Демоны Луффи

      Да, вот так всегда и происходило.              Глядя на занятых делом бывших заключённых, которые, проносясь мимо, уважительно кивали мне, я вздохнул.              Ну ктож знал, что пафосная речь, которая позволила сплотить силы беглецов, даст и обратный эффект… Или не обратный, но точно не тот, на который я рассчитывал, потому что бывшие узники мне теперь, разве что только во время еды в рот не заглядывали. Сам виноват, конечно. Хотел же возглавить хаос — возглавил. И, несмотря на авторитетность Джимбея, Крокодайла и Иванкова, а также на их внушительность и опытность, по сравнению с худощавым малолетним (чего уж) мною и, несмотря на все сладкие речи Багги о том, что он юнгой путешествовал с Золотым Роджером, стадо отморозков, которое волею случая мне пришлось вытащить из их пожизненных стойл, искренне считало меня капитаном угнанного линкора. То есть… их собственным капитаном.              Меня это вводило в такой ступор, что я даже почти не мешал Багги душить меня.              Ну, за то, что отнял у него возможность прославиться как тот, кто повторил подвиг Шикки, за то, что подорвал доверие к нему как к лидеру «бунта», мешая заполучить себе сильных подчинённых, и прочая-прочая.              Я его не слушал, в какой-то мере даже злорадствуя с мстительной мыслью о том, что он сам был виноват в собственных неудачах: не надо было, идиоту, на весь корабль кричать о том, что и Шанкс, и Роджер мои дядюшки — это, хоть и не так, как моя речь, безусловно тоже сыграло свою роль в признании меня капитаном.              Впрочем, революционеры тоже не держали языки за зубами, всем желающим рассказывая о том, что «помогают сыну Лидера». И в итоге, не прошло и получаса после бунта, как о моей принадлежности к «звёздной семейке» мира преступности знал на корабле каждый. В иных обстоятельствах это не имело бы значения, и бывшие заключённые неизбежно восприняли бы меня выскочкой, избалованным сынком знаменитостей, выросшим в безопасности и достатке (иначе ведь и быть не могло), и, конечно, испытывали бы ко мне скорее презрение. Но, к счастью или к несчастью, а они видели, что я действительно сильный, оценили мою способность руководить как в условиях боя, так и в условиях бунта на корабле, слышали мои убеждения и речь, и, конечно, осознали, что я в одиночку сунулся в неприступную тюрьму, чтоб спасти брата, и таки, пусть и с их помощью, но взял её штурмом изнутри. И при таком раскладе знаменитая родня говорила им лишь о том, что я далеко пойду, имея очень сильных союзников — семью. Быть со мной, очевидно, было очень выгодно.              Ну, так я, глядя в какой-то мелкий сучок на грота-мачте и не видя его, объяснял себе поведение беглецов.              А они… Им было плевать на то, что я откровенно тормозил с восприятием мира, как и на причины этому. Они будто выслужиться торопились: приказы выполняли беспрекословно, браво гаркали приветствия или рапортовали, чуть не на перебой. Всякая вражда была мгновенно забыта: на линкоре дозора царила пиратская идиллия, если не сказать «утопия». Все тихо, мирно, иногда с песнями, выполняли свою работу, кто что умел: коки готовили, пользуясь припасами дозора и грозясь перекормить перед битвой всех, штурманы следили за курсом… Ну и так далее. Но неизменно выстраивались в очередь передо мной, пытаясь добиться моего одобрения своим действиям.              И, наверное, в эти моменты на моём лице было написано что-то такое, от чего Крокодайл ржал постоянно как умалишённый. Ублюдок. Особенно потому, что его, ублюдка, пробивало на ржач в моменты, когда моя «новая команда» начинала тупить, и им приходилось что-то втолковывать. Поначалу Джимбей и Иванков пытались хотя бы от этого меня огородить, силясь отвлечь внимание на себя, но потом плюнули на это гиблое дело: их никто не слушал, кроме меня. И вообще их воспринимали как моих гостей. А Крокки всё смеялся, в моменты передышки выдавая что-то вроде: «Мы ответственны за тех, кого приручили», — говорил он, кивая на меня и на беглецов, после чего снова принимаясь ржать.              Но это было не смешно. Это было проблемой. Моей проблемой, потому что он был прав, а я не понимал, что с этими идиотами делать. Внезапная преданность ведь была искренней — я это чувствовал, как демон. Видать, мне удалось речью разбудить что-то такое в них, что они прежде вряд ли испытывали, а если испытывали — то очень давно, успев позабыть, каково это. И теперь, осознанно или нет, но они не хотели это упускать. Меня не хотели упускать. Я не мог этого объяснить даже самому себе, да и вряд ли они смогли бы, потому что наверняка, как и я, понимали, что для такого поведения не было ни одной причины. Среди них ведь действительно было немало врагов друг другу, у которых не было ни одного мотива для сотрудничества после того, как побег уже состоялся; были те, чьи цели отличались от обычных для пиратов, а потому у них тоже не было поводов терять время со всеми заключёнными; возможно в толпе имелись и такие, которые спешили куда-то зачем-то. Ведь совершенно точно не могло быть так, что куча совершенно разных, непохожих людей, имевших неодинаковые, если не сказать, полярные, представления о жизни, интересы, убеждения, и вдруг единодушно объединились вокруг мальчишки, силы и опасности которого не могли осознавать в принципе! Не могло быть. Ну никак!              