Последняя война Республики

             Клавдия не любила море, даже в самую ясную погоду, когда его гладь едва колыхалась от ее корабля. Свежий, чуть соленый бриз Нижнего моря, щекотал лицо. Удары десятков весел об воду были уже привычны и не надоедали, как было поначалу. Море было на счастье довольно спокойным для времени года и чистым, будто приглашая посмотреть в свои глубины морских путников. Где-то вдалеке, у самого горизонта, едва показывался римский берег, то пропадая, то вновь возвращаясь. И все же Клавдия хотела поскорее сойти на берег в Остии.       Дело было не в страхе бури и шторма, ураганных ветров или еще чего-то, пугавшего обычных моряков. Клавдии было неспокойно, потому что в последние годы и месяцы Нижнее море вновь стало домом морских разбойников. У многих римлян еще сохранилась память о временах господства киликийских пиратов, грабивших и убивавших путешественников или же похищавших их ради выкупа. Сама Клавдия их не застала, а вот отец многое мог поведать о них. В последние месяцы все вспомнили об этом, пересказывая друг другу о злодеяниях нового “царя пиратов” - Секста Помпея, орудовавшего как раз в этих водах.       Вот и сейчас матрона смотрела в бескрайние воды Тирренского моря, пока не увидела вдали еле заметные точки. Насторожившись, она впилась ногтями в корму корабля, пытаясь получше рассмотреть их и сердце ее постепенно затапливал страх. Суда вдали двигались неестественно быстро, чего нельзя было сказать о неповоротливом корабле Клавдии. - Фотин, прикажи этим лентяям налечь на весла и побыстрее! - заорала что было сил Клавдия на своего главного морехода, не желая даже думать о том, что произойдет, если это действительно были пираты Помпея. От одной мысли пробирала дрожь. - Фотин, сделай же что-нибудь, парус лишний повесь, поворачивай к берегу, хоть что-то!       Умоляюще Клавдия впилась руками в тунику своего корабельщика. Однако лицо морехода, которое приобретало оттенки лунного цвета, говорило само за себя. Клавдия видела, как руку, которой Фотин опирался на корму, бросило в мелкую дрожь и поняла все без лишних слов. - Куда там спасаться... Это либурны, да еще и на попутном ветре... Паруса и весла здесь не помогут, - колеблющимся голосом прошептал грек куда-то в пустоту, глядя как неумолимо приближаются корабли - Они догонят нас за какие-то минут двадцать.       Три либурны, куда более легких и быстрых, чем тихоходный корабль Клавдии были все ближе и ближе. И если раньше была хоть какая-то надежда, то теперь Клавдия остолбенела от ужаса, видя на их кораблях размахивающих топорами и клинками людей, что-то кричавших то ли на ломаной латыни, то ли на греческом.       Команда Фотина совершенно потерялась и не знала, что делать и как быть, их корабль лишь перевозил грузы и не был готов к абордажному бою. У судна не было тарана, чтобы развернуться и потопить пиратов, солдат на борту для схватки тоже. Даже если снять всех гребцов с весел, то на корабле не нашлось бы оружия, чтобы дать отпор морским разбойникам, да еще и таком количестве. Некоторые стали хватать ножи и дубины, другие предпочли спрятаться, так же как и сама Клавдия, поспешившая укрыться под одним из навесов.       Несколько минут и матрона почувствовала толчок с одного борта, а минутой позже с другого корабля рухнул помост и пираты хлынули девятым валом на моряков Клавдии. Люди Фотина попробовали дать бой, но куда было гребцам и паре солдат против опытных морских разбойников. Разрывающий уши и останавливающий сердце рев хищников заполнил все вокруг. Оравшие что-то на варварских языках пираты без труда подавили сопротивление своих жертв.       Даже сражения как такового не было, паре моряков хватило ударов дубиной, чтобы остальные бросили импровизированное оружие и сдались на милость злодеев. Торжествующие звери не успели даже вкусить крови и оттого принялись рыскать по кораблю как рой насекомых в поисках съестного. Бесконечный топот, от которого трясся корабль, треск сломанных ящиков и рвущейся ткани заложил уши спрятавшейся Клавдии.       Два бандита, один высокий, загорелый и с топором размером с него самого, а другой помельче с тонким, едва заметным ножом быстро обнаружили импровизированное убежище Клавдии. Грубо и бесцеремонно схватив матрону, они вытащили ее на палубу под смех и восторженные визги подельников.       Сердце Клавдии замерло от ужаса и было готово разорваться на части. Самые тревожные и страшные истории о пиратах всплывали в ее памяти одна за другой, закручиваясь в лихой вихрь. Матрона чувствовала на себе десятки голодных глаз и понимала, что быстрая смерть станет для нее избавлением. - Мы не думали, что здесь будет такая красавица. Я думаю она может скрасить нам этот вечер, если хочет пожить, - произнес низкий пират, заставляя кинжал изящно танцевать в своей ладони. Один взмах и на роскошной палле появился небольшой разрез, а лезвие вмиг оказалось у нежной шеи. - Если дашь чего будешь целая. Браслетик-то какой красивый. Сама отдашь или вместе с рукой?! - прорычал на ломаной латыни здоровый пират с топором, схвативший Клавдию за руку и замахнувшись       Клавдии показалось что она сейчас умрет или потеряет сознание, но Фортуна явно не жалела ее. Ей даже не хотелось думать о том, что будет дальше. Страх настолько парализовал и сковал ее, что она и буквы произнести не могла. Команда ничем ей помочь не могла и вряд ли ее ожидала лучшая участь и помощи ждать было неоткуда. - Что вы тут устроили?! - разлетелся по палубе триремы суровый как раскат грома голос.       Морские головорезы, пытавшиеся стянуть браслет с Клавдии резко успокоились и отпустили ее. Более того, оба, не без доли страха в глазах поспешили отойти от Клавдии подальше, дабы затеряться среди своих друзей, которые освобождали кому-то дорогу. Когда группа морских разбойников с топорами и клинками наконец расступилась, Клавдия предстала наконец перед их предводителем и виновником своих злоключений. - Вы два смрадных выродка, что делаете?! Я четко вам приказал всех привести ко мне на корабль и не распускать рук! - юноша в синей тоге, что с трудом держал себя в руках вырос перед разбойниками даже не посмотрев на пленницу.       Сама сцена была бы достойна комедии, учитывая как столь молодой римлянин не стесняясь повышал голос на здоровенных пиратов, а те и не знали что ответить, будто провинившиеся дети. Правда Клавдия, что едва стояла на ногах и чувствовала ледяной холод по всему телу едва ли могла оценить сцену по достоинству. - Но, наварх... Мы и хотели отвести ее к вам... - залепетал разбойник с большим топором, стыдливо опустив взгляд в палубу. - Да, наварх... К тому же вы же сами говорили, что найдем, можем взять... - в растерянности затараторил тот, что пониже и с ножом, убирая его от шеи Клавдии. - Какие сирены напели вам в уши, что позабыли мой приказ?! Я сказал что найдете доставить мне, а не забирать себе. И как ваш наварх приказываю исчезнуть с глаз моих долой сию же секунду, пока я не перевел вас на службу к Нептуну! - грозно прикрикнул на своих подчиненных юный предводитель. Это могло даже показаться комичным, что столь молодой человек держит в страхе не самых юных морских разбойников, вот только Клавдии было совсем не до смеха.       Однако совсем не так матрона представляла себе пирата, наводящего ужас на Ливийское и Тирренское море. Вспоминая рассказы отца, боровшегося с пиратами ей представлялся жестокий и безжалостный головорез, откровенный варвар из далеких земель с густой бородой и кровожадными глазами. Но перед ней предстал ухоженный невысокий юноша, которому на вид и двадцати лет не было. Зеленые глаза под густыми бровями совсем не пылали злобой, наоборот в них было что-то приятное, даже вызывающее сочувствие. Но таилось в них и что-то еще, иначе почему столь опытные и безжалостные разбойники подчинялись молодому римлянину. - Так вы... Вы и есть пиратствующий сын Помпея? - не веря своим глазам вопрошала Клавдия, даже слегка позабыв про страх, ее охвативший. Еще минуту назад она уже было распрощалась с жизнью, как и экипаж ее судна. И верить в обходительность и вежливость предводителя морских разбойников было трудно.       Не помогало восприятию Клавдии и рассказы ее родителей о киликийских пиратах, что терроризировали Маре Нострум. Они не всегда были злыми грубиянами, а бывало притворялись вежливыми и обходительными, учтивыми. Но только ради того, чтобы сильнее унизить своих жертв. И Клавдия боялась, что вежливость пиратского вождя лишь злая и жестокая издевка над беспомощной пленницей - прелюдия ее будущих страданий, о которых матрона боялась даже подумать. - Да, я и есть младший из сыновей великого Помпея. Про меня ходит много слухов, распускаемых врагами моего покойного отца. Что якобы я пират, который грабит мирных морских путников. Что я убийца, приносящий людей в жертву Нептуну. Что я виновник чуть ли не голода в Италии. Однако уверяю вас, госпожа, в этом нет и доли правды, - Секст на удивление спокойно представлялся матроне, которая по сути была у него в плену, чем немало ее озадачил. Что еще удивительнее, в словах Помпея проглядывалась некоторая вина. - Как я могу к вам обращаться? - Для вас я Клавдия и вы напали на мой корабль! Вы чуть не убили моих людей и не утопили мое судно! Меня чуть не обесчестили и не убили ваши грязные головорезы! Если это не пираты, тогда кто это? - несмотря на заверения Помпея Клавдия не унималась, просто не в силах поверить в его слова. Знатной матроне это казалось издевательством над ней и потому возмущение внутри нее перебарывало страх. - Такова нелегкая доля, благочестивая Клавдия. Мы искатели правды, искатели острова Справедливости в море лжи и отчаяния, в котором утопает моя несчастная родина. Если бы не амбиции горячих и пустоголовых оптиматов и Цезаря, погубивших моего отца, не пришлось бы мне скитаться по Маре Нострум в поисках правды и справедливости. Путь к истине тернист и непрост, благородная Клавдия, но сама мудрая Минерва и великий Нептун ведут меня по нему, - внезапно для матроны, юный Помпей заговорил о чем-то совершенно отвлеченном, чем лишь сильнее сбил ее с толку. - Но вы же пират! Какая может быть справедливость, если вы нападаете на суда и грабите их?! Если вы похищаете людей и требуете за них выкуп? Я много слышала про вас и про вашу шайку, Секст, чтобы так просто вам поверить. Если вы схватили меня ради него, так скажите сразу, сколько я должна вам за свою свободу, - Клавдия захлопала зелеными глазами от удивления и раздражения. Ей мало было интересно, зачем Помпей все это устроил. Ее волновало то, что прямо сейчас она по сути была его пленницей.       Клавдию теперь больше возмущало даже не столько нападение на нее, сколько то, что Секст Помпей будто бы насиловал ее разум. Она ожидала, что он объявит ее своей пленницей и потребует выкуп, как это обычно делали пираты. А тут юноша рассуждает перед ней об истине и справедливости, да еще и богохульствует, объявляя о поддержке его Минервой и Нептуном. От всего этого абсурда Клавдия даже немного потеряла страх перед своим похитителем. - Конечно же, для Цезаря я лишь пират, как и Цезарь для меня лишь узурпатор. Но я никогда не откажусь принять протянутую руку римлянина, пусть даже и Цезаря. Ведь для меня, как и для моего отца, Рим всегда был и будет превыше всего, как я думаю и для вас, Клавдия. Я не потребую с вашей семьи даже ломаного асса, ведь я стою на этой палубе не ради денег вашей родни и не ради каких-то личных амбиций, как это делал бы Цезарь на моем месте. Я ищу правду и истину, хочу проложить курс возрождению Рима, - пожал плечами молодой Секст, после чего снова затянул свою повесть, меряя шагами палубу. - Тогда почему вы напали на мой корабль, если вы не пират и почему вы держите при себе этих уродливых отбросов?! Я вам ничего плохого не сделала, я никак не участвую в ваших распрях, - не унималась со своими вопросами Клавдия, все еще возмущенная, однако ее раздражение понемногу шло на убыль. - К сожалению, госпожа Клавдия, я не наделен даром предвиденья, пусть и говорят со мной мудрая Минерва и могучий Посейдон. Я думал что на вашем корабле есть сторонники Цезаря, - держась с достоинством, пытался оправдаться Секст, проигнорировав вопрос о своих подчиненных. Вместо этого он обратился к одному из своих командиров. - Архидам, ты нашел какие-то послания на этом корабле? - Никаких, наварх. Нет на этом судне никаких писем Цезаря или кого-то из его легатов, - ответил немолодой седобородый грек, бросив на Клавдию неодобрительный взгляд за высказанную ей характеристику себя и своих людей. Клавдия не знала, верить словам молодого Помпея или нет. Он всячески демонстрировал вежливость и дружелюбие и вел себя явно лучше своих грубых подчиненных. И не походило это на издевательства, о которых Клавдии рассказывали ее родители. Тем не менее пока она была его пленницей и Секст захватил ее корабль, как и экипаж. - Что же вам тогда от меня нужно? Если вам не нужны мои деньги и драгоценности, почему вы держите меня и моих слуг на своем корабле? Чего вы хотите, Помпей? - глубоко выдохнув произнесла немного успокоившаяся матрона, хотя ее речь и заплеталась как после пирушки. - Истины и справедливости, благородная Клавдия, истины и справедливости. Вы свободны и я распоряжусь, чтобы все украденное с вашего корабля вернули вам. Я надеюсь вы все услышали мой приказ или кому-то из вас надо поотрезать уши?! - неожиданно для матроны Секст отвернулся от нее и как следует рявкнул на подчиненных и Клавдия увидела на их лицах неподдельный страх, что удивляло ее еще больше.       Секст на секунду даже пожалел о том, что сказал это так прямо, потому что ему показалось, что Клавдию сейчас хватит удар от его слов, но обошлось. Матрона очевидно не могла поверить в случившееся. Пока пираты спешно освобождали пленников и пробовали отнести груз Клавдии обратно на ее корабль, Секст продолжил. - Придет мой час однажды я вернусь в Рим и меня там встретят по достоинству. Римляне поймут, что все россказни обо мне лишь ложь врагов. Клавдия, могу я попросить вас передать мои слова в Рим? Мы пираты лишь в лжи, которую распускает Цезарь и его приспешники, честным римлянам нет резона бояться нас. Стоим мы за волю и свободу против тирана, изгнавшего меня из родного дома, а также тем мироедам, что довели людей до извращенной любви к нему. Слезы наворачиваются на глаза, когда я думаю о своем несчастном отечестве, которому в отцы напросился властолюбивый негодяй, - четко и не без некоторого трагизма в голосе проговорил свои мысли Секст, Его зеленый глаз чуть прищурился, будто проверяя, запомнила его слова Клавдия или нет. - Да, Секст, я передам ваши слова в Рим... Благодарю вас за милость, господин, - сначала матрона даже и слово произнести не могла, не веря своим ушам, но как все осознала, рассыпалась в благодарностях и поклонах.       Клавдия коротко поклонилась Сексту, сама не веря своему счастью. Но было видно, что матрона не хочет искушать судьбу и потому она, спотыкаясь, помчалась на палубу своего судна, вместе с командой. Освобожденные пленники поспешили налечь на весла и как можно быстрее убраться прочь, ближе к Остии под защиту патрульных кораблей. Секст даже слегка ухмыльнулся, они явно боялись что он передумает насчет своего милосердия. С этими мыслями Секст отдал приказ возвращаться.       Помпей был более, чем доволен результатом. Да, он не заработал денег, ему пришлось отпустить пленницу, вместо того, чтобы потребовать с нее выкуп, как он это порой делал. Не то чтобы подчиненные Помпея обрадовались его неожиданному милосердию и благородству, но никто из них не смел перечить предводителю. Все слишком хорошо знали, чем заканчивается неповиновение наварху. Простое перерезание глотки было еще сравнительно легким наказанием. Правда был во флоте Помпея один человек, который этого не страшился. - Вы ничего не взяли с ее корабля, наварх Помпей, на вас это не похоже, - заметил седобородый грек, когда корабль Клавдии начал пропадать из виду. Старый пират явно желал поживиться за счет Клавдии и ее судна и с трудом сдерживал разочарование и раздражение в своем голосе. - Да еще и на моих людей накричали. - Все просто, Архидам, зерна, вина и золота у нас полные трюмы кораблей и полные склады на берегу, а с этой матроны особо и брать было нечего. К тому же, я должен следить за своей репутацией, нужно иногда дать людям повод усомниться в созданном образе, - несколько вальяжно и высокомерно, но зато откровенно произнес Секст, ложась на пурпурную подушку под навесом своей личной либурны.       Секст Помпей, несмотря на свою молодость, довольно многому успел научиться за время скитаний. Трагическая и предательская гибель его отца, изгнание семьи из Рима, страх перед гневом Цезаря. Все это заставило младшего сына Помпея освоить многие политические и военные премудрости, приправив все это хорошей порцией цинизма. Хуже Цезаря были лишь “друзья” и “соратники” его отца из числа оптиматов, что сначала призывали Помпея спасти Республику и обещали ему свою помощь, а после Фарсалы отправились клясться в верности уже Цезарю. Даже тем, кто продолжил борьбу и отправился в изгнание Секст мало доверял, разве что Катон вызывал хоть какое-то уважение у юноши, остальные заслуживали в лучшем случае подозрения, а в худшем презрения.       