В день, когда сошлись звёзды

      Ци Ци выскочила наружу, стоило только протянуть руку к входной двери. Её непривычно взбудораженный голос сперва натолкнул на самые нехорошие догадки, однако то, с какой нежностью та сжала мою ладонь и улыбнулась, прогнали их. В переводе нужды не было. Бай Чжу явно стало лучше, что подтвердил спустившийся следом Гуй, также принявшийся осыпать меня хоть и однообразными, но такими искренними благодарностями, что в груди невольно сжалось сердце. Хозяин хижины Бу-Бу уже пришёл в себя. Тихое приветствие и короткое «спасибо» сказали о его состоянии достаточно. Жар спал, румянец сошёл с лица, пускай и не до конца, взгляд заметно прояснился. Его пальцы сотрясала мелкая дрожь, то же, как неуверенно тот управлялся с собственными конечностями радостных мыслей не прибавило. Несколько недель восстановления под чутким руководством хорошего врача, вот только где бы его взять, если здесь до сих пор единственным способом лечения оставались травы? Лёгкая сонливость опустилась на меня, вызвав зевок. Хороший знак для Бай Чжу: жизненные сила — а значит, и магия — постепенно возвращались к нему. И плохой для меня.       — Мне и в голову бы не пришло, что плесень способна творить чудеса, — медленно проговорил хозяин лавки. Каждое слово давалось ему с огромным трудом, хоть тот и старательно делал вид, будто ещё не отошёл ото сна. — Снежная таит в себе множество секретов. Жаль, что она так неохотно делится ими.       Я промолчала. Столица Крио по-прежнему оставалась для меня затянутой вечными снегами и бурями загадкой. И пока что все выходцы оттуда, коих доводилось встречать, ни дружелюбием, ни добротой не пылали. Тевкр, словно бы в оправдание своей родины, подошёл ко мне и сжал маленькими пальчиками мои.       — А братик придёт? Я так соскучился.       — Не знаю, — искренне ответила я. Желанием убеждать его в скором возвращении Тартальи я не горела. Наоборот, молилась, чтобы тот сгинул где-нибудь на улицах Ли Юэ. Одной бедой меньше.       Глаза Бай Чжу начали постепенно закрываться. Некоторое время он ещё пытался бороться со сном, чтобы побольше выведать у меня тонкостей снежской медицины, но вскоре сдался, напоследок пробормотав что-то о закупках товаров. Змея на его шее предостерегающе высунула язык. Других намёков не понадобилось, и я поспешила выйти. Ци Ци и Гуй ждали в гостиной, обмениваясь молчаливыми и только им понятными взглядами. Первая тут же накинулась на меня с вопросами о приготовлении новой порции антибиотиков, последнего же больше волновало, что делать с припасами, вот-вот грозившими прийти в негодность. То, с какой надеждой они ждали моего ответа, вогнало в недоумение: как можно доверить едва ли знакомому человеку решение подобных проблем?       — Почему вы спрашиваете об этом меня? — не выдержав, выпалила я. — Мы ведь знакомы каких-то пару дней.       — Ты хороший человек, — перевела Паймон. — Ци Ци верит тебе.       — Я придерживаюсь того же мнения, — вставил Гуй.       «Мне бы такую уверенность и кандидата, на которого можно было бы скинуть все проблемы», — понуро подумалось мне, в слух же я сказала другое:       — Я так понимаю, во время траура лавка работать не будет?       — Несколько покупателей уже приходили сегодня, пока вас не было, — неуверенно заметил травник. — Конечно, мы могли бы продолжить работу, вот только, боюсь, Цисин этого не одобрит.       — Один божественный мертвец куда важнее сотни живых простолюдинов, ну конечно, — фыркнула я. — Не волнуйтесь, если будут проблемы, то возьму их на себя, открывайтесь.       Гуй растерянно кивнул, сверкнув удивлением и толикой страха во взгляде, однако никаких других вопросов не задал и направился к выходу. Спустя некоторое время послышался скрип открывающихся дверей. Я же задумчиво глядела на уже позабывших обо всём детей. Те весело резвились, раскидывая охапки сухих листьев, будто горсти снега. Дому требовалась уборка и как можно скорее, иначе вскоре у кого-нибудь обещала развиться астма или ещё что пострашнее. Тряпки и швабра нашлись в том же подвале, где зрела новая порция плесени. Дети с готовностью вызвались помочь, хотя ожидать от них большего, чем перетащить мусор из одного угла в другой не приходилось. Ци Ци тут же принялась выгребать слой пыли и листьев в гостиной, ползая по полу не быстрее улитки. Тевкр ещё кое-как старался делать вид, что протирает столы, постоянно подбегая к окнам и с надеждой заглядывая в них, Паймон же скакала вокруг, как заведённая, берясь за одно, тут же бросая и хватаясь за другое. Время шло незаметно, и разрозненный фронт туч успел превратится в одно большое чёрное полотно. Снаружи забил мелкий дождь, оставляя косые следы на стёклах. Откуда-то издалека ещё слышался гул, к которому теперь присоединился звон колокольчиков. Совсем невесомый, будто был только моей фантазией, он пронизывал воздух, смешивался с размеренным бегом дождя и пропадал на мгновение, чтобы вернуться с новым порывом ветра. Мысль пройтись до площади пресеклась сама собой. Хватило приключений на сегодня. Впереди ждал тихий вечер, тёплая постель и, быть может, какой-то из дневников, но никак не очередная ночная вылазка. Из лавки изредка доносились приглушённые голоса и звон склянок и монет. Гуй тоже погрузился в работу.       Уборка закончилось под самую ночь. Тевкр и Паймон устало повалились на кровати, отмахнувшись от ужина и ванной. Ци Ци же принялась за единственную оставшуюся нетронутой комнату — Бай Чжу. Моё предложение помочь, та пресекла вежливым поклоном и покачиванием головы. Её Глаз Бога хоть и светился привычным фиолетовым, однако ни разу не дал ощутить свою силу. Конечно, можно было сослаться на медленное и мучительное, но всё же привыкание к воздействию магии, однако с другими её обладателями дело обстояло куда плачевнее.       Однако анализ странности Ци Ци был отложен на потом. Сделав несколько беглых пометок в своём дневнике и отметив также новые пункты в таблице исследования воздействия магии, я с осторожностью взялась за дневник Первого. Выглядывающая закладка горделиво сообщала, что позади осталось около трети всех страниц, а значит, конец всё же близился. Несколько десятков страниц, вновь отведённых под описания архитектуры, я без зазрения совести пропустила: множество подробных чертежей и рисунков с натуры с лихвой компенсировали такое кощунство. Я невольно усмехнулась, представив, как безобразно поступаю в глазах какого-нибудь учёного, мечтавшего хотя бы о том, чтобы просто подержать подобную реликвию в руках. Арктур, впрочем, не торопился углубляться в личные проблемы, иногда вставляя короткие отписки навроде «День без примечаний», либо «Изменений в состоянии нет». Однако одна деталь привлекла внимание.       «День семьдесят второй.       Частая сонливость уже перестала докучать мне. Сперва сей факт доставил некоторое облечение, сейчас же я с трудом могу заставить себя прикоснуться кровати. Грифель и бумага (как радостно, что местные освоили её изготовление довольно быстро) заменили мне сон (внести коррективы в таблицу). Аим частенько просыпается, упрашивая меня оставить работу, и я притворяюсь спящим на недолгое время, чтобы вернуться за стол вновь. Вчерашний вечер прошёл неожиданно приятно. Томное чувство охватывает меня целиком до сих пор при одной лишь мысли о нём. Далия была рядом, и её тонкий цветочный аромат до сих пор преследует повсюду, куда бы я ни направился. Некоторое смятение относительно её чувств ко мне преследует даже во время работы, что стали отмечать и окружающие, правда, пока что мне удаётся скрыть истинную причину за мнимым недугом. Рядом с ней в самой глуши леса я бы мечтал остаться навсегда. Ранее я не отмечал за собой такого стремления к природе, но, как говорил мой дорогой друг, имя которого стёрло время, — «Возраст откроет в тебе неожиданные черты». Лес здесь и правда особенный, как будто живой. Иногда я словно бы слышу каждый кустик, каждую травинку, каждый лепесток. И то, как они тянутся ко мне, вселяет радость и умиротворение. Возможно, это место станет для меня новым домом. Паника и скука оставили меня, а память залатала дыры новыми людьми и событиями. Кто знает, быть может, всё, что было в прошлом, лишь сон? Быть может, я всегда был здесь, рядом с Аимом? И хоть перечитывая старые записи, — о, кажется будто прошла целая вечность с тех пор, как была сделана первая! — я погружаюсь в ту глубокую бездну воспоминаний, вот только сомнения, что те могут быть не моими, тревожат душу».       Пальцы, дрожа и запинаясь о корешок, захлопнули дневник. Сдержав нервный смешок, я набрала в лёгкие побольше воздуха и отбросила навязчивую мысль отправить дневник в пучину моря. Всего пара шагов, и его поглотят чернильные волны, забрав с собой и пугающие домыслы. Передышка и долгие убеждения, что рядом с кулоном воспламенение заживо мне не угрожает, я вернулась к чтению, стремительно пролистав на несколько страниц вперёд. Трепетные описания чувств Арктура сжимали сердце, словно я сама вдруг влюбилась в ту самую дочь вождя, цветущую вечной молодостью на портрете. Внезапно маленький носик Далии изменился на совсем другой. Тёмные глаза сверкнули зелёным, а вплетённые в волосы цветы сменили лепестки белой сесилии, закрепившейся на берете. Рука судорожно схватила карандаш и принялась спешно обрисовывать до боли знакомое лицо. Оно улыбалось, даже с бумаги сверкая беззаботностью, до ушей донёсся звонкий смех и отголоски лиры, губ коснулся лёгкий ветерок. Я отстранилась, разглядывая того, кого так стремилась позабыть. Сердце в груди вновь сжалось, чтобы через мгновение понестись быстрым бегом. Щёки предательски загорелись. Но ведь то было лишь наваждение, почему же тогда это проклятое чувство не даёт покоя даже теперь, когда он так далеко? Пальцы провели по чертам, обводя каждый штрих. Низ живота стянулся тугим узлом, вызывая одновременно и сладостный трепет, и гулкое раздражение. Внутренний голос торопил разорвать портрет, пока сердце молило задержать на нём взгляд подальше. Сорвавшись с места, я скатилась вниз и распахнула дверь. Огонь, тут же почуявший свободу от кулона, с ликованием накинулся на меня, то мешаясь с мыслями прошептать заветное имя, то подкармливая жгучее желание спалить всё, что могло хотя бы ненадолго вернуть в те светлые вечера. Лист вспыхнул, и я вытянула руку как можно дальше. От падения вниз удержали перила. Первым огонь сожрал берет и воротник, подступая к шее, лбу и скулам. Глаза блеснули сожалением, прежде чем превратиться в пепел и исчезнуть в объятиях тёмных волн. Взгляд пробежался по ним, зачем-то ища то, что могло остаться. Обрывистой вдох облегчения и тихой боли одновременно сорвался с губ. Я едва сдержалась, заставив их остановиться на первом слоге имени. Ничего не вернуть. И его тоже.       — Что это ты делаешь? — Тишину разрезал знакомый голос, заставив вздрогнуть.       — Опять ты, — пытаясь скрыть испуг, бросила я. Оборачиваться и лицезреть нахальное лицо Тартальи нужды не было. — Чего тебе?       — Ты не ответила на вопрос, — в его тоне зазвучало раздражение от моего столь холодного приёма.       — Тебе какое дело? — отозвалась я, спешно стряхивая остатки пепла. — Говори, что нужно, я порядком вымоталась и хочу спать.       Позади раздался короткий лязгающий звук: Предвестник был явно не в духе, а с моей подачи злость в нём только крепла.       — Ты невероятно заносчива и груба для того, кто едва может наскрести на обед.       — Твоя правда. Хорошо, что мне есть у кого одолжить, — я усмехнулась, развернувшись, и тряхнула полным монет карманом. — Так что тебе нужно?       Тарталья стоял метрах в двух от меня, злобно сверкая глазами, но даже с такого расстояния грудь неприятно сдавливало. Совсем чуть-чуть, но и этого было вполне достаточно, чтобы понять — сделай тот ещё несколько шагов навстречу и история нашей первой встречи повторилась бы вновь.       — Пришёл забрать тот самый долг, раз уж ты сама завела разговор.       — Всё настолько плохо? — Я не сдержалась от очередной кривой ухмылки. — Фатуи в таком упадке, что ты пришёл забрать остатки? Если тебя интересует, потратила я немного, и всё на твоего брата, так что можешь…       — Я не об этом, — оборвал тот меня, делая шаг вперёд. Горло огладила невидимая ладонь, чуть сдавив. Я инстинктивно сглотнула и набрала в ещё пока свободные лёгкие как можно больше воздуха. — Меня не волнуют деньги, как не волнует и роскошь, которой в Ли Юэ так обожают разбрасываться. Всё, чего я хочу, — битва с тобой. Сколько же легенд окружали вас, Призванных, в скольких песнях слышал я воспевание ваших силы и мощи, а теперь одна из тех самых легенд ожила и стоит прямо передо мной. Скажи мне об этом кто раньше, ни за что не поверил. Высмеял и назвал дураком, но никак бы не поверил. Разве не удача?       Руки схватились за перила позади; мысли в ужасе закружились в голове, в надежде отыскать хоть одну, что бы помогла бы избежать явную смерть в ближайшие пару минут.       — И при чём здесь долг? — спросила я, готовая в крайнем случае прыгнуть в море. — Увидел меня, понял, насколько я ничтожна и решил потешить собственное эго?       — Напротив, мне ещё не посчастливилось увидеть твою силу в бою.       — Это бессмысленно, я ни на что не способна. Иначе твоя дорогая коллега была бы давно мертва.       — Сила зарождается с получением Глаза Бога. Слабаками его не дают. Так что можешь даже не прикидываться овечкой.       «Ну да, до овечки мне и впрямь далеко», — пронеслось в голове, отчего уголки губ вздрогнули.       — И как же ты собираешься драться со мной, учитывая, что от воздействия магии я буквально сгораю заживо, либо задыхаюсь? — осторожно поинтересовалась я, когда в голове возник хоть и заманчивый, но совершенно безумный план.       — Сама битва обождёт. Мне бы хотелось сперва посмотреть на тебя в деле. — Холодные глаза Предвестника потемнели от предвкушения. Пальцы чуть подрагивали, то сжимаясь, то разжимаясь. Сейчас он выглядел настоящим безумцем, далёким от простых проблем и погружённым в свой собственный мир хаоса и разрушений. Короткие описания, которые давали Джинн или Лиза о нём оказались лишь толикой того ужаса, который представлял из себя Тарталья вживую.       — Хм, а что? Это идея, — упорно делая вид, что дрожь в коленях вызвана только морозом, протянула я. — Предложу тебе выгодную сделку. Станешь моим учителем? Сможешь заодно и удовлетворять свои животные интересы.        Глаза Тартальи в мгновение ока загорелись. Предложение явно заинтересовало его. Тот сперва не отвечал, вглядываясь в меня растерявшим безумие взглядом, будто раздумывая, где кроется подвох, а затем всё же кивнул. По его лицу расползлась однобокая ухмылка, обнажившая острый клык. По моему же телу вновь пробежала липкая дрожь. Я не менее безумна, чем он, раз решила связаться с ним. С другой же стороны возможность выведать приёмы Фатуи, их секреты и тайны перевешивала или по крайней мере находилась наравне с риском страшной смерти от рук больного психопата.       Вновь взвесив все «за» и «против» ещё раз, я осторожно коснулась того уголка внутри, где притаился огонь. Тот незамедлительно отозвался, лизнув воспоминания и опалив злостью. Ладони с готовностью потеплели.       — Тогда наш путь лежит за стены города, — произнёс Тарталья. Его глаза блуждали по округе, наверняка выискивая стражу, затем тот повернулся ко мне, вопросительно вскину бровь.       — Хорошо. Но мне нужно взять свой Глаз.       Он кивнул, давая мне пройти к двери и напряжённо следя за каждым моим шагом. Как будто бы я могла ускользнуть в тайный проход под домом. Хотя нечто подобное сейчас и правда бы пришлось кстати. Доски и ступени под ногами отозвались предупреждающим скрипом, словно отговаривали от задуманного и предупреждали, что в случае отказа разбудят весь дом. Однако никто не встал, чтобы помешать мне. Глаз Бога нашёлся сразу. Завёрнутый во множество тряпок, тот вяло блеснул, на ощупь оказавшись чуть теплее, чем я сама. Впрочем, он мгновенно ожил стоило оказаться внизу. Огонь обжёг кожу ладоней, заставив тихо зашипеть и запихнуть проклятый амулет поглубже в карман. Неподалёку отыскался и меч, подобранный для меня Джинн. Пригодится, если вдруг магия напрочь откажется повиноваться. Идея втереться к Фатуи в доверие и выведать заветное местонахождение Синьоры с каждой секундой казалось всё более безумной и несбыточной. Внутренний голос обдал холодным реализмом, посулив новые травмы и скупые ни на что не годные крохи информации. Не то чтобы я противилась его хоть и неприятной, но отрезвляющей правде, однако всё же толкнула входную дверь, уловив кровавый блеск серьги Предвестника. Тот на мгновение превратился в Рагнвиндра, вот только вокруг не белели сугробы и могильные камни. С горькой усмешкой я вдруг призналась себе, что не прочь бы вернуться в тот тёмный вечер, ведь теперь спасать меня было некому.       — Куда ты? — раздался позади знакомый голос, и край куртки обхватили маленькие ручонки, утягивая обратно. Паймон замерла, вглядываясь в меня, затем, увидев Тарталью, хмуро пожала губки. — Это что-то важное? Можно Паймон с тобой?       — Нет, прости, — нехотя ответила я, пряча глаза. — Но я вернусь так скоро, как только смогу.       — Это что-то опасное? — Её пальчики сильнее сжали мои, когда наши взгляды встретились. Паймон не нужен был мой ответ: она поняла всё сразу, но лживое «Просто небольшая вылазка» успокоило её. И хоть та улыбнулась, обещая ждать меня столько, сколько потребуется, тоскливая печаль, блеснувшая в фиолетовых глазах, и сжавшиеся плотнее губки оставили незримую пощёчину. Кутаясь в оправдания, я неуверенно махнула ей и развернулась, следуя за светлым плащом.       Карман обжигал бедро с каждым шагом всё сильнее и сильнее, вынуждая стискивать зубы плотнее, нарушать правило двух метров, спешно отпрыгивать, мысленно чертыхаясь, и повторять всё снова. Тарталья же сохранял подозрительное спокойствие, лишь иногда удостаивая меня коротким взглядом — не сбежала ли? Небывалая сдержанность для того, кто всего несколько минут назад дрожал в нетерпении. Город окружила плотная темнота, и все фонари — даже уличные — испуганно чернели среди угловатых домов, будто боялись потревожить её случайной искрой. Призрачные очертания прохожих и их гулкие шаги на мгновение хватали сердце, прежде чем то в страхе начинало нестись стремительным галопом и успокаиваться, когда тех пожирала всё та же темнота. Редкие патрули напряжённо оглядывали нас, особенно задерживаясь на мне, однако останавливать не торопились. Та вальяжность, с которой Предвестник проходил мимо них, иной раз растягивала губы в грустной ухмылке. Главные подозреваемые по делу убийства Архонта продолжали расхаживать по улицам, будто ничего и не было. Конечно, ответом от той же Нин Гуан на вполне прямой и довольно грубый вопрос о такой вседозволенности послужили бы оправдания о необходимости поддерживать мир, пускай и шаткий, а также торговые отношения, благодаря которым местные безголовые дамочки могли бы продолжать кутаться в золото и меха. Вполне себе ценности, если отбросить весь пафос высокопарных речей о морали, свободе и ценности жизни. Венти бы непременно счёл такие мысли приземлённым, лишёнными всякой фантазии и попросту пустыми. «Разве не вам, людям, знать, какого это — жить в несправедливости?» — спросил бы тот, изумлённо вскинув брови. — «Не вам ли ратовать за свободу, когда вся история и Земли, и Тейвата пестрит войнами и жестокостью?».       «Тогда берись за перелом мира сам, а не взваливай на других», — с раздражением прервала я невидимого Бога, и тот обиженно затих. Взгляд вновь сосредоточился на светлом пятне впереди, и внутри разгорелась невольная зависть. Тарталью вполне можно было назвать свободным. «И приземлённым», — вставил Венти, прежде чем окончательно исчезнуть. Впрочем, не согласиться с ним было бы верхом глупости. Несмотря на то, что Предвестника я знала всего пару дней, тот не выказывал никаких революционных взглядов, горя только битвами и победами в них. Окажись тот на моей стороне, отлично бы исполнил роль личного телохранителя. Проблемы с правилом двух метров со временем бы как-нибудь разрешились сами собой, а некоторое спокойствие за собственную шкуру избавило бы от тех, что влек за собой статус Призванной. Раздумья смешались с гневными протестами огня, успевшего набрать мощь за считанные минуты от начала вылазки. И хоть здравый смысл пока что одерживал верх, оставалось лишь гадать, как быстро зверь внутри растерзает и его.       Подёрнутые тьмой угловатые дома постепенно сменились покосившимися лачугами, ещё более пустынными и мрачными. Только в отличие от торговой площади у гавани и полнившимися роскошью верхних улиц, здесь деньги ценились по-настоящему. Кое-где блестели осколки разбитых окон, заставляя поёжиться от мыслей, как холодно было внутри. Прохожих здесь почти не было, те же, что всё же попадались, глазели на нас с нескрываемой жадностью. Их потрёпанные куртки и штаны покрывали множественные заплатки, державшиеся из последних сил. Дырявые ботинки шаркали, разметая не снег — мусор. Застывшие в печальной злобе лица исполосовали рубцы старых шрамов и тяжесть жизни, навсегда отпечатавшись во взгляде. Тёмные, сверкнувшие чем-то жутким, глаза одного из бродяг заставили сосредоточиться на плаще впереди и больше не оборачиваться.       Нестройные ряды лачуг, наконец, закончились, оборвавшись постройкой, едва ли пригодной для жилья. Невысокая дверь со множеством щелей тихо скрипнула, и оттуда показалось несколько вымазанных в грязи детей. Они столпились возле входа, провожая нас молчаливыми взглядами, пока случайный порыв не подтолкнул меня к ним. Тихо поздоровавшись, я было начала расспрашивать их о родителях сперва на снежском, затем на мондштадтском, однако те лишь в страхе забежали обратно в дом, недоверчиво глядя на меня сквозь щели.       — А что насчёт этого? — В моих руках блеснула монета, вызвав мгновенный интерес. Дети вмиг окружили меня, застыв в нерешительности, пока один — самый высокий и, по-видимому, самый старший — не протянул руку. — У меня самой не так много, но надеюсь, хоть чем-то помогу, — пробормотала я, раздавая по одной море в потянувшиеся следом ладошки.       Коротко кивнув мне, мальчик, взявший монету первым, исчез, за ним вереницей последовали и остальные, пока дверь за последним, скрипнув, не закрылась.       — Что за жест милосердия? — Тарталья стоял поодаль, в недоумении разглядывая меня, будто искал некий приз за этот самый «жест милосердия».       — Среди них мог бы оказаться и твой брат, не попадись он мне тогда, — буркнула я.       — Чушь. Мои люди в любом случае нашли бы его. В отличие от всякого сброда, — с отвращением махнул тот в сторону лачуги, — я в состоянии обеспечить своим родным сытную жизнь.       — У них нет таких всемогущих братьев, — с трудом сдерживая желание вцепиться ему в глотку, рыкнула я. — Хотя таким, как ты, бессмысленно объяснять. Веди уже, куда хотел, Аякс.       Холодные глаза сверкнули яростью, однако избавлять меня от жизни за дерзость Предвестник не спешил. Стремительно развернувшись, он направился дальше, к мосту, который разделял конец города и начало леса. Чёрные треугольники деревьев тянулись вверх, неторопливо покачиваясь. В их размеренных движениях будто бы крылось что-то угрожающее, злобное, хоть неуверенные насмешки над собственной боязливостью и пытались привести в чувство. Я остановилась. Склизкое чувство страха вновь оживилось, расползаясь по телу. Причина его крылась где-то среди деревьев, ещё пока неоформленная, размытая.       — В чём проблема? — Тарталья обернулся в ожидании.       Я уже было хотела раскрыть рот, как вдруг осеклась. Предчувствие? Бред, необоснованный и пустой. Он только посмеётся и отпустит очередную колкость, обвинив в трусости.       «И окажется не так уж далёк от истины», — усмехнулся внутренний голос.       Спорить было глупо, однако и терять лицо перед одним из тех, кого я надеялась переманить на свою сторону, также не хотелось. Поэтому, коротко мотнув головой, я двинулась вперёд. Ветки раскидистых деревьев тянулись к плечам и шее, точно когтистые лапы чудищ, но вместо цепкой хватки те лишь предостерегающе проводили листьями и отступали. Густота чащи постепенно сменилась бледным лунным светом. Небо незаметно очистилось, оставив только небольшую группку облаков, ютившуюся подле луны. Её светлый лик застенчиво выглядывал, осветляя призрачным сиянием поляну и верхушки деревьев. Красивая ночь, полная магии, и непременно подошедшая бы стае оборотней, выбравшихся на охоту, и шабашу ведьмам, затеявших заколдовать ближайшую деревеньку, но никак не битве, причём, такой неравной. Оторвавшись от неба и луны, я взглянула на замершего напротив Тарталью. Его глаза тоже горели, но не таинственностью, а вполне ясными безумием и голодом. В груди резко закололо. Был ли и мой взгляд в моменты гнева таким же? Была ли и я похожа на дикого зверя?       В памяти всплыли наставления Рагнвиндра о контроле и самодисциплине. Оставалось лишь вдохнуть поглубже и применить теорию на практике. Сосредоточившись, я ощутила, как ладонь опалил жар, и рука сжала твёрдую рукоять.       — Что? — В голосе Предвестника зазвучало разочарование. — Даже не научилась придавать оружию форму?       Я не ответила. Заставила столп пламени исчезнуть, сбросила ножны с настоящего меча       и обхватила его. По лезвию заструилась узкая огненная полоска, сосредотачиваясь на самом кончике.       — И едва ли сдерживаешь Пиро, — с усмешкой подытожил Фатуи. — Ещё не поздно развернуться, так и быть прощу тебе долг в первый раз.       — Да пошёл ты, — бросила я и приготовилась, судорожно припоминая уроки Рагнвиндра, Эмбер и Ноэлль. Вот только на сей раз о поддержке — даже в случае первого — думать не приходилось. Главной целью оставалось банально выжить и не дать искалечить себя до потери памяти или, того хуже, конечностей. С лица Тартальи по-прежнему не сходила ухмылка. Мои потуги только забавляли его, и небрежным движением тот демонстративно показал это: по его ладони, разливаясь и бурля, заструились потоки воды, сливаясь в короткий клинок. Из полукруглой рукояти выступали острые шипы, угрожающе сверкая в тусклом свете. Задумчиво оглядев оружие, Предвестник махнул рукой, будто отряхиваясь, и клинок исчез, оставив на снегу тёмный след.       — Хуже всего мне поддаётся лук, — ответил тот на мой немой вопрос, и в его руках вновь заструилась вода. — Едва ли ты продержишься и секунду против моих клинков.       