Patient Zero

      Вначале нужно преодолеть небольшой отрезок леса, выйти на старую дорогу, уже знакомую Чону с Чимином во время тренировок с оружием, и идти четко по ней. По словам Хосока, этот путь строили какие-то чеболи в 90-х годах к своим загородным особнякам очень долго и упорно на ворованные средства, но лавочку быстро прикрыла сменившаяся власть. Где-то впереди должна появиться заброшенная одинокая заправка, и вот там и будет спрятан мотоцикл в ожидании своего звездного часа. План заключался в том, чтобы преодолеть на громкоголосом транспорте половину отрезка дороги и оставить средство передвижения километрах в двадцати от города. Ранее Чимин указывал примерное расположение военной базы на карте во время общей трапезы, но это было буквально пальцем в стол, а иных сведений ни у кого не оказалось. Знаете, обычно месторасположение подобных объектов тщательно скрывается от гражданских и похожая информация засекречена под семью замками, поэтому сейчас Чонгуку приходилось довольствоваться тем, что имелось, и искать в обширном радиусе подозрительное здание, напичканное военными, оружием и техникой, надеясь, что его не застрелят, как перепуганного зайца в процессе прыжков по лесному массиву.       Сейчас они с Хосоком шагают по пустой дороге, перескакивая через глубокие ямы и выискивая впереди промежуточный пункт. Оказалось, что расстояние пешком предстоит немалое; мысль о том, что с каждой минутой цель все ближе, вселяла некое спокойствие. То, чего так долго ждал Чон, уже совсем скоро сбудется: он выполнит свое обещание, данное доктору Ли и, возможно, этим сможет помочь целому миру, а о таком мечтал каждый парень хотя бы раз десять в своей жизни, но отчего-то предвкушения или радости нет. Все его мысли возле спящего Чимина, и ничего с этим сделать не получается.       — Помирились с Кимом? – завязывает разговор Хосок, заскучавший от монотонной и молчаливой ходьбы.       — Типа того, не думаю, что мы ссорились, – Чон спешит вперед, ускоряясь, чтобы иметь возможность возвратиться обратно быстрее. Под боком мужчина напевает свои любимые песни по памяти, так как его колонка и телефон уже давным-давно разрядились, и заставляет младшего задуматься о том, как все сложилось и что было бы, не встреть он этого по ошибке доставленного в больницу парня. Оказался бы он на ферме? Смог бы добраться в Тэгу? Или же попался бы с Чимином старому товарищу Канджуна и дальше сидел в клетке? — Такое чувство, что я встретил тебя не случайно.       Хосок смеется звонко и срывает желтые одуванчики, выросшие на обочине, решив внезапно заняться флористикой и поддержать заигравшее в заднице детство, что уже было не впервой.       — Все в этой жизни – случайности, череда событий, которые трудно объяснить или предугадать. Все бежит само по себе, ты строишь планы, а они меняются самостоятельно, оставив из первоначального варианта лишь название. Я, видишь ли, тоже не хотел в тот день в больницу загреметь, – говорит парень, показывая философскую сторону своей громкой, простодушной и большой души.       Неизвестно по какой причине, но слова западают Чону в сердце, и он слушает, слушает и молчит, примеряя на себя, как одежду, каждое слово и вспоминая, какой он представлял ранее свою жизнь. Работа в хорошей клинике, жена, дом и собака – этого он хотел после школы. Развлечения, путешествия и подружка – этого в университете. А после – изолиния без каких-либо от нее отклонений, ни одного сердечного комплекса на экране аппарата, в момент планы перестали существовать, но Чон не переставал пытаться наладить быт и жить кое-как зачем-то. Работа, квартира и сон – это был его план до недавнего времени.       — Сейчас вспоминаю все, что было, смотрю назад и мне кажется, что это выдумка и не моя жизнь и вовсе, – Хосок смеется вновь от своих же слов, рассуждая наивно и просто о глубоких, непостижимых многим вещах, будто о прогнозе погоды на неделю. Но у Чонгука так же: все прошлое уже исчезло и не является частью жизни, оно отделилось засохшими лепестками и навсегда улетело в мусорку.       — Потому что и ты уже другой, – отвечает парень, понимая, что минувшее тоже не принадлежит ему самому, уже нет. Он постепенно перестал возвращаться туда ногами, стоять часами возле проданного дома, заходить в любимые заведения родителей, гулять на школьной площадке младшего брата, а затем и мыслями, жить воспоминаниями и кормить их своей энергией. Сейчас хочется лишь широко улыбнуться в ответ на довольную физиономию Хосока и еще немножко подумать о Чимине, в котором жизни было намного больше, чем в давно ушедших днях, запечатленных в памяти телефона.       — Ловишь на лету, – мужчина протягивает ладонь, и ему тут же дают пять без раздумий и колебаний. Им вместе легко и спокойно путешествовать, пусть они немного несуразны и не способны себя в полной мере защитить, но у чрезмерного веселья есть и свои плюсы. Например, забыть минут на двадцать о наличии апокалипсиса под носом и безрассудно собирать полевые цветы, которым все равно, что творится вокруг, пусть вымрет все человечество – они по-прежнему будут вырастать и цвести.       Чуть позже Чон вспоминает некую важную деталь, коей стоило бы поделиться заранее с новым напарником.       — Чимин говорил однажды вскользь, что сейчас на военных базах стреляют на поражение во всех без исключения, – как ни в чем не бывало оповещает младший увлекшегося плетением венка из одуванчиков Хосока, тут же роняющего свое недоделанное творение на асфальт с тонким вскриком.       — Круто, ты бы еще позже сказал, когда пуля бы летела мне между глаз, – старший все же поднимает самодельный головной убор и нагоняет Чонгука, не сбавляющего шаг.       — Я вспомнил только сейчас. Что, развернешься обратно теперь?       — Не-а, ну и ладно, что-то придумаем, – без терзаний Хосок легко принимает занятный факт и идет дальше, не видя причин для горестных страданий, ведь можно с проблемами разбираться по мере их возникновения, а пока что его основная проблема – это кривое плетение из стебельков одуванчиков.       В непринужденной и приятной обстановке они наконец-то добираются до заправки и находят спрятанный в маленьком помещении, что когда-то было кассой и жильем для работников, мотоцикл, с виду немного потрепанный, но рабочий. Полного бака бензина должно хватить на дорогу туда и обратно, а для этого мужчины остановятся и спрячут средство передвижения на расстоянии от предполагаемого месторасположения военной базы.       — Насколько это безопасно? – спрашивает Чонгук, тщательно осмотрев транспорт. Они решили сделать привал после утомительно долгой ходьбы, и поэтому старший разваливается на пыльных досках, поочередно закидывая в рот чипсы, мармеладки и запивая все водой, совершенно не думая о своем слабом желудке.       — Гарантий ноль, зато адреналина полные штаны, – говорит Хосок с набитым всякой всячиной ртом и уже готовым солнечным венком на макушке.       — Главное, чтобы не говна, – своими словами Чонгук ситуацию не улучшает, а лишь усугубляет. Картина маслом заставляет смеяться, ведь Хосок не может сдержать рвущийся из него смех, отчего цветочный головной убор съезжает набок, а разноцветные жевательные черви так и норовят вылезти наружу изо рта.       — А ты остряк, – еле отдышавшись и проглотив еду, отвечает мужчина, предлагая бутылку с водой Чону, а тот садится рядом, разглядывая местность вокруг, покрытую сантиметровой пылью, и уже чувствует усталость, будто это он простоял в помещении годы.        — Ты умеешь водить? – Чонгук широко зевает, продолжая наблюдать за чужими действиями и вдруг понимая, что он буквально сейчас доверяет свою жизнь в руки безбашенного парня, с огромным рвением начинающего разминаться и приседать перед ним, готовясь к важной миссии.       — Ну прав у меня нет, но практика имеется. Так что будешь держаться крепче, – подмигивает ему Хосок, но ничего уже не взволнует душу Чона, поэтому он лишь прикрывает глаза, надеясь поскорее закончить путешествие и узнать всю недостающую информацию о страшной болезни, убивающей сотни тысяч людей.       — Спасибо за предупреждение.       Через минут десять инструктажа от чрезмерно взбудораженного предстоящей поездкой Хосока, выкатившего мотоцикл на дорогу, Чонгук садится позади мужчины, хватаясь за его талию и вслушиваясь в рев мотора, и они несутся вперед, кажется, срывая верхний слой гравия следом за собой. Гул ветра и мотора забирает способность слышать, парень закрывает глаза, четко ощущая, как разрезаются потоки воздуха перед ними, и ловя пальцами ощущение, что они летят сквозь пространство и время навстречу чему-то неизведанному.       Совсем скоро он привыкнет, посмотрит на небо и даже будет трогать плотный воздух, текущий между пальцами, получая удовольствие от происходящего, опьяненный скоростью и эмоциями. Он и не заметит, как пролетит время и останутся где-то позади все услышавшие их зараженные, не способные нагнать железного зверя, и они доберутся к нужному местоположению, даже немного расстроившись, что их полет сквозь галактики закончился так скоропостижно. Пора прятать транспорт и возвращаться в реальность.       Перед парнями пустая узкая дорога, так как они добирались отнюдь не главной трассой, и непроглядный лес, а за ним, всего через километров пятнадцать, начинается густонаселенный пригород, кишащий угрозами на каждом углу. Теперь предстоит не заблудиться в незнакомых дебрях и найти предполагаемое место, где им смогут помочь, наверное. Отметив на карте очень расплывчато участок, который надо прошерстить, и месторасположение их мотоцикла, спрятанного в кустах и накрытого сломанными ветвями, мужчины двинулись вдоль дороги по тихой местности.       Ничего не предвещало беды, как вдруг раздался знакомый щелчок, и в спину Чона уперлось дуло пистолета. Отлично, не прошло и пяти минут, а они уже успели попасть в передрягу.       — Кто вы? – грубо спросил неизвестный голос, а шевельнуться и увидеть противника возможности нет. Краем глаза парень заметил, что у Хосока ситуация не лучше. Перед ними появился еще один человек, одетый в черную военную форму с закрытым маской лицом, одежда была идентичной наряду Чимина в начале их пути.       Кажется, удача была все же на их стороне и они наткнулись на искомое, а вот отнесутся ли военные к нежелательным гостям дружелюбно – пока неизвестно.       — Мы ищем военную базу, у нас есть информация об эпидемии, – четко и громко говорит Чонгук, так как он уверен, что Пак хуже всех своих коллег, а с ним младший уже имел дело, и в приоритете сейчас, чтобы его восприняли серьезно и выслушали как можно скорее.       Солдат перед ним размышляет недолго, тянется к рации и кивает своим собратьям, тут же ощущение от пистолетов пропадает, но руки парней сковывают за спинами наручниками.       — Прием, двое гражданских, не заражены, говорят, что имеют данные, – отчетливо говорит солдат в рацию и ждет ответа, слышатся скрип и шум помех.       — Пропустить, – доносится из радиоустройства. Таким незамысловатым образом Чонгука и Хосока, обезвреженных и покорных, ведут на тщательно скрываемую военную базу, как в логово тигра.       — Знаешь, Чон, я уже пожалел, что согласился на это, – мимоходом шепчет старший, оглядываясь на шедший позади них конвой. Их окружили со всех сторон, следя за ними, будто за пленниками, и за территорией по периметру. Темные фигуры напоминали Чону о Чимине, и в каждом безликом солдате парень видел его отголоски. Сейчас не время и не место, поэтому парень всеми силами пытается вытолкать из своей головы образ Пака, въевшийся в подкорку.       