Со стороны могло показаться, что это не юноша, а опытный и прожженный политический интриган и неплохой флотоводец. Секст слабо верил в клятвы, союзы и дружбу, высокие идеи предпочитая прагматичную выгоду, желательно еще и скорую, а то и сиюминутную. Архидам знал это и оттого перестал удивляться столь откровенному цинизму Помпея младшего. - Вы надеетесь на то, что римляне поверят словам этой женщины и перестанут считать вас пиратом? Командир, я не привык сомневаться в вашей правоте и поддержу любое ваше решение, но клянусь щупальцами Сциллы я не понимаю, на что вы рассчитываете, отпуская столь ценную пленницу, - откровенно посетовал старый пират, все еще немного оскорбленный внезапным приступом доброты своего повелителя. - Нет, конечно, но кто-нибудь да усомнится, а мне даже сомнений достаточно. Чем больше людей сомневается в пропаганде Цезаря и его своры, тем больше у меня потенциальных сторонников. К тому же, благородный борец за справедливость, ведомый богами куда лучше беспринципного и безжалостного пирата, - вальяжно произнес младший Помпей, потягивая вино из драгоценного кубка. - Я уже это говорил, но все же, держать в руках судьбы людей куда приятнее, чем золото и драгоценные камни. Ты и сам наверное помнишь, когда твоя судьба была в руках моего отца.       Из всех людей Помпея-младшего Архидам был единственным, кому Секст не стеснялся называть вещи своими именами и являть себя настоящего со всем сопутствующим цинизмом и прагматизмом. На удивление немолодого пирата, юный Секст уже превосходил его в своем безжалостном лицемерии. - Я помню о своей клятве, наварх Помпей и я буду нести ее пока пучина не поглотит меня. Я обязан жизнью вашему благородному отцу и я бы хотел почтить его память преданной службой его наследнику, - с неохотой вспомнил свое малоприятное прошлое киликиец.       Архидам был одним из многочисленных пиратов, терроризировавших Маре Нострум 20-30 лет назад. Конечно он не был каким-то главарем, скорее мелким капитаном у одного из них, что на мелком и быстроходном судне, выслеживал добычу для своих товарищей и предупреждал в случае угрозы. Тем не менее его, как и еще нескольких морских разбойников Помпей пощадил, несмотря то, что на их руках была и кровь римлян и других неудачливых морских путников. Архидам с тех пор верно служил великому полководцу и вот теперь вернулся к уже позабытому пиратскому ремеслу, дабы помочь молодому Сексту. - Я знаю, Архидам, потому я тебе во всем так доверяю и ты единственный, кто видит меня таким. Пока, - Секст поднялся на ноги и посмотрел в небольшое зеркало, которое сделали мастера на его награбленные деньги. Сложно было разглядеть в юном красавце холодного и жестокого пирата, а также циничного политика. Разве что излишне роскошные одежды, да похожий на царскую диадему обруч могли сказать об его истинных амбициях. - Наварх Помпей, насчет наших дальнейших планов. Наши ребята жалуются, что вместо грабежей они заняты разносом почты, всех этих воззваний и писем. Они не понимают всех тонкостей, всех ваших замыслов. Они хотят понять, зачем вы так рискуете с Сицилией и играете в благодетеля. У нас и так есть превосходные гавани на Сардинии и Корсике, этого достаточно, чтобы держать Тирренское море в страхе, - полюбопытствовал опытный морской разбойник. Он-то прекрасно понимал пользу Сицилии, но и все риски с ней связанные тоже знал.       Младший Помпей уже несколько недель, а то и месяцев потихоньку переходил к реализации своего глобального и коварного замысла по захвату Сицилии. Раньше это казалось безумием, но судьба явно благоволила молодому Сексту. Остров по последним вестям был слабо защищен из-за того, что Курион вел войну в Африке. Конечно, был риск высадки на нее из Италии, но по тем сведениям, что были у Секста, Цезарь собирался отнюдь не на Сицилию. - Сицилия нам нужна, Архидам, нужна больше чем Корсика и Сардиния. С этим островом в моих руках будет все Маре Нострум и не будет ни одного корабля, который осмелится его пересечь без моего позволения. Когда это случится многие трусливые крысы, переметнувшиеся к Цезарю, побегут обратно к нам, - рассуждал Секст. Конечно, выгоды от контроля Сицилии были колоссальными и это было очевидно даже самому тупому матросу во флоте Секста. - Интересно, а эти трусливые крысы знают о том, что вы затеяли у них за спиной, повелитель? - на всякий случай поинтересовался Архидам, не удержавшись от возможности малость передразнить младшего Помпея. - Будь я на их месте, объявил бы вас врагом поопаснее Цезаря, зная какие дела вы скрываете в тайне от посторонних глаз. - Они сами не сильно лучше Цезаря по большей части. Они виноваты в его победе как никто другие. По их вине погиб моей несчастный отец, которого они призвали себе на защиту, но сами не помогли ему. Я как сын Помпея должен перенять власть, которой они его наделили и поквитаться как с Цезарем, так и с предавшими моего отца частью оптиматов. Пока мы заодно, но я ничего не забыл и не забуду. Пусть пока думают, что мы на одной стороне, пусть даже побудут полезными, но заплатить им придется, - месть за отца и ненависть к виновникам его гибель, по иронии лишившая Секста каких-либо идеалов, оставалась единственной его принципиальной задачей, от которой он бы не отрекся даже стоя на Тарпейской скале. - Я не буду с этим спорить наварх, враги вашего отца есть и мои враги также, но я не пойму, что вы будете делать, захватив Сицилию. Даже если вы ее захватите, удержать ее может оказаться гораздо сложнее. А еще есть эти напыщенные египтяне со своей царицей, которые уже помогают Риму продовольствием, - не удержался и получше поинтересовался планом своего повелителя Архидам. - Когда Сицилия будет в моих руках, я смогу диктовать свои условия Риму и самому Цезарю. Без этого острова в Италии довольно скоро начнется голод и они будут вынуждены пойти мне навстречу. А если корабли этой египетской потаскухи попробуют пройти мы отправим их на корм рыбам. Все просто, Архидам нам пора отказываться от мелких укусов, словно мы какие-то жалкие комары. Я должен показать себя силой, с которой можно будет считаться, подобно морским чудовищам, пожирающим корабли, - горделиво описывал свое видение будущего сын Помпея, уже видя себя повелителем Маре Нострум.       Ближайший план Помпея упирался в контроль над Сицилией. Помпеянцы быстро были вынуждены оставить ее, а Курион оставив на ней некоторые силы, бросился в Африку. Это был манящий плод, который нужно было только сорвать. Но даже имея пиратский флот в десятки кораблей Секст максимум мог блокировать порты и захватить один из них. Пиратских сил было очень мало, а к своим африканским союзникам Помпей относился с подозрением.       Зато была сама Сицилия и ее многочисленное и главное разношерстное население, туго переплетенные нитями противоречий. Местные жители, жаждавшие гражданства и конца публиканского произвола, рабовладельцы, желавшие сохранить статус-кво, свободные крестьяне и ветераны, страдавшие от поборов ростовщиков и конкурирующих с рабовладельческими латифундиями. И наконец сами рабы, мечтавшие о свободе. Когда-то они даже дважды захватывали Сицилию. Помпею оставалось лишь подбросить хвороста на эти угли и грамотно выбрать стороны. - Ладно, Архидам, мы сильно отвлеклись, а дело не терпит отлагательств. Бери дощечку, стилус и пиши, как я говорю. Мы за сегодня должны еще пару посланий составить. Мы подобно ветру, должны раздувать тлеющие угли, - Помпей наконец решил перейти к делу. Рассуждать о планах и мечтать о будущем было приятно, но вода под лежачий камень не течет.       Архидам успел, будучи пленником Помпея обучиться грамоте и мог неплохо писать как на греческом, так и на латыни и потому нередко исполнял обязанности секретаря Секста. А писать в последние недели приходилось много, наверное больше чем за всю жизнь. - Верные сыны Рима, служившие ему верой и правдой. Я Сын Нептуна, слышащий голос Минервы, желаю помочь вам. Наша покровительница говорила со мной и призвала восстановить вашу поруганную честь и восстановить справедливость. Долой несправедливую кабалу и продажных магистратов, долой жадных публикан и их поборы. Долой лживых популяров, не способных защитить вас от произвола. Долой искусителя Цезаря, обещавшего дать вам избавление от гнета. Грядет час великой и справедливой расплаты, - начал пафосную диктовку Секст, меряя широкими шагами свою каюту.       Помпей периодически делал паузы, явно думая как получше и покрасивее составить текст. Он не надеялся, что все ветераны Сицилии прочитают его воззвание, но пусть те, кто все же сделают это, загорятся его словами. - Наварх Помпей, я не привык оспаривать ваши решения, но помнится в послании рабам вы обещали им полную свободу и даже землю. Вы не думаете, что ветераны Рима заподозрят какой-нибудь обман с вашей стороны? - грек послушно писал все, что диктовал Помпей и делал это уже не в первый раз. И оттого он не мог не заметить расхождений в его посланиях и вот любопытство взяло верх. - А ты пиши как я говорю. Ты сейчас мой секретарь, Архидам, а не советчик. Да и потом ты думаешь рабы будут читать то, что я пишу для свободных людей? Я не уверен, что они вообще читать умеют, - резко ответил Помпей, которому не понравились возражения его секретаря и командира. - Продолжим. Ветераны, возьмите оружие вновь, восславьте Марса и Минерву, покажите, что вы все еще можете быть полезны... Риму.       Последнее Помпей произнес после короткой заминки, а Архидам спокойно дописал обращение. Помпей уже успел извести сотни табличек на воззвания ко всем, кому можно на Сицилии: к ветеранам, к свободным крестьянам, рабам, коренным жителям Сицилии и жителям греческих городов. Причем разные послания он писал от разных имен, а иногда от безликих “Армии справедливости”, “Флота свободы” и так далее. То что послания расходились между собой Секста волновало несильно. Какая кому будет разница, когда остров вспыхнет ярким пламенем.       Рабы ли его разожгут, свободные люди или даже ветераны Помпея не волновало. Главное было поймать этот попутный ветер в свои паруса. Только с Сицилией в своих руках Помпей мог бы осуществить месть за своего отца и исполнить свое предназначение.

******

      Впервые за долгое время с начала войны с Ехидной боги вновь смогли собраться все вместе. Последние вести не радовали и ситуация быстро уходила из-под контроля всесильных олимпийцев. Еще несколько месяцев назад Ехидна отличалась лишь слабой поддержкой врагов Рима и поиском союзников среди людей, а теперь она открыто заявляла о себе миру. Ее войска тьмы были уже на границе с Грецией, готовясь захватить ее, чего олимпийцам ни в коем случае нельзя было допускать. Боги заняли свои места, после чего Зевс по праву лидерства взял первое слово. Настрой у большинства был отнюдь не радостный, разве что Гермес и Дионис выглядели живее остальных. - Олимпийцы, я собрал вас сегодня и вы прекрасно знаете, о ком пойдет речь. Мы заставали и более темные времена титаномахии или нашествия Тифона, так и более светлые. Но сейчас Ехидна, эта ползучая тварь принялась действовать и действовать открыто. Мы не можем более делать вид, что ничего не происходит и что эта змея не несет нам угрозы. Поэтому я хочу, чтобы каждый высказал об этом то, что думает, чтобы вы помогли мне принять мудрое решение, - начал собрание Зевс, который и сам не светился радостью, а был скорее в мрачных раздумьях. - Кажется, мы слегка недооценили эту змею и ее возможности, у нее уже появилась полноценная армия и она уже идет в Грецию, - сухо произнесла Афина, не радуясь, но и не особо переживая из-за происходящего. - Я не знаю сколько их точно, но по моим расчетам их около десятка тысяч, но каждая из них стоит четырех-пяти воинов людей. - Ее гнилые отродья осаждают города во Фракии, сметая всех, кто встанет у них на пути, - добавил Гермес, который не мог не заметить, что некоторые центры торговли восточного Понта Эвксинского перестали славить его и подпитывать жертвами. - Подумать только, их разорение уничтожает выстроенные веками связи между городами и народами. - Я слышу слабые голоса из Тавриды, с Боспора, просящие о помощи и молящие о защите от чудовищ. Какая ирония, ведь недавно их царь отрекся от нас, ради этой змеи, - мрачно заключила Гера, вряд ли испытывая много жалости к жителям Понтийского царства, коих из-за Фарнака считала ненадежными отступниками.       Ситуация действительно не радовала богов. Ехидна активно их атаковала, а ее удары были многочисленны и разнообразны. От прямых нападений на святилища, вторжений в царства людей, до тайной дипломатии с теми, кто был отвергнуть богов ради даров Матери Монстров. И было неясно, где она еще сможет проявить себя, ведь полчища Ехидны были подобны спруту, сцилле, пытавшейся опутать щупальцами все вокруг себя. - Как-то много мы ей позволили сделать. То ли слепота поразила нас всех, то ли собственная гордость не позволила воспринять ее всерьез, но сейчас Ехидна куда сильнее, чем год или два назад и более того, с каждым мигом становится все могущественнее, - развел руками Аполлон, недавно имевший дело с порождениями Ехидны и довольно легко отделавшийся. - Мне кажется нам пора перестать медлить. - Я уже это говорил и скажу снова, почему бы нам просто не напасть на нее в ее же логове и не прикончить?! Однажды нам и Гераклу удалось это сделать, почему бы нам просто не сделать то же самое? Да, эта змея сильна, но против метра острой стали приемов нет, - непонимающе вновь выдал идею Арес. Он с самого начала считал, что надо брать дело в свои руки и ничего другого придумывать либо не мог, либо не хотел. - Потому что нас здесь немного, а воинов среди нас тем более мало. Какой прок в логове Ехидны нам будет от моей любвеобильной сестры или любящего выпить брата? - тут же охладила пыл брата как всегда спокойная Афина. - Да и ты думаешь, Ехидна будет там одна? У нее там будет целая армия, какими бы мы с тобой богами не были, Арес, в одиночку мы не сможем истребить целое войско вместе с Ехидной. - А вот и посмотрим! Я даже спорить готов, что пролью больше нечистой крови, чем ты, головастая! - не согласился Арес, вскакивая со своего места. - Нет, сын мой, уймись. Афина права, нас слишком мало, чтобы сражаться с Ехидной в ее же логове,- поспешил успокоить своего буйного сына сам громовержец, не желая чтобы тот совершил очередную глупость. - Мы уже решили, что против войск тьмы нам нужно войско людей, оно готово, дочь моя? Арес, ругаясь себе под нос вернулся на место, как и Афина. - Я сделала так, как вы хотели, я убедила своего героя выступить против ее войска, отложив другие дела в сторону. Я уверена в его силах и в силе римской армии. Если Цезарь не будет медлить, то успеет перекрыть Ехидне и ее полчищам проход в Грецию, - кратко отчиталась Афродита о своей работе, задумчиво смотря вдаль.       Афродита искренне верила в успех Цезаря и его войска, поскольку другой надежды она не видела. Да, боги могли сами дать отпор монстрам, но их было куда меньше, а пример Артемиды доказывал, что даже всемогущие олимпийцы теперь не такие всесильные. - Это верно, нельзя позволить им пройти в Грецию, в наш дом и обитель. Я знаю, чего она хочет, эта змея крайне предсказуема. Рим и Эллада наши главные источники силы, она хочет их осквернить и лишить нас почитания. Мы уже делали это с титанами или той безумной Кибелой и где они теперь? - хоть тут Афина согласилась с Афродитой, анализируя действия Ехидны, которые стройно ложились в единую картину. - Не нравится мне это, я чувствую как меняется земля, там где они проходят. Как бы они к нам на Олимп не поднялись, - добавила от себя Деметра, что несколько отстраненно слушала других богов, больше поглощенная мыслями о скором прощании с Персефоной. - На Олимп им дороги нет и не будет, пока стоят наши главные храмы в Греции и в Риме, ты разве позабыла об этом, Деметра? Наша сила благодаря людям столь велика, что мы способны окружить нашу обитель такими чарами, которые никому не позволят ее найти. Ни человеку, ни чудовищу не дано ступить на священную гору без нашей воли, - краткое недоумение Афины сменилось рассказом о чарах, что олимпийцы наложили на свой дом для защиты. - Даже если сама Ехидна явится, она не найдет ничего кроме холодных скал... - Знаешь, к нам уже давно никто не пытался забраться и тем более сбросить нас с Олимпа, не считая отступника на пегасе, - не выдержала Афродита, которую заметно утомила страсть Афины в ответ даже на простой вопрос читать лекцию, будто в нее вселилась Клио. - Ты бы лучше свой всезнающий ум употребила на победу над Ехидной, а не на демонстрацию своего всезнания, если конечно не хочешь потерять свою девственность и холодную голову.       Афина бросила на сестру холодный взгляд, причем демонстративно более ледяной чем обычно. Однако проявила благоразумие и сдержалась.       Олимп был защищен силами самих богов, подпитываемых поклонениями и подношениями смертных. Ехидна была сильна, но пока она не была ровня греческим небожителям, особенно вместе взятым. Даже если бы она каким-то чудом пробила защиту священной горы, то на самом Олимпе ее ожидала неминуемая гибель от рук еще сильных богов. - Победить будет непросто, зная что некоторые мои родичи невольно ей помогают, - сухо продолжила Афина, скосив свой взгляд на богиню любви и красоты. - Например Афродита. Не пойму в чем разница между тем, чем промышляет моя сестра - богиня любви и эти развратные твари. Люди к сожалению не всегда полагаются на разум, доверяясь чувствам, зачастую низменным, и дочерям Ехидны удобно на этом играть. По мне, у шансов выиграть больше у тех, кто не поведется на их обман. - Не надо путать их “любовь” с моей любовью. Им никогда не постичь этого высокого и чистого чувства настоящей любви. Их “любовь” лишь зависимость и пища, без которой они не могут существовать. Привязанность проще говоря, - отрезала Афродита, которая старалась держаться, но вот не устояла перед желанием растолковать сестре разницу между ней и Ехидной. - Моя любовь высокая и чистая, настоящая. Не каждый способен постичь ее, и ты, Афина, тому доказательство. Твоя единственная “любовь” холодная бронза, в которую ты завернулась, да сухой пергамент. - Особенно смертные, они-то твою любовь еще как постигали, Адонис например, - бросила с ехидством в адрес не очень любимой богини Гера. Однако раздраженная жена Зевса не унималась и переключилась на Диониса, мирно потягивавшего вино. - Еще и Дионис тоже не сильно помогает людям в противостоянии соблазнам монстров. Они стали расслабленными и изнеженными, падкими до удовольствия, а твое вино не сильно помогает им в защите от чудовищ.       