В день, когда сошлись звёзды

      Книга впечаталась в стену, чтобы затем упасть на пол с печальным глухим «бах». Я в ярости подскочила к ней, уже готовясь наброситься снова, как вдруг остановилась. Это определённо не решит проблем, лишь подкинет новые. Счёт до десяти в голове и попытки выровнять дыхание помогали слабо, единственное же лекарство было давно вылито в саду за Орденом. И почему же, когда я в таком состоянии, вокруг всё тихо и мирно? Очередное нападение посреди ночи или же выматывающая тренировка Рагнвиндра сейчас бы пришлись как никогда кстати.       Кинув на распластавшуюся у ног книжонку озлобленный взгляд, я нехотя подняла её, бегло оглядывая на наличие заметных повреждений. Если не считать чуть погнувшегося у верхнего края корешка, та выглядела вполне прилично.       — Чтоб тебя! — вырвался из груди рык, и я уже замахнулась, чтобы пустить её в ещё один полёт, однако голос разума, к которому пришлось всё же прислушаться, велел опустить руку и задуматься о том, как вернуть украденное и заодно выпустить накопившийся за добрые полночи пар. Снова красться в кабинет Джинн было слишком рискованно: кто знает, во сколько та поднимается? К тому же горевший внутри костёр вряд ли поможет остаться незаметной. Ладони, — да что там! — всё тело трясло, как от удара тока.       Вновь бросив книгу на пол, я с огромным удовольствием отправила ту пинком под диван. О более подходящем укрытии для неё подумаю позже, когда приведу голову и тело в порядок. Не помня себя, я понеслась к выходу, машинально перейдя на бег. Возможно, пара кругов вокруг Мондштадта потушат разгоравшийся внутри пожар. Перед глазами мелькали сцены прошлых побегов наяву и в кошмарах, где я выступала в роли жертвы. Даже вчерашнее бедствие я провела в бегстве. Так ли должны выглядеть судьбы тех, кто должен писать историю миров? Звучит, как большая едкая шутка.       Коридоры Ордена пустовали, хоть на сей раз во мне это отозвалось разочарованием, нежели облегчением. Возможно, Ноэлль была бы совсем не против устроить позднюю разминку, либо же Джинн, заметив, как нездорово я выгляжу, пригласила бы на откровенный разговор. Хотя о чём это я? Откровенность здесь явно не в почёте.       Улицы города утонули в густой тьме, отчего пришлось замедлиться, дабы не влететь в стену. Заметно поледеневший ветер теперь не раздражал, наоборот охлаждал, тем самым немного отрезвляя. Людей почти не было, а те, что всё же попадались, провожали меня испуганными взглядами.       — Куда? — Стоило мне буквально скатиться по главным ступеням и пересечь половину моста, ведущего к долгожданной свободе, дорогу мне преградил стражник. Его суровое, покрытое несвежей щетиной лицо с залёгшими под глазами тёмными кругами показалось смутно знакомым. — Повторяю, куда?       — Что значит «куда»? — фыркнула я, ощутив внезапный азарт. — Дорога здесь одна.       — Куда на ночь глядя? — Густые брови слетелись к широкой переносице мужчины, предупреждая о нарастающем в нём раздражении.       — Погулять захотелось. Погодка просто прекрасная, не находите? — съязвила я, отбрасывая все меры приличия.       — Не положено, — отрезал он, затем окинул меня многозначительными взглядом с головы до ног: одежда на мне явно не предрасполагала к выходу на улицу.       — Что, теперь и из города выйти нельзя? — возмутилась я. Горячие языки обжигали внутренности, стремительно распространяясь по телу.       — Не положено, — с нажимом повторил стражник. — Комендантский час.       — С каких это пор?       — Вчерашний указ действующего Магистра Ордо Фавониус. Поэтому прошу на разворот и обратно в дом.       Я застыла, пытаясь увязать столь внезапную новость с уже выстроившимися планами. Что же мне теперь по библиотеке марафоны нарезать, следя, чтобы ненароком не поджечь тысячи древних фолиантов?       — Так не пойдёт. — Я резко вскинула голову, готовая дать отпор. — Мне нужно пройти, Джинн дала разрешение.       — Магистр Гуннхильдр, — жёстко поправил тот. — Ещё раз: на разворот и шагом марш домой.       Не контролируя своё тело, я успела заметить, как в суровое лицо стражника летит мой кулак. Огонь внутри заполыхал с небывалым весельем, когда тот покачнулся. Открывшийся просвет позволил юркнуть в сторону раскинутой поляны, манившей своим простором. Если хватит сил, то, кто знает, возможно удастся добраться и до тех тропок, которыми мы с Паймон добирались далёким августовским деньком.       Крепкие пальцы вдруг схватили и сжали запястье, вывернув мою руку и заломив её за спину. Стрельнувшая мощным разрядом боль застряла немым криком в горле, в то время как земля стремительно приближалась. Щека упёрлась в жёсткие камни, выстилавшие мост.       — Гляжу, тебе закон не писан, — раздалось сверху. — В таком случае расскажешь Магистру о своих недовольствах лично. — Внезапный рывок вернул на ноги. Почерневшие от злости глаза пристально вгляделись в меня, затем одобрительно блеснули. — Ну что, есть ещё что возра…       Пинок пришёлся точно под незащищённое латами колено. Стражник хрипло охнул, осев на землю и давая возможность вырваться. По краям уже проступала алая пелена, пульсировавшая в такт быстрому биению сердца. Но я не спешила убегать, с нарастающим упоением разглядывая корчившегося мужчину и понимая, чего мне не хватало всю мою недолгую жизнь. Ладони жгло, только на сей раз боль не пугала, а словно бы стала неприятной необходимостью, которую всего лишь нужно было перетерпеть. Драки всегда обходили меня стороной как в школе, так и на улице. Разве что иной раз прилетал камень, от которого меня успешно спасали ноги и подъезд, находившийся в выгодной близости от детской площадки. Поэтому следующее движение мужчины я проглядела, едва успев увидеть, как тот встаёт, прежде чем схватить и хорошим ударом под дых обездвижить меня. Россыпь огненных взрывов на некоторое время полностью ослепила. На живот будто обрушился громадный валун, сдавливая лёгкие и не давая вдохнуть. Я ощутила, как тело поднимается в воздух, затем опускается на что-то твёрдое.       — Давненько мне таких наглецов не попадалось, — через оглушительный звон донеслось до меня. — Ну ничего, несколько суток в гордом одиночестве заставят тебя сделать выводы.       Сквозь мелькавшие перед глазами звёзды, наконец, прорезались очертания моих безвольно болтавшихся рук. Камни внизу пришли в движение, и я вдруг осознала, что стражник взвалил меня на плечо. Секундная мысль, сперва показавшаяся такой незначительно мелкой, чиркнула, точно спичка, поджигая внутренний фитиль. Громкий рёв прорезал ночную тишину. Руки полыхнули ярким пламенем, обугливая кожу на кончиках пальцев. Мужчина подо мной дёрнулся и коротко крикнул, прежде чем скинуть на землю. Удар пришёлся на правое плечо и правую часть затылка, отчего перед глазами вновь закружился хоровод из звёзд. Рвущееся наружу пламя охватило полностью, обрывая все попытки хоть как-то взять его под контроль. Пальцы потянулись к вороту кофты, силясь сдёрнуть его, порвать в клочья, чтобы дать воздуху пройти, но лишь оставили на шее болезненный след. Вдалеке раздался успевший почти стереться из памяти голос, ласково приветствуя и сетуя на наши редкие встречи.       — Тебе ничего не стоит отдаться мне. Вместе мы сможем изменить этот мир. — Он подбирался всё ближе, кутая сознание в тонкую дымчатую вуаль. — Лишь твоё согласие, и всё кругом превратится в пепелище. К чему ждать, когда люди сами уничтожат себя не сегодня, так завтра? Давай же поможем им в этом.       Я в отчаянии схватилась за один-единственный образ, который ещё хоть как-то связывал с реальностью: широко улыбающаяся и крепко держащая меня за руку Паймон. Ради неё, нужно сдерживаться ради неё.       — Ей будет гораздо лучше в мире, где не останется тех, кто смог бы причинить зло. — Голос не собирался сдаваться, воскрешая в памяти недавние слова Паймон, полные ненависти и страха. — Неужто ты готова пожертвовать её счастьем ради горстки дураков, что решили вознести себя на престол? Покончи со всеми, будь то Бог или же смертный, и проживи остаток своих дней в блаженстве тишины и покоя.       По лбу неожиданно растёкся приятный холод, избавляя от наваждения. Он проникал всё ниже, по шее, в грудь, в самое сердце, замедляя его бег, пока не охватил полностью от пят до кончиков ногтей. Кислород, наконец, поступил в лёгкие. Взгляд различил два знакомых расплывчатых пятна: кроваво-красное и бело-синее. В губы что-то упёрлось, и я автоматически раскрыла рот, ощущая малиновый вкус.       — Что ты видела? — Голос Дилюка поразил грубой хрипотцой, вызывая мурашки по всему телу.       — Обожди с допросом с пристрастиями, — оборвал того Кэйа, — дай ей хотя бы придти в себя.       — Ты, похоже, не понимаешь всей серьёзности ситуации. — Даже не видя лица Рагнвиндра, я могла поклясться, что тот был бел, как мел, и лишь сверкавшие в темноте глаза выражали одну-единственную эмоцию — гнев. — Не окажись мы поблизости, кто знает, что…       — Я прекрасно всё понимаю, братец. — В голосе Кэйи же напротив сквозила прохлада. — Но это не повод устраивать ей прилюдную порку.       Зрение, наконец, вернулось, медленно, по крупицам прогоняя алую пелену. Я попыталась сесть, что получилось далеко не сразу. Тело сотрясала крупная дрожь, мешавшая упереться на руки.       — Не вставай. — Кэйа нервно улыбнулся, видимо, пытаясь подбодрить меня, что только сильнее убедило в плачевности моего состояния. — Что же заставило тебя выскочить на улицу в столь поздний час?       — Решила п-побегать, — пробормотала я, прекрасно осознавая, что тем самым лишь укреплю подозрения Капитана.       — Хорошая затея, жаль, что погода подвела, да?       — Ага.       — А теперь прошу истинную причину.       — Это что, допрос? — Вопрос прозвучал резко, но Кэйа в ответ улыбнулся ещё шире.       — Пока нет, но дальнейший исход нашей беседы зависит только от тебя.       Взгляд отыскал силуэт Рагнвиндра. Тот вполголоса разговаривал о чём-то со стражником, придерживающим правое плечо.       — Это же… — Я раскрыла рот, наконец, вспомнив его.       — Верно, Хоффман Шмидт, капитан стражи и по совместительству тот, кто однажды оказал тебе небольшую услугу, когда по случайным обстоятельствам ворота закрылись раньше обычного. К слову, с того дня они теперь открыты круглосуточно. — Улыбка Кэйи превратилась в ухмылку, а единственный глаз насмешливо сощурился. — Итак, я по-прежнему в ожидании ответа. На сей раз правдивого.       Ледяная ладонь страха проникала в самое сердце. Даже в мирное время Капитан кавалерии взывал неподдельный ужас своим изучающе-цепким взглядом и умением предугадывать мысли и действия. Так что раскусить мою ложь ему не составит особого труда. Однако же те тайны, что хранили от меня так долго и что начали понемногу открываться, теперь грозили так навсегда и остаться запечатанными. Стоит мне сказать хоть слово, и карцер вдали не то что от книг, но от любых знаний вообще, окажется вполне реальным. Все эти написанные неизвестно кем законы о неприкосновенности Призванных и потакании их воле могут в раз потерять всю силу. Обо мне знают лишь единицы, остальные же — лишь по слухам, а значит, и заступиться за меня будет некому.       — Советую поторопиться. По сравнению с ним, — Кэйа махнул в сторону Рагнвиндра, продолжавшего тихо беседовать с Хоффманом, — моё терпение безгранично. Но от убедительности твоих слов зависит, удастся ли мне, так скажем, уберечь тебя от ненужных распрей.       Я глубоко вдохнула, стараясь не столько успокоиться, сколько найти хоть какой-то выход из, казалось бы, совсем безвыходного положения. Рассказать про книгу наверняка означало бы потерять всякое доверие, а значит…       Меня вдруг осенило. Ответ лежал на поверхности всё это время. И даже лгать бы не пришлось, стоит лишь дать волю памяти.       — Это… — Я напряглась всем телом, позволяя воспоминаниям ночных кошмаров заполонить сознание. — Это… — Ладони мгновенно потеплели, когда в проходе гостиной появился силуэт Фатуи. Его безумный взгляд приковывал к полу, не давая и дёрнутся. — Это… — Металлическое клацание когтей в безликих коридорах шедшего позади существа отдались в ушах. — Проклятые кошмары.       Огонь прожёг ткань штанов, оставляя на коже красные отметены. Я не успела ощутить ничего, как Кэйа схватил меня за руки.       — Достаточно. — Его лицо переменилось: ухмылка сползла, уступив место напряжению и толике страха.       — Оно постоянно идёт следом, — подняв на него взгляд, прошептала я. — Оно всегда где-то неподалёку, но появляется только во снах. Сперва оно принимало форму Фатуи, затем зверя. Я больше не хочу засыпать, не зная, проснусь ли утром.       Капитан ничего не ответил, продолжая вглядываться в меня, затем вдруг отвернулся. По моим кистям, которые тот продолжал сжимать, вновь поползла прохлада, и я позволила себе закрыть глаза, наслаждаясь ею. Впервые за долгое время мне удалось превратить свою слабость в оружие, ведь на сей раз даже не пришлось играть в плохую актрису.       Хоффман и Дилюк, наконец, закончили. Стражник коротко кивнул и развернулся в сторону площади, кинув на меня хмурый взгляд. Рагнвиндр же выглядел мрачнее тучи, предвещая весёлое окончание ночи.       — Сможешь идти? — спросил Кэйа, по-прежнему стараясь не смотреть в мою сторону.       Я только кинула, неуверенная, что вообще смогу подняться. Однако же тело, на удивление, быстро пришло в норму. Правда, неровная походка и неприятные ощущения в области обожжённых коленей позволили двигаться чуть быстрее улитки. В поле зрения показался локоть. Скрепя сердце, я всё же приняла помощь Капитана, наблюдая за маячившей впереди фигурой в чёрном плаще.

***

      — Поговорим обо всём утром, — бросил Рагнвиндер, прежде чем спешно развернуться и выйти из Хранилища, оставив меня в тишине.       Я шумно выдохнула, хватаясь за первую попавшуюся полку, затем осела на пол. Виски напряжённо пульсировали, раздираемые болью. По голове словно прошлись тысячи ног, не забыв хорошенько потоптаться. Радовало лишь одно — моему маленькому выступлению всё-таки поверили, хотя его вполне можно было избежать, если бы не эта проклятая книга. Кое-как поднявшись, я побрела ко входу в гостиную, по привычке вслушиваясь в каждый звук на случай, если во время моего отсутствия кто-то решил там спрятаться. Хотя сейчас я не нашла бы и крупицы сил для сопротивления, окажись в лапах Фатуи. Но гостиная пустовала. Ни следа непрошеных гостей. Впереди ждал только долгий, полный кошмаров сон.       В глаза бросился дневник Первого, сиротливо лежащий на столике возле дивана. И когда я бралась за него последний раз? Неделю? Быть может, две назад?       Мысль провести время за чтением хоть и отталкивала воспоминаниями о прошлых попытках, но пугала куда меньше образов из сновидений, и я нехотя взяла его. Удобное положение наверняка быстро вгонит в дремоту, а значит, узкое кресло в Хранилище подойдёт куда лучше.       Многочисленные описания красот природы Сумеру помогли немного успокоиться и отвлечься. Стоило же мне взглянуть на наброски Арктура, как сердце замерло от восхищения. Высокие деревья, тянущиеся к бескрайнему небу, скрывали в тени своих непривычно изогнутых ветвей гигантские грибы, чьи шляпки украшала россыпь причудливых узоров. Лианы, что свешивались с деревьев, почти касались травы, несколько походя на новогодние гирлянды. И хоть рисунок не пестрел красками, воображение само дорисовало свет, который те излучают ночами.       Маленькие цветочки, росшие на широких полянах, окружали холм, на вершине котрого был изображён столб. От него ввысь устремлялся луч света. Похоже, что и в Сумеру существовали статуи наподобие той, что попалась мне в самый первый день здесь. Тело отозвалось тупой болью: воспоминания о прикосновении к ней, чуть не стоившее мне жизни, было ещё свежим.       На следующих рисунках я увидела пустыню с торчащими из песка кактусами, гигантские барханы, освещённые безликой луной, и мириады звёзд, хоть и изображённые крошечными точками от карандаша, но, зная о достижениях Арктура в астрономии, наверняка представлявшие собой точную карту созвездий.       Набрав в грудь побольше воздуха, я отбросила тоскливые мысли о своём заточении и вернулась к чтению.       «Аим изрядно утомляет меня своими извечными просьбами обосноваться в деревне. Но признаться, мне бы стоило отдать ему должное. За все те короткие визиты туда, он умудрился обзавестись бессчётным количеством знакомых (а по его заверениям друзей), которые (снова по его заверениям), готовы принять нас с распростёртыми объятиями. Стоит заметить, что в последний наш поход, жители не были настроены воинственно. Отнюдь! Несколько женщин в набедренных повязках и тяжёлых ожерельях со сверкавшими в них огненно-красными камнями, обработанными, по моему скромному мнению, рукой опытнейшего ювелира, вынесли нам большое плоское блюдо, доверху полное странных на вид фруктов. Лишь некоторые из них отозвались в памяти, отдалённо напоминая виноград, но более крупные и поразительного цвета, — ярко синего! — и красные яблоки, но в разы слаще и сочнее, больше походя на апельсины, разве что без мякоти. Вождь — седовласый мужчина, опирающийся на кривую трость — также отнёсся к нам с дружелюбием, по словам Аима даже пригласив к столу. Кажется, в тот день у них проходило празднество по случаю Дня рождения его дочери. Естественно, я отклонил столь внезапное предложение, постаравшись сохранить между нами торгово-деловые отношения, хоть Аим потом и корил меня за излишнюю трусость. Для кого трусость, а для кого предусмотрительность».       «Одобряю», — хмыкнула я, находя, наконец, приятные отклики вместо привычных пугающих.       «День 32. Наконец, собравшись с духом, я вынужден признаться себе в том, что умер. Аим продолжает упорно отрицать этот факт, ссылаясь на мою бурную фантазию. — Как ты можешь умереть, если говоришь сейчас со мной? — вопрошает он каждый раз, стоит мне завести эту неприятную для нас обоих беседу, которая, впрочем, довольно быстро перерастает в горячий спор, заканчивающийся взаимной обидой (ведь ни с моей стороны, ни с его весомых аргументов не звучит), а затем примирительным ужином. Иной раз, просыпаясь от случайного шума глубокой ночью и глядя на далёкие звёзды, я пробуждаю в памяти небо над Афинами или Аргосом и к своему удивлению нахожу сходство. Карта, которую я начал составлять несколькими днями ранее, подтверждает мои догадки. Только вот смущает одна деталь».       Пальцы, дрожа, перевернули страницу. Пускай я и прекрасно знала, что прочту, сердце всё равно нестерпимо защемило.       «Все созвездия стали своими зеркальными отражениями. Сперва я принял это за некую иллюзию, обман зрения, если угодно, но со временем убедился, что глаза меня не подводят. Ночное небо всегда влекло куда сильнее беспричинных войн или шумных симпосий. Жаль, что и оно теперь стало мне совсем чужим. Быть может, я вернусь к карте чуть позже, когда обдумаю переселение в деревню тщательнее. Ежедневные скитания по глухим лесам и вечные опасения за собственную жизнь и жизнь Аима изрядно вымотали за время моего нахождения здесь. В деревне же удастся вернуться к наблюдению за звёздами или даже занять изучениями этого совсем незнакомого мира. Если, конечно, жители не окажутся излишне любопытными и не станут докучать, прознав о моём происхождении».       Покопавшись в рисунках, я нашла несколько с портретами обитателей древнего Сумеру, а также самого вождя. Тот был уже глубоким старцем, чьё лицо напоминало карту рек, рассекавших сухую кожу сетью морщин. Его голову украшал тюрбан с крупным камнем посередине с выбивающимися длинными прядями волос. Но больше всего прочего привлекли его глаза. Кустистые прямые брови нависали сверху, придавая вождю несколько враждебный вид, но та жизнь, что бурлила в его взгляде, говорила об обратном. Закрыв руками лоб и нижнюю часть лица, я с удивлением обнаружила, что так вождь казался молодым юнцом, только-только готовящимся пройти долгий путь.       Одежда жителей деревни также неслабо удивила: странная смесь египетских туник, набедренных повязок и арабских долгополых рубах с платками на головах, закреплённых обручами. Мне пришлось долго вглядываться в многочисленные детали гардероба, среди которых обнаружился даже знаменитый глаз Гора, так часто изображавшийся на стенах древних пирамид.       «Значит, и религия наша схожа», — растерянно подумала я, пытаясь увязать Богов Египта с Архонтами. Неужели Ра или Осирис здесь существуют в реальности?       Некоторых из прочих набросков изображали символы, окончательно убедившие, что Боги земного Египта и Сумеру были идентичны. Изображения Сета — высокого получеловека-полупса с анкхом в руках — встречались чаще остальных. Пометки на полях также удивлялись столь подозрительному сходству.       «Хоть мне и не доводилось бывать в Египте, о многообразии его религии я знал не понаслышке», — писал Арктур. — «Прилавки торговцев, посетивших мой город несколько лет назад, пестрели защитными амулетами и прочими диковинками, защищавшими от сглаза. Особенно мне приглянулся лазурный скарабей. По заверениям египтян этот жук, обитающий в горячих песках, служит Богу Солнца — Хепри, катая от восхода до заката некие земляные шарики. Чудная легенда, однако же».       Замешательство Арктура продлилось всего две страницы, где тот также попытался провести параллели между нашим миром и Тейватом, так ни к чему и не прийдя.       «Наверное, в этот загробный мир попали и те торговцы, снабдив местных жителей своими товарами. Разве что выручить за всё это они не смогли ни гроша — люди здесь не знают о деньгах», — закончил тот.       Я задумчиво читала страницу за страницей, пытаясь отыскать хоть какие-то намёки воздействия на Арктура магии, либо же упоминания Глаз Бога, однако натыкалась лишь на описание быта и природы, долгие витиеватые размышления и скрупулёзные пометки о звёздах, иной раз вытекающие в целые страницы, а то и больше. Лишь спустя долгое время мне, наконец, попалось всего парочку коротких предложений.       «Люди из деревни, кажется, поклоняются трём Богам: Аль-Ахмару, Рукхадевате и Божеству Цветов. Мои ещё пока совсем скромные познания здешнего языка не позволяют углубиться в их истории, однако по словам Аима, они весьма занятны, но несносный мальчишка отказался пересказывать их, с улыбкой заявив, что их я должен услышать от самого вождя».       — Это у них в крови. — Я с раздражением скривилась, вспоминая напускавшего на себя маску таинственности Венти и его любимое «Ты должна узнать всё сама». Позади осталось около пятидесяти страниц, но по, казалось, и вовсе не уменьшившемуся размеру дневника, осилила я едва ли одну тысячную. Глаза тем временем начинали слипаться, вынуждая отложить всё до завтра. До похода в Храм оставалось ещё несколько свободных дней, которые можно было бы полностью посвятить дневнику.       Добредя до постели, я плюхнулась прямо в одежде, прося ускользающие в темноту мысли не тревожить кошмарами хотя бы эту ночь.

***

      — Ты всё спишь? Паймон уже позавтракала, пообедала, а ты до сих пор не встала! Чем ты ночью занималась?       Пронзительное негодование Паймон подействовало даже лучше ведра ледяной воды, и мне кое-как удалось разлепить опухшие от долгого сна глаза. Голова пульсировала от тупой боли и тщетных попыток восстановить события прошлой ночи, а когда всё же восстановила, то заболела пуще прежнего. Протяжно простонав, я повалилась обратно, отмахиваясь от назойливо тянущей меня с кровати Паймон и от мыслей о предстоящей разборке с Рагнвиндром, а может быть, и всей верхушкой Ордо Фавониус сразу. Прибежавшая на шум Ноэлль предложила настойку, по ее словам, в миг поднявшую бы меня на ноги.       — Нет, что вы, она совсем не содержит магических ингредиентов, только травы! — заверила та и, обрадованная моим согласием, умчалась к выходу. Я было уже хотела вновь поднять тему совсем не обязательных «выканий», но быстро оставила эту затею.       — Что это? — Перед глазами появилась обложка проклятой книги с чёрным солнцем. Я мгновенно вскочила, выхватив её у Паймон.       — Зачем ты её достала? Ноэлль видела?       — Почему ты кричишь на Паймон? — негодовала та. — Паймон просто нашла её под диваном!       — Хорошо, не кричу, — глубоко вдохнув и понизив голос, сказала я. — Просто ответь, Ноэлль видела её или нет?       — Паймон хотела показать, но не успела, — всё ещё дуясь, пробурчала та.       Напряжение, сжавшее тело мертвой хваткой, в миг пропало. Судорожно запихнув книгу под кровать, я направилась в сторону ванной. Холодная вода сделала своё дело: в мыслях, наконец, просветлело. Тело, правда, ещё отзывалось ноющей болью, особенно сильно в ладонях и правом плече.       — Что с твоей рукой? — Детские глазки испуганно округлились, стоило мне задрать рукав. От плеча до локтя красовался огромный лиловый синяк, неприятно пульсировавший при каждом движении.       — Решила ночью тату сделать. Неудачно вышло, — попыталась отшутиться я.       — Где ты вообще была? И тут тоже! — Паймон ткнула в область живота, где также красовалась круглая отметена — «подарок» Хоффмана.       — Автограф капитана стражи, — ухмыльнулась я, затем добавила, заметив гнев на лице Паймон, — ночка была бурной.       — Ты ненормальная!       — Не спорю. Меня пора закрывать в психушке, если таковые здесь имеются.       — Ты не ответила, где была? Что вообще произошло?       — Ничего такого, о чём стоит волноваться, — отмахнулась я, спуская вниз. — Лучше расскажи, как ты провела утро. И обед заодно.       — Издеваешься? — Паймон перегородила мне путь, метая молнии взглядом. — Шляешься где-то ночами, а теперь ещё и говорить не хочешь?       — Это была ошибка, о которой я искренне сожалею, довольна?       — Нет! — Маленькие ладошки толкнули меня, от чего я неловко повалилась вниз.       — Если собираешься добить меня, то будь добра, действуй быстро. — Я разлеглась на полу, успев заметить, как побагровевшая Паймон взбирается на меня, чтобы схватить за грудки.       — Ты обещала Паймон, что позаботишься обо всём! Что Паймон не придётся волноваться за тебя!       — Мне нет оправдания, — согласно кивнула я. — Потому что я уже не могу контролировать себя.       — Ложь! Когда ты пила зелье, то всё было хорошо! Паймон даже поверила, что мы, наконец, сможем жить счастливо!       — В месте, где мы с тобой диковинные зверушки, запертые в клетке? — Я одарила её хмурым взглядом, заметив, что та уже на грани истерики. — Я обещала тебе, что позабочусь обо всём и в первую очередь не подвергну тебя опасности.       — Твоя жизнь важнее всего! — неожиданно прокричала она, затем неожиданно дёрнулась вперёд. Левая щека загорелась, и я машинально потянулась к ней. — Ты дура, которая думает только о себе! Если бы Паймон знала, какая ты на самом деле, то ни за что бы не пошла с тобой!       — Тогда оставайся с Барбарой, — спокойно ответила, ощущая, как внутри разливается тихая пустота. — С ней тебе будет безопаснее.       — Куда ты? Почему ты вечно убегаешь?!       — Я не убегаю, а хочу понять, что происходит. Или по крайней мере пытаюсь это сделать.       — В одиночку?       — Хочешь, чтобы я будила тебя посреди ночи и тащила за собой в такой холод? Разве те, кто… — Я запнулась, собираясь с духом сказать одно, казалось бы, совсем простое слово. — Разве те, кто… любит, подвергнут дорогого человека опасности?       — Л-любят? — Паймон застыла, некоторое время таращась на меня пустым взглядом.       — Да. Ты стала мне роднее всех, кого я знаю. Я люблю тебя, как младшую сестру. Прости, что тебе приходится терпеть мои выходки, но сейчас я и правда не могу себя контролировать. Наверное, это просто нужно перетерпеть. Хотя страх, что мне придётся до конца жизни бороться с монстром внутри, не отпускает ни на секунду.       Громкий рёв оборвал меня, и я почувствовала, как крохотные ручонки стиснули меня. Сквозь рыдания до меня донеслись обрывистые фразы, смысл которых стал понятен далеко не сразу. Когда же я, наконец, разобрала то, что пыталась сказать Паймон, то с грустью обняла её.       — Давай сегодня наведаемся в приют. Возьмём угощения, поиграем, — предложила я, заметив, как сел голос и к горлу подступил тугой ком. Нахлынувшие воспоминания о неудачном Дне рождения Анны и её дрожащий силуэт возле домов в ту страшную ночь заставили покрепче прижать к себе Паймон. Из меня выходит отвратительная старшая сестра.

