В день, когда сошлись звёзды

      Пальцы стискивали поводья. Мощь лошади ощущалась в каждом её шаге. Сдерживать нервное желание начать елозить в седле становилось всё труднее. Взгляды Тартальи участились, примешав к озорному подбадриванию поначалу сомнение, пока то и вовсе не сменилось откровенным беспокойством. Предложение перебраться на лошадь к нему я отмела сразу. Скрывать наше взаимное неравнодушие друг к другу, конечно, уже было занятием бестолковым, однако подбрасывать очередных доказательств отнюдь не хотелось.       Взгляд сместился с медленно плывущих мимо деревьев на процессию впереди.Возглавлявший её Дотторе небрежно держал поводья одной рукой, изредка кидая одному из клонов указания. Следом держались Второй и Шестой с Седьмым. Артуру явно не нравилась компания «братцев», однако тот упорно помалкивал, разве что иногда оборачивался на нас с Паймон, темнея тоскливым взглядом.       Тучи позади подкрадывались с осторожностью. Будто бы те уже не спешили настичь нас, преследовали в угоду праздному любопытству. Мои ладони коснулись Амулета, прятавшегося в складках одежды. Едва тёплый, как и прежде, с горевшим концом. Путь не изменился, и следовали мы в точности по указке Звезды Арктура.       Тарталья подал знак рукой, что встанет в конец и снизил скорость. Я успела только кивнуть, прежде чем тот скрылся позади. В груди, свернувшись в пока ещё небольшой комочек, разрасталось тревожное чувство. Мысли бесцельно сновали по сознанию, выискивая брешь в собственных догадках. Бесконечный анализ превращал меня в олицетворение невротизма, почти что физическое его воплощение. Я знала, что до конечной цели в Сумеру оставалось не так уж и долго. Считанные дни, часы или, может, вовсе минуты? Что они значили в сравнении с долгими месяцами поисков? Раньше жажда ответов застилала глаза, закрывала собой все риски, зализывала свежие раны; теперь же, когда в сердце поселилось нечто иное, та вдруг начала блекнуть.       Паймон подняла на меня взволнованный взгляд. Её махонькие ручонки сжали мои, задрожавшие. Улыбка на моём лице наверняка вышла натянутой и никак не убедила ту в моём здравии. И всё же вопросов не последовало — знала, что промолчу или велю подождать подходящего момента.       Впереди замелькали силуэты Пустынников. Их ездовые животные напоминали верблюдов, разве что шерсть у первых была не песчаной, а грязно-серой, а глаза горели жёлтым янтарём. Раздались голоса. Дотторе сохранял привычное спокойствие, судя по ровному тону, да и я была слишком далеко от него, чтобы уловить перемены в настроении Предвестника. Беседа продлилась недолго. Пустынники, и прежде не отличавшиеся многословностью, вскоре вновь исчезли в зарослях.       — Приближаемся к Великой пустыне, — донёсся до нас голос Дотторе . И я вновь сдержалась от желания сменить положение. Вопросы о том, как нам жить в пустыне и что делать без запасов провизии Предвестник пресёк коротким: «Все необходимые меры приняты», сверкнув привычной полу-улыбкой. Конечно, глупо было думать, что тот бросит нас умирать на полпути, я была нужна ему исключительно в живом виде, однако назойливые сомнения не оставляли и иного развития событий.       Обернувшись, я вновь поймала подбадривающий взгляд Аякса. Его уверенность передалась и мне, но лишь отчасти. В моих руках не журчали острые клинки, а тело давно отвыкло от битв. Сосредоточившись на дороге впереди, я в сотый раз сдержалась от нервных движений в седле. Паймон разглядывала одноликие пейзажи вокруг, изредка гадая, что попадётся в пустыне.       — Там ведь наверняка тоже кто-то живёт, — рассуждала та с задумчивым видом. — Здесь много птичек, а там кто живёт наверху?       — Их собратья, но тебе они не понравятся, — отозвалась я, припоминая стервятников и прочих падальщиков. Флора и фауна пустынь не отличались разнообразием, но то было на Земле. Тейват вполне мог «порадовать» куда бóльшим богатством оных.       Деревья, наконец, начали редеть. Впереди замелькали прогалы, сквозь которые проступали контуры светлых гор. Втянув носом воздух, я уловила нотки знакомого запаха. Он мгновенно отозвался внутри неприятным ощущением мелких камешков в кроссовках, облепившего ступни влажного песка и бесконечной сухости во рту. Успевшая чуть поосесть тревога вновь поднялась неспокойным столпом. Сердце чуяло недоброе. Кувыркалось в груди, сжималось в преддверии близкой развязки. Догадки, пугающие и поначалу ежившиеся где-то в глубине подсознания, медленно потянулись наружу. Их ещё пока тихий и сбивчивый шепоток грозился разрастись громогласным криком внутри. Сглотнув, я отогнала их. Не время и не место. Тем ещё успеется обернуться страшной правдой, когда пальцы коснуться заветного оригинала дневника.       Клоны впереди оживились, принялись перебрасываться короткими фразами на сумерском. Кое-какие слова разобрать удалось: беседа вертелась вокруг провизии и, кажется, Пустынников. И к последним, судя по презрительно скривившимся лицам пособников Дотторе, те относились крайне пренебрежительно. Ожидаемо, впрочем. Пустынники же не заставили себя долго ждать. Появились вровень с самой пустыней, преграждая нам путь. Вновь зазвенели голоса, напряжённые и лязгающие металлом. Коренным жителям этих мест явно было не по душе наше вторжение. И чтобы осознать это, знания языка отнюдь не требовалось. Сквозь узкие прорези защитных масок глаза Пустынников горели недобрым огнём. В их тоне явственно слышалась неприкрытая агрессия. Однако же Дотторе сохранял удивительное спокойствие. Почти что небрежное. Движения его рук поражали свободой и лёгкостью, будто не он сейчас вёл переговоры с десятком хорошо вооружённых и готовых пустить в ход острые клинки наёмников. Сбоку показался Тарталья. Его лицо мгновенно смахнуло мягкую улыбку, обратившись в маску напряжённости. Ладони замерли на поясе, пальцы чуть подрагивали, готовые сжать рукояти.       