Афродита сжала ладонь в кулак, но сдержалась. Ситуация, как и атмосфера оставляли желать лучшего и богиня любви отнюдь не собиралась подыгрывать своим врагам, затевая мелкие склоки. Дионис и вовсе на мгновение растерялся, с удивлением посмотрев на Геру, поскольку казалось о нем все забыли. Но, сделав еще один глоток, бог виноделов поднялся со своего места и как всегда с непосредственным и добродушным выражением лица. - Гера, пожалуйста, не завидуй мне, по крайней мере таким нелепым образом, - насмешливо парировал обвинения Дионис, прислонив посох к своему трону. - Такая сухая и скучная защитница как ты и подавно не нужна людям, от тебя они только быстрее к дочерям Ехидны и сбегут. Люди всегда будут почитать меня и думаю я хорошая альтернатива тому царству разврата, что хочет насадить Ехидна. И получше деспотии серости и скуки, которую предлагаешь людям ты, “любимая” мачеха. - Ты слышал это, Зевс? Теперь этот бастард смеет обвинять меня, не отрицая моих слов. Еще и пытается ставить себя выше меня, - Гера не на шутку разозлилась на подобные ироничные и демонстративно насмешливые замечания Диониса и обратилась за помощью к мужу.       Дионис отреагировал на жалобы и нытье Геры хорошим глотком из бурдюка с вином. Он пожалуй был единственным, может кроме Гермеса, кто сохранял не просто спокойствие, а присутствие духа. Не грустить же и горевать божеству вина. - Да, слышал, Гера, но у нас есть проблемы поважнее, чем выяснять кто из вас больше популярен у людей, - Зевс явно был не в восторге от очередного конфликта на своем собрании, но на сей раз предпочел уйти от ответа, чем разозлил жену еще больше. Непонятная позиция Зевса поистине взбесила Геру, заставив ее вновь начать сыпать обвинениями на Диониса, да и на Афродиту тоже как из рога изобилия. К хору обоюдных оскорблений и упреков стали постепенно присоединяться и другие боги, вскакивая со своих мест и выходя в середину зала. Со всех сторон полились обоюдные упреки, мигом вспомнились все старые обиды и распри. Лишь Деметра с Гермесом демонстративно оставались в стороне, храня молчание. - Да, это я получается виноват в том что вы все вместе сами запретили мне лишний раз покидать Олимп?! Разве не вы требовали, чтобы я не вмешивался в дела смертных? Если бы вы дали мне свободу, я бы вмиг принес вам сюда голову самой Ехидны и всех ее дочерей и ничего бы этого не было! - как всегда, яростно стал защищаться от нападок и обвинений в свой адрес Арес, положив руку на свой клинок. - Мы бы тебя отпустили и ты бы им проиграл, - сухо заметила Афина, зная как вспыльчивый и необузданный нрав ее брата не раз подводил его. - Что вы устроили в самом деле?! Ехидна даже до Греции добраться не успеет, как вы друг друга прикончите на радость ей, - попыталась разрядить обстановку и выступить голосом разума Афродита, чувствуя что еще немного и перепалка перерастет в драку. Однако она сама довольно быстро вступила в перепалку с Герой и Афиной, позабыв про спокойствие - Вы не понимаете?! Чем больше вы тут ссоритесь между собой, тем сильнее становится Ехидна! Ей наплевать на наши разногласия, она идет уничтожать нас! Вы не понимаете этого!? Да у меня тоже есть гордость, но нам нельзя ссорится из-за таких глупостей как то, кто сейчас популярнее у людей, - спор Геры и Диониса, к которому стали постепенно присоединяться другие боги и желание Зевса увильнуть от конфликта заставили взять слово даже немногословного Аида. Правитель мертвых от души грохнул посохом по мраморному полу,       Голос разума к счастью был услышан и Арес убрал руку с клинка и вернулся на свое место, что-то яростно шепча себе под нос. Резкое выступление Аида заставило спорщиков угомониться, пусть и ненадолго. Дионис демонстративно покрутился вокруг своей оси, разводя руками, да пожимая плечами, будто бы не понимая из-за чего все это было. Гера же, бросив еще несколько безадресных оскорблений, гордо вернулась на свое место, стараясь не смотреть на Диониса. - Я бы вообще предложил проявить осторожность и не вмешиваться напрямую. У нас есть множество людей, целая Греция и целый Рим, что готовы за нас сражаться. Не стоит нам рисковать собой, это было бы опасно и невыгодно, когда не исчерпана и малая часть силы людей, - предложил свой осторожный план Гермес после некоторых размышлений, пользуясь затишьем в совете богов. - Подумайте, это вариант, который устроит всех и грозит наименьшими рисками. - Может самим идти туда и не стоит, но помочь-то людям надо. Без лучшего оружия они не смогут одолеть врага. Пусть даже мы не будем биться сами, но нельзя оставить людей без поддержки и защиты, - на сей раз голос подал обычно молчаливый и задумчивый Гефест, который совершенно не понимал смысла идеи бога торговли. - А им и не нужно их побеждать полностью. Мы просто дождемся, когда Рим разобьет полчища Ехидны, а я уверен он способен это сделать. А потом уже мы соберемся и все вместе прикончим саму Мать всех тварей. Это самый выгодный на мой взгляд вариант, риски минимальны, мы ничего не теряем, но приобретаем любовь людей за их спасение, - получше стал излагать свой план покровитель торговцев хитроумный Гермес, вылетая в середину круга. - Брат мой, ты хорош в торговле, когда надо посчитать прибыль и убытки, но на войне считать надо по-другому и доверь это дело мне. Я постоянно изучаю все возможные варианты исхода в зависимости от наших действий. Так вот, твой план, Гермес лишь на двадцать пятую долю лучше идеи моего брата пойти и прикончить Ехидну напрямую, - складный план Гермеса тут же разбился о ледяной анализ Афины Паллады. - И что, нам теперь забыть про свои святилища, позволить осквернить их и превратить в нечестивые храмы?! Мы слишком много этим чудовищам позволяем, надо преподать им настолько жесткий урон, чтобы они даже не думали подходить к нашим святилищам, - выпалила Артемида, которую привел в ярость сам факт того, что ей предлагается безучастно смотреть на разгул врагов. - Угомонись, Артемида. Неужто забыла, чем для тебя в прошлый раз защита храма чуть не обернулась? Хорошо брат твой успел тебя спасти, иначе одно место осталось бы свободным, - осадила вспыльчивую богиню охоты Гера. Не то, чтобы она сильно переживала за дочь Латоны, но приближать собственное падение ей совсем не хотелось. - Не переживай, я сделаю так, что они пожалеют о том, что не добили меня. Я вернусь к ним сильнее и страшнее, чем когда-либо и покажу что такое гнев настоящего божества. Нам нельзя отдавать ни единого своего святилища, - продолжала настаивать на своем Артемида, подогревая желанием отомстить за унижение, которое она испытала из-за мерзких чудовищ.       Святилища действительно были болезненным вопросом для богов. Это был главный источник их силы, более того, их власти над людьми. И защищены они были не всегда хорошо, а люди мало что могли противопоставить атакам Ехидны, особенно на краях Ойкумены. Неудивительно, что монстры избирали их целями для своих вылазок, пусть это пока было довольно редко. - Хватит вам уже препираться, только и можете языками молоть, да “мудрость” свою демонстрировать. Нам действовать надо, а не пререкаться по таким пустякам, - не выдержал на сей раз покровитель искусств. - Я в отличие от вас их видел и сражался с ними. Этих тварей пока можно победить, но дайте им еще времени, дайте им накопить сил и они станут сильнее нас. Да, есть римское воинство, но я не уверен в них. Нельзя так просто взять и прикончить например ту каменную тварь, которая напала на нас с сестрой. От нее стрелы отскакивают как звуки кифары от глухих слушателей. - Я согласен, мы слишком много позволили им в последнее время, сын Латоны, да только вот что именно ты предлагаешь нам делать? - поддержал Аполлона бог морей, покручивая в руке трезубец. - Бороться с ними, но организованно. Мы боролись с порождениями первобытного Хаоса во имя порядка и гармонии в мире не для того, чтобы самим действовать хаотично. Может нам стоит распределить роли, защищать те святилища, что уязвимы? А Аресу и Артемиде, скажем, остаться здесь, если кому-то из нас понадобится помощь, они сразу явятся на выручку. Выражаясь языком Афины, будут резервом, - поделился соображениями покровитель искусств, помня чем закончилась самодеятельность его сестры. - Людям же помогать будем по мере возможностью, своей силой, оружием, всем чем потребуется.       Идея Аполлона помогла всем немного остыть и переключиться со споров и упреков на более менее конструктивный путь. Теперь боги больше думали о том, какую местность они возьмут под свою защиту и надзор. - Тогда я должна буду присматривать за Кипром, не могу допустить, чтобы в моем втором доме завелась эта скверна. Пусть только хоть одна из этих тварей сунется туда, - тут же застолбила место на земле Афродита, которой план Аполлона пришелся по душе и нравился куда больше томительного ожидания. - А как же ты планируешь себя защищать? Я не думаю, что твоя красота и твой пояс помогут против достаточно острого меча или копья, сестра, - на сей раз стала прохладно язвить Афина, не понимая как ее сестра будет защищаться от тех же гарпий или минотавров. - Ты не думай, что я не могу за себя постоять, Афина. Я не хожу постоянно в доспехах, у меня нет при себе щитов и копий, но это не значит, что меня так легко одолеть, - на сей раз не удержалась и дала отповедь Афродита, устав от презрения своей сестры. - Боюсь, у Кипра будет меньше шансов, чем у Афин, по моим расчетам раза так в два, - развела руками Афина, полная решимости защитить свой любимый город. - Я больше переживаю за свою дочь, мои храмы всюду, забвение мне не грозит, покуда людей кормит земля, - достаточно спокойно произнесла Деметра, оставаясь в стороне от споров и словесных баталий в своем травяном одеянии. - Я бы не переживала так сильно из-за пары храмов на краю Ойкумены, чтобы рисковать собой. - Верно говоришь, Деметра. Мне кажется на это они и надеются, расставляя для нас капканы. Ниоба уж точно не была совпадением, как и эта остроухая лучница. Они ждали мою сестру там и почти одолели нас, - согласился с молчаливой богиней плодородия Аполлон, вспоминая схватку, что впервые за столетия заставила его забыть про непобедимость. - Аполлон дело говорит, возможно так они пытаются лишь выманить нас с Олимпа. Выманить из неприступной крепости, где мы практически неуязвимы на землю, где они будут способны поразить нас. От пары небольших храмов нашей силы не убудет, по крайней мере у меня, - поддержал покровителя искусств бог морей, благо в каждом городе на берегах Маре Нострум его волей-неволей, а приходилось почитать. - Хм, будь я на месте Ехидны, я бы действовала так, особенно зная что не все боги могут сохранить разум чистым и холодным, - кивнула в знак согласия с Посейдоном Афина. - Выманить нас туда, где мы будем слабы и там покончить с нами.       На сей раз обсуждение шло куда спокойнее, практически без взаимных уколов, что не могло не радовать Зевса. Даже Артемида была довольно спокойна для самой себя. Проблема была общая для всех богов, но некоторых волновала сильнее, например саму богиню охоты, которая имела немало почитателей в далекой Тавриде. Но дискуссия была прервана поднятой рукой бога-громовержца, призывавшего младших богов к молчанию. - Если с кем-то из нас произойдет беда, устоять будет трудно. Потеря каждого из вас, ослабит защиту Олимпа, даст Ехидне преимущество над нами, которого пока еще нет. Поэтому настоятельно призываю вас быть бдительными, не совершать необдуманных действий, - на этом моменте Зевс особенно посмотрел на Артемиду и Ареса, которые к этому были больше всего склонны. - А что нам тогда делать? Сидеть здесь да в своих царствах и ждать чего-то? - резонно поинтересовался правитель мертвых Аид, поглаживая черную бороду. - Я выслушал всех вас и вот моя воля. Никто из богов без моего ведома не посмеет сразиться с порождениями Ехидны и никто не посмеет более, как Артемида, своевольничать. Я позволяю взять под защиту наши главные святилища и помогать армиям людей, как сочтете нужным, но только после моего одобрения. На этом все, - взвесив все точки зрения и аргументы Зевс склонился к более компромиссному варианту, который должен был устроить большинство богов.       Собрание богов закончилось не совсем так, как хотелось бы. Среди всех было некоторое замешательство. Больше всех, конечно был недоволен и возмущался Арес, но к этому все уже привыкли. А вот Афродита была в смешанных чувствах. С одной стороны, все же они могли действовать помогая смертным и защищая свои главные святилища. А с другой стороны богиня любви чувствовала что этого недостаточно и такие полумеры не принесут особой пользы. Другое дело что она не могла спорить с решением своего отца и главы олимпийцев. - Тебе не кажется это чушью? Столько времени потрачено на пустую болтовню, а эти твари тем временем шастают по нашим землям. А я еще и в Греции застряну, вместо того чтобы порубать какую-нибудь летающую или ползучую тварь, - с нескрываемым недовольством бросил Арес с хлопком заталкивая меч обратно в ножны. - Они хоть понимают, что создавая мне запреты лишаются шанса на спасение?! - Я понимаю тебя, Арес, но это воля Зевса и мы должны ее принять. Мне тоже не по душе эти запреты, но действовать поодиночке тоже не слишком умно. А защитить всякое место своего поклонения у нас не хватит сил, - с пониманием произнесла Афродита, стараясь немного успокоить разозленного бездействием зверя. - Поэтому я буду присматривать за Кипром и по мере возможностей защищать людей.       Арес не сильно радовался настрою Афродиты, удаляясь от места собрания. От злости и раздражения с бога войны казалось сыпались искры подлинного гнева, но понемногу он стал успокаиваться, пытаясь найти что-то положительное. - Знаешь... Может оно и не так плохо. Я не могу сражаться где захочу, заниматься любимым делом, - на этих словах бог войны на удивление нежно взял руку Афродиты. С богиней любви Арес всегда был нежен и обходителен, несмотря на огненный характер. - Зато я могу побыть с той, что дорога мне. - Подожди немного, Арес, давай немного отложим это. Мне нужно убедиться, что на Кипре все в порядке, - соблазн и искушение были сильны даже для богини любви, но она преодолела их, желая сначала убедиться в том, что на ее любимом острове нет и следа этих тварей.       Однако Ареса было удержать и остановить не так просто. Он ненавязчиво, но все же встал перед Афродитой, будто не желая отпускать ее от себя. - Кипр может и подождать, любовь моя. И я всегда помогу тебе защитить его и защитить тебя, - бог войны явно увлекся и хотел добиться своего, понимая что еще нескоро увидит Афродиту, пока она будет на Кипре, а покинуть Олимп не сможет. - Ты опять домогаешься моей жены, Арес? Мало тебе было прошлого раза, когда ты остался мне должен? - прервал ухаживания бога войны негромкий, но твердый голос кузнеца.       Гефест, покидавший собрание богов, не мог пройти мимо Ареса и Афродиты и при этом не высказать в адрес бога войны, что думает. Хромоногий и не самый красивый кузнец мало что мог противопоставить красивому, пусть и свирепому Аресу, однако и отдавать законную жену в его кровавые руки он не собирался. На случай, если до бога войны не дойдут слова, в руках Гефест крутил свой кузнечный молот, с которым никогда не расставался. - Послушай, тебе нет до нее никакого дела, целые дни только и проводишь в своей кузне в обнимку с горном и молотом. Так может дашь ей уже свободу быть с тем, кто действительно будет ее любить? - только-только успокоившийся Арес разозлился вновь и направил клинок на Гефеста, дабы тот наконец-то оставил его с Афродитой в покое. - Помолчи, Арес. Ты грозишь мне мечом, который я же и выковал. Да и доспехи тоже мои, если и их с тебя снять, то что же останется? - Гефест был совсем не впечатлен угрозами своего вспыльчивого брата, как-никак в грубой силе он ему не уступал. - Останусь я, а чтобы прикончить тебя, хромоногий, мне не нужны меч и доспехи. Голых рук хватит, - безрассудно и не задумываясь отрезал Арес, демонстративно стукнув кулаком в ладонь, совершенно не боясь орудия Гефеста. - Не пугай меня своими скользкими от крови руками, брат. Может они и молот мой могут остановить? - Гефест, что обычно был спокойным и довольно тихим богом сам закипал как металл в его печах. И легкий взмах тяжелым молотом был тому подтверждением.       Афродита наблюдала за этим спором с долей страха и ужаса. Неприятно было осознавать себя причиной распри, но еще неприятнее было видеть ее саму. Взяв себя в руки, Афродита резко встала между Аресом и Гефестом, смотря то на одного, то на другого. - Да хватит вам уже! У вас много времени было отношения выяснить и будет еще много времени это сделать. После того как избавимся от Ехидны, - резко и жестко попыталась разнять спорящих из-за нее богов Афродита, которой уже по горло хватило распрей на совете. После этого, оскорбленная вспыльчивостью как кузнеца, так и война, резво зашагала прочь, оставив своих мужчин наедине.       Гефест промолчал, как и Арес. Если бог войны, уходя прочь громко сыпал под нос проклятия и недовольства, то кузнец, плюнув со злобой на землю удалился обратно к себе.