***

      Багровый, полный напряжённого ожидания взгляд методично просверливал во мне дыру вот уже добрых полчаса. Рагнвиндр продолжал упорно молчать, сидя напротив и не проронив с тех самых пор, как мы оказались в Колизее, ни единого слова. Тонкие пальцы в чёрных перчатках чуть заметно касались точёного подбородка, оглаживая его. Похоже, не одна я испытывала тревогу, что отчасти и радовало, но одновременно и усиливало беспокойство, если даже человек такого высокого положения начинал терять самообладание. Тёмные брови, скрывавшиеся под чёлкой, сегодня выглядевшей непривычно неопрятной, хмуро съезжали к переносице при каждом моём движении, отчего пришлось терпеть неудобную позу. Не удержавшись, я вдруг сглотнула, заметив, как при этом дёрнулся и аристократ. Когда же моё терпение медленно, но верно начало подходить к концу, тот неожиданно заговорил:       — Мне неприятен тот разговор, который предстоит нам сегодня, но, вижу, иного выхода нет. — Он вновь замолчал на некоторое время, чтобы затем продолжить. — Он будет… довольно откровенным, что, повторюсь, мне совсем не по душе, поэтому я жду от тебя подробных и честных ответов.       — Я их от вас уже тоже несколько месяцев жду, — со вздохом ответила я, и, к своему удивлению, получила не надменную усмешку или же очередное холодное наставление. Наоборот, Рагнвиндр отвернулся, принявшись разглядывать песок.       — Не мне указывать рыцарям, о чём тебе стоит знать, а о чём нет. — Его голос звучал до странного глухо, будто бы тот заставлял себя говорить. — Однако же… отчасти я понимаю тебя.       Я почувствовала, как лицо вытягивается от изумления. Рагнвиндр же, по-прежнему не глядя на меня, продолжил:       — Так или иначе тебе жизненно необходимо усвоить одно правило, о котором, к слову, я частенько напоминаю каждую нашу встречу. — Он, наконец, поднял голову, сосредоточив взгляд на мне. — Пиро — самый опасный элемент, который требует отточенных техник и тренировок как физических, так и духовных. В Тейвате те, кому посчастливилось, либо же не повезло стать его обладателем, проходят долгий путь, прежде чем овладеть им хотя бы на самом примитивном уровне. Некоторые же вовсе отказываются использовать его.       В воспоминаниях всплыло испуганное лицо Беннета. Может, его решение не участвовать в схватках не так уж и неверно?       — К сожалению, опыта пробуждения другими Призванными Пиро у нас нет, ты первая. Поэтому тебе придётся полагаться на мои слова, хочешь ты того или нет. — Дилюк медленно поднялся, жестом велев последовать его примеру, затем сощурился, пройдясь по мне пристальным взглядом. — Огонь успел сожрать тебя за столь коротко время, — намекнул тот на моё заметно похудевшее тело, — для него нужна энергия, много энергии. Ты не ощущаешь голод?       — Нет. Редко.       — Возможно, это из-за привыкания. Я не занимался изучением Призванных, уверенный, что за свой век не застану никого из вас. Какова же ирония. — Он усмехнулся больше самому себе, нежели мне. — Как тебе, судя по всему, уже известно, обладателей Пиро зачастую преследуют кошмары и некие голоса. Не всех, прошу заметить, но к этому мы вернёмся немного позже. Сперва опиши мне то, что видишь и слышишь в них.       Мне вдруг стало невыносимо жарко только от одной мысли, о чём придётся рассказывать. Кончики пальцев потеплели, нервно подрагивая, пока я собиралась с силами. То, к чему не раз призывал голос из снов, запечаталось в воспоминаниях, спрятанных в самой глубине и закрытых на семь замков.       — Я… я н-не могу, — выдавливая каждое слово, произнесла, наконец, я. — Это то, чего я не скажу никому. Никогда.       Некоторое время громадное помещение захватила звенящая тишина. Я непроизвольно обхватила себя за плечи, прогоняя жуткие образы. За подобное меня может ждать уже не тюрьма. Виселица.       — Твоё право, — наконец, отозвался Рагнвиндр. По его заметно побледневшему лицу стало ясно, что он о чём-то догадался. — Тогда послушай мой опыт. Если ты думаешь, что кошмары — лишь временное явление, то глубоко ошибаешься. Они продолжатся и после обретения Глаза Бога, может, не так часто, но продолжатся. Станут куда более реалистичным, чем ты видишь сейчас, и зелья уже не помогут. Твоя единственная задача — постараться получить Глаз Бога как можно скорее. Тем самым ты упростишь себе жизнь, хотя первое время придётся привыкать к побочным эффектам в виде случайных увечий как себя, так и окружающих.       — Разве Глаза Бога получают просто так? — неуверенно спросила я. — Магистр Джинн упоминала, что нужно совершить некий подвиг или что-то подобное.       — Верно, однако сказать что-то наверняка сложно. В тебе уже пробуждается сила, значит, законы, действующие на всех жителей Тейвата, в твоём случае не применимы. Исходя из этого, я склонен предполагать, что тебе необходима мотивация, желание им завладеть.       — Напрячься и ждать, когда он упадет с неба? — не сдержавшись, рассмеялась я. — Вам экспресс доставка!       — Шутки сейчас не уместны, — стальным голосом отчеканил Рагнвиндр, заставив меня прикусить язык. — Иных вариантов у меня нет. Ты читала дневники?       — В процессе первого. Никаких упоминаний магии или Глаз Бога пока не нашла.       — В процессе первого? Похоже, даже в обучении ты не блистаешь, — бросил он, отчего я сперва хотела обидеться, а потом просто устало пожала плечами. Глупо было бы ожидать от подобного сноба похвалы. — Вернёмся к теме разговора. Готова ли ты получить Глаз Бога?       — Не горю желанием, — почти мгновенно ответила я, чем вызвала озадаченность аристократа. — И вряд ли когда-то передумаю.       — Чем же, позволь узнать, вызван столь категоричный отказ?       — Во-первых, раз Призванных с Пиро еще не было, откуда вам знать наверняка, что будет после его получения? Гарантий, что я окончательно не погружусь в бесконечный кошмар, мне никто не давал и вряд ли даст. Во-вторых, как я успела заметить, те, кто получил Глаз Бога, отправляются на обучение в некую академию, да?       — Сумерскую Академию, — поправил Рагнвиндр, — однако перед этим предстоит ещё пройти вступительные тесты, по результатам которых и ведётся отбор.       — Это обязательно?       — Нет, но отказчиков тщательно опрашивают. Я понял, к чему ты клонишь.       — Отлично. И наконец, третья причина. С Глазом Бога я превращусь в ходячую мишень, ведь буду вынуждена держать его на виду. В Тейвате ведь так принято, верно? — спросила я и, получив подтверждение, продолжила. — Как я понимаю, здесь интерес представляют только те, кто им как раз и овладел, все остальные же выполняют роль подмастерья, уж простите за такое грубое замечание. Не лучше ли сдерживать меня как можно дольше, чтобы не привлекать внимания? Новое лицо, да ещё с Пиро — настоящий подарок для шпионов Снежной.       — Весьма сильные доводы, — с неохотой признал Дилюк. — Мне нечего возразить, разве что вновь сослаться на облегчение боли, пускай и не сразу.       — А мне — на отсутствие убедительных доводов в пользу вашей теории.       — Довод — мои личные воспоминания и ощущения.       — Моё тело ещё не привыкло к здешней магии, поэтому не могу принять.       Багровые глаза сузились, теперь глядя на меня с плохо скрываемым интересом. Я победно улыбнулась уголками губ, мысленно ликуя. Недели, проведённые взаперти, и эксперименты над собственном телом определённо приносили свои плоды.       — В таком случае право выбора остаётся за тобой. Когда будешь готова, то дай знать.       — Пренепременно.       — Похоже, беседа оказалась не такой затянутой, как я сперва предположил. Тренировки продолжим после похода в Храм. И да, о вчерашнем Магистр не узнает. Благодарности излишни.       Окинув меня напоследок, тяжёлым взглядом Рагнвиндр направился к двери, оставив меня в долгожданном одиночестве. Я устало потянулась, ощущая, как напряжение в мышцах понемногу спадает. Было бы неплохо оказаться с самого начала в Снежной, ведь та, судя по слухам, довольно развита по сравнению с Мондштадтом, но одна только перспектива обрести врага в лице этого ледяного аристократа пугала не хуже Фатуи. Учитывая, как легко он справился с одним из Предвестников в тот вечер.       — Вы уже закончили? — В дверях показалась Ноэлль, неуверенно оглядывавшая арену. — Можно войти.       — Как же я рада тебя видеть, — с облегчением выдохнула я. — Скажи, Ноэлль, ты сильно занята?       — Мне нужно на рынок за продуктами к ужину, но если вы желаете, я могла бы отложить...       — Нет-нет! Я о другом. Можно с тобой? Пожа-а-алуйста. — Я сложила руки в умоляющем жесте. — Мне просто необходимо выйти отсюда. Помогу тащить все купленное! — предложила я, заметив сомнения на лице горничной. — И конечно, всю ответственность возьму на себя.       — Даже если и так, я все равно не в праве взваливать на вас такие обязанности! — попыталась было отказаться та, но спустя долгие и упорные уговоры всё-таки сдалась.       — Превосходно, — обрадовалась я в предвкушении прогулки. — Захвачу Паймон и побежим. Это образное выражение, — услышав озабоченное «Но нам необязательно бежать», добавила я и направилась к Хранилищу.       Паймон, со скучающим видом пинавшая по узким проходом библиотеки непонятно откуда взявшийся бумажный шарик, тоже пришла в дикий восторг. Подпрыгивая выше положенного, она тянула меня то вниз, то вверх, без устали болтая про пирожные и шоколад, на которые частенько заглядывалась раньше.       — Разве ты не ела их сегодня? — поинтересовалась я, припоминая остатки на столе. — Мне определённо попадался зверски распотрошённый кусок торта и крошки, подозрительно напоминающие шоколадные.       — Ну и что? — не сдавалась та. — Паймон хочет ещё!       И мне оставалось лишь согласиться, припоминая недавнюю сцену.       Солнце ещё не успело спрятаться за горизонтом, хоть и повисло недалеко от него, будто сомневаясь, остаться ещё ненадолго или же окрасить сизое небо красными оттенками заката. Я с наслаждением втянула свежий воздух, прикрывая глаза и на секунду замирая. Природа готовилась к встрече зимы, что уже маячила совсем близко.       «Интересно, а можно ли ходить в лёгкой одежде, если тело греется само?» — озадачила вполне логичным вопросом мысль. Так и впрямь выходило гораздо удобнее, нежели носить тяжёлые шубы, ведь о пуховике теперь можно было лишь мечтать.       Деревья покачивали окончательно растерявшими все листьями ветвями в такт невидимому ветру. Ветер. Сегодня тот не кусал ледяными клыками, а наоборот, словно бы убаюкивал. Перед глазами один за другим вдруг начали всплывать воспоминания, связанные с Венти. Мне отчего-то ужасно захотелось увидеть его, снова завести разговор ни о чём, слушая мелодию лиры, прогуляться по бездонному космосу, держа его за руку.       «В тот раз они были такими холодными», — неожиданно напомнил голос с оттенком странной печали. — «И он, кажется, говорил, что я ему кого-то напоминаю».       Значит, он лишь видит во мне чей-то образ? Сердце отозвалось неприятным покалыванием. Опомнившись, я с раздражением помотала головой, прогоняя наводнившие сознание мысли и образы. Мне бы думать о будущем, а не песенки слушать, да по виртуальным галактикам скакать. Опустив взгляд, я наткнулась на вопросительно поднятую бровку Паймон, молчаливо вопрошающей, всё ли со мной хорошо.       — Всё в порядке, просто задумалась, — сконфуженно отозвалась я, отворачиваясь. Та, к удивлению, не начала допытывать вопросами, а только покрепче сжала мою ладонь.       Город в этот день выглядел куда живее вчерашнего. Сновавшие туда-сюда стайки детей звонко хохотали, пробуждая в груди тепло. Многие дома, пострадавшие во время нападения Двалина, потихоньку отстраивали. Я с облегчением отметила, что семья, ещё вчера ютившаяся в единственной уцелевшей комнатушке, почти полностью восстановила разрушенные стены. Сквозь новое окно проглядывали очертания бородатого мужчины на кухне, усадившего ещё совсем кроху сына на колени и что-то увлеченно тому рассказывавшего.       — Это наш знаменитый кузнец Вагнер, чьими руками было выковано почти всё вооружение рыцарей Ордо Фавониус, — поймав мой взгляд, сказала Ноэлль. — Его дому здорово досталось, но добрые люди не остаются без помощи.       Со стороны торговой площади доносился гул множества голосов. Мондштадт быстро оправился от несчастья, скинув болезненную пустоту со своих улиц и заполнив их улыбчивыми лицами. Горожане будто бы и вовсе не помнили трагедии, обсуждая новые товары и предстоящие выходные. Наверное, хранить внутри так долго тоску и злобу лишь моё проклятие. Я проводила завистливым взглядом молодую парочку, мило ворковавшую друг с другом. Юноша заботливо укутывал невысокую девушку, играючи целуя ту в нос и получая в ответ шутливые тычки. Когда я последний раз любила? Кажется, так давно, что успела позабыть то волнующее чувство перед встречей, смущение от случайных взглядов или касаний рук. Как жаль, что все мои мысли в прошлой жизни занимала одна лишь учёба.       — А это что такое? — послышался голос Паймон. Та указывала в сторону стоявшей неподалёку доски, пестревший множеством записок.       — Похоже на доску объявлений.       — Пошли посмотрим скорее! — Паймон притянула меня поближе, затем, выбрав одну из записок, велела прочитать.       — События вчерашней ночи глубоко поразили меня. Дракон был таким огромным, что сердце ушло в пятки! Как хорошо, что наши доблестные рыцари всегда готовы спасти нас! Поговаривают, будто сам Барбатос вернулся в ту ночь. Верится с трудом, хотя надежда ещё теплится. Не зря же сестры Фавония сутками напролёт возносят ему молитвы, — прочитала я, затем увидела ниже прикреплённый ответ. — Ночка вчера и впрямь выдалась неспокойной. Поэтому наша таверна приглашает вас отпраздновать такое великое событие вкуснейшими коктейлями от небезызвестного бармена Дионы.       — Диона? — переспросила Паймон. — Что ещё за Диона? Паймон не видела девушек за барной стойкой.       — Может, она болела, когда мы приходили, — растерянно отозвалась я, бегло читая другие записки. Почти все выражали озабоченность произошедшим, упоминая, что это уже не первое нападение дракона. Некоторые хотели «покончить со зверюгой» поскорее, другие же предлагали решить проблему более гуманными способами. Выдохнув, ведь ни одна записка не писала обо мне, я поспешила за успевшей уйти на приличное расстояние Ноэлль. Пробираться сквозь всё прибывающих жителей становилось труднее с каждой минутой.       — Смотри-ка, — привлекла моё Паймон. — Это ведь та гадалка!       Её палец указал в сторону одинокой фигурки возле шатра, что куталась в тонкое пальтишко. Бедную девушку колотило от холода, но уходить та не торопилась, окидывая проходивших мимо хмурым взглядом.       — И правда она, — кивнула я. — Надо бы слиться с толпой, чтобы не заметила.       Предупредив горничную, что хочу немного оглядеться, и договорившись встретиться с ней чуть позже возле прилавка с фруктами, я юркнула в самую гущу, издалека наблюдая за кончиком фиолетовой шляпы. Неприятное ощущение задело сердце: я так и не расплатилась с ней за прошлый раз. В кармане ещё оставалось немного золота от Кэйи, которое всё же пришлось пустить в ход. Быть может, удастся как-нибудь подкинуть ей пару монет?       Откуда-то донёсся знакомый голос. Беннет что-то оживлённо втолковывал группке людей, с неодобрением поглядывающих на него. Зелёный, белый и коричневый с вкрапление красного галстука составляли основные цвета их одежды, наталкивая на мысль, что все они принадлежали к той самой Гильдии Путешественников. Я с грустью отвела взгляд, предчувствуя очередную неудачу для Беннета сегодня. Лучше иметь одного верного друга, пускай и такого чудаковатого, как Рэйзор, чем пресмыкаться перед теми, кто тебя ни во что не ставит.       — Похоже, он им не особо-то нравится, — скептически заметила Паймон, кивнув в сторону членов Гильдии. Неудивительно.       — Перестань, он обыкновенный мальчуган, просто своеобразный немного. Посмотрю я на тебя в переходном возрасте.       — Паймон навсегда останется маленькой, — горделиво отрезала та.       — Мы не в Нетландии, а ты не Питер Пэн.       — Это ещё кто?       — О, тебе определённо понравится сказка о его приключениях.       — О чём там, о чём? — в нетерпении задёргала меня Паймон.       — Потом узнаешь. Ты не видишь прилавка со сладостями?       Мгновенно позабыв про Питера Пэна, Паймон потащила меня вглубь торговой площади, без умолку описывая деликатесы, которые настоятельно рекомендовала попробовать. Когда же мы, наконец, пробрались к небольшому столику со множеством тортов и пирожных, украшенных разнообразными цветами и ягодами, сквозь крики и шум донеслись переливы лиры. Я машинально вскинула голову, с замиранием сердца вслушиваясь в них. До встречи с Ноэлль ещё оставалось время, быть может, я успею увидеть его. Хотя бы одним глазочком, совсем недолго…       — … и вот этого побольше! — радостно указала на несколько шоколадных конфет Паймон. — Давай, расплачивайся.       Я спешно достала деньги, прикидывая, сколько нужно отдать и стыдливо отгоняя навязчивые идеи. Ему не до меня, лучше позже, когда всё уляжется и…       Монеты со звоном посыпались на землю, разлетаясь в разные стороны. Бросившись их подбирать, я тихонько принялась бранить саму себя за глупость и нерасторопность.       — Вот ещё одна. — Паймон протянула мне последнюю монетку. В её глазах мелькнула настороженность, и я поспешила натянуть улыбку.       — Слишком много спала, — попыталась оправдаться я, — голова как в тумане.       Расплатившись в кои то веке с круглолицей женщиной, радостно помахавшей нам вслед и зовущей придти посмотреть свежую поставку завтра, я осторожно прижала упакованные в обычную бумагу сладости к себе, сетуя на отсутствие здесь пластика. Прекрасные цветы из белой глазури наверняка не доживут до ужина, особенно если толпа в ближайшее время не поредеет. Музыка позади понемногу затихала, оставляя трепетное чувство в груди. Взгляд принялся выискать в толпе знакомый зелёный берет, заставляя замирать, когда всё же натыкался на что-то похожее, и разочарованно выдыхать, когда то оказывались всего лишь заплатка на куртке, либо же случайный куст на подоконнике.       Рядом пролетело нечто маленькое, белое. Затем ещё одно и ещё. Я подняла голову, не замечая толчков и недовольных окликов. С неба, кружась в медленном вальсе, падали сотни снежинок. Одна приземлилась прямо на кончик носа, чтобы немедля растаять, оставшись крохотное каплей. Вторая упала на ладони, давая рассмотреть свою изящную форму, отчего-то показавшуюся похожей на белоснежную лилию.       Сердце подскочило от одной случайно пронёсшейся мысли, окрасившей щёки румянцем.       Кажется, я влюбилась.