Они выходят к сооруженному из больших бетонных кирпичей и мешков с песком первому блокпосту, по бокам от которого высокая металлическая сетка с проволокой сверху ограждала необъятную территорию. Дежурные встречают их хмуро и неприветливо, перекидываясь общими фразами с разведывательной группой, нашедшей подозрительных мужчин в лесной гуще. После тщательного обыска, в ходе которого был изъят пистолет, и короткого допроса, с парней сняли наручники и пропустили внутрь, чтобы позволить им дальше идти в сопровождении.              На втором блокпосту процедура повторяется тем же образом. На вопросы «Откуда координаты базы?», «Кто Вас послал?» и так далее Чонгук отвечал односложно, не желая пока упоминать имен. Он совершенно точно понимает, что вокруг него лишь рядовые солдаты, которые могут быть даже не в курсе происходящего за стенами их базы в полной степени.       За третьим пропускным пунктом территория уже приобретала более приличный вид, а не дикий лес. Смотровые башни по периметру, тренировочные площадки и казармы с одной стороны, с другой – гаражи и ангары с военной техникой, множество складских помещений, прямо по курсу большое блеклое двухэтажное здание, которое совершенно точно глубокими корнями уходит под землю. Вышколенные военные ходили группами, четко отбивая ритм громкими шагами армейской обуви и с враждебностью смотря на выбивающихся из общей картины залетных птиц.       Во время поездки Чонгуку пришла одна мысль, и теперь он не мог от нее отделаться. Все же он не готов раскрывать все карты перед незнакомыми людьми, поэтому, идя следом за солдатами, ведущими их ко входу в здание, он достает черный блокнот и без колебаний вырывает страницу с зашифрованным посланием, пряча ее в карман, как ни в чем не бывало. Сей порыв сложно объяснить, но после содеянного Чону становится спокойнее. Туз в рукаве, а точнее, в кармане, ему точно не помешает.       Подумалось, что ситуация может повториться, ведь сразу появились прямые ассоциации с медицинским центром и тем недоброжелательным приемом, который им там обеспечили, но парень отогнал плохие мысли, успокаивая себя тем, что в случае чего, будет защищаться первой попавшейся ему мебелью.       Внутри главного корпуса, как думается Чону, штаба, цветов не прибавилось, вся обстановка имела пятьдесят оттенков серого, если не больше.       — Ну все. Конец близок, а завещание не написано, – сетует Хосок младшему, идущему рядом, пересчитывая что-то на пальцах. Видимо, пожитки свои и своей кошки. Вскоре их встречает очередной незнакомец и забирает Хосока, просящего умоляющим взглядом не трогать его, с собой, разделяя напарников и оставляя младшего дальше следовать в сопровождении. Пройдя по коридору, парня оставляют в пустой комнате и, скупо оповестив, что говорить будут с каждым по очереди, закрывают дверь.       После пяти минут ожидания заходит статный мужчина с идеальной укладкой в очках и белом медицинском халате с папкой бумаг в руках. Он садится напротив уставшего Чонгука и испытывающее смотрит на него из-под очков. На вид он немного старше Чимина: строгий взгляд, сжатые в тонкую линию губы и идеальные черты лица. Этот человек кажется ожившей нарисованной картиной или же иллюзией обмана.       — Мне передали, что Вы хотели поговорить, – выжидающе говорит человек, открывая документы и раскладывая их на столе.       — А Вы? – непонимающе спрашивает Чонгук, перемещаясь ближе, ведь по внешнему виду можно сказать, что это именно тот, кто ему нужен.       — Ким Сокджин, руководитель отдела по созданию биологического оружия, – официально представляется мужчина, отрываясь от десятка листов и смотря на парня пристально, — А вы Чон Чонгук. Собранные данные на первом контрольно-пропускном пункте передали мне, а разыскать информацию даже о детском садике не составляет труда. Теперь вся Ваша жизнь лежит перед нами, запечатленная на бумажках.       — Неплохо, – Чон не удивлен, чего же еще стоило ожидать от столь охраняемого места. Первое время ему хотелось повернуть назад и бежать как можно дальше, ведь он боялся повторения прошлого печального опыта, но ноги упорно вели вперед, так как парень пообещал выполнить долг перед своим куратором. И сейчас серьезное отношение к нему только укрепляет веру в то, что находится он в правильном месте.       — Так что же у Вас есть?       Без лишних терзаний Чонгук достает блокнот и флешку, кладя сверху на свое досье и пододвигая к Сокджину, заинтересованному неожиданным поворотом. Мужчина без промедления принимается читать содержимое записной книги, вникая в написанное и хмурясь, переворачивая страницу за страницей. Вырванный клочок бумаги жжет карман как никогда, но Чон чувствует, что эта загадка предназначалась именно ему, а не отряду военных и ученых, поэтому продолжает сидеть с каменным лицом в ожидании заключений, которые столь долго желал услышать.       — Кто дал тебе это? – пролистав до конца блокнот, Сокджин захлопнул его, а флешку спрятал в недрах своего халата.       — Мы с моим наставником проводили исследования, пока были в лаборатории, – расплывчато объясняет Чонгук, понимая, что вещи Канджуна ему уже не видать.       — Имя у твоего наставника есть? – выпрашивает зачем-то мужчина, что заставляет парня быть осторожнее.       — Зачем оно Вам?       — Хорошо, смотри, у тебя нет ничего из того, что мы не знаем, – Ким снимает очки и трет глаза, показывая всем видом, что он устал иметь дело с таким несмышленым ребенком, но слова действуют на Чона ошеломляюще, будто раскат грома среди ясного неба.       — Как так? — он совершенно не ожидал подобного исхода.       — Это все давно известно, а мы уже пытаемся найти выход, – Сокджин поднимается, и Чон, решив, что руководитель хочет его покинуть и оставить ни с чем, тоже срывается с места и преграждает путь собой.       — Но доктор Ли сказал, что здесь нам помогут, – в отчаянии говорит парень, не имея ни малейшего представления, что же ему делать в будущем, оказавшись в глухом тупике без дальнейших вариантов. Фраза, брошенная сгоряча, действует волшебным образом на взрослого мужчину, застывшего и обескураженно глядящего.       — Вас послал Ли Канджун, серьезно?! – лицо Сокджина за мгновение приобретает багрово-красный оттенок, и, кажется, что тот готов взорваться от приступа ярости от одного лишь произнесенного имени врача. Мужчина меряет комнату шагами, закипая все больше и больше, приводя парня в искреннее недоумение. — После всего, что он сделал?!       — О чем Вы? – Чонгук чувствует себя настолько же опустошенным и потерянным, как и его собеседник злым, что-то происходило и рушилось, правда вываливалась наружу через прорвавшуюся плотину бурными потоками, затапливая сознание парня.       Сокджин застыл на месте после глупого вопроса и, забыв, как дышать, попытался как можно быстрее усмирить ярость, видя чужую неосведомленность и страх перед будущим открытием. Он надел обратно очки и взял хотя бы частичный контроль над эмоциями, вдохнув больше положенного воздуха, готовый поведать непростую информацию доверчивому студенту.       — По моим данным Ли Канджун один из тех, кто самолично занимался разработкой проекта, что привел к эпидемии и гибели миллионов людей. Он стоял у истоков, – каждое слово бьет молотом по почкам, печени, сердцу Чона, не желающего верить в смысл спокойной речи постороннего человека.       Чонгук смотрит в одну точку и садится обратно на стул не в силах принять смысл сказанного. В какой-то момент Сокджин пропадает из поля зрения, а после возвращается со стаканом воды и очередной папкой черного цвета, передавая ее оцепеневшему парню.       — Вы ошибаетесь, – только и может выговорить Чон, сделав пару глотков холодной жидкости. Никак не помогает. Ему на голову надо вылить целое ведро ледяной воды со льдом, и то не факт, что поможет.       — Не веришь мне, почитай это. Я буду недалеко, – но Чонгук уже не слышит, цепляясь за бумаги, как за последнюю надежду, способную развеять страшную клевету, он ныряет с головой в принесенные документы. Буквы перед глазами расплываются в разные стороны, пляшут по всей доступной площади и никак не хотят восприниматься, как что-то читабельное, но фотография улыбающегося Канджуна, жмущего руку Сонмину, говорит сама за себя. Через пять минут смысл слов отдается эхом на задворках сознания, открывая картину в общих деталях.       Далее описываются не меньше сотни опытов со всеми подробностями и исходами, попытка за попыткой, неудача за неудачей, абзацы заключений и выводов, пометки на полях и страницы формул. Присутствуют даже отсканированные рукописные личные заметки доктора Ли с его рассуждениями и идеями по поводу провалов и способов их решений. По всему объему информации становится понятно, что Канджун корпел над этой идей несметное количество часов, исписывая тетради и горя вдохновением, как факел в темной ночи. Проект «Zero» был его детищем множество лет, он обещал быстрое развитие человека, как существа, безоблачное будущее и отменное здоровье, но в итоге смог дать миру лишь зараженных.       В подсознании Чонгука разбилось огромное розовое стекло, раня осколками бесконечное количество раз незащищенную душу, готовую умереть на месте. До конца поверить в то, что Канджун мог оказаться злодеем, не получается, хочется найти оправдание, обелить и выставить его в хорошем свете. Схватиться за первую попавшуюся возможность очистить память о докторе Ли и держать до последнего. Но все ученые немного сумасшедшие, да?       Через минут десять возвращается Сокджин и терпеливо ждет, когда парень будет готов поговорить.       — Зачем ему это нужно было? Он до последнего пытался доставить эти данные, до последнего старался исправить положение, искренне хотел помочь людям, – в отчаянии произносит Чон хриплым голосом, ища в чужом холодном взгляде ответы и находя лишь безразличие в проскользнувшем упоминании о кончине Канджуна.       — Все дело в том, что новый белок является мощным маркером следующего этапа эволюции, – объясняет Ким, разводя руками и улыбаясь впервые за их встречу, — это открытие вошло бы в историю, а имена ученых стояли бы в одном ряду с Менделеевым и Кюри. Улучшенные реакции, органы восприятия, выносливость, сила и здоровье, кто не хочет подобное? Идеей проекта было создать доработанную версию человека искусственным путем с помощью некого коктейля, способного прибавить дополнительные характеристики, как в игре, например, одним лишь глотком.       Руководитель, воодушевленный речью, замолчал, давая возможность переварить сказанное. Чонгук продолжал смотреть на черный стол с кипой бумаг и желать от злости швырнуть мебель в малознакомого человека, отломать ножку стула и, вооружившись ею, пойти убивать зараженных от распирающего его отчаяния.       — Но есть один побочный эффект – транспортировка через гематоэнцефалический барьер и взаимодействие с нейронами, и как нежелательный результат – мутации, непредсказуемые и страшные. Канджун с Сонмином работали над устранением побочки, но что-то пошло не так. И вся затея стала бессмысленной, ведь имела такие серьезные последствия.       — Но доктор Ли не знал, он так же был удивлен, когда начался этот ужас, – Чонгук берется за голову, которая раскалывает от того, как накренился мир, уронив все свои составляющие во мрак, он никогда не станет прежним. Парень не может перестать верить в того, кто имел в его жизни не последнюю роль, не может отвернуться от него, от теплых и ярких воспоминаний и уж тем более не имеет права обвинять.       — Насколько я знаю, Канджун заморозил проект. А вот кто возобновил дело – его приятель Сонмин, тот еще массовик-затейник. Полагаю, он начал распространять недоскональную формулу в виде протеиновых коктейлей, что и является по данным расследования источником первоначальной формы зараженных, – Сокджин изложил всю суть происходящего и прояснил ситуацию для Чонгука, внезапно осознавшего, почему доктор Ли не мог с ним спокойно поговорить о случившемся, уходил от темы и так хотел как можно скорее внести свой вклад в благоприятный исход. Мужчина чувствовал вину и всеми силами пытался исправить положение, но не смог, его оборвали на середине пути так нагло и иронично. Зато Чонгук доставил послание, отдал блокнот, флешку и успешно выполнил данное обещание, и теперь он никому ничего не должен.       — Они пытались обогнать эволюцию, – парень наконец-то решается начать дышать нормально, отпустить взглядом документы и отбросить все мысли, чтобы попытаться существовать далее. Он сварится заживо, если сейчас начнет все обдумывать. Лучше он подумает об этом завтра или лучше вообще никогда.       — Именно, но не вышло, – Ким начал собирать бумаги и складывать обратно в папки, видя, что беседа подходит к своему завершению, — а сейчас Сонмин затеял иную игру. Он тоже занят разработкой вакцины, но, к большому сожалению, также проводит ряд опытов над зараженными, вызывая более ужасные мутации, и одному Господу известно, к чему это приведет.       — Я видел их, они уже на улицах и более опасны, – Чон концентрирует внимание на том, что может угрожать ему и его знакомым сейчас, что он может сделать, чтобы обезопасить их и себя. Получается довольно плохо, от всей новой информации хочется кричать в голос, и такое чувство, что Чон поверит в правдивость услышанного, только если доктор Ли восстанет из мертвых и лично все ему расскажет.       — Если провоцировать и изменятяь изначальный генетический код, то в конечном итоге его обладатель перестанет быть человеком, – Сокджин видит, что перед ним парень умный и толковый, которого можно будет использовать для благ человечества в будущем.       — Но ради чего он творит такие ужасные вещи?       — Потому что он увидел в мутациях мощное оружие, чему я ни капельки не удивлен, а стало быть и безграничные возможности и невообразимую власть. Сам посуди, кто не хочет приручить зараженных сейчас? Хотя методы его неоправданно жестоки и бесчеловечны.       — А какие методы у вас? – Чон настораживается, понимая, что от дальнейшего развития диалога зависит, сможет ли он рассчитывать на этих людей или все же придется самостоятельно дальше грести вплавь из этого непроглядного болота.       — Мы занимаемся опытами над зараженными, но в целях разработки лекарства, – мужчина отвечает без каких-либо ужимок и раздумий, пожимая плечами так, будто ему совершенно нечего скрывать, и замечая то, как его пытаются уличить в несуществующей лжи.       — Вы занимаетесь только вакциной? – уточняет Чонгук, усиленно размышляя над мотивацией этих людей и вероятностью довериться им в полной степени в будущем.       — Конечно, мы ищем всевозможные пути для спасения людей, – Сокджин вздыхает и снова улыбается уже более доброжелательно, — этим мы и отличаемся от той своры дилетантов из центра. Я не разделяю всей душой способы вкрай сошедшего с ума ученого и желаю закончить этот беспредел как можно скорее. Наши методы более человечны, поэтому советую Вам держаться подальше от Сонмина.       — Это мы и так уже поняли, – парень немного расслабляется, ведь ему так хочется верить в благие намерения правительства и в то, что выход еще не закрылся полностью и можно запрыгнуть в последний вагон, спасая хотя бы малую долю простых невинных граждан. Ведь кому выгодно, если все население страны передохнет, как мухи?       Чонгук твердо уверен, что приручать насильно для собственной выгоды несчастных еще хуже, чем убивать их, забирая тяжесть бессознательного существования. Это негуманное и ужасное действие превращает современную цивилизацию в подобие страшных и нелогичных антиутопических фильмов с противостоянием власти и простолюдинов, чего уж точно бы не хотелось. Вот бы сейчас Чимин потешился с младшего и его мыслей, а еще бы обязательно был щедр на крепкое словцо, так как недавно именно Чон не мог принять факт самозащиты от зараженных и винил во всех смертных грехах себя и окружающих.       — Но каким образом Канджуну все это удалось провернуть? У него не было поддержки, это очень дорогие исследования? С чего все началось? Канджун сам придумал этот белок? Для чего искусственно стимулировать эволюцию, если по теории она неминуемо наступит? — в истории Сокджина было много пробелов, для которых сухих фактов и документов было мало. Образ знакомого доктора никак не ложился на рассказ ученого, что-то не сходилось, как ни крути, мелких деталей не хватало, и все разваливалось, превращаясь в набор не подходящих друг другу винтиков, саморезов, гаек и прочих деталей, не складывающихся в один работающий механизм. Все новые и новые вопросы зарождались в голове парня, но ждать вразумительных объяснений пока что было бессмысленно, это и так понятно. Естественно, никто не пустит его в лаборатории, не расскажет все аспекты и зацепки детальнее и не станет относиться к нему серьезнее, пока Чон сам не покажет, что он того заслуживает.       — Я понимаю, что у тебя сейчас в голове тысячи несостыковок, – Сокджин сканирует сосредоточенного Чона, думая, что, возможно, не стоило вываливать всю информацию разом, а то этот паренек еще взорвется, не дай Бог, от перенапряжения, — но и ты меня пойми, некоторые данные разглашать я не могу по ряду причин, одна из которых – низкий коэффициент доверия к тебе, а на некоторые вопросы я и сам хотел бы знать ответы. Очень может быть, что в дальнейшем мы сможем помочь друг другу и найти потерянные фрагменты истории.       — Хорошо, тогда последний вопрос: зачем Вы рассказали и показали все это малознакомому парню с улицы? – Чонгук указывает рукой на бумаги на столе, настораживаясь, ведь сейчас он в любом человеке, особенно если он не заражен, видит преднамеренную угрозу.       — Во-первых, потому что у тебя были личные вещи Канджуна, а его почерк я узнаю, уж поверь. А во-вторых, что из всего этого может навредить еще больше? Что ты можешь в одиночку сделать, когда процесс уже несется с перерезанными тормозами? – мужчина выдерживает небольшую паузу, наблюдая, как громко и упорно думает Чон, взвешивая все за и против. — А с другой стороны, чем черт не шутит? Должен же и я попытать удачу, вдруг ключ к разгадке именно ты.       Сокджин наклоняется ближе, пристально рассматривая и запоминая лицо парня перед собой и прислушивается к орущей на максимальной громкости интуиции, что это не обычное совпадение, а юнец перед ним будет полезен в будущем, еще не ясно, правда, каким образом.       — Вы преувеличиваете. Я всего лишь работал с доктором Ли, но хотел бы помочь для общего результата немного позже, – произносит Чонгук со стойким ощущением, что он вновь встретит Сокджина, а на данный момент он не способен переварить все услышанное, а тем более принять тот факт, что человек, который мог ответить на все вопросы, находился буквально под носом, и это тот, на кого стоило бы равняться. Чон точно готов возвращаться на ферму, куда его тянет кровью, а именно в монастырь к своему напарнику. Возможно, там у него получится привести в порядок мысли и собрать всю информацию воедино.       — А пока что думаю, мне пора, –младший поднимается и, осмотревшись вокруг, понимает, что он должен находиться сейчас не здесь. Наверное, вся эта затея, на которую его толкнули другие товарищи, могла и подождать, так как оказалась более бесполезной, чем предполагалось, а общее состояние парня стало еще более потерянным.       — Пусть будет так, – Сокджин, не противясь чужому решению, также поднимается и жмет парню руку, ничуть не расстраиваясь из-за принятого решения. Они немедля выходят в коридор, где почти сразу же сталкиваются с энергичным Хосоком, видимо искавшим Чона по всем закоулкам.       — Вот ты где, мелкий доктор! – радостно восклицает парень и даже приобнимает друга, видимо, слишком сильно соскучившись и испугавшись постороннего общества вокруг.       — Этот бесполезный, – докладывает Киму солдат, сопровождающий Хосока, на что Чон кидает грозный взгляд, недовольный подобными грубыми выражениями, но что взять с этих военных. Все они немного бестактные – это не так давно Чон вынес для себя из личного опыта.       Втроем они двинулись к выходу из базы. Стоит отметить, что Чонгук ранее после третьего КПП немного волновался, что их откажутся выпускать за пределы охраняемой территории военного объекта, но после общения с более-менее адекватным человеком он и не думал об этом. Мелкие проблемы все разом исчезли на фоне новой оглушающей правды, хотя при отказе он был бы готов выдирать свободу зубами и ногтями, прямо как самый настоящий инфицированный.       — Чонгук, ты все мне рассказал? – мимоходом спрашивает Сокджин, увидевший в парне нечто еще, сокрытое от остальных, цепляющее и интересное, оставляющее некий флер таинственности на внезапных посетителях базы, готовых упорхнуть обратно за стены на свободу. В нем или же его истории действительно было нечто, что могло бы помочь в дальнейших исследованиях.       — Да я отдал Вам все, что осталось, – говорит немного резко Чон, пытающийся навести порядки в голове и научиться существовать с той информацией, которой его немного оглушили. Пока что безрезультатно, поэтому лучшее решение – забыть и не вспоминать на энное количество времени об этом неоднозначном путешествии.       У Чона и правда больше ничего нет, кроме одного раненного без рассудка и смятой бумажки с набором букв, но об этом Чонгук почему-то продолжает по-партизански молчать, оставляя за собой последнюю зацепку и оружие против всей этой безмозглой эпидемии.       — Нам всегда нужны лишние руки, поэтому вы с другом можете остаться, – великодушно предлагает Сокджин, внимательно следя за эмоциями Чона, а Хосок после его слов начинает сиять, аж подпрыгивая при каждом шаге.       — Сейчас нам нужно возвращаться обратно, там есть еще люди, но спасибо за предложение, – Чонгук говорит одно, а думает совершенно другое: «Там остался Чимин. Я должен быть рядом».       — Слушайте, а в случае чего мы можем надеяться на убежище здесь? – спрашивает Хосок, чуть ли не круги наматывая вокруг Кима, остающегося полностью спокойным и невозмутимым. Видимо, вспышка агрессии, зрителем которой выпала честь быть Чону, редкое явление у этого человека, как в принципе и другие эмоции. Сокджин выглядит вполне умиротворенным и рассудительным, очень гармонично вливаясь в атмосферу военной базы, напичканной вооруженными професиональными убийцами.       — Гарантий в наше время никаких нет, но Вы можете попытать удачу, – туманно и загадочно отвечает Сокджин, в последний раз кивая парням, как бы подтверждая взглядом, что это не конец, и отходя в сторону к рядовому солдату, и говорит уже постороннему человеку, — Доставьте их туда, где нашли.       А после разворачивается и без прощаний уходит, будто никогда и не встречал их.       — Странный чувак, – выносит вердикт Хосок, смотря вперед и уже предвкушая возвращение на полюбившуюся ферму.       — Жуткое место, – отвечает Чонгук, провожая взглядом серые сооружения и безэмоциональные лица военных, которые, теперь он отчетливо это видит, все одинаковые между собой, как оловянные солдатики, но разительно отличаются от одного своего коллеги, выбившегося из общего строя. Его Чимин совершенно другой, стойкий и хрупкий, как закаленное стекло, язвительный и хохочущий, как перезвон колокольчиков, а еще донельзя живой. Парень трясет головой, но вытряхнуть оттуда бред об особенном солдате получается невероятно плохо. Ничего, скоро он вернется в монастырь и сможет днем и ночью следить за состоянием напарника, рассказывать ему заунылые истории, которые в здравом уме тот не стал бы слушать, и мерить температуру сухими губами, и тогда тревога утихнет.       Мужчин, как и приказали, доставляют к пустой дороге и опушке леса. Они находят без проблем свой мотоцикл, который только успел остыть после лихой поездки, и без лишних разговоров отправляются обратно к товарищам: кто на ферму, а кто в монастырь. Путь обратно смазывается кадрами зелено-голубых пятен, ведь Чонгук погружен глубоко в мысли. Куда дальше двигаться, он не знает, так как нить, связывающая с разгадкой заражения, бесповоротно порвалась и ускользнула из-под пальцев. Да и нужно ли ее искать? Конечно, парень может присоединиться к Сокджину и углубиться в исследования, но какой смысл сейчас во всем этом учавствовать, когда горькая правда всплыла на поверхность, а голова забита доверху, как ящик из-под старого комода, совершенно другим. Вся новая информация заживо раздавила своей тяжестью, стала камнем в желудке, от которого тяжело дышать, и она не переварится и не выйдет из организма ни сегодня, ни завтра. В лучшем случае никогда, а в худшем она утянет с собой на дно, принуждая захлебываться грязной водой и терять себя раз за разом. Неужели Канджун – настоящий предатель, что искусно играл со всеми, преследуя личные цели, а у его ученика сложилось весьма ложное о нем впечатление?       Остается только забыть обо всем и остаться в стороне, чтобы попытаться выжить и спасти хотя бы дорогих людей, у Чона есть проблемы поважнее к этому часу. Вся его душа, мысли и рассудок кричат о более стоящем, безжалостно им брошенном – одном человеке, жгущим свежим клеймом под ребрами и кусающим до алой крови через каждое слово, подобно дикой псине, что разодрала ошейник в лохмотья и вырвалась на свободу, но бесповоротно и безвозмездно нужном, даже если просто для каждодневных пререканий.       Парни оставили мотоцикл на все той же заправке и шли обратно по заброшенной дороге вместе с таким же уставшим, как и они, и клонящимся к земле солнцем, обсуждая ближайшие планы на жизнь, а именно на завтра. Прощаясь по пути с голодным и измотанным дорогой Хосоком, ушедшим сразу на ферму, чтобы уснуть крепким сном, первым делом Чонгук летит со всех ног в монастырь, предчувствуя что-то нехорошее и неизбежное. С каждым метром это ощущение нарастает, как снежный ком и, в конченом итоге, перекрывает доступ к кислороду. Чем ближе к домикам, тем больше дрожь в пальцах, тем громче стучит сердце, а глаза бегают по местности, выискивая сами не зная что. Когда даешь добро панике, то она разгуливается на полную катушку, и уже нельзя обратно стать главным и сказать «все, я передумал». Страхи обрастают деталями, становятся реальностью, поджидающей за каждым вторым деревом, а плохие мысли нависают над головой ведром с ледяной водой, готовым обрушиться в любую секунду.       Вот сейчас Чонгук откроет двери и там будет лежать его напарник, такой же спящий красавец, как и утром. Пожалуйста, пусть лучше ничего не изменится, нежели его встретят острые зубы и нечеловеческий взгляд. Дверная ручка туго поддается парню, и неприятный скрип тут же режет слух, обнадеживая, что все осталось прежним.       Но вместо Чимина его встречает одно сплошное «ничего» – пустая комната, холодный футон и звенящая тишина, бьющаяся о стены в истерике. Все же в порядке, правда? Нужно посчитать в уме до десяти, чтобы успокоиться и прийти в норму. Чон способен разобраться во всем с чистой головой и без спектаклей, но шаг за шагом убивают в нем веру в себя, взгляд пригвожден к одиноко лежащему покрывалу на полу, которым так бережно укрывал младший Пака. А после парень осознает – он совершил такую ужасную неисправимую ошибку, когда посмел оставить Чимина одного.       Его не было рядом, и он не смог помочь своему напарнику. Чонгук начинает метаться разъяренным зверем по помещению, не найдя то, что не должны были трогать, и моля о том, чтобы найти хотя бы какие-то зацепки. Но раскидав в стороны тонкие матрасы и уловив на них призрачный запах парня, в нем что-то вышло из строя. Неужели случилось худшее и Чон опоздал?       Пулей вылетев на улицу, он чуть не сбивает с ног Джиын, идущую прямиком к нему, а заметив неожиданную преграду, тут же переключается и тяжело смотрит на нее, прожигая огромную дыру, тяжело дыша, не в силах до сих пор найти достаточно воздуха и произнести нечто толковое.       — Где он? – хрипит на грани с ревом Чонгук, напоминая скорее раненого зверя, а не человека и этим не на шутку пугая бедную девушку, еле стоящую на ногах от стресса, пережитого за этот день. А тут еще и бешеный парень, готовый ее прикончить без разбирательств, на взводе.       — Он очнулся, – у нее с трудом получается выговорить, не обомлев на месте, и сердце Чона, испытывая сердечный приступ, подлетает вначале к глотке, а после опускается под пятки, спрессовываясь под тяжестью тела.       В каком смысле? Как он очнулся? Он превратился, кого-то ранил? Он теперь заражен или же нет? Или Намджун его предал и избавился от угрозы при первой же возможности? Чимин сможет посмотреть на него своими очаровательными глазами и растоптать словесно в свое излюбленной манере или же он уже больше похож на симпатичный овощ? Где его драгоценный солдат Пак?       Хочется прокричать все эти вопросы прямо в бледное лицо молчаливой из-за чрезвычайно сильного напора девушки, но выходит лишь сорвано глотать воздух крохотными порциями, пребывая на грани между тем, чтобы упасть в яму беспощадной агрессии, вылитой на всех попавшихся под руку, или же разрыдаться от переполнивших его эмоций и безысходности, рухнув на землю бесполезной грудой.       Он очнулся… И как это понимать? Что случилось, пока Чонгука не было?