Только если, конечно, на них не воздействовали неведомой силой…              Но я вроде ничего такого не делал. И никто, вроде бы, не делал — я бы почувствовал.              Или делал?..              Я терялся в предположениях, глубоко погрузившись в раздумья о событии, столь сильно… Пожалуй, что напрягавшим меня. И не было ничего удивительного в том, что уже через несколько часов на любые «капитан…», я отвечал лаконичным «ага». У Крокки к тому времени уже совершенно не осталось сил смеяться, а у Иванкова — желания помочь «сыну Шефа». Багги тоже устал меня обвинять во всех бедах мира (то есть его собственных бедах). Зато у «команды» оптимизма странного ничуть не убыло. Они весело напевали что-то пиратское и то и дело заскакивали на капитанский мостик, чтобы что-то мне сообщить. Разумеется, это ещё сильнее вводило меня в раздрай и даже уныние.              И это ведь я ещё старался не задумывать о том, что делать с такой «командой» в будущем, когда я вытащу Эйса и вернусь к собственным накама!              Не удивительно, в общем, было, что к тому времени, как много часов спустя на горизонте появились Врата Правосудия Маринфорда, я уже воспринял их даром небес и спасением от… всего.              Драться ведь проще, чем думать, что делать с тем, чего не понимал, но что свалилось на тебя неожиданно, верно?              Так что, стоило мне лишь почувствовать самым краем сознания рукотворную громадину врат, как я тут выдохнул с облегчением, вскакивая на бочку, на которой прежде сидел.              — Внимание! Полная боевая готовность! — скомандовал я, хотя скорее гаркнул, чтоб перекричать шум вращавшихся вод правительственного водоворота и убедиться, что меня услышали точно все. — Врата на горизонте.              Работа на судне тут же практически встала, внимание обратилось ко мне. И в основном на лицах читалось недоумение. Даже Крокодайл и Джимбей с интересом, но и подозрением уставились на меня. Но не успел я и рта раскрыть, как раздался боцманский свисток команды «свистать всех наверх». Он прозвучал так пронзительно и неожиданно, что вздрогнул даже я, как и все, невольно переводя взгляд на свистуна… Странноватый малый, отчего-то одетый в две тюремные робы, будто сильно замёрз, под взглядами стушевался, нервно пожимая плечами:              — Что? Я его нашёл…              Кто-то где-то захохотал. Из-за спины, моей, тут же раздался звон рынды — Крокодайл, насмешливо ухмыльнувшись мне и кивнув на толпу, решил поиграться и поиздеваться, видимо.              Я, отчётливо чувствуя, как у меня дёрнулся глаз, а ещё душок ностальгии, отчего-то напоминавшей о временах, когда плавал на линкорах с дедой, а потому вынужден был жить по флотскому распорядку, перехватил у пузатого революционера штурвал. Беглецы переглянулись и сосредоточились, всем своим видом выражая готовность исполнять мои, признанного капитана корабля, распоряжения. Хотя о вратах ещё даже вперёдсмотрящие не доложили, и не было причин думать, что рукотворный выход из гигантского водоворота действительно где-то поблизости.              — Приготовить фалы! Ослабить шкоты! И держитесь крепче, ребята, — убедившись, что меня слушают, ухмыльнулся я, прикидывая скорость, с которой мы приближались к вратам, и понимая, что вписаться в них будет не так уж просто. Ну, если не управлять стихиями. — Прокатимся с ветерком, — выдохнул я, впервые за часы обратив внимание на влажный ветер, приятной прохладой касавшийся лица.              И пираты, и революционеры, прекрасно видя моё предвкушение, неуверенно, но улыбались. И тут же начали суетиться, торопясь исполнить и мои распоряжения, и тех, кто вольно или невольно выбился в некое подобие временных офицеров команды — вполне возможно, что до тюрьмы они были капитанами и привыкли организовывать людей, потому и сумели стихийно возглавить отряды, отвечавшие, например, за постановку парусов или за состояние частей рангоута.              Работа закипела.              И хотя вдоволь наевшиеся впервые за долгое время не тюремной баланды, а нормальной вкусной еды, раздобревшие осуждённые бегали, конечно, не очень шустро, но приказы выполняли и были готовы к бою с любым противником, почти не испытывая страха, из-за которого чуть было не подняли бунт несколькими часами ранее. Потому я уже не сомневался, что на войну мы, пусть чуть припозднившись, но явимся.              