сами пожелаем в них влезть. Мы ведь пираты, а не защитники угнетённых и обиженных, — уже в который раз напомнил я о нашей сути со всё той же ухмылкой на устах. И дал время, чтоб осмыслить мои слова, прежде чем, судя по резко поднятым на меня взглядам, ответить на их мысли: — Не волнуйтесь. Мы не предаём как друзей, так и союзы, не нарушаем договорённостей, но это если нас не пытаются обмануть, использовать или предать первыми. — Ну а после этого завершил едкую речь: — То, что мы вообще обратили внимание на ваше нытьё… То есть я, конечно, хотел сказать «обеспокоенность новыми предписаниями от Мирового Правительства», — осклабился я шире, картинно поправляя себя, — говорит лишь о том, что мы вас всё-таки ценим достаточно высоко. А иначе меня, ЕГО Правой Руки, здесь не было бы. Я достаточно понятно объяснил, что я имел в виду? — снова я вскинул бровь насмешливо, но и вопросительно. Глаз, при виде онемения на лицах, дёрнулся в нервном тике. Очень вовремя.              В голове хохотал Лу и, не знал, как это ему удавалось, но воспроизводил звуки аплодисментов.              Льстил скотина.              Впрочем, самодовольство я ощущал и без его признания.              А короли… Вот тот, что на Наварро был похож, усмехался, прикрыв глаза и низко опустив голову. Но усмешка была кривоватая, хотя и понимающая, будто я подтвердил какие-то его выводы. Морн пытался сдержать нрав и не отреагировать на дерзость. И, судя по его лицу, это было очень непросто: не был уверен наверняка, но, кажется, по их, королевским, законам, после сказанного мною, он вполне имел право объявить пиратам войну. Ну, я ведь почти оскорбил… Почти.              А нехрен было меня и моего короля раздражать.              Третьему королю, кажется, было плевать на все мои слова и провокации, но он, если не ошибался, давно с пирами имел дело: его королевство ещё Белоус защищал.              — Чтож, хоть это и неприятно, — тщательно подбирая слова, медленно заговорил Морн спустя продолжительное время, в которое слуга успел принести чая, а я — его выпить. — Стоит признать, ваши… упрёки, — кажется, с трудом подобрался он приличное, подобающее его статусу, определение, — справедливы. Но вы должны понять — мне в новинку иметь дело с такими пиратами…              — Всем нам в новинку, — поправил Морна король, который, как я думал, сотрудничал с Белоусом.              «Он сотрудничал. Но весь его опыт общения с пиратами ограничился договором о защите, — пояснил личный справочник по пиратству в голове. — Эй, я не Робин!»              Я хохотнул, к сожалению, возвращая мысли к королям.              — Мы понимаем, — кивнул я серьёзно, прекращая словоблудие, которым хотели запудрить мне мозги вместо того, чтоб прямо признать желание нас использовать. — Однако будьте любезны, жёстко зарубите себе на… — хотел сказать кривых носах, но понял, что это будет уже чересчур, вот и замялся, подбирая формулировку, — мгм выступающих частях тела, что для Короля Пиратов в приоритете прежде всего интересы и дела пиратов… Ну и Революции, раз уж она досталась ему по наследству. И он не пороховая обезьяна, чтобы бегать к вам по первому зову.              Короли хмыкнули, но на меня не смотрел ни один. Я наивно надеялся, будто они понимали, что именно так с нашей точки зрения это и выглядело: нашего короля какие-то очередные союзнички смели вызывать как мальчишку подай-принеси, а это, разумеется, нас оскорбляло.              — Но вы, ныне вторая по значимости фигура в пиратском мире и, пожалуй, в сопротивлении, здесь… — вяло, скорее выдохнул, чем возразил, Морн, словно пытаясь отыграться. Мол, Король-то, может, и не мальчик на побегушках, но я — он.              Я глянул на него насмешливо, и по досаде на лица, нервным движением пальцев, понимал, что он сам был не рад, что не сдержался и брякнул это: гордость просто у него тоже была, а потому проглотить молча мои подначки он не мог. Провоцировал, но невольно, не желая развивать раздражение в конфликт.              А я и не собирался вестись на этот развод: сколько таких было в моей жизни ещё задолго до того, как я встретил Лу? А уж каким сам Лу был провокатором… У-у, королям-то до него было как до Луны пешком.              «Не льсти, гад, это тебя от меня не спасёт», — почти хрюкнул капитан в голове. Я улыбался почти блаженно и снова и снова благодарил странную связь за само существование: без неё было гораздо скучнее.              — В нашем штабе ветер и дождь искусственные, создаваемые лишь нашим Королём под настроение, а лучи солнца там нас не достигают и вовсе, — пояснил я всё же королям, грустно вздохнув. — Сложно передать словами, как нам, морякам, без этого тяжело. Это временно, это вынужденно, — помотал я головой, предостерегая от любых комментариев, — но мы стали напоминать себе трюмных крыс или кого похуже, например, каторжников. Особенно это касается наших главарей, в число которых волею судьбы и одного ублюдка вхожу и я. — Новый смешок в голове я проигнорировал. — Так что любая миссия «на воздухе» воспринимается нами даром небес, — тут я слегка развёл руками, — и почти за любой повод выбраться мы чуть ли не дерёмся. У меня есть карт-бланш Короля и права его правой руки, так что я обломал троих наших, «страстно желавших» общаться с вами: Марко Феникса, Чёрную Ногу Санджи и Нефертари Виви. — Услышав о представителях «королевских кровей», все короли уныло вздохнули: они явно хотели бы, а может, мне так казалось, общаться с кем-то из их среды, а не со мной. Ха! Не знали они наших Зануду и Принца Кастрюль — может, и представителей знати, но пиратов до мозга костей.              На мгновение кольнула мысль, что я бы посмотрел на это шоу, как та же Виви размазала бы морально королей за посягательства на Лу… Она, в последнее время, как-то вот даже перестала быть занудой и такие номера откалывала, что команда её то лежала без сил от смеха, то чуть не лопалась от гордости за накама, то близка была к тому, чтоб сгореть от стыда — и это пираты! Чего только стоила её пробежка нагишом через весь остров за Дампиром. Что он натворил доподлинно было неизвестно, но матёрого контр-адмирала, вроде бы прекрасно контролировавшего себя, Зануда заставила дать стрекоча и сама погналась следом, пытаясь убить… полотенцем. Пираты, конечно, не могли на шум не среагировать, ну и быстренько собрались посмотреть на зрелище, а Виви, не сумев угнаться за новичком команды, вскоре оказалась в окружении голодных мужских взглядов. Смутило ли это её? О нет! Она осмотрела окружившую её толпу, вскинула брови, тряхнув немалой упругой соблазнительной грудью и поведя крутыми бёдрами, невозмутимо и даже строго поинтересовалась:              — Что? Тоже хотите, чтоб вас полотенцем огрели и пинка под зад дали?              Стоило ли говорить, что толпа здоровых мужиков, многие из которых отводили взгляды, глухо бормотали себе под нос, что, вообще-то, были бы не против? И Виви это оценила, лихо подкинув пальцами ног в воздух валявшийся поблизости случайный канат, подхватила его и использовала на манер бича, ударив по мощённой дорожке да выбив из нескольких камней осколки. И посмотрела ещё так, заискивающе, но с ухмылкой и вызовом, мол, ну что, найдётся среди вас смельчак?..              Смельчак не нашёлся. Пиратам, в общем-то, хватило зрелища, чтоб и так чуть не истекать кровью из носа. А Гарпия и бровью не вела. Повелела на дороге не стоять и под ногами не мешаться да поспешила вернуться на Санни.              Я нагнал её по дороге, даже спросил, чего это она погналась за Дампиром. А она засмеялась, точнее даже захихикала, противно так, как только женщины умеют, прикрывая рот ладошкой, и говорит, мол, дозорные забавно реагируют на обнажённых женщин, потому она не смогла удержаться — мы-то больше на их развлечения не велись. И прижалась ко мне всем телом, обнимая, снизу вверх заглядывая в глаза… Чертовка. Я фыркнул, подхватывая её на руки, чем заставляя пискнуть от неожиданности. Но она быстро освоилась, с улыбкой и комфортом устроившись.              — Ты ведь понимаешь, что не просто провоцируешь, но и создаёшь риск для существования альянса? — тихо и серьёзно спросил я её тогда, повинуясь смутному беспокойству: не все пираты контролировали свои инстинкты так же хорошо, как мы, и однажды это могло вылиться в проблемы.              И это, кстати, с моей стороны тоже было попыткой отвлечься от мыслей куда более… развратных: всё же девки у нас были очень уж хороши.              Женщина на руках улыбнулась, расслабленно привалившись головой к плечу.              — Знаю, — выдохнула она, но внезапно ухмыльнулась: — Знаю, что вы считаете нечестными по отношению к нам все ваши загулы на стороне. — Я дёрнулся от неожиданности под внимательным насмешливым взглядом.              Да, было такое. Почти у всех нас была привычка тщательно с мылом мыться после любых контактов даже, если речь шла просто о делах, с «чужими» женщинами, чтоб даже запаха их на нас не оставалось. Это было не намеренное, а что-то подспудное — нежелание бесить или… огорчать наших Гарпий. Они ведь ни разу ни слова на этот счёт не сказали, если не считать ехидных подтруниваний, и… это напрягало. Мы ведь не знали, что творилось у них в головах. И, честно признаться, было бы проще, если бы они тоже заводили с кем-то романы: да, мы бы пасли ухажёров наших женщин и нервничали, а может, и ревновали бы. Но это лучше неизвестности.              И тут эта чертовка смотрела ехидно из-под ресниц куда-то… в душу и, как ни в чём ни бывало, легонько улыбаясь, уверяла:              — Но для нас немыслимо сдерживать вас. Шакки права: вы — не те, кто может принадлежать лишь одной женщине, вы вообще не из тех, кто может кому-то принадлежать, если это не море, — качала она головой и была серьёзна, хоть и продолжала улыбаться. Я цыкнул невольно: женщина Рейли любила почесать языком о пиратских отношениях и ролях женщин и мужчин в них (а они с Тёмным Королём действительно были парой на зависть). Вот только когда Шакки заговаривала о том, что запрет на отношения в нашей команде глуп, сварливо «тётей Ша» называл её даже Лу. Однако она, похоже, дело своё знала, раз наших гарпий убедить смогла. — Но вы всё равно наши мужчины, а другие нам и не нужны, — продолжала Зануда бухтеть мне в плечо с улыбкой, — да и не найдётся среди других никого достойнее.              Я вздохнул. Приятно, конечно, было. Польстила, чертовка.              Но если думала, что сможет так меня отвлечь от смутного подспудного беспокойства, то ошибалась.              — И как это связано с твоей выходкой? — фыркнув, поинтересовался я серьёзно, вскидывая бровь. Хотя тут и некоторые обязанности Правой Руки и старпома Короля играли свою роль.              — Все эти мужские полные вожделения взгляды, конечно, тешат самолюбие, — повела плечами Виви, хитро сверкнув взглядом из-под пушистых ресниц. — Но не так, как ваши, наших мужчин, взгляды и гордые ухмылки. И ни ты, ни даже Луффи не можете запретить мне желать их вызывать.              — Женщины… — закатил я глаза и тут же рассмеялся. И на душе в тот момент стало легко-легко, особенно при виде счастья чертовки.              Я снова улыбнулся воспоминаниям, шумно втягивая в себя полную грудь свежего воздуха и мысленно отмечая, что и сам был… по-настоящему счастлив, да и чувствовал себя на своём месте. И хотя это никогда не имело для меня значения, всё же очень дорогого стоило.              На душе совсем потеплело, несмотря на скучноватую реальность и союзников.              А они внимательно смотрели на меня, и улыбка на моём лице их явно напрягала.              — Дайте угадаю, у вас вертится на языках вопрос о том, где же мы, пираты, ныне скрываемся, где наш штаб, если там нет солнца? — ехидно поинтересовался я, возвращаясь к реальности и глядя на лица королей.              — Вы проницательны, — усмехнулся Морн. — Это так, но, полагаю, и вы не скажете, и нам об этом лучше не знать, чтоб не попасть в зону ненужного внимания и с вашей стороны, и со стороны Мирового Правительства.              — Верно, — благосклонно кивнул я. Хотел добавить, что во многом по этой причине мы и сотрудничали с конкретными представителями власти охотно, но не стал. Решил, что лишняя лесть им ни к чему, даже если она была правдой. А задерживаться с ними дольше не хотелось: действительно важные вопросы мы обговорили ещё до того, как Морн поднял тему нововведений Мирового Правительства. Так что я и не стал тянуть, спросил с намёком: — Есть ли ещё что-то, что вы хотели бы обсудить?              Короли, переглянувшись в очередной раз — что уже порядочно достало — к сожалению, решили поднять ещё одну тему:              — Вообще-то мы хотели обсудить пропаганду, — внезапно заявил Морн, — или точнее даже формирование выгодного и вам, и нам общественного мнения о пиратах.              Я недоумённо вскинул брови, уточняя:              — Что вы имеете в виду?              — У нас с вами есть общая проблема, и заключается она в том, что не всё, конечно, но значительная часть населения предпочитает верить Мировому Правительству, — заметил всё тот же Морн, откидываясь на спинку кресла. В выражении его лица была некая осторожность, словно дело было деликатным, и он не был уверен, что пиратов вопрос волнует, а ему очень хотелось, чтоб волновал. — Не сомневаюсь, для вас не является тайной, что мы столкнулись с некоторыми трудностями после выхода из состава совета Мирового Правительства и заключения союзнических договоров с пиратами. — Я согласно хмыкнул: кое-кому из королей даже бунты приходилось подавлять, и, разумеется, нам на это жаловались. Только дело было не совсем в нас или в населении, а в агентуре Мирового Правительства, которая эти бунты по указке сверху и подзуживала. Луффи ведь не зря говорил, что людьми очень легко манипулировать с помощью их эмоций — вызови нужную и считай, что «дело в шляпе». — Мы решили часть из этих вопросов, но в дальнейшем было бы проще, если бы вас перестали считать бандитами и грабителями.              Ха! Легко было сказать, а сделать…              — Мы не заметили, чтобы вы работали в этом направлении, поэтому позволили себе подумать над тем, что можно было бы сделать. Идеи изложены здесь, — пододвинул в мою сторону папку король, которого я сравнивал со стариком Наварро. Папочка была в странном чёрном переплёте и весьма внушительных размеров, таких, что я мысленно застонал, с тоской предполагая, сколько времени займёт её изучение.              Мы были пиратами! Пиратами, а не торгашами! Да даже торгаши не особо любили возиться с документами больше, чем требовал подсчёт прибыли. Большинство пиратов и грамотой-то владели кое-как, умея читать, писать, но не больше. А тут…              — Вообще-то в газетах уже некоторое время пишут статьи в том числе и наши агенты, — медленно произнёс я, пытаясь сказать, что мы занимаемся вопросом. — А сами мы то и дело устраиваем акции, показательно…              «Не торопись, — внезапно, хотя и ожидаемо раздалось в голове, прерывая. — Они правы, это — общая проблема, а мы почти не занимались ею. Их идеи могут быть интересными. Согласись».              Я вздохнул. Конечно же, я был согласен. И всё понимал. Просто…              Непозволительная слабость.              «Забери её. Я сам посмотрю», — пообещал Лу, что не будет скидывать на меня это.              Я прикрыл глаза, снова выдохнув и тряхнув головой, чтоб отбросить лишние мысли и эмоции.              «Не позволю тебе в одиночку корпеть над этим», — уверил я, что бросать дело на него не намеревался. А вслух сообщил:              — Я заберу папку. Он изучит.              Королей такой ответ более чем удовлетворил. Морн даже выдохнул от облегчения. А затем точно так же выдохнул и я: им больше нечего было сказать пиратам пока.              Наконец, я мог вырваться!              Хотя были ещё какие дела: накама просили прошвырнуться по магазинам, закупиться кое-чем из того, что редко бывало на Сабаоди (дорогие и ценные товары туда завозили неохотно, зная о высоком уровне местной преступности, от которой ни дозор, ни близость Мариджои не спасали), зато в столице мировой торговли, вотчине Морна — можно было найти с хорошей гарантией. В смысле, гарантией, что найдётся именно нужное.              Дождь лил, как из ведра, мгновенно промочив до нитки все шмотки, заливая, будто бы даже волнами, за шиворот и щекотно капая с носа. Но я наслаждался. Наслаждался ощущением погружённости в воду, обычную, пресную воду, словно защитной оболочкой покрывавшую тело. Наслаждался порывами ветра, вырывавшими зонты у семенивших перебежками редких прохожих, видимо, покинувших дома лишь по острой нужде. Наслаждался раскатами грома…              Под водой в нашем штабе ничего этого не было. Нет, ну бывало ударная волна прилетит ветром с тренировочного полигона или скучавший Лу организует дождик, но это ведь не то. Когда под водой-то. Кэп мог бы, конечно, развернуть и масштабную погоду, но в этом действительно не было смысла, кроме удовлетворения пиратских потребностей, а силы тратило. Да и, в принципе, у нас было всё. Кроме неба и простора. И под толщей воды даже натуральный ливень ощущался… не так.              И вот я пробирался от дворца по направлению к гавани, близ которой располагался целый торговый квартал, где жили и работали сотни лавочников всех мастей, а чуть позади меня семенил под зонтом и в дождевом плаще сам Морн, навязавшийся в сопровождение. Я наслаждался погодой, а он — морщился, хлюпая дорогими сапогами по грязным лужам. И был недоволен, что пришлось пройти несколько улиц, прежде чем я, не торопясь, нашёл нужный мне магазин; и не понимал, почему я не попросил его привезти нужное.              Но это было привычно. То, что нас, пиратов, не понимали.              В лавке было тепло и сухо, и я не стал напрягать хозяина, пачкая грязью с ботинок и потоками воды с меня чистый пол, отряхнувшись и почистившись с помощью стихии тьмы — у неё, как выяснилось, было много свойств, и хотя на многое способен я не был, но какие-то бытовые вещи, вроде поглощения с себя воды и грязи, вполне.              Луффи, кстати, называл это кощунством и хохотал в голос каждый раз, когда я так делал, приговаривая, что предки, гордившиеся силой, никогда не думали, что её будут применять так. И ещё гордился мною: я был хорошим учеником, кое в чём даже превзошедшим великолепного учителя — тьма давалась ему куда тяжелее, чем те же стихии шторма. Но зато и контролировать он себя, используя тьму, мог куда лучше.              Лицо лавочника, конечно, вытянулось, когда он увидел потенциальных покупателей — и это в такую-то погоду! А уж когда узнал… И ладно Морн, его король, которого тощий, интеллигентного вида, мужчина в очках, сидевший за прилавком с какой-то книгой, опознал первым — ему просто поклонился, немного нервно предлагая чая и располагаться. Но ровный степенный голос дрогнул, когда я посмотрел на хозяина лавки, отрывая взгляд от товара под стеклом, с просьбой достать образцы бумаги — нихрена я в ней не разбирался, зато на ощупь запомнил, что требовала Ведьма и что просил Дампир.              Лавочник, дрожащими руками с длинными пальцами, отчего-то бросившимися мне в глаза, конечно, позабыв о короле в гостях, поспешил достать товар. Вот только доставал всё не то, дешёвые образцы. Ксанду-то они подходили, в конце концов, он просил два типа бумаги: рулоны «расходников» — дешёвой желтоватой бумаги, годившейся для черновиков, и чуть получше, побелее, как он выразился, «для готовых для рассмотрения Королём документов». Нужное среди предложенного нашлось быстро. А вот для Ведьмы… Я перебрал не меньше нескольких десятков образцов, но даже близкого к тому, что требовала наша Навигатор, не нашёл. Конечно, это вызывало раздражение и разочарование: я ведь пообещал найти, купить, и был уверен, что в приличного вида магазине, который явно нельзя было даже сравнивать с дешёвыми деревенскими лавочками, обязательно найду нужное. Там ведь даже книги и свитки продавались, представленные на многочисленных стеллажах, а не только писчие принадлежности, что вообще было редкостью и говорило действительно о многом. Но что делать? Искать другую лавку-то не хотелось, да и не было уверенности, что она вообще существовала. А уж подводить и разочаровывать… Тут и сам огребу, и перед командой стыдно будет — Ведьма всё же была действительно лучшей в своём деле, а потому заслуживала работать с лучшими материалами, которые мы только могли достать.              — Ты показал мне всю бумагу, которая у тебя есть? — вздохнув, серьёзно и даже сурово спросил я, готовый услышать отрицательный ответ.              Но у хозяина магазина внезапно забегал взгляд нервно, а руки совсем уж заколотило. И… до меня дошло, что показывал он не всё, что было — боялся, что я потребую бесплатно или выбью скидку. С пиратом ведь дело имел. А бумага была сама по себе недешёвым товаром, потому что в мире существовало не так много её производств — не знал точно, но слышал, что её, вроде как, сложно было изготовлять. То есть бумага, которую хотела Ведьма, скорее всего, по цене была сравнима с ценой на золото, а лавочник не хотел мне её предлагать — если она была у него — потому что не хотел убытков.              Хах! Торгаши есть торгаши, прибыль для них имела основное значение во все времена.              Кстати, ещё и по этой причине Лу, ну и команда вместе с ним, настороженно относились к Морну.              Но бумага мне всё ещё была нужна, поэтому хозяина лавки я уверил:              — Если у тебя есть бумага, которая мне нужна — я выкуплю все запасы, которые у тебя есть. И без торга заплачу любую цену, которую назовёшь.              Торгаш неуверенно покосился на Морна, прищурено посмотревшего на меня, и рискнул со вздохом:              — Есть несколько образцов специализированной бумаги. Но она очень дорого стоит… — протянул он, явно сомневаясь, что я, наверное, не слишком опрятно выглядевший пират, способен заплатить за неё.              — Ты действительно думаешь, что у Короля Пиратов не найдётся достаточно золота? — вскинул я бровь насмешливо, складывая руки на груди.              — Нет, господин, я не это имел в виду, — тут же заблеял побледневший и вспотевший лавочник, доставая откуда-то из-под прилавка ещё два листика бумаги, один из которых был плотный ярко-белый — в нём-то я и с облегчением опознал, потерев пальцами уголок, будущие карты Ведьмы. Ну и тут же потребовал тащить всё, что есть. А заодно и бумаги, которую просил Дампир — тоже всё.              — Зачем же вы побеспокоились сами? — полюбопытствовал Морн, когда лавочник исчез за дверью в поисках ключей от склада: как я понял, партии у него были немалые. — Могли бы попросить — я бы предоставил всё, что нужно.              — Потому что за товары мы предпочитаем расплачиваться золотом, а не услугами, — фыркнул я, снимая с шеи цепочку клети, ведь чувствовал, что придётся воспользоваться ею, ибо покупки в руках было попросту не унести. — Мы не любим быть должными. Особенно не любим быть должными таким ушлым людям, как ты, — насмешливо покосился я на короля торговли.              Морн не стал ни спорить, ни отрицать, только хмыкнул.              — Приятно иметь дело с умными людьми, но, должен заметить, крайне неудобно, — даже хохотнул он.              Мне импонировала его прямота.              Как и Лу, который, как я понял, именно из-за неё и вообще решил сотрудничать с Морном, а не из-за влияния, как считал тот.              «Если человек сам напрашивается на то, чтобы им воспользовались — почему бы им не воспользоваться?» — немедленно отреагировал Лу, гнусно хихикая.              Ну да, тут он был прав — это тоже было причиной.              Склад у лавочника оказался в пристройке к дому, куда он нас и проводил, скрупулёзно уточняя, сколько именно я заберу и когда — видимо, мужик действительно был неглупым и оценил, что сам я заявленное «всё» не утащил бы. Но, закатив глаза, я лишь повторил, что заберу именно всё, растягивая пошире клеть. Торгашу и его королю только и оставалось смотреть выпученными глазами, как я быстро затаскивал коробки с бумагой, а ещё с различными чернилами и карандашами в «подпространство» — как это обзывала Язва. Ну а потом выволок оплату — мешок с чистым золотом.              Наверняка, сунул торгашу больше, чем стоил его товар, и за это Ведьма опять будет ругаться, но считать монеты было лень, а за сговорчивость мы обычно тоже накидывали к сумме — всё-таки с пиратами соглашались иметь дела не все, а кто соглашался — рисковали, вот мы и оплачивали эти риски. Ну, чтобы с нами желали работать хотя бы ради выгоды материальной.              А лавочник возьми, да и принеси в качестве «сдачи» ящик каких-то инструментов, подобные которым я видел в рубке у Ведьмы. Ну и уверял, что тому, кто готов за лучшую бумагу заплатить любые деньги, они точно понадобятся. Ну а я что? Пожал плечами, да и тоже затащил в клеть. Хотя, конечно, оценил замечание Морна о том, что инструменты были «великолепного качества».              Он, кстати, ещё и поинтересовался, зачем, мол, нам столько бумаги для карт. Ну я с улыбкой и сказал как есть о том, что Ведьма собиралась нарисовать карту мира для нашего короля. Учитывая, что попытки были даже у Мирового Правительства, но из-за аномалий Гранд-Лайн и Калм-Белта, благодаря которым острова и появлялись, и исчезали, и перемещались, и постоянно сбивали с курса корабли, это считалось невозможным ¬— личико у Морна вытянулось. Мы-то давно не сомневались в том, что исполним наши мечты обязательно, но и король торговли уже достаточно хорошо знал нас, чтоб понимать, что хоть амбиции у нас порой казались безумными, но это не мешало нам добиваться своего, и это, в свою очередь, означало реальный шанс создания карты мира именно нами, то есть Нами. А это, в свою очередь, открывало нам кучу возможностей, которые не могли не заинтересовать короля торговли.              Закончив с покупками, я вызвался проводить Морна до дворца. Почему? Он не взял с собой сопровождения — я знал, это было жестом доверия, попыткой показать, что и ему можно верить — а мне померещилось пристальное внимание, не праздный интерес, а чёткое полувраждебное желание проследить то ли за Морном, то ли за мною, то ли за нами. Оно, это внимание, не несло опасности, скорее всего, это был просто шпион Мирового Правительства с приказом наблюдать, но… Я не стал рисковать достаточно значимым союзником.              Однако возвращаясь, мы проходили по набережной, спускавшейся прямиком к шумному прибою. И, чёрт, я не смог пройти мимо. Не смог. Потому что Море было прямо перед глазами. Привычное, неспокойное оно растянулось до самого горизонта настолько, насколько хватало взгляда и других чувств. Волна за волной с шорохом накатывали на галечный берег спонтанно, не ритмично, формируясь в трубы то с одной стороны, то с другой. Оно жило, море. И каждый его всплеск был ударом пульса его жизни. И он… звучал, завораживал, звал, сливаясь в унисон с моим сердечным ритмом, с моим дыханием. Со мной.              Глупые, бесполезные ощущения и мысли. Они ничего мне не давали. Но прав был чёртов Лу: море звало, по-настоящему пело призывно своим детям — нам, морякам, тем, кто слышал, тем, кто жил им.              Шелест волн больших и маленьких, завывание ветра меж ними заполняли меня, вытесняя всё прочее, надуманное, наносное, неважное. Был только морской простор перед глазами, под ногами, в мыслях и сердце. Было лишь чувство… свободы.              И о, как же хотелось его… вкусить. Да не одному, а вместе с теми, кто это чувство разделял. Хотелось болезненно, хотелось невыносимо. Сознание, а может, и душа рвались на части от невозможности вот прямо сейчас оказаться не на берегу, а где-то там, вдали, где тысячи штормов и воля.              Меня почти колотило от этого, от зова моря и необходимости ему противостоять.              Как же от этого было… горько, до боли впивавшихся в ладонь ногтей сжатых в кулак пальцев.              Но я знал существо, которому было гораздо хуже.              Он не показывал этого, кажется, даже забыл, оглох так, что море больше не слышал. Это тревожило. Скребло сознание ощущением неправильности, потому что Демон Шторма, Луффи, не мог, в моём понимании, добровольно забыть о море. А он…              Я скривился.              Мне хотелось думать, что он просто всячески прогонял тоску, чтоб не смела отражаться даже в глубине глаз. Но она была. Как и во мне, росла где-то в самых тёмных глубинах сознания, как растёт настырность угнетающей мысли о чём-то тревожном, о чём-то, что, появившись единожды, никогда не оставит. Никогда. Как ни гони, как ни отрицай, как ни игнорируй, как ни пытайся забыться, отвлечься, смириться.              Да, можно было сказать, что в нашем штабе в Раю Гранд-Лайн море было буквально вокруг нас, да и слабый, но и прибой там был. Да. Но там не было ПРОСТОРА. Не было ВОЛИ.              Да, Луффи говорил, что всё это было не вокруг, а в голове, и стоило всего лишь сменить отношение, как это перестанет угнетать.              Смириться с жизнью на берегу моряку и более того пирату?              Нет. Мы, порой сами того не осознавая, отдавали морю души, от того и не было нам жизни без него.              И вот я дышал-дышал-дышал, и никак не мог надышаться. Смотрел на море, смотрел, и никак не мог оторвать взгляд. Сверху лил дождь, словно нитями гигантского ткацкого станка соединяя небо и море, сшивая, делая неразделимыми. Вода была всюду, заливала в глаза, а на вдохах — в нос, щекотала кожу ушей и шеи. А я стоял и понимал как никогда остро, что повязал себя с морем насмерть и предпочту сдохнуть в нём, нежели заживо гнить без него на берегу.              — Неужели вы действительно наслаждаетесь столь отвратительной погодой? — вырвал меня из каких-то тёмных судорожных мыслей голос Морна, раздавшийся из-за спины. Я вздохнул: увлёкся ощущениями, потерялся в них и забыл, что не один, а потому не мог себе позволить упускать связь с реальностью.              Но король торговли ждал ответа, кажется, даже больше, чем пока я нагуляюсь.              — Так было не всегда, — усмехнулся я, неохотно, а потому неторопливо выбираясь на берег. Под ногами шуршала галька, волны, словно призывая вернуться, омывали, почти облизывая, пятки сапог, но усилием воли я пытался не обращать на них внимания, упрямо направляясь к лестнице, на вершине которой Морн и дожидался. — Никогда не думал, что стану моряком, а тем более пиратом, — я признавался в этом с улыбкой, потому что сейчас это казалось очень смешным и невозможным. — Но встретил Луффи. А он, Демон Шторма, живёт морем и бурями. Ты ведь уже оценил то, насколько он бывает заразительным? — риторически спросил я, прекрасно зная ответ на вопрос. — Естественно, что мы, те, кто живёт под его командованием, стали наслаждаться буйством стихии.              Морн согласно хмыкнул, хотя, конечно, не понимал — только логику, но не то, как можно было любить ливень, под которым немудрено промокнуть до трусов, а то и, чего доброго, заболеть.              Даже жаль его было: он не мог насладиться жизнью так, как мы, пираты.              Путь мы продолжили. Король поинтересовался, конечно, с чего это я решил его проводить. Ну и я, разумеется, предупредил об опасности и попросил быть внимательнее, усилить охрану и не разгуливать без сопровождения. Хотя бы потому, что, как ни крути, а союзник он был ценный для пиратов, в то же время — вредный для врага, то есть Мировому Правительству было выгодно устранить его, чтоб Король Торговли не помогал нам, а контроль над этой самой мировой торговлей перехватить и подмять под себя. Встревоженный Морн совету внял, кивая благодарно за предостережение — хотя, вообще-то, должен был и сам понять, что вести себя как раньше, до войны, даже на своей территории он больше не имел права. И, между прочим, не имел бы права, даже если бы остался в совете королей Мирового Правительства, потому что в этом случае его врагами стали бы уже мы, и вреден он был бы для нас.              Ну, рано или поздно, стал бы. Когда Луффи неизбежно обратил бы внимание на торговые пути и человека, вставляющего палки в колёса поставкам для нас.              А потом Морн не выдержал и с выражением лица обиженного ребёнка, которому обещали конфетку, но не дали, прямо спросил, почему же Лу его избегал.              Я, глядя на него, вздохнул.              Наверное, какое-то время я сам размышлял над этим вопросом… Нет, не над тем, почему Лу избегал короля торгашей, а почему у него были те ценности, которые были. Много ведь раз спрашивал себя о том, что нужно было пережить, чтоб начать воспринимать мир как он. И вопрос этот вечно был без ответа, потому что Лу, после того как признался команде в своей природе, не скрывал того, как жил, с кем, где. И не было в его жизни каких-то таких уж особенных событий, которые могли бы объяснить его особенности. Но объяснение на самом деле было, «лежало» на поверхности, такое простое, что его легко было упустить.              Хотел ли я говорить о нём Морну? Пожалуй, нет. Но было подспудное желание сделать всё для того, чтоб моего короля, то, как он мыслил, начали понимать. Это было непросто в мире, в котором мало что было по-настоящему невозможно, а население которого слишком привыкло к разного рода необъяснимым и странным силам, потому что, когда у тебя в соседях люди с двумя локтевыми суставами или с жабрами, или способные превращаться в грязь и превращать в неё почти что угодно — перестаёшь видеть разницу между человеком и, скажем, демоном. А она была. И, по иронии, сам демон тоже не сразу стал понимать, насколько на самом деле она была велика.              И я подумал: Морн был умным мужиком, прозорливым, хотя нередко чересчур мудрил в выводах, но всё-таки шанс того, что он сможет, если не понять, то осознать, был велик. Подумал и… рискнул.              — Знаешь, вы все, короли, мирные жители, дозорные, Горосэи и Тенерьюбито заблуждаетесь в одном. Вы судите Луффи как человека, пирата, хитрожопого правителя или существо из страшилок для детей, — дождавшись, когда на лице Морна проступит вопросительное выражение, сообщил я. И смеялся мысленно. — А он не человек и не тот демон, какими мы, люди, их представляем. Всё, что люди о них «знают» — сказки, не более, понимаешь?              — Полагаю, это так, — кивнул Морн задумчиво с пониманием. — Вы утверждаете, что в этом заключается ответ на мой вопрос? Чем же тогда на самом деле являются демоны, если от этого зависит их отношение к людям? — проницательно поинтересовался он. Проницательно, потому что уловил суть.              — Демоны буквально материально воплощённая в теле стихия, — просто ответил я, желая, но не питая надежд на то, что этого будет достаточно. Ведь если осознать эту мысль и продолжить, то можно прийти к нужным выводам. Но Морн, конечно, лишь покосился на меня с недоумением:              — Боюсь, я не понимаю, что вы имеете в виду.              «Может, на этот раз обойдёшься без своих вечных баек?» — предостерегающим и напряжённым тоном прозвучал ироничный вопрос в голове.              Я хмыкнул, но и отвечать не стал, и от идеи не отказался. Как будто чувствовал, что это важно, что рано или поздно сыграет нам на руку.              — Вы все ждёте от Луффи, что он будет принимать те решения, которые принял бы любой другой на его месте. Например, ты ждёшь от него пиратских подвохов и в то же время — что он будет действовать так, как действовал бы ты сам, то есть как уважаемый король какого-нибудь королевства, заинтересованного в каких-то выгодах для своих подданных и развития государства, верно? — склонив голову к плечу, больше утверждал, чем спрашивал я. Но ответ всё же получил:              — Это — логично, разве нет? — даже удивился Морн. — Разве Королю Пиратов не нужно заботиться о пиратах, обеспечивать их необходимым, защищать?              — Это так, — согласился я, кивая. Но слова начал подбирать тщательнее, чтобы меня точно поняли правильно. — Но начнём с того, что быть Королём Пиратов означает не то же самое, что быть королём какого угодно королевства. И быть демоном означает не то же самое, что быть, например, рыбочеловеком среди обычных людей.              — В чём же разница? — Морн слушал внимательно, делал паузы, прежде чем задать вопросы. И мне это нравилось и не нравилось одновременно. Нравилось, потому что это говорило о том, что он обдумывал сказанное мною, прежде чем делать какие-то выводы или задавать вопросы. И не нравилось, потому что больно умный был мужик, и говорить лишнего ему было опасно — мог воспользоваться сведениями. И, думалось мне, что именно этого опасался Лу, предостерегая меня.              — Пираты никому не служат, — жёстко заметил я, почти угрожающе, — и подчиняться готовы лишь в критичных для себя ситуациях или когда объединяют общие цели, и только тому, кто сильнее, умнее, хитрее и уважаемее, а ещё тому, кто не станет ущемлять свободу, только направлять. И человеку, который посмел назвать себя Королём Пиратов, в отличие от наследных или выбранных правителей, приходится каждый день доказывать, что он достоин того, чтоб командовать, — объяснял я простые истины, которые, к сожалению Луффи, понимали даже не все пираты. Сейчас уже было легче, всё же он капал на мозги неподражаемо, но проблем с этим хватало до сих пор. — Ты ведь понимаешь, — обратился я к Морну, криво ухмыльнувшись, — в нашей своре ублюдков всех мастей добиваться признания очень непросто. Король должен быть не просто на шаг впереди, он должен быть лучшим, тем, чей авторитет неоспорим. В такой ситуации, чтоб банально удерживать власть, разумеется, он будет учитывать даже малейшие детали происходящего, но при этом никогда не станет размениваться на мелочи и опускаться до местечковых политических дрязг.              — Хм, — протянул король торговли через несколько минут тишины, — я кажется понял, что вы хотите сказать. Ведь именно по этой причине ваш Король проигнорировал большинство моих предложений, которые я сам считаю выгодными — по вашим понятиям, они не стоят затраты усилий или… того, чтоб ими занимался король лично, так? — уточнил он, сверкнув взглядом с осознанием того, почему на самом деле на встречу явился я, хотя приглашали Лу.              Я хмыкнул: конечно, дело было не в этом. Но пусть уж думает так.              — Верно. Это причина, — подтвердил я, краем сознания с сожалением отмечая, что дождь стихал. — Масштаб деятельности Короля Пиратов — это за ночь организовать раскол Морского Дозора, создавая Новый Дозор, и собрать альтернативный совет королей, походя решая проблемы десятков королевств и сотен тысяч, а то и миллионов людей, понимаешь? — я усмехнулся, приводя пример очень даже знакомый и понятный Морну. Тот его, конечно, оценил: сразу закаменел лицом, видимо, припомнив, как это было.              — Да уж, этот уровень, признаться, действительно впечатляет, — внезапно осипшим голосом признал Морн. — То есть, пираты на лидера уровнем ниже и не согласились бы? — прозвучало риторически, но я снова подтвердил:              — Верно.              — Однако, — сверкнул Морн взглядом в мою сторону, — вы упомянули причину так, будто она не единственная и не главная. А главная — как раз в том, чем являются демоны, так? — он даже склонил голову к плечу и приостановился, хотя мы уже пересекли ворота — красивые, кованые — его дворца и до лестницы, ведущей ко входу, оставалось всего ничего. Настолько ему хотелось понять Луффи.              — Наш Король — демон, — напомнил я то, с чего начинал тему беседы. — Не одна из рас людей, не животное и не монстр из детских сказок. Наш Король — стихия. — А я распинался, а лицо короля торговли оставалось совершенно незамутнённым пониманием. Кажется, он даже представить себе не мог того, что я пытался ему втолковать, от того и не осознавал разницы между своими представлениями и реальностью, ну и величины своих заблуждений. А как это было объяснить? — Представь, — сделал попытку я, — если сам океан — это живое существо, которое умеет принимать форму человека. Две ноги, две руки, голова. Слышит ушами как мы или лучше — как звери, чувствует ветер, брызги, тепло кожей, как мы — хочет жрать или спать. Он будто бы даже человек, но всё же он остаётся океаном и на проблемы людей смотрит, как океан. Может, ему понятны люди, потому что он жил среди них, считал себя одним из них. Но многое из того, что естественно для нас, всегда было и будет чуждо ему. Например, когда люди цепляются за такие вещи, как золото или власть — стихии на них будет плевать. Зачем вот океану золото? — риторически спросил я у Морна, с облегчением наблюдая за проявлявшимся на его лице пониманием. Нет он по-прежнему не мог сложить два и два, накладывая мои объяснения на характер и поведение Луффи, но это могло произойти позже. — Всего лишь блестящий кусок холодного металла. А власть над людьми? Ты ведь сам король, и понимаешь, сколько проблем от людей, особенно когда их много. И зачем это океану в то время, когда он может штормами резвиться где-нибудь на воле? — снова спросил я и не требовал ответа, подразумевая очевидный. Я вздохнул и поторопился, опасаясь не того, что перебьют, а того, что сам Луффи прикажет замолчать. Он ведь слушал, и ему вряд ли нравились мои выводы, которые он называл полушуточно байками. — Наш король вырос как человек, имеет принципы человека. Любит идею пиратства, грезил большую часть жизни о том, чтоб стать королём — самым свободным в мире. — Я улыбнулся, но кривовато. — Только это — единственное, почему он возится с нами, почему играет с вами в политику, воюет за то, во что верит. Привык быть человеком. Но он всё же остаётся стихией. — Тут я выдохнул, невольно поддаваясь любимому сравнению, которое теперь использовали все пираты с моей подачи, потому что оно до волос дыбом и мурашек было… точным, объясняя, почему же наш король так притягивал к себе внимание, почему за ним хотелось идти, почему он восхищал особенно сильно нас, моряков. — Морн, — в очередной раз обратился я, чтобы выдохнуть тихим свистящим, едва слышным из-за дождя и грома шёпотом: — Луффи настоящее живое воплощение самого моря с градацией состояний от полного штиля до яростного шторма; с его непредсказуемостью и типичностью; с его запутанными течениями жизни и внезапными странными порывами шквальных идей; с его многометровой мутью иловых отложений гнилых размышлений и чувств; с понятиями и убеждениями закостенелых коралловых рифов; с его неизмеримыми полными загадок и чудовищ глубинами разума и светлыми прозрачнейшими отмелями искренних побуждений…              «Так и знал, что опять не удержишься! — сварливо всё же перебил мою мысль Лу. И легко представлялось, как он морщился в тот момент, закатывая глаза. — Может, хватит делать из меня Морского Дьявола или глупого божка какого-нибудь, которому пираты будто бы поклоняются? И, главное, болтать-то как научился! Не хуже, а то и лучше Усоппа…»              «Во-первых, эта мысль навязчивая, но я не хочу от неё избавляться — она мне льстит тем, что мой капитан — сам океан. И ты не можешь запретить мне считать тебя тем, кем ты фактически и являешься. А во-вторых, ты также не можешь запретить мне заниматься любимым пиратским делом — травлением баек, — фыркнул я, невольно складывая руки на груди, хоть и знал, что он этого не увидит. — В-третьих, ты не можешь мне запретить развлекаться, в то время как сам очень любишь это дело».              «Могу. Как твой капитан и король», — ворчливо напомнил Лу.              «Мне? — лукаво уточнил я, пытаясь сказать, что он уж кому-кому, а мне ничего никогда не запрещал прямо. Во всяком случае, это всегда было обоснованно. Но в конкретной ситуации всё было не так. — Ты ведь сам решил, что легенда о тебе в нашем деле не помешает…»              «Если найду аргументы», — тут же выкрутился, уточняя, кэп, вызывая у меня смех.              «Например?» — попросил я сделать это.              На несколько мгновений чужой голос в голове исчез, видимо, пытаясь сообразить, чего бы такого сказать, чтоб я прекратил превозносить своего короля. Ха! Гиблое было дело. И он сам об этом прекрасно знал: я слишком сильно уважал его, в чём-то даже восхищаясь, но и гордясь лучшим другом, гордясь тем, кем сам был для него. В таких условиях не сочинять новые сравнения и подробности уже созданной живой легенды было бы греховно. Прихвастнуть ведь любили все пираты, а тут такой повод…              Тем более что Луффи и сам постоянно всем рассказывал басни о том, какие у него «самые лучшие в мире» накама.              «Ты создаёшь у людей ложное впечатление обо мне и о нашей команде, что может и негативно сказаться в будущем, — наконец, нашёлся Лу. — Люди могут подумать, что мы обладаем бо́льшими возможностями и силами, чем есть на самом деле, значит, и будут ждать от нас бо́льшего, чем мы сможем сделать. Они разочаруются».              Я хмыкнул: аргумент был не так плох, и на пиратов или кого угодно, безусловно, подействовал бы. Но не на меня.              «Во время войны ложное представление противника о наших возможностях не может не быть выгодным, — насмешливо напомнил я, — особенно, когда мы знаем, как этим воспользоваться. Да и мы всегда найдём способ выкрутиться из любой ситуации. Или ты не веришь в себя, свою команду и верного старпома?»              И, конечно, не удержавшись, я захохотал, когда в ответ Лу только и буркнул:              «Зануда».              «Беру пример с капитана», — смеялся я в голос, но мысленно, конечно же.              Луффи фыркнул недовольно, хмыкнул и тут же хихикнул и сам, довольный как… как чёрт, да.              «Ну, хоть не одного меня мир будет ненавидеть», — тихо, но пакостливо смеялся он, как и всегда разделяя со мной невероятное чувство взаимопонимания, устоявшееся меж нами. К нему невозможно было привыкнуть, потому что от него распирало изнутри таким восторгом, что…              «Выдохни, — продолжал смеяться ублюдок в голове, обычно воспринимавший собственное везение куда спокойнее меня. — Тебя там Морн потерял уже, а ты на голоса в башке больной опять залип».              И я не выдержал, загоготал в голос уже вслух.              Но Морн действительно стоял рядом, в упор глядя на меня, и на лице его отпечаталось выражение крайней степени изумления. Такого, что он и мохнатые брови вскинул, и глаза выпучил, и рот приоткрыл.              