В день, когда сошлись звёзды

      К утру гостиная опустела. Под ногами зашуршали фантики — напоминание, что вчерашнее не привиделось. Как и обещал Хайтам, в этот день меня не тронули. Солнце успело выглянуть из-за горизонта, приветствуя первыми лучами, и замереть над треугольниками покатых крыш. Снаружи доносился шум, приглашая выглянуть и присоединиться; я же, напротив, упорствовала в желании уединиться. Свежесть росы в садике помогла отрезвить голову. Вдохнув терпкий запах трав, я вновь ощутила небывалое умиротворение — редкая роскошь. Принятие собственных обязанностей встряхнуло. Забавно, но прежде мне не удавалось даже посмотреть им в лицо, сейчас же перспектива совсем скоро оказаться в сырой земле уже не давила так сильно. Если призадуматься, жизнь, что осталась позади, протекала размеренно и спокойно. Бросаться жалобами в прошлое, истерично молить то стать настоящим было сродни безумию. Отчасти сладким, во много притягательным, но безумием. Вариться в однобоких и наверняка лживо-приторных воспоминаниях из раза в раз, но для чего? Сейчас я могла сказать, что в какой-то мере была счастлива. Вряд ли будущее смилостивится надо мной и решит скинуть бремя избранности, но зато настоящее не спешило топтать столь нечастые светлые мысли в голове.       Изредка те всё же обращались к прошлому, но уже не моему. Лица предыдущих Призванных в качестве маски Другой мелькали перед глазами, подталкивая поразмышлять об их судьбах. Малоприятных, надо подметить, однако у каждого были личные мотивы к такому исходу. Ригель плохо ладила с собственными чувствами, очерствела, окаменела, осознав лишь под самый конец, что было истиной для неё. Её прекрасный лик запомнился отчётливо. Она была слишком хороша собой, чтобы не влюбиться. Страдания Сяо не стали удивительными для меня. Антарес упорствовал в том, что так или иначе привело бы к дурной смерти. Не от рук богов, так от людских. Неудобные обстоятельства скрыли: всё-таки легенде не к лицу чернота порочности. Интересно, как отбелят меня после триумфального финала? Арктур из всех известных пока что оставался единственным, кто заслуживал сопереживания. Его дневник кричал благими намерениями, но, как известно, те выстилали дорожку в ад. Мрачная проза жизни.       Оставшаяся троица ещё скрывалась в тумане. Впрочем, одного я уже успела воочию понаблюдать и даже беспечно влюбиться в его воплощение. Безымянный бард, чей лик Венти так старательно холил на себе самом, наталкивали на самые разные додумки, но почти все они так или иначе приводили к жгучему чувству вины. И его я могла понять как никого другого. Глухая к мольбам вина давно поселилась и во мне самой, и кто знает, осталась бы и я в собственном теле, либо же, как и Венти, таскалась по Тейвату в мальчишеском образе, всякий раз пятясь от воды и зеркал? Прямо как сейчас.       Паймон нашла меня лежащей возле диких цветов. Не стала расспрашивать — села рядом и принялась обрывать травинки. Её пальчики монотонно вытягивали одну из земли, принимаясь за другую следом. Было во всём её молчании нечто особое, почти что интимное. Во взгляде застыла хмурость, особенно отличавшая Паймон от всякого другого ребёнка. Моя ладонь потянулась к её, вынуждая оставить траву в покое. Фиолетовые глазки взглянули на меня, немо вопрошая «Что?».       — Скоро уходишь? — В её голосочке проступил уже приготовившийся кольнуть укор. Мой ответ же удивил Паймон. — Выходные? И на сколько?       — Хайтам говорил о двух днях. Но если повезёт, то неделя-другая. Городу нужно отпраздновать революцию, а мне отдохнуть.       — Ты же теперь в этом Совете, — вполне справедливо подметила та, — разве не должна сидеть в Академии?       — Думаю, меня вынудили надеть корону исключительно для напускного лоска. Показать, мол, всё под контролем, чтобы не бередить умы горожан. По крайней мере после первого собрания я больше не получала приглашений. Не удивлюсь, если теперь те проводятся без меня.       — Почему?       — Моя позиция невыгодна. Я несу бред, утопический и совершенно нежизнеспособный. Мир не красит золотом, как война. Кому понравится, когда некто влиятельный начнёт лезть со своими бреднями о союзах и мировых договорах? Я бы именно так и поступила: постепенно отдалила себя от дел, дала заниматься чем-то более безопасным. Хотя с какой стороны посмотреть — слово порой бывает куда острее меча.       — Мне показалось кое-что странным в твоих словах на той лекции, — медленно произнесла Паймон. — Ты говорила о покорности. Что ты имела в виду?       — То, о чём ты подумала. Все мы — плоды системы, а система — это люди. Местное общество, конечно, схоже с земным во многих аспектах, однако существуют и значительные различия. У нас не принято так открыто размахивать оружием. Завуалированно грозиться применить его — да. Но Тейват в этом плане совсем не стесняется. Наблюдая за Фатуи, я искренне поражаюсь их беззастенчивости. Другая говорила, что их цели с моими схожи, но вот то, какими путями мы идём к этим целям… Признаться, я не готова пока объединяться с кем-то настолько кровожадным. Впрочем, остальные регионы мало чем отличаются от Снежной, если углубиться в историю.       — То есть ты не отказалась от идеи свержения Селестии? — Паймон напряжённо вглядывалась в меня, став вдруг совсем чужой. Я растерянно молчала, силясь понять, она ли ещё передо мной, либо вдруг кто другой успел занять её место. Кто-то, уж слишком похожий на мою дорогую Паймон.       — Я дала клятву уже двум крайне опасным существам, один из которых Бог, а второе — буквально живое воплощение всех грехов. Как думаешь, есть у меня выбор?       — Выбор есть всегда, — серьёзно подметила Паймон, прежде чем отвернуться. — Если не хочешь отступать, так и скажи.       — Ещё слишком рано говорить о чём-то. Если честно, мне не нравится ни одна из возможных сторон. Всюду видятся только побоища, что бы я по итогу ни выбрала и где бы ни оказалась.       — Тогда создай свою собственную. — Паймон внезапно оживилась, наваливаясь на меня всем телом. — Если решишь обосноваться где-то в отдалении, кто тебе помешает? Неужели боишься, что закуют в кандалы?       — Я и сама себя уже заковала. — Из меня вырвался невесёлый смешок. Правда колола глаза, да ещё как. — Ладно, давай оставим это. Всё равно опять ни к чему не придём, только рассоримся. Может, хочешь что-то? Скажи, я всё сделаю.       — Просто будь рядом, — донеслось в ответ совсем тихое, отчего сердце невольно сжалось. Погрузившись в проблемы Аякса и свои собственные, я совсем забыла о Паймон, единственной, что была рядом всегда. Не душила руками и приказами, не пугала угрозами и не травила наставлениями. Она явно не заслуживала участи делить со мною душу.       Незаметно для себя, я вновь скользнула в глубины сна, ловя на тонкой грани меж ним и реальностью тихое сопение Паймон у себя на груди. День начинался без нас. Какая потеря.