Мировое Правительство ждал сюрприз. Очень неприятный сюрприз.              Я скалился, действительно предвкушая. Лица. Войну.              И, наверное, я бы даже наслаждался происходящим, если бы не маленький досадный факт: воевать я шёл за идиота-брата, которого, как мог лишь надеяться, ещё не казнили.              — Мы не можем себе позволить проскочить врата и отправиться на ещё один круг: другого шанса вырваться отсюда и воспользоваться внезапностью, потому что дозор увлечён войной, может не случиться, — напомнил Крокодайл, с недоверием глядя на штурвал в моих руках и невольно отвлекая от мрачновато-воинственных мыслей.              — Думаешь, такая тварь, как я, не справится? — вскинул я бровь насмешливо. Крокки неопределённо пожал плечами, как и я, игнорируя взгляд подозрительных, внимательных и больно умных рыбьих глаз Джимбея. — Не волнуйся, человек песка, в отличие от тебя, я в родной стихии.              И не по моей воли, а словно отвечая на мои слова, нас нагнал тёплый ветер, запутавшись в моих волосах, но и туго наполняя паруса. Я выдохнул, прикрывая глаза, и отдался во власть стихии…              В смысле, уже никого не слушал, лишь управляя линкором.              Врата приближались стремительно, а течения водоворота так и норовили оттянуть нас от края ближе к центру, к воронке. Я не пытался это изменить, зная, что там, ниже, ветер сильнее, а значит, если вовремя сменить курс, сила тяги поможет нам ловко и быстро выскочить аккурат к цели.              Скорость была таковой, что мы разрывали судном туманы. От солёных брызг с носового буруна быстро намокала одежда. Ветер свистел в ушах, но его почти не было слышно из-за рёва вод в водовороте.              Команда нервничала. И занервничала ещё больше, когда вперёдсмотрящий, наконец, разглядел рукотворное гигантское сооружение, упиравшееся в небеса. Собственно, его одновременно увидели абсолютно все, когда врата выскочили из очередной туманной массы неожиданно. И они уже были так близко, что, казалось, мы их всё же проскочили.              Крокодайл паниковал, не скрываясь. Но я ухмыльнулся, на миг обернувшись к нему лицом, и скомандовал:              — Тяни!              Люди услышали, готовые к приказу, потянули шкоты мгновенно, и в тот же момент я крутанул штурвал. Линкор на миг замер. Но оглушительно хлопнули, наполняясь новым, управляемым мною, ветром, паруса. Корабль дёрнулся и стал быстро набирать скорость, двигаясь в направлении врат.              И о, какое же самодовольство распирало меня в тот миг, когда команда и чёртов бывший Шичибукай облегчённо выдохнули.              У врат нас не ждали, что было странно: попытка прорваться через последние незапертые врата была логична, а значит, дозорные, оставшиеся у врат со стороны Импел Даун первым делом должны были предупредить товарищей о врагах. И всё же этого не произошло, вызывая у меня смутные подозрения.              Не хотели докладывать о провале? Или доложили, но, скажем, Сенгоку, а тот решил пропустить нас?              Не нравилось мне это. Очень не нравилось, потому что пахло западнёй.              К вратам мы подошли быстро. А там… Повезло. На руку сыграло то, что мы угнали линкор дозора, потому дозорные, увидев корабль своих не выказали подозрительности, лишь уточнили, чей он, и почему без опознавательных знаков. Мы подготовились, большую часть команды отправив на нижние палубы, а оставшихся замаскировали найденной в трюме формой, в том числе офицерскими плащами: то есть тюремных роб стража ворот не увидела. По Ден-Ден-Муши им отвечал Джимбей. Наплёл что-то про стычку в Импел Даун, повреждение связи и то, что мы в штаб со срочным донесением. Дозорные услышали смутно знакомый голос, хоть и не вспомнили, кому он принадлежал, но врата открыли.              И это уже было наполовину выполненной задачей!              Через проход прошли без проблем, и стоило нам оказаться в акватории штаба дозора, как Ден-Ден-Муши связи снова зазвонил. Багги трубку снял, и мы услышали какую-то галиматью, видимо, передававшуюся на все корабли дозора в окрестностях. Там было много всего: доклады разведки, новости о чьи-то атаках, предупреждения об угрозах. Но, главное, по улитке связи передали, что они планировали казнить Эйса раньше срока, и до него оставалось не так много времени.              Впрочем, оно ещё было.              Но не успели мы увидеть шпилей башен и стен форта дозора, не успели даже положить отключить Ден-Ден-Муши, как услышали странный гул. У меня разом завопили все инстинкты от чувства опасности, от ощущения чудовищной силы и неправильного поведения воды вокруг. И, конечно, ни среагировать, ни сделать я ничего не успел, а на нашем пути буквально из ниоткуда выросла гигантская волна, способная разом поглотить не то что трёхпалубный линкор дозора, а целый огромный остров.              