Я не проронила ни слова, хоть и понимала, что дело было далеко не в мастерстве Фатуи. Тот хотел попросту проверить меня, при этом не забывая о правиле двух метров и собственном эго, конечно же. Кто бы, навроде него, смог удержаться от соблазна помериться силами с существом с другой планеты, о котором все, кому не лень, уже успели сложить сотни хвалебных од? Вот только неприкосновенность этого существа перевешивала даже желание битвы. И Тарталья вновь подтвердил мои догадки, когда в паре миллиметров от щеки просвистела стрела, опалив кожу.       — Надо же, заметила. Кажется, не всё потеряно, — в голосе Предвестника проскочило удивление. Я же уставилась на торчавшее из дерева позади древко, чувствуя, как учащается пульс. О чём он? Что заметила? Неужто принял моё бездействие за некое мастерство?       — Продолжим? — спросил Фатуи, и я неуверенно кивнула. На сей раз метить будет ниже, ведь первый выстрел, похоже, был намеренно мимо с целью напугать. Пальцы стиснули рукоять покрепче. Дыхание начало предательски сбиваться, на лбу ощутились первые капли пота. Стресс только подкармливал зверя внутри, и я сосредоточилась на нём, прося помощи.       Левую руку вдруг обожгло, и на рукаве тут же проступила неровная дыра, края которой мгновенно покрылись чёрными каплями. Боль беспокоила гораздо меньше, чем раздосадованные мысли о починке куртки или покупке новой, отчего по лицу расползлась усмешка. Собственная шкура стала дешевле тряпок.       — В чём проблема? — Наконечник стрелы опустился, и Тарталья замер в ожидании.       — Куртка порвалась, — ответила я.       — Что же в этом забавного?       — А то, что я больше пекусь о деньгах, которые придётся отсыпать за новую, чем о том, что вместо царапины могла бы быть сквозная рана.       Фатуи не ответил. Молча убрал лук и вновь призвал клинок, намекая на более близкий контакт. Я только пожала плечами и вновь подняла меч. Рано или поздно всё равно придётся получать по лицу, тогда почему бы не подготовиться как следует. Не успела я издать и звука, как голубое лезвие ударило по моему, отбрасывая меня назад, словно тряпичную куклу. Перед взглядом успели пронестись холодные глаза, чернильное небо и когтистые ветки, прежде чем тело приземлилось в сугроб. Он отчасти смягчил падение, но все попытки встать оборвала резкая боль в спине, и я осталась лежать, тщетно пытаясь восстановить дыхание.       В поле зрения кроме блёклого диска луны появилось лицо Тартальи. Оно выражало презрение напополам с разочарованием, отчего вновь захотелось рассмеяться: не для меня одной сегодняшний вечер выдался на редкость неприятным.       — Ну что, хочешь ещё? — спросила я, уже не скрывая веселье. — Как видишь, работы со мной немерено.       — Вытрись, — бросил он, и рядом опустился платок.       Вопрос «А что не так?» отпал сам собой, стоило коснуться лица. Ткань мгновенно потемнела, отчего пришлось набрать пригоршню снега. Холод немного успокоил и привёл в чувство. Сперва казавшаяся невероятно гениальной идея завербовать Тарталью хотя бы в учителя, теперь таяла в мрачной действительности. Овладеть Пиро мне не удавалось даже спустя полгода, сколько ещё понадобится времени, чтобы хотя бы привыкнуть к магии? Год? Два? А может, вся жизнь? Пальцы зарылись в покрывшийся чёрными кляксами снег. Или же отбросить всякую надежду на собственные силы и заручиться поддержкой государств и их Архонтов?       «Чтобы потом те уничтожили свой собственный народ?» — съехидничал внутренний голос. — «Даже если тебе и удастся склонить всех семерых на свою сторону, что насчёт клятвы? Какими сказками уговоришь их стереть всё живое с лица Тейвата?».       И я прикусила язык, поднимаясь, злясь на вся и всех вокруг. Но больше на себя, ведь собственное бессилие вынуждало пресмыкаться перед такими, как Тарталья. Тот, однако, успел сбросить с себя надменность и презрительность, теперь глядя с напряжением и некой опаской.       «Испугался?» —чуть было не ляпнула я и вновь улыбнулась своим мыслям. — «Моё главное оружие — агония! Трепещи и бойся, когда видишь меня, дёргающуюся в луже собственной крови».       Меч лежал неподалёку в ожидании следующей бестолковой попытки. По его лезвию вновь заструились тонкие огненные полосы, когда ладони сжали рукоять, и я с готовностью подняла взгляд на Предвестника. Тот не торопился нападать, то ли прикидывая, сколько ещё я выдержу, то ли раздумывая, а не покончить со всем одним ударом. Тело довольно легко скрыть в лесу, особенно зимой, а так как о нашем походе знала только Паймон, которая по заверениям Венти и истории прочих Призванных отправилась бы на тот свет следом за мной, Тарталья бы не просто вышел сухим из воды, но и стал бы для Снежной национальным героем. Он неожиданно пришёл в движение. Потянулся к поясу, отцепил Глаз и плащ, обнажая пристёгнутые к бедру короткие ножны. Я в растерянности вскинула брови. Решил пожалеть?       — С тобой слишком много возни, придётся начинать с азов. И чему тебя только учил Рагнвиндр? Или ты настолько бестолковая сама по себе, что даже такой, как он, не смог ничего сделать? — Тарталья явно начинал злиться, и причиной его злости в который раз стала я. Отчасти это даже радовало, но больше пугало.       — Не припомню, чтобы обсуждала с тобой своё обучение.       — У Снежной есть глаза и уши везде. Нам уже давно известно о тебе всё.       — Правда? И каким же именем меня нарекли? — с издёвкой спросила я, припоминая недавний инцидент.       — Так и быть, я немного приукрасил возможности Снежной, — нехотя согласился он. — Однако всё необходимое для того, чтобы найти тебя, у нас есть.       — Пока что получается ровно наоборот: я нашла вас. Не без помощи твоего брата, конечно, но всё же.       Предвестник замолчал. Из чащи доносились редкие возгласы ночных птиц и хруст снега под лапами неведомых зверей, разбавляя воцарившуюся между нами тишину. По лицу Фатуи сложно было понять, что тот испытывает, но гнев, мелькнувший в ледяных глазах за долю секунды до удара, пробудил рефлексы. Металлический лязг полоснул по ушам. Короткий изогнутый меч упёрся в мой. На сей раз ноги выстояли, но затряслись, когда те самые ледяные глаза оказались почти вплотную. Кожу щёк опалило горячее дыхание Тартальи, и я впервые ощутила его запах. Странный, сладковато-кислый с примесью пота и чего-то другого, тяжёлого и незнакомого. Его мышцы напряглись, проступая под серой тканью пиджака. Мои самонадеянность и спесь мгновенно исчезли, обнажив голый ужас, и я вновь пожалела, что поддалась собственной глупости. Предвестник не снизойдёт до жалости или сострадания, на которые был способен даже Рагнвиндр. Быть может, не остановится даже на лёгких или средних ранениях. А если и вовсе поддастся тому самому звериному голоду?       — Такую самонадеянность тебе внушили бестолочи из Ордо Фавониус или на Земле все настолько бесстрашные, что готовы в любой момент расстаться с головой? — Голос Тартальи зазвенел, предостерегая от неосторожных слов. Он усилил хватку, надавливая на меч и вынуждая меня отклониться назад. — Я предупреждаю снова: следи за своим языком. Твоя жизнь для меня не представляет ровно никакой ценности. Мне хватит пары секунд, чтобы перерезать тебе глотку и оставить подыхать в луже собственной крови.       — Хочешь, ч-чтобы я из-звинилась? — выдавила я, уже готовая на всё лишь бы ледяные глаза исчезли.       — Нет. — Тонкие губы растянулись в хищном оскале, обнажив острые клыки. — Слова для меня ничто. Я хочу, чтобы ты служила Снежной.       От удивления руки расслабились, и я едва успела отпрянуть, когда в то место, где только что были мои ноги, вонзилось остриё.       — Я покажу тебе силу, дарованную мне Царицей.       Отпрыгнув назад к тому месту, где остался Глаз, Тарталья вскинул руку. Мощный поток взвился в небо, заискрив бешеной энергией. Порыв ветра почти сбил с ног, и я в ужасе повалилась на землю, наблюдая, как в голубые струи воды вплетаются разряды молний. Но откуда? Гидро способен вызывать электричество? Конечно, воду используют для его выработки, но никто, даже Рагнвиндр не упомянал об объединении двух стихий.       — Ну что? Поменяла своё мнение? Желаешь заполучить такую же мощь? — Голос Тартальи громом разнёсся по поляне, перекрикивая даже беснующийся поток. Я ничего не ответила, только подняла меч и попятилась. — Я так понимаю, это отказ. — Предвестник вытянулся во весь рост, став вдруг невероятно огромным даже на фоне искрящегося столпа, смахнул выбившиеся пряди со лба и с широкой улыбкой добавил: — тогда я выбью из тебя всю ту дурь, которой тебя напичкали в Мондштадте.       «Погоди, я согласна!» — почти сорвалось с моих губ, — исход битвы был очевиден ещё до её начала — когда тишину разорвал громкий рёв. Он облетел весь лес, согнав с деревьев птиц.       Тарталья вмиг оборвал поток, потерял ко мне всякий интерес, и принялся оглядывать чащу, пока не сосредоточился на густой черноте позади себя.       Я молча сорвалась с места, отбросив все мысли прочь. Стоило добежать до первых деревьев, как с противоположной стороны захрустели ветки. Разрозненный треск, больше походивший на треск ломающихся костей, продолжился, с каждой следующей секундой становясь всё ближе. Существо, судя по звуку, не уступало размерам Двалину, если не больше, и явно направлялось в сторону поляны. Обернувшись, сперва я увидела его тень, плеснувшую на поляну чернотой, затем зверь выступил вперёд. Громадный, метра три или выше, покрытый светлой шкурой, он походил на тех, кого на Земле обычно именовали йети. Загнутые рога, росшие изо лба, напоминали таковые у буйволов, только состояли будто бы изо льда. Морду закрывала вытянутая маска, в прорезях которой горели два белых огня. Торс обтянул широкий пояс, на котором угрожающе колыхались черепа, один из которых подозрительно напоминал человеческий. Существо заметило Предвестника и ринулось вперёд, неистово рыча. Я же едва сдержала крик, когда широкая лапа сверкнула острыми когтями, приземлившись на то место, где стоял Фатуи, и спешно отвернулась. Позади вновь раздался рык, на сей раз долгий и протяжный. Откуда-то из леса вторили другие, более высокие и многочисленные. Нога угодила в сугроб, и я упала. Кое-как поднявшись, я оцепенела. Из прорези маски хлыстала кровь, покрывая собой всю поляну. Тарталья возник из неоткуда, оставив ещё одну рану на правой лапе чудища, когда в просвете деревьев показались первые хиличурлы. Десятки, сотни, тысячи, они хлынули отовсюду, радостно набрасываясь на Предвестника. Я отпрянула, готовясь опять побежать. С таким количеством не справится даже ему. Нужно было убираться, молясь о том, чтобы добраться хотя бы до моста.       Внезапно совсем рядом зазвучали смешки. Трое хиличурлов выступили из-за деревьев и шли на меня, держа наготове широкие дубинки. Внутренности опалил страх, почти сразу сменившийся другим чувством: радостным азартом. Паника сперва одерживала верх, призывая убираться поскорее, однако вскоре исчезла, проиграв. Лязг клинков на мгновение отвлёк. Поляну уже усыпали трупы, среди которых танцевал Тарталья. Его движения, лёгкие и стремительные, завораживали красотой. Невольно засмотревшись, я не заметила, как хиличурлы подобралась почти вплотную. В последний раз их, кажется, тоже было трое. Не так уж и много, Тарталья успеет расправиться со всеми и помочь. По крайней мере хотелось надеяться, что поможет. Первым ринулся на меня тот, что стоял справа, за ним — оставшиеся двое. Дубинка глухо ударила по земле, едва я уклонилась. Руки и ноги предательски затряслись, грозясь в любую секунду выронить меч, либо оступиться. Совсем рядом просвистела вторая дубинка. Огонь внутри разгорался стремительнее и сильнее, отчего контролировать его становилось всё тяжелее. Соблазн поддаться манил, обещая безопасность и — самое приятное — предвкушение крови. От третьего удара увернуться не удалось. Левую ногу пронзила острая боль, вынуждая сесть на здоровую. В воздух взвилась сразу пара дубинок, и я ощутила, как последние заслонки рассыпаются пеплом. Бедро опалил огонь, он же заплясал перед глазами, стоило мечу с чавканьем и хрустом погрузиться в податливую плоть грудной клетки. Уголки губ поползли вверх, когда бездыханное тело хиличурла рухнуло в снег, дёргаясь и пачкая его алым. Второй и третий вскоре оказались неподалёку с первым, вызывая внутри трепет и дикий восторг. Все внутренности горели, с каждым новым вдохом выпуская пепел и чёрный дым. Огонь просил ещё, и взгляд, затянувшийся красной пеленой, обратился к поляне. Предвестник успел перебить десятка три или больше, новые твари продолжали появляться, но их ряды заметно истощились. Некоторые из тех, кому посчастливилось выжить, в страхе убегали обратно в чащу, другие же продолжали защищать громадного зверя. Тот заметно ослаб, и теперь едва ли успевал за быстрыми ударами Предвестника.       