Переговоры тянулись, как тянулись и минуты. Время в такие моменты имело неприятное свойство застывать. И пускай внутренний голос в насмешку дразнил трусихой, недвусмысленно намекая, как напрасны сейчас всякие страхи, волнение не спешило отпускать. Разумеется, в случае открытого нападения Пустынников ждала лишь скорая смерть, и всё же…       Внезапно всё закончилось, когда один из них вдруг коротко кивнул на очередное предложение Дотторе, кажется, связанное с увеличением платы за услуги, и махнул остальным. Прокатившееся по их группке немое недовольство, впрочем, не успокоило. Если те не рискнут ударить в лоб, что помешает атаковать исподтишка? Пойманный взгляд Аякса будто вторил моим мыслям. Предвестник попытался было в который раз приободрить меня, но быстро сдался, опустив уголки губ. Мы думали об одним и том же. Оставалось лишь уповать на Доктора, если вдруг спину опалит чужое дыхание. Под копытами лошадей захрустел песок. На мгновение тот напомнил снег, что стелился ковром в студёные зимние дни. Я усмехнулась, ловя отголоски прошлого и болезненную ностальгию. То, от чего бежала прежде, внезапно расцвело в памяти иными красками. Веры им не было — уж больно обманчив был собственный разум. Солнце постепенно начало нагревать капюшон, гоня укрыться в ближайшем тенёчке. Но где бы найти таковой посреди бескрайней пустыни? Паймон заёрзала в седле, явно обещая вскоре разразиться плаксивым недовольством. Глаза блуждали по одноликому пейзажу, цепляясь лишь за верхушки песчаных гор. Я же с растерянностью ощутила, что жара не особо докучает мне. Холод внутри не успел развеяться до конца, свернувшись плотным сугробом в глубине. Пожалуй, стоило бы поблагодарить тот, а не проклясть по привычке.       Немота Глаза Пиро теперь вселяла необычайное облегчение. В кармане с этим костром моё тело вспыхнуло бы за пару секунд, едва копыта лошади пересекли пустынные чертоги.       Однако ожило кое-что другое. Осторожно, дабы не привлечь внимание клонов и оригинала, я вновь дотронулась до Амулета Первого. На сей раз он отозвался на прикосновение тихой дрожью. Будто бы в предвкушении чего-то.       — Ждёшь встречи с прошлым, старый друг? — чуть слышно пробормотала я и ощутила укол печали. Амулет хранил чувства, чаяния и будто бы саму душу Арктура. Будто бы был крошечной частичкой его самого.       Паймон обернулась, смерив меня пристальным взглядом. Не удивлённым или испуганным — решительным и говорящим, что та готова ко всему. Погладив ту по голове, я вновь сосредоточилась на восьмиконечной заезде. Один из её кончиков по-прежнему горел. Дотторе не вдавался в подробности, откуда мне был известен верный путь — знал лучшего моего. Редкие повороты его головы и привычная полуулыбка служили самым лучшим тому подтверждением.       Разрозненный хруст песка под десятком копыт вскоре начал создавать некую мелодию в моём воспалённом сознании. Негромкую, почти что прозрачную, точно лёгкая паутинка. Она отдавалась внутри меня, напеваемая девичьим голоском. Совсем юным, в этом я была отчего-то твёрдо уверенна. Мелодия то нарастала, крепчая, то стихала, улетучиваясь, чтобы вернуться вновь. Мягко касалась сознания, приглушая ненасытную тревогу. Желание вторить ей сдерживать становилось всё труднее, пока я, наконец, не сдалась. Собственный голос приглушили плотная ткань накидки и сухое шипение песка. Однако же Паймон среагировала почти сразу, принявшись чуть покачиваться в такт, а через некоторое время принялась подпевать и сама.       — Почему я… — неожиданно та осеклась, прерывая и меня. — Почему я знаю эту песню?       — Если хотя бы на один вопрос был ответ, — туманно отозвалась я, не особо удивившись услышанному. Очередные игры прошлого, Богов и их безвольных рабов в нашем лице. Амулет вдруг задрожал сильнее. Сквозь ткань накидки прорвался яркий луч, устремившийся куда-то вдаль. Чертыхнувшись, я попыталась было скрыть тот ладонями, однако всё оказалось бестолку: с десяток глаз тут же обратились ко мне, пригвоздив к седлу, а растянувшаяся шире улыбка Доктора вынудила замереть.       — Что ж, пришло время уступить госпоже Призванной законное место ведущего, — с неприкрытым удовлетворением проронил тот и небрежно махнул рукой, останавливая всю процессию. Молчание и повиновение — именного этого и ждал от меня Дотторе. И противиться его ожиданиями стало бы верхом безрассудства. Следом за мной поторопился и Аякс, однако Доктор пресёк все его попытки занять место рядом одним коротким жестом. Голубые глаза потемнели, предрекая недоброе, однако Тарталья стерпел. Рана на боку, может, и успела чуть затянуться, однако ещё давала о себе знать.       Лошадь Дотторе — белого, будто чистый снег, окраса — скрылась позади вместе с наездником. Паймон взволнованно подалась вперёд и уставилась в раскинувшийся впереди однотонный океан. Звезда в моих руках, уже не скрываясь, дрожала, настырно указывая вдаль прямым лучом.       «Так близко?» — растерянно вторила моим сомнениям случайная мысль. Едва ли мы успели зайти на территорию Великой Пустыни, когда ожил Амулет. Однако же ни намёка на развалины или даже крошечный камешек не виднелось. — «Разумеется», — ожил внутренний голос. — «Разумно ли обосновываться в самом сердце пустыни, чтобы добираться до её окраин долгие сутки?».       Предположение собственного разума звучало вполне логично. И всё что-то в его рассуждении смущало. Здесь должна была крыться тайна. Впрочем, к последним пора было уже привыкнуть.       Откуда-то сбоку вынырнули Пустынники. Завидев меня во главе процессии, те на мгновение растерялись, однако же, переведя взгляды с меня на Доктора, поспешили к последнему. Переговоры на сей раз продлились недолго. Голоса Пустынников звучали не так воинственно, как в прошлый раз, однако хорошего предчувствия не вселяли. Дотторе же, как и прежде, особой эмоциональностью не отличился. Всё шло согласно его планам, с чего бы тому волноваться?       Внезапно я ощутила на себе чьё-то пристальное внимание. Скрытые повязкой глаза невысокой девушки, заставшей меня у озера, определённо пытались просверлить во мне дыру.       «Ты не первая, малышка. Становись в очередь», — усмехнулась я себе под нос, но, к своему удивлению, приметила на девичьем лице приветливую улыбку. Выяснять причины столь явного интереса к собственной персоне желания — как и времени — не было, и я демонстративно отвернулась. Амулет неистовствовал в моих руках, требуя продолжить путь. Яркий луч настырно продирался сквозь мои пальцы, как бы тщательно я ни старалась прикрыть тот. Пустынников пока что занимали исключительно переговоры, однако стоило бы тем обратить внимание на то, что творилось у самого их носа, и последствия оказались бы непредсказуемы. Вспомнились и слова Тигнари о поклонении местных народов Алому Королю, во владения котрого мы так настырно вторгаемся. Любой неверный шаг мог привести к бойне. Я покосилась на Аякса. Тот хмуро наблюдал за Дотторе и группкой Пустынников. И мрачность его лица отнюдь не радовала. В конце концов разговор оборвался. Не на дружеской ноте, судя по резкому тону одного из Пустынников и их скором исчезновении. Дотторе объяснений, разумеется, не дал, только благосклонно кивнул, намекая двигаться дальше. Песок вновь захрустел под копытами.

