Patient Zero

      Бегать утром после пробуждения размеренно, с остановками на светофорах и для передышки, Чонгуку очень даже нравилось, а вот убегать до рези в боку, тяжелой одышки и мокрой от пота спины от зараженных, с каждой секундой пребывающих на военную базу, парню вот вообще не понравилось. Им с Чимином повезло больше, чем бедолагам, на чью участь сегодня выпала охрана периметра, или же несчастным, которые просто проходили мимо южного пропускного пункта. Вторжение заметили намного раньше, еще когда начали взрываться мины, но панику, очевидно, поднимать не стали. Теперь, когда твари добрались до последней линии защиты, было уже слишком поздно.       Чон с Паком сумели вовремя сориентироваться и в то время, как тревога продолжала орать, а вокруг отряды военных суматошно пытались выполнить указания своих командиров, действуя по какому-то заученному протоколу на случай чп –они стремглав неслись на север к немноголюдному оружейному складу. Чонгук видел яростно загоревшийся огонь в глазах старшего и тотчас отпустил его руку, чтобы не сдерживать лишний раз желание вырваться вперед и выпустить на волю накопившиеся эмоции. Парень понял без слов, почему так важно именно Чимину первым добраться к месту сбора, ведь тот чувствует себя совершенно беззащитным и нагим без оружия, которое в большинстве своем в свободное от миссий время сдавалось на хранение. Очень важно заполучить хотя бы один пистолет, тем более, когда все солдаты ринутся хватать все, что стреляет, режет и бьет, без разбора, очень легко остаться с пустыми руками. Парням не нужно было говорить, чтобы прочитать мысли друг друга, ведь телепатия – это привилегия близких людей.       Навыки, приобретенные во время тяжелых и упорных тренировок, в том числе и под дождем, дали солдату о себе знать, и Пак очень быстро увеличил расстояние между собой и младшим, всеми фибрами желая добраться как можно быстрее до склада. Это было второе по вместительности помещение, поэтому логично, что военные открыли самый большой ангар, чтобы вначале опустошить его. Но очень скоро какой-то отряд заявится и сюда, приведя за собой ораву вечно голодных зараженных. Чонгук мельком глянул на наручные часы, которые отдал ему Сокджин в один из совместных рабочих вечеров со словами: «Человек без времени как корабль без моря». Младший тогда долго думал, что же такого важного скрывается в старом кожаном ремне и навороченном мелком циферблате и, кажется, только сейчас, гонимый страхом и желанием жить, понял. Знание, что еще есть немного времени до одиннадцати, помогает ногам быстрее преодолевать расстояние. Большая стрелка совсем близко к отметке двенадцать, и Чон надеется, что за это время Хосок успел довести Юнги до места встречи, а в Сокджине младший отчего-то не сомневается ни разу.       Когда Чонгук коснулся рукой стены склада, Чимин уже был внутри помещения, в котором что-то ронял и громко матерился. Но младший заходить не стал, будучи уверенным, что о нем Пак обязательно позаботится. Так и получилось: меньше чем через минуту старший вышел со знатным уловом в руках, а рюкзак за его спиной, казалось, увеличился в размерах. На его плече висела винтовка, несколько обычных пистолетов в ладонях, в карманах парочку гранат, а еще со сто процентной вероятностью можно предположить, что Чимин стал богаче на холодное оружие.       Чонгук взял часть арсенала, чтобы облегчить ношу солдата, и двинулся вдоль стены к углу, чтобы обойти здание и найти черный выход. Доктор Ким не врал: как только младшему открылся вид на задний двор склада, тот сразу приметил дверь под козырьком. Но, к сожалению, надежды оказались ложными и еще никто, кроме них, не добрался до места назначения. Младший в очередной попытке восстановить дыхание опустился задницей на низкую ступеньку и вытянул ноги вперед, следя за тем, как деловито Чимин проверяет оружие и распределяет его по сумкам. Он после тщательного осмотра пистолетов протянул один Чону уже в кобуре и, выложив целую горсть ножей, начал прятать их по своему телу: тонкий нож в ботинок вдоль щиколотки, самые маленькие – во внутреннюю подкладку плотной куртки в области запястий, а те, что покрупнее, спрятаны в области грудной клетки, за поясом и в карманах штанов. Мест для хранения острых лезвий было не счесть, но Чонгук продолжал следить за этим проворным, выглядящим как искусство процессом и надеялся, что сейчас кто-нибудь из опаздывающих подоспеет к ним.       Скрывать, что больше остальных парень ждал Сокджина, он не будет, потому что это очевидно. Но в побеге от смерти как-то теряются все обиды и начинаешь искренне волноваться за всех. Поэтому Чон почувствовал прилив радости, когда, выглянув из укрытия на дорогу, по которой только что бежал с высунутым языком наперевес, увидел торопливо ковыляющего Юнги, повисшего на плече Хосока. Тот, кроме раненого возлюбленного, держал еще свои скромные пожитки и переноску с озлобленной на весь мир кошкой. Как бы ни хотелось после облегчения поддаться ненависти, парень, стиснув зубы, сдержался, обвел строгим взором новоприбывших и, отвернувшись, пошел обратно к Паку.       — Вы были в курсе? – не мог не спросить Мин, когда его аккуратно посадили на бетонный выступ, чтобы немного снизить нагрузку с еще не до конца заживших швов.       — Можно и так сказать, – задумчиво произнес Чимин, дотошно проверяя в очередной раз свои сокровища. После находки оружия его осанка выпрямилась, а голос стал звучать увереннее и громче.       — Мы уже далеко ушли, когда началась тревога, – уведомляет уставший Хосок, присев прямо на землю и поставив рядом с собой жалобно мяукающую Мири. Из-за дополнительной ноши и стресса парень конкретно запыхался, но все равно предложил первым. — Давайте уходить поскорее.       — Нет, мы должны дождаться Сокджина, – твердо сказал Чон, уверенный в своем решении, под далекие звуки криков военных и общей неразберихи. Он не мог уйти без этого мужчины, ведь только в нем ясно видел возможность помочь Чимину в случае чего. Ну а еще этот ученый был принципиальным, умным и ответственным хорошим человеком. Почему бы его не спасти?       — А если он не придет? – неуверенно спросил Хосок, поднимаясь, чтобы как следует оглянуться, но никого в ближайшем радиусе не было в принципе.       — Должен прийти. Без него никак, – в Чонгуке наконец-то поселилось волнение за ученого, и он опасливо посмотрел на часы, отметив, что время давным-давно вышло, уже как десять минут.       — О чем ты? – Чимин навострил уши и подошел ближе к младшему, заглядывая ему в лицо, так как почуял запах недосказанности, но Чон только отмахнулся от вопроса, не желая сейчас рассказывать о том, что доктор Ким – это чуть ли не единственный человек, способный разработать лекарство и помочь Чимину и тысячам других людей, избегая крайних или жестоких методов, без личной выгоды. Этому человеку не была интересна монетизация будущего антидота или вакцины, изобретение новых мутантов, их распространение и продажа, заключение опасных союзов и сделок да и в общем превращение ужасного кошмара в экономические и политические игры, которые, видимо, так обожала власть и Сонмин, в частности.       — Да так, неважно, – зная пунктуальность и галантность Сокджина, младший сразу же заподозрил неладное. Что-то случилось и, очевидно, незапланированное и очень плохое. А возвращаться сейчас за ним равно тому, чтобы собственноручно положить в могилу всех присутствующих и себя в том числе. Но, видимо, именно Хосок уловил суть важности Сокджина в будущем человечества. Возможно, тут сыграло роль совместное прошлое с другим ученым или же свойственная этому парню способность читать между строк.       — Нет, кажется, это крайне значимо, – произносит он, недолго думая, поднимается с пятой точки и с какой-то торжественностью вручает переноску с кошкой ничего не понимающему Чонгуку. Он делает это так легко и спокойно, настораживая этим жестом Мина, который знает, что эта кошка значит для его парня. После всего произошедшего Хосок почему-то продолжает доверять обозленному Чону. — Именно я должен повернуть назад. Береги ее.       Неожиданное заявление повергло в шок всех присутствующих: Чимин нахмурился от мысли, что кто-то пойдет навстречу зараженным, Юнги открыл широко рот и вскочил на ноги, тут же схватившись за бок, и только Чонгук не подал никаких признаков удивления, сложив руки на груди.       — О чем ты? – вопрос Мина был пропитан неразбавленной тревогой и страхом; он, игнорируя дискомфорт, все же приблизился к возлюбленному и крепко схватил за футболку, будто тот собрался раствориться в воздухе.       — Я найду Сокджина, а вы идите вперед, – не теряя непоколебимости, продолжил гнуть свою линию Хосок, подхватывая своего парня под руку. Чонгук не противился порыву этого человека, а Чимин наблюдал за происходящим, негласно принимая сторону младшего.       — Не понимаю, зачем тебе в это пекло? – не унимался Юнги, хотя и прекрасно осознавал, что решение не изменят, даже ради него.       — Так нужно, я должен хотя бы попытаться искупить вину, – уже тише произнес парень, глядя Чону прямо в глаза и осознавая, что его проделки принесли много трудностей в жизни этих людей. А еще на его счету жизнь одного ученого, который пал в бою и теперь приходил только в размытых воспоминаниях.       Мин поник, его плечи и голова опустились, так как мужчина уже знал наперед, что спорить бесполезно. Этот придурок ради него ввязался в махинацию с подозрительными препаратами, исследованиями и мутантами, водил людей за нос и врал им в лицо, лишь бы помочь ему, а значит не отступит просто так от мысли о возвращении в лабораторию. Хосок почувствовал, что спор завершен и утешительно приобнял Юнги, чтобы передать частичку своего тепла на период их разлуки.       — Где мы встретимся? – спрашивает Чонгук то, что его тревожит на данный момент, так как выбраться из базы живыми это только полдела, еще надо понять, куда идти дальше, чтобы иметь хотя бы немного времени для залечивания ран.       — У твоей семьи был же старый дом на окраине города? – вспоминает Хосок, обращаясь к Мину, еще не до конца осознавшему, что ему совсем скоро придется расстаться со своим парнем.        — Да, мы так и не продали его. Он заколочен и пустует уже давно, «развалюха», одним словом, – припоминает Юнги беззаботные времена из своего детства, когда жил в Тэгу, гонял мяч на заднем дворе дедушкиного дома и с удовольствием учился читать. Чуть позже он с родителями переехал в Пусан, а старенький дом стал безжизненным сооружением, готовым рассыпаться от малейшего дуновения без своих хозяев.       — Отлично. Я помню, где это, Мин тоже. Мы встретимся там, чтобы ни случилось, – бодро и почти радостно, с оптимистическим настроем говорит Хосок и, махнув Чимину рукой на прощание и подойдя к Чону, чтобы произнести предназначенные лишь ему слова, жмет младшему ладонь. — Я приведу тебе доктора Кима, а ты береги Юнги.       Чонгук безмолвно кивает, соглашаясь на такую сделку, пусть и со скрипом несмазанных заржавевших петель доверия, и наблюдает за тем, как прощается в стороне только недавно воссоединившаяся пара.       Юнги еще не верит в происходящее и что-то тараторит неразборчиво, цепляясь за рукава чужой кофты, пока Хосок расчесывает пальцами его волосы. Чувствуя, что он нарушает личное пространство, Чон отворачивается, но успевает подглядеть, как чужие губы стремительно сближаются, чтобы подарить друг другу прощальный поцелуй с запечатанным в нем обещанием обязательно еще встретиться. Разлука – это всегда неприятно, она режет ножом по живому. Но сейчас нет времени на долгие прощания. Через минуту младший не выдерживает и поворачивается обратно, чтобы напомнить о времени, но видит стремительно удаляющуюся в сторону госпиталя и лаборатории спину, ссутулившуюся, одинокую и унылую.       Что же, раз план действий утвержден, парней больше ничего не держит на территории базы, а значит надо скорее передвигать конечности. Тем более, один из троих требует посторонней помощи. Чонгук уже было хотел оповестить о том, что пора уходить, как вдруг со стороны ограды возле дороги послышался шум, который нельзя было ни с чем спутать. Это взрывались мины, заложенные уже с северной стороны. А зараженные не так глупы, как о них думают люди, ведь решили выбрать более успешную тактику, окольцевав базу по периметру.       Чон под влиянием вопившей интуиции вышел на дорогу, связывающую склад с остальными, поставил переноску на асфальт и начал медленно идти и пристально вглядываться в ограждение не в силах отделаться от ощущений, что в темноте лесной чащи что-то движется. И да, он был прав: в метрах двадцати от него десяток зараженных, а может и больше, налегли всем весом на крепкую проволоку, прогнувшуюся под их тушами. Вдали продолжали взрываться подрывные устройства, оповещая о том, что подмога уже близко, и она далеко не для людей.       Чон отшатнулся и отступил на шаг назад, поддавшись внутреннему ужасу и страху смерти, его рука сама потянулась к пистолету, тело отказывалось бежать, а голова –упускать из виду гибельную угрозу. Вспомнив, что там за зданием остался его Чимин, младший через силу заставил себя двигаться, чтобы кинуться опрометью назад к тому, кого хотелось защитить.       — Быстрее! Бегите к блокпосту! – не заботясь о громкости голоса, так как уже слишком поздно для таких мелочей, кричит Чонгук. Надо выбраться из этой адской ловушки до того, как капкан из зловещих монстров захлопнется. Потом выход будет только на небо и то, не факт. Пак, встретившись взглядом с младшим, сразу все понял, но по инерции заглянул ему через плечо.       — Чонгук, беги ты. Я справлюсь, – низким тоном сказал Пак, словно разговор закончен и никакие апелляции не принимаются. Его черты лица обострились, губы плотно сжались, а ладонь зачесала мешающие волосы назад. Эти изменения поведения не были заметны случайному прохожему или же самому Чимину. А Чон уже видел это состояние и прекрасно узнал его с первой секунды: солдат готов уничтожать всех на своем пути, отключив эмоции, будто по щелчку, как электрическую лампочку. Но сегодня это не понадобится, так как младший решил для себя, что не допустит того, чтобы Чимин подвергался опасности и насилию. И тут дело даже не в физической составляющей, ведь каждый раз, когда старшему приходилось применять силу, он внутренне менялся до неузнаваемости, раскалывал свою личность на мелкие кусочки, бил молотом по своей психике и забывал, где он настоящий. Если бы Пак задумывался о морали, то бесповоротно сошел бы с ума, а пока что его еще можно было вернуть. Чонгук, по крайней мере, попытается.       — Нет, я догоню вас, – жестко говорит он старшему, зная, что сейчас сработает только сила, превосходящая чужую, и сжимает лицо Чимина широкими ладонями, чтобы хоть так вернуть в чувства. Взгляд Пака фокусируется на младшем, словно ища в нем давно утерянные ответы на извечные вопросы и не находя их в очередной раз. Чон грубо встряхивает парня и повторяет еще более бескомпромиссным тоном: — Иди, я приказываю.       — Ты мне не командир, – огрызается Пак, чем заставляет младшего улыбнуться, потому что Чонгук достиг цели и узнал своего озлобленного и кусающего и одновременно с этим потерянного и запуганного хена. Чон готов залечить все его душевные раны, даже если в его арсенале только лейкопластыри, пережить все бури без крыши над головой и терпеть тяжелые удары по грудной клетке, прямо как сейчас, лишь бы Чимин был собой.       — Да, но я твой возлюбленный, а ты – мой. И это намного важнее, – уже мягче доносит простую истину до старшего Чон и обезоруживает ею взбунтовавшегося и задетого солдата.       Пак пару раз открывает рот, но не находит, что же можно противопоставить такому непоколебимому заявлению, и в итоге прячет обратно под военную куртку нож, который успел достать.       — Хорошо, не задерживайся, – наконец-то соглашается старший и без прощаний и поцелуев, потому как они делают разлуку реальной, надевает рюкзак, берет в одну руку переноску с притихшей кошкой и идет к Юнги, чтобы вместе с ним направится к пропускному пункту.       А Чонгук разворачивается лицом к зараженным, уже перелезшим через проволоку по растерзанным телам своих собратьев, и достает пистолет, снимая его с предохранителя. Он не питает ложных надежд, что якобы способен в одиночку управиться со стадом тварей, его цель – это задержать их и дать хотя бы лишние полминуты времени для Чимина и Юнги, а после догнать их волшебным образом. Так что сейчас можно рассчитывать только на восемь патронов и свою удачу. Чон не ждет, когда первые твари доберутся до него, он возводит пистолет и, прицелившись, без колебаний и мыслей нажимает на курок, ведь чем дольше думать, тем больше дрожит рука.       Сегодня ему везет с первой же попытки: пуля попадает прямо в голову самому шустрому зараженному, и уверенность в успешности нереального плана поселяется в груди парня. Чонгук переводит дуло пистолета на второго противника, мужчину лет пятидесяти в грязных лохмотьях и с пустыми глазницами, и стреляет так же быстро, радуясь, что расстояние позволяет ему попадать по целям. Но незадача в том, что монстры продолжают перелезать и их больше, чем шесть. Чон не теряет решимости и стреляет в приближающихся зараженных, подмечая, что дистанция между ними стремительно уменьшается. Из-за этой горькой мысли, парень промахивается несколько раз, и ему стоит это простить, так как он далеко не профессиональный стрелок и учился в университете совершенно не этому.       Младший неосознанно делает шаг за шагом назад, и когда пули растрачены, то с поражением опускает оружие. Теперь ему осталось дать деру и как можно скорее. Но тут под ботинок попадает мелкий камешек, заставляя споткнуться и посмотреть вниз, и Чонгук замечает оставленную впопыхах Чимином полицейскую дубинку. Все же сегодня удача была на его стороне.       Чон немедля хватает новое оружие, а в это время как раз очередная несчастная зараженная женщина с разодранной до кости челюстью и обрубленной до плеча рукой делает прыжок прямо на парня в попытке откусить кусочек молодого мяса. Но вместо вкусного обеда, ей достается мощный удар тяжелым тупым предметом и без того в пострадавшую нижнюю часть лица. Сражаться с дубинкой в руках оказалось очень удобно и, что главное, действенно, так как у Чонгука хорошо получалось откидывать тварей, хоть и приходилось маленькими шагами отступать назад, чтобы держать расстояние. Конечно, всему приходит конец, и очень скоро все больше зараженных, понаблюдав за сородичами, наловчились перелезать через ограждение, и тут уже никакая дубинка или же даже заряженная пушка, если бы она имелась, не помогут.       В итоге все равно придется повернуться спиной к возможной смерти и бежать с трепыхающимся, как раненая птица, сердцем, надеясь, что тебя не схватят зубами за ногу и не накроет лавиной, состоящей из тварей. Чон почти решился так поступить, как неожиданно громкий взрыв заставил закрыть уши руками, опустив единственное оружие на землю. Голова тут же загудела от напряжения, барабанные перепонки натянулись до предела, а внутри что-то упало, ведь, еще не найдя глазами облако дыма, парень уже знал, какое именно здание пострадало. Там вдалеке пылала лаборатория, а с ней и госпиталь.       Чонгук онемел на мгновение, не веря в реальность горящих зданий, по коридорам которых ходил этим же утром. Мысли в голове забились в конвульсиях, хаотично скача и перекрывая друг друга, кровь в висках запульсировала, а противный высокий писк заглушил собой все остальные звуки. Хосок не успел бы добраться за такой короткий промежуток времени к эпицентру взрыва, скорее всего. А вот где находился Сокджин – это уже совершенно другой вопрос. Будущее этих двоих в тот момет было на ровне с извечными вопросами человечества, такими как «В чем смысл жизни?», «Существует ли Бог или другая высшая сила?», «Что такое смерть? Добро и зло?». Чон уверен, что у каждого есть ответы на подобные темы, но они будут настолько отличаться между собой, что найти истину не получится еще не один век.       Шумный инцидент вывел из строя не только человека, но и зараженных: некоторые их них упали, корчась от фантомной боли, а остальные потеряли любой интерес к жертве рядом и повернули головы в сторону пылающей лаборатории, продолжающей взрываться, чтобы идентифицировать раздражитель. Какие мыслительные процессы происходили в полупустых зараженных черепушках – неизвестно, но парню и не особо хочется это знать.       