***

      — Ты обещала! — воскликнула Паймон, подскакивая ко мне. — Когда выпадет первый снег, помнишь?       С десяток распахнутых круглых глазёнок уставились на меня в ожидании.       — Конечно, помню, — улыбнувшись, ответила я.       — Тогда рассказывай!       — В один из вечеров, как этот, когда за окном смеркается так рано, что едва успеваешь разглядеть в смурном небе бледное Солнце, как приходит тёмная ночь, сестра и брат играли на чердаке, слушая завывания вьюги за окном.       В воспоминаниях оживали образы старой сказки, выученной почти наизусть. Дети слушали, затаив дыхание, лишь иногда несмело вытягивая руку, чтобы задать вопрос.       — А как Каю попал осколок в глаз? Он разбил зеркало? — спросил Вим, тот самый мальчик, которого мне удалось вытащить из толпы той злополучной ночью.       — Это зеркало создал злой тролль. В его помыслах не было благородства, лишь козни, ведь в отражении люди видели всё наоборот. Тот, у кого была добрая душа, представал в зеркале чёрствым негодяем, что, конечно, же было лишь хитрой уловкой. Ученики тролля, не менее коварные, чем он сам, утащили зеркало, чтобы показать каждому, кто попадался навстречу, его перевернутое отражение, но взлетели так высоко, чтобы охватить как можно больше людей, что то лопнуло на множество крошечных осколков, один из которых и угодил в глаз Кая.       Из-за двери выглянула Барбара, сперва растерянно оглядывая притихших детей, затем и сама присела в уголке, внимательно слушая.       Давно ушедшие дни слились со сказкой воедино, тихо скользя перед мысленным взором яркими картинами из детства. Рассказ лился сам собой, то размеренно, как в цветнике у доброй старушки, то быстро, как во время погони маленькой разбойницы.       — И тогда Кай вздрогнул. Одинокая слеза покатилась по его щеке, унося осколок прочь из сердца, и возвращая тому способность чувствовать.       — А как же Снежная Королева? — взволнованно спросила Паймон. — Она же не отпустит их так просто!       — Она растаяла, — подсказал Уилл, в этот вечер неожиданно нагрянувший в приют. — Верно же?       — Верно, — кивнула я. — Хоть тело её было изо льда, её душа продолжала тянуться к теплу и любви. Выбравшись из ледяного дворца вслед за братом и сестрой, она не заметила, как выглянуло Солнце, оставляя от неё лишь лужицу.       — Поделом! — возликовала Паймон, встретив шквал одобрительных возгласов со стороны других. — Будет знать, как похищать детей!       — А мне жаль её, — почти шёпотом произнесла Анна, ютившаяся неподалёку от Барбары. — Нет ничего хуже одиночества.       И она затихла, обхватив колени и прижимая их к груди. На её бледном лице застыла печаль, такая сильная, неподдельная, что сердце внутри сжалось.       — Так или иначе, а добро победило, — сконфуженно подвела итог Паймон, затем поднялась с пола, громогласно заявив: — время играть в жирафов!       Толпа детей, точно по команде, понеслась следом за ней, скача по коридорам и бодая друг друга импровизированными рожками, которые Паймон настырно называла «грозным оружием», убеждая, что это я не права, и те на самом деле не мягкие, а твёрдые, как у быка.       — Никогда прежде не слышала эту сказку, — улыбнулась Барбара. — Красивая, но полная грусти. Это так похоже на жителей Снежной, с которыми мне доводилось встречаться.       — Разве Снежная не закрыта? — удивлённо спросила я. — За ее пределы, как я слышала, выпускают только Предвестников и послов.       — Верно, но то было задолго до её закрытия. Я тогда была ещё совсем маленькой.       Я промолчала, поглядывая на Анну. Ту, к счастью, обошли травмы от встречи с драконом, но лишь телесные. Её тёмные глаза тускло поблёскивали в свете ламп.       — Знаешь, Барбара, было бы неплохо написать книгу и отдать в библиотеку, — начала я, наблюдая за реакцией девочки. — Я могла бы набросать несколько иллюстрацией к ней. Разве что нужен кто-нибудь, кто бы оценил результат.       — Отличная идея, — одобрила пастор, поняв, к чему я веду, тоже тихонько поглядывая на Анну. — Вот только не знаю, кто и согласится. Стоит Паймон войти сюда, как весь вечер отовсюду слышны крики и смех. Вряд ли кто-то откажется от игр.       — Я бы могла. Можно? Пожалуйста, — тихо попросила Анна. Она подалась вперёд, не сводя с меня взгляда, в котором вдруг словно бы загорелись тысячи маленьких светлячков.       — Я не буду мешать, только посмотрю.       — Конечно, — обрадованно закивала я. — Когда хочешь начать?       — А можно… м-можно прямо… — Она запнулась, не решаясь сказать, затем продолжила, собравшись с духом. — Можно прямо сейчас?       — Как пожелаешь. Только нужны карандаш и бумага.       — Я принесу. — Вскочив, она унеслась в коридор, лавируя между визжащими детьми.       — Спасибо, — благодарно улыбнулась Барбара. — Ей пришлось нелегко после той ночи. К счастью, зелья ещё пока действуют.       — Пока? — переспросила я.       — Аня тяжело больна. Это не заразно, — поспешила заверить пастор. — Я старалась отыскать лекарство, но всё бестолку. Ни в одном государстве от неё ещё не нашли лечения.       — Что это за болезнь? — осторожно начала я. — Может, я смогу помочь.       — Боюсь, земные знания здесь также бессильны. Эта болезнь связана с магией.       — И… и сколько ей, — с трудом проталкивая слова, выговорила я, — осталось?       — Не могу сказать. Но все те, кто страдал подобным, обычно умирали в течение года-двух. Ане восемь, и болеет она уже чуть больше полугода.       Я притихла, ощущая, как в груди холодеет. Мне бы спросить, не связано ли это с теми экспериментами Фатуи, да только вряд ли дождусь ответа. Если Барбара не упомянула сразу, то и надеяться, что та расскажет обо всём после прямого вопроса, глупо.       — Вот. — Передо мной появились чистый лист и с десяток карандашей. — Я хранила их, хотела научиться рисовать, но… — Анна запнулась, смущённо опустив голову. — У меня совсем неважно выходит.       — Ничего, это дело практики, — подбодрила её я, усаживаясь за стол. — Показать тебе пару приёмов?       — Да, пожалуйста! — Детское личико вмиг засветилось от радости.       — Кого будем рисовать первым?       — Я… могу выбрать? — в изумлении переспросила та, будто не веря услышанному.       — Конечно. Всё, что пожелаешь.       — Тогда Герду, пожалуйста.       Я расчертила кружок на четыре части, обрисовывая глаза, нос и рот, попутно объясняя некоторые особенности анатомии и положения фигур в пространстве.       — Значит, руку можно нарисовать в виде двух кружков и двух прямоугольников? — спросила Анна, делая пометки в маленьком блокнотике.       — Ага. Всю человеческую фигуру можно схематично изобразить в виде геометрических фигур. Потом просто добавить изгибы и прочие детали.       — Вот оно что. А мне казалось, что нужно сразу рисовать уже готовое.       — Такое под силу только очень опытным художникам, как, например, да Винчи. Его «Витрувианский человек» лично у меня вызывает некое отторжение, но пропорции он изобразил с математической точностью. Анна вдруг притихла, подняв на меня озадаченный взгляд.       — Да Винчи? Кто это?       До меня дошло только спустя несколько секунд. Прикусив язык и мысленно обругав себя за беспечность, я нервно рассмеялась:       — Ох, это художник, творивший так давно, что сейчас о нём многие совсем позабыли. Я изучала его работы в… — Мысли в панике сновали по закоулкам сознания, выискивая подходящие варианты. Да Винчи был родом из Италии, а значит, нужно вспомнить государство, похожее на неё. Окружённое водой и поклоняющееся Гидро Архонту. Точно! — Фонтейне! — с облегчением выдохнула я. — Точно, в Фонтейне! Я как-то бывала там, но в далёком прошлом. Его жители чтят искусство, храня картины и прочее культурное наследие в таких специальных больших помещениях — музеях.       — Есть дома с картинами? — Анна, похоже, впервые слышавшая о чём-то подобном, пришла в настоящий восторг. — А как туда попасть?       — Когда кончится зима, я, возможно, снова отправлюсь туда. И, кто знает, может, захвачу и тебя, — подмигнула я ей, окончательно лишая бедолагу дара речи. — Но не сейчас. Да и Барбара вряд ли отпустит тебя в такое неспокойное время.       — Ты… про Фатуи? — неожиданно спросила девочка так тихо, что я едва разобрала слова среди отголосков других детских голосов.       — Да, но не стоит их бояться, — стараясь звучать непринуждённо, ответила я, заметив, как побелела Анна. — Здесь ты под защитой Ордо Фавониус.       Она только кивнула, явно не желая продолжать разговор. И мы вновь вернулись к рисунку. Время летело незаметно, и я очнулась лишь тогда, когда ворвавшаяся в комнату Паймон, недовольно заявила, что часы давно миновали восемь, и нам бы пора возвращаться.       — Что это? — ткнула она в сторону набросков.       — Иллюстрации к будущей сказке. — С энтузиазмом отозвалась Анна, кажется, впервые заговорившая с Паймон за все разы наших посещений приюта. — Это Кай, это Герда, а это…       — Нет, у Герды должна быть коса, — безапелляционно заявила Паймон. — А корона у Снежной Королевы должна быть больше, и чтоб ещё летала. Прямо как у Паймон!       — Откуда тебе знать, коса была у Герды или же нет? — Во взгляде обычно тихой Анны мелькнули грозные огоньки. Она резко потянула рисунок из рук Паймон, на что та лишь усилила хватку.       — Потому что Паймон лучше тебя знает! Отдай!       — Это нарисовали для меня! — не сдавалась Анна.       — Вы же сейчас… — начала было я, когда раздался треск, и обе девочки упали, держа в руках по половинке листа — …порвёте его.       — Посмотри, что ты наделала! — подскочив, закричала Анна. Её глаза заблестели, а ручонки задрожали, сжимаясь в кулаки.       — Да как ты смеешь?! Это ты виновата! — взревела в ответ Паймон. — И вообще, ты хоть знаешь, с кем разговариваешь? Паймон — Проводник, а она, — неожиданно наставив на меня палец, воскликнула та, — При…       Я успела как раз вовремя, зажав ей рот. На крики сбежались все остальные, в недоумении переводя взгляд с нас на Анну. Барбара, поняв все без лишних слов, подхватила ту и унесла в другую комнату.       — Поговорим на улице, — бесцветным голосом шепнула я Паймон и повернулась к столпившимся в проходе детям. — Кто желает ещё одну сказку? На сей раз про рыбку, которая умеет исполнять желания, и старика, что эту рыбку поймал.       Одобрительные возгласы и шум множества ножек заполнили комнату.