******

      После прибытия посланца от наместника, Одессос затаился в воодушевленном ожидании. Все понимали, что Гортал будет здесь нескоро, но главное что была сама надежда, сам факт что про город не забыли и к нему идет помощь, придавали его жителям и защитникам сил. Монстры после неудачного штурма практически не беспокоили горожан, лишь изредка дозорные замечали мелкие группы вдали от стен или кружащих в небесах чудовищ, которых отгоняли от стен стрелами.       Курий оставался де-факто главой города, не поленившись взять на себя все функции по управлению и обеспечению. Весть о подмоге заметно приободрила опциона, но у него все равно почти не было времени на самого себя и какой-либо отдых. Целыми днями он проводил на стенах и улицах города, а то время, что оставался в цитадели, проводил в импровизированном кабинете. - Уже который день ничего за стеной не происходит. На стадию подойти боятся, попрятались видать по норам как мы их вышвырнули, - коротко подытожил свой доклад Андроник, которого с отрядом дозорных отправили на стены, высматривать действия врагов. Старый охотник несколько приободрился после отбитого штурма и видимо уже не так сильно боялся врага, которого как выяснилось можно победить. - Похоже пока нового штурма не будет, но кто этих чудовищ знает. У есть нас проблемы побольше, позавчера кто-то попытался уничтожить один из складов зерна, с которого мы вели его выдачу. А еще колодец отравить пытались, что у главной площади. Как будто против нас воюет тайная армия, - почесывая подбородок произнес Курий, который не успевал решить одну проблему, как на него валились новые. - Ты думаешь кто-то в городе им помогает? Кто настолько туп, что готов вредить нам, учитывая что у нас под стенами твари из сотни сказок и мифов, - в недоумении развел руками Нений. Он никогда не влезал во всякие политические и прочие тонкости, как по незнанию, так и от нежелания. - Может это мы кого проглядели, да не добили, командир? - Я не думаю, я знаю, Нений. Да, может парочка этих тварей и притаилась в городе, но они же не в переулках и не на крышах прячутся, и не факт, что голодают. Значит есть те, кто их укрывают и делают это по своей воле, - не поленился и как следует объяснил свою позицию Курий, который понимал, что самостоятельно монстры в городе вряд ли могли бы действовать. - А еще они нас не атакуют знаешь почему? Мне кажется они знают об армии Гортала и потому не спешат убиваться в очередной атаке. И кто-то их об этом предупредил. - Могу согласиться с тобой, командир. Я здесь всю жизнь провел и даже помню времена, когда тут не было римлян. Сейчас многие к этому привыкли, но есть и те, кому власть Рима в тягость, - многозначительно произнес старый Андроник. Он хоть и был охотником и большую часть времени проводил за городом, но о настроениях жителей был осведомлен получше многих римлян.       Одессос сравнительно недавно пришел под власть Рима, всего лишь каких-то двадцать-тридцать лет назад, а до того город то был в подданстве местных даков, то под властью боспорского владыки. Притом, что у Одессоса было по сути все, чтобы быть полноценным вольным городом, как многим его греческим побратимам. Неудивительно, что отнюдь не все были рады появлению и контролю римлян - кому-то больше нравилась власть близкого по культуре Боспора, а кому-то хотелось вольности от всех соседей. - Да, есть те, кому нынешняя осада в тягость. Позавчера приходили, проклинали нас несколько жителей, чьи дома разрушили наши катапульты. Неприятно конечно и я их понимаю, но это война, на ней никак без сопутствующего ущерба, - добавил от себя Курий, помня как во время обхода стен услышал в свой адрес несколько выпадов от местных жителей, которых правда приказал не трогать, понимая их возмущение разрушенными домами и погибшим имуществом.       Курий тщательно вел подсчеты и расчеты, проверяя себя по нескольку раз, то ли боясь ошибки, то ли надеясь, что от этого еды станет больше, но данные были неумолимы - запасов даже на полгода скорее всего не хватит, даже если питаться по минимуму. А тут еще эти атаки на склады с едой. Надо было продержаться до прибытия Гортала, а это могло занять не один месяц. - Есть еще кое-что, местным жителям может это не понравится, поэтому будьте наготове. Я не знаю, сколько еще продлится осада, но вот припасов хватит лишь на определенное время, а еще этот сгоревший ночью склад... Мне надоело гадать, пора действовать и действовать решительно, если мы хотим дожить до спасения и защитить жителей Одессоса, - после размышлений лицо Курия приобрело выражение мрачной твердости и решимости. - Что же ты такое придумал, командир? - подал голос долго молчавший Андроник с некоторой растерянностью. - Своим приказом я попробую запретить любую торговлю продовольствием в городе. Мы просили жителей сдавать нам излишки припасов для разумного потребления, но сознательных таких мало нашлось. А еще некоторые жители жалуются на всяких мешочников - у них-то еды с избытком. Нам нужно изловить этих крыс всех до единой и все конфисковать, - жестко поставил вопрос Курий, демонстративно ударив по старому столу.       Андроник притих, а вот Нений казалось наоборот возбудился от этой идеи. Его глаза запылали огнем, а кулаки сжались. И охотник с нескрываемым волнением взглянул на загоревшегося легионера. Очевидно, жители Одессоса будут не в восторге от распоряжения опциона. С другой стороны деваться им особо некуда. - Тьфу, ну и гнилье, никогда этих выродков не любил, - аж закипел от возмущения Нений, вспоминая свою жизнь до легиона. - От них в Брундизии проходу не было, постоянно искали поводы еще ассов за товар взять - от штормов до пиратов. Взял бы да и грохнул каждого по сытой морде. - Тогда ты не будешь против после захода солнца возглавить несколько патрулей по отлову этих мошенников? Ты же понимаешь, Нений, законы, запреты без карающей за их нарушение длани ничто, пустой звук, - Курий удовлетворенно расслабился, видя такую поддержку от своего доверенного воина. Видя готовность к действию, комендант не переживал за результат. - С радостью, командир. Будь уверен,после пары ночей со мной эти дельцы отучатся наживаться на голодающих, - легионер, ставший неофициальным помощником Курия, был более чем рад новому занятию. - Командир, осмелюсь сказать, что это может всем нам выйти боком. Они как прознают о вашем решении возненавидят вас сильнее этих тварей и побегут на поклон к нашим врагам. Я не хуже тебя знаю, что варится в головах у здешних торгашей, они вам этого не простят, командир. Как бы нам не угодить в свой же капкан, - Андроник, видя что Курий уже раздает приказы, набрался смелости и попробовал ему возразить.       Старый охотник хоть и волновался, но говорил уверенно и твердо, насколько было возможно. Он явно не переживал за шкуры тех, кто попадет в руки гарнизона, его больше беспокоила реакция на подобные меры. Понятно, что вариантов было немного, но все же Андроник не хотел резких движений от своего командира. - С чего это тебе защищать этих жуликов? Прихлопнуть их как мух и все. И никто ни к кому на поклон не побежит, - Нений демонстративно хлопнул себя по руке, словно убив комара. И с недоверием прищурив правый глаз, он повернулся к охотнику. - Что эти счетоводы смогут мне сделать? - Не их я защищаю, а тебя, италик. Ты думаешь им понравится, что ты товар у них отбирать станешь, они тебя за это похвалят? Они в этом городе будут как змеи в траве, подловят да и разорвут в клочки, - повысил в ответ голос и вскинул руки Андроник. Он сам не жаловал всяких воротил, но чувствовал, что злить их себе дороже. Но Нений никак не отреагировал на возражения. - Переживай лучше за них, а не за меня. Я с такими тварями сражался, что мне какие-то пузатые лавочники, которые ничего тяжелее драхмы в руках не держали,- насмешливо бросил в ответ Нений, демонстративно отмахнувшись от охотника. - Хватит тебе. Андроник, я понимаю твое беспокойство, но я принял решение. И если они попытаются дать нам отпор или переметнутся, мы демонстративно и без всякой жалости покончим с ними, - не желая более видеть перед собой препирательств, взял слово Курий, поставив точку в споре.       Андроник покачал головой, показывая что не в восторге от решения Курия, но не стал спорить и лишь кивнув, отправился обратно к воротам, а Нений помчался готовить свой отряд для ночных прогулок. Сам опцион еще потратил некоторое время на доработку и обдумывание своего решения. После этого он в сопровождении отряда легионеров явился на агору, где объявил собравшимся о новом распорядке в городе. Объявление Курия о новом правиле перед собравшимися на площади горожанами было встречено молча, без какого-то энтузиазма, но и негатива тоже особо не было. Комендант видел, что большинство жителей были бы не против этого, но опасались, что римляне начнут этим злоупотреблять и обирать не только тех, кто торгует втридорога, но и всех остальных, у кого будет что забрать. Желавших сдать излишки практически не было, кроме пары-тройки рук среди сотен горожан. Большинство смирилось с новыми правилами и уже стало думать, как лучше будет при них выживать.       С тех пор по ночам в Одессосе было неспокойно, по основным улицам и площади постоянно шагали небольшие патрули, реагирующие на любое подозрительное движение. По городу ползли нехорошие слухи о некоторых монстрах, которые после неудачного штурма спрятались в городе, что некоторые им с радостью помогают. Бесконечная тревога и нервозность стали неизменными спутниками всех горожан, умножая взаимные подозрения и обвинения. Неудивительно, что Курию сыпалось по несколько доносов в неделю, в которых горожане обвиняли своих недоброжелателей в подпольной торговле и даже сотрудничестве с монстрами. Однако все они оказывались либо плодом всеобщей паранойи, либо сведением счетов.       По ночному городу постоянно ходили небольшие патрули. Обычно их бывало по 5-10 отрядов, состоявших как из легионеров, так и из местного ополчения. С наступлением темноты жители побаивались без причин выходить из своих домов. Во-первых, не заканчивались слухи об оставшихся в городе чудовищах, а во-вторых никому не хотелось попасться на глаза патрульным и провести пару дней в подземельях цитадели.       Нений с четырьмя подручными рьяно принялся за исполнение приказа. С заката прошло немало времени, даже луна успела немного проплыть по ночному небу. На улицах Одессоса, как обычно, было пустынно, мало кто решался выйти на улицы ночью. Никто не хотел попасться римлянам или их помощникам и потом в цитадели отвечать на неудобные вопросы. Вот и сейчас Нений не видел ни души на пустых улицах, слушая лишь как волны бьются о берег, да гуляет ветер меж домов. Он уже две недели бродил по опостылевшим улочкам, которые казались стали ему родными. Еще немного и он сможет ходить по ним с завязанными глазами и все равно придет куда надо. Когда все только начиналось, когда Курий объявил о борьбе с мешочниками, Нений был полон энтузиазма и не спал две ночи подряд, рьяно выискивая преступников, но не находил ничего кроме пустых переулков. На вторую неделю легионер ходил немного опустошенный и злой и, ничего не найдя на очередной улице, с раздражением пнул кусок черепицы. Да и урезанный паек давал о себе знать.       Выругавшись себе под нос Нений приказал сонным соратникам сворачивать из переулков на главную улицу и возвращаться в цитадель без улова. Но проходя мимо одного закоулка скучную ночную симфонию разбавили голоса откуда-то из темноты. Они едва-едва доносились до его ушей и поначалу римлянин принял их за эхо, но чуть громкий разговор продолжался. Сложно было разобрать о чем шептались безликие тени в темную безлунную ночь.       Глаза Нения вновь вспыхнули как раздутые угли и, приказав идти как можно тише, пошел на голоса, чтобы найти нарушителей порядка. Легионер еще даже не знал, кого он найдет,но молча благодарил Фортуну за такой подарок. - Здесь тебе и твоим детям хватит на пару недель. К тому же я раздобыл кое-что новенькое. Давай сюда драхму и три обола сверху и мы в расчете, - с трудом расслышал Нений какой-то низкий мужской голос и заметно приободрился, потому что наконец-то нашел свою цель. - Но у меня только четыре обола, господин, пожалуйста, мне нужно лишь это зерно, а ягоды оставь себе, - растерянно и испуганно залепетал женский голос в ночи. - Слушай, меня тут к кресту прибить могут, ради тебя жизнью рискую.Так что будь благодарна и давай сюда драхму и забирай свой мешок, коли хочешь только его, - настойчиво стал требовать мужчина, не принимая возражений или объяснений со стороны женщины. - Но подождите, господин, у меня же нет стольких денег, помилуйте. Моя семья не настолько богата, а мужа убили эти проклятые твари, - женский голос наполнялся отчаянием и он сильно тронул душу легионера, едва не заставив выдать себя. - Мне неинтересно, кто из-за чего пострадал. Давай свои оболы и снимай браслет, да поживее, не заставляй меня ждать! - терял терпение, но все равно оставался тихим мужской голос. - Мне еще надо успеть две улицы обойти, так что пошевеливайся.       Нений аккуратно скользнул в проем между домами и, прищурившись, увидел две фигуры. Одна из них с двумя мешочками была завернута в плащ и нервно переминалась с ноги на ногу, а вторая закутанная в траурную одежду лихорадочно и дрожа пыталась снять с руки недорогой браслет. Легионер понимал, что должен быть осторожнее и подобраться поближе, но чувства и благородная ярость возымели верх. - А ну прекрати бесчинство, ублюдок! Именем Сената и римского народа ты пойдешь со мной! И мне неважно, живым ты это сделаешь или мертвым, - Нений демонстративно вытащил клинок, а его голос прогремел на всю улицу, заставил торговца уронить уже полученные оболы, которые тот старательно пересчитывал.       Завидев легионеров, грек толкнул женщину и бросился наутек с мешками наперевес. Даже со своим товаром он бежал быстро, подгоняемый криками легионеров, словно лошадь кнутом. Нению и его воинам с трудом удавалось поспевать за торгашом, который раз за разом ловко нырял в узкие улочки и казалось, растворялся в ночи. Но тяжелое дыхание и хаотичный топот по мостовой раз за разом выдавал беглеца. Легионеры неумолимо, словно гончие, неслись за ним, пытаясь загнать в угол.       Беглец в очередной раз решил обмануть судьбу и, чуть замешкавшись, отцепил темный плащ, в котором словно в сети ретиария замешкались и запутались легионеры. Пробежав мимо преследователей грек уж было думал раствориться в одном из переулков или запрыгнуть на крышу, но сильный удар в живот оборвал все нити к спасению. На шум прибежал соседний патруль и когда Нений наконец порвал в клочья плащ беглеца, тот предстал перед ним лежащим у ног двух легионеров. В шаге от него лежали развязавшиеся мешочки. Из одного из них мостовую высыпались зерна. В другом же виднелись какие-то странные розоватые плоды, напоминавшие сливы. - Так, вот ты и добегался, мерзавец! - торжествующе произнес легионер, поднимаясь с поваленного беглеца, пока второй воин собирал рассыпавшееся из мешка плоды. - Я же ничего не сделал, я лишь хотел накормить голодавших... - едва-едва смог прохрипеть беглец, из которого словно весь воздух вышел из-за мощного удара. Да и приложился лицом он об мостовую неплохо, там уже стал всплывать синяк. - Я слышал, как ты пытался накормить голодающую, обобрав ее до нитки! - Нений не упустил возможности выпустить пар и от души ударил по лицу беглеца, поставив ему еще один синяк, но уже под глазом. Причем удар оказался настолько хорош, что даже руки легионера не удержали беглеца и тот шлепнулся на мостовую. - Так, что тут у нас... Хм, зерно и еще какие-то ягоды. А известно ли тебе, что продажа зерна запрещена распоряжением Курия. Город может настигнуть голод, мы стараемся распределить продовольствие между всеми, а ты тут приторговываешь втридорога, отбирая у людей последнее, - деловито проговорил второй легионер, который закончил собирать зерна в солидный мешок, которого наверное хватило небольшой семье на несколько дней. - Да уж, всегда терпеть не мог этих мешочников. Сами нередко склады и лавки с зерном грабят, а потом еще и перепродают. Этих бандитов хорошо знаем. Поднимите эту падаль с земли и отведите в цитадель. Я думаю Курий будет рад сегодняшнему улову, - довольно произнес Нений, переводя дыхание после погони.       Запыхавшийся Нений думал ударить напоследок лежащего грека ногой, но удержался и помог поднять того с земли, после чего пошел со своим трофеем к цитадели. Несколько бессонных ночей не прошли даром, сегодняшний улов все их перекрыл. Мало того, что раздобыли еды, так теперь в их руках был этот торгаш. И Нений очень надеялся, что после нескольких часов он выложит им все, что знает.