Чонгук понимает, что не может терять эту возможность, и продолжает уже активнее отступать, отмечая, что погони за ним не наблюдается. Вот он – шанс выйти сухим из воды. Парень набирает воздух в легкие до отказа и на свой страх и риск бросается бежать к блокпосту, где скрылись Чимин и Юнги. Метр за метром преодолевая расстояние до ярких плясок света перед глазами, Чон добрался к бетонным блочным баррикадам и, маневрируя между ними, схватился за дверную ручку небольшого сооружения, служившего укрытием для охраны.       Военнослужащие почему-то отсутствовали, но причина этого очень скоро вскрылась. Мин сидел на стуле и, как только в помещение влетел Чонгук, сразу навел на него пушку, готовый стрелять на поражение. А Чимин, положив вальтом два бессознательных тела военных, как раз накрывал их каким-то брезентом. Выражение его лица было до предела напряженным и недовольным. Видимо, жалел, что пошел на поводу у младшего и отпустил его одного сражаться с оравой тварей. Услышав шум двери, он холодно и жестоко зыркнул на вошедшего, а как только понял, что перед ним запыхавшийся и вспотевший Чонгук, то сразу бросил все свои занятия.       — Мелкий придурок, еще раз так сделаешь, я тебя четвертую, – несмотря на грозное заявление, Чимин действует наперекор своим словам, налетая с разгона на младшего и впечатывая свое тело в его. Он крепко обнимает мокрую шею парня и прячет покрасневшее от переживаний и осознания, что за ними наблюдают, лицо в чужой груди. Мин в этот момент опускает пистолет и вытирает холодную испарину, появившуюся от повышенного волнения, со лба.       — Ты что их убил? – вполне серьезно спросил Чонгук, когда его освободили из сдавливающих оков, и не удивился бы положительному ответу.       — Нет, всего лишь вырубил. Они выпускать нас не хотели, скотины. Как все прошло? – Чимин взял эмоции под контроль и вернулся к своему занятию, будто жалкий кусок ткани способен спасти дозорных от нашествия зараженных.       — Времени мало, надо убираться поскорее, – младший серьезно задумывается о том, что если бы у него была возможность хотя бы нормально отдышаться сегодня, то это был бы уже успех для него, ведь весь день с самого раннего утра похож на гонку без остановок.       — А что там взорвалось? – насторожено спрашивает Юнги, предчувствуя неминуемую беду, а молчание Чона только усиливает внутреннюю подозрительность. Младший же стоит перед выбором, и часть его до сих пор не желает заводить разговор с этим человеком, но и говорить в лицо правду хочется.       — Лаборатория, – односложно ответил он, пристально и безэмоционально наблюдая за тем, как белеет на глазах Мин. Совесть – штука сложная, знаете ли, и дает о себе знать в самые неподходящие моменты, поэтому Чон не смог не добавить: — Думаю, он не успел туда добраться. В любом случае, он знает, где мы будем, и о нем, кстати, может позаботиться его отец.       Колкость и язвительность в голосе не ускользают от Юнги, брови которого тут же взлетают вверх, а взгляд становится непроницаемым. Если честно, он очень сильно устал, так как силы закончились еще на половине дороги к складу. Его бок нещадно ноет, а в голове мысли только о том, чтобы швы дай бог не разошлись. Последней каплей стала незапланированная разлука и уход его парня в самое пекло навстречу «дружелюбной» толпе зараженных.       — Ты думаешь Хосок опять нас сдаст? – грубо и прямо вопрошает Мин, неосознанно сжимая в руке пистолет. Пусть он и понимал, что его возлюбленный поступал очень даже неправильно, но не мог не быть на его стороне. Не в этом ли ценность близких людей – несмотря ни на что биться и сражаться за того, кого ты любишь, в любой ситуации? Да даже если бы Хосок своими руками убил бы кого-то, то Юнги все равно бы не смог от него отвернуться. В это время Мири, будто чувствуя общее настроение, особенно громко и жалобно мяукнула в своей клетке, поставленной на стол.       — Как-то я перестал верить людям в последнее время, – недоброжелательно отвечает Чонгук резким тоном, лишь накаляя и без того адскую обстановку. Но Мин не из робкого десятка, на него не влияют колкости должным образом. Но он не может понять, что происходит, недоуменно глазея на младшего. Интуиция подсказывает, что дело тут не только в разоблаченных тайнах Хосока, что-то еще было недостигаемым для одного из участников перепалки.       — В чем твоя проблема, Чонгук? Что я тебе сделал плохого? – недоумевает парень, поднимаясь со стула и игнорируя наличие еще не зажившего ранения, хотя у него даже нет чистых бинтов. Одно неверное движение – кровь хлынет по новой.       Чона же осаждают внезапные вопросы, и он теряет весь пыл, вспоминая о вполне рациональной просьбе Хосока и своем согласии молчать. Сейчас меньше всего надо усложнять взаимоотношения.       — Ничего. Я вспылил, – идет на попятную младший, стряхивая со своих штанов пыль и грязь.       — Мы все на взводе, – встревает Чимин, поднимая с пола свой рюкзак и доставая новенькие патроны для Чона. Тот без слов берет их и вставляет в пустую обойму. Их общение не ограничивается словами, и это один из таких случаев, когда забота и поддержка перебегает через еле прикоснувшиеся пальцы. — Сейчас надо уходить. Хосок сделал выбор, и мы будем ждать его в установленном месте.       С этим Юнги согласен, ведь помочь своему парню сейчас он не может, и от этого осознания в груди все рвется на части, прямо как в тот момент, когда пуля разодрала ему живот. Сейчас даже больнее. Фантомы задевают нервные окончания куда сильнее свинца.       С улицы послышался шум, вынуждая младшего выглянуть через небольшое окошко на улицу, по которой он бежал трусцой, как хромая и загнанная лошадь, несколько минут назад. Никакой тебе передышки, Чонгук, ведь зараженные скоро постучатся в дверь и нагрянут в гости с пустыми руками и голодными ртами. А стол ты им не накрыл, так что сам на него очень скоро ляжешь, как самое лакомое угощение.       Пак тоже заметил, что их скоро нагонят, поэтому достал припрятанный ключ и закрыл вход, отрезая этот путь для остальных людей на базе. Дальше солдат взял свободный стул и дополнительно подпер им дверь, уперев его спинку под дверную ручку, пока Чон налег на низкую тумбу, чтобы перегородить проход. Один лишь Мин без дела стоял с поникшим видом, наблюдая за всем, чувствуя себя жалким и не забывая, что там в окружении монстров остался его парень.       Поддаваться унынию времени тоже не было, так как Пак подхватил под руку раненого, взял переноску и поволок всю свою ношу к другому выходу, противоположному запертому. Эта дверь соединяла блокпост с коридором из проволочного ограждения по бокам, что длился десятки метров. Пока что это была безопасная зона, но парни не хотели медлить, быстро шагая по вытоптанной земле и озираясь по сторонам. Все пространство, кроме этого узкого пути, отгороженного проволокой, было заминировано, но это никого не волновало.       Чонгук пошел вперед, все так же держа заряженный пистолет готовым к выстрелу, и вручил целиком и полностью должность поводыря старшему. Тот особо не возмущался, ведь ему уже пришлось помогать Мину, и принял свою участь даже с энтузиазмом, взяв добрую часть чужого веса на себя и толкая бульдозером вперед медленного Юнги.       У них не было карты с собой, впереди ждал непроглядный лес с дикими животными и, возможно, парочкой зараженных. Из навигации был лишь бывший житель Тэгу, и Чон очень надеялся, что его бледность не свидетельствует о скорой потере сознания. Отметив в уме, что нужно при первом же привале проверить состояние раны, парень продолжал вглядываться вперед, надеясь, что он не увидит неистовую толпу тварей и здесь. Силы на исходе, а путь к возможному укрытию предстоял долгий. Будет просто замечательно, если они доберутся до темноты и ночевать под открытым небом по соседству с хищными обитателями леса не придется.       Калитка была из такой же грубой и мощной проволоки, как и ограждение, оснащена сверху стальными колючками. Такие преграды под силу только зараженным, потому как малой кровью тут не обойдешься. Но Чимин заблаговременно позаботился обо всех нюансах, зная структуру военных баз, как свои пять пальцев, и стащил ключи у охраны. Простым движением руки он открыл замок и распахнул настежь противно поскрипывающую калитку.       На секунду все замерли: Чонгук, опустив пистолет, поворачивал голову на каждый шорох листвы, Пак буравил взглядом горизонт, словно собираясь перелететь километры, даже Мири перестала шуметь и присмирела, кажется, осознав патовость ситуации, а Юнги смотрел под ноги без сил, мотивации и желания жить. Парень старался не думать о том, что в этот момент его любимого человека могут разорвать на куски жадные твари или же он уже может быть одной из них, и не акцентировать внимание на том, какой он безвольный трус и слабак. Особенно в компании солдата и доктора, чем он может быть полезным?       Причины существовать в этом мире буквально ускользали из-под пальцев. Единственное, что отрезвляло и заставляло переставлять ноги вслед за двумя товарищами, слова Хосока, произнесенные во время их прощания тихо на ухо, чтобы никто больше не услышал: «Я обязательно вернусь. А ты береги Мири, она все же главная у нас, помнишь?».       Под влиянием этих слов, своей уязвимости и отсутствием моральной опоры в этом гребанном мире, Юнги вцепился в переноску в руке Чимина и буквально выдрал ее насильно, прижав к груди. Пак никак это не прокомментировал, так как легче ему от этого не стало, только удобнее перехватил мужчину и двинулся вперед. Чонгук не отставал, ведь тени деревьев в любой момент могут ожить и напасть, а вот где тогда будут парни – это уже другой вопрос. Они вошли в шумящий и живущий своей жизнью лес, лелея крохотную надежду выйти из него. Не будем отрицать то, что вера в лучшее в тот момент в каждом сохранилась размером со щепотку соли, но и этого хватило, чтобы приправить и придать более насыщенный вкус стремлению куда-то в неизвестность.