***

      — Вы не виноваты, — кутаясь в шубку, отозвалась Барбара. — Аня последнее время сама не своя, особенно после Двалина. Её мучают частые кошмары. Даже и не знаю, что делать.       Я выпустила наружу облачко пара изо рта, отрешённо наблюдая, как сквозь него пролетает снег. Воздух вокруг словно стал стеклянным, приглушая звуки вокруг. Паймон явно нервничала, крутясь возле и боясь поднять взгляд, затем вдруг остановилась, нерешительно заговорив:       — Паймон жаль. Паймон… Паймон просит прощения.       — У Ани попросишь, — хмуро ответила я. — Завтра.       — Завтра же поход, — напомнила пастор. — Если позволит время, загляни в церковь на рассвете. Хочу благословить вас.       Коротко кивнув, я попрощалась с ней и потянула за собой Паймон, успевшую улизнуть обратно в приют и о чём-то перешёптывающуюся с Уиллом. На душе залёг тяжёлый камень. Мысли об Ане не давали покоя, кружась в голове медленным танцем, точно снежинки.       — С чего она так завелась? — недовольно пробурчала Паймон. — Вечно ходит одна, не играет ни с кем. И ты ещё за неё заступаться начала! Паймон твой Проводник, а не она! Ты должна любить только меня, никого другого!       — Аня больна, — ответила я, отводя от рассерженного детского личика взгляд. — Ей осталось совсем мало.       — Как это, мало? Почему мало? Есть же лекарства!       — От её болезни лечения нет.       Паймон надолго погрузилась в тишину, бредя рядом. Улицы отзывались далёкими песнями и музыкой, словно бы ограждённой от нас непреодолимой чёрной бездной. Ботинки оставляли нечеткие следы на ещё пока совсем тонком слое снега. Внезапное желание оказаться рядом с Венти заставило судорожно вдохнуть. Какие же глупости умудряется лезть в голову в такие моменты.       «Интересно, где он?» — спросил несмелый голосок, вынуждая глаза тщательно осматривать каждый поворот, а сердце замирать в ожидании встретить за ним знакомый зелёный берет.       «Наверняка снова пьёт», — съехидничал другой голос. — «Нашла, в кого влюбляться. В Бога! Да ещё и пьяницу. Ну не умора ли? Уж лучше бы в того рыжего Фатуи. Тот хотя бы человек, если таких психов, как он, конечно, можно считать за людей».       Разозлившись на себя, я стиснула зубы, прогоняя чепуху, наводнившую мысли. Последнее, о чём стоит переживать, так это о своих наивных чувствах. Этот мир на грани войны, а меня беспокоит, питает ли ко мне хоть что-то местный бард, привыкший брать плату за песни не золотом, а полными до краёв кружками. Стыдливо прикусив губы, я ускорила шаг, игнорируя недовольное бурчание Паймон, едва поспевающей следом.       Внезапно накатившая волна жара вынудила испуганно замереть на месте. Снова? От того, что переволновалась или от чего-то другого? Нет, не от меня, ведь горела левая сторона, а не всё тело полностью. Повернувшись, я принялась искать источник, и заметила Эмбер, появившуюся как раз из проулка по левую руку.       — Доброго вечера! — Та широко улыбнулась помахав нам. — Погодите, я сейчас.       Она скользнула обратно, ненадолго пропав из виду, затем вернулась уже без Глаза Бога.       — Как же давно мы не виделись! — сказала та, встретив недоумённый взгляд Паймон, заявившей, что с последней нашей встречи прошло каких-то два-три дня. — Так то не считается, я же просто сопроводила вас до выхода из города. Как у вас дела? Ох, у меня столько новостей!       — Ничего нового, — ответила я, набрасывая на себя скучающий вид. — Лучше расскажи, как ты.       И Эмбер принялась пересказывать все городские слухи правдивые, и не совсем. Большая часть не представляла из себя ничего занимательного, всего лишь сплетни о чьих-то ссорах или тайных свиданиях.       — Ещё поговаривают будто бы Альбедо, тот светловолосый парень, что был на собрании после нападения Двалина, — причина вечной нерасторопности Сахарозы. Хоть они и частенько ходят вместе, но как-то не замечала я между ними особой страсти.       — Что за Сахароза?       — Ох, ты ведь не знаешь её, — спохватилась лучница. — Его ближайшая и, вроде бы, единственная помощница. Он довольно нелюдим. Кстати, я удивлена, что он до сих пор не связался с тобой. Похоже, его нежелание общаться с чужаками оказалось сильнее тяги к познанию нового.       — А чем он занимается?       — Изобретает новые зелья или что-то вроде того. Он алхимик, прибыл в Монд несколько лет назад, и сразу был принят в Орден по рекомендации его наставницы. Только вот сама она давно не давала о себе знать.       «Не связался, и слава Барбатосу», — усмехнулась я себе под нос. Любопытствующих кругом и так уже было предостаточно.       — Кстати, всё хотела спросить насчёт того мальчика, что играет возле таверны, — придав себе непринуждённый вид, начала я. — У него ещё зеленый берет с белым цветком.       — Венти? А что с ним?       — Он же пьёт каждый вечер. Разве детям разрешён алкоголь?       — Он, вроде бы, сирота. По крайней мере в город пришёл в одиночестве. Алкоголь, конечно же, запрещён, вот только за песни тот просит не золото. Первое время все недовольные таким поведением гнали его прочь, только вот со временем смирились, ведь его талант в песнях и игре на лире не оставляет никого равнодушным.       — И это всё, что о нём известно?       — Ну да, — пожала в ответ плечами Эмбер. — А что? Он чем-то огорчил тебя?       — Нет-нет. Просто он заметно выделяется среди прочих бардов, вот и решила спросить.       — Венти безобидный, хоть и пустоголовый. Надеюсь, Барбатос однажды направит его на истинный путь.       — Ага. Направит, — едва сдерживаясь от саркастической ухмылки, кивнула я. — Кстати о Барбатосе. Это ведь он появился в ту ночь?       — Да. По крайней мере так заявляет Кардинал рассвета, — неожиданно понизив голос и перейдя почти что на шёпот, подтвердила лучница. — В городе все празднуют его возвращение, только вот с тех пор о нём ничего не слышно.       — Кардинал рассвета? — переспросила я, уворачиваясь от запущенного Паймон снежка и кидая на ту многозначительный взгляд.       — Отец госпожи Джинн и Барбары, Шеймус Пегг. Он возглавляет церковь Фавония уже много лет, с тех самых пор, как… Ох, мне, пожалуй, не стоит об этом упоминать, — замялась девушка, но затем всё же продолжила. — Только это строго между нами. Раньше он был довольно известным искателем приключений, однако после очередного похода отказался от всех должностей и регалий, решив стать прислужником церкви и разорвав брак с госпожой Гуннхильдр. Истинных причин никто до сих пор не знает, но с тех пор магистр Джинн и Барбара заметно отдалились друг от друга.       — Одна пошла по стопам отца, а другая осталась с матерью, — пробормотала я.       — Верно. Сейчас, конечно, они общаются, даже, можно сказать, ладят, вот только… Возможно, это лишь мои догадки, но развод родителей всё же оставил на них обеих заметный след. Да простит меня Барбатос за сплетни, — сконфуженно добавила Эмбер.       — Обещаю, никому ни слова, — заверила я, закрыв рот на невидимый замок и выбросив ключ. — Да, ещё один вопрос. Однажды в таверне я услышала странный разговор, будто бы где-то недалеко от Мондштадта есть стая волков, среди которых живёт некий мальчик. Якобы тот умеет говорить, но людей сторонится.       — Я тоже о нём слышала, но ни разу так и не видела, хотя частенько выбираюсь за стены города. Почему-то мне кажется, что кто-то просто принял случайно забредшего в Волчьи Угодья хиличурла за человека, породив эту небылицу. Представь, ну кто, встретив такого мальчишку, оставил бы его среди диких зверей вместо того, чтобы привести в город?       — И правда, — согласилась я. — Никто.       — Тебе не холодно? — неожиданно поинтересовалась лучница.       — Нет. Пиро всё же обладает своими плюсами, — улыбнулась я, получив от Эмбер понимающий кивок. — А можно немного личный вопрос?       — Конечно.       — Тебе не снились кошмары после обретения Глаза Бога?       — Я понимаю, о чём ты, но вынуждена тебя огорчить — нет. — Она развела руками, словно прося прощения. — Не могу сказать, с чем это может быть связано. Те недолгие два года, что я отучилась в Академии, мне этого так никто и не объяснил.       — Понятно, — протянула я, раздумывая, как бы аккуратно расспросить про Фатуи и их эксперименты. — Барбара, кстати, говорила, что некоторые дети тоже страдают подобным. Это признак пробуждения Глаза Бога?       — Не думаю. — Эмбер вдруг заметно напряглась. Её взгляд заметался по улице, точно выискивал кого-то, затем она, понизив голос до шёпота, продолжила: — и снова я не должна этого говорить, так что это только между нами. Не так давно в Мондштадте случилась страшная трагедия. Как оказалось, ещё задолго до твоего прибытия в Тейват, прямо под городом, — она легонько топнула по земле, — была построена целая лаборатория, где проводились жестокие эксперименты над… — Эмбер запнулась, заметно помрачнев. — …детьми. В тот вечер, когда тебя ранили, Полуночный Герой, один из защитников Мондштадта, имя которого никому так до сих пор и не удалось разузнать, смог проникнуть туда и спасти несчастных деток. Мне тоже довелось помочь одной из них. Надеюсь, с ней сейчас всё хорошо.       — Значит, я пропустила всё самое интересное, — хмуро подытожила я.       — Да, но Полуночный Герой справился так быстро, что даже Магистр и Капитан не сразу вмешались. После этого Дотторе, который и курировал все эти чудовищные преступления, был изгнан отсюда навсегда.       — Остаётся только надеяться, что и правда навсегда. А что стало с теми детьми?       — Почти все погибли, не успев дождаться помощи. — Глаза Эмбер блеснули в свете тусклых фонарей, и она смахнула выступившие слёзы. — Выжить удалось лишь троим: малышку Тому, которому досталось меньше всех прочих, Анне и Коллеи, которая давно покинула Монд и отправилась в Сумеру.       — Что насчёт других стран? Они знают, что под их носом может твориться подобное? — севшим голосом спросила я, наблюдая, как неподалёку резвится Паймон и невольно представляя, как та пропадает, через время найдясь полуживой в жутких катакомбах.       — Не знаю. Магистр Джинн разослала всем известия об этом, но ответ пришёл только из Ли Юэ, в котором, по заверению Цисин, всё спокойно.       — Цисин?       — Они управляют Ли Юэ.       — Что-то вроде Ордо Фавониус?       — Ага.       — Понятно. Ну что ж, спасибо тебе большое, — начала прощаться я. — Обещаю всё сохранить в тайне.       — Тебе спасибо. — Эмбер широко улыбнулась, затем вдруг замялась, прежде чем податься вперёд и схватить меня за руки. — Хочу пожелать вам с Паймон удачи завтра. И хоть с вами рядом будут магистр Джинн, госпожа Лиза и капитан Кэйа, мы все будем молиться за вас. Вы наша единственная надежда. Нет, не только наша, всего Тейвата. Поэтому, пожалуйста, возвращайтесь целыми и невредимыми.       — Хорошо. Постараюсь выжить, — неловко улыбнувшись, я отстранилась, чтобы пожелать Эмбер добрых снов. Очертания её силуэта, машущего нам вслед, постепенно растворялись в снежной вуали, пока окончательно не пропали.       Ноэлль встретила нас привычными встревоженными вопросами и, убедившись, что всё хорошо, проводила до самых дверей Хранилища, предложив поздний ужин.       — Ух, ну если ты настаиваешь, Паймон будет супчик и пирожное.       — Без пирожных, — отрезала я, отмахиваясь от волны возмущённых визгов. — Ты и так почти все, что я принесла в приют, слопала.       Ноэлль поспешила исчезнуть, испугавшись красочных описаний мести Паймон, с которыми я уже давно успела свыкнуться. Побуянит и затихнет, чтобы ночью прокрасться в мою комнату и, свернувшись в клубочек под боком, тихо заснуть, тем самым молчаливо признав свою неправоту. Монстры под кроватью способны творить чудеса и укрощать даже таких непокладистых детишек, как Паймон. Та, впрочем, мгновенно ускакала куда-то к самому потолку библиотеки, напоследок бросив «Вот пускай твоя драгоценная Анечка теперь и будет новым Проводником. Погляжу я, как она справится, когда ты снова упадёшь прямо посреди улицы».       — Благодарю за тёплые слова, — с усмешкой ответила я, попутно вспоминая, где в последний раз видела дневник Арктура.       Усталость уже понемногу начала овладевать телом, вызывая частую зевоту, однако неугомонный рой мыслей обещал долгое метание в постели, отчего единственно привлекательной идеей казалась та, что предлагала погрузиться в жизнь Первого.       Когда же дневник, приютившийся на столике неподалёку от входа в гостиную, был найден, я вдруг с растерянностью осознала, что никак не могу сосредоточиться на чтении. Слова, прочитанные секунду назад, расплывались и теряли смысл, заставляя вновь и вновь возвращаться к началу. Хаотичные обрывки фраз Венти, воспоминания о его прикосновениях и взглядах полностью вытесняли собой всё прочее. Я судорожно вдохнула, собирая весь тот бардак в голове, что решило устроить мне сердце под вечер, в единую кучку, и вновь вернулась к дневнику.       «День 41. Определить, какое здесь время года, по-прежнему затруднительно. Аим уверенно настаивает на лете, я же больше склоняюсь к осени, хоть природа и не спешит сменять зной на прохладу. Местные жители относятся к погоде весьма равнодушно, больше интересуясь изделиями из древесины. Весьма искусными на мой взгляд. Переезд пока что оставляет сомнения, хоть Аим всё чаще заводит разговор о нём. Язык и совсем скудные познания в здешних обычаях вынуждают повременить. Вождь также согласился обождать, хотя мне показалось, его такой ответ несколько разочаровал. Хотя возможно, это лишь мои заблуждения». Я отрешённо пробегала взглядом страницу за страницей, спотыкаясь о витиеватый слог Первого и редкие зацепки в виде описаний, подозрительно напоминающих пробуждение магии.       «Этим вечером в душе поселилась небывалая безмятежность», — писал он. — «Тревоги и страхи, сковывающие сознание каждую ночь, на сей раз отступили, и сознание вдруг стало яснее летнего неба. Переливы птиц, что находились за много шагов от нас, теперь звучали совсем близко. Решив проверить, слышит ли их Аим, я изобразил одну, но к моему удивлению, тот лишь развёл руками. Неужели природа здесь начала менять меня?».       Вот оно! Затаив дыхание, я с жадностью принялась вчитываться в каждое слово и совсем скоро обнаружила искомое.       «Они — крошечные семена — как будто прорастают в глубине тела. Медленно, неуверенно, отчего иной раз кажется, словно это всё только помешательство. Однако же один случай, произошедший несколько дней назад, убеждает в обратном. Аим тогда отошёл за листьями для моего импровизированного дневника (надежда отыскать что-то понадёжнее и переписать его ещё теплится во мне), а я задремал под полуденным солнцем. Но быстро проснулся, почувствовав, как руку касается что-то мягкое. Решив сперва, что то змея, я замер, чуть дыша, пока глаза не выловили среди моря зелени тонкий стебель, тянущийся ко мне. Его листочки подрагивали вровень моему дыханию, а стоило мне задержать его, как и тот останавливался. Когда же стебель добрался до самого моего плеча, внезапное появление Аима спугнуло его. Произошедшее я пока храню в тайне, боясь реакции мальчика или же его излишнего откровения. В деревне меня могут принять за нечистого мага и подвергнуть казни».       — Значит, слух и взаимодействие с растениями, — пробормотала я, делая пометки. — А что, вполне логично. Жаль, что мне достались сожжённые руки и больная голова.       Следующие страницы не пестрели упоминаниями чего-то подобного, только очередными подробными описаниями природы. Несколько набросков широких мясистых листьев с извилистыми прожилками и похожих на лилии цветов.       Лилии…       Я яростно замотала головой, проклиная себя. Надо же было так глупо и внезапно… Влюбиться.       — Что такое? — Передо мной появилось озадаченное личико Паймон. Та, похоже, уже успела успокоиться.       — Ничего, голова мутная какая-то. Слишком долго спала.       — Ну хорошо. — В фиолетовых глазах скользнуло сомнение, однако углубляться в расспросы она и на сей раз не стала. — Знаешь, что Паймон сегодня поняла?       — И что же? — без энтузиазма отозвалась я, вновь возвращаясь к дневнику.        — Та Снежная Королева из сказки — это ты.       — А? — Я с удивлением подняла голову, не до конца осознав услышанное. — Я? С чего ты взяла?       — Потому что ты никого не любишь. Разве что только Паймон. Но Паймон может поклясться, если бы тебе разрешили уйти, то ты бы давно наплевала на всех и выбрала какой-нибудь домишко на краю Тейвата. В такой глуши, где даже животные не водятся. Прямо как она.       — Какая же я бездушная в твоих глазах, оказывается. — Ощутив неприятный укол в сердце, я растянула губы в грустной улыбке. — Может, я и впрямь чёрствая, но хотя бы отдаю отчёт в собственной бесполезности.       — А как же другие? Тебя не интересуют их жизни, их будущее?       — Мне о своём-то будущем думать страшно, а ты хочешь, чтобы я кинулась других спасать? — Я устало откинулась в кресле, мысленно готовясь к очередной утомительной перепалке.       — Нет, но Паймон всегда слышала, как велики Призванные и их подвиги. Когда же Паймон узнала, что ты одна из них, то думала, что нас ждут захватывающие приключения, опасные битвы и всемирное признание. А выходит, что всё это тебя не интересует.       — Ага, перспектива закончить свои дни в драконьей пасти меня и впрямь не особо интересует. Да и что плохого в том, чтобы думать о себе в первую очередь? И не ты ли вечером разодрала рисунок для Анны в угоду своему эгоизму?       — Н-но, н-но Паймон же… — попыталась оправдаться та, с каждой секундой краснея, как помидор. — Ты не понимаешь, это… это…       — Другое? — Я насмешливо подняла бровь. — Все мы эгоисты, все хотим себе кусочек побольше, в этом нет ничего ужасного. Дай мне сперва встать на ноги, дальше совместно решим, куда отправиться. Поверь, мне и самой уже не по себе от этих бесконечных попыток угодить, помочь или переманить на свою сторону, но срываться с места так резко безрассудно. Да и кто нас так легко отпустит?       — А как же подвиги? — с неуверенностью спросила Паймон, заметно разочаровавшись после сказанного мною. — В Мондштадте же во всю обсуждают появление Венти.       — Что вдвойне ужасно. Сперва поползли слухи о Призванном, затем Архонт, не объявляющийся вот уже как несколько веков, решил нагрянуть. Слишком много громких событий для такого маленького города. Лишь вопрос времени, когда сюда нагрянут любопытствующие.       — Значит, будем сидеть здесь?       — Как мышки. Но только пока. Дальше решим.       — Хорошо, — медленно кивнула Паймон, — Паймон тебе верит.       — Спасибо.       — И всё же ты сегодня какая-то странная. Слишком часто улыбаешься. — Фиолетовые глаза вновь с подозрением прошлись по мне, заставляя невольно поёжиться.       — Говорю же, это всё из-за тех ночных событий, — внезапно севшим голосом отозвалась я. — Утром полегчает.       — Ну-ну, — сощурилась Паймон, оборачиваясь на звук открывающейся двери и радостно летя навстречу гружёной доверху тележке с едой. Ноэлль приветственно поклонилась и пригласила к столу, на что я вежливо отказалась, сославшись на необходимость заниматься, и поспешила спрятаться среди безликих полок-великанов, которых вряд ли заинтересуют мои пунцовые щёки и тихие бормотания.