Стоило ли упоминать, что от выражения его лица я захохотал ещё громче, уже совсем как безумный? И, наверное, таковым и выглядел: прервался на полуслове, перестал отвечать на внешние раздражители и, в конце концов, заржал без видимых причин.              «Ну, — философски прозвучало в голове снова, — тут остаётся только дальше играть безумца с сумасшедшей силой, верного последователя самого…»              «Вот, вместо того, чтоб мешать развлекаться, и помоги завершить визит вежливости красиво… в нашем стиле и побыстрее, — потребовал я в ответ. — А то надоело отвечать на глупые вопросы».              — С вами всё в порядке? — с искренним беспокойством спросил Морн, заметивший, что я «вернулся в реальность».              — Ага, просто один демон в голове поселился и ржёт всё время, — хохотнул я, не успев толком отдышаться. Но и уверенно зашагал к воротам, вынуждая короля торгашей нагонять. — У тебя, полагаю, уже тоже иногда мысли проскакивают, озвученные характерным ехидным голосом Короля Пиратов, а? — не менее ехидно, чем обычно звучал названный, поинтересовался я риторически. Ответ тут не требовался, потому что я точно знал, что так и было. Опрашивал даже людей, которые знали Лу чуть дольше и лучше, чем мимолётно, и ответ был всегда один. Так что исказившееся и потемневшее от понимания лицо Морна не стало неожиданностью. Но я его успокоил: — Не бойся, Король Морн, то — просто твоя фантазия. Он говорит с людьми и даже читает мысли, но только тех, кто сам этого хочет. Однако, когда говоришь с ним, хочешь его внимания или, хуже того, использовать в своих целях, не забывай, — я раскинул руки пошире, подставляя их и лицо дождю, жадно вдыхая даже не влажный, а мокрый воздух, чтобы снова выдохнуть: — Монки Д Луффи — море, а море всюду вокруг нас: в каждом порыве ветра или капле дождя. И мы все в его власти, — оскалился я. И в тот же миг у меня волосы зашевелились на голове от ощущения до боли знакомой мощи, от которой мир треснул, разделённый надвое ярчайшей вспышкой молнии, попавшей во что-то за моей спиной с оглушающим, взрывающим барабанные перепонки в ушах до световых пятен перед глазами и пощипывания в носу треском. Я выдохнул судорожно, ощущая в мокрых от воды пальцах покалывания, и вовремя посмотрел на руки, чтоб увидеть, как вокруг них искрили электрические заряды, не причиняя вреда, но будто бы игриво касаясь… того, кого считали своим?              А ошеломлённый, ослеплённый слегка, но не полностью, Морн замер памятником самому себе, с суеверным ужасом глядя на что-то позади меня. Я, понимая, что задумал Лу, издал смешок, чем привлёк к себе внимание, и когда король торгашей медленно посмотрел на меня — подмигнул и… исчез с новой вспышкой света, но уже не молнии, а того самого электричества, которым искрили пальцы. Исчез… скрываясь во тьме уже собственной силы.              Морн, судорожно выдохнув, заозирался, но не стал слишком долго искать меня, вместо этого подошёл, как и его охрана, как и я тенями, к стремительно остывавшей луже металла, оставшейся на месте врат.              «Их-то за что? — полюбопытствовал я у виновника трагедии, притворно вздыхая. — Такую монументальную основательность погубил. А какой-то кузнец наверняка душу вложил в это искусство…»              «Мне они не нравились, — фыркнул Лу в ответ. — К тому же за твоей спиной ничего другого, во что можно было бы притянуть молнию, я не ощутил».              Я хмыкнул и больше не стал тянуть время, сосредоточился на образе своего лучшего друга так, что ощутил его присутствие, и…              Открыл глаза уже у стены маленького домика на берегу озера. В нашем штабе Нового Мира.              Таковой была наша с Лу новая сила. Я мог с помощью стихии Тьмы откуда угодно переместиться тенями к нему. А он — то ли через меня, то ли ещё как-то, но мог чувствовать окружающую меня же местность, и бушевать вокруг всей своей мощью как вздумается. Обмен ли кровью был тому причиной, сила ли пятой Воли — вера, а может, то, насколько мы действительно стали друг другу братьями. Или всё было проще, и друг через друга нам было легче использовать собственные возможности, которые мы только-только начинали осознавать. Но так было. И позволяло нам быть эффективными королём и его правой рукой.              А ещё, так он мог меня контролировать и вовремя останавливать, когда я поддавался стихии тьмы.              Удобно.              Стоило мне лишь прислониться спиной к стене, как из дверного проёма, прикрытого лишь занавеской из плотно нанизанных на нити раковин разных морских гадов, шагнул Лу. Встрёпанный, но сытый и довольный, с блуждающей улыбкой на устах, но достаточно серьёзный.              Только далеко ему уйти не дали: вслед за ним из-за занавески высунулась рука с тонким запястьем и изящными пальчиками, крепко ухватившими Луффи за тряпку, заменявшую ремень брюк — должен заметить, не натянутую — и втащила его обратно в домик. Кэп только и успел весело сверкнуть взглядом в мою сторону, прежде чем исчезнуть. Почти тут же из-за стенки раздалось приглушённое хихиканье и характерные чмокающие звуки.              Я вздохнул, запрокидывая голову, чтоб взглянуть на белёсое небо — здесь дождь тоже был, но тучи уже разветривало — и, припомнив обстоятельства, в которых оставлял капитана, насмешливо заметил:              — Вы вроде чай пить собирались…              За стенкой что-то приглушённо хрюкнуло, зашуршала ткань и Лу снова появился перед моим взором, решительно направляясь к бочке с водой, стоявшей на углу домика под водостоком.              — Мы и пили чай, — убийственно серьёзно отозвался он.              — Я вижу, — согласился я, снова складывая руки на груди — появившаяся дурная привычка действовала — и выразительно глядя на голый торс, всё ту же тряпку, удерживающую штаны на бёдрах, и кое-где видневшиеся следы чужих ноготков и зубов.              Луффи невозмутимо посмотрел на меня, а потом нырнул в бочку головой.              — Боюсь, это моя вина, — почти мурлыкнула Томоэ, выскочившая следом за кэпом, при этом одной рукой торопливо поправляя сползающее с плеча едва накинутое кимоно, а другой удерживая полотенце, приготовленное для любовничка. От умиления я едва не захохотал снова. Но нескольких смешков сдержать не удалось. А она навалилась на ближний ко мне косяк, заглядывая своими невероятными бездонными глазищами в лицо и весело улыбнулась. — Мы действительно пили чай, но я так скучала по господину, что не устояла.              — А я не дурак отказываться от такого десерта к чаю, — закончил за неё Лу в перерывах между занырами — кажется, он пытался привести мысли в порядок, избавляясь от похоти больше, чем смывая пот. А она, мельком улыбнувшись мне, вернула внимание к нему и как будто бы не могла налюбоваться — настолько внимательно наблюдала за тем, как кэп плюхался.              — Влюбилась, да? — тихо спросил я у неё больше, чтобы поддеть, чем действительно интересуясь: всё было очевидно, и вовсе не так, как с помешанной в прошлом Хэнкок — тут были совсем другие чувства. Томоэ мельком глянула на меня снова, но отвечать не стала, только снова игриво и как-то лучисто улыбнулась. Я посерьёзнел. — Не смущает, что ты не единственная его женщина?              Луффи безмятежно плескался в бочке, но я знал — он слушал. Я же не мог не спросить. Раньше как-то не довелось, а тут… вышло само собой. Удивляли всё же женщины, что окружали нас или оказывали нам особое внимание. И хотелось понять, почему… Вот только не получалось.              Томоэ моргнула, вздыхая, но не тяжело, а просто выдохнув:              — Такие мужчины как он или как вы, господин, — уточнила она, снова игриво глянув мне в глаза, — появляются на свет слишком редко, чтоб упускать вас из-за глупостей. Вы, выражаясь вашим языком, засранцы, — хихикнула она, красиво прикрывая рот пальчиками, — но именно за это мы, женщины, вас и любим. А те мужчины, которыми вы неизбежно стали бы, если вас ограничивать или сдерживать, очень быстро бы нам приелись, разочаровывая. Я не хочу разочаровываться, — с той же улыбкой, но вполне серьёзно пояснила Томоэ, кажется, именно ревность и попытки присвоить себе считая глупостью. И была в её словах какая-то… мудрость, что ли? Не в том, что нам такая позиция была выгодна, а именно отношением?              Мне вдруг вспомнилась Виви и её слова о том, что такие как мы, не могли принадлежать лишь одной, и заподозрил сговор. Они ведь, девки, обсуждали нас совершенно точно и вполне могли прийти к общим выводам или решениям.              Луффи, закончив плескаться, подошёл к нам, чтобы тут же быть обнятым, пусть и через полотенце. И тонкие женские руки аккуратно, хотя и по-свойски касались его торса, плеч, шеи, чуть задерживаясь на новеньких татуировках… У неё волосы небрежно забраны заколкой, которую подарил он, у него на груди болтается защитный амулет, подаренный ею. Глаза смотрели в глаза…              Они могли бы стать красивой парой, — внезапно для себя решил я.              Могли бы.              Но не станут.              Томоэ мне нравилась. Удалось с ней познакомиться поближе и пообщаться за прошедшее время и, на самом деле, я думал, что для Лу она была идеальной женщиной — тихой гаванью для беспокойного корабля после тысяч штормов. Спокойной, терпеливой к нему, нежной, но и не скучной, потому что были у неё и красота, и живой ум, и мудрость. Были и скрытая внутренняя страсть, и загадка — как раз из тех, над которыми Лу любил ломать голову на досуге. Она могла бы и поддержать в трудные минуты — силы духа хватило бы справиться даже с Королём Пиратов, и успокоить нервозность, и остудить горячую голову…              В общем, она была той, что Чоппер прописал бы легко, вместо всех лекарств мира.              Да и сам Лу вёлся на неё. А потом избегал, будто испуганный. А встретив — снова вёлся.              Вот только я прекрасно чувствовал его внутреннее напряжение, зная причину не хуже и понимая её, испытав на собственной шкуре.              Ей было не месте на корабле, в море. А ему — нечего делать на суше. Она не посмела бы даже помыслить о том, чтобы привязать его к себе. А он ни за что не позволил бы ей даже пытаться. Она заслуживала хорошего мужчину, который был бы ей пожизненной надёжей и опорой. А он никогда не смог бы таким для неё стать. Она любила. А он…              А ещё она заслуживала самых лучших детей. Мы же с Лу как-то прижали Ло с маленькой, но беспощадной просьбой, а он, поломавшись, больше для вида — понимал ведь — согласился провести с помощью своего крайне удобного Дьявольского Фрукта операцию, которую упорно называл непонятным словом «вазэктомия». После неё, развлекаясь с подружками, мы были уверены, что нашу проклятую пиратскую кровь никто и никогда не наследует.              Мы не могли дать любившим нас женщинам то, чего они заслуживали. Так уж сложилось.              — В чём дело? — спросил я крепко задумавшегося и, кажется, даже грустившего Лу, когда мы уже шли по подводному штабу. Он вздохнул, тоскливо признаваясь:              — Я попросил её дать обещание, что, встретив достойного мужчину, который будет ей по вкусу, она забудет меня.              — Не дала? — предположил я. Кэп покачал головой в отрицание.              — Обещала. Но лгала, — поджал он губы недовольно, зарываясь пятернёй в лохмы и дёргая себя за них. — Её можно понять. Наверняка мерещится, что никто лучше, чем Король Пиратов, ей не встретится никогда.              — Она будет думать так лишь до тех пор, пока не встретит кого-то, не Короля Пиратов, конечно, но мужчину её достойного, — почти не сомневался я. Почти. Потому что понятия не имел, что было в голове у женщин. Ташиги вон тоже, кажется, хоть и кричала, что я не единственный, а на других даже смотреть не хотела — ну, кроме Смокера, но он для неё был наставником.              — Ага. Осталось в это поверить, — кивнул он, покосившись на меня мрачно и не скрывая скепсиса.              Вздохнули мы почти синхронно: к сожалению, жизнь полнилась как раз примерами женской верности идиотам и ублюдкам, которые не не могли, а не хотели им за это отплатить. Слишком были преданы такие как мы морю, войне, чему угодно, и не способны были усидеть подле женщин, не спившись от тоски.              Нашего возвращения, конечно, ждали. И Дампир с целой кипой отчётов, и Сабо с целой папкой докладов — будто каким-то государством были, а не пиратами, в самом деле, что, конечно, нервировало. Но на недавно построенный по типу Колизея Дресс Розы (удобство которого все оценили) для переговоров и обсуждений амфитеатр, где и планы составляли, и текущие проблемы решали (когда они требовали внимания пиратских масс), мы не спешили идти. Сначала я отчитался перед Ведьмой и тем же Ксандом, для которых закупался в лавке. И от Ведьмы даже заполучил благодарные объятия с восторженным поцелуем в щёку за то, что не только притащил ей именно ту бумагу, которая была нужна, но и за «отличные инструменты», которыми «будет одно удовольствие пользоваться». Она даже сдачу не потребовала, чем невероятно… удивила!              Видимо, тот торговец и впрямь честным был.              Ну а пока я, хоть и не один на этот раз, а с помощью Монги, Педро и Боши, снова таскал бумагу, теперь выгружая из клети, Луффи, лёжа на лавке и помахивая конечностями в такт, насвистывал какой-то мотивчик по смутно знакомой, кажется, пиратской песне.              Приятно было видеть его таким, что мы с парнями, переглянувшись, и отметили улыбками, скрывая тревогу во взглядах.              Он снова изменился, снова неуловимо, и в то же время очень сильно, отчего-то отдалённо напоминая мне того мальчишку, из-за которого я стал пиратом. Лукавого, чуть легкомысленного, но бесконечно любящего жизнь, того, кто смеялся над опасностями и страхами, того, кто жил мгновением.              Странное двоякое возникало чувство, когда я задумывался об этом. Луффи ведь вроде таким и не был. Легкомысленным, в смысле. Он был демоном, королём с первой минуты моего знакомства с ним. Но какое-то время свою хитрожопую, циничную, расчётливую натуру прятал под маской беспечного мальчишки — по крайней мере, он сам так говорил. Теперь же… Скрывалось в этом какое-то лукавство само по себе, но образы будто бы смешались в нём. Демон и легкомысленный мальчишка. Нет, таким он тоже был всегда, и именно это вызывало странные чувства, которые сложно было описать словами. Просто он то ли принял реальность, полюбил её со всей гигантской ответственностью, которую не желал, но которая на него свалилась, то ли отпустил себя, то ли… научился непревзойдённо лгать так, что обманывать умудрялся даже себя, не то что чуйки лучших друзей и братьев.              Лу столько улыбался и смеялся, так часто пребывал в приподнятом настроении, как не был даже в то время, когда мы не знали о том, что он — демон. Будто не было войны, ответственности, требовательных и ожидающих взглядов, обязанностей и жажды оказаться в море сию минуту, подальше от… всего. После всей усталости моральной и физической, раздражения и злости, мрачности и желания забыться, которые он испытывал в первые дни пребывания в подземном штабе, то, каким он был сейчас, мягко говоря, вызывало недоумение. Однако, хотя меня спрашивали, даже я не знал, что за чертовщина с ним творилась на этот раз.              Он изменился не одномоментно, а плавно, даже незаметно за прошедшие месяцы, но, оглядываясь назад, невозможно было не поразиться.              Правда, стоило отметить, что это играло очень значительную роль в том, что происходило с пиратами. А они… вокруг своего Короля стремительно изменились тоже до неузнаваемости. Он изменил их, как все нас. И мы все вместе изменили себя и мир вокруг. И это чувствовалось во всём, каждый час каждого дня. В поведении, в настроении, в отношении, в том, как жили, в том, чем дышали.              Не знал, были ли в том виновны заразительные идеи Короля, ставшие мечтой, его Воля, его вера или какая-то не совсем приятная сила, доступная демонам. Но…              Шли мы вот, например, на арену, уже после того, как я закончил с выгрузкой бумаги, а нам кивали, нас хлопали по плечам, задорно ухмыляясь, суетливо торопясь по делам. А на полпути к нам подкрался со спины один из капитанов (звали его Бем), ухватил за плечи, приобнимая сразу и меня, и кэпа, чуть не повиснув, и, с лукавым предвкушением в глазах, тихо, чтобы слышали только мы, заговорил:              — Загляните к нам вечерком, — почти требовал он. — Мои ребята выловили редкого синебрюха в водах под водоворотом, а у моего кока эта рыбина — коронное блюдо. Ни за что не прощу вам двоим, если вы не попробуете. Да и сами, клянусь честью, будете всю жизнь жалеть, — он вполне искренне грозился, но на деле не сомневался в том, что мы, конечно, явимся. Так же как мы не сомневались в том, что приглашалась вся команда.              Слишком уж много народу было в штабе, слишком мы все сдружились, потому что невозможно было не сдружиться, когда жили на одном сравнительно небольшом острове в замкнутом пространстве, каждый день не только встречаясь на улицах, но и тренируясь вместе, решая проблемы и какие-то задачи, переругиваясь и братаясь. И в таких условиях делать любые командные мероприятие достоянием общественности означало кого-то обидеть просто потому, что чего-то, например, коронного блюда, на всех не хватит. Вот и секретничали пираты, чтоб разделить свои маленькие события, радости и горести, хоть с кем-то. А с кем ещё их делить, если не с Королём Пиратов?!              Его ведь по-настоящему зауважали. Более того его обожали. Ну, как обожают какую-то личную вещь, жадно, собственнически, потому что она много значит для обладателя. Оценили пираты, в общем, как и мы, как и бывший наш флот, и ум, и принципы, и специфичный юмор, не говоря уже о хитрожопстве настоящего пирата. Луффи открывал рот — и тут же десятки и сотни других ртов растягивались в ухмылках, предвкушающих шоу; или разговоры смолкали, лица серьёзнели, умы собирались, чтоб сосредоточенно слушать планы, указания, какие-то задания, которые предстояло выполнить всем.              Нет, в рот ему не заглядывали, да и молча бездумно исполнять распоряжения никто не спешил. Спорили по-прежнему нередко, что-то требовали тоже, но совсем не так, как, когда альянс только образовался.              Луффи семимильными шагами шёл к тому, чтоб стать Королём Пиратов на своих условиях.              Но и я в стороне не стоял, а, как и обещал, стал правой рукой этого самого Короля. И уже ни у кого не возникало сомнений в моей верности.              Это было непросто. Очень непросто. Пришлось действительно доказывать, что стоил своего места, что стоил Короля. Пришлось и драться, и ездить по мозгам — Лу ведь совсем не вмешивался, наблюдая за всем со стороны: понимал, что завоевать уважение я мог только сам. И я это делал.              Не все, конечно, нас признавали. Были и скептики, и ворчуны, и те, кто жалели о том, что вообще связались с нами, но их было немного. И то ли от безысходности — выбраться из штаба-то в тайне от нас они не могли, то ли за неимением альтернатив, всё же сотрудничали. Ну а мы не теряли надежды на то, что однажды и они нас признают. Но и были готовы к тому, что нам придётся их уничтожить, просто потому что они являлись угрозой. И… скептики это тоже понимали — что, в случае их бунта, у нас не останется выбора.              Ну а для решения в том числе и спорных вопросов, так сказать, для их «общественных обсуждений», наши плотники при помощи наших же фруктовиков, способных создавать твёрдые конструкции из любых материалов (дабы экономить дефицитный на острове ресурс — дерево), построили арену. В её центре поставили большой круглый разборный стол с пустой серединой. Круглый — чтоб подчеркнуть равенство: Лу на этом настоял, ещё и плотникам мозги вынес, чтоб не смели обозначать его место как-либо, как место главаря. А пираты, к тому времени уже оценив лидерские качества нашего кэпа, конечно, его послушали, и стол создали таким, каким он хотел: для равных. Вот только они же взяли, да и подарили ему красивущий трон. Да такой, что Лу просто не смог от него отказаться — жадность победила. Нет, трон не был драгоценным (если не считать пары десятков жемчужин), да и по сути своей представлял только удобное кресло с высокой спинкой — дерево с искусной резьбой, изображавшей переплетение водорослей и кораллов (иногда настоящих); кожа и мех (тоже смотревшиеся, как водоросли), которыми были обтянуты часть подлокотников, сидушка и мягкая часть спинки, чтоб королевской жопе было мягко и комфортно часами слушать идиотов — а слушал он, порой, как казалось, действительно через жопу; металл, обеспечивающий долговечность конструкции, а ещё натуральные морские раковины разных моллюсков, то тут, то там торчавших из водорослей, и жемчуг, будто рассыпанный по конструкции, поблёскивал перламутром, чтоб трон не смотрелся дёшево. В общем, красивая штука, непростая, созданная руками мастеров в подарок от всей души. От такого не отказывались. Тем более, что плотник, чей проект был воплощён несколькими мастерами — желавших приложить руку к подарку было немало — признался, что вдохновился замком штаба, вроде королевским, но целиком построенным из ракушечника, и венцом, которым Шанкс короновал Лу — тоже простым, всего лишь из кожи и металла. А повод — благодарность за спасение из Маринфорда и месть за потрёпанные нервы: знали пираты, как Лу реагировал на символы власти и преклонение, а потому сделали точный расчёт на то, как и досадить, и благодарность выразить, и ответственность за собственные шкуры в его лапы всучить.              В общем, как бы Король ни пытался не выделяться, а против такого искушения не устоял. Поломался, конечно, поорал на всех, поворчал тоже на всех, но и подарок принял, и рассиживался на нём каждое собрание, и пылинки сдувал, порыкивая на тех, кто на его место покушался хотя бы взглядом. А пираты смотрели на это и посмеивались по-доброму. Луффи, конечно, это видел и снова ворчал. А потом — улыбался. Любил непокорность всё же и пиратскую хитрость, которую его подданные — иначе теперь это было не назвать — проявляли.              Так вот, на арене, сидя за круглым столом, нас ждали главари, у которых было что обсудить. Сабо, например, возился с какими-то бумагами, то и дело прикладываясь к кружке с чем-то горячим — над ней вился парок — скорее всего, с кофе, на котором он крепко сидел, убеждённо сдерживая желание выпить чего-то совсем иного или закурить. Рядом с ним сидели встревоженный Хак и легкомысленно настроенный Эмпорио, тихо переговариваясь иногда. Они, как и часть командиров революции на арене, напряглись, с каким-то особо болезненным вниманием провожая взглядами нас с Лу.              С другой стороны от них сидел Джоз, координировавший бывших пиратов Огненного Кулака, и о чём-то спорил с Рэкхемом под унылые вздохи Вэйна. Цезарь сидел обособленно, но с таким хитрющим самодовольным лицом, что становилось ясно — вылезти его из новеньких лабораторий, построенных тут же, в подводном штабе, заставили лишь новые идеи, на которые опять нужны были то ли ресурсы, то ли финансы, то ли просто разрешение Короля.              