Я пригнулся невольно, просто от ощущения этой силы, но чувства испытывал странные, потому что это было… как будто я сам использовал силу Демона Шторма.              И сразу становилось ясно:              — Сила Дьявольского фрукта Гура-Гура, способная вызывать землетрясения. Сейчас она принадлежит…              — Белоусу, — закончил за Крокодайла я. — Значит, война началась давно, раз в действие пошли уже такие силы.              Волна шла на нас обманчиво неторопливо, но почти мгновенно перекрыла обзор, закрывая собой и половину неба. Да к тому же стала закручиваться в гигантскую трубу. И день над нами превратился в сумерки.              Кто-то что-то закричал, кто-то забегал — на линкоре началась паника, быстро поглощая если не всех, то почти. Кто-то требовал от меня немедленно сменить курс, начать спасаться… Кажется, это был Багги.              Но я не слушал никого, я был поглощён мощью морской стихии, пусть и вызванной искусственно.              — Прокатиться бы на ней… — выдохнул я судорожно, но тут же опомнился, одёрнул себя от мечты: второй раз встречал такую волну (первой была Аквалагуна), и второй раз слишком торопился, чтоб позволить себе маленькое приключение. Нужно было спасти Эйса. И я потряс головой, отбрасывая лишние чувства, чтобы рявкнуть: — ТИХО ВСЕ! — И народ замер, оглядываясь на меня, ожидая каких-то приказов. Но я лишь кивнул Джимбею на штурвал, припомнив информацию из какой-то газеты о том, что он был отличным рулевым. А сам отправился на нос корабля, ожидая, пока этот самый нос не упрётся в стену воды. И закрыл глаза, чтоб ощутить все течения местности, но чувствуя из-за спины внимание людей, которые, как мне казалось, задержали дыхание, ожидая моих действий.              Стоило только бушприту ткнуться в воду, как я резко вытянул руки вперёд, подчиняя себе потоки воды, чтобы волна, повинуясь моей воле, тут же распалась на две и разошлась по разные от линкора стороны.              Сознание кольнуло ощущение дежавю: такое ведь уже было, когда мы на море-поезде Робин спасали.              А потом я услышал множественный восхищённый вздох за спиной, который мужественно проигнорировал, лишь надеясь, что на вопросы отвечать не придётся: всё же меня знали пользователем дьявольского плода, парамецией резины, а не тварью из сказок, способной управлять морями. Но сдерживаться было не время.              Как и расслабляться.              Потому что, как только мы проскочили водную массу, как она замёрзла в крепкий лёд: я прямо-таки физически ощутил знакомый холодок силы дьявольского фрукта старого знакомого адмирала Аокидзи и хмыкнул, возвращаясь на мостик.              Все в сборе, да?              До Маринфорда было рукой подать и шум битвы уже был слышен: она была в самом разгаре. Воинственные кличи, стоны боли, приказы, звон стали и звуки выстрелов — они приближались с каждой минутой, пока не зазвучали отовсюду, почти оглушая, несмотря на то что нам ещё необходимо было преодолеть боевое оцепление, то есть до самой битвы нужно было ещё добраться.              Дозор не замечал нас, но оно и понятно: мы шли прямиком от врат Правительственного Водоворота, откуда, как они думали, враг точно прибыть не мог. Так мы и прошли через оцепление — нас даже не окликнули — и пришвартовались, чтобы, наконец, увидеть происходящее.              И… масштабы битвы впечатляли. Тысячи… Нет! Десятки тысяч людей, если не сотни, бились друг с другом на причале, на примыкавшей к нему огромной площади, на каких-то узких улочек между сооружениями. Кровь уже была всюду, просачиваясь сквозь камни, стекая багровыми каплями в воду. Всюду тела… Не так много мёртвых — из чего я сделал вывод, что начался бой всё же не столь давно, как предполагал ранее — но раненых немало: их ещё пытались оттащить, чтоб оказать помощь.              Это, на первый взгляд, было месиво. Настоящее месиво, соваться в которое отчего-то не хотелось даже мне, ибо это событие было как раз из тех, в которых немудрено и своего затоптать, а то и вовсе убить, просто поддавшись ярости боя и переставая различать своих и чужих.              У меня ушло некоторое время, прежде чем я смог сориентироваться и сделать кое-какие выводы. Во многом не самые приятные, надо сказать.              Например, Сенгоку использовал рядовых на этой войне как мясо, потому что любой из них был на один зубок пирату. Но их, рядовых, было много, очень много, и они, будучи в основном новичками, ещё верили в идею Морского Дозора, а потому нападали на пиратов с искренней ненавистью, яростно, заваливая собственными телами. И этим активно пользовались дозорные чином повыше: пока младшие по званию отвлекали противников на себя, те подло нападали исподтишка.              