******

      Клеопатра часто смотрела на себя в зеркало в своих покоях. Закрывшаяся ото всех, приказав какое-то время ее не беспокоить, царица могла побыть наедине с собой. Вот и в этот день, через какое-то время после возвращения из Рима она была здесь. Чувства и настроения перемешались в молодой царице, которая явно хотела добиться большего от Цезаря, получить более теплый прием в Риме от его аристократии. Но пришлось довольствоваться любовью толпы и после нескольких ночей с любимым возвращаться домой.       Однако даже тут Клеопатра не чувствовала себя полноправной хозяйкой положения. И дело было далеко не в римском гарнизоне, который приходилось содержать, Руфион как раз таки исполнительностью отличался. Уровень ниломера ее совсем не радовал, как и вести приходившие с далекого юга, где крестьяне жаловались на недостаток еды и произвол местных чиновников. К тому же, царские амбары в значительной степени опустели из-за поставок зерна в Рим. Все это, вкупе с еще одним чувством сильно беспокоило Клеопатру, тем более она не чувствовала себя спокойно, зная что ее сестра жива.       Спокойствие и одинокие размышления царицы нарушила Хармион, аккуратно, чуть слышно проскользнув в царские покои. Царица не сразу посмотрела в ее сторону, настолько глубоко она была погружена в свои мысли. Служанка же тактично молчала, терпеливо ожидая когда ее мудрая повелительница обратит на нее внимание. - Это ты, Хармион? Проходи, я уже собиралась вернуться к делам, - заметив свою служанку, Клеопатра постаралась отвлечься от невеселых мыслей и волевым усилием отвернулась от зеркала. - Что тревожит вас, моя повелительница? После возвращения из Рима вы на себя не похожи, - конечно самая верная служанка без труда поняла, что Клеопатру что-то гложет, гнетет. Но только сейчас, выловив свободный момент, она решила об этом поговорить.       Клеопатра смятенная промолчала. Она приложила ладони к вискам, в которых стучалось волнение. Она многое переживала и угрозы и лишения и даже изгнание. Но сейчас смутная тревога, которую сама царица понимала не до конца, грозилась захлестнуть ее и утопить, будто Нил, вышедший из берегов. - Много чего, Хармион. Я не понимаю, почему моя сестра до сих пор жива, почему Цезарь сохранил ее жалкую жизнь. Может он не доверяет мне или опасается чего-то с моей стороны? Или взять хотя бы этого обманщика-номарха Гилла, - Клеопатра перестала тереть голову и сжала ладони в кулаки. - Этот червь посмел обмануть меня, подделывал отчеты об урожае и теперь в его номе голод. А винить в этом будут не его, а меня. Может он не просто обманщик, а еще и заговорщик окажется, что злоумышлял против моей власти? - Это не так критично, моя царица, ваш народ любит вас, как царицу, как божество, - служанка лишь развела руками, прекрасно понимая переживания Клеопатры, но ей казалось, что царица зря так сильно казнит себя. Хотя возможно что за этим волнением стояло что-то еще. - Хармион, только с тобой я могу поделиться этими мыслями здесь. Но даже тебе этого не понять. Двадцать лет все вокруг говорили мне, что я есть богиня, воплощенная в человеческом теле. Хотелось бы наконец это ощутить, - продолжая смотреть в зеркало, произнесла царица. Она будто пыталась разглядеть не просто женщину в царском одеянии, а увидеть живое божество, хоть какие-то черты, что отличали ее от простой смертной. Но ничего не было. - Но вы и есть богиня, госпожа Клеопатра, иначе бы обладали вы троном, да и таким умом, - подивилась сомнениям повелительницы Хармион, которая с детства привыкла видеть в своей госпоже живое божество, благо та сама не забывала всем об этом напоминать. И то, что Клеопатра вообще задумалась на эту тему было для нее удивительно. - Да, но я не чувствую этого. И дело ведь не в поклонении, а в моих способностях, моем могуществе. Я не чувствую в себе силы, которой должна обладать. Лишь иногда я чувствую слабый огонь внутри и тот больше походит на дотлевающий уголек. Почему моя сила практически не проявляется, когда она так мне нужна, - посетовала раздосадованная Клеопатра. Ведь если она Исида в человеческом теле, разве нужны были ей армии и союзники, чтобы утвердить свою власть? Стоило богине боятся заговоров смертных, их ядов и клинков? - Так это нормально, моя повелительница. Вам ли не знать, что ваше тело лишь оболочка для божественного духа, как это было с тех пор как родился великий Нил, - подивилась Хармион скепсису правительницы, которая будто бы все позабыла о себе. - Каждый египтянин знает это испокон веков. - А многие ли из моих вельмож считают меня богиней? Они постоянно пытаются обмануть меня, подделывают отчеты, замалчивают проблемы, не дают жалобам моих подданных дойти до меня. Если бы я только могла заставить их делать то, что нужно у меня была бы совсем другая страна, которая действительно была бы лучшей в мире, - раздосадовано произнесла Клеопатра, которой было больно признавать свое бессилие в борьбе с собственными вельможами. - Поотрубать их поганые головы и все, как Потину и его шайке и проблема решена, - предложила самый простой и очевидный для себя вариант Хармион, тем более что Клеопатра не отличалась излишним милосердием к своим врагам.       Клеопатра на мгновение приободрилась, но быстро потухла, чуть мрачно улыбнувшись. Если до этого она ходила взад-вперед перед большим зеркалом, то сейчас царица опустилась на свое ложе. Еще год назад она действительно верила, что убийство, демонстративная кара всех преступников наведет порядок. Но стоило отрубить головы одним обманщикам, ворам и лжецам, как они появлялись вновь, будто отрастающие головы гидры. - Мы уже это делали, Хармион, вроде помогает, да вот не очень. Да, откровенную гниль, вроде банды Потина я вымела, но сколько подобных им осталось, замаскировалось. А сколько хочет пробраться под мое покровительство? Эти змеи кланяются мне, чтобы поближе подобраться и бдительность мою усыпить. И откуда их столько берется? - покачала головой Клеопатра. Она немного лукавила, под ее властью подобного безобразия стало меньше, но все равно оставались и желающие поживиться богатствами Египта и откровенные обманщики. - Знаешь сколько до меня было фараонов, убитых своими вельможами? Были ведь и семьдесят царей, правившие семьдесят дней. - Быть такого не может, мне кажется это просто метафора, - подивилась Хармион таким сведениям, которые царица вычитала из Манефона. - Как это можно править лишь по одному дню?       Клеопатра взялась за голову, интуиция и гнетущее предчувствие пожирали ее изнутри. Ей казалось что достаточно убить Птолемея и его сторонников и все угрозы исчезнут - все признают ее единственной правительницей. Но Цезарь отказался казнить Арсиною и царица не чувствовала себя в безопасности пока дышала и отравляла землю эта змея. Иногда Клеопатре казалось в снах, что Арсиноя получает ее диадему и ее трон из рук римлян или других восточных царей или тайного ордена. - Я понимаю ваши опасения, моя царица, но мне кажется вы немного преувеличиваете. Поверьте, пока я рядом с вами ничего не случится. Я всю жизнь была с вами, сама моя суть это служение вам. И если вам суждено погибнуть, я погибну с вами, - твердо заверила свою повелительницу Хармион, которая всегда делила со своей правительницей лишения, изгнание и триумфы. - Спасибо, Хармион, но поэтому я и хотела бы выловить, вымести всю эту гниль до конца, чтобы тебе не приходилось собой жертвовать ради меня, - Клеопатра была тронута заботой своей верной служанки, которая всегда была с ней и во дворце и в изгнании и которая всегда вызывалась дегустировать яства повелительницы. - Если бы все были такие как ты или как Цезарь. Я могла бы быть самой собой, не прятать и не скрывать своих чувств.       Жизнь проведенная в притворстве и обмане. Клеопатра даже забывала, каково это быть самой собой, какая она настоящая и чего она на самом деле хочет. Раскрывать свои чувства, помыслы было слишком опасно, ибо немало найдется желающих использовать их против нее. Пример сестры Береники был яркий тому пример - сложно было забыть, как ее пустую и бестолковую голову преподнесли римляне в дар ее же отцу. - Мне кажется рядом с Цезарем вы были бы в полной безопасности. К тому же, я видела вас. Когда были рядом с ним и в Египте и в Риме... Клянусь, за всю жизнь, что провела подле вас, я не видела вас более счастливой. Будто сам Амон-Ра снизошел на землю на своей ладье, - восторженно сложив руки и чуть закатив глаза пропела Хармион, для которой не было большего счастья видеть радость повелительницы. - Я не знаю, конечно я бы хотела быть с ним, но слишком много препятствий у нас на пути. Ты же видела этих римских аристократов и слышала, какие поганые сплетни они про меня распускают, - несмотря на все доверие к Хармион, признаться в своих чувствах к римскому правителю оказалось сложнее, чем думала царица. - Но я чувствую то, что нас связывает.       Клеопатра многозначительно посмотрела вниз и приложила руку к чуть округлому животу. Она никогда не была в таком положении и она чувствовала, что в ней зарождается новая жизнь и сомнений этому становилось все меньше. Ее с Цезарем теперь будет связывать нечто большее, чем любовь, дружба или политический союз. Клеопатра с одной стороны была этому счастлива, как и любая женщина, что носит под сердцем плод искренней любви. Но с другой, это лишь добавляло ей тревоги. - Так это же замечательные известия, моя царица, - Хармион без лишних слов поняла намек царицы и просияла, восторженно хлопнув в ладоши. Она была искренне счастлива, что у ее повелительницы будет наследник от любимого человека. Но сама Клеопатра не спешила сиять радостью. - Замечательно, но ждет нашего сына или нашу дочь? Ты видишь, какое невзрачное наследие оставил мне мой несчастный отец. А что останется после меня? Я не хочу, чтобы моим детям осталась разграбленная казна, разоренные, опустевшие номы, мечтающие об отделении.И тем более я не хочу, чтобы существовала кто-то, кто могла бы покуситься на их законный трон, - Клеопатра понимала, что может слишком сильно себя пугает, но она не могла выбросить из памяти своего отца - Птолемея Авлета. Она не хотела повторять его ошибок, повторять ошибок фараонов древности и хотела, чтобы при ее наследнике Египет пережил еще больший расцвет, а не новый упадок.       Хармион все же не была сановницей, она не так глубоко понимала, что и как в государстве работает. Но она знала свою царицу как никто другой и ее сердце сжималось от боли, когда она видела страдания повелительницы. Она понимала, что царица впервые в таком положении и почему она так волновалась.       Клеопатра боялась, что ее тайные враги воспользуются ее слабостью. Она слишком долго шла к этой власти, слишком многим пришлось ей и заплатить, чтобы выпустить ее из рук. Нет, она ни за что не даст повода усомнится в своей силе и если кому и передаст диадему, то лишь их общему с Цезарем наследнику. - Моя повелительница, почему бы вам не обратиться за помощью к вашим божественным родственникам, моя повелительница? Попросите их благословения. Они ни в коем случае не откажут вам. Мы вместе отправимся в Фивы к священной ладье Амона, вознесем ему обильные жертвы и славные гимны, - после определенных раздумий, Хармион подскочила с места, пораженная столь простой и столь эффективной идеей. - К тому же вы посетите свои города, покажете людям Египта, что не забыли о них. Пусть они вспомнят, что вы их повелительница мудрая и справедливая, а не какие-то разбойники или самозванцы.       Предложение Хармион заставило царицу отвлечься от мрачных мыслей и жутких видений, которая она себе же создавала. Клеопатра отвернулась от зеркала и опустилась на свое ложе, смотря на росписи стен своих покоев. Она смотрела на своих божественных родственников и покровителей, хранивших Египет от темного бога Сета и змея Апофиса, пытавшегося поглотить солнце. - Знаешь, а ведь ты права.Это лучшее, что я могу сейчас сделать. Отправляйся к Ираде, передай что мы собираемся в Фивы. И пусть поторопятся, даю три дня на сборы, - взвесив все за и против, царица приняла решение и тут же принялась отдавать распоряжения, вновь почувствовав вкус командования и контроля.       Клеопатра заметно приободрилась, будто ухватив луч света и тут же поручила Хармион отправиться к другим слугам и собираться в дорогу. Путь до Фив был неблизкий, около трех недель вверх по великой реке Нил. Надо было покинуть дворец и вновь явить себя подданным, напомнив, кто единственная и законная правительница. Приготовления шли довольно скоро, на Нил вновь вышла царская ладья, как и несколько кораблей сопровождения. Рабы и слуги без устали погружали на суда все необходимое, приводили в порядок паруса и весла. Клеопатра не хотела надолго оставлять свою столицу.       Руфион наверное так ничего бы и не узнал о планах царицы, если бы не верные легионеры, что несли службу во дворце. Те обратили внимания на странные приготовления недавно вернувшейся царицы к новому путешествию и поспешили известить командира. И действительно, римский командир в Египте застал царицу уже за последними приготовлениями. Она властно отдавала распоряжения слугам и стражам, которые грузили на корабль щедрые дары Луксорскому храму и богам Египта. - Царица, позвольте узнать, для чего все эти приготовления? Вы куда-то собрались без моего ведома? - деловито поинтересовался Руфион, естественно получив от своих солдат сведения о готовящейся поездке Клеопатры вверх по Нилу. - Мне нужно исполнять свои царские обязанности, Руфион. Я должна участвовать в церемонии в Луксоре, если не хочу навлечь на своих подданных гнев моих божественных родственников. И уж тем более, я не намерена ставить под сомнение свой царский статус, - как всегда, важно отчеканила Клеопатра, которой не совсем нравилась необходимость отчитываться о каждой своей поездке перед римским командиром.       Ритуалы в Луксоре значимы для фараонов Египта, не только с точки зрения божественного благословения. Это было подтверждение священного права царствования для правителя долины Нила. Курион же не особо разбирался в местных обычаях и явно воспринял это как некую блажь несколько капризной Клеопатры. - Так вы и так царица, Клеопатра, а на всех, кто в этом сомневается, вы обрушиваете различные кары. С помощью моих воинов даже. Неужто так необходимо уплывать в Луксор, неужто от того, что вас там не будет погаснет солнце, а Нил пересохнет? - пожал плечами приставленный к царице легат, не видя необходимости для участия Клеопатры этих церемониях. - Знаешь, такое может случиться, в истории Египта несколько династий навлекли на страну голод, нашествия кочевников и народов моря из-за недостаточного почтения богам. Тебе этого не понять, Руфион, ты не египтянин. Право царствования даровано мне божественными родственниками и я должна подтверждать это право каждый год. Так что считай как хочешь, но я отправлюсь в Луксор. Я ценю твою заботу, но покуда Египет не римская провинция правлю здесь я, - позиция Клеопатры была жесткой и принципиальной. Ее обычно светлые фиалковые глаза теперь выражали твердую решимость.       Руфион замолчал, подбирая слова, а подобрать их было трудно. Аргументация Клеопатры была сильна и ее доводы весомы и легат честно признавал, что не сможет ее переубедить. Однако и отпускать ее опасался, чуя что-то недоброе. -Вы могли бы меня об этом предупредить, я бы подготовился и отправился с вами. Как-никак Цезарь дал приказ охранять вас любой ценой. Я просто не могу допустить, чтобы с вами что-то произошло, - настаивал на своем Руфион, не желая подводить доверие Цезаря.       Пусть Руфион и старался этого не показывать, но Клеопатра не один год провела в своем дворце и прекрасно чувствовала, что на душе у человека. И она видела, как римский командир задет и оскорблен тем, что царица совершенно не предупредила его о своих планах. С другой стороны, участие в ритуалах было обязанностью фараона и дополнительно предупреждать о них иноземцев Клеопатра считала излишним. - Нет, Руфион, ты остаешься здесь, будешь следить за порядком в столице. Ритуалы в Луксоре это дело фараона и римляне там совсем ни к чему, - отрезала Клеопатра, понимая как подобное может выглядеть в глазах ее подданных. Ее недоброжелатели стремились выставить ее лишь марионеткой Рима, готовой продать Египет варварам в обмен на власть и подогревать подобные слухи подобными мерами ей не хотелось. - А если с вами что-то случиться? Вы понимаете, что с меня шкуру спустят и посадят в медного быка, - покачал головой Руфион, не желая подвести Цезаря, который поручил ему охранять и присматривать за Клеопатрой. В Александрии это было сделать нетрудно, а вот за ее пределами могло произойти всякое. - Руфион, пойми, ничего не случится страшного, если я отправлюсь в Луксор. Со мной есть моя стража, есть верная Хармион. К тому же, этот фестиваль не займет много времени, как и мой путь туда. Мы можем потратить два-три месяца, а ты будешь вместе с Зеноном присматривать за столицей, - невозмутимо ответила Клеопатра. С ней было достаточно стражи и слуг и она ощущала себя в безопасности. А то, что она идет в Луксор, должно было дать ей покровительство в пути.       Клеопатра видела как Руфион ломается, не желая соглашаться с ней, но в итоге римский командир сдался и махнул рукой. Обреченно легат вздохнул, признавая поражение перед упрямством царицы и согласился на ее путешествие. - Хорошо, будь по-твоему, царица Египта, но заклинаю вас, вернитесь поскорее, мне будет спокойнее, когда вы рядом. С меня ведь кожу снимут, да в быка засадят, если что-то с вами случится, - Руфион тут конечно утрировал, но Цезарь вряд ли бы похвалил его за недосмотр. За Клеопатрой надо было присматривать и это было личное поручение диктатора, не желавшего терять столь ценного союзника. - Благодарю тебя, Руфион. Не стоит за меня переживать, я вернусь через два месяца, и все будет как было и даже лучше, - к удивлению легата довольно искренне поблагодарила его Клеопатра, что бывало не так уж и часто. Царица одарила его приятной и нежной улыбкой, а затем вернулась к работе.       После этого приготовления продолжились полным ходом, а Руфион более не мешал собирать царскую ладью. Клеопатра была полна решимости посетить Луксор и принять участие в священном фестивале. Как-никак это было необходимо не столько для нее, как для царицы, сколько для будущей матери - получить божественное благословение и поддержку.