***

      Аякс выглядел недовольно, с порога принявшись осыпать вопросами. «Где была?», «Почему так долго не шла?» и «Неужто забыла про меня?» так и лились из него, разобиженного и надувшегося, точно малый ребёнок.       — Знаешь, ты совсем не похож на себя прежнего, — с лёгкой улыбкой парировала я все его возмущения. — Раньше был таким взрослым и самостоятельным, а теперь капризничаешь, как дитя.       — Говоришь в точности, как Пульчинелла. Сговорились вы оба что ли?       — А ты не знал? — Я притворно вскинула брови, удивляясь. — Мы с ним списались недавно, и оказалось, нам есть что, а вернее, кого обсудить.       — М-м-м, и что же, а вернее, кого вы там обсуждали? — Аякс решил не терять времени зря, одной рукой подтягивая кресло ближе к кровати.       — Есть вот один товарищ. — Я отчаянно старалась сохранить невозмутимость, чувствуя, что глупая улыбка вот-вот растянется по лицу. — Много интересного про него узнала.       — Погоди, ты серьёзно с ним списывалась? — Голубые глаза распахнулись и с толикой испуга и сомнений вперились в меня.       — Ну да, я же сказала. — Каким-то немыслимым образом моя ложь ещё не была раскрыта, и заманчивое предложение продолжить потакать собственным тёмным мыслишкам набирало силы.       Аякс вдруг нахмурился, сведя брови к переносице, а затем хитро улыбнулся, намекая, что смысла играть дальше нет.       — Актриса из тебя так себе, это точно, — нарочито самодовольно подытожил он.       — Так или иначе все мы что-то играем, — я пожала плечами, едва не добавив избитое «Наша жизнь — театр, а мы в ней все актёры». Впрочем, в Тейвате подобная глубокая мысль точно стала бы откровением.       — Опять что-то случилось? — Аякс и правда тонко чувствовал всякую перемену во мне, совсем как Паймон. Привили ли ему подобную осторожную внимательность бои, либо же та была дана ему от рождения, сказать было крайне сложно.       Я только развела руками, намекая, что ответ крылся в старых занозах. Раны от них, может, и затянулись тонкой кожицей, однако боль никуда не делась. На сей раз настойчивые вопросы не повторились. Моей руки коснулась рука Предвестника. Его пальцы задумчиво поглаживали перчатку. На просьбу снять её я дёрнула головой: пятно никуда не делось, а вновь погружаться взглядом в его безликую черноту совсем не хотелось.       — И в тебе что-то переменилось, — неожиданно произнёс Аякс, не отрывая задумчивого взгляда от моей ладони. — Стала спокойнее, ушла та безрассудность. Неужели повлияло моё состояние?       — Может быть. — Я закусила нижнюю губу, стараясь придать себе печальный вид и скрыть за ним ложь. На сей раз план сработал: Аякс подбодрил, заверяя, что впредь будет аккуратнее.       — Когда появляется смысл жить, то начинаешь ценить эту самую жизнь. Не то чтобы раньше я бродил без цели, но сейчас всё стало значительнее. Впервые начал задумываться о будущем, строить планы. И понял, как те идут вразрез с настоящим. Ты ведь и сама с таким сталкиваешься каждый день, да?       — Поэтому и не строю планы, — тихо отозвалась я, чувствуя, как внутри всё деревенеет от наплыва тревоги. Разговор неумолимо приближался к болезненным темам, от которых прежде удавалось судорожно отмахиваться.       — И даже насчёт нас? — Аякс оторвался от моей руки. Наши взгляды встретились, и я торопливо отвернулась. Существовал ли однозначный и при этом не вызвавший бы переполох ответ? Такой, при помощи которого удалось бы замазать трещинки и убрать шероховатости, не боясь осуждения? Однако такового у меня не нашлось, а произнести другой вслух было выше моих сил. Зато неоднозначно повести плечами оказалось значительно проще. — Понятно. — В голосе Предвестника прозвучала открытая обида — вполне себе закономерная реакция на мою прохладность и неуверенность.       — Прости, — тихо пробормотала я, понимая, что куцыми извинениями вряд ли чего добьюсь. — Мы говорили об этом и раньше, и я тогда тоже ничего точно не сказала, но не потому, что не хочу. Я не знаю, где окажусь завтра, встречу ли сегодняшний вечер и засну ли ночью, ты же просишь заглянуть в такие дали, что становится не по себе.       — Хотя бы пообещай больше не сбегать и быть более открытой. — Аякс слегка смилостивился, вновь касаясь моей руки.       — Постараюсь, но ничего не гарантирую. Если вынудят обстоятельства, то хотя бы предупрежу.       — Чёрт, это не по мне, — он мгновенно надулся, плюхаясь на спину и буравя сердитым взглядом потолок.       — Понабрался словечек от меня? — Я усмехнулась, заслышав знакомое ругательство. — Скоро научу тебя ещё парочке покрепче.       Он не ответил, только одарил хмурым взглядом. Беседа зашла в закономерный тупик. И превратится ли тот в продолжение дороги хоть когда-то, оставалось только гадать.