Ха, ну да, пираты ведь грязные и подлые отребья, и понятия о чести и справедливости им незнакомо, а потому этих детей моря, разврата и разбоя нужно убивать любыми доступными способами, в том числе и нападая со спины.              И после этого мы продолжали быть плохими, а дозорные — хорошими.              Но ни Белоус, ни его люди не отвечали тем же, не преступали собственных понятий о достоинстве человека и морского волка. И они были сильны и умелы в бою, а потому все хитроумные планы дозора не шибко-то срабатывали. Пираты наступали не хаотично, как дозор, а грамотно, собираясь клиньями и врываясь в гущу врагов единым фронтом, прикрывая друг друга.              Заметив это, мельком улыбнулся: знал, что Эйс не связал бы свою жизнь с другими людьми, но убедиться в этом было приятно.              Семья Белоуса — так этот Йонко называл свою шайку — явно сражались так не впервые, и им было не привыкать работать всем вместе, потому что они знали и силы, и слабости друг друга. И пользовались этим, своим единством, потому что наверняка понимали, что дозорные так не умели. Ведь да, все они были друг другу товарищами, но подразделения соперничали, а часто и презирали друг друга. И собирались вместе в таких количествах на одну битву так редко, что им просто не хватало ни опыта, ни доверия, ни сплочённости. Тот же «Вызов Пяти» состоял из всего пяти подразделений и использовался слишком редко и кратковременно, чтоб дать даже офицерскому составу хоть какой-то опыт совместных действий.              Только это не радовало, потому что даже с этим очевидным недостатком, армия дозора была больше, а ещё стратеги у них были грамотными: несмотря на все усилия и преимущества, а пиратам не позволяли слишком сильно углубиться в тылы дозора и приблизиться тем самым к эшафоту Эйса…              Я проследил взглядом за направлением, в котором рвались пираты, и увидел его. Он уже был там, наверху постройки, предназначенной для его казни, скованный кайросеки, под охраной двух солдат-палачей, которые и должны были привести приговор в исполнение, и самого адмирала флота Морского Дозора Сенгоку — он из кресла взирал на битву.              Но какого хрена Эйс там расселся, чёртов ублюдок?!              Я сжал кулаки в бессильной пока ярости. Он, конечно, фруктовик, но демона в кайросеки не удержать. А он стоял на коленях и смотрел на то, как его товарищи за его жизнь рвут свои, и не дёргался.              О мой упрямый брат, что же ты творил?!              Главные силы противоборствующих сторон в бой пока не вступали (если не считать «маленькое» цунами Белоуса и успешную попытку Аокидзи его заморозить), поэтому у основания эшафота стояли кресла трёх адмиралов дозора, в которых те и сидели. Отдельно от них, чуть ниже были Шичибукаи. Все действующие. То есть тоже трое, включая Хэнкок. И они явно не жаждали вмешиваться. А ещё чуть ниже располагались кресла вице-адмиралов, и вот половина из них были пустыми. Но… деда был там.              Это тоже вызывало во мне какие-то смутные чувства, потому что не знал, восхищаться мне или возмущаться его хладнокровию. Возможно, конечно, он ждал развития событий, а может быть, моего появления — я ведь говорил, что на этот раз сторону ему выбрать придётся, вот он и ждал какого-то события, которое помогло бы ему выбрать. Или выбор уже был сделан, и он ждал момент, чтобы показать его? И под выражением безразличия, которое наверняка было в тот момент на его лице, наверняка бушевал ураган противоречивых эмоций. Всё же он, как никто, знал, что, чем бы ни закончилась война, а для него «как раньше» уже не будет.              Главари пиратов вели себя активнее, но особо в бой тоже пока не лезли. Белоус стоял на носу своего флагмана, Моби Дика, и цепким взглядом осматривал поле боя, вероятно что-то прикидывая в уме. Пиратские капитаны его союзников и командиры дивизий тоже пока присматривались, время от времени прикрывая своих людей от катастрофических или просто трагичных для них атак дозора.              Видимо, благодаря этому пострадавших среди пиратов и было пока немного.              И, в общем, было понятно, что война в самую агрессивную фазу пока не вступила. Можно было сказать, что противники только вышли на поле боя и, припрятав козыри, лишь оценивали друг друга.              Впрочем, при нашем прибытии битва немного сменила расклад, ведь многие обратили внимание на нас и, наверняка, на то, что волну кто-то рассёк на две части именно с нашего линкора. Дозорные, возможно, ждали новостей из Импел Даун и существенной подмоги. Но, может, они тоже были насторожены, потому что вести из тюрьмы могли всё-таки дойти до них. А пираты однозначно восприняли нас как врагов: подмогу дозору или часть тайного коварного.              Лезть не лезли, но корабль держали в поле зрения и те, и другие.              