***

      Когда первые признаки проникающей внутрь моего хладного полутрупа-полуживого тела жары сбежали по вискам липким потом, а опостылевшие жёлтые горы окончательно слились с блёклым небом, Амулет окончательно пробудился. Вырвался из моей ослабевшей руки и понёсся куда-то вперёд, превратившись в махонькое Солнце.       Позади раздались взволнованные голоса. Обернувшись на миг, я заметила редкую картину — Дотторе улыбался. Широко, сверкая белоснежными клыками. Кровь заструилась быстрее, в висках забился частый пульс. Я сглотнула, отворачиваясь и наблюдая за рождением звезды. Звезды Арктура. Та успела отдалиться на значительное расстояние, замерев в вышине и испуская из каждого лучика столп света. Земля под ногами внезапно дрогнула. Один раз, затем второй. Будто нечто древнее, успевшее забыться глубоким сном, нехотя просыпалось. Дрожь усилилась, став постоянной. Паймон взвизгнула, когда лошадь едва не сбросила нас от резкого толчка. Нечто не просто просыпалось. Оно стремилось выбраться наружу. Подхватив Паймон, я спрыгнула вниз. Всяко лучше свои ноги, чем нервное животное под тобой. За мной последовали и остальные. Аякс не заставил себя ждать, молча встав рядом и держа наготове клинки. Его взгляд блуждал по беспокойным пескам, выискивая источник дрожи.       — Вот оно, — голос Дотторе прозвучал тихо, однако тот долетел до нас. Доктор замер неподалёку в окружении клонов, но явно не замечая ни их, ни нас. — Наследние Первого Призванного.       Его детища со смесью растерянности и ужаса наблюдали, как тот движется вперёд, совершенно не заботясь о собственной безопасности. Дотторе будто бы и вовсе было плевать на себя. Жажда нового убивала в нём всякую предосторожность. С его бледного лица не сходила необычайно широкая улыбка. Фантазия сама дорисовала распахнутые алые глаза под маской, лучившиеся безумным восторгом.       «Но… если он читал оригинал, то должен был быть здесь», — растерянно подумала я, наблюдая за Вторым Предвестником. Что-то здесь не сходилось. Дотторе знал историю Арктура. Или же…       «Просто делал вид, что знает», — усмехнулся внутренний голос. — «Умело обставил всё так, будто знаком с оригиналами всех дневников, а ты и рада поверить».       Земля разверзлась внезапно, как разверзается пасть громадного чудища. Проглотила исчезнувший внутри её черноты песок и выдохнула устало. Звезда Арктура по-прежнему сверкала над ней. Фигура Дотторе казалась крошечной в сравнении с темневшей впереди бездной. И спроси меня кто, что пугало больше — застывшая в преддверии «пищи» пропасть или замерший возле её края Предвестник, я бы не смогла. Клоны не решались прервать неожиданное молчание создателя, только косились то на нас, то на него. Аякс нервно сжимал рукояти клинков, не переставая оглядываться по сторонам. Сглотнув, я подняла взгляд на горевшую Звезду. Её наконечники, кажется, начали пульсировать, всё больше светясь. Несколько лучей падали в бездну, будто старались насытить ту. В сознании вновь зазвучала тихая мелодия. На сей раз куда более отчётливая. Девичий голос манил, словно бы… доносился из самой пропасти.       — Куда ты? — Глаза Аякса расширились, впившись в меня. Крепкая ладонь, сжавшая мою, не давала сделать и шагу.       — Всё в порядке, — коротко отозвалась я и ощутила, как хватка слабеет.       Паймон потянулась за мной. Её глаза горели схожим пониманием. И я не сомневалась — она тоже слышит мелодию. С каждым нашим шагом голос креп, набирал красоты, певучести и силы. Нежность и тонкость тембра девушки, лёгкость и изящность, с которыми та выводила мелодию, вселяли непривычное спокойствие. Она вела к цели, как вела и замершая среди небес звезда. С тихим шипением песок под ногами ссыпался вниз, исчезнув в черноте бездны. Подняв взгляд, я протянула ладони, слыша, как девичий голос окончательно крепнет в сознании. Амулет дрогнул, заискрился, затем медленно поплыл навстречу.       «Как долго ты ждала своего часа?» — подумалось мне, когда звезда опустилась в мои руки, застыв у самых ладоней. Краем глаза я заметила, как отпрянул подошедший было Дотторе. Скривился, прикрыв лицо ладонью. Позади, не решаясь приблизиться, остановились и остальные, молчаливо наблюдая. Среди знакомых лиц появились и силуэты Пустынников. Те тоже безмолвствовали, и на открытых частях их лиц явственно проступала бледность.       — Проводишь меня к нему? — тихо спросила я Звезду и получила короткое согласие: та вновь поднялась в воздух, замерла и принялась медленно опускаться в черноту.       Земля вздрогнула, оживая. Из края бездны, будто ряд зубов, начали появляться выступы — ступени. Путь предстоял неблизкий.