******

      Алкмена аккуратно выскользнула на улицу, озираясь по сторонам и вслушиваясь в каждый шорох, в каждый звук. В прошлый раз у нее ничего не вышло и ее чудом не заметили патрульные. Лишь в последний момент, когда монстр уже слышала дыхание италиков их отвлек какой-то силуэт в соседнем закоулке, позволив Алкмене укрыться на крыше.       Несколько дней Алкмена осторожно, из тени, наблюдала за римлянами и их греческими союзниками. Не нужно быть Афиной, чтобы заметить закономерность в движении патрулей и их периодичность. В кои-то веки Алкмена радовалась порядку и дисциплине своих врагов, ибо они делали их весьма предсказуемыми. Особенно характерно было для италиков, диверсантка точно могла сказать, сколько шагов пройдут они по любой ближайшей улице, за угол заглянут, а за какой нет. Она хотела добраться до порта, но помнила про указание, данное ей.       Алкмена аккуратно и тайно поддерживала контакты с подругами за стенами при помощи нескольких гарпий. Те, взмыв высоко в небеса, под самые облака, пересекали стену и спешили спуститься в спящий город в какой-нибудь темный сад, где уже погасли огни, либо в разрушенный дом, который горожане обходили стороной. Там они делись с Алкменой последними новостями, давали новые задания, получали информацию и назначали новые встречи и их места.       Вот и сейчас она аккуратно, не без излишней грации скользила по темным улицам. Слыша шаги, Алкмена мгновенно растворялась в тени между домами или в садах меж деревьями, сливаясь с их стволами. С собой у нее был только небольшой кинжал, который, если бы не особый материал, сгодился бы только на чистку овощей. Иного оружия ей было и не надо. Так, аккуратно и методично, шаг за шагом, дом за домом, Алкмена неумолимо приближалась к цели. Она ощущала себя настоящим хищником, будто кошка, пытавшаяся подкрасться к ничего не подозревающей добыче. И вот наконец она подкралась к небольшой тенистой рощице, окруженной невысокими домами.       Придя на место, Алкмена затаилась среди деревьев и листвы и стала наблюдать за небом, озираясь по сторонам. Обычно стража здесь не бродила и в такие места не заглядывала, ограничиваясь улицами, да переулками, но сюрприз преподнести могла. Но удача на этот раз была на ее стороне и диверсантка не услышала ни единого звука или шороха, похожего на приближающуюся опасность. Зато вскоре она услышала или скорее почувствовала как над ней разрезается воздух. Черная гарпия неслышно, но быстро пикировала вниз из облаков, стремительно опускаясь в рощу. И судя по отсутствию криков и ударов по щитам, ей удалось остаться незамеченной. - Ты как всегда вовремя подруга. Какие вести? - Алкмена с удовольствием бы поболтала с подругой гарпией, но времени была мало. Она раз в несколько дней осторожно прилетала в город, дабы поддерживать связь лазутчицы с армией и оттого их встречи были очень коротки и всегда в разных местах. - Все как обычно, Алкмена, у меня. Но для тебя есть дело. Позавчера мы нашли недалеко от стен стрелу с куском пергамента, некий Дионисий очень хотел бы с нами поговорить, - сначала гарпию, по привычке, потянуло было на разговор о себе, но она быстро вернулась к делу, прикрываясь черными крыльями. - Он должен жить в богатом доме на небольшом холме у берега. И Астерия хотела бы, чтобы ты с ним поговорила.       Алкмена чуть подозрительно прищурилась, вглядываясь в небольшую записку, что была у гарпии. Действительно, кто-то довольно влиятельный, раз он жил в столь хорошем доме, предлагал монстрам свою помощь. Для Алкмены это было бы весьма кстати, а то бесконечно прятаться у Актинии и ее мужа было слишком опасно, да и сторонники всегда нужны. Но было и некоторое недоверие, не говоря уже о том, что ей надо было еще успеть добраться до прибрежного склада в эту ночь. - А почему бы тебе туда не слетать и не поговорить с ним? Письмо-то вам пришло, а не мне, - резонно поинтересовалась Алкмена, поскольку думала, что ее предводительницы найдут способ поговорить с потенциальным перебежчиком, не отвлекая ее от задания. - Потому что у меня нет времени на это, к тому же ты этот город знаешь куда лучше меня и больше живешь среди людей. Ты лучше знаешь, как они думают и чем мыслят. Да и постоять за себя можешь. А теперь извини, но мне пора возвращаться, - черная гарпия аккуратно выглянула из переулка, дабы убедиться, что вокруг нет лишних глаз и приготовилась к взлету. - Расскажешь потом, как оно прошло, и что этот Дионисий надумал.       После этого монстр резко взмыла вверх, стараясь поскорее затеряться на фоне ночного неба, затянутого небольшими облаками. Сама Алкмена, держа записку в руке, осторожно выскользнула из укрытия и поспешила отправиться к цели, чтобы успеть нанести визит на склад.       Алкмена была бы и рада принять истинный облик и просто прилететь в дом Дионисия, но тогда ее точно бы увидел какой-нибудь патруль. Перемещаться пешком в темном плаще, перебегая от угла к углу, было конечно дольше, но куда надежнее. За время пребывания здесь, суккуб изучила большую часть города, что позволяло ей проскользнуть между домами при появлении какого-нибудь патруля на улице. Римляне и греки ходили нечасто, группами по два-три человека и не особо вглядываясь в темные закоулки. Серьезных неприятностей Алкмена доставить не успела и оттого бдительность стражей была не на высоте.       Много времени пришлось потратить ей на то, чтобы миновать все улицы, всех стражей и найти нужный дом, но ей это удалось. Дом Дионисия и вправду был побольше большинства и более того, имел несколько пристроек и ухоженный сад с яблонями, а у входа скучали два грека с дубинами, поочередно бросая кости. В Фанагории так жили в основном самые влиятельные горожане, подчеркивая свою значимость для города.       Алкмена без труда проскользнула в сад, а дальше пошла прямо к стражам. Она не боялась их и сразу же показала послание от Дионисия с его знаком, которое было ее приглашением в этот богатый дом. Стражи подивились столь поздней гостье, но увидев печать господина поспешили проводить ее внутрь. Охранники и слуги действовали на удивление быстро и профессионально, без лишнего шума. Посланницу мгновенно пропустили внутрь, скрыв от посторонних глаз, а затем один из слуг повел ее к самому Дионисию.       Путь до покоев показался весьма длинным, ибо дом у местного богача был большой, в нескольких комнатах Алкмена краем глаза замечала других людей, которые возились с доверху набитыми мешками. Но вот наконец двери открылись, и ведомая слугой диверсантка увидела потенциального перебежчика. Дионисий был не особо примечателен, подобных ему Алкмена не раз и не два встречала в Фанагории, невысокие, более упитанные чем остальные и притом опрятные и аккуратные. Несмотря на поздний час хозяин дома выглядел так, будто сейчас ему придется встречать важных гостей. Выделялись еще и несколько перстней с драгоценными камнями. - Спасибо, Гилл, ты свободен, возвращайся на пост, никого не впускай и сам не приходи, пока не позову, - поблагодарил своего слугу Дионисий, после чего твердо отослал его прочь. Ему явно не терпелось поговорить с посланницей войска Ехидны. - Как мне обращаться к такой прекрасной женщине? - Я Алкмена. Мне приятно, что вы делаете мне комплименты, но у меня много дел. Скажите, Дионисий, для чего вы искали встречи со мной, для чего привязали к стреле этот пергамент? - негромко спросила Алкмена, подходя поближе к аристократу, стянув черный плащ с себя. Ей, как и любой девушке было приятно слышать теплые слова в свой адрес, но ей еще нужна была трезвая голова для следующей цели. - Алкмена, вот как. Буду рад знакомству. Если хотите есть или вас мучает жажда, моя яства в вашем распоряжении, - Дионисий предложил новой знакомой, занять ложе напротив него, чтобы было удобнее вести разговор. - Ваша армия осадила мой город и чуть было его не захватила. По идее я должен вас бояться и ненавидеть, но я не как все. Я вижу определенные перспективы.       Дионисий был уважаемым человеком в городе, если угодно даже одним из тех, кто им неофициально управлял, оказывая значительное влияние на архонта. Но после прихода Рима пришлось считаться и с ними, заводя новые связи. И если с вновь назначенным легатом Валерием найти общий язык было нетрудно, то вот жесткий комендант Курий был себе на уме, полный решимости защитить город. - Этот город повидал многое, поменял нескольких за последние десятилетия. И всех ему удавалось пережить. Мой род был всегда на хорошем счету, все мои предки вносили вклад в управление городом и если какие-то безумцы хотят его погубить и обратить в руины, то мой долг этого не допустить, - начал издалека богатый грек, смотря на вековые стены своего дома, в которых побывало немало завоевателей от фракийцев и даков до римлян. И несмотря на все, он устоял. - Вы говорили, что недовольны римлянами и хотели переговорить с кем-то из осаждающих, вот я здесь, перед вами, - Алкмена была совсем не в восторге от того, что Дионисия понесло куда-то в сторону. Да, ей его рассуждения были отчасти знакомы, но пришла же она сюда не историю города выслушивать.       Римская власть Дионисию, как и его отцу была мягко говоря не по душе. Дело было даже не в какой-то культурной разнице, пусть даже эти италики были лишь жалкими подражателями цивилизованным грекам. Хуже было то, что Рим требовал заметно более высоких налогов, чем Митридат Евпатор, заодно взвалив на горожан обязанности по содержанию римского гарнизона в наказание за поддержку Боспора в одной из их многочисленных войн против Рима. - Да, хотел. Я не уверен, что город продержится долго, я видел, на что способны ваши воины. Мне важно быть на стороне победителей и быть уверенным, что они будут не хуже проигравших.Если бы я был до конца верен кому-либо, разве жил бы я в этом роскошном доме, имел несколько личных кораблей и огромные запасы самого разного товара. Я предпочитаю называть это не предательством, а предвиденьем. Нет ничего постыдного в том, чтобы договориться с будущим победителем, - начал довольно длинную тираду в ответ Дионисий, в какой-то момент начав говорить сам с собой. Оно и понятно, человек решился на сделку с теми, о ком почти ничего не знал. - Но я рассчитываю на благосклонность твоих повелителей, Алкмена. Они не будут хуже римлян, по крайней мере для меня? - Ни в коем случае, Дионисий, мы совсем не римляне и для вас это хорошая новость, как и для большинства жителей города, - здесь Алкмена не сильно лукавила. Она на своем опыте убедилась, что Ехидна куда лучше и милосерднее ее прошлого повелителя Фарнака. Заинтересованная суккуб приподнялась на своем ложе, поправляя серебряный перстень. - Каковы ваши условия? Скажите их и я передам их своей повелительнице. - Отлично, во-первых, я должен стать главой города. Мне не важно, как вы это назовете, или кого вы поставите им управлять - решения должен буду принимать я. А во-вторых я хочу, чтобы я платил в два раза меньше налогов, чем Риму, ибо эти головорезы в красном обирают похлеще боспорских деспотов, - Дионисий удовлетворенно хлопнул в ладоши, даже подскочив на своем ложе, ему явно казалось что будет немного труднее. - И всего-то? Нашей повелительнице Ехидне не нужны ваши богатства и ваши деньги. Я думаю она с радостью вовсе освободит вас от каких-либо податей. А стать главным... Я думаю мы можем это устроить, если вы конечно поможете нам, - Алкмена даже не удержала смешок - все же люди с момента ее обращения ничуть не изменились и было довольно забавно наблюдать за их довольно примитивными желаниями. - Великая Ехидна не алчна и не жестока, но ее благодати необходимо пойти навстречу.       Дионисий от услышанного аж раза два стукнул себя кулаком в грудь - оливка попала не в то горло. А по-другому и быть не могло, когда грек услышал про освобождение от всяких податей, ему показалось это какой-то шуткой. Какой правитель в здравом уме будет отказываться от налогов и податей? Да и в нездоровом тоже. - Кх, коли так.... Я все равно ничего не теряю. Договорились. Передайте своим правителям, они могут полностью на меня положиться, - прокашлявшись, наконец дал согласие сбитый с толку Дионисий. Как-никак даже если это было обманом, стоило выбирать победителей, а не проигравших. - Вот и замечательно, моя повелительница будет очень рада столь ценному пополнению в наших рядах. И не стоит так удивляться нашим требованиям, мою великую мать интересуют совсем не деньги, а нечто куда большее - идея и возможности изменить мир, как она поменяла уже многих, включая меня, - удовлетворенная согласием, произнесла Алкмена, радуясь тому, что Дионисий так быстро и относительно легко согласился. - Уж не знаю, что для вашей повелительницы может быть важнее денег или власти, все борются ради них, просто кто-то открыто, а кто-то прикрывшись красивыми словами о цивилизации или свободе, - неосторожно произнес Дионисий, все еще переваривая произошедшее. Слова несколько задели Алкмену, но она быстро забыла их, простив еще не достигшего истинного понимания человека. А вот следующая просьба торговца оказалась неожиданной. - Знаете, я ведь сумел немного посмотреть на вас, на переговорах, особенно на ту особу, что горела молниями. Битву я переждал здесь. Алкмена, моя просьба может показаться странной, но я хотел бы видеть ваш истинный облик. Я бы хотел вблизи посмотреть на тех, кто наводит страх на бывалых и многое видавших воинов и на тех, с кем я хочу объединить усилия.       Алкмена слегка призадумалась, глядя в сторону. Времени было не так много, чтобы тратить его на такую, как ей казалось, ерунду. С другой стороны, не было никакого смысла отказывать греку, раз уж они решили начать сотрудничество, да и надоело так часто носить свою маскировку. Она аккуратно сбросила с себя плащ, будучи относительно красивой, но все же не самой выразительной человеческой женщиной. Но ее тело слегка загорелось и замерцало фиолетовым огоньком, отливаясь в ее истинную форму. Не прошло и минуты, как мерцание погасло и Алкмена смогла предстать перед греком во всей красе.       