***

      Намджун не знает, когда свернул не туда: на прошлом повороте или же когда оставил Хосока на обочине. Но что-то определенно было не так. Как только взвинченный друг вместе с кошкой наперевес покинули фургон, а за ними громко захлопнулась дверца, в старшем Киме поселилось яростное сопротивление еще не понятной ему истине. Он злился, мысленно обвинял Хосока в глупости и прожигал взглядом дорогу впереди, которую как таковой уже сложно было назвать. Асфальт давным-давно закончился, и теперь машина перекачивалась с кочки на кочку, пробираясь по ухабистому Богом забытому пути. Вокруг одни деревья, трава и небо и никаких указателей или подсказок, в какой стороне находится нужный съезд. До последнего Намджун не подавал виду, убеждая и себя, и остальных в том, что все в порядке, а местность ему хорошо знакома. Но в какой-то момент лес стал казаться странно узнаваемым, словно здесь фургон уже проезжал минут пять назад и его засосало в какую-то хитромудрую пространственную петлю без входов и выходов.       Посматривая на стрелку, показывающую, что в баке топлива стало в два раза меньше, Ким гневно прикусил губу, пытаясь подавить внезапную волну возмущения и ненависти. Только вот на кого обрушить весь поток негатива, кроме самого себя? Правильно, не на кого. Поэтому мужчина продолжал поворачивать в неизвестном направлении, слушая неуверенные указания Джиын, которая продолжала буравить взглядом карту. В его голове уже начала маячить мысль, что военная база находится не в ближайшем радиусе и вряд ли они к ней доберутся сегодня, если вообще смогут доехать.       Тратить бензин, катаясь наобум по лесным тропам, авось и повезет наткнуться на какие-то признаки живых людей, не самый лучший вариант, и Намджун принимает решение выехать на более-менее приличную дорогу, чтобы ориентироваться по километровым столбам и указателям.       — Мне кажется, что этих троп нет на карте, – делает вывод девушка, передавая книгу для туристов Минсоку, который с таким же рвением всматривается в разноцветный разворот. Где-то там, на зеленой странице, сейчас катается их одинокий фургон по несуществующим дорогам, а куда он приведет – зависит от госпожи удачи.       — Правильно кажется, – не в силах полностью сдержать в себе всю ядовитую желчь, кидает мужчина и получает ожидаемое молчание, так как никто не хочет лезть на рожон почем зря. Атмосфера вокруг сгущается от напряжения, пока Ким старший чуть ли не вскипает от разрывающих его эмоций. Одной спички хватило бы, чтобы поднять на воздух машину со всеми пассажирами.       — Намджун, я думаю нам стоит остановиться и немного успокоиться для начала, – неуверенно предлагает Джиын, наклоняясь вперед между передними сидениями, чтобы быть хоть немного ближе к водителю. В ее голосе теплится надежда на то, что ей удастся достучаться до рассудка человека, винящего себя во всех бедах и без остановки жмущего на газ.       — Ты думаешь, я поступил неправильно? – резко отвечает Намджун, игнорируя попытку спокойно поговорить и видя в невинной фразе нечто более грубое и провоцирующее его.       — Я этого не говорила, – нейтрально отвечает девушка и возвращается обратно на свое место, чтобы уткнуться взглядом в грязное окно, жалея, что вообще завела этот разговор.       — Нет, но я чувствую огорчение в твоей голове, – Намджун не отступает, потому как его вдруг очень сильно тревожит реакция Джиын. В груди кто-то болезненно ковыряется кочергой, и хочется броситься на этого паршивца и застрелить с арбалета. Но это не притихший Минсок, не молодая учительница. Виноватых вокруг нет. Возможно, если бы Намджун посмотрел в зеркало, то увидел бы причину внутренней сумятицы.       — Конечно, потому что ты поддаешься эмоциям, а это совершенно не к месту, – поучительно и даже немного сурово произносит Джиын, отчего мужчина шипит сквозь стиснутые зубы, боясь взорваться малоприятной тирадой, которая никому не поможет. Страницы карты шуршат в руках младшего брата, привлекая к себе внимание.       — Отдай сюда. Это наша единственная навигация, – гремит мужчина, не в силах сдержать весь накал злости неизвестного характера, и протискивает руку между сидениями, пытаясь отобрать книжку из чужих рук.       Вслепую это сделать не получается и приходится на пару секунд оторвать взор от дороги, чтобы осуждающе посмотреть на младшего брата и вырвать из его рук карту. В этот момент машина неожиданно для всех подскакивает, наезжая на что-то большое, а Намджун чуть было не теряет управление. Фургон проезжает еще добрых десять метров перед тем, как водитель жмет на тормоз и смотрит в зеркало дальнего вида. Посредине дороги на земле лежит что-то похожее на груду тряпок и мусора, но, присмотревшись, становится понятно, что это человек, грязный, поломанный, как шарнирная кукла, и до сих пор живой, несмотря на отметины от шин на рубашке. Это существо начинает шевелиться, пытаясь подняться на то, что осталось от конечностей, но выходит у него проблематично. И тут никаких сомнений не возникает ни у кого – под колеса фургона попал зараженный.       Намджун открывает дверь и выглядывает, наклонившись туловищем, чтобы оценить степень риска и опасности для себя и своих родных. Видно невооруженным глазом, что тварь лишилась способности ходить, так как ее голени сломаны из-за прямого удара о бампер машины, и все что ей остается – это продолжать ползать в попытке дотянутся до еды, издавать противные хрипящие звуки и клацать челюстями. Если честно, это зрелище выглядит беспомощно и даже жалко.       Мужчина решает проявить неожиданный акт милосердия, думая о том, что «это» когда-то было человеком. Оно смеялось, плакало, радовалось, грустило, жило своей скромной жизнью, пока в его дом не пришла новая «чума».       Ким старший выходит из машины, достает арбалет, уже машинально вставляя в него стрелу, и, не думая ни о чем конкретном, прицелившись, стреляет туда, где дергается голова зараженного. Прямое попадание по цели, и горемычные страдания существа сразу же прекращаются. Намджун стоит, чувствуя себя совершенно потерянно. Вся раздутая агрессия вмиг пропадает, а родные тихо сидят в машине, наблюдая за развернувшейся перед ними сценой, и от их молчания на душе становится чертовски одиноко. Киму тошно от самого себя.       Мужчина чувствует себя глупцом, смотрящим на оперение использованной стрелы, и думает о том, что не имеет права так расточительно тратить свои снаряды, которые, между прочим, на строгом учете. Придется подойти к трупу слишком близко, чтобы с горем пополам аккуратно достать из него стрелу. В момент, когда Намджун отходит от машины, внутри него появляется опять смутное ощущение, что он где-то фатально ошибся, но, перебирая в уме все свои сегодняшние выборы, Ким не мог понять, какой из них был причиной этого зловонного предчувствия. Поворачивая время от времени голову назад, чтобы унять тревожность, Ким следил за машиной и поспешно шел к телу. Стрела вонзилась глубоко в кровавое месиво, где должен был быть человеческий нос. Закрыв нижнюю часть своего лица рукой, чтобы перекрыть доступ ужаснейшего трупного аромата к рецепторам, Намджун схватился за древко и потянул на себя, аккуратно прокручивая стрелу, чтобы не повредить наконечник. Тонкие кости черепа хрустели, вызывая рвотные позывы отвращения, но довести дело до конца для Намджуна теперь было принципиальным.       И вот наконец-то получилось – окровавленная стрела оказалась в руке мужчины, как своеобразный трофей за все его старания. Что же, именно ее он и заслуживает. Ким выпрямил затекшую спину, хрустя суставами, и облегченно выдохнул, давая себе секунду, чтобы собраться перед возвращением к машине. Сейчас Намджун выбросит вон все уныние и злость, извинится перед Джиын, потреплет брата по макушке и вывезет родных из глухого леса на какую-нибудь трассу, а там уже обязательно что-нибудь придумает.       Возможности осуществить это все ему не дают. Глаза засекают движение, которого быть не должно ни под каким предлогом; Ким сразу вертит головой, не веря в происходящее, хотя пора бы уже уяснить, что зараженные очень редко ходят по одному. Твари тихо притаились среди деревьев и наблюдали за человеком и машиной, словно боясь быть замеченными и желая использовать элемент неожиданности. Намджун замер, опасаясь издать лишний шум, и осторожно повернул голову к фургону, надеясь, что его худшие догадки ошибочны. Но правда куда страшнее: зараженные были везде, они сливались с зеленью, срастались с деревьями и становились неотъемлемой частью нового леса. Из-за каких-то неведомых причин монстры не спешили нападать и продолжали играть со своей жертвой в гляделки секунды напролет. Ким не может больше бездействовать, но ничего путного в голову не приходило, кроме того, что надо бежать и спасать свою семью. Если бы он мог, то оставил бы себя на растерзания, лишь бы дать шанс на будущее Джиын и Минсока, но, к сожалению, больше никто из них не умел водить и правильно держать оружие, чтобы отдать в качестве жертвы Намджуна.       Пусковым механизмом стали ожившие зараженные, которые, кажется, поняли, что добыча может сбежать. Те, что находились ближе всего, не выдержали первыми и бросились к Киму, ничего больше не видя перед собой. Мужчина сорвался с места, понимая, что времени целиться и выпускать драгоценные стрелы, убивая по одному противнику, у него нет. Ему бы добежать до водительского сидения, закрыть дверь, повернуть ключ зажигания и в попытке утихомирить головокружение не вписаться в какую-нибудь старую сосну. Первые пункты получается выполнить с большим успехом, фургон заводится со второго раза, Намджун переключает передачу за передачей, нажимает на газ, чтобы разогнать старую колымагу, и одновременно с этим объезжает зараженных, хотя некоторые все же попадают под бампер и отлетают в стороны. Он видит перед собой тропу без какого-либо покрытия – только неровно уплотненная земля с горками и ямами, и очень надеется, что эта дорога выведет их хотя бы куда-то. Уже без разницы куда.       Педаль вдавливается в пол, ногу сводит судорогой, а мотор недовольно рычит от резкого срыва с места, но не подводит. Опасность чуют и собаки в клетках под брезентом, начиная громко лаять и скулить от страха и агрессии. Их суетливые звуки привлекают внимание еще больше, и Намджун наблюдает через зеркало заднего вида, как зараженные ускорились, не оставляя в покое уносящийся вдаль по ухабам транспорт. На такой «трассе» особо не разгонишься, поэтому оторваться получится только, если удастся выехать на более-менее сносную дорогу, а пока что мужчина, сцепив крепко зубы, старается объезжать самые крупные, как озера, ямы, чтобы машина не увязла в них, не перевернулась и не заглохла.       