***

      Город охватил праздничный настрой. Разумеется, тот обошёл меня стороной, как свет боязливо и скоро обходит тьму. Даже горожане не пытались атаковать и, завидев мою мрачную физиономию, спешно ретировались. Странно было думать о будущем в отношении Аякса. Нелепо и совсем уж смехотворно. Эгоистично, без сомнений, если опираться на изначальную цель моего пребывания в Тейвате. Даже с Венти я не позволяла себе лишнего, наслаждаясь мимолётными и ветреными, как и сам Анемо Архонт, мгновениями. Он был лёгок и прост, отчего и не вызывал никаких сложных мыслей. В отличие от Аякса.       Помотав головой и приняв единственно верное решение для вечера, я добралась до порта. Фатуи чуть оживились за последние дни. Очевидно, что причина отчасти крылась и во мне. В их взглядах уже не холодела острая неприязнь. Подозрительность, заинтересованность и даже толика восхищения. Стремительные перемены, за которые стоило бы поблагодарить и себя, и Аякса, и Дотторе.       Иван и ещё несколько человек сразу же налетели с вопросами о самочувствии командира и, удовлетворившись ответами, поторопились созывать всех на собрание. Знакомый коридор пестрел всё теми же картинами. За исключением одной единственной: та до сих пор висела в комнате, что некогда служила мне спальней. Сев в широкое кресло, я позволила себе вольность — перебрать разбросанные бумаги. Ненавязчиво, будто бы просто освобождала стол, сама же скользила беглым взглядом по случайным строчкам. Ничего примечательного, просто отчёты. Неожиданно среди них попалось кое-что личное. Заметив, что кабинет постепенно наполняется лицами и голосами, я отложила стопку.       — Все, кому неприятно моё общество, могут уйти, — открыто заявила я, ловя взгляды Ирины и Милы, далёкие от дружелюбных. Однако на сей раз обе остались. Недовольно скривились, но не поспешили к выходу. — Сперва расскажите, как ваши дела, — обратилась я к собравшимся.       Многие принялись выражать признательность, заверяя, что всё в порядке.       — Признаться честно, мы переживали, что встретимся с шквалом гнева, когда командир попал в беду, — отозвался Фёдор и получил множество поддерживающих его слова кивков. — Все всегда боятся нас, Фатуи, но в основном из-за Предвестников. Сами по себе без них мы ничего не значим.       — Эй, что за упадническое настроение? — Я насмешливо вздёрнула брови. — Вы, верно, считаете себя массовкой?       — Кем? — Многие растерянно переглянулись, я же только укорила себя за излишнюю свободу в речи. Отвыкнуть от земных порядков даже спустя год — всё ещё оставалось непосильной задачей.       — Неглавные персонажи. Те, которые вечно крутятся где-то на фоне, чтобы ещё больше выделить героя пьесы. У вас же есть театры?       — Есть, но они для высших кругов, — Иван несколько поспешно опустил взгляд и слегка порозовел, поджимая губы. — Сами мы довольствуемся приезжими музыкантами и циркачами. В деревнях не так много развлечений.       — Понятно, — подытожила я, понимая, что затронула весьма неприятную тему. Едкое замечание Ирины только подчеркнуло это.       — Куда нам до элиты, например, Призванных, — она открыто ухмыльнулась, сверля меня презрительным взглядом. На удивление, внутри не вспыхнул привычный гнев. Я даже позволила себе мягко улыбнуться, тут же подмечая её растерянность от такой реакции.       — Я не могу похвастать высоким титулом из прошлой жизни. Была такой же простой девчонкой, как и вы все здесь. Просто на Земле иной образ жизни. Театры — обыденность, на дорогие вещи можно заработать, книги доступны всем, как и образование.       — На Земле наверняка здорово. Вот бы и у нас так было, — мечтательно протянул кто-то.       — А вы хотите? — Я вдруг подалась вперёд, пристально вглядываясь в лицо каждого. Сперва Фатуи только смущённо переглядывались меж собой, пока Иван не выкрикнул «Да!», вновь собрав согласные кивки. — И что вы готовы для этого сделать?       По телу заструилась волна возбуждения и волнения. Желание облизнуться, совсем как хищник, глядящий на добычу, подавилось с трудом. Ладони неожиданно вспотели, напряжение просочилось, казалось, в каждую клеточку организма. Ответы крылись во взглядах напротив, однако вслух те озвучить никто не решался.       — Да всё, что нужно! — Иван пылко подскочил, подбадривая и остальных. — Мы ведь так грезили сначала вами и вашими знаниями. Призванный, да ещё и связанный со Снежной, пускай земной. Думали, что под вашим руководством сможем многое изменить и в нашей стране, и во всём Тейвате!       — Теперь не грезите?       — Грезим! — Фёдор присоединился к соратнику. — Всегда грезили, только жалеем, что отношения у вас с нами не очень дружеские получились по началу.       Я не ответила. Дождалась, когда запал поостынет и кабинет погрузится в выжидательную тишину. Несколько десятков глаз вперились в меня, рты сомкнулись в нерешительности. Задать тот самый вопрос в лоб я не могла — не знала, поймут ли, поддержат ли? Знают ли вообще о том, что творится за кулисами? Или только послушно следуют за указкой кукловодов?       — Как по-вашему, — стараясь держать голос ровным, начала я, — почему Тейват до сих пор не достиг уровня Земли?       Сперва ответом мне послужила тишина и недоумение на лицах напротив. Затем последнее сменилось крепкой задумчивостью.       — Наверное, это связано с войнами? — предположил Сергей.       — На Земле каждые полвека масштабные войны. В течение оставшейся половины мелкие стычки внутри государств. Ещё мысли есть?       — Может, у нас просто не так много талантливых учёных, как у вас? — несмело предположила миловидная девушка с ямочками. Её имя вертелось на языке, но почти сразу ускользало.       — Почему же? Вы, как я успела узнать, соорудили дирижабли, комбайны, ружья.       — Но ведь первое и последнее было построено по эскизам предыдущих Призванных! — воскликнул Фёдор.       — Идея не стоит ничего без грамотного воплощения. Какой толк от слов, даже самых красивых, если по итогу они лишь воздух? — Замолкнув, я дала сомнениям расползтись по взглядам Фатуи. Они начинали понимать, что ответ крылся в другом.       — Тогда скажите сами. — Андрей первым бросил мне вызов. Как и прежде, он сидел в отдалении, сверкая светлыми глазами исподлобья.       — Наши боги призрачны, — начала я издалека, — они не ходят по земле, не обещают защиту, не бросают на пять веков, не гонят собственный народ на войну. У них есть некоторые порядки, но и их выдумали люди, заявляя, что те пришли им во снах или видениях. Смешно. Даже иронично. Ваши же боги другие. Они вполне себе материальны, предвзяты, порочны. В общем, далеки от того образа, что, например, прививается нам, детям Земли.       — Хотите сказать, что вина лежит на Архонтах? — Ирина скрестила руки на груди, нервно кусая губы. Обычно собранная, она вдруг показалась мне такой маленькой и беззащитной, почти что ребёнком. Да и все прочие вдруг превратились в группку побелевших от страха детишек. Их беглые переглядывания и гробовая тишина растянули мои губы в лёгкой усмешке. Они начали понимать.       — Нет, не на них. На кое-ком повыше. Власть сосредоточена в руках тех, для кого прогресс сродни ругательному слову.       — Но ведь… мы продолжаем развиваться? — Слова Фёдора прозвучали крайне неуверенно. Он будто бы начал понимать. Ещё не осознал до конца, но уже сделал первые шаги к неизбежному.       — И всё же вы на множество ступеней ниже Земли. За промежуток в три тысячи дет ваши технологии должны были быть как минимум на нашем уровне. — Я посмотрела на каждого, подмечая у всех одно и то же — испуг и растерянность. — Почему погибла Каэнри’ах?       Вопрос прозвучал остро, громко, будто невидимый меч просвистел в воздухе, распарывая тот на сотни ошмётков. Ждать пришлось прилично, прежде чем прозвучало первое несмелое «За скверну?».       — А откуда взялась она?       Взгляд Андрея отлично выдавал его осведомлённость. Он явно не знал всех подробностей. Догадался. Сложил пару кусочков и выстроил картину у себя в голове, однако демонстрировать ту остальным отнюдь не спешил.       — Знания, — прошептал вдруг Иван, оторопело разглядывая пол под ногами. Подняв глаза, тот посмотрел на меня и определённо увидел моё негласное подтверждение. — Но… почему так?       — Власть. Она действует, как наркотик. Вы знаете что это?       — Так некоторые называют алкоголь и табак, — подметил Сергей, на что я кивнула.       — Наркотик это то, что вызывает зависимость. Но если алкоголь и табак со временем вас просто убьют, то власть сведёт с ума. Сперва это не так заметно, вам кажется, что всё в порядке, люди вокруг не желают вам зла, даже готовы помочь. Но потом развивается подозрительность. Чужие взгляды уже не кажутся такими уж дружелюбными, а толки за спиной — пустой болтовнёй. Возможно, кто-то готовит против вас заговор, плетёт интриги, пока вы спите. Настроить толпу против кого-то не так уж и сложно: нужно всего лишь раскрыть глаза на очевидные вещи и события. И вот вас свергают, на ваше место приходит новое лицо, сперва ратующее за равноправие и прогресс, но со временем и его постигнет ваша участь. Цикл крайне древний и нерушимый, как сама жизнь.       — Хотите сказать, что боги свергли себе подобных?       — Возможно. Но больше напрашивается иной вывод: боги мало чем отличаются от нас, мелких сошек внизу. Они так же боятся быть свергнутыми. Отсюда и все запреты. Вам кажется, что знания — зло, ведь именно такую мысль вам внушали с детства. Сумеру — оплот этих самых знаний, но почему только он? Почему бы не открыть школы и академии в других странах? Разве у вас нет достойных учителей?       — За такие разговоры нас могут вздёрнуть, — глухо пробормотала Ирина. Её лицо окончательно сравнялось по цвету со снегом, растеряв всякий намёк на живость.       — Вскоре весь Тейват ждёт виселица, если не предпринять меры, —уклончиво отозвалась я. — Снежная достигла определённого уровня. Возможно, даже перешагнула планку. Как некогда и Каэнри’ах.       — Намекаете, что подобного мнения придерживаются и Царица с Предвестниками? — На лице Андрея закрался напряжённый испуг. Теперь каждый из присутствующих достиг того состояния, в котором был предельно уязвлён. Оставалось только скормить им всё необходимое прямо с рук.       — Не намекаю, — улыбнулась я.       — Тогда что вы предлагаете? — Наконец, вопрос прозвучал прямо, лишая всякой возможности увильнуть. Я прикрыла глаза ненадолго, готовясь произнести пару запретных слов.       — Свергнуть богов. — И слова эти дались легко, будто раньше совсем не тяготили мысли леденящими кровь последствиями. Немое молчание плотным кольцом сковало кабинет. На мгновение почудилось, будто за его пределами вдруг образовалась пустота. Будто ничего и не существовало прежде: ни моря с бушующими волнами; ни бескрайнего неба с облаками-замками; ни цветущей зелени, успевшей к лету раскрасить весь Сумеру; ни людей и полнившихся их голосами домиков. Были только мы, группка жалких богохульников, алчущих запретное. И жажда сего проступила в глазах каждого. В ком-то слабее, в ком-то сильнее.       — Это… —пробормотала Ирина. — Это невозможно. Чего мы добьёмся таким откровенным протестом? Только смерти для себя и своих близких!       — Мы и так умрём, если будем сидеть смирно, — неожиданно резко бросил Андрей. — Очевидно, что Призванная в курсе того, о чём мы можем только догадываться. И лично меня не устраивает перспектива сложить голову из-за глупых страхов каких-то там богов.       — Что ты несёшь? — Ирина вскочила, сжав кулаки. — Ты готов поверить её словам? Той, которая всего пару месяцев назад грозилась нас убить?       — Её — нет, — спокойно отозвался Андрей, — а вот словам командира — да.       Я молча наблюдала за их стычкой, ожидая итогов. Все необходимые крючки уже были брошены в воду, оставалось только получить сухие выводы в виде крупной сельди. И несколько уже попалось, трепыхаясь и кидая на меня взгляды.       — А, командира! — Ирина неожиданно громко рассмеялась. — Ну конечно, она успела запудрить мозги и ему. Разве не очевидно, что всё это только её бредни? У нас нет никаких причин верить ей без доказательств!       — Доказательства есть, — коротко ответил Андрей. — И они кроются в нашей деятельности.       — О чём ты? — Фёдор растерянно пялился на собрата по оружию, затем переводил взгляд на меня, как бы прося вмешаться. Однако я только продолжала молчаливо следить за ходом событий.       — Разве не ясно, для чего были создана наша организация и почему мы так упорно копим силы? — Андрей оглядел остальных, проигнорировав меня. — Для чего все эти бесконечные командировки, испытания с Глазами Порчи, полная безнаказанность Дотторе и ему подобных? Царица решила вверить всю власть Первому Предвестнику, иначе как объяснить её полную отстранённость от нас? Когда вы последний раз видели её и видели ли вообще? Я не доверяю Призванной, но верю конкретно в то, что услышал сегодня. Она права. Мы приближаемся к неизбежному, и наша правящая верхушка готовится к этому.       — Тогда какого чёрта мы об этом не знаем?! —Ирина откинула стул, отчего Мила рядом сдавленно пискнула. — Какого чёрта нам не говорят ничего подобного?!       — Массовка всегда в неведении, не так ли? — Уголки тонких губ Андрея дёрнулись, и его лицо искривила невесёлая усмешка. В ней были и злость, и печаль, и досада. Он понял всё, о чём я не сказала прямо. Наши взгляды встретились, и я увидела в его глазах то, что испытывала сама — бремя знаний. Тяжесть его, которую я сама успела отлично прочувствовать, была несравнима ни с чем.       — Мне нет нужды пугать вас, — наконец, заговорила я. — В конце концов выбор за вами. Я лишь предлагаю один из них.       — Это… это просто… — Ирина сбивчиво бормотала себе под нос, скользя круглыми глазами по кабинету, пока не выругалась и не выскочила в коридор, громким хлопком двери ставя точку в сегодняшнем собрании.       Распрощавшись со всеми, я не поспешила выйти. Взгляд преступно обшаривал бумаги на столе Аякса. Руки тянулись подцепить край документа и начать перелистывать тот. Желание, наконец, пересилило всякую мораль. Сперва не попадалось ничего дельного: бесконечные отчёты, иронично намекающие, что бюрократия процветала и в Тейвате. Пока глаза не зацепились за конверт, скромно белевший в отдалении. Личное письмо с уже вскрытой печатью. Без подписи и других опознавательных знаков. Руки мелко вздрогнули от навязчивых подозрений и страхов. Их можно было избежать весьма прозаичным способом — оставить всё на своих местах и уйти немедля. Однако любопытство измучило бы меня за ночь, вернуло бы на следующий день сюда же и вынудило довершить начатое.       Первые строчки не несли ничего значимого: справления о самочувствии, пожелания доброго пути и новости о семье Аякса. Я нахмурилась, ища хоть что-то, что намекнёт на автора, однако вновь осталась ни с чем.       «Относительно той темы, что мы касаемся в каждом письме. Рад, что мои советы оказались полезными, но прошу тебя быть осмотрительным. Не давай чувствам овладеть собой, держи рассудок в холоде и трезвости. И не забывай о выгоде. На тебя возложили большую ответственность, поэтому тебе многое прощается. Но это, Аякс, до поры до времени, всегда храни эту мысль в голове. Пока ты сохраняешь хорошие отношения с П., тебя не тронут. В крайнем случае моё слово обережёт тебя. И всё же не спеши доверять ей целиком и полностью. Её мотивы нам до конца так и не раскрылись. Возможно, ею движет нечто личное (вспомни Инадзуму), а возможно, она всего лишь кукла в чьих-то руках. Держи и это в голове».       Следом шли наставления относительно ведения отчетов, но взгляд мой едва ли различил и пары слов. Чудом сдержавшись от желания смять податливый лист, я швырнула конверт на стол и поднялась. Сердце ритмично барабанило в грудную клетку. Мысли сбивчиво метались в черепной коробке, бестолковые и в большинстве своём гневные. Вечер неожиданно растерял всякие планы. Как и следующее утро. Впрочем, могла ли я ожидать иного? Было вполне очевидно, с какой целью Аякс крутился вокруг, прикрываясь пылкими изъяснениями в любви. Может, и успел проникнуться ко мне симпатией, но уж явно не из чистых помыслов.       Внутренности будто зачерствели, покрылись толстой болезненной коркой. Горечь от обиды проступила, казалось, на языке, прежде чем заполнить собой весь рот. Захотелось сплюнуть, однако я сдержалась. Узорчатый ковёр, как и чистый пол, не был виноват в открывшейся неприглядной правде.       Ноги довели до дома, бросили ничком на диван. Топоток Паймон скатился по лестнице, её радостные приветствия оборвались на полуслове. На все её беспокойные вопросы я только молча качала головой. Пока та просто не улеглась рядом, прижимаясь ко мне. Солнце начинало постепенно клониться к вечеру, готовясь впустить сперва сумерки, а затем и саму ночь. Снаружи слышалось веселье. В самом разгаре и как всегда избегающее меня.       — Хочешь уйти к ней? — спросила я, зная, что Паймон всё поймёт. И та кивнула, поднимая на меня взгляд.       — Но… тебя ведь будут ждать здесь? — неуверенно спросила она.       — Плевать, — отозвалась я, поднимаясь. — Хочу уйти отсюда.       Знакомые малолюдные улочки вывели к выходу из города. На сей раз я не стала пытать себя изощрёнными способами остаться невидимый для охраны и столпившихся горожан. Молча прошла мимо, кивками отвечая на радостные приветствия. Разумеется, никто не поспешил воспрепятствовать мне: проводили озадаченными взглядами да бросили пару незнакомых фраз вслед.       Лес встретил благодатным избавлением от городской шумихи и пристального внимания. Природе было всё равно на мои «избранность» и «долг». Она просто позволяла жить, принимала в свои раскидистые объятия и не настаивала на лжи и притворстве.       Другая была рада мне, хоть и успела поддеть за понурый вид.       — Надо же, уж думала, забыла обо мне, — рассмеялась она, привычно кружась вокруг. — Бросила, как надоевшую куклу.       — Разве можно от тебя так легко избавиться? — вторила я её игривому настроению, наблюдая за порхающей фигуркой Паймон, пока та не скрылась в аккуратном домике.       — Опять в тебе тускнеет понурая грусть, — с нарочитой наигранной печалью пропел голос у самого уха. — Вкусно. Погрусти ещё для меня, поделись страданиями, не будь жадиной.       По мановению когтистой руки впереди вновь возник диван, приглашая улечься на него и забыться во сне. Я позволила мягким ладоням увлечь себя к нему, положить голову на колени и закрыть глаза. Мир вокруг мгновенно изменился, вырисовывая окружение такими же яркими, как и в воспоминаниях, цветами. Знакомые кроватки выстроились в ряд. Мирное детское сопение витало в просторной комнатке.       — Ты почти никогда не спала в детстве днём, верно? — Другая обвила меня со спины, поглаживая талию. — Притворялась. Даже в детстве ты притворялась!       Её смешок отлетел от высоких стен, пока я наблюдала за девочкой в дальнем углу. Она не спала, уткнувшись в стенку. Наверняка мечтала о дальних странствиях, улучив очередной шанс оторваться от реальности.       Всё было так, как подсказывала пытливая память: рассыпанные по полу игрушки, дожидавшиеся пробуждения хозяев; светлые окна и прозрачная ткань штор; свежий ветерок, просачивающийся сквозь приоткрытые створки. Покой мгновенно увлёк меня, погрузил в лишённый громких звуков и тревог пузырь. Погружённая в него, я могла бы скользить по реке времени бесконечно, наблюдая из-за прозрачной стенки обрывистые сценки прошлого. Не того, которым то было в действительности, но того, которое жило во мне самой.       — Неужели ты готова вечно дрейфовать по этому бесцельному потоку в никуда? — Голос Другой не раздразнил насмешливой едкостью, напротив, не вызвал никаких эмоций. Ответ был известен нам обоим, и нужды озвучивать его не было.       Ноги повели вдоль парковой тропинки, взгляд искал красный сарафанчик.       — В детстве ты была активнее и дружелюбнее, — лениво подметила Другая, когда я нашла, наконец, то, что искала. Группка детей, играющих в салки, где роли всегда раздавала я. Отчего-то тогда все слушались моих команд, не пререкались. — Не потому ли, что тогда ты выглядела естественной? — вторила моим мыслям Другая.       В лёгкие пробрался запах лета: примятой травы, вымазанных в крови и грязи коленках; беззаботности и лёгкости каждого следующего дня. Запах, который не тяготил резкими нотками обязанностей и тяжёлым смрадом ответственности.       — Такая прелестная и совсем не подозревающая о том, какая страшная трагедия ждёт её в будущем. — Ощущение рук Другой на талии исчезло. Теперь та стояла рядом с моей детской фигуркой, с интересом оглядывая её. — В тебе был задор, живость. Как жаль, что всё это сожрала серость взросления. Вы с Паймон похожи. Я бы даже сказала, почти что копии. Впрочем, все предыдущие Проводники тоже походили на своих Призванных. Их природа мне до конца не ясна, но Арктур предположил в одну из наших прелестных бесед, что те являются воплощением частички души вас, Призванных. Звучит крайне правдоподобно, учитывая, что передо мной сейчас вылитая Паймон. Даже повадки те же, гляди.       Она указала на меня, встряхивающую копной волос и смешно морщившуюся от недовольства. Кажется, кто-то нарушил правила. Я замерла, ловя в памяти точно такое же личико Паймон и её горделивое встряхивание белоснежной гривой.       — Останемся здесь ещё? — Другая с ухмылкой указала на лавочку рядом с детьми. Её вальяжная поза совсем не соответствовала моей, зажатой. Я поёжилась, обнимая себя и наблюдая за разворачивающимся напротив сражением. Салки оборвались в угоду вышибалам, где я вновь лидировала и в качестве вышибалы, и в качестве вышибаемого. Взгляды многих горели восхищением, наблюдая за той лёгкостью и естественностью, с которой я двигалась. Знакомое чувство, теперь проглядывающее в глазах тейватцев.       — Паймон обречена стать твоей унылой тенью. — Другая откровенно насмехалась, изредка прохаживаясь по моим плечам острыми когтями. — С кого ещё ей брать пример, как ни с вечно понурой старшей сестрицы? Ну чего ты молчишь? Позлись хоть ради забавы. Твоя тоска начинает отдавать плесневелостью.       Её слова отдались внутри болезненным огнём. Правдивость их была чрезмерной, отчего грудь вдруг стиснули плотные тиски. Паймон могла постичь та же участь, что некогда облюбовала и меня. И кого бы вновь стоило признать виновным?       