Дионисий не мог проронить и слова, зачарованно смотря на захватчицу не с городской стены, а вблизи. Небольшие, но мощные кожаные крылья, чуть завитые короткие рожки, хвост, довольно длинный и заостренный на конце. Глаза манящие и сияющие словно рубины и притом страстные, будто два огонька. Фигура была такой, что даже Афродита могла бы немножко, но позавидовать, практически идеальные пропорции во всем. И игривый, многообещающий огонек в глазах, словно призывавших распробовать это чудовищное, но крайне прекрасное тело. Воистину только Ехидна могла породить подобное. - Немыслимо...Это красиво и завораживающе... И в то же время пугающе, - несколько смущенно проговорил Дионисий, приоткрыв рот. Он явно не мог устоять и его мужское естество давало о себе знать, сбивая мысли. Но к чести торговца, ему хватило воли чуть отвести взгляд и охладить голову, но этот образ явно будет еще долго его преследовать. - Тело, словно лучшие скульпторы поработали, я не думал что в жизни бывает такая красота. Если бы римляне пленили кого-то из вас, то могли бы продавать такую красоту по весу золота. - Ох, я не всегда была такой, но дары повелительницы Ехидны творят чудеса. Я могу летать, я стала не слабее воина. А главное, я неотразима, верно? - похвасталась Алкмена, которой было приятно такое внимание к ее формам со стороны Дионисия. Однако всему хорошему приходит конец и посланница снова закрылась в свою накидку. - Но вернемся к делу. Есть ли у вас, Дионисий, какие-то опасения и подозрения? Есть что-то, что нам нужно знать о вас, о вашем городе? - Хм... Пожалуй, да есть. Осада города и особенно костлявая рука голода пока на моей стороне. Моих запасов достаточно, чтобы заработать столько денег, сколько я бы за пару мирных лет не получил. Но эти римляне, они недовольны. Они хотят запретить всякую торговлю, забрать все, что я могу продать. Они еще не сделали этого, но я чувствую, куда дует ветер и это чутье редко меня подводило, - поделился опасениями Дионисий. Мало для кого было секретом, что он был богат и сейчас это могло выйти ему боком из-за затягивающейся осады. - Мне нужен еще один вариант, путь отхода, если италики все же раскроют меня.       Дионисий предусмотрительно с самого начала осады приказал рабам тайком разгрузить свои корабли с провиантом, попрятав его в надежных местах. Теперь он имел возможность втридорога продавать горожанам свои обильные запасы, а при вопросах римлян ссылаться на бегство моряков с его добром. И пусть пока это работало, Дионисий понимал что играет с огнем и страшно искушает благословенную Тюхэ и рассматривал вариант оставить город с помощью монстров. - Я подумаю что мы можем сделать, но Дионисий, наша повелительница щедра, но она ожидает вашей помощи и вашей поддержке. Это же сделка, вы нам, а мы вам. Что мы можем вам дать, мы обговорили. Настал ваш черед Дионисий, - мягко и извилисто подошла Алкмена к вопросу о помощи ее подругам за стенами города. - Хм, я даже не знаю, что вам нужно. Я могу предоставить вам свои “пропавшие” корабли, но их всего пять, да и нужны ли они тем, кто умеет летать? Я могу рассказать все о городских укреплениях, патрулях, у меня есть подручные которые могли бы вам помочь. Но учтите, я не хочу получить на свою голову лишние проблемы, поэтому никаких восстаний или убийств, по крайней мере без атаки снаружи, - вопрос заставил Дионисия призадуматься. Он конечно многим мог бы помочь Ехидне и ее воинству, но он совершенно не был посвящен в их планы и как многие думал, что вот-вот будет новый штурм. - Ни в коем случае, Дионисий, как вам вообще могло прийти такое в голову? К тому же я не знаю, собираются ли мои подруги на новый штурм, - поспешила успокоить грека Алкмена, а затем расплылась в какой-то нехорошей улыбке. - Хм, а я придумала, как вы можете нам помочь. Дионисий, вы говорили что у вас есть десяток торговцев, верно? Которые продают людям еду. - Да, верно, у меня есть два-три десятка торговцев и еще несколько доверенных людей, отвечающих за связи с ними. Глупо будет попасться из-за не слишком быстрых дураков. Даже если один из них и попадется, то на меня указать у него не выйдет, - не скрывая гордости, похвастался своей гениальной придумкой Дионисий, которая позволила бы ему выйти сухим из воды.       Алкмена слегка хлопнула в ладоши, поскольку пока все складывалось идеально для ее замыслов. Этот человек определенно был умен и можно было поблагодарить удачу за то, что он решил перейти на сторону монстров. - Великолепно, друг мой, завтра в городе станет одним складом меньше. А у вас появится новый товар, который вы сможете прекрасно продать страждущим жителям, именно этого мы от вас и ждем, - Алкмена демонстративно отвернулась, показав снова свой изящный зад и крылья, выуживая что-то из своего плаща. Когда она вновь развернулась в ее руке был небольшой, но объемный мешочек. - Вот, вы поможете нам, если сможете все это продать. Хотя я думаю ваш гений сможет это сделать даже до следующего заката.       Алкмена своими тонкими и ловкими пальцами развязала узелок, приоткрыв мешочек. Удивленному и замершему Дионисию предстали странные плоды, которые едва поблескивали в свете жаровни. Фиолетовые и розовые плоды походили больше всего на сливы, но определенно это было что-то иное. Выглядели они соблазнительно и аппетитно, будто сами просили себя съесть, однако Дионисий устоял и, более того, недоверчиво посмотрел на посланницу. - Это еще что? Какая-то отрава? Нет, мы же договаривались, никаких убийств, отравлений и тому подобного. Эти италики с меня последнюю тунику снимут, если узнают про тайную торговлю, а если я начну продавать отраву, то сделают со мной то же, что и Аполлон с Марсием, а моими внутренностями как следует поужинают. Мне такого счастья не надо, спасибо, - выставив две руки вперед, отошел назад Дионисий, понимая, чего добиваются монстры. Не то, чтобы ему было жаль сограждан и особенно римлян, наоборот он был бы рад, если бы все италики выплюнули все свои внутренности от какой-нибудь дряни. Но если бы они поймали его на распространении отравы, церемониться бы не стали уж точно. Как-никак подпольная торговля зерном это одно, а торговля отравой совсем другое.       Алкмена надулась, а затем медленно выпустила весь воздух. До этого момента Дионисий более чем ее радовал и устраивал. Не было глупых вопросов, препирательств и ненужных споров, а сейчас он шарахнулся от ее даров, будто это была чистая проказа. - Да никакая это не отрава, от этих плодов еще никому плохо не стало, если хотите, можете убедиться сами, - с чудовищным усилием переборов свое раздражение возразила Алкмена, подходя к отступившему греку. Она настойчиво протянула этот мешочек чуть ли не под нос ему. - Не думала, что вы испугаетесь нашей пищи больше, чем нас самих.       Видя, что настойчивые уговоры мало помогают, Алкмена неохотно взяла один из диковинных фруктов. Держа плод среди своих тоненьких пальчиков она продемонстрировала его Дионисию, будто товар в лавке, а затем закинула себе в рот. Как следует распробовав необычный фрукт, она достала еще один, на сей раз протянув его недоверчивому греку. Дионисий, чуть отстранившись, тем не менее взял его в руки и самую малость надкусил, видно не до конца доверял этой посланнице монстров. - Видите, совершенно безопасно и к тому же очень вкусно и полезно. Да и вся выручка с их продажи будет вашей, - удовлетворенно произнесла Алкмена, смотря на то как Дионисий не торопясь пробует свой будущий товар. Считая, что дело сделано, она поставила мешочек в небольшую вазу. - Новую партию я передам вам через два дня в это же время. - Хм... Что-то похожее на виноград, но с чем-то еще. Но насыщает и согревает... А в чем смысл подкармливать осажденный город, если это никакая не отрава? - в недоумении почесал затылок Дионисий, закончив разжевывать необычный плод. Да, конечно он общался с существом из мифов и легенд, но должен был быть какой-то мотив и логика в ее необычных действиях. Для него, как для торговца это бы имело смысл, но за планами Алкмены стояло что-то совсем иное. - Это небольшой секрет, однажды я вам его раскрою, но пока пусть он лучше останется таковым. Жителям города можете сказать, что это виноград из Сарматии или берегов реки Оар, не столь важно, - Алкмена чуть хитро улыбнулась. Она небезосновательно опасалась, что если Дионисия раскроют, а она расскажет ему про истинный эффект плодов, выращенных дочерями Ехидны. - Что же, я полагаю мы договорились? - Да, мы договорились. Передай наше соглашение своей повелительнице и возвращайся через два дня, как обязалась, - теперь когда все сомнения разрешились, Дионисий почти не раздумывая согласился на сделку, которая была для него практически беспроигрышной и очень прибыльной. - Но заходи в следующий раз с не самой видной стороны, мне не нужно лишнее внимание со стороны этих италиков. Если заподозрят неладное, мои ночные доходы заметно упадут. - Разумеется, Дионисий, не стоит переживать за меня. А теперь прощайте, - на этом Алкмена завернулась в свой плащ и с неохотой вновь нацепила человеческий облик. Как-никак стражи и слуги Дионисия понятия не имели о ее истинной сущности и не было нужды ее раскрывать.       Дионисий тепло попрощался с Алкменой и приказал слугам отвести ее к выходу в свой сад, чтобы она могла незаметно покинуть его дом. Монстр видела, в каком смущении и смятении оставался торговец, когда слуги сопровождали ее прочь из покоев, но все же была довольна своей работой. И если все пойдет как надо, то город падет гораздо быстрее, чем она рассчитывала изначально. Теперь не только голод схватит за горло надменных италиков и их не слишком умных приспешников в этом городе, о нет. Никто из них, включая Дионисия не знали еще об новых намерениях предводительниц монстров и о том, что у них под боком может вырасти не один десяток новых дочерей Ехидны.       Но сейчас у Алкмены оставалось одно незаконченное дело. Выйдя в сад Дионисия и оставшись в одиночестве, суккуб не пошла в убежище, хотя понимала что скоро будет рассвет. Она поторопилась в порт, к своей цели, быстро перемахнув через ограду и скрывшись в узких двориках и закоулках окружающих построек. Алкмена торопилась, иногда забираясь на крыши, иногда спускаясь с них и вот наконец вдали между домами и деревьями заблестела в ночном свете морская гладь, а невдалеке виднелось полуразвалившееся строение с наспех натянутым тентом.       Складом это место можно было назвать лишь условно, по большому счету это был пустующий дом одного из жителей, которому не повезло. Да, много провизии здесь бы не поместилось, но никто и не складывал ее в одном месте. Конечно, Алкмена была бы не против уничтожить и запасы в цитадели, но пробраться туда было в разы сложнее. Здесь же никого не было кроме двух скучающих ополченцев, один из которых уже казалось засыпал, прислонившись к дверному косяку.       Аккуратно проскочив улицу и, подождав когда стихнут шаги одного из патрулей, Алкмена бесшумно подобралась к складу. Она и не думала скрывать свой облик, лишь достала короткий кинжал из темного металла. Конечно от гладиуса или копья он бы не спал, но, для того чтобы убрать парочку охранников было самое то. Благодаря легкому и тихому шагу Алкмена в темном плаще выросла прямо перед скучающим греком. Молодой солдат, который явно был не против сам подремать растерялся и не знал, что делать. - Ты что здесь делаешь?! Ты кто такая? - увидев лишь лицо под темной накидкой потребовал ответа пельтаст, пытаясь правой рукой нащупать в темноте свое копье, которое он прислонил к стене здания. - Я пришла помочь вам и вашему городу. И я сделаю это, даже если вы попытаетесь остановить меня! - в этот момент Алкмена неожиданно сдернула с себя одеяние, явив себя во всей своей монстрообразной красе замешкавшемуся греку. - Тревога! - завопил что было сил молодой воин, однако его крик оборвался, толком не начавшись. Второй же успел пробудиться, да так, что стукнулся головой о дверной косяк, не разобравшись что произошло.       В руках Алкмены сверкнула тонкая сталь, что филигранно чиркнула точно по шее поднявшего тревогу солдата. Второй, держась за голову, ринулся было на подмогу, но холодный металл впился в его шею. Брошенный Алкменой нож попал точно в цель и второй часовой бессильно сполз по стене на пол.       Времени было немного, переступив через лежащих стражей, Алкмена забралась в полуразрушенный дом. Взгляду лазутчицы предстало не самое воодушевляющее зрелище. Несколько мешков и сосудов с различным зерном стояли в куче, ожидая когда их переправят в более подходящее место.       Без лишних заминок Алкмена вспомнила заклинание, которому ее учили. Сосредоточившись и даже закрыв глаза от волнения, она прошептала несколько слов и из ее ладони вырвались слабенькие, еле заметные языки пламени. Извиваясь, будто змеи, они тем не менее перекинулись на высыпавшиеся зерна и по ним вползли в один из мешков. Спустя какую-то минуту склад заполыхал, в ночное небо повалил едкий дым и Алкмена поспешила убраться отсюда подальше, прихватив небольшой мешочек для своей новой подруги.       Она слышала позади удары барабан и сигнальную трубу, что подняла из постели весь город по тревоге. Едва успев заскочить в проем между домами, Алкмена смогла увернуться от встречи с патрульным отрядом, который примчался к складу, завидев и почувствовав клубы дыма. Кричащие воины требовали воды и пытались вытащить хоть что-то из огня, но пламя неумолимо пожирало и запасы и сам дом, угрожая охватить целый район города. Идеальная суматоха для ловкой поджигательницы, что уже залезла на крышу одного из домов и поспешила по ним удалиться как можно дальше и как можно скорее.       Алкмена обернулась лишь когда оказалась на крыше одного из домов в нескольких улицах от своей цели. Огонь почти потух, но припасы были по большому счету испорчены. Конечно, может какие-то сосуды и удалось спасти, но мешки с зерном по-большому счету обратились в пепел, а значит работа была выполнена превосходно. Довольная собой и выполненной работой Алкмена вновь поменяла облик на человеческую женщину и, накинув на голову плащ, исчезла на узких улочках Одессоса.