***

      Свет путеводной Звезды выцеплял из мрака лишь поеденные временем ребра бесконечных ступеней. Мои пальцы медленно скользили по шероховатой стене, углубляясь в мелкие трещины и изучая вслепую каждую выемку. Взгляд старательно избегал чернильного океана справа, сосредоточившись на единственном светлом пятне — Амулете. Его ободряющее мерцание вселяло хрупкую надежду на скорую встречу с устойчивой поверхностью под ногами.       Паймон осторожно парила рядом, с опаской поглядывая на бездну справа. Я же с толикой зависти глядела на её свободно болтающиеся в воздухе ножки. Падение той явно не грозило. Позади слышались тяжёлые шаги Дотторе и Аякса. Первый решительно отказался уступить второму почётное место позади меня. Однако Тарталья и здесь проявил сдержанность: коротко кивнул мне, поймав мой предупредительный взгляд и отступил. Перемены шли ему к лицу, придавая мужественности и взрослости. Я помотала головой, прогоняя с лица внезапную улыбку. Как всегда мысли упорно избегали насущных проблем и цеплялись за всё подряд.       — Гляди, гляди! — Паймон подалась вперёд, сжала крепче мою ладонь и указала куда-то вперёд. Сперва глаза, пускай и успевшие привыкнуть к темноте, не различили в той ничего нового. Всё тот же бездонный мрак. Однако затем зацепились за очертания чего-то массивного. Двери?       Ноги сами ускорили шаг. Страх оступиться тут же померк перед близившейся развязкой. Моей спешке вторил и Доктор. Не было нужды оборачиваться, чтобы понять — тот едва сдерживается, чтобы не отбросить меня в сторону и не ринуться к заветной цели.       — Не подходи близко, — раздался голос Аякса, прежде чем мои ноги соскочили с последней ступени.       Я замерла. Но не в угоду собственному вездесущему страху или тревоге Предвестника. От трепета, что пронёсся по всему телу. Массивные, созданные будто для великанов, двери нависали сверху. И хоть нашу группку от них отделяла свободная площадка впереди, сорвись они с петель, без труда успели бы похоронить всех под собой. Путеводная Звезда медленно поплыла в их сторону, всё так же изредка мерцая. Света её вполне хватило, чтобы заметить и угловатые трещины на плитках, и обломки камней, и зияющую ещё более глубокой чернотой прорезь створок. Передо мной возникла широкая спина Аякса. Тот озирался по сторонам, держа наготове клинки. Позади послышались взволнованные голоса клонов. Паймон судорожно вздохнула. Один лишь Дотторе, как и подобает ему, оставался спокоен. Шаги его, всё такие же чёткие и выверенные, звучали пугающе ровно. Он шёл, заложив руки за спиной, будто прогуливался, и невнимательному глазу бы непременно показался спокойным. Однако крепко сжатые в замок пальцы выдали всё напряжение Доктора. Подойди я ближе, непременно заметила бы дрожь по всему его телу. А окажись вплотную, услышала бы шумное, прерывистое дыхание.       — Нужно идти, — сказала я Аяксу и увидела сомнение в голубых глазах. Тот наверняка прочитал схожие эмоции и в моих, но решил смолчать и согласиться. Под ногами захрустел песок и камни. Редкие плитки с раздражением откликались на наши неосторожные шаги. Всё вокруг пребывало в затхлом сне, глубоком и пыльном. Тьма мешала разглядеть стены и окружение детально. Над головой застыл кусочек свободы, крохотный и будоражащий кровь в жилах от осознания, какой путь пришлось проделать.       Звезда Арктура замерла возле самых дверей в немом ожидании. Повисла, призывно мерцая. Первым к ней приблизился Дотторе. Сам Амулет его не особо привлёк. Предвестнику не терпелось попасть внутрь… Чего? Мой взгляд вновь заскользил по окружению, ища хотя бы малейшие подсказки. Сознание с сомнением предложило «хранилища», однако что-то упорно твердило мне, что наши ноги ступили на совсем иные земли.       Подойдя почти вплотную, я разглядела поверхность дверей. И пускай время не пощадило их, «наградив» царапинами, трещинами и пятнами, они неплохо сохранились. По краю тянулись некие символы, отчасти напомнившие сумерскую вязь.       — Древнесумерский, — пояснил Доктор, поймав мой растерянный взгляд. — Этому сооружению несколько тысячелетий, если не сказать больше.       Я промолчала. Да и что бы могла сказать? «Ого!» или «Понятно»? Второй Предвестник явно не станет делиться ценной информацией. Впрочем, это было взаимно.       Двери безмолвствовали. Нависали сверху, грозно наблюдая за нами. По моей коже заспешил неприятный холодок. Всё моё нутро замерло, сжалось. Место, пробывшее в ветхом забытье так долго, не ждало гостей. Однако Звезда не спешила разворачиваться. Мерцала высоко. Ждала действия. И вариантов оного было крайне мало. Мои пальцы потянули руку к каменной поверхности, ледяной и неровной. Ни замочной скважины, ни ручек. Да и нашёлся бы ключ, который смог отворить подобную махину?       Ощутимый толчок сотряс зал. Сверху посыпались песок и мелкие камни, тут же отброшенные хлёсткой струёй. Аякс не дремал — мгновенно утянул меня за спину, сверкая клинками.       — Кас, ладонь! — услышала я его возглас сквозь нарастающий грохот и недоумённо опустила взгляд на собственные руки. Правая, как и раньше, скрывалась под перчаткой, на левой же посередине ладони образовалась неровная дыра, сквозь которую проступала грязь вперемешку с кровью. Косая рана не болела. Образовалась будто бы случайно… в момент прикосновения к двери?       И правда. На каменной поверхности проступало тёмное пятно.       «Снова игры с кровью», — с досадой подумала я, напрочь забыв о суматохе вокруг. В последней, однако, не было никакой нужды. Пустынники и клоны застыли в нерешительности, следя за действиями Дотторе. Тот же едва обратил внимание на внезапную тряску. Улыбка его, не сдерживаясь, становилась всё шире с каждой секундой. Взгляд, пускай и скрытый маской, без сомнения, видел перед собой лишь увеличивающуюся прорезь между каменными гигантами. Его чаяния, как и мои, вскоре обещали стать действительностью.       