Парк звучал давно позабытыми, но всполошившими сердце звуками. Память, чудачка, хранила и их, упорно игнорируя мои мольбы успокоиться хоть на мгновение.       — Жизнь между прошлым и будущим состоит сплошь из ограничений. — Другая по-хозяйски расположила руку на спинке лавочки за моей спиной и теперь изредка касалась острыми когтями моей оголённой шеи. — Но их каждый ставит в угоду собственным страхам. Представь, какого было бы жить без них: разлёт действий, свобода выражений, полная гармония с желаниями. Тейват может дать тебе всё это, только пожелай. Тебя уже признали, твоим словам потакают, тебя начали слушать. Разве не этого ты хотела?       — Меня слушают только из жажды знаний, — глухо отозвалась я, не сводя глаз с детей неподалёку. Те уже успели растерять интерес к мячу и взялись за палки. То сражение оставило много ссадин на теле и радости в душе.       — Не лукавь, ты уже успела привнести собственную лепту в формирование революционных настроений. — Краем глаза я заметила расплывшуюся ещё шире ухмылку Другой. Острые когти вновь прошлись по затылку, на сей раз медленнее и будто бы даже ласково. — Это мне в тебе, да и в некоторых предыдущих Призванных, очень нравится. Есть в вас эта двойственность, почти что двуличие. Вы как две стороны одной монетки — вроде, всё ещё одна и та же монетка, а рисунок внутри совсем иной. Уж не знаю, заложено ли это в вас природою, либо вам так здорово подлатали мозги перед тем, как закинуть в другой мир. — От её слов я невольно поморщилась. Тема, что так неаккуратно затронула Другая, всегда витала где-то на краю сознания, коля холодным ужасом. — Ты ведь думаешь об этом и думаешь частенько. Неприятно, знаю, но не хочется ли разобраться в этом? Может, ты и не существовала никогда вне Тейвата? Может, когда-то была гражданкой Снежной, но внезапно потеряла память?       — Ты ведь знаешь ответ. — Я обернулась, пристально вглядываясь в своё собственное мягко улыбающееся лицо. В глазах напротив читалось подтверждение моим словам. Другая знала. И моё прошлое, и, быть может, будущее. Игралась словами, чтобы запутать и развеять собственную скуку.       Тишину между нами нарушали только детские голоса да птичьи трели. Другая пожала плечами, намекая, что игру прерывать не намерена. И пускай обе мы понимали всё, что нужно, сомнения ещё тревожно ворочались в моей жалкой душонке.       — Проклятье ума — сам ум. — Смех Другой не встревожил птиц на зелёных ветках, как и остался незамеченный детьми. По мне же тот прошёлся холодной волной, вынудив сглотнуть. — Была бы ты поглупее, все твои чаяния вертелись вокруг тряпок да смазливых юнцов. Как, например, у той, что ныне заключена в камне. Не самая завидная судьба, однако на саму жизнь ей было бы грешно жаловаться.       — Замолчи уже, — раздражённо бросила я, надеясь, что хоть это уймёт Другую. Та только хмыкнула, однако рта больше не раскрыла, позволяя мне вновь погрузиться в ставшее вдруг таким реальным прошлое.       Пространство вокруг исказилось. Место лавочки занял стул. Ладони сами собой сложились в замок на парте. Урок, который я обычно проводила за разглядыванием сухих голых веток за окном, был в самом разгаре.       — Учёба не была для тебя проблемой, да и коллектив не особо тобой интересовался. Пустота, которую заполняли игры и книги. Отчасти приятно. — Другая вальяжно закинула ноги на стол, с привычной ухмылкой наблюдая за творившимся вокруг. Я же не отрывалась от пейзажа поздней осени. Природа всегда была, есть и будет тем вечным огнём, взгляд от которого оторвать никак нельзя. Свинцовые тучи нависали, казалось, над самыми макушками ёжившихся под стылым ветром деревьев. Одинокие листья на тех ещё боролись, держась из последних сил, но вскоре и их сорвёт непреклонная природа.       Голос Другой выделялся среди знакомых сердцу звуков. Мел скрипел, скользя по доске; шепотки на задних партах и не думали стихать: шелест бумаги нежно ласкал слух.       — Беззаботное время, прелестное и открытое для собственных бездумных увлечений. Ни тревог, ни обязанностей, что может быть лучше? Даже твоё сердце не кровоточит от бесконечных любовных терзаний. Так, изредка сжимает, когда видит очередного нарисованного красавца. Свобода от реальности так волшебна.       — Чего ты хочешь? — Оторвавшись от окна, я взглянула в алые глаза рядом.       — Ты ведь и без меня знаешь. — Другая усмехнулась, насмешливо приподнимая брови. — И ты уже делаешь к моей мечте первые шаги, поэтому считай нынешнее путешествие своего рода похвалой.       — Ты преувеличиваешь, — пробормотала я и отвернулась, не в силах вынести пристальности её взгляда.       — В твоём случае нет. Для тебя и это сродни подвигу. Впрочем, Арктур тоже начинал с малого: устраивал собрания в деревеньках, призывал популяризировать науку. Поэтому Сумеру так трепетно хранит его наследие и жаждет новых знаний. Но да ладно, куда ты сама хочешь отправиться?       Я промолчала. Теперь связь с прошлым казалась патологичной. Замечания Другой о Паймон пробудили внутри притаившиеся в самой глубине страхи. Пора было разрубить пуповину, либо хотя бы попытаться нанести по ней первый удар.       — Трудоёмкий процесс, — хмыкнул голос в самое ухо. Пейзаж за окном растворился темноте, как и школьный класс. — Но раз уж тебя посетили такие мысли, то фундамент заложен. Только не привлекай меня слишком часто, копание в твоей вязкое и дремучей памяти порой крайне утомляет.       Веки постепенно тяжелели, сознание очистилось, обещая лишённый тревог сон. Невесомые прикосновения к волосам показались вдруг невозможно знакомыми. Другая прокралась и туда, где хранилась память кожи, вырвав тот кусок, что ещё помнил материнские руки.