Ноги сами понесли вперёд, алая пелена начала сгущаться, но и она не помешала разглядеть следующую жертву. Дубинка упала рядом с четвёртым, и из груди вырвался радостный смех. На мгновение взгляд Тартальи поймал мой, и я поняла, что тот ощущает то же самое. Ещё несколько трупов окрасили белоснежную землю, и гигант издал протяжный вой, прежде чем опуститься. Его широкая грудь вздымалась из последних сил. Глаза впились в него, надеясь запечатлеть в памяти каждое мгновение, каждое его движение и звук, пока тот, наконец, не упал мордой вниз. Пелена продолжала темнеть, густея и обрастая багровыми прожилками, тянущимися отовсюду. Огонь ожесточённо лизал внутренности, кусал и терзал, требуя ещё. Чей-то силуэт проступил впереди, и тело отозвалось готовностью. Резкий рывок вперёд, но меч проскочил мимо, в живот же ударило нечто тяжёлое, отбрасывая назад. Туман чуть размылся, пропуская краски ночи и пробуждая обрывки сознания. Нечёткое и слабое, оно отчаянно пыталось достучаться до меня, но огонь оказался сильнее. Я поднялась, едва ли обращая внимание на слабость в ногах и вновь попыталась атаковать, чтобы вновь потерпеть неудачу. На сей раз боль ощутилась резче и мощнее. Каждый вдох давался с огромным трудом, будто лёгкие заполнило нечто вязкое; ноги отказывались слушаться, заваливая обратно, руки не желали браться за рукоять, то хватая снег, то скребя свободный от него участок земли.       Карман вдруг перестал жечь бедро. Взгляд прояснился, постепенно прогоняя багрянец, оставшийся пульсирующими извилинами где-то по бокам. Воздух проник в лёгкие, и рот раскрылся, стремясь втянуть побольше.       — Должен признать, ты не настолько безнадёжна, как показалось, — раздался голос Фатуи, и рядом упал знакомый бутылёк. Я тут же осушила его залпом, чувствуя, как малиновая жидкость прогоняет пламя и успокаивает воспалённое сознание. Сквозь стойкий шум доносились обрывки фраз Тартальи, явно дающие понять, что в его глазах я поднялась на место «чуть лучше полного ничтожества». Его мнение интересовало меня в последнюю очередь: на утро новые раны дадут о себе знать, радостно укоряя за необдуманность. Но смогла бы я спастись, если бы не поддалась огню? Оставалось лишь гадать, как и гадать, сколь скоро удастся добраться до кровати и сколько часов сна останется.       Тело поначалу слушалось с неохотой, отдаваясь болью при каждом неосторожном движении. Я с некоторым удивлением отметила явный прогресс: месяц или два назад подобное бы обрекло на несколько дней постельного режима. Однако на сей раз ноги, хоть и дрожали, как во время лихорадки, а ночное небо и чёрные треугольники верхушек продолжали кружиться в однотонном хороводе, мне всё же удалось подняться. Руки тоже слушались, пускай и дотронуться до лица, покрывшегося чем-то неприятно липким, получилось не сразу. Тарталья всё продолжал говорить, но суть расплывалась среди хаотичных мыслей. Взгляд сосредоточился на тёмных силуэтах, которые окружали нас. Тошнота подступила к горлу, стоило вглядеться получше. Всё бахвальство и заверения, что такой, как все те, кого я так отчаянно презирала и ненавидела, мне не стать, разбились о неподвижные тела и то, что от них осталось. С признанием самой себе в том, что человечность мне уже не вернуть, ещё предстояло встретиться, и не раз. Ладони сравнялись по цвету со снегом, превратившимся в тёмную кашицу. Лицо наверняка тоже не отличалось чистотой. Впрочем, тело пострадало куда меньше, чем душа. Туша гигантского зверя неподалёку не подавала признаков жизни, и я несмело подошла ближе. Мех потемнел и свалялся, слипаясь неаккуратными комьями. Широкие лапы протянулись вперёд, к дубинке, размером с те убогие лачужки, будто чудище вот-вот оживёт и поползёт к ней. Морда утонула в сугробе, разбившаяся маска виднелась неподалёку. Отбросив порыв дотронуться до зверя, я отпрянула.       — Что это было? — ослабевшим голосом спросила я. — Хиличурлов я знаю, но что такое?       — Их вожак, крио лавачурл, — отозвался Предвестник, — весьма странно видеть его здесь.       — Почему?       — Неужели рыцари Ордо Фавониус не удосужились продемонстрировать тебе хотя бы одного? — хмыкнул Тарталья. — На Драконьем Хребте их, должно быть, с десяток, а то и больше.       — Это же возле Мондштадта, — растерянно пробормотала я. — Тогда что он делает здесь?       — Спроси у своих друзей-рыцарей. В обязанности каждого региона входит в том числе защита границ прилежащих стран от атаки подобного рода тварей.       Ледяные пальцы страха вновь пробежались по коже. Оставалось лишь гадать о состоянии Мондштадта и дожидаться ответа оттуда.       Внезапно со стороны города раздался низкий гул.       — Стража, — равнодушно пояснил Тарталья в ответ на моё беспокойство. — Скоро примчатся сюда поглазеть на мою работу. Таким, как они, только и остаётся, что… Эй, куда это ты?       Не задавая лишних вопросов, я помчалась со всей скоростью, на которую ещё была способна, в противоположную от города сторону. Если отыскать укромное местечко и переждать, возможно, всё обойдётся. Если убежать как можно дальше, возможно, не доберутся. Если залезть на дерево или… Позади послышался хруст снега. Тарталья не отставал, пристально следя за мной. Где-то вдалеке уже слышались голоса. Станут ли искать причину смерти этого чудища или порадуются, что оно мёртво, и развернутся?       Я остановилась и прислушалась. Наконец, кто-то закричал. Тело найдено.       — И что ты делаешь? — с раздражением спросил Предвестник, сохраняя дистанцию. — Миллелиты слишком трусливы и не кинутся за нами. К тому же не забывай, кто перед тобой. Одному из Предвестников нечего бояться.       Я молча приложила палец к губам, на что тот только вздёрнул бровь, однако послушно замолчал. По спокойствию Тартальи, и то, с каким интересом он поглядывал на меня, стало ясно, что избавиться от него не выйдет. Одновременно со страхом внутри вновь начал закипать гнев. Я вновь оказалась в тупике по чужой и собственной глупости. Такого идиота, как этот Фатуи, ещё бы следовало поискать. Впрочем, я и сама недалеко ушла, прельщённая мечтами о силе. Следовало бы догадаться, чем всё обернётся с самого начала.       Голоса вдруг постепенно начали затихать. Стража уходила, и правда не решившись идти вглубь.       — О чём я говорил? — хмыкнул Тарталья, словно прочитав мои мысли.       — Заткнись! — не сдержавшись, выпалила я. — Если бы не ты, их бы здесь и не было!       — Ты забываешься, — предостерегающе начал он, вот только на сей раз благоразумие не остановило меня.       — Закрой рот! Я и так слишком много терпела от таких, как ты! Удивительно, что ещё осталась жива, вот только проку от такой жизни?! Кто ты такой, чтобы трепать меня, как куклу?! Сопляк, хвастающийся мнимой силой! Мозгов бы лучше у своей Царицы попросил! — Кто-то другой взял надо мной верх, изливая накопившееся. Слова подкатывали к горлу, множились, распирая его, и выталкивали друг друга. Я приготовилась к самому худшему, наблюдая, как холодные глаза напротив темнеют с каждой секундой всё больше. — Помыкать собой больше не позволю! Забирай своего братца и проваливай!       