The Winds of Scotland

ㅤ ㅤ Все произошло слишком стремительно... Аберфорт упал на пол и выронил палочку, корчась от невыносимой боли Круциатуса. Альбус, впервые не зная, что предпринять, в неверии метнул взгляд на Гриндевальда: нет, это заклятие не могло быть направлено против его брата... Не могло! — Что ты делаешь, Геллерт?! Это же безумие! Оставь его! Однако эта необузданная злость уже вышла из-под контроля, и слова здесь бесполезны. Гриндевальд не славился терпением и нередко бывал беспринципным, однако сейчас подлинная его суть, — которую Альбус всячески отрицал, потому что отказывался верить, что выбранный им лучший друг способен на жестокость, — наконец обнаружила себя. Во всем своем страшном обличии. И не ведала пощады.  Выбора больше не оставалось. — Everte Statum! — в одночасье выкрикнул Дамблдор, встав на защиту брата. Гриндевальд не успел среагировать, и его с внушительной силой отбросило в стену. Альбус попытался помочь Аберфорту подняться, но тот грубо отпихнул его и схватился за палочку, спеша ответить обидчику: — Verdimillious! Вспышка. Затем еще одна. Другая. Оглушительный раскат грома. Все трое схлестнулись в неравном поединке. — Пожалуйста, перестаньте! — Expelliarmus! — Ариана, отойди! — оттолкнув из ниоткуда появившуюся четырнадцатилетнюю сестру с линии магического огня, Альбус молниеносно ответил на новые атаки Гриндевальда и Аберфорта одновременно. — Depulso! Младший Дамблдор нападал на обоих, стараясь вытеснить их из стен дома. Но те почти синхронно отражали его заклятия, посылая друг в друга вспышки новых, и становилось неясно, кто и против кого сражался на самом деле. Девочка вмешалась вновь в отчаянной попытке остановить братьев, битва которых приводила ее в откровенный ужас. Она схватила Аберфорта за руку и снова что-то истошно закричала. Молодой волшебник, лишь инстинктивно ограждая девочку собой, продолжал драку, поглощенный злостью и обидой. В следующий же миг старший Дамблдор, метнувшись к ним, попытался прикрыть их от алого луча, который он блокировал и направил обратно в Гриндевальда. Однако Ариана, запутавшись в подоле собственного платья и выскользнув из рук Аберфорта, упала на пол. Альбус, сражаясь, успел увидеть, как брат за его спиной бросил палочку и кинулся к ней, сжавшейся с жуткими воплями под вспышками пугающих и сводящих ее с ума заклятий... Свет был настолько ярким, — а грохот бури за окном столь сильным, — что на миг дезориентировал всех троих; его энергетическая волна, вызванная мощным магическим синтезом, отбросила и оглушила практически моментально. Никто ничего не успел понять. Дамблдор помнил, как очертания разрушенной гостиной, будто в замедленном круговороте времени, плыли перед его глазами, когда он безуспешно пытался подняться и нащупать палочку; помнил, как истошно, — и словно вдалеке, — кричал Аберфорт, в гневе метая непростительные заклятия вслед трансгрессирующему Гриндевальду. Помнил стеклянный пронизывающий взгляд Арианы... Взгляд сестры, которую он, вопреки обещанию, не смог уберечь. Взгляд маленькой девочки, погибшей из-за него. Снова и снова. Непомерное чувство вины ее призраком заглядывало ему в глаза самыми темными ночами, когда под ужасающий гул ветра капли дождя бились в стекло, а вспышки молний сверкали как искры заклятий в тот проклятый день. Снова и снова. Дамблдор просыпался в лихорадке, готовый силой отогнать наваждение, и бремя вины тяжелело, камнем увлекая ко дну.