Джиын, сидящая на заднем сидении, что-то без умолку лепечет Минсоку рядом, который лег туловищем на заднее сидение и положил голову ей на колени. Во всеобщий шум вплетается нестерпимый лай, слышимый в радиусе километров тишины, и бессмысленный голос разума, пытающийся составить хотя бы какой-то план действий. Ничего не получается, гомон нарастает и нарастает так, что аж уши закладывает, один глаз начинает непрерывно дергаться, и вечно спокойный и флегматичный Намджун не выдерживает.       — Заткнитесь все! – выкрикивает он скорее не из-за злости, а собственной беспомощности. Но если родные его слушаются, то лай никак не угомонишь простыми словами. Животные чувствуют близкую угрозу от тварей, преследующих их, и до смерти напуганы происходящим. — Эти собаки сейчас лучше любого радара. Как их заткнуть?       — Я не знаю, – ровно отвечает ему девушка, буравя своим чистым и прямым взглядом, отчего мужчине сразу же становится совестно за свое поведение. — Возможно, мы сможем уйти от погони, как только начнется асфальт.       Замечание Джиын дельное, и Намджун решает сосредоточиться только на дороге и вновь смотрит в зеркало, следя за тем, насколько далеко зараженные и как их много. Его прогнозы неутешительные, так как хоть и получилось оторваться на несколько десятков метров, но из-за громкого лая множества четырехлапых товарищей твари, которых стало значительно больше, не упускают из виду машину и продолжают ее преследовать. Единственный выход – это просто ехать вперед и надеяться на лучшее, которому сегодня, видимо, не суждено случиться. В какой-то момент Ким старший засматривается назад немного дольше и тут слышит женский вскрик:       — Намджун, аккуратно!       Голос Джиын срывается на писк, а сама девушка закрывает лицо руками, пытаясь хоть как-то спрятаться. Мужчина реагирует мгновенно, поворачивая голову и замечая прямо по курсу огромное поваленное дерево, которое полностью перегородило проезд. В последний момент Ким выруливает влево и тормозит немного резковато, отчего тела пассажиров и водителя движутся по инерции вперед. Намджун игнорирует боль в груди от врезавшегося в нее руля, внимательно осматривая упавшее так неудачно дерево на наличие лазеек и размышляя, сможет ли он сдвинуть его с места и оттянуть. Это был большой разлогий многолетний дуб с объемной разветвленной кроной и вывороченным из земли корневищем. Что его подкосило – непонятно, но убрать его с пути голыми руками дюжина человек не смогут, что уже говорить об одном, хоть и очень сильном мужчине.       — Уходим, поторапливайтесь, – сурово сказал он, не лелея пустых надежд, ведь времени на это попросту нет, и хватает оружие и сумку.       — Куда мы пойдем? – спрашивает встревоженный Минсок, становясь на ноги и закрывая за собой дверцу, пока Джиын проверяет наличие аптечки под рукой. Ответа на вопрос не последовало, поэтому подросток задал второй. — А что мы будем делать с собаками?       Намджун понимал, что его сегодняшние выборы достаточно жестоки, и знал, что другого выхода нет, ведь его основной целью оставалась защита близких. Его мотив был чист и невинен, поэтому любые средства в глазах мужчины были хороши. Он бы сжег все мосты, оставшись на одном берегу с противником, лишь бы к его семье не подобрались. Поэтому после принятого решения в нем не остается ни капли сожаления и никаких порывов ветра сомнений.       — Мы им уже не помощники, – еле слышно отвечает Ким старший, залезая в кузов и сбрасывая брезент на землю. В его руке ключ от клеток, и все четко осознают, что именно он собирается сделать, чтобы одновременно избавиться от источника шума и отвлечь приближающихся тварей. — Теперь каждый сам за себя.       Открыв настежь дверцы клеток, мужчина не стал ждать, когда собаки побегут за ним: он соскочил на землю и поспешил к своим родным, чтобы увести их подальше от животных. Джиын легко принимает решение взрослого мужчины и без слов понимает, что ей надо предпринять, обнимая Минсока и отворачиваясь от фургона. Намджун идет наугад вперед в лесную чащу, лишь бы скрыться от зараженных и выиграть хоть немного времени.       — Ты отдашь собак на растерзание? – не унимается Минсок, которого за руку пытается оттащить Джиын, чтобы заставить убраться вон из машины.       — Они убегут, – спокойно говорит Ким, останавливаясь, чтобы строгим взглядом одарить младшего брата, но это не помогает в их немом состязании.       — Они умрут, – непоколебимо и быстро исправляет чужую фразу подросток, сложив руки в замок перед собой и в негодовании сдвинув брови на переносице. Его взор мечется от брата к учительнице, но ни в одном из этих двух близких людей парень не находит ни капли поддержки.       — Минсок, мы тоже умрем, если не поспешим.       Сложно сказать, что именно подействовало на Кима младшего: грозное предсказание скорого будущего или же доносящийся до ушей рык приближающихся зараженных. В любом случае Минсок сдвигается с места, ведь им действительно надо бежать хотя бы куда-нибудь, и идет вслед за Джиын, чему невероятно радуется Намджун. Они прибавляют шаг, ускоряясь и переходя на бег, чтобы затеряться в густой листве от тварей, сосредоточенных на разбегающихся в разные стороны громких собаках. Ким старший держит арбалет наготове, вглядываясь вперед, пока рядом бегут девушка с подростком, стараясь издавать как можно меньше звуков. Но ветки с листвой все равно шуршат, трава под ногами ломается, а ботинки нещадно скрипят, и все эти минимальные по громкости звуки разносятся по округе, так как были ей чужеродны. Намджун не переставал ускоряться, прислушиваясь к шагам родных, картинка перед его глазами плясала зеленым месивом, пульсация на виске учащалась, пот стекал градом по мужскому телу от перенапряжения и волнения. Ким старший часто оглядывался назад, чтобы разглядеть погоню, но из-за быстрого движения и сбитого дыхания ничего точно разобрать нельзя было.       В итоге он остановился за большим кустом диких ягод, который сумел спрятать в своей густой листве всех троих человек и еще немного поколоть их длинными иголками, и, приложив указательный палец к губам, дал знак создать идеальную тишину. Минсок закрыл рот ладонью, чтобы не дышать слишком громко; Джиын же держалась рукой за подростка, словно это понижало уровень ее переживаний за него. Лес продолжал жить своей жизнью: ветер говорил с деревьями, птицы с небом, а собаки с зараженными вдалеке. Никаких посторонних звуков преследования, чужого рычания или подозрительного хруста веток не было, отчего Намджун смог намного легче вдохнуть воздух.       Опасность никуда не исчезла, но у троих затерявшихся в лесу людей получилось хотя бы оторваться от нее. Следовало и дальше быть максимально осторожными и не забывать, что тишина – не равно безопасность, ведь твари тоже умеют молчать. Ким опустил оружие, решив, что никому не помешает минуту перевести дыхание перед тем, как продолжить путь. Минсок до сих пор смотрел на него с осуждением, не в силах простить предательство собак. Глаза девушки были полны печали и понимания, и недолгого взора на них хватило, чтобы Намджун понял, что не одинок. Его обросшее каменной броней сердце забилось чаще от этого факта, а ноги рвались дальше искать спасение.       К сожалению, как мы уже с вами выяснили, безопасности не существует. Все произошло за секунды, и иллюзия избавления от преследователей разбилась вдребезги, словно хрупкая ваза о кухонный кафель. Намджун как раз отворачивался от семьи, чтобы осмотреться и понять, куда лучше направляться, как темная тень бросилась прямиком на него. От быстрой смерти за считанные секунды, которая могла бы наступить от когтей и зубов твари, мужчину спасла молниеносная реакция и бесчисленные часы стрельбы из арбалета. Ким сумел возвести оружие и выстрелить в движущегося зараженного на расстоянии нескольких метров. Еще бы мгновение, и такой возможности не было бы. Противник упал с громким клокочущим звуком на землю, сраженный стрелой в грудную клетку. Он издал громкий низкий крик, и тут же из-за деревьев показалось остальное его так называемое «племя». Это были уже другие зараженные. Видимо, весь лес кишел ими, отчего у Кима по спине пробежал холодок. Намджун снова пришел к выводу, что стрелять и тратить на это время бессмысленно. Нужно снова бежать без оглядки, но теперь полагаясь только на свои две ноги.       Завертев головой, мужчина увидел еще десятки зараженных, которые неспешно прогуливались в направлении людей, чей запах был прекрасно слышен всем голодным и манил к себе. Нужно бежать, пока все пути не были отрезаны, поэтому Ким старший схватил брата за руку и сорвался с места, зная, что Джиын не будет отставать. Он не щадил стопы, колени или легкие, сейчас было не до этого. В голове метались сотни идей, как поступить дальше, но ни одна из них не помогала выбраться из ситуации живыми. Придумать ничего дельного не представлялось возможным, так как в этот раз отвлекающие маневры закончились, а твари преследовали своих жертв по пятам. Пока что получилось немного вырваться вперед, но долго ли можно бежать без остановок и воды, не сбавляя темп? Не надо быть бегуном, чтобы понять, что время – это очень даже ограниченный ресурс для подобной физической нагрузки.       Ветки больно бьют кожу хлыстами, создавая тонкие порезы, стопы горят синим пламенем, перед глазами пляшут веселые огоньки, сердце колотится в горле, а звук дыхания резонирует в черепной коробке, выбрасывая оттуда все мысли. Намджун чувствует себя загнанной ланью, в черных глазах которой только страх и предчувствие скорой смерти. Его оружие бесполезно при отсутствии маломальской дистанции и устойчивости, да и если бы все-таки получилось прицелиться, то рука ходит ходуном и в любой момент подведет своего хозяина. Чем дальше в лес, тем больше мрачные оттенки берут верх в цветовой палитре и вселяют неуверенность в людей. Смогут ли они отсюда выбраться? Или их вместо зараженных убьют плохие навыки выживания в диких условиях?       Твари уже совсем близко: от их рычания на затылке встают волосы дыбом, от зловонного запаха першит в горле, а шум вызывает вполне реалистичные миражи. Они не планируют отпускать добычу, словно играясь с ней в кошки-мышки, и Ким пытается придумать какую-нибудь уловку, отвлекающую их внимание. Но ничего, к огромному сожалению, не приносит должного результата. Ни тишина, ни прятки, ни брошенная на землю куртка не отвлекают пронырливых хищников, которые слишком долго голодали. Намджуну остается надеется на то, что удастся выбрести на какую-то трассу или поселок, чтобы спрятаться в пустой хижине и затаиться, полагаясь на всевышние силы.       