В общем, народу хватало. И на трибуне тоже — все, кому нечем было заняться или у кого был перекур, любили потусоваться на открытых «слушаниях», проводившихся достаточно часто.              Конечно, стоило нам ввалиться на арену, как народ сразу оживился. Даже несмотря на то, что Лу плюхнулся на свой трон, сразу закидывая ноги на подлокотник и разваливаясь, чем давая понять, что особо серьёзно настроен не был. Я последовал его примеру, подтащив своё кресло — гораздо скромнее, но тоже подарочное — к трону, и нагло навалившись на его спинку, потому что моя была не столь высокой и удобной, а после перетаскивания бумаги хотелось немного расслабиться.              Главные действующие лица были в сборе, и можно было начинать. Но Сабо, вместо того, чтоб подать голос, недовольно посмотрел на нас с Лу, задерживая взгляд на плече брата, где ещё не до конца сошёл след от человеческих зубов. Кэп, заметив, закатил глаза:              — Да. Да! Снова был в объятиях женщины вместо того, чтоб слушать твоё нытьё… Опс, — картинно осёкся он, саркастичным, наигранно важным тоном поправившись, — то есть я хотел сказать «здравые опасения». Брат, завидуй молча. А лучше — найди себе женщину, — заметил он, игнорируя смешки. И, немного подумав, дополнил, вполне серьёзно угрожая: — Или я её тебе найду.              Я хмыкнул, одобряя: это действительно могло помочь Блондинчику менее напряжённо относиться к жизни.              Глава Революции, конечно, вскинулся возмущённо, хотя и не без опасений, написанных на лице, но сказать ему не дал тот же Лу. Он вскинул руку, останавливая, вздёрнул бровь и сварливо поинтересовался:              — У тебя, кажется, было что-то срочное?..              Сабо вздохнул, потёр переносицу, помял виски под насмешливыми взглядами, но постарался взять себя в руки и перейти к делу.              — Дозор подготовил флот для захвата острова Тейси, — лаконично сообщил он, уже не напоминая — в тысячный раз — о том, что мы не могли этого допустить, чтоб контроль над богатыми ресурсами землями достался Мировому Правительству.              Добывали там какую-то редкую руду, которую нам больше не откуда было брать. Я толком и не понял, что это было, но нужно оно было и в медицине, и в строительстве, и даже вот редкие виды Ден-Ден-Муши, вроде улиток-разведки и контрразведки, без него не работали. В общем, важный был материал и остров.              По крайней мере, так считала Революция. Луффи же… Ну, он ещё после первого доклада Блондинчика повелел всем, кто мог — начиная с Френки и Чоппера, заканчивая Цезарем — начать поиск более дешёвых и доступных аналогов. И результаты этого уже были. Мало, но… Это был вопрос времени.              И правильно кэп поступил, потому что не дело быть настолько зависимыми от ресурса, которого нас могут лишить или который может просто кончиться.              — А я говорил, что они не оставят своих планов, — хмыкнул я, ввернув. Не мог не припомнить, что опасения по поводу обороноспособности острова высказывали Хак и Инадзума, а Сабо был практически уверен, что в текущей ситуации Горосэи не станут распылять силы Дозора на такие вещи. Мол, у них были и другие королевства, где они руду добывали, и не могли не понимать, что мы за этот остров будем держаться изо всех сил, поэтому они не стали бы рисковать. Ну-ну. — С их-то стороны дело даже не в нужде, как с нашей, а в том, что они понимают нашу нужду, а потому не могут не попытаться её перекрыть.              Блондинчик зыркнул на меня почти с ненавистью — не сказать, что не обоснованно, потому что я методично доводил его, надеясь, что он перестанет нервно относиться к решениям кэпа.              — То есть наши люди всё-таки оказались в окружении, а сочувствующие нам местные жители — под ударом, — задумчиво постучав по столу когтями чуть более длинными и острыми, чем нужно человеческому мужчине, констатировал Луффи, подчёркнуто игнорируя мои с блондинчиком тёрки. — Значит, нужно и своих вывести, и атаку отбить так, чтоб у Мирового Правительства надолго пропало желание заполучить рудники себе, но и не подставив при этом местных. — Блондинчик важно кивнул, подтверждая, но на его лице отразились сомнения и досада. Лу заметил это и недоумённо на него уставился, риторически спрашивая: — Какие проблемы? Нужна небольшая группа опытных диверсантов, которые сумеют проникнуть тайно…              — Имеем ли мы право рисковать жизнями этой группы? — резковато и нетерпеливо перебил кэпа лидер Революции. — В случае неудачи, вероятность которой, учитывая окружение, велика, мы потеряем всех.              — Считаешь, что лучше оставить наших в окружении один на один с врагами? И ресурсы дозору подарить? — с иронией покосился на него я, вскинув брови. И откровенно глумился: — А ты точно не на злобных старикашек-Горосэи работаешь? Помнится, Лу говорил, что ты родом из знати…              Блондинчик мгновенно сощурился, крылья его носа злобно раздулись, и он открыл уж было рот, чтоб, наверняка, оплевать меня в ответ, но…              — Сабо, чего ты хочешь от меня? — остановил его Луффи, спрашивая прямо и серьёзно заглядывая в глаза. — Ты ведь знаешь, как я предпочитаю поступать в таких ситуациях, но обычно бываешь против моих методов.              — Это риск… — напрягся всем телом Блондинчик. Но кэп на него уже не обращал внимания:              — Хак, судя по тому, что ты здесь — ты уже вызвался возглавить группу? — проницательно уточнил он. Немолодой рыбочеловек, после смерти Драгона весьма скептичный к новому главнокомандующему, ныне с готовностью, чуть ли не радуясь пониманию, кивнул, докладывая:              — Да, я неплохо знаю остров и королевство. Там есть несколько глубоких затопленных шахт, которые ведут прямо к нашей базе. Думаю, я смогу с их помощью вывести людей, не засветившись перед агентами Мирового Правительства.              Я посмотрел на него с уважением: воспользоваться собственными возможностями рыбочеловека, знанием местности и заброшенными шахтами — это звучало очень даже перспективно.              — Ах, вот в чём дело! — хохотнув, воскликнул Луффи с пониманием: — Есть идея, даже план, но они рискованные, и тебе не нравятся, верно? Но иных выходов ты не видишь, а риск считаешь слишком великим? — весело полюбопытствовал он у Сабо.              — Я, как ты говоришь, скрипя сердцем и зубами, согласен с тем, что наших надо вытащить и атаку отбить, в общем-то, любой целой, — действительно скрипнул зубами блондинчик, — но как друг и человек, а не как…              — Лидер, ответственный за тысячи жизней? — насмешливо закончил за него я.              Сабо деланно невозмутимо кивнул, поясняя:              — План Хака — безумие, — констатировал он всё так же напряжённо.              Я хмыкнул, но не стал напоминать вслух о том, что он был главой революционеров, а потому имел полное право запретить действовать как-либо. Ничему не учился. Нет, учился, конечно, но так медленно и неохотно, что… Предпочитал перекладывать ответственность на Луффи, раз уж была такая возможность. Благодаря этому всем быстро стало очевидно, почему же Драгон оставил своё детище сыну, ничерта не знавшему о делах Революции, но зато умевшему принимать критические решения за всех. И Блондинчик из-за этого почти не переживал, то ли смирившись со второй ролью, то ли его это более чем устраивало.              Мы с Лу этого не понимали.              — Вы тоже считаете идею Хака безумием? — полюбопытствовал я у командиров Революции и рядовых, сидевших на трибуне.              — Рискованно, конечно, но, если разобраться, другие варианты и опаснее, и гораздо менее реалистичны, — достаточно серьёзно ответил мне с трибуны один из командиров, чьё имя я не счёл нужным запомнить.              А построена арена была так, что говорившего было слышно отовсюду и везде и без повышения голоса или каких-либо приспособлений, увеличивающих звук.              — Открытое сражение с флотом дозора обойдётся нам дороже, — кивали офицеры революционеров.              — Мы же не можем их бросить! — воскликнул с трибуны кто-то ещё, тренькнув отчаянием в голосе, будто там, на Тейси, у него находился кто-то близкий.              В целом, было ясно, что они со своим лидером были не очень-то согласны. Как и мы.              — Верно, — кивнул Луффи важно, но и задумчиво, — не можем. Хак, — обратился он снова к рыбочеловеку, — ты уверен, что эти затопленные шахты не размыло и не завалило, или не завалит, скажем, от необычного течения, вызванного попытками рыбочеловека по ним пробраться? — Хак в ответ поджал губы, морщась в досаде и потирая перепонки между пальцев рук, и промолчал. — Значит, нет, — констатировал очевидное Луффи. И снова застучал пальцами по столу, явно что-то обдумывая или прикидывая. И, что уже не удивляло, думать ему никто не мешал ни полусловом, ни шепотком. Ждали решений молча — вот настолько изменилось наше общество. — Вы ведь подготовились, верно? — не выдержал Лу, снова проницательно обратившись к революционерам, требуя: — Давайте! Что там у вас? Карты острова, планы шахт, информация о том, какие там породы и всё, что у вас есть. Посмотрим, что можно придумать.              Хак тут же расплылся в ухмылке чисто рыбьей, как-то по-стариковски добро подмигнув, как любимому внучку, Сабо, и с готовностью начал доставать из-под стола тубусы с картами, планами, информацией, раскладывая всё это добро перед нами с Лу. Я тут же понял, что нам банально не хватит знаний, чтоб всё это учесть, и позвал на помощь и Френки, и Язву, а Лу — притащил Ло, как специалиста по земной тверди (всё-таки земля была его стихией да и родился он, помнится, в городе старателей), Марко и Макгая. И… арена утонула в бурных обсуждениях всего. Нет, мы не составляли плана. Но, снова делая ставку на удачу, мы все вместе проговаривали возможные решения тех или иных ситуаций, в которые могла попасть «группа спасения». Я почти не участвовал, да и Луффи в основном слушал и задавал вопросы подобные «что, если?..» Мы не разбирались в слоях земли и породах камня и их способности деформироваться под воздействием воды — в том больше понимали Френки, Язва, Ло и один из случайных пиратов, который, как оказалось, тоже был родом из городка старателей и даже какое-то время трудился на добыче полезных ископаемых, а потому его замечания были ценны. Но мы могли спросить, нельзя ли, например, с помощью рыбокаратэ, обрушить своды шахты в случае, если найдётся кому преследовать революционеров. Или замечали, что известные проходы через горы вероятнее всего контролировались, потому, если придётся использовать наземные пути отступления, лучше было использовать или животные тропы, или иметь маскировку. А ещё мы могли отсеивать варианты, если они были чересчур рискованными или бредовыми — предложения-то поступали и от скучавших на трибунах пиратов и революционеров, и мы выслушивали все, потому что они могли быть дельными, подать идеи или же вынудить объяснять, почему такие решения группе диверсантов использовать не стоило.              — Луффи, — когда с планом более-менее разобрались, обратил на себя внимание Марко, тыкая пальцем в карту, больше похожую на схему — или мне так казалось после невероятно понятных даже мне точных карт нашей Ведьмы, — а вот тут совсем рядом, в полудне пути небольшой островок наших союзников. Там тоже есть залежи этой руды. Не заполучив Тейси, дозорные могут попытаться захватить его.              — Хм, — посмотрел на карту и Лу, — ты прав. Значит, нужно минимум предупредить союзников, а в идеале — подготовить.              