***

      — Спасибо, Альга. — Уголки моих губ несмело дёрнулись, когда я замерла возле самого края зоны Увядания.       Другая только равнодушно хмыкнула. Благодарностью ей служили отнюдь не слова. И это отчётливо читалось в её огненных глазах.       Сумеру погрузился в тихий мрак. Грузные тучи закрыли собой всё небо, лишая взгляда наслаждения — ярких звёзд. Паймон без устали рассказывала об игрушках, что с сожалением оставила позади. На моё лицо то и дело прорывалась улыбка от её незатейливых описаний, которые точь-в-точь совпадали с собственными воспоминаниями. Как очевиден неожиданно стал простецкий факт — Проводники и впрямь воплощали собой Призванных. Похоже, и Арктур некогда был тем смышлёным юнцом, как и Аим, прежде чем навеки поселить внутри себя жгучую печаль. Забавно думать, что Антарес отчасти был тем самым мальчишкой когда-то, с восхищением ловящим каждое слово наставника. И здесь цикл непогрешимо завершался. В Паймон я видела то, чего была лишена; то же Арктур находил и в Аиме. Антарес же желал видеть рядом с собой более слабого и готового подчиняться. Ригель, напротив, нуждалась в том, кто бы направил её, как это делал Сиире. Боги продумали всякую мелочь, покопавшись в наших тайных желаниях без стеснения.       Улочки не полнились народом. Окна домов и таверн горели уютом, призывая заглянуть. Внезапно Паймон осеклась, тыча куда-то вперёд. До ушей донеслось невнятное приветствие и манящий плеск. Кавех выглядел паршиво: перо на макушке съехало, одежда пестрела засохшими пятнами, синяки под глазами указывали на давность сего состояния. Он вновь прильнул к бутылке, шумно глотнув. Присев рядом, я попросила Паймон подождать в доме. Когда её фигурка скрылась за дверью, повернулась к архитектору. Тот ответил мне хмурым взглядом, молчаливо вопрошая, что вдруг я забыла возле него.       — Ты в к-курсе, что тебя… — Язык его заплетался, из-за чего слова едва удавалось различить. — Как это… — Он приложил ладонь ко лбу и огляделся.       — Искали?       — Точно! — Вино одобрительно булькнуло от резкого движения рукой. — Кажется, три… ч-чего три… дня?       — Ты спрашиваешь?       — Не з-знаю. А н-надо, чтобы с-спрашивал?       — Отвести тебя домой? Или переночуешь у меня?       — А чем тут п-плохо? — Кавех насупился, силясь понять смысл моего предложения. — Тут хоть н-нет этого напыщен… щенно… ну того, кто со мной живёт.       — Аль-Хайтама.       — Вот! Его с-самого!       — Сколько ты уже пьёшь? — Мой взгляд вновь скользнул по покрывшейся пылью обуви, вымазанным в чём-то тёмном штанам. Ответ не нуждался в подкреплении словами. Однако Кавех попытался.       — Пью? — В его взгляде застыло искреннее изумление, прежде чем смениться искренним негодованием. — Эй, я не пью! С ч-чего ты вообще так р-решила? — Проследив за моим взглядом, тот уставился на бутылку и вдруг резко рассмеялся. — Нет! Это в-вообще первая! Да и кто ты, чтобы м-меня осуждать?       — И в мыслях не было, — спокойно отозвалась я, поднимаясь. — Ну что, помочь дойти?       Сперва Кавех замялся, с прищуром разглядывая мою протянутую ладонь. Затем схватился за неё, едва не повалив меня. Его ноги так и норовили поставить то мне, то самому хозяину подножку, благо путь был близкий. Паймон сдавленно пискнула при нашем появлении и яростно покосилась на меня, предвещая выволочку позже. Я же ответила ей хмурым взглядом.       Кавех захрапел сразу же, как только его голова коснулась подушки. Накинув на него покрывало, я поморщилась: аромат «свободной» жизни уже расползался по гостиной, обещая крепко обосноваться здесь к утру.       — Решила всех приютить? — едко поинтересовалась Паймон, стоило нам остаться наедине. — То этот гриб, то теперь этот пьяница. Родную душу встретила?       — Человек пьёт не от хорошей жизни, — ответила я, на сей раз решив не поддаваться. — В конце концов этот дом дали нам обеим, а ты ещё не достигла зрелого возраста, чтобы указывать мне.       — Вот как ты заговорила. — Её глазёнки опасно сузились. — Значит, я теперь стала маленькой дурой на фоне умной и взрослой тебя?       — Дурой тебя никто не называл, не выдумывай.       — Что ж, тогда я назову тебя дурой. Дурой, которая идёт на поводу у жалости.       — Если бы не шла, нас бы обеих уже не было в живых, — сухо рявкнула я, — или забыла, как мы встретились?       Паймон вмиг осеклась. По её щечкам растёкся румянец, взгляд заметался по комнате, избегая меня. Не желая продолжать спор, я улеглась в кровать. Завтрашний день обещал очередные и бесконечные выяснения отношений. И вновь всё по законам пресловутого цикла.