Я всё поглядывал на Белоуса, размышляя о том, как бы ему о союзниках сообщить. Это нужно было сделать обязательно, потому что, раз в этой войне не должно было быть третьей стороны, то и действовать нужно было сообща. Но… что-то я не решался вот так вот прямо лезть под наверняка горячую руку: пришибёт ещё, восприняв врагом, и будет прав. Нет, обо мне он совершенно точно был наслышан от Эйса, но… Это ведь нужно было ещё меня опознать. Так что я мялся, стоя на мостике и глядя на нос Моби Дика (как-то прорвавшего сквозь оцепление и стоявшего относительно недалеко, будто всплыв посреди закрытой бухты из-под воды), и не решался ни приказов никаких отдавать, ни сунуться к Йонко. Делал вид, что обдумывал ситуацию. Ну, чтоб не подумали, будто я трушу: всё-таки создавшуюся репутацию среди даже странных и не особо мне важных бывших заключённых портить не хотелось.              Так бы, наверное, и стоял ещё чёрт знает сколько времени, но мне помогли. Помог невольно Крокодайл, исчезновение которого я заметил лишь благодаря тому, что смотрел в сторону Белоуса: он всё же не воспринял моё обещание убить его всерьёз или решил попытать счастье и убить давнего неприятеля, который когда-то отобрал у него амбиции, то есть Белоуса. Счастью пытка не понравилась, и оно привлекло моё внимание…              — Не лезьте пока никуда, — бросил я нервно бывшим заключённым, прежде чем прыгнуть с линкора и всего через мгновение оказаться на Моби Дике, встречая крюк бывшего Шичибукая своим мечом.              Конечно, я не сомневался в том, что Белоус и сам смог бы себя защитить, но мне ведь нужен был повод…              — Мне тебя сразу грохнуть или дать, на этот раз точно последний, шанс? — осклабился я, обращаясь к Крокодайлу. — Сказал же, что на этой войне не должно быть третьей стороны! — напомнил я, больше, чтоб показать Белоусу свою позицию, чем ткнуть в глупость бывшего Шичибукая. Он в досаде скривился под моим взглядом, цыкнул, сплюнул мне под ноги. Я фыркнул, выпрямляясь и складывая руки на груди: — Не хочешь помогать — хорошо. А вот на дороге моей появляться не советую. Сам знаешь, чем это для тебя закончится. И скажи спасибо, что не требую права долга за твою свободу. — Крокодайл буркнул что-то себе под нос и быстро-быстро убрался с корабля, не дожидаясь, пока его выпнут.              Я выдохнул, на миг позволяя себе расслабиться.              — Впервые вижу, чтобы наглый мальчишка командовал Шичибукаем, и тот слушался, — окликнул меня низкий мужской голос, наполненный печалью, но не от моих действий, а от происходящего.              — Тебе ли не знать, что в жизни случается и не такое, старик, — хмыкнул я, разворачиваясь и делая несколько шагов, чтоб поравняться с ним.              А быстро он меня признал. Даже удивительно.              Выше меня раза в полтора, если не в два, он был внушителен и величественен. От него веяло силой — ни дать ни взять легенда пиратского мира — но и усталостью, старостью. И если сначала я выдохнул восхищённо, потому что всего четвёртый раз в жизни встречал человека, силу духа которого ощущал физически мурашками по телу (первым был Шанкс, да и то он предпочитал ауру собственно силы подавлять, как и отец, и дед), то потом меня едва не ошеломило от запаха боли и даже смерти, которыми несло от старика. И я на миг подумал, что… Но помотав головой, отмахнулся от мрачных мыслей.              Он покосился на меня, глянув одним глазом, кажется, с любопытством, и неожиданно рассмеялся:              — Ха, я знал, что ты явишься, дерзкий мальчишка, — улыбнулся он. Я так понял, что звать его стариком, глядя в глаза, мало кто рисковал.              — Эйс много про меня болтал, да? — хмыкнул я, потому что… Ну откуда ещё Белоус мог это знать? Он коротко кивнул. — Я был удивлён, когда узнал, что он присоединился к тебе. Не думал, что его амбиции удовлетворятся этим. Но… я рад, что он нашёл своё место и свою семью. — На миг, кажется, от удивления, Эдвард Ньюгейт по прозвищу «Белоус» посмотрел мне в глаза, и уж не знаю, что он там увидел, но даже его лицо вытянулось. А я… видел в его взгляде лишь беспокойство отца за детей и усталость. Не нравилось мне это, потому что глухо отдавалось где-то в груди печалью и ощущением… рока? Да, отголосков судьбы. Но чьей?              — Ты здесь, чтобы его спасти? — спросил он прямо, хотя скорее уточнил, отбрасывая лирику и снова отворачиваясь, чтоб следить за полем боя.              — Нет, — фыркнул я, передёргивая плечами, — чтобы надрать задницу этому проблемному ублюдку. — Йонко снова мельком глянул на меня, понимающе усмехнувшись. — Бесит, знаешь, что он, прекрасно зная твою реакцию, позволил себя использовать в грязных планах Мирового Правительства. Нашёлся, тоже мне, принцесса в башне, — ругался я, невольно поддаваясь раздражению. — Упрямый баран.              — Ну-ну, не стоит так резко, Мугивара Луффи, — благодушно осадил меня Феникс Марко — Правая Рука и старпом Белоуса. Он тихо подлетел с помощью крыльев способностей мифического зоана типа «Феникс», кажется, чтобы выяснить, с кем там трепался капитан, а увидел меня.              Я мгновенно отвлёкся от собственного раздражения, с любопытством глянув на него — он будто оброс перьями голубого с жёлтыми всполохами пламени. Феникс. Интересное огненное мифическое существо, считавшееся бессмертным, ведь оно состояло из огня, само себе залечивало раны и возрождалось из пепла после смерти. Вряд ли, конечно, сам Марко считал себя бессмертным, но пираты, да и не только они, верили. А раз верили — мечтали убить, заполучив его фрукт, а значит, бессмертие. В мире ведь не существовало двух одинаковых дьявольских фруктов, а значит, и двух людей с одинаковыми способностями. Но после смерти своих носителей, дьявольские фрукты возрождались вновь, и заполучить себе особые силы мог кто-то ещё. Например, тот же фрукт Гура-Гура, способностями которого ныне пользовался Белоус, около семидесяти лет назад принадлежал одному из вице-адмиралов дозора. Тот скончался, и фрукт, возродившись, каким-то образом попал к Белоусу.              Мы с Эйсом специально искали информацию по фруктам, когда маялись от скуки в Гоа. И нашли интересную книжку, где были перечислены самые известные плоды и их владельцы.              Но вот «мифического существа» Феникса, среди них не было. А ведь способности-то яркие. Что это значило? Что фрукт не столь давно появился на свет, и Марко стал его первым владельцем? Допустимо, но маловероятно, с учётом, что фрукты создали демоны. Или предыдущие владельцы не были столь известны? С таким-то огненным оперением? А может, им единолично владел Марко, прожив уже несколько жизней? Ведь, могло же так быть, что после возрождения он терял память или возрождался младенцем, а потому ничего не помнил, когда снова взрослел?              В общем, дьявольские фрукты на то и дьявольские, чтобы быть таинственными и загадочными.              Возможно, стоило пошариться в библиотеках предков и поискать информацию об этих штуках — почему-то эта мысль пришла мне в голову только при взгляде на Марко. Хотя… я уже кое-что читал о них, но лишь случайно попадавшиеся свитки.              — Всё в порядке, отец? — поинтересовался тем временем Марко у Белоуса, за чем, видимо, и прилетел.              — Кажется, к нам прибыла неплохая подмога? — полувопросительно покосившись на меня вновь, лукаво ответил Марко Белоус.              — У нас общие цели, — кивнул я уверенно. — И, кстати, раз так, сообщаю, что на угнанном линкоре дозора я услышал, что Сенгоку изменил время казни. Разумеется, эта утечка информации часть коварного плана, — тут я усмехнулся, — но тянуть время они всё равно не станут.              Йонко некоторое время задумчиво молчал, но, в конце концов, выдохнул:              — Благодарю за предупреждение, — действительно благодарно он слегка склонил голову к плечу, и очень серьёзно посмотрел на меня. — Ты уж не сочти за труд, прими к сведению: дозорные тоже тебя ждали, Монки Д Луффи и, наверняка, что-то придумали для твоей поимки. Думаю, ты понимаешь: для них ты желанная добыча не меньше, чем Эйс.              Я демонстративно скривился, потому что иного и не ждал. Но мне не нравилась неизвестность. Неизвестность того, ждали ли меня изначально, предполагая моё явление из связей с Эйсом, характеристик Д в целом и моей в частности, а также способности выкручиваться, или же доклад из Импел Даун о моём прорыве всё-таки был получен, и об этом как-то узнал Белоус? Тут ведь как? Война сама по себе очень напряжённое действо. Но если ещё и на тебя охота объявлена, а ты не знаешь, что и от кого ждать — напряжение увеличивается втройне. А это было опасно, потому что от этого и тело в бою могло подвести в самый неудачный момент, и разум.              — Ты один? — полюбопытствовал Марко, кажется, рассматривая меня с неменьшим интересом. Чем не столь давно я рассматривал его.              — Не совсем, — неловко почесал макушку я, нервно хохотнув. — Я тут по дурости одну наживку клюнул, едва не попавшись. Ну и решил отомстить за дешёвый, но качественный развод. Со мною несколько сотен бывших узников Импел Даун, Крокодайл со своими бывшими приспешниками, Джимбей, Эмпорио Иванков, Инадзума, кучка революционеров и северные волки с пятого уровня. — уже серьёзно перечислил я. — Но на слишком существенную помощь от них рассчитывать не стоит по вполне понятным моральным и физическим причинам.              И Белоус, и Марко сначала удивлённо посмотрели на меня, потом немного нервно обернулись и посмотрели туда, где ещё несколько минут назад стоял Крокки, а потом они оба глянули на свистнутый линкор. После чего снова воззрились на меня как-то… по-новому: от них пахло ошеломлением и чем-то ещё… Уважением?              — И все готовы воевать? — осторожно спросил Марко. Я пожал плечами:              — Я не могу быть уверенным в этих людях, но судя по их некоторым последним действиям, — тут я передёрнулся, вспоминая преданность во взглядах бывших узников, и однозначно ответил: — Да.              Феникс внезапно хрюкнул и неожиданно заразительно рассмеялся, лепеча что-то о том, что Эйс не лгал, и братишка его кому захочет задницу надерёт, потому что та ещё заноза в этих самых задницах.              Приятно было.              — Чтож, думаю, у демона больше шансов достучаться до разума демона, тем более раз они братья, — улыбнулся в усы и старик Йонко. И решил: — Мы поможем друг другу.              А дальше он слушал доклад своей Правой Руки и решал с ним, как действовать дальше, раз уж нынешние стратегии не давали ощутимого результата. Я слушал, вставлял комментарии, меня не гнали. А краем глаз всё смотрел на то, как «клином» или «пикой» пираты пытались прорвать ряды дозора, явно по плану, который однако не спешили корректировать. Ну я и… предложил кинуть в бой сильнейших бойцов, то есть капитанов, командиров, тех, кто мог на равных сражаться с контр-адмиралами, а то и с вице-адмиралами. Но не просто кинуть в бой предложил, а чтобы они возглавили эти самые пики. Таким образом дозору будет в разы сложнее сдержать капитанов сильных пиратов, расчищавших путь ребятам послабее, чтоб им проще продвигаться в тыл дозора за их спинами. И сильнейшим со спины можно будет не бояться удара, и свои у них под ногами путаться не будут, да и защитить себя им проще. И на рядовых будет меньше давления. А значит, меньше раненых и убитых. Да, риск для командиров, от которых многое зависело. Но мне казалось, что, в такой ситуации, риск был допустим.              Пику ведь ковали так, чтобы на поверхности острия была самая прочная устойчивая к механическим повреждениям и коррозии сталь. А под этим слоем были более лёгкие, мягкие и менее прочные металлы. Древко, так и вовсе, в основном, было деревянным. Так и сама пика служила дольше, ведь всё давление приходится на самый крепкий металл. И управлять ею было проще, и сама она весила меньше.              То есть, раз уж пираты всё равно пытались прорваться этой древней тактикой, стоило использовать её возможности в полную силу.              Согласия я не ждал. Но Белоусу моя идея неожиданно пришлась по вкусу. И, с некоторыми доработками, она была принята к исполнению. Общий план состоял в том, чтобы даже не спасти Эйса, а как можно ближе подобраться к нему, чтобы поговорить, попытаться образумить: мы ведь понимали, что он мог и сам освободиться, просто по каким-то причинам вбил себе в голову, что не мог.              Чёртов идиот, будто действительно не понимал, что из-за его упрямства умирали люди!              Из-за шума битвы-то докричаться до него было невозможно. Через медальон с ним тоже было не связаться. Крыльями я не хотел светить, а, например, Марко, к эшафоту не подпускали адмиралы, так ни он сам не мог попасть к моему брату, ни доставить никого не мог. Вот и оставалось лишь прорываться.              Хотя был ещё вариант прокрасться тенями, но… Но что-то меня останавливало, оставляя этот вариант на крайний случай: то ли боялся выдать свои способности, то ли потерять контроль над собой, используя их — всё же когда всюду воняло кровищей и болью, сдержать себя было непросто.              А ещё, на крайний случай, мы с Белоусом, как самые заинтересованные лица, обсудили такую вероятность, что наш упрямый Эйс к голосу рассудка прислушаться всё же откажется, и тогда его придётся насильно вытаскивать и из наручников, для чего нужен был ключ. Старик-Йонко прикинул, где он мог быть или у кого, и каким образом его можно попытаться заранее достать. Он пообещал, что попробует разобраться с этим.              Под конец беседы, Белоус наклонился ко мне и пальцем поддел переговорный амулет, а потом ткнул в похожий у себя на шее пальцем, как бы говоря, что у нас имелась связь и на расстоянии. Я кивнул, хоть и было немного не по себе. Старик-Йонко был грандиозный мужик… В смысле, ростом был два с лишним метра с соответствующей комплекцией, и когда эта громадина нависала над тобой… Было не по себе.              Впрочем, с эмоциями я справился быстро и вернулся на свистнутый линкор. Там только и ждали моих команд. Народу, несмотря на хорошо ощутимый страх, хотелось битвы. Так что я их разочаровывать не стал, коротко, в общем и целом, поясняя план. Джимбей одобрительно хмыкнул, Иванков было согласно на всё и Крокки, нашедшийся тут же, тоже решил поучаствовать.              Напоследок, я предупредил «своих», за которых всё равно чувствовал ответственность, что, если они хотят жить, на рожон лезть не стоит. А потом скомандовал начать атаку, возглавив её.