***

Светловолосая девочка лет четырнадцати, одетая в пижаму и ночной колпак, лежала на боку в коридоре, ведущем в южную башню на третьем этаже. Рядом с ней — разбитая масляная лампа и длинное серое перо. Минерва, завидев ее, подбежала к ней первой, пока Дамблдор осматривал место нападения. — Окаменела, — выдохнула профессор потрясенно, ладонью оглаживая лицо неподвижной третьекурсницы. — Прямо как Билли Прескотт. Бог мой... Кажется, это Ренель Белл... Как же такое могло случиться, Альбус? Ведь мы были совсем рядом… Бедняжка... Волшебник присел, чтобы тоже взглянуть на нее. И что-то внутри него вдруг похолодело, а сердце против всякой воли болезненно сжалось: в голубых стеклянных глазах девочки с Когтеврана он увидел то, чего надеялся никогда больше не видеть... Она напомнила ему о ней. Такая же маленькая, такая же хрупкая, покинутая... И холодная, как лед. Пульса почти не было слышно, — он бился глухо, тяжело, словно где-то в глубине, — под кожей, что походила на мрамор. — Как она очутилась здесь, после отбоя? — Минерва посмотрела на молчащего Дамблдора, затем на лампу и перо, валявшееся в стороне. Декан, совладав с собой, внимательно оглядел когтевранку; взгляду его попалась маленькая книжка для заметок, зажатая в ее руке. — Этого мы сейчас не узнаем... — Думаете, она шла в запретный коридор? — опасливо предположила МакГонагалл. Однако Дамблдор не ответил. Он склонился над девочкой и, невзирая на неестественную тяжесть, поднял ее на руки, не пожелав применять магию. — Нужно отнести ее в больничное крыло, придется разбудить фрау Скотт... Соберите осколки, пожалуйста. И возьмите остальное. Женщина исполнила поручение, при помощи палочки сложив осколки стекла в носовой платок, затем забрала лампу и перо и проследовала за Дамблдором несколько долгих этажей до лазарета. Там пришлось просить дежурящую мисс О'Брайен сходить за курирующей целительницей — сразу после того, как они бережно уложили Ренель Белл на свободную больничную койку. Когда, на ходу завязывая клетчатый халат, прибежала фрау Скотт, — дама справная и сильная, с бледным округлым лицом, — ее глаза удивленно и почти испуганно расширились. — Нападение повторилось? — словно сама себя спросила она, осматривая девочку. — Вся ледяная, mein krümel… Те же симптомы. Дамблдор, испытывая какое-то необъяснимое замешательство, подошел к ученице с другой стороны: его внимание снова привлекла записная книжка, достать которую, однако, не представлялось возможным — окаменевшие пальцы держали ее слишком крепко. — Мы должны сообщить о случившемся, профессор МакГонагалл, — обратился он к Минерве, и та кивнула, прежде чем оставить вещи девочки на столе и поспешно выйти из палаты; вид у нее был тревожный и растерянный. Фрау Скотт, тем временем, медленно водила своей светящейся волшебной палочкой над телом когтевранки, обследуя ее. Ее помощница, мисс Поппи, будучи бессильной чем-то помочь, стояла в стороне и с нескрываемым сожалением наблюдала процесс. — Что скажете, Альдора? — наконец спросил учитель. — Девочка здорова, профессор Дамблдор. Если не считать того, что с ней приключилось, — ответила ему целительница, завершая осмотр и поднимаясь. — Она будто бы застыла во времени. Как и юный мастер Билли. — Наши чары и эликсиры не действуют, — добавила Поппи. — Мы все перепробовали... Оцепенение не отступает, зрачки не реагируют на свет. Даже сердце почти не бьется. — Боюсь, сейчас мы сделали все, что могли. Утром я обследую ее снова, — немка с тихим скрипом подвинула к койке ширму, такую же, как для Билли Прескотта. — Мне очень жаль. Дамблдор молча кивнул. — Доброй Вам ночи, сэр. — Доброй ночи, Альдора. Поппи. Спасибо. И женщины покинули палату, оставив профессора одного. Зачем-то присев на край пустой соседней кровати, он еще долго взирал на светловолосую голубоглазую девочку, так и не сумев отогнать болезненные воспоминания.

***

Это был пасмурный день. День, когда состоялись похороны Арианы Дамблдор. Альбус находился перед ее гробом рядом с братом, тогда как немногочисленные незнакомцы, пришедшие выразить им свои соболезнования, толпились поодаль; небо тяжелело и хмурилось, предвещая о скором дожде. — Мне очень жаль, — совершенно искренне произнес старший Дамблдор вполголоса, так, чтобы услышал лишь его брат. — Правда, жаль… — Жаль? — будто отойдя от оцепенения, повторил Аберфорт. — Тебе жаль, Альбус? — Я не хотел этого… Никогда. Ты же знаешь. — Да что ты? Напомнить тебе, чего ты хотел на самом деле? — тот, сплюнув наземь, повернулся к нему; его лицо перекосилось от гнева. — Ты хотел бросить все ради своих «великих идей»! Вместе со своими чертовыми друзьями ты хотел таскаться по свету «в поисках могущества, способного изменить мир»! Тебе было плевать на Ариану, на данные тобой обещания, на все! Твоя родная семья была для тебя обузой! Ты только и делал, что витал в облаках, и не заботился ни о ком, кроме себя! Будь оно проклято, твое могущество!.. Дамблдор впервые не находит в себе мужества взглянуть брату в глаза. — Теперь уже поздно для сожалений! Поздно для раскаяния! Она умерла! — Аберфорт, я… Однако тот не дал ему договорить: в запале, не выдержав, он ударил его наотмашь, привлекая внимание собравшихся людей. Альбус отшатнулся, тупая боль осадила скулу, как холодный кинжал. Но он не предпринял попытки защититься. Даже когда Аберфорт ударил снова. И снова... Подоспевший Элфиас насилу оттащил его — тот уже успел повалить Альбуса на землю и сломать ему нос; алая кровь хлынула на его черный сюртук, и грянул проливной дождь. — Довольно! Она не хотела бы этого, Аберфорт! — унимая брыкающегося юношу, рявкнул он сквозь разразившийся ливень. — Пусти меня, Дож! Это его вина, черт бы его побрал! Его вина! Это из-за него мы здесь! — в горящих глазах младшего Дамблдора стояли слезы; он взирал на брата едва ли не с ненавистью. — Ты должен был заботиться о ней, Альбус!.. О ней! О матери! Их смерть на твоей совести! Арина погибла в ту ночь из-за тебя! Все-таки вырвавшись, он отпихнул Элфиаса, вновь сплюнул, запахнув мокрый залатанный пиджак, затем резко развернулся и направился прочь мимо глазеющих зевак. Дож подошел к Дамблдору и помог ему подняться. — Не слушай его, Альбус... В нем говорит горе. Смерть Арианы была случайностью. — Нет, он прав, — утирая разбитый нос грязной ладонью, молодой человек с тоской смотрел на гроб сестры, пока слезы незаметно смывались дождем. — Я подвел их... Подвел их обоих. И я никогда не смогу себя за это простить, Элфиас. Никогда. — Ты сюда не вернешься? — с грустью спросил Дож, положив руку ему на плечо. — Боюсь, здесь мне больше не к кому возвращаться.