Внезапно Доктор отшатнулся. Дёрнулся, скривившись, как от звонкой пощёчины. Это звезда спугнула его, начав сперва спускаться, затем вновь замерла, поджидая меня. Перекосившийся рот Дотторе едва не сорвал с губ тихий смешок. Мечты Второго Предвестника о скорой развязке буквально наступали тому на пятки, отчего любое промедление казалось ему смертеподобно. Поймав предостерегающий взгляд Аякса, я только бегло подмигнула ему. Отступать было некуда. Как и нечего было надеяться на милосердие костлявой. Последнюю давно оседлала более властная старуха, алчущая меня в рядах живых.       Левая ладонь по-прежнему не отзывалась болью, и о ране напоминала лишь размазанная с грязью кровь. Стены продолжали содрогаться и сыпать нам на головы останки прошлого. Двери успели разойтись наполовину, когда Звезда Арктура потянулась ко мне, облюбовав пространство над ладонями. Паймон молча хваталась за меня, не роняя лишнего словечка. Только завороженно следила за приоткрывающимся проходом. Мрак в его глубине манил. Но не цепенящим ужасом — трепетом предстоящей встречи. Сердце ускорило бег, разогнало кровь по сосудам; таранило грудь, спеша навстречу ответам. Осознание, сколь близки те были, рухнуло откуда-то сверху, пройдясь от телу ледяной волной. Чувства, противоречивые и почти что животные, слились в единый поток.       Внутренний молот из мышц и нервов работал исправно, чем и мешал мыслить трезво. Я остановилась на краткий миг, впиваясь глазами в окружение и толком не видя его. Покрытые смазанными силуэтами и стёршимися письменами стены; покоившиеся в собственных обломках колонны; контуры обезличенных веками статуй. Света Звезды хватило, чтобы признать в одной из них античный шедевр. Мысли о том, как бы ахнули искусствоведы, увидев руки Венеры Милосской в целости и сохранности отчасти развеселили. Времени для детального осмотра десятков и десятков отголосков прошлого отнюдь не нашлось, и я ускорила шаг. Позади, держась на том расстоянии, на какое подпускала к себе Звезда, следовали остальные. Изредка доносились перешёптывания меж клонами или короткие переклички Пустынников, однако все старались придерживаться тишины. Паймон брела рядом, неотрывно следя за проплывающими мимо колоннами и статуями. Не задавала вопросов об их происхождении, как и не интересовалась скорым окончанием путешествия. Знала, как и всегда, что все разговоры следует попридержать.       Наконец, свет Звезды вызволил из густого сумрака ещё одни двери. На сей раз куда скромнее в размерах, нежели предыдущие. По их краям так же тянулись вереницы символов, при приближении Амулета загоревшихся ярким огнём. Позади вновь началось оживление. Подойдя почти вплотную, я услышала глухой щелчок, и створки начали разъезжаться, отряхиваясь от древности веков. В нос тут же ударил стойкий запах пыли, сырости и позабытых секретов. Тело на мгновение оцепенело, охваченное страхом. Момент истины неумолимо приближался, вселяя в кончики пальцев мелкую дрожь. Сумятица в сознании нарастала, с каждым мгновением грозясь перерасти в настоящий хаос. Я неотрывно следила за приоткрывающимся проходом. Извечная тьма царила и в нём, брызжа слюной от вожделения при виде неожиданной добычи. Плотная и словно бы… живая. Стекающаяся поглазеть на свежую плоть ото всюду, принюхивающаяся к смешанным запахам пота, грязи и страха от наших тел. Наконец, она с шипением начала отступать, давая разглядеть тянувшиеся по обе стороны высокие стены. Пол под ногами выстилал всё тот же плотный ковёр из пыли и мусора древности.       Звезда в моих руках вздрогнула, засияв ярче, затем вновь начала подниматься ввысь. Мой взгляд с напряжением следил за каждым её движением. Внезапно я с удивлением и растерянностью заметила, что стены по обе стороны обрываются пустотой, а потолка всё не появлялось.       — Почему нет потолка? — шёпотом озвучила мои мысли Паймон. Мне же отвечать было нечего.       Путеводная Звезда Арктура тем временем успела приблизиться к стене напротив. Я напряжённо всмотрелась в неё, ещё пока не решаясь подойти ближе.       «Тупик?» — вопросило пребывавшее в смятении сознание.       Но и для него у меня не нашлось ответа. Разве что пространное: «Надеюсь, нет». Взгляд бесцельно блуждал по одноликому окружению, пока ноги неуверенно вели вперёд. И чем ближе к Звезде те подводили, тем чётче сквозь тьму проступали края проходов по левую и правую руку. Нет, не тупик. Что-то пострашнее.       — Что за странный рисунок? — Паймон нахмурилась, подбежав к стене напротив и замерев под самым Амулетом. Сперва я не поняла, о чём та говорит, пока не встала рядом. И тут же ощутила, как страх проникает в тело и сковывает мышцы тугими цепями.       Рисунок изображал до боли знакомую легенду, в детстве пугающую стараниями бурной фантазии, а в более старшем возрасте — осадком с тех давних пор. Очевидно, культура Сумеру успела повлиять на Арктура, однако и свою, родную, тот не позабыл. Подушечки моих пальцев коснулись вырубленного сотни и сотни лет назад узора. Не нужно было долго ломать голову, чтобы угадать в его извилистых закоулках лабиринт. Моя рука дрогнула, когда глаза зацепились за широкоплечую фигуру. Та застыла прямо посередине, глядя куда-то вбок совсем не человеческими глазами.       — Что с его головой? — тихо спросила Паймон, и по дрожи в её голосе стало ясно, что на хороший ответ та не надеется.       — Минотавр, — сдавленно отозвалась я, рефлекторно оборачиваясь и ловя с десяток впивающихся в нас взглядов. — Это минотавр.       — Кто? — Паймон замерла, поднимая глаза на меня и после моего затишья добавила: — ах, не отвечай! Опять какое-то чудище!       — Госпожа Призванная, позвольте и нам узнать тему вашего обсуждения, — вкрадчивый голос Дотторе заставил вздрогнуть и поёжиться, боязливо оглядываясь. Поджать губы, поглядев на Паймон и схему лабиринта, затем нехотя двинуться обратно к страждущим ответов.       