Не дожидаясь ответа, я направилась обратно, подгоняемая гневом и толикой разбавленного в нём страха. Ещё немного и грудь пронзит клинок, остриё котрого станет последним, что я увижу. Однако Тарталья, вопреки всем ожиданиям, не спешил отделять мою душу от тела. Напротив, тот, судя по приглушенному хрусту снега, молчаливо следовал по пятам, возможно, просто поджидая удачного момента.       Со стороны поляны раздалось несколько голосов. Сквозь игольчатые лапы проступили очертания нескольких стражников. Те бродили по поляне, разглядывая остатки хиличурл и старательно избегая гигантского лавачурла.       «Придётся огибать», — подытожила недовольная мысль. Оставалось только вверить себя удаче и надеяться, что та убережёт от несчастий хотя бы на остаток этой и без того длинной ночи.       Я замерла, осенённая внезапной мыслью. Предвестник не напал лишь из-за близости миллелитов, так стоило ли отходить от них? Быть может, выскочить прямо сейчас на поляну? Слов не понадобится — один взгляд на Тарталью, и те сами всё поймут. Однако же кто даст гарантию, что они справятся с ним? Тот с лёгкостью растерзал целую толпу монстров, кто же помешает ему отправить следом и парочку людей?       «Тогда почему же не нападает?» — проскользнуло в мыслях, и я оглянулась, напряжённо вглядываясь в Фатуи. Тот тоже остановился, застыв, точно статуя, и сверля меня горящим взглядом. Ни единого движения, даже малейшего. Только слабый ветер беспокоил чёрный мех и подол плаща. Воспоминания вспыхнули, вновь на мгновение заменяя Предвестника Рагнвиндром. Та же слепая ярость, та же мутная поволока на глазах. Поторопившись отвернуться, я ускорилась. Голоса стражников стали слабеть, пока вовсе не исчезли, и теперь слух сосредоточился на одном — шагах позади. Не выдержав, я сгребла снег. Рыхлый и влажный, тот хоть и с неохотой, но принял округлую форму, успев наполовину рассыпаться, прежде чем долетел до Фатуи и угодил тому в грудь. Тарталья продолжал молчаливо стоять, даже не дёрнувшись, отчего внутри начал разрастаться ужас. В горле застрял самый громкий крик, на который были способны мои связки, ноги сами понесли вперёд. Теперь я не оглядывалась, только мысленно молилась и бежала, слыша, как шаги за спиной тоже ускорились. Дыхание вырывалось обрывисто, сбивалось и растворялось в прохладном воздухе; взгляд судорожно блуждал по бесконечным рядам стволов и веток, выискивая хотя бы слабый островок света. И тот нашёлся. Ноги вынесли к мосту, за которым виднелись крыши лачуг. Хруст снега сменился хрустом гальки, деревья —неопрятными силуэтами обветшалых домов по бокам. Впереди вдруг загорелось множество огней, послышались голоса, и я вильнула влево. Жуткий смрад ударил в нос, чудом не вызвав рвоту. Покрытые тёмными пятнами доски, помои в углу, служившие поздним ужином для крыс, и небольшая кучка сваленного тряпья рядом, размеренно вздымающаяся и опускающаяся, неприкрыто намекали, что шуму здешние обитатели будут не рады. Зажав рот рукой, я двинулась дальше, когда голоса позади начали нарастать. Внезапный возглас заставил резко повернуться. Холодные глаза смотрели на меня. Тарталья вновь обернулся живой статуей, пока с десяток стражников окружали его, явно боясь того не меньше моего. Лихорадочно обведя взглядом закоулок, я юркнула за старые доски и осторожно выглянула. Два горящих глаза продолжали сверлить меня, светясь в полумраке улицы. Тарталья оставался равнодушен к страже, окружившей его, не отрываясь от меня ни на секунду. Холод ужаса сковал мышцы, не давая пошевелить даже пальцами, и я вжалась в стену, наблюдая, как Предвестник, повинуясь десятку приставленных к горлу лезвий, исчезает за стеной дома.       Панический страх не отпускал, даже когда тяжёлые шаги растворились среди перешёптывания деревьев и скрипа старых петель. Холодные глаза, казалось, продолжали глядеть, пожирая слепой ненавистью и обещая скорую смерть. Ноги подкосились, и я сползла на землю. Дрожащие ладони обхватили голову, губы же расплылись в невольной улыбке. Первый несмелый смешок, больше похожий на сдавленное кряхтение, вырвался случайно, чтобы затем окрепнуть и превратиться в нервный хохот. Куча тряпья вздрогнула, недовольно пробурчала что-то и со вздохом затихла. Крысы разбежались, издав злобный писк на прощание. Где-то начали раздаваться громкие выкрики, наверняка советующие мне заткнуться во избежании встречи с их обладателями, я же только и смогла, что опять зажать рот рукой, попытаться остановить хлынувшие из глаз слёзы и кое-как подняться в надежде добраться до Паймон. Та наверняка не спала, выглядывая меня в окне и бросаясь ко входу при малейшем шорохе.       — Это ты, да? — сквозь смех спросила я у неба. — Снова ты? — Ответа, конечно же, не последовало. — Не знаю, для чего понадобилась тебе такая, как я, но как видишь, я оказалась совершенно бесполезной, хоть и чертовски живучей. Приведи меня хоть к какой-нибудь цели, готова ко всему, лишь бы моя никчёмная, дарованная тобой во второй раз жизнь обрела хоть какой-то смысл. Я согласилась на твои условия, но этот огонь продолжает пожирать меня. Или хочешь, чтобы я сгорела быстрее, чем этот проклятый мир? Эй! Скажи же мне!       Звёзды надменно блестели в просветах между облаками, чтобы затем исчезнуть в их тёмной вуали. Они молчали, ведь ответ давно крылся в глубине моей собственной души. Ответ, который обнажил самые худшие мысли и от которого сотрясалось всё моё естество. Я — лишь инструмент вершителей судеб, один из тысячей, миллионов. Пускай более дорогой, отчасти уникальный, но такой же инструмент. Об этом твердил Венти, впрочем, и в его глазах моя роль мало чем отличалась.       Я остановилась, не обращая внимание на крики где-то вдалеке, и ощутила, как теплеет карман. Глаз Бога обжёг кожу, однако впервые эта боль показалась естественной, правильной. Огненные всполохи пробегали по круглым краям, пропадая за ними и возвращаясь вновь. Пальцы сжали резные края, чувствуя, как те впиваются в ладони. Но и у меня был свой инструмент. Дарованный теми же Богами, опасный, непослушный, но всё же был.       Улицы и фонари слились в единый чёрно-жёлтый поток. Звуки заглушались резвым биением сердца. Впервые за долгое время тело не ныло от боли и усталости, наоборот, рвалось вперёд, не страшась новых ран. В очередной раз нить жизни не оборвалась, хотя моими же стараниями заметно истончилась, но всё же продолжала держаться. Арка осталась позади, как и мост через искусственный пруд. Ноги едва касались ступень, спеша навстречу крохотному пятнышку на самом верху. Сотни мыслей кружились вокруг одной единственной, горевшей ярче прочих.       «Я хочу жить. Жить вопреки всему».