Непроглядный лес выплевывает нежелательных гостей на просторную поляну, и свет тут же режет глаза, подбадривая своей яркостью. Мужчина понимает, что под лучами зараженные станут медлительными и вялыми, и его воспрянувший дух движет уставшим телом вперед с новой силой. Мысли замедлились в своей неистовой истерике и разрешили разложить себя по полочкам. Минсок с Джиын немного отставали от Намджуна, хоть и старались изо всех сил угнаться за ним, и когда тот замечал подобное, то немного тормозил, боясь потерять из виду родных. Как и предполагалось, твари на мгновение остановились на краю лесной чащи в густой тени, но не оставили своих попыток нагнать трапезу и вышли на солнце. Их движения казались заторможенными и рваными, но расстояние между ними и людьми все еще недостаточно, чтобы зараженные смогли потерять человеческий запах и присутствие живых поблизости в целом.       Ким старший знал, что это шанс, который следует использовать по максимуму, так как впереди опять темная чаща, в которой их преимущество исчезнет. Он как следует поднажал до гула в стопах, и его примеру последовали подросток с учительницей, чтобы пролететь арбалетными стрелами через луг и затеряться в изобилии ароматов рощи. Еще немного и, возможно, удастся спастись от погони. Впереди не было тварей, истекающих слюной, где-то недалеко должны начинаться деревни, в которых таились как опасности, так и возможности.       В тот момент, когда Намджун размышлял, что было бы хорошо раздобыть машину, случилось непоправимое: Джиын издала короткий вскрик и рухнула со всей силы в высокую траву. Мужчина, потеряв нить здравого смысла, развернулся и бросился к ней и обеспокоенному сидящему на коленях Минсоку, пытающемуся хоть как-то помочь. Девушка держалась руками за лодыжку, сжав губы от пронзившей ее ногу невыносимой боли. Ким старший аккуратно убрал ее ладони, чтобы осмотреть поврежденное место, пусть времени на это и нет. Лодыжка оказалась неестественно раздутой, приобрела синеватый оттенок, а при касании к ней, Джиын громко вдохнула воздух от новой резкой вспышки неприятных ощущений. Сомнений не было, это растяжение связок голеностопа с отеком – частая травма у спортсменов, женщин, которые обожают каблуки, и просто неуклюжих личностей. И сейчас она была особенно не кстати. Ким старший в прошлом сам страдал от подобных увечий из-за пристрастия к спорту.       — Полезай мне на спину, – кажется, что выхода нет, но Намджун быстро его находит, надевая рюкзак впереди себя и садясь на корточки перед пострадавшей, чтобы она смогла забраться на него. С дополнительной ношей передвигаться уже тяжелее, но мужчина не жалуется, понимая, что это приятный сердцу вес.       Они с Минсоком пересекают оставшуюся часть поляны и, несмотря на возникшие затруднения, все-таки увеличивают дистанцию между собой и преследователями. Темень густого леса вновь пожирает их, но другого варианта у троицы нет. Если бежать, не меняя траекторию, рано или поздно выбранный путь к чему-то тебя приведет.       Намджун уповал на то, чтобы это был малонаселенный поселок с ездящей машиной или асфальтированная дорога, на которой можно отобрать у парочки зараженных средство передвижения. Конечная точка назначения исчезла вместе с Хосоком и легковым автомобилем друзей, и в будущем надо будет выбрать новую цель. Ким старший не мог думать обо всем сразу, хоть и пытался. И бег внезапно подействовал, как старая привычка родом из детства, когда тренировка помогала унять мозговой шторм. Если не вспоминать, что существует приличное количество тварей за спиной, то происходящее можно было бы назвать даже славным. До определенного момента.       Внезапно неприятность случилась уже с другим близким человеком. Все это время Минсок старался соответствовать скорости и темпу старшего брата, он не хотел быть ущербным и привлекать к себе лишнее внимание, поэтому выкладывался по максимуму, забыв о кое-чем важном – его болезнь никуда не исчезла и коварно дала знать о себе именно сейчас. Хотя удивляться совершенно не надо, ведь на лицо множество триггерных факторов: холодный воздух, стресс, разнообразие лесных запахов и, в конце концов, нехилая физическая нагрузка.       Намджун замечает ухудшение состояния младшего брата не сразу. Громкое дыхание с хрипом и свистом уже невозможно игнорировать, Минсок отстал и буквально заставлял себя бежать, невзирая на удушье. Он старался делать ровные вдохи и выдохи, борясь с недугом, но это давалось с невероятно большим трудом, и становилось только хуже. Мужчина пришел в настоящий ужас от понимания происходящего и тут же остановился, аккуратно опуская Джиын на ноги. Только не сейчас! Какой же он дурак, раз забыл, что подобная активность может легко спровоцировать очередной приступ астмы. Бежать дальше Минсок не сможет, как бы сильно ни хотел, и Намджун, поддавшись волнению, прижимает младшего к себе, будто пытаясь излечить своими грубыми объятиями и спрятать от всевозможных опасностей.       — Брат, я задыхаюсь, – еле выговаривает парень, пытаясь выдохнуть воздух, но спазм сковывает дыхательные пути все больше и больше, отчего у Намджуна болезненно сжимается сердце. Этот порочный круг повторяется каждый раз, затягиваясь удавкой вокруг горла подростка. Собственный организм становится противником и пытается убить сопротивляющегося парня, забавляясь его попыткам вырваться из плена.       Минсок сразу бледнеет, покрывается холодным потом и упирается руками в колени, чтобы хоть как-то унять головокружение и занять устойчивое положение. Его приступ удушья не собирался покидать тело так просто и во всей красе показывал, что у подростка не существует ни единой возможности спрятаться от болезни. Грудная клетка парня свистит не хуже духового инструмента в тот момент, когда Джиын в попытке хоть как-то укрыться от зараженных утаскивает за рубашки двух братьев за ближайшее дерево.       — Быстрее, ингалятор, – шепчет еле слышимо старший Ким, но в его руке уже оказывается лекарство до того, как он произносит последний слог. Девушка держала средство скорой помощи в быстром доступе и сразу поняла, что произошло. Намджун немедля подставляет мундштук устройства ко рту Минсока, и тот обхватывает его губами, беря в руку ингалятор и при вдохе нажимая на верхнюю часть корпуса. Он проделывает это несколько раз, чтобы нужная доза аэрозоля попала в легкие. Через несколько секунд подростку становится легче, но приступ не проходит бесследно. Минсок бледный, слабый и еле стоит на ногах.       Намджун теряется, и его мысли разрывает только один вопрос: Кого ему нести? На одной стороне весов находится Джиын с болезненной травмой, из-за которой ступать на одну ногу почти невозможно, а на другой – младший брат с очередным приступом злосчастной болезни. Им обоим любые физические нагрузки теперь строго запрещены, это понимают все, но никто не может придумать ничего стоящего, так как спина у Намджуна, к сожалению, только одна. Никто, кроме Джиын.       — Намджун, ты должен понести Минсока. Я пойду самостоятельно, – говорит свое решение девушка спокойным, но тонким, как тростинка, голосом. Она всегда казалась Намджуну слишком хрупкой и ранимой для работы учителем. И только, познакомившись ближе, он осознал, как ошибался. Эта женщина была сильнее его в сто крат, она была готова ради близких так же, как и Ким, на все. Именно она во время начала апокалипсиса в автобусе убила зараженного школьника, защищая Минсока, она выслушивала все мысли Намджуна, давала свои советы, рассказывала обо всем, что слышала и видела, и поддерживала любые затеи. Она бы предала всех ради этих двоих, и, по сути, сделала это, когда не вышла из машины вместе с Хосоком. И сейчас она опять проявляла стойкость своего характера. Намджун знает, что подвернутая лодыжка – это адская боль, и если напрягать ногу, то можно так и не восстановить ее до конца жизни. И сейчас он как никогда восхищался смелостью и силой духа Джиын, не смея ей перечить и противиться.       — Я против, – внезапно возникает Минсок и сбрасывает руку старшего брата со своего плеча, отходя на несколько шагов. Враждебный взгляд подростка, предназначенный обоим взрослым, проецировал все его мысли от злости до непонимания, каким образом парень вообще оказался посреди глухого леса. И вот очередное странное решение, принять которое сил не осталось, ведь Джиын до сих пор была не просто учительницей.       Намджун сделал попытку подойти, но младший брат сразу пресек ее, продолжая пятиться. Рев зараженных был все ближе и проверял на прочность нервы старшего Кима, готового в очередной раз за день сорваться на крик. Начало ссоры остановила девушка, решившая взять все в свои руки. От нее Минсок не убегал, поэтому она смогла спокойно к нему подойти, игнорируя наличие травмы и ласково погладить по макушке. В голове подростка ожили воспоминания тех времен, когда подобное действие с ним проделывали каждый день. На уроке, когда мальчишка забывался в мечтах, уставившись через окно на спортивную площадку, на которой никогда не сможет заниматься в полную силу, молодая учительница трепала его волосы и возвращала таким образом в реальность. Сейчас было то же самое, спокойствие по привычке поселилось в грудной клетке, глаза приковались к безмятежному нежному девичьему лицу, и теперь Джиын могла говорить что угодно – Минсок на все согласится.       — Дорогой, ты можешь задохнуться, а вот мою ногу можно будет подлатать, так что не противься и будь послушным, – она произносит слова ласково и уверенно, давая понять, что они не терпят возражения. Ее сладкий голос и миловидная внешность обманчиво говорят о наивности и невинности, хотя за этим фасадом скрывается стойкий человек. — Помнишь, как в школе: что мы говорим плохому настрою?       Минсок хоть и был пленником привлекательной внешности, но всегда, как и Намджун, смотрел в самую суть и видел ее так ярко, как при солнечном свете. Возможно, из-за этого они и влюбились в одну и ту же девушку среди сотен не менее красивых других. От этой исходила определенная энергия, решимость и строгость. Джиын жила без боязни за себя и свои решения, которые принимала быстро и без оглядки, чего не хватало многим в этом мире.       — Не сегодня, – отвечает подросток, кивая сам себе и давая понять, что все осознал. Он бы мог продолжить спорить, повысить голос и с пеной у рта доказывать свою правоту, но ситуация не терпела бы таких вывертов. А подставлять под угрозу родного брата и предмет первой влюбленности не очень-то и хотелось.       — Умница, – Джиын последний раз чутко провела по волосам не первой свежести и заботливо надела на чужую голову капюшон толстовки. Ее действия машинальны, но из-за этого не переставали быть пропитаны истинной нежностью, которую вызывал этот славный и умный ребенок. Девушка, не теряя больше времени, развернулась лицом к замершему на месте Киму старшему, который боялся влезать в разговор и старался за это время утихомирить свой нрав. Поддавшись интуиции и какому-то внутреннему женскому чутью, Джиын знала, что нужна мужчине, поэтому подошла интимно близко и положила голову ему на плечо, даря себе несколько секунд наедине с любимым.       — Намджун, не волнуйся. Я справлюсь, вы для меня уже как семья, поэтому это мой вклад в общее дело, – когда она говорила, ее слова вместе с дыханием ложились мягкой наволочкой на загоревшую кожу шеи и вызывали настоящий душевный трепет, прогнав все негативное поганой метлой. — И не злись понапрасну, пустые эмоции ядовиты для твоего сердца.       Ким старший прикрыл глаза, пропуская через себя все, что было вокруг: солнечный свет, свежесть зелени, приглушенный рык зараженных, хруст травы под ногами младшего брата и теплое, как пух, дыхание девушки. Он не мог не поцеловать ее, хотя бы на одно мгновение забыться и отдать ей часть себя. Его смоченные впопыхах слюной губы уткнулись в прохладную щеку девушки, оставляя после себя румянец. Это все, что можно было подарить в условиях смертельной погони, находящейся за спиной. Джиын не смогла не хихикнуть, будто они на первом свидании гуляют в парке, а не стоят в лесу с горой нерешенных проблем, а после оторвалась от тела мужчины и принялась разминать ногу.       Намджун приблизился к младшему брату, который тактично отошел и не подглядывал за моментом единения, и сел спиной к нему на корточки, чтобы тот сумел взобраться. Минсок так и сделал, обхватив чужие плечи, пока старший брат поднимал его, поддерживая под коленями. Подросток восстановил дыхание, чувствуя свои всепоглощающие беспомощность и стыд в сложившейся ситуации.       Намджун понимает, что до сих пор их не догнали только благодаря чуду, на которое рассчитывать слишком долго, увы, нельзя. Но все же он бросает многозначительный вопрошающий взгляд на Джиын, как бы в очередной раз спрашивая, все ли у нее хорошо, а та утвердительно кивает и подталкивает его продолжить внеплановый забег.       В этот раз скорость их троицы значительно снижается: Джиын старается изо всех сил передвигаться как можно быстрее, но получается, мягко говоря, плохо; Намджун тоже ощущает себя не лучше всех, а скорее ассоциирует себя с загнанной лошадью, но жаловаться даже не планирует. Он не отходит далеко от девушки и дает ей опереться на свою руку время от времени. Как отвратительно чувствует себя гордый Минсок, мы можем только догадываться. По пути девушка выбрасывает свой рюкзак, чтобы снизить нагрузку, так что из вещей остается только одна сумка, которая продолжала висеть спереди мужчины. И если бы была возможность, то Намджун бы тоже выбросил ее, но времени на лишние действия не было.       А лес не спешил заканчиваться, расширяя свои владения до неизвестных масштабов. Ничто никак не могло помочь отделаться от тварей, которые пользовались вовсю своим превосходством и очень быстро нагоняли жертв. Никто не хотел оборачиваться назад, чтобы увидеть преследователей, чье рычание уже стало фоновым шумом. Еще немного, и чужие зубы вопьются в плоть. Этот день казался бесконечно долгим, и в один момент Намджуну даже подумалось, что другой жизни и не существовало. Он бежал так с трепещущим от страха сердцем от своих кошмаров с самого рождения, только теперь они обрели физическое тело и могли буквально разорвать ему глотку. Мужчина привык игнорировать боль в стопах, ощущение горячей лавы, стекающей по стенкам дыхательных путей, острого лезвия в левом боку и пляшущих в диком круговороте бликов. Будь он один, то давно бы дал себя поймать и исчез из этого мира. Но нет, он не может сдаться так просто.       За подобными размышлениями Намджун продолжал преодолевать метр за метром, даже не имея возможности расчищать себя путь от колючих веток и острых листьев, так как его руки держат ноги Минсока. Ощущение чего-то липкого и мокрого над правым глазом ничуть не удивило, рассекшаяся бровь – меньшее из зол. Все лицо в царапинах и пощипывает, но и это остается без должного внимания, когда тебя по пятам преследует смерть.       Бежать становится все труднее, и Ким, быстро оглядывая в очередной раз пространство впереди, видит сбоку еле заметную заросшую тропу, рядом с которой лежит много сухих листьев. Решив, что лучше двигаться по когда-то протоптанной дорожке, Намджун обходит небольшую поляну, и поворачивается, чтобы не потерять немного отставшую Джиын.       Девушка спешит как может, глядя на ждущих ее парней, но она не видит дорожки, не обращает внимание на листву и бежит, прихрамывая, прямиком к Намджуну, чтобы не заставлять его долго ждать. На ее губах слабая улыбка, хотя мужчину не обманешь – он видит в уголках женских глаз спрятанную ото всех за призрачной надеждой физическую боль.       Ты никогда не знаешь, что может случится завтра, вечером, через час, минуту или же ту же секунду, которой достаточно для того, чтобы изменить жизнь на сто восемьдесят градусов. Каким бы хорошим шахматистом ты ни был, предугадать все, избежать нападений, неприятных ситуаций и потерю важных фигур полностью невозможно. Случай все равно победит и смахнет всех пешек на пол, после этого хлопая в ладоши. Но люди продолжают не замечать того факта, насколько хрупкой является их жизнь, строя долгосрочные планы, радуясь новым возможностями и продолжая ходить по краю, играясь в удачу с судьбой. Их не изменить, и никакая высокая степень тревожности не облегчит их существование и не позволит избежать всего, а только усложнит.       Может случиться все, что угодно, и оно случается в следующее мгновение, когда при шаге вперед зыбкая почва уходит из-под ног девушки. Джиын стремительно летит в открывшуюся перед ней бездну, исчезая из виду. Намджун, кажется, прирастает ногами к земле и превращается в одно из старых деревьев. Его мозг не успевает обработать информацию, полученную от органов восприятия, он отказывается работать и зависает, оставляя табличку «тех-обслуживание». Громкий звук режет ножом барабанные перепонки, и только потом мужчина понимает, что это его голос истошно рвет связки. Этому звуку вторит другой, немного выше, но не менее душераздирающий. Нет дела до приближающихся зараженных, когда все тает на глазах, теряя смысл своего существования.       Намджун надеется, что ошибся и его догадки глупы, и девушка сейчас выберется из небольшой ямы, которую размыло дождем. Мужчина бросается вперед, чтобы заглянуть вниз, забыв о наличии младшего брата на спине, и страшится того, что может там увидеть, ведь Джиын так многословно продолжает молчать.       Увиденная картина навсегда отпечатывается на коре головного мозга в темно-зеленых тонах леса, сожравшего навсегда невинную душу. Образ является Намджуну, как только веки закрываются, со всей красочностью и контрастностью цветов. Эта волчья яма стара, как мир, редко использовалась оставшимися старожилами и теперь пребывает откровенно в плохом состоянии, но функцию свою выполнила отменно. Среди черной грязи, пожухлых листьев, колючих веток на дне углубления текут ярко-красные ручейки девичьей крови, беря свое начало в бледном подрагивающем теле.       Заостренные деревянные пики забили на дне ямы много лет назад, создав восхитительно смертельную ловушку для поимки агрессивных животных и невинных людей. И несколько из них впились своими зубцами в упавшую с высоты прямиком на них девушку. Бесповоротно и трагично. Кожа разорвалась под натиском острия, как тонкая бумага, падая в этой неравной борьбе первой. Джиын дышала поверхностно и прерывисто, смотря вверх на колышущиеся зеленоволосые кроны деревьев и безоблачное ясно-голубое небо. О чем она думала в тот момент? Кого хотела увидеть и что сказать? Наверное, в глубине души женщина видела возможность спасения других и именно из-за этого облегченно вздыхала, не замечая распирающей боли и чрезмерной слабости.       В состоянии шока Намджун не смог контролировать свое тело, рухнув на колени возле ямы и освободив Минсока, орущего и бьющего его по спине. Он подполз к самому краю ямы, даже не думая о том, что может свалиться следом за девушкой. В его голове роились варианты того, как же ее вытащить, где найти веревку и достаточное количество бинта, чтобы перевязать раны. На фоне неистово звал по имени Джиын младший брат до хрипа в горле. Он находился где-то рядом с Кимом старшим, ползал, как и он, по земле, протягивая руки к своей первой любви, чтобы та смогла ухватиться за них и подняться наверх, и плакал навзрыд, ничего не видя перед собой. Но для Намджуна это все стало не имеющим значения фоном, так как на него посмотрела своими нежными ласковыми глазами, обрамленными пушистыми ресницами, самая стойкая и сильная женщина, которая отвернулась от лица смерти и глядела на любовь, оставшуюся навеки жить в воображении. Ее взор был накрыт вуалью болезненной агонии, но Джиын дарила его Намджуну, словно пытаясь его запомнить и забрать это воспоминание с собой, как самое драгоценное, из этого мира в тот другой, неведомый. Ее розовые губы утратили свою сочность и яркость, что вытекали кровавыми реками, но из последних сил девушка шевелила ими, отчего по белой, как мел, щеке плыл еще один ручей.       Ким старший не мог отвести своих глаз от девушки, с которой собирался прожить еще много лет, он утратил дар речи, слух, способность двигаться, все унесла с собой Джиын, и не мог поверить в то, что происходило наяву. Рядом продолжал метаться Минсок, вырывая на своей голове волосы от безысходности, но его никто не замечал. Последнее, что осталось Намджуну и Джиын на Земле – это зрительный контакт, который ощущался таким близким и интимным, словно прикосновение оголенных душ, и его ни с кем не хотелось делить. Девушка коротко моргнула, передавая все невысказанные признания, чувства и привязанность человеку, у которого еще был шанс выжить.       