Дотторе замер в нарочито небрежной позе, будто бы и не жаждал услышать деталей, как голодный алчет еды. Аякс же старательно пытался скрыть иное чувство — напряжение вперемешку со страхом. Последний ему категорически не шёл, однако влияние легенд о Призванных и неприкасаемости всего, что с ними связано, возымело верх и над ним. Клоны стояли чуть поодаль однолико-перепуганной кучкой. Впрочем, как и Пустынники, побледневшие настолько, насколько позволял их загорелый цвет кожи.       — Родина Арктура оставила в наследство много легенд и мифов, — начала я издалека, старательно подбирая каждое слово, — один из таких мифов повествует о подвиге молодого героя, Тесея, сразившего Минотавра.       — Минотавра? — Аякс нахмурился сильнее, не отрывая от меня взгляда.       — Порождение порочной связи Пасифеи, дочери Гелиоса, и критского быка, — Дотторе хмыкнул, потирая подбородок; и ухмылка его отнюдь не отличалась весёлостью. — Погодите-ка, — он вдруг переменился в лице, смахнув с лица всякий задор, — царь Минос от стыда заточил его в…       — Лабиринте, — закончила я. — И сейчас мы в одном из таковых.       — Что? — Аякс ошарашено переводил взгляд с меня на Доктора, явно не улавливая сути разговора. — Критский… бык? Лабиринт?       — Народное творчество, — я нервно улыбнулась не столько желая приободрить Тарталью или разрядить обстановку, сколько по глупости привычки. — По крайней мере таковым оно считалось на Земле.       И правда, таковым оно считалось на Земле, мифическим и сказочным. Тейват же мог продемонстрировать вполне себе реалистичную версию из крови, плоти и… рогов. Я поёжилась, когда особо чёткие образы пышущего гневом и паром монстра с головой быка возникли перед внутренним взором. Крохотные красные глазки, сперва обшаривающие в бешенстве всё вокруг, а затем впивающиеся в меня.       Мою ладонь внезапно сжала чужая. Тёплая и большая. Аякс незаметно подбодрил меня, не отрываясь от Дотторе. И я ответила ему тем же, мысленно же надеясь, что это не последнее наше прикосновение друг к другу.       — Если память меня не подводит, — продолжил Доктор, — в истории имели место быть герой и его возлюбленная. Первый выступил против чудовища, вторая же помогла ему выбраться из лабиринта.       — Нить Ариадны, — я кивнула, прекрасно понимая, к чему клонит Второй Предвестник.       — В нашем случае ею станет Звезда, — с некоей пренебрежительностью обронил тот. И внутри моего сознания к картине присоединилась ещё одна деталь. Не особо крупная, но обещавшая послужить связующим звеном для других.       Звезда несомненно принадлежала Арктуру и его Проводнику. Пока не перешла к Далии. Значит, роль Ариадны Первый отвёл ей. Тогда героем должна была стать я?       «Остаётся выяснить, кто скрывался под личиной Минотавра», — пронеслось в сознании.       Глаза рефлекторно покосились на Доктора. Нет, уж слишком очевидный ответ. Да и по всем канонам позор Миноса не должен был покидать лабиринта, Второй Предвестник же свободно разгуливал по Тейвату. Значит, чудище стоило искать в самом центре, как и было обещано картой.       — Разговоры не продвинут нас ближе к цели, — ещё пока сохраняя хладнокровие, с нажимом сказал Доктор. Аякс, пытавшийся прояснить проблему касательно провизии, вмиг осёкся. Сверкнул потемневшим взглядом, однако решил избежать споров.       Потянувшись к капюшону и маске, я легко избавилась от них под растерянные взгляды остальных.       — Душно, — коротко призналась я, решив не ехидничать и не подмечать, что Пустынники давно должны были догадаться, кто перед ними. Тем более, что одна из них успела в мельчайших подробностях разглядеть не только моё лицо.       — И правда, — Аякс тут же последовал моему примеру.       Дотторе оцепенел, затем, переменившись в лице, обернулся на Пустынников. Те по-прежнему безмолвствовали и после нашего откровения особо не спешили изменять себе. Разве что вцепились в нас взглядами пуще прежнего.       — Нам нужно спешить, — вновь повторил Второй Предвестник, сцепив руки в замок за спиной и тем самым намекая, что ещё бóльшего промедления не потерпит.       — Паймон, — я присела перед той, готовясь к неприятному разговору, — знаю, ты будешь против, но если пойдёшь мне на уступки и в этот раз, я буду самой благодарной сестрёнкой на свете.       — Я знаю, чего ты хочешь! — Та вмиг помрачнела, обидчиво поджала губки и нервно замотала головкой. — И не проси! С тобой пойду. Нет! Впереди тебя!       — Знаю, ты смелая, — моя ладонь пригладила выбившуюся светлую прядь, — смелее, чем я. Но не сейчас. Обещаю, когда мы выберемся, я исполню любое твоё желание в обмен на эту небольшую просьбу.       — Посчитать бы, сколько таких желаний ты мне уже задолжала, — процедила та хмурым голосочком. И хоть тон её ещё оставался неприветливым, глаза уже не скрывали смирения. — Ладно, — наконец, Паймон махнула ручкой. Но только попробуй умереть первой. Нам ещё на том свете встречаться.       С моих губ сорвался тихий смешок. Совсем не к месту, однако сдержать его я не смогла. Уж слишком не по-детски прозвучали последние слова Паймон, как и совсем не по-детски блеснул её взгляд.       Звезда вновь легла в мои ладони, загоревшись ярче. Затем поплыла налево. Тишину тут же разрушил топот десятка ног. Я же, сглотнув, крепче сжала кулаки и вгляделась в мрак впереди. Воспалённое сознание так и норовило нарисовать в том огонь алых глаз или блеск длинных и кривых, как сабли, клыков. Однако ни то, ни другое пока что не спешило обращаться в реальность. Пока что только игралось с натянутыми, как тугие канаты, мышцами живота, будоражило и без того неспокойную кровь, веселилось вместе с дрожью в кончиках пальцев. Собственные шаги эхом отдавались от нескончаемых стен, тянувшихся по обе стороны. Пустых, лишённых всяких опознавательных знаков, кроме прорезей широких проходов. Взгляд скользил по однообразным плитам под ногами, усыпанными осколками прошлого и вековой пылью. Сердце гулко работало в груди, упорно напоминая о собственном неизменном желании однажды вырваться из неё. Усмехнувшись, я отчасти позавидовала тому, ведь мы с ним на двоих делили одно желание — оставить опостылевшую оболочку.