***

      Темнота и шум моря преследовали его бесконечное количество времени. Казалось, он с ними родился, существовал и мог бы и умереть, не почувствовав себя ни в чем стесненным. Это была жизнь, которую он знал и за которую при необходимости пошел бы сражаться. Плыть по течению, слушать еле уловимые колебания воздуха и успокаивающий такой приятный голос, недостигаемый для понимания. Мужская речь то прерывалась, то неслась быстрее сути существования, но в любом случае она завораживала и была лучистым источником, к которому неосознанно тянешься, а твое нутро успокаивается, находя давно утерянное равновесие. Этот голос укутывал, как прохладная и мягкая постель, убаюкивал, словно детская колыбельная, и дарил яркое ощущение, что жизнь не заканчивается на черном пространстве. Есть нечто еще, прекрасное и неповторимое, вызывающее цветение сирени между ребрами и наполняющее обилием различных красок, а они существовали. Это Чимин знал наверняка.       Пока что он бороздил просторы в одних темных монотонных тонах, надеясь однажды уткнуться в стену и нащупать руками ручку двери, что поможет выйти из реальности. В памяти иногда происходили некоторые вспышки, гласящие о том, что ранее, до недавнего времени, и жизнь Пака была похожа на завораживающий калейдоскоп, но что-то изменилось, и ему выключили свет, а как выбраться из бесконечной комнаты – не предупредили.       Поэтому сейчас остается идти на тягучий как мед и полный смыслов голос, такой знакомый и, кажется, родной, отзывающийся в сердце музыкой, похожий на свет маяка, на который плывет единственный выживший на обломке палубы, и надеяться, что говорящий с ним неизвестный существует и обязательно поможет разобраться.       Дышать все труднее и труднее. Кажется, что темнота вся пропитана невидимым ядом, она плотная и тяжелая попадает через рот и нос, подобно щупальцам осьминогов, обволакивает внутренности и сдавливает их до посинения. Даже если задержишь дыхание – не убежишь, поэтому искать спасение – это вопрос не жизни, а смерти.       Чимин определенно не сможет существовать здесь долго, потому что пространство то ли его отторгает и пытается прикончить, то ли от большой привязанности не желает отпускать и скорее удушит, чем распрощается с человеком.       Сладкий голос что-то рассказывает, возмущаясь так искреннее и по-наивному, что Пак чувствует огромное желание узнать, о чем же речь и сострить какую-нибудь шутку в ответ, наблюдая за удивленными большими глазами и мягкой улыбкой, так и лезущей наружу. На секунду кажется, что собеседник приобретает более четкие очертания, выражение лица и цвет волос. Его черты нежные и правильные, взгляд полон привязанности, а на губах играет острая ухмылка. К этому парню так хочется прикоснуться или, если нельзя, просто наблюдать за ним, словно сидеть на одинокой лавочке в одной из зал выставочного центра и не в силах отвести взгляд от шедевральной картины. Шаг за шагом, но голос все так же далек и недоступен, если бежать, то ничего не меняется, но это не самое страшное. Это все такие мелочи, ведь когда полюбившаяся уху мелодия резко обрывается, Чимин понимает истинное значения слова «одиночество». И, кажется, темно-черный мир тоже способен рухнуть.       Агония наступает мгновенно, тело ломает в тысячах местах одновременно, превращая в мешок, набитый острыми гвоздями, хочется кричать что есть сил, но не получается выдавить даже тоненький писк. Ноги приклеились к полу, покрытому мерзкой мокрой субстанцией, и, возможно, участь парня давно предрешена. Темное пространство вокруг него сжимается, насмехаясь и злорадствуя над чужим бессилием, но ему еще надо поспорить, сможет ли оно переварить такой крепкий орешек, как Пак Чимина.       Парень застывает восковой фигурой, опустив голову и плечи, найдя в себе уверенность в том, что он не так прост, его нутро не может сдаться. Если надо будет – оно убьет, превозможет себя и сдвинет тело с места через боль, страдания и страх. Это так незначительно, так как главное – это результат. Если нет дверей, то не беда, оно выгрызет зубами себе путь наружу, чтобы найти обладателя чарующего голоса.       Только тогда Чимин сможет успокоиться, вновь услышав речь незнакомца. Он смотрит прямо перед собой, готовый сжечь заживо любого, кто захочет его удержать, и толкает тело вперед под давлением нестерпимой агонии. Еще, еще и еще.       Он сможет, ведь он, мать твою, не сломался духом еще ни разу. Перед ним под напором мощной энергетики невидимая стеклянная стена идет трещинами, грозясь вот-вот рассыпаться. Парень что есть мочи стучит по ней, вкладывая в удары себя без остатка. Его не могут бросить снова, этот замечательный голос не мог оставить его без особой причины. За каждым кулаком идет десяток новых трещин, и вот защита падает разом, как и поддавшееся тело Пака вперед прямо в противную и вязкую грязь, которая сейчас забьется в нос и уши, окончательно удушая человека.       Но нет, ничего подобного не случается. Как только Чимин оказывается полностью погружен в слизкую субстанцию, он, наоборот, возвращает возможность дышать и, кажется, выныривает наконец-то из неизвестной и темной глубины. Его мир обогащается давно забытыми красками, слух прорезывается и скрип, шорох и гул заполняют голову парня, пока еще не сообразившего что произошло. Его сознание еще там – в непроглядном черном мире, а глаза глядят в деревянный потолок, видя его точно не в первый раз.       Он очнулся или же остался в параллельной реальности? Наверное, пятьдесят на пятьдесят.       Но вот тот голос, что помог выбраться и так предательски ушел, никогда не забудется.