На некоторое время над ареной воцарилась тишина, даже Хак перестал переговариваться о чём-то тихо с революционерами, которые вызвались сопровождать его. После шумных обсуждений отсутствие гомона оглушало. И тем неожиданнее, почти заставляя вздрогнуть, в тиши прозвучал звонкий голос Коалы:              — Я пойду, — то ли заявила, то ли попросила разрешения она, поясняя: — Я там была вместе с господином Драгоном и знаю местных, а они — меня.              Луффи смерил её нечитаемым взглядом, вскинув бровь:              — Одна?              — Я пойду с ней, капитан, — с тяжёлым вздохом вызвался и… Усопп, вызывая смешок. Кэп долго смотрел ему в глаза, прежде чем согласиться:              — Хорошо. Только…              — Меня не должны видеть. Я понимаю, Луффи, — кивнул наш канонир серьёзно.              Это стало нашей недавней проблемой: нас, Мугивар, стали преследовать. Стоило хоть одному из нас появиться на каком-нибудь острове, как следом на него являлись дозорные, и, в лучшем случае, устраивали беспредел с допросами, а то ведь и до военных трибуналов и казней доходило. Казней мирных жителей, которые нас знать не знали, но которых, по каким-то причинам дозор обвинял в связях с нами. Но и это ещё не всё. Потому что уже был прецедент обстрела королевства Вызовом Пяти. А если учесть оружие Мирового Правительства, которым был уничтожен Маринфорд, это становилось опасным. Не было ведь особого смысла в этих акциях, кроме устрашения. То есть Горосэи всеми силами пытались запугать мирных жителей, отваживая их от сотрудничества с нами. Поэтому акции были систематичны, но и по этой же причине пока — только пока — не носили масштабный характер, да и много оставалось ещё мест в мире, обрушить военную мощь на которые Мировое Правительство не решилось бы. Например, королевство короля торговли Морна — да, он был опасен для системы власти Тенерьюбито и его наверняка собирались убрать, да, он открыто сотрудничал с нами, пиратами, но уничтожение такого влиятельного королевства отвадило бы королей от самого Мирового Правительства, и Горосэи об этом знали, а потому не трогали торгашей. Ну и, в общем, это была существенная причина для того, чтоб нам не светиться лишний раз. Усопп, конечно, это понимал.              — Не сомневался в тебе, — тоже кивнул ему Луффи. И вдруг скорчил насмешливо-пакостливое выражение лица, весело уточняя: — Вы только задание выполнить не забудьте.              Хрюкнула, кажется, вся арена.              Нет, большинству не было до этой парочки никакого дела. Просто прозвучало так, что не усмехнуться понимающе, было невозможно. Однако кое-кто из собравшихся всё-таки знал цену этим смешкам, на которые ни Усопп, ни Коала совершенно не реагировали.              Луффи тогда, после гибели Драгона и бегства в подводный штаб, долго не удавалось поговорить с девчонкой, за которую умер предыдущий главнокомандующий революции. Всё какие-то неотложные дела, проблемы, а её ещё найти надо было. Но однажды она сама пришла к нему, рухнула на колени и долго рыдала, вымаливая прощения за гибель отца. Луффи молча и терпеливо, но даже не обнимая, дождался, пока она проревётся, а потом сказал, что теперь она обязана жить и быть счастливой, потому что именно за это ей отдал жизнь Драгон, и предавать его волю она не имела права. Это было… жёстко и даже жестоко, но он был прав. Коала это тоже понимала. Ну и с тех пор таскалась за Луффи, то ли потому, что в его присутствии ей спокойнее было, то ли пытаясь избавиться от чувства вины перед ним за гибель его отца, то ли осознала, что лидерство перешло к сыну её бывшего начальника, но вот почти не отлипала. А Усопп после гибели Кайи тоже долго места себе не находил. Мы его, всей командой, отвлекали и поддерживали как могли, но, видимо, мало этого было, а потому его ноги тоже всё время несли к капитану. Просто потому, что мы все знали, как нечто непреложное, что капитан — опора, и мы могли в любой момент дня и ночи прийти к этому придурку, чтоб получить именно то, что нам было нужно: уверенность и спокойствие.              Луффи тогда частенько разговаривал с этими двумя о чём-то, ну и итог был закономерен: раны в душах, вызванные гибелью близких, не стремительно, но заживали. Но у Усоппа нашего, конечно, этот процесс проходил в разы быстрее, и, как-то вот так получилось, что в какой-то момент именно он взвалил на себя присмотр за Коалой, когда ей было тяжело оставаться одной (в смысле, без опоры, которой никто из нас для неё стать не мог), а сам Луффи был чем-то занят. Ну и на почве каких-то разделённых чувств, завязались странные отношения. По началу оба скорее пытались друг в друге забыться, но это быстро переросло в новую привязанность и нечто более серьёзное. Парой, конечно, назвать их отчего-то язык не поворачивался, но они были вместе — это был факт.              И, конечно, об этом знали не только в команде, на чьих глазах разворачивалось действо, не только революционеры, офицерский состав, который беспокоился за девчонку, практически поселившуюся с нами, ставшую нам не накама, но частью «своих» — свиты короля, а может, даже семьи. Весь остров видел это. Мало кому до того было дело, но в условиях, когда живёшь на густонаселённом, но очень ограниченном в информации из внешнего мира, а также в количестве событий, происходящих внутри, острове, невозможно не знать о том, что кто-то из накама короля завёл себе подружку.              «Приятно это видеть, а?» — хохотнул мысленно Луффи, глядя на то, как Усопп сжимал подбадривающе пальцы Коале, а она нежно улыбалась в ответ. Я тоже улыбнулся: кэп в моём ответе не нуждался.              — Ладно, — хлопнул он по столу ладонью, обводя взглядом и отряд во главе с Хаком, и парочку, — с этим решили.              — Тогда мы пойдём готовиться, — поклонился главнокомандующему единственный рыбочеловек, среди командиров Революции. И они собирались тут же развернуться, чтоб покинуть арену, но Луффи окликнул, очень серьёзно глядя на них:              — Хак, ребята, вы ведь понимаете, что на кону? — спросил он прямо, качая головой. — У вас нет права на ошибку. Не в этот раз. Если вы провалитесь — мы не только потеряем ценные ресурсы, но и, вероятнее всего, погибнут и наши товарищи, оказавшиеся в западне, и сочувствующее нам население, — внушительно напоминал он, почти вкрадчиво. — Мы ведь не сможем прийти на помощь быстрее, чем за полдня, которые потребуются, чтоб я добрался от Усоппа до вас. Поэтому вы все должны не только выполнить эту миссию, но и выжить. — Тут он снова плутовато усмехнулся: — Ну, чтоб у Сабо не было лишнего повода попрекать меня тем, что я глупо, наивно и бессмысленно доверяю людям. — Снова со всех сторон послышались смешки, даже сам блондинчик от этого не удержался, но отряд вместе с самим командиром улыбались. Причём, Хак ещё так демонстративно натянул водолазку, прикрывая рукавом ещё свежую татуировку… нашего старого-доброго Весёлого Роджера, в котором соломенную шляпу сменил венец Короля Пиратов и дополнил фон из чёрного вымпела…              Мы сменили его, наш Роджер. Шляпа была важна, она была, есть и будет сокровищем не только капитана, но и всей команды, потому что она — символ обещания, которое нужно было исполнить, которое давало нам цель, собравшую нас вместе — идти к мечтам. Однако обещание было исполнено, пусть и только его часть, но основная. Цель была достигнута, да, оставалось немало сопутствующих целей и целей членов команды. Но шляпа, она больше не принадлежала Луффи, а лишь хранилась у него до тех пор, пока не найдётся новая голова, достойная её. Мы же… больше не могли её использовать, потому что были командой Короля Пиратов, и простой, пусть и витиеватый, венец на простом черепе на фоне перекрещённых костей не на флаге, на вымпеле, теперь подходил нам куда больше.              И, конечно, смена Роджера нами, стала событием в нашем маленьком замкнутом мирке.              Где-то в то же время пираты, да и не только они, вдруг узнали, что у многих членов нашего бывшего флота были примечательные татуировки на внутренней стороне предплечья у самого сгиба локтя. Ну и… Пошла новая мода, которую Луффи снова не смог остановить, чему ворчал периодически. Хотя он вмешался, конечно, существенно, настояв на том, чтоб с краской для татуировок поработал Цезарь, благодаря чему она приобрела несколько интересных фокусов.              Конечно, татуировки делали не все, но у нескольких нашедшихся татуировщиков отбоя от работы не было: тех, кто проникся идеями Луффи, поверил в него и считал себя верным сторонником, было немало.              Джоз, вон, заметив жест Хака, коснулся и своей татуировки весело ухмыльнувшись.              А Луффи хоть и ворчал, но понимал, что эта мелочь здорово нас объединяла — больше любых слов и действий. А единство ощущать мы все чертовски любили.              Правда, мысли об этом лично мне, да и Лу тоже, омрачало знание о том, что на руке Тощего Рика, так или иначе, но предателя, тоже была татуировка…              А другие…              Сабо в память о Драгоне наколол прямо на ожоге на щеке рисунок чешуи, которая, благодаря шраму, казалась настоящей. У Ло на плече тоже появился чёрный вымпел, на котором красовалось изображение венца Луффи.              Кое-кто из нас тоже обзавёлся новыми «картинками» на коже. Не все, но… Новые накама, конечно же, тоже отметили себя нашим Роджером старого типа. Дампир особенно гордился им. Да и Смокер любил «посверкать» татуировкой даже среди дозорных, и ведь помимо неё сделал себе наколку, стилизованную под рисунок стихий у демонов, только у него это были контуры клубящихся облаков или дыма, покрывавших руки и шею, и… «на этом пока остановился», — как выразился он сам. У Усоппа появился портрет Кайи на плече. Энн выпросила у капитана разрешения наколоть на другую руку Роджер Кида. Язва внезапно решила разукрасить нашим новым Роджером всю спину, объясняя это тем, что мы, команда, стали её жизнью. Луффи тоже поддался волне и обзавёлся филигранно вписанным в его старые татушки-завитушки изображением компа́са — символа свободы и непокорности — над сердцем, а на спине у него ныне красовался герб демонов клана Кровавого Рассвета, правда, тоже необычный, а совмещённый со знаком самого Д (о том, как он выглядел, поведал Шанкс) и нашим Роджером. Ну а я обзавёлся зверем на спине, цербером, злобно рычащие морды которого вроде бы и не были похожи на существовавших в нашем мире тварей, но отдалённо всё же больше всего напоминали волчьи. Мне нравилось, как Лу называл пиратов морскими волками, которые к тому же были символами верности, свирепости и силы духа, ну а цербер — символ тех же «волчьих» качеств, был ещё и символом внимательности и жестокости, беспощадности — так крепко прилип ко мне прозвищем, что я стал искренне ассоциировать себя с этой тварью. Она ведь действительно мне, фехтовальщику трёхмечевого стиля, подходила. Да и… для меня стало немыслимым предательство вожака, которого я себе выбрал — те же преданность и верность.              Пираты любили символизм. И мы, команда короля, не были исключением.              — Всё будет в лучшем виде, Главнокомандующий, — снова поклонился Хак, уверяя. Лу кивнул ему, и они удалились. И Усопп с Коалой ушли с ними — всё же добираться до акватории Тейси было проще вместе, и действия им, возможно, придётся координировать, поэтому пообщаться, без сомнений, им было о чём.              Кэп проводил их взглядом, а потом обвёл им же оставшихся на собрании, требовательно спрашивая:              — Ещё есть что обсудить?              И, разумеется, тем для обсуждений ещё хватало.