Сознанием мужчина уже знает, что это необратимый конец, он не способен исправить ситуацию и возвратить время вспять, как бы сильно ни старался, но туловище отказывается двигаться. Ким старший не может уйти и оставить погибать мучительной смертью девушку на дне ямы. Происходящее убивает не только раненую лань, на которую похожа Джиын, но и ее спутника, наблюдающего за последними минутами жизни своей половины сердца. Намджун высыхает и превращается в немощного старика, способного рассыпаться пеплом и улететь по ветру, перестав существовать. Он так желает упасть вниз и лечь рядом с девушкой, взять ее за руку, убрать мокрые от крови волосы с лица, поцеловать в прохладные губы и пообещать навсегда быть рядом. От исполнения всего перечисленного его останавливает именно Джиын, на которой целиком и полностью сосредоточен Намджун. Всего остального не существует: ни пронзительного воя отчаяния родного брата, ни истошного голодного рычания зараженных, подобравшихся ближе некуда. Волнение и любовь на женском лице прочитал бы даже слепой. Девушка, несмотря на то, что кровь заполнила собой ротовую полость и стремилась удушить раненую, продолжала попытки что-то сказать, из раза в раз шевеля устами.       В конечном итоге, Намджун сосредоточивается на том, чтобы разобрать последнее послание, предназначенное ему. Это невыносимо тяжело из-за тумана перед глазами, опустившегося на мужчину, внутренней слабости и мрачной безысходности. И вот, наконец-то, получается прочитать по губам одно единственное повторяющееся бесчисленное количество раз слово, орущее в черепной коробке шепотом: «Бегите…».       Намджун прозревает и не выдерживает навалившегося на его пусть и сильные плечи ужаса. Его яростный громкий крик раздирает глотку, срывается, падает на дно пропасти и летит подстреленной птицей к опушкам деревьев. Мужчина не смеет ослушаться и, превозмогая слабость, любовь и желание рухнуть камнем вниз, впервые отворачивается от Джиын с пониманием, что больше ее не увидит. Среди зелени видны бегущие и разъяренные твари, видящие свою добычу так близко без каких-либо препятствий. Следом Ким находит своего младшего брата, лежащего без сил в метре от него и смотрящего в одну точку, что-то бормоча себе под нос.       Ватные ноги не слушаются, но Намджун заставляет их расправиться, руки безжизненными кнутами висят, но и тут сила воли их поднимает. Все тело сопротивляется человеку, решив умереть, а его не слушаются, толкают и пинают вперед. Зачем? Для чего? Почему? Ответ один – так сказала Джиын, и ее последнюю просьбу надо выполнить. Намджуну ничего не стоит поднять безвольное слабое тело Минсока и сделать то, что у него отлично получается, особенно в последние сутки – бежать.       Он оставил позади товарищей, машину, собак, бросил всех ради семьи, а теперь судьба сыграла с ним жестокую шутку, потому что пришлось бросить часть того, ради чего Намджун сражался. Последнее живое связывающие мужчину с реальным миром лежит в его руках и требует защиты. Все сузилось до того, чтобы спасти младшего брата. И Ким, сопротивляясь собственным сердцу и телу, дает слабину лишь единожды, остановившись на секунду и развернувшись назад, чтобы бросить последний взгляд туда, где его любовь уже лежала в могиле.       Это было ошибкой, выбивающей дух из груди мужчины, ведь на его глазах десятки тварей, уже добравшись к волчьей яме, падали гурьбой прямо вниз, увидев еле живую девушку. Они, не думая, срывались с края прямо на дно, придавливая своими тушами то, что осталось от Джиын. Крика отчаяния не слышно за звуками рычания и клацаньем зубов, но, скорее всего, девушка молчала до последнего, не издав ни звука. Намджун не может смотреть дольше секунды, но и это для него слишком долго. Поэтому он поворачивается спиной к происходящему, совершенно не думая о том, что Минсок все оставшееся время будет наблюдать отвратительную картину, пока они будут уноситься вдаль от места гибели их совместной с братом любви.       Подросток хочет закричать, чтобы и его разорвали живьем по суставам на части, но может только открывать беспомощно рот и хрипеть, как умалишенный, вцепившись руками в спину Намджуна до кровавых ран. Он пытается вырваться и броситься обратно к Джиын, но силы предают его после нескольких ударов кулаком по спине Намджуна, и совсем скоро Минсок теряет сознание. Ким старший же не видит ничего перед собой, умом он понимает, что несет брата, что надо спешить укрыться, что ситуация продолжает быть критической, но находится далеко от места событий.       В его голове восстали из пепла одни из первых воспоминаний о Джиын. Намджун тогда пришел на родительское собрание очень уставший и сел за заднюю парту, прямо как в школе во времена своей учебы. Никого больше не было, и мужчина подумал, что пришел слишком рано, а потом в класс зашла девушка, похожая на ученицу. На ней было милое кукольное черное платье с большим кружевным воротником и рукавами-буфами, внизу юбка была украшена красивой оборкой, а на талии сверкали перламутровые пуговки. Намджун потерял дар речи тогда, в первый раз, а потом сразу же во второй, когда эта девчонка заговорила с ним достаточно требовательным тоном о поведении Минсока. Оказалось, что эта школьница самая настоящая учительница, еще и с характером. Ей внезапно пришелся по вкусу угловатый юмор Намджуна, и они быстро нашли общий язык, а темой разговоров стал ученик и по совместительству младший брат Кима. С первого взгляда мужчина был очарован.       Он и сейчас видит перед собой в окружении деревьев и травы ту смеющуюся счастливую Джиын в черном платьице и с бантом из ленты в волосах. Он бежит к ней до открытых язв на ногах, несет ей бессознательного Минсока, чтобы она пожалела их, поругала и залечила раны как физические, так и душевные. Но сколько бы ни пересекал пространство широкими шагами Намджун, невзирая на противные колючие ветки и мешающую листву, четкий и долгожданный образ девушки все никак не приближается.       При очередном рывке почва из-под ног исчезает, и первое, о чем думает Ким старший, чувствуя облегчение, это то, что набрел на еще одну волчью яму. Но нет, он летит вниз кубарем по крутому склону, закрывая собой младшего брата и прикрывая его голову. Мучительные ощущения воспаляются бесчисленными огнями по всему телу, но это ничто по сравнению с душевной бурей, в которой заблудился Намджун. Никакие кочки не способны причинить ему по-настоящему значимые страдания и падать ниже уже некуда, хотя бренное тело и продолжает катиться, набирая скорость. Тупая боль нисколечко не отрезвляет разум, и голову поднимать совершенно не хочется, когда хоровод за закрытыми веками заканчивается. Намджун продолжает лежать, крепко зажмурив глаза и прижав к себе Минсока еще сильнее даже после того, как туловище перестало переворачиваться из стороны в сторону.       Неизвестно, сколько времени прошло, пока мужчина решил пошевелиться, минут пять или же целых полчаса. Конечности онемели и отекли, сопротивляясь команде двигаться, суставы вышли из строя, тело окоченело на холодной земле, но кое-как приходило в чувства под натиском воли. Вначале Намджун, продолжая лежать, огляделся вокруг и не увидел зараженных, ни скатывающихся со склона к людям, ни где-либо поблизости. К своему удивлению, мужчина обнаружил, что ноги принесли его к асфальтированной дороге, к которой он и полетел с братом в руках стремглав. Трасса была пуста и выглядела новенькой, а с правой стороны чуть дальше виднелся яркий блестящий дорожный указатель. Ким вернулся глазами к младшему брату и первым делом проверил его пульс. Минсок так и не пришел в сознание, но его сердце исправно билось и дыхание оставалось ровным.       На свое состояние Намджуну было плевать: его не смущали резкий дискомфорт в правом колене, теплая жидкость, залившая левый глаз и закрывающая обзор, многочисленные мелкие ушибы и ранения. Вся эта многогранная боль слилась воедино и перестала существовать для мужчины, который наконец-то поднялся на ноги и, прихрамывая, направился к столбу с указателем, чтобы сориентироваться в местности.       Даже не думая о том, что его могут заметить и увидеть в нем добычу, Ким вышел на дорогу и медленно пошел вперед, попутно вытирая грязным рукавом кровь с лица, чтобы иметь возможность прочитать координаты. В носу стоял запах пота, влажной земли и крови, а во рту был железный привкус последней. Надпись гласила, что до Тэгу осталось двадцать километров, а это примерно четыре часа дороги пешком. Новость не огорчила и не обрадовала Намджуна, медленно ковыляющего обратно к Минсоку. На самом деле он не чувствовал ровным счетом ничего и ни о чем конкретном не думал, когда вновь взвалил брата на себя и твердо встал на асфальт, поворачиваясь лицом к дороге, разделяющей лес на две части. Его не поглотила с головой скорбь, не утопила грусть в своем океане слез, не окутала мрачная апатия и не выбросило в бездну отчаяние. Внутри была пустота, сопровождающаяся противным писком давно утерянного сигнала.       Ким знает только, что оставаться тут они больше не могут и надо что-то с этим делать, бежать туда, где можно будет хотя бы на время укрыться. Быстро передвигаться не получается из-за перенесенных травм, истощения и дополнительного веса, но Намджун идет упорно без остановок, подхватывая крепче брата, казавшегося особенно миниатюрным в его руках. Он больше не оглядывается, понимая, что они не смогут сбежать от еще одной своры тварей, поэтому лишь твердо шагает, минуя дорожный знак, в направлении мегаполиса, который таит в себе еще больше бед, мучений и угроз, но является единственным доступным вариантом.       Мужчина не знает, куда еще можно податься, а на ум при взгляде на громкоголосое название города «Тэгу» приходит только одно место, где можно будет укрыться. Оно находится на окраине в малолюдном заброшенном районе, и адрес Ким помнит очень смутно, положившись целиком на зрительную память и слабую интуицию. За его спиной остались десятки трупов, чьи лица он хочет забыть навсегда, и одно из них принадлежит, собственно, ему.       Его труп остался лежать в волчьей яме. Ким Намджун мертв.