***

— Профессор Диппет сейчас будет, — Минерва; Дамблдор моргнул, сосредотачиваясь на звучании ее голоса. — Школу нужно осмотреть, — несколько задумчиво кивнул он, вставая. — Завтра Министерство привлечет к обыску авроров. — Учитывая, как все складывается, Альбус… Может, их присутствие не помешает? — Они думают, что это дело рук Гриндевальда. Но это не так. — Вы уверены? — Как бы самодовольно оно ни звучало, он не появится в Хогвартсе, пока я здесь, — Дамблдор взглянул на женщину, затем на неподвижную Ренель Белл. — По крайней мере, не сейчас. У него другая цель, и полагаю, Вы о ней догадываетесь не хуже меня, профессор МакГонагалл. — Война. — При помощи Германии он попытается уничтожить людей, — магглов, — их собственными руками, — очень спокойно продолжил он, хотя выражение его лица оставалось хмурым. — Школа не интересует Геллерта; он всегда мыслил куда масштабнее. МакГонагалл не без грусти посмотрела на девочку и поймала себя на том, что нет ничего хуже, чем видеть детей вот так. Это напоминало о смерти. Самой жестокой и несправедливой из всех… Обратив взгляд на Дамблдора, шотландка дотронулась до его плеча: — Альбус?.. — Я обязан найти способ снять это заклятие, Минерва, — он вздохнул и покачал головой. — Обязан найти... — Вы никому и ничем не обязаны, — сочувствующе заверила его МакГонагалл. — Нет нужды перекладывать на себя это бремя. Это не Ваша вина. — Дорогая профессор, — ответил Дамблдор и коротко улыбнулся, посмотрев ей в глаза. — Чего стоит величие, если оно так бесполезно?

***

Хогвартс обыскали дважды, но безуспешно. Люди из Министерства выставили свои патрули на каждом этаже, а преподавателей обязали сопровождать учеников по коридорам; был объявлен комендантский час повышенного уровня, вокруг замка установили сигнальные и защитные чары. Третьего нападения они просто не могли допустить. Дамблдор ночи напролет, не смыкая глаз, проводил за исследованиями: обсудив в переписке со своим знакомым алхимиком, Николасом Фламелем, варианты снятия наложенного на учеников заклятия, он приступил к экспериментам — при помощи собственной магии он воздействовал на мышей, ввергая их в сильнейшее оцепенение из возможных, и пробовал возвращать к жизни приготовленными по выведенным рецептам эликсирами, коими занимался после уроков Гораций. Но, к несчастью, терпел неудачу за неудачей. Наливка из «драконьего глаза» не оказала должного результата; напиток из шипа пустынной мантикоры, смешанный с крошкой лунного камня, и вовсе не дал никакого эффекта… Тогда Дамблдор наконец решился прибегнуть к еще одному рецепту, который знал, но не рисковал применять до сих пор: настойка из мандрагоры. Убийственно кричащие корни этого необычного магического растения использовались исключительно в зельеварении и в высшей алхимии, и лишь иногда — при изготовлении противоядий, поскольку обладали крайне ценными, но до конца не изученными свойствами. И это было проблемой. Собственно, как и то, что зреют мандрагоры лишь дважды в году, — однако вот тут, на удачу, наконец повезло: профессор Бири как раз готовился пересадить в новые горшки первый урожай из нескольких недавно завезенных в Хогвартс созревших саженцев. Приготовление настойки оказалось возможным; оставалось еще пара дней. Впереди, как хотелось верить, забрезжил долгожданный свет надежды. Пока не случилось непоправимое. ㅤ ㅤ