***

      Биение сердца сравнялось с шагами. Глаза лишь недавно перестали выискивать среди бестелесных теней притаившуюся и волне телесную смерть. Я даже позволила себе тихо усмехнуться под нос. Мои шансы умереть по чужой, либо собственной воле давно уже трепыхались вплотную к нулю. Страшен ли неведомый монстр теперь? Разве что перспективой учуять многовековой «аромат» его немытого тела. Впрочем, и мне не было впору кичиться чистотой.       Звезда Арктура — либо же Далии — плыла над головой чуть впереди, не торопясь, но и не медля. Безголосая тишина позади постепенно начала разбавляться редким перешёптыванием. Высокие стены, как и прежде, тянулись по обе стороны, виляя то влево, то вправо, то обрываясь проходом, то сливаясь в тупик. Однако ни единого примечательного знака или намёка.       Навострив уши, я всё старалась уличить среди звона безмолвия далёкий рык или хриплое сопение, но тщетно. Лабиринт молчал, будто и вовсе не был заинтересован живыми. Как стены не сохранили следов борьбы, так и пол устилали лишь пыль и мелкие камни. Подобное Минотавру из мифов существо непременно должно было обозначить собственные владения.       Схожее мнение изредка проскальзывало и в переговорах Тартальи с Дотторе. Те старательно понижали голоса, и всё же до меня долетали некоторые обрывки фраз. Первого беспокоило подозрительное спокойствие, второго же, что неудивительно, отсутствие каких-либо ценных знаний.       — Ни клочка бумаги, ни куска картины, — стискивая зубы, сетовал Доктор. Пока ещё его ожидания лишь слегка пошатнулись, окажись же те пустыми иллюзиями, оставалось лишь надеяться на лучшее.       Когда ноги заныли, а во рту окончательно пересохло, и я уже намеревалась устроить привал, очередной поворот оборвался совсем не узким коридором. Сердце пропустило удар, когда взгляду предстал освещённый край громадного зала. Как и всё прежде, окружение здесь не изменилось: пыль намертво въелась в потрескавшиеся плиты; однотонные стены обрывались пустотой; потолок терялся высоко над головой. Однако же пространство вокруг терялось в плотной тьме, и лишь изредка та отступала под натиском пульсирующей Звезды. Последняя же вдруг загорелась ярче, на короткие мгновения обличая мрак и прогоняя тот.       — Что это? — раздалось позади, и тут же в глаза бросилось возвышение впереди. Оно напоминало стол или же…       «Гроб?» — промелькнуло в мыслях, в то время как взгляд с сомнением и опаской скользил по внезапной находке.       Звезда внезапно загорелась ещё ярче, подлетая прямиком к центру. Её кончики испускали пронизывающие всё вокруг лучи. Совсем как крохотное Солнце, та застыла над возвышением, явно призывая подойти ближе.       — Кас, — раздался позади предупреждающий возглас Тартальи, но я лишь бегло обернулась на того. Сердце вновь застучало сильнее, слепо следуя наитию. Дрожь в пальцах, вернувшись, обрела ещё бóльшую силу. Нечто внутри моего сознания подсказывало, чей покой мне вскоре предстояло нарушить.       Края выступа покрывали всё те же символы, о смысле которых оставалось лишь догадываться. При приближении Амулета они так же, как и те, что остались на дверях, загорелись. Будто всё это время ждали. Меня?       Ладонь коснулась твёрдой прохладной поверхности, сметая толстый слой пыли, когда та в мгновении ока покрылась тёмными следами. Рана вновь открылась. Без боли. Будто бы так и нужно. Будто бы всё шло по спланированному целые столетия назад сценарию.       — Так вот где ты спрятался, — слетело невольное с моих губ, тут же искривившихся в печальной ухмылке. — Умно, ничего не скажешь.       Прозрачная крышка гроба позволила разглядеть сложившего руки на груди старца. Иссохшие пальцы держали книгу, в округлой прорези которой красовался Глаз Дендро. Первый Призванный словно бы мирно спал. Вот-вот — и тот, вздрогнув, распахнёт подёрнутые сетью глубоких морщин веки, взглянет потускневшими от времени глазами на меня и с нежной улыбкой, на которую способны только старики, поприветствует. Однако тот продолжал хранить молчание. Я попыталась угадать в угловатых чертах того мужчину, чей облик некогда принимала Другая, но так и не смогла.       «Но где же… где Минотавр?» — с опаской вопросил внутренний голос. На карте перед входом в лабиринт тот явственно значился в самой середине. Следов его, как и в целом следов жизни, не попалось. Тогда…       — Это… ты? — с сомнением спросила я, прекрасно понимая, что ответа не услышу. До него, как и прежде, предстояло додумываться самостоятельно.       Скромные попытки пребывавшего в хаосе разума связать происходящее воедино, разумеется, потерпели неудачу. Послание Арктура крылось, казалось бы, на самой поверхности, но в то же время ускользало всякий раз, как я с опаской протягивала к нему руки.       Или же я сама отталкивала неудобную правду?       За спиной уже начало нарастать беспокойство. Остальные тоже жаждали ответов, хоть куда более приземлённых. Звезда засияла ещё ярче, как только крышка гроба сдвинулась. Последняя, к моему удивлению, оказалась не такой уж тяжёлой, как подумалось сперва. Бряцнув, та опустилась на пол, я же вернулась к телу Первого. То сохранилось фантастически, явно не без влияния магии. Замерло, прижимая к себе единственное сокровище — подлинный Дневник и Глаз Бога. Мои пальцы, опасливо содрогаясь, приблизились к ответам на многие вопросы, прошлись по твёрдому переплёту, достигли гладкое поверхности Глаза. Взгляд сместился на лицо старика, что некогда стал легендой при жизни.       — Вот мы и встретились, старый друг, — тихо пробормотала я, чувствуя внутренний трепет, — надеюсь, не будешь против, если я ограблю тебя. Не переживай, от улик обещаю изба...       Кисть неожиданно стиснуло что-то крепкое. Из моего рта успел вылететь лишь короткий писк, прежде чем лицо Первого начало меняться. Рот с поредевшими к старости зубами раскрылся в немом крике, глаза распахнулись, бешено вращаясь и ища нарушителя. Я застыла, не в силах двинуться с места. Затем дёрнулась, ещё, ещё и ещё. Тщетно. Первый крепко держал меня, всё так же безумно таращась в пустоту. Мгновение — и подслеповатые глазки метнулись ко мне. Сухие губы, трескаясь, поползли в разные стороны.       «Он… улыбается?» — с ужасом догадалась я, силясь сохранить здравый рассудок.       — Неужто наследница пожаловала, — по залу прокатился скрипучий голос. Будто давно не смазанных дверных петель. — Дай-ка взглянуть на тебя.       — Твои связки… — только и смогла выдавить я, ощущая, как кровь стынет в жилах. — Почему… к-как ты говоришь?       — Как-как, — просипел Первый… либо же то, что вселилось в его тело, — как ты говоришь, так и я говорю. Что, не любишь болтать?       Тело оцепенело, взгляд следил за натужными попытками некогда бездыханного трупа подняться. Крик застрял где-то в горле, когда тот всё-таки сумел сесть, приговаривая, что от молодняка нынче никакой помощи.       «Точно!» — в панике догадалась я. — «Я же могу позвать на…».       Сердце рухнуло вниз, стоило мне обернуться на стоявших вдалеке. На лице Дотторе застыла широкая ухмылка; лицо Аякса скрыло тень паники в купе с напряжением; клоны столпились позади вместе с Пустынниками. Но Паймон… где же Паймон?       — КАССИ-И-И-И! — Громогласный рёв прокатился меж стен, теряясь где-то вдалеке, и топот маленьких ножек вынудил тут же отозваться:       — Стой, Паймон! — воскликнула я, заметив стремительно приближающееся пятнышко. То неслось в мою сторону с огромной скоростью, однако затормозило, услышав меня. — Не приближайся.       — Твой Проводник? — Первый, или, скорее, то, что от него осталось, захрустел костями, потянувшись вперёд. Со смесью ужаса и омерзения я заметила в его белёсых глазах проблеск интереса. — Совсем ещё малышка. Младше моего Аима в день нашей первой встречи. Значит, Паймон? Прелестное имя.       Неприятный звук, напомнивший звук раздираемой ткани, наполнил зал. Пока я с испугом не догадалась — Первый Призванный смеялся.       — Что, наследница, боишься? — Его глаза переместились на меня, не моргая. Сухие губы обнажили остатки зубов. — Не стоит, мы с тобой в одной упряжке. Ну что, готова к долгой беседе? Приятной сделать её не обещаю, а вот полезной точно.       Я промолчала. Следила за впалой грудью худощавого тела с выступающими сквозь тонкую тунику рёбрами. Та не вздымалась, руша даже самую малую надежду на жизнь внутри Первого. Продолжавшая стискивать моё запястье рука походила на холодный и твёрдый камень. И вновь ни намёка на живое. Всё внутри кричало о том, что передо мной живой мертвец, однако что-то ещё, что не поддалось влиянию паники, пытливо указывало на ложь. И лгали мне не одни лишь глаза.       — Погоди-ка, — озарённая внезапной догадкой пробормотала я, — откуда ты знаешь язык Снежной?       Старик оцепенел, не сводя с меня растерянного взгляда. Словно бы и не ожидал подобного вопроса. Затем вдруг вновь улыбнулся, захрипев и засмеявшись. Мгновение — и сухие пальцы разжались.       — Надо же, и так тебя не провести, — всё ещё сипло хохоча, проскрипел Первый. Нет. Не он, а…       — Ничего святого в тебе нет, — стискивая зубы, прошипела я. В подслеповатых глазках зажглись огни, лукавые, как у самого дьявола. Вернее, дьяволицы.       — Согласись, здорово же вышло. — Другая в теле Арктура легко соскочила с постамента, тряхнув длинной белоснежной бородой. Теперь движения той не скрывались за нарочитой медлительности, свойственной старикам. — Страх в твоих глазах, м-м-м, — покрытый желтоватым налётом язык прошёлся по покрытым трещинами губам, вызвав у меня приступ отвращения, — он был неописуемо прекрасен.       — Ты ничем не побрезгуешь, верно?       — К чему задавать вопросы, ответы на которые и так знаешь? — Она хитро сощурилась, затем повернулась к Паймон, подманивая ту к себе. — Ну вот и принцесса Паймон признала меня.       Паймон, прежде стоявшая в нерешительности, медленно двинулась к нам. Застывшие, точно статуи, силуэты остальных позади неё по-прежнемуне шевелились.       — Снова твои фокусы, — я покосилась на толпу возле самого входа в зал, на что получила вполне справедливый ответ:       — Лишние свидетели нам не к чему. Особенно тот, что прячет глаза за маской.       — Он же твой любимчик, — вспомнились мне слова Альги.       — Ну и что? Ты тоже моя любимица, но я же не раскрываю тебе все свои карты. — И вновь спорить было бесполезно. Однако взгляд мой, устремлённый на Аякса, не остался незамеченным. — Не тревожься, короля твоего сердца я не трону. — Альга с ехидной усмешкой склонила голову. Седые локоны упали на худые плечи.       — Для чего всё это? — стараясь хоть как-то скрыть враждебность в голосе, дабы не разозлить Другую, поинтересовалась я. На самом деле не надеясь на ясный ответ, но крайне изумившись, услышав именно его.       — Чтобы ты смогла сполна насладиться чтивом, — легко и непринуждённо отозвалась та и подбородком указала в сторону Дневника. Тот терпеливо ждал, оставленный на постаменте. — Изучение всех его, то бишь моих, если угодно, тайн, займёт приличное количество времени.       — Но почему Минотавр? — вспомнив о неразгаданной загадке спросила я. И вновь Альга удивила прямотой, а не извечными уловками.       — О, я помню его ответ на этот вопрос, — она вдруг вновь растянула на старческом лице улыбку, однако на сей раз в той не было и следа лукавства или озорства. Лишь странная и так не шедшая Другой задумчивая печаль. — Процитирую, коли память решит не подвести. Не сочти за шутку, но даже мои нити обладают подобием памяти.       «Нити?» — растерянно подумала я, затем решила: — «нити паутины, которой та оплела весь Тейват».       — По моей родине гулял слух о чудище, которое породила неразумная дочь Бога, поддавшись минутной страсти. Убитый горем и страшащийся позора муж той сумасшедшей, что возлегла быком, вскоре запер то порождение греха в лабиринте, дабы скрыть его от лишних глаз. Но под гнётом совести раз в год присылал ему молодых красавиц и красавец. Так скажи же мне, чем я отличаюсь от того чудища? Порождение греха, которого страшится сам его создатель. Моим последним пристанищем я избрал этот лабиринт. А жертвами моими станут последующие за мной Призванные. Я не сожру их, как Минотавр. Не разорву, не растопчу, не выпотрошу. О нет, я окажусь зверем куда более страшным. Ведь поведаю им горькую правду.       Альга затихла, глядя куда-то в пустоту. В её образе на короткий миг проступил сам Первый. Усталых, поеденный жизнью, истерзанный её острыми клыками старец; иссохший от тягот лишения, осунувшийся от тяжести бремени, съёжившийся от страха перед полчищем тайн, наверняка роем сновавших в сознании при жизни. Совсем как и в моём.       Ноги сделали первые шаги. Руки вновь коснулись твёрдого переплёта. Истинный Глаз Первого сверкнул в лучах Звезды. Страницы зашелестели, исписанные рукой Арктура и ничьей больше. Зашептали его тайны, тихо, но настойчиво.       Я глубоко вдохнула, готовясь погрузиться в них.