******

      Приятный и прохладный день дарила Сицилия одному из поселений ветеранов на своем северо-западе. Посреди холмов, недалеко от чистого моря раскинулись поселения ветеранов-италиков, отдавших свой долг великому Риму и награжденных за это землей.       С одной стороны это была жизнь, о которой мечтало наверное большинство жителей республики. Атиний, как и несколько его боевых товарищей поселились в этой колонии на самом западе плодородной Сицилии. Сюда, до одной из долин долетал свежий морской бриз, можно было наблюдать золотые закаты над далеким Маре Нострум. Да и земля была плодородная, не обижала своими дарами. Никакой войны, варваров, необходимости рисковать жизнью, переносить тяготы, лишения, разлуку. Казалось бы, чего еще желать бывалым ветеранам, ушедшим на заслуженный покой.       Но если бы все было так гладко. Походная, военная жизнь, полная азарта и риска закончилась и наступили мирные будни. Сами по себе они не волновали Атиния, но вот дополнением к ним шли новые напасти. Сицилия была обильна богата и словно мед, притягивала всяких паразитов, про которых старый легионер за время службы и позабыть успел.       Здесь, еще со времен вороватого начальника Верреса нашлось место публиканам, чья ненасытность была подобна Эрисихтону и те, кто жили на Сицилии давно уже привыкли к постоянным новым налогам и сборам, которые придумывались, чтобы отбить вложения. Местных магистратов и прочих начальников больше волновала дружба с влиятельными рабовладельцами, нежели нужды обычных жителей. И наконец ростовщики, которых проклинали больше нечисти.       Колония уже несколько лет должна была рабовладельцу Канидию за неурожайный год и пользование инвентарем. Жизнь крестьян и так сильно зависела от урожая, а теперь его немаленькая часть уходила в амбары местного ростовщика. Перечить ему было себе дороже, нанятые им надсмотрщики были способны внушить страх и свободным людям. Жаловаться на произвол или требовать пересмотра соглашения было просто некому. Не было среди ветеранов знавших законы и не было достойных магистратов, которым можно было написать жалобу.       Немолодому Атинию не оставалось ничего, кроме как скрипеть зубами от злости и постоянно работать, практически без перерывов, как и многим другим жителям поселения. Голодать не приходилось, но и об излишках можно было лишь мечтать, уповая на щедрость Цереры или благосклонность Фортуны. Но красивая и добрая Аврелия скрашивала это существование.       Но вот сейчас после возвращения от Канидия с пустыми руками, Авл был разочарован и очень зол. С большим трудом он устоял, чтобы не зарезать этого мерзавца как варвара или свинью для ужина. Внутри все кипело как в жерле Этны, а сердце бешено колотилось, отбивая дробь быстрее любого барабанщика. Хуже было то, что ему надо было передать эту весть односельчанам.       Войдя в небольшое поселение он остановился у колодца выпить воды и хоть немного остыть, потушить пожар собственного бессилия, злобы и ярости. Односельчане, до того хлопотавшие по хозяйству на небольших участках, пашнях или пастбищах, завидев старосту стали потихоньку собираться вокруг, желая узнать о результатах его посольства к Канидию.       Но мрачный вид посланника говорил красноречивее любых слов. Авл немногословно поведал о неуступчивости и грубости ростовщика и его громилах и о предложении уйти с завоеванных кровью и потом земли. Такие же крестьяне-ветераны, как и он сам слушали его, мрачно опустив головы. Кто-то о чем-то перешептывался с соседями. Один из ветеранов, уже седой старик просто махнул рукой и решил вернуться к хозяйству . Для жителей небольшой деревни куда проще было покориться жестокой судьбе и попытаться стойко перенести ее лишения, ведь всегда могло стать только хуже.       Видя, как односельчане начали расходиться по своим делам, позабыв про горевестника, Авл не выдержал. Никакая вода не была способна остудить его ярость, никакой мед не мог залечить рану, которую ему нанесло отношение Канидия. Желая привлечь внимание уходящих, Атиний стукнул по ведру и разразился эмоциональной тирадой. - Соратники, вам не надоело этого мироеда на горбу носить?! Если повадится волк к овцам, то унесет все стадо, неужели никто здесь этого не понимает?! Не хотите о себе позаботиться, так подумайте о том, на что вы детей своих обречете. Мы все воевали, проливали кровь за Рим, чтобы избежать нужды, получить свою землю. От кабалы в итоге освободиться. Чтобы не оплакивала мать сына, сложившего голову на чужбине! Неужели вы не понимаете, что нельзя далее оставлять все так как есть?! - отчаянно прокричал на всю округу Атиний, вспоминая дни в легионе, когда он помогал центуриону и опциону краткими речами воодушевлять солдат. Вот и сейчас он надеялся, что хоть одно слово затронет, потревожит хоть чью-то душу, заставит задуматься.       Атиний и сам терпел очень долго, надеясь, что все как-нибудь обойдется само, что может кто-то пойдет ему и его односельчанам навстречу, будь то кредитор или магистрат. Но везде он наталкивался в лучшем случае на глухую стену, а в худшем на откровенное презрение. И безразличие односельчан, ради которых он претерпел эти унижения у Канидия стали последней каплей.       Столь эмоциональное выступление, крик души, вынудил многих односельчан вновь обратить внимание на Атиния. Многие чуть опустили головы, явно пристыженные его тирадой и не способные ничего на нее возразить. Несколько крестьян развернулись и ушли, стараясь убежать подальше от разоткровенничавшегося старосты, но большинство осталось. Все молчали, думая что сказать и как ответить на тираду, полную боли. Наконец взял слово один из крестьян - Фонтею. - Атиний, ты говоришь конечно горячо пусть и нескладно, но что ты предлагаешь нам делать? Ты же сам понимаешь, что это бесполезно и оттого в тебе столько злобы, от бессилия, которым ты попрекаешь нас. К кому нам идти здесь за помощью, кому до нас тут дело есть? - Фонтею пришлось собрать немало сил, чтобы вообще вступить в разговор с Атинием. Он собирался уйти, но очевидно выпад старосты его сильно зацепил за что-то живое. - Неужто не помнишь, как мы пошли с прошением в Сегесту? И что нам там ответили, что все законно и справедливо, по воле богов. Мне дочь замуж выдавать надо, да сына с легиона дождаться. Повидаться с ним хоть раз. Это куда важнее бессмысленной и бесполезной борьбы непонятно за что. - Дело говоришь, друг Атиний, неужто забыл ты, как тогда в Сегесте судьи встали на сторону Канидия, да еще и за издержки он с нас истребовал, - набравшись смелости после ответа товарища стал поддакивать Дексий, вспоминая неудачную попытку пересмотра кабальных соглашений с рабовладельцем. - Боги будут к нам благосклонны, как-нибудь проживем. Конечно придется немного пояса затянуть. Лучше уж гнуть спину на своем куске земли, чем вообще без нее остаться. А с твоими идеями нам снова в легион идти придется за наделом.       Несколько односельчан при словах Фонтея будто вывалились из оцепенения и несколько робко кивнули в знак одобрения. Действительно, у всех могла найтись тысяча более важных и куда более реальных дел, нежели непонятная борьба с Канидием, которая могла запросто выйти им боком. Атиний сам немного остыл от возражений своих односельчан, он действительно не сильно продумал, как будет действовать. Однако решимости это нисколько не поколебало. - А я говорю надо попробовать. Нас предал этот сегестиец, так Немезида пусть судит его по своим законам. Мы пойдем дальше, соберемся и напишем самому главному на Сицилии об этих притеснениях. Да хоть в сам Рим Сенату и правителю, легату нашему бывшему прошение отправим, - не растерялся и быстро нашел выход Атиний, вновь обретая уверенность и на сей раз немного успокоившись. Хотя правым кулаком он все еще потрясал, вскидывая его в воздух и символически опуская вниз. - Я знаю, что это может не получиться, но нельзя же сложить оружие и сдаться на милость этого мироеда-стригоя, иначе этот клещ поганый не отвалится пока всю кровь не выпьет. - Нет, гиблое это дело, Атиний. Это ведь надо найти того, кто все грамотно напишет по всем правилам. А среди нас никто грамоте так толком и не обучен, даже ты. Я боюсь как бы нам одно такое письмо не вышло дороже месячного платежа. Да и ты не Децима, чтобы наперед знать, получится оно или нет, - настоял на своем Фонтей, явно желая поскорее прекратить неприятный разговор и вернуться к насущным делам. - Прости, Авл, ты всем нам друг и мы тебя все уважаем, но сейчас тебе надо успокоиться. Занялся бы своим огородом и явился на свадьбу моей дочери. - Да, Авл, ты хороший друг и мы все тебя уважаем, но тут мы с тобой не согласимся. Фонтей прав, нет смысла ухудшать и без того бедственное положение. Никто не может поручиться за успех, а потерять мы можем много как в прошлый раз. Успокойся, друг мой, мы и не в таких передрягах оказывались, так что и этого Канидия как-нибудь переживем, - снова стал поддакивать Фонтею Дексий, хотя было заметно, что в чем-то он со старостой согласен.       Сердце Атиния готово было разорваться на части. Даже не от того, что его сегодня облил грязью Канидий со своими псами и не от собственной беспомощности. Больнее всего было безразличие, наплевательство его односельчан. Большинство просто предпочло умыть руки и уйти подальше от Авла, а те кто спорили с ним будто соревновались, придумывая отговорки. И это больше всего разозлило Атиния, которому трудно было узнать в этих людях бравых воинов Рима. - Да что с нами со всеми случилось?! Что с вами со всеми произошло, воины Рима?! Я помню некоторых из вас по службе, вы никогда не боялись смерти, смело смотрели в лицо любому варвару, а кланяетесь какому-то проклятому мироеду, который ничего тяжелее ложки не держал! Ловкий Дексий, что не боялся днями бродить по лесам, выискивая варваров. Или ты, смелый Гавий, что всегда сражался в первых рядах, я не узнаю вас. Лица у вас те, да шрамы, но не узнать мне вас, - вновь воспылал Атиний, пытаясь призвать к храбрости, к славному прошлому своих соратников, но не видел у них отклика. - Посмотрите на себя! Что с вами стало?! Как отважные сыны Рима превратились безвольных рабов?! Как победители варваров почти без боя покорились слизню, который либр триста весит?!       Огненная и эмоциональная, полная боли речь Атиния прокатилась по всем. Аврелия, слышавшая перепалку и пришедшая на нее с некоторым страхом смотрела на мужа, поскольку никогда не видела его таким раньше. Односельчане пристыженно отводили взгляды от своего старосты. Они не смели с ним спорить и где-то внутри понимали его правоту. Бывший легионер, видя безразличие и страх односельчан со злости пнул подвернувшийся камень и отправился домой. Он не желал слушать, что ему говорили вдогонку остальные. Ему хотелось побыть от них подальше, подумать, с мыслями собраться.       Заботливая Аврелия тут же последовала за ним, не обращая внимания на возмущения и возражения со стороны нескольких односельчан. Одарив их презрительным взглядом карих глаз, она зашагала за Авлом. Поправляя растрепавшиеся волосы да грубое бесцветное платье, выделявшееся лишь засохшей землей, Аврелия дошла до скромной лачуги с несколькими палками вокруг, которые отделяли участок ее мужа от соседей. - Авл, что с тобой? Опять этот Канидий или его цепные псы так тебя довели? - сочувственно вопрошала жена, проходя следом за разъяренным мужем домой. Ей было больно видеть его страдания, ибо она сама во многом разделяла их. И слова, брошенные Авлом в односельчан ее сильно взволновали и даже немного напугали. - Аврелия, не говори мне, что я не прав, ты же сама жаловалась на этого кровопийцу, что житья не дает... Да я мог промолчать, стерпеть бы, но это было бы неправильно, это был бы обман и низость по отношению к себе и другим, - грубо отреза Авл, свалившись на их скромное ложе. Эмоциональная тирада будто сожгла его изнутри, оставив внутри ветерана зияющую и болящую пустоту, такую, что стоять нельзя было. - Я и не буду спорить и судить тебя не мне. Жаль я ничем не могу помочь. Была бы грамоте обучена написала бы сама и тебе помогла поведать о наших страданиях, - положив погрубевшую руку на плечо расстроенного мужа произнесла Аврелия. - Ты правильно все сказал, жаль только никто не хочет этого слышать. Мы хоть и живем рядом, но мало кому есть дело до чужих проблем или общих бед.       Атиний горько усмехнулся, пусть и наедине, но у его жены оказалось больше смелости, чем у пары десятков односельчан, которые еще недавно были готовы умереть за Рим. Он никак не мог объяснить такую метаморфозу, что произошла с его соратниками, да и частично с ним самим. Будь он бравым легионером, не постеснялся и порезал бы на кусочки ростовщика с бандой. Чего он боялся? Потерять любимую жену, которая обречена на медленные страдания вместе с ним под гнетом долгов? Утратить клочок земли, который ему швырнули как обглоданную кость и которая едва могла его накормить? Смерти? Но стал бы ветеран легиона бояться ее, пусть и вдали от войны? - Спасибо, Аврелия. Ты одна скрашиваешь для меня эту жизнь. Нет больше у нас радостей, ни службы, ни друзей, видимо не осталось, как отца и матери. Одна лишь ты поддерживаешь во мне силы, - произнес на сей раз более нежно смягчившийся и тронутый Атиний, хотя и тут в его словах сквозила боль. Ведь действительно, кроме жены, кому он еще был нужен на этом свете, особенно по завершению службы, для кого еще было влачить довольно жалкое существование. - Я все мечтаю о дне, когда ты подаришь нам новое счастье, новый луч света, будь то дочь или сын. - Да, только придется эти несколько лет жить впроголодь, если конечно Церера не смилостивится над нами, - посетовала Аврелия, закрыв лицо рукой. Безусловно, ей хотелось, чтобы у нее были прекрасные сыновья и дочери от любимого человека, да вот самим едва хватало на жизнь. Авл конечно был силен и никогда не ленился, но Аврелия прекрасно понимала, каково работать в одиночку. - Да и кто будет тебе с полем помогать? Рабов у нас не предвидится. На всех один дряхлый старик, да и тот Фонтеев пастух.       Авл прекрасно понимал сетования любимой жены. Он представлял себе, когда вернется, что он получит хороший участок на юге Сицилии, где земля лучше, где нет этих холмов и гор. Где можно было бы наслаждаться заслуженным покоем с любимой женой, растить детей, обучать сына и увидеть свадьбу счастливой дочери. Но все то были дразнящие видения, лишь изредка посещавшие Атиния в объятиях Морфея. Совсем, ох, совсем не так представлял себе жизнь после легиона ветеран. Знай он, каково здесь, трижды подумал прежде чем возвращаться. - Ты права, Аврелия, я уже не помню, когда в последний раз Церера улыбнулась нам, - согласился с женой Атиний и, излив свое горе, поднялся на ноги. Грустить можно было долго, а вот работа ждать не хотела. Не было у Авла возможности возлежать за роскошным обедом, пока рабы гнули спины на солнце. Бросив жалеть себя и жену, ветеран, собравшись с духом, приступил к работе.       Остальной день прошел в работе, к которой Атиний вернулся с Аврелией. Возделывание небольшого участка было утомительно, учитывая что земля здесь была не столь хороша, как у истинно римских ветеранов, а не их союзников, да и несколько кур не могли скрасить положение. Нет, Авл никогда не боялся работы на земле, он даже отчасти мечтал об этом, но больно было понимать, что часть взращенных им плодов уйдет в амбар наглого Канидия, еще больше обогащая его.       Солнце уже постепенно опускалось за горизонт, а значит с работой следовало заканчивать. Затем как обычно скудный ужин, мольбы богам и предкам, а затем ночь в объятиях любимой женщины, ради которой можно было вынести многое. Атиний, наблюдая как светило постепенно погружается в море вдали. В деревне тоже все затихало, редкие огни на улицах постепенно гасли. Лишь фигура в дорожном плаще и с небольшой сумкой неторопливо шагала по тропинке.       Авл не стал обращать на путника никакого внимания, такие бывало проходили, торопясь проскочить небогатую деревню. Но до его ушей доносился знакомый мотив и мелодия, которую напевал под нос усталый путник. А когда он проходил мимо лачуги Атиния, лучи заходящего солнца озарили его лицо. И это лицо, несмотря на грубость и усталость, узнать было нетрудно, разве что из-под дорожного плаща выглядывал на шее незнакомый шрам. Но прежде чем Авл успел поприветствовать путника, тот сам обратился к нему. - Провалиться мне в Тартар, если мои глаза меня обманывают - Железный Авл, да это же ты! - прокричал путник. Он замедлил шаг, остановился и опираясь на свой посох всматривался в старого друга. - Рузий?! Ты-то здесь какими судьбами, друг мой? Ты же собирался отслужить еще пару лет! - не менее удивленно воскликнул Авл, от удивления едва не выронив мотыгу. Признаться, он ожидал увидеть кого угодно, кроме старого соратника, который хотел еще повоевать и послужить. - Я не нашел желания нести и дальше это бремя, к тому же я хотел порадовать сестру родную, с замужеством недавним ее поздравить, - развел руками ветеран-путник, но только для того обнять своего друга. Он и сам не ждал встречи со старшим сослуживцем и не рассчитывал задерживаться, надеясь к полудню оказаться в доме сестры.       Впервые за последние недели Атиний был рад гостю - это был не сборщик податей и не головорез от Канидия, выбивавший долги, а его старый друг и соратник Рузий. Гость из соседней колонии был лишь немного моложе Атиния и пришел в легион через год после Авла. Быстро они в армии нашли общий язык и в одной манипуле, в одном ряду сражались с непокорными испанскими варварами. На разговор из лачуги выбралась уже готовившаяся к ужину Аврелия, с любопытством рассматривая незваного путника. - Авл, кто это пришел к тебе столь поздно? Ты не говорил, что у нас будет гость, - в сумерках Аврелия толком не могла разглядеть гостя с порога лачуги, да и вряд ли бы она его узнала. - Аврелия, это мой хороший друг и один из тех, благодаря кому я здесь. Это Публий Рузий, мой боевой друг и соратник, однажды спасший мне жизнь, - с нескрываемой радостью представил гостя жене бывалый ветеран. Авл никогда не забывал весенний день, что был пять лет назад. Когда из-за дождей размыло землю и во время боя он упал на землю, выронив на мгновение верный меч из руки. И как копье Рузия пронзила иберского кельта, собиравшегося опустить топор на шею Атиния. - Очень рада знакомству, Рузий, я рада всем друзьям моего мужа. Прошу, заходи, мы как раз собирались ужинать, - Аврелия сначала недоверчиво смотрела на позднего гостя, но узнав о нем побольше, оттаяла и уже приглашала остаться на ночлег. - Ни в коем случае, добрая хозяйка Аврелия, я не голоден. Если позволите, я возьму Авла на время, - вежливо отказался путник, явно не желая стеснять небогатую хозяйку своим присутствием. Он хорошо знал, как непросто живется здешним крестьянам и не хотел доставлять им неудобств, напрашиваясь в гости.       Аврелия покачала головой, но не стала возражать мужу и его другу, а направилась обратно в свой скромный дом. Зато Атиний был рад поговорить со своим старым другом и расположился с ним во дворе. Пришлось правда завернуться в свой плащ, чтобы прохладная ночь не отвлекала от неожиданной встречи. - Рузий, друг мой, рад, что ты вернулся живым и здоровым, - Атиний впервые за последние недели искренне радовался и крепко обнял более молодого собрата по оружию. - Это было непросто, напоследок один лузитанин наградил меня шрамом, к счастью не столь серьезным, - чуть приподняв голову, похвастался уже затянувшимся рубцом на шее Рузий. На его счастье, кинжал варвара скорее поцарапал его, не задев какую-нибудь артерию, больше попав по подбородку. - Не сильно хоть попортил? - Если особо не вглядываться его и не видно, к тому же шрамов боятся патрицианские неженки, да и на нас, простолюдинов, что им засматриваться, - успокоил друга Атиний, похлопав того по плечу.       Атмосфера более чем располагала к хорошей беседе. Было бы еще что у ветерана в закромах, можно было бы почтить гостя фруктами и вином под небом, что зажигало свои звезды. Но Атинию и Рузию было достаточно друг друга, чтобы о том о сем поговорить. - Неплохое было время, мой железный друг, но скучать по нему я наверное не буду. А здесь надо столько всего доделать, лачугу подлатать, морковь найти где посадить, - делился своими новыми целями Рузий, развалившись на мягкой траве. Как-никак ему было приятно снять с себя опостылевшую броню. - А ты, Железный Авл, будешь скучать по службе?       Атиний, до того разговаривавший о всяких мелочах с охотой задумался и замолчал. Не то, чтобы он не задумывался над этим вопросом - наоборот. Но ответа точного он дать не мог. Рузию даже неловко стало, что так своего друга напряг. - Знаешь, хоть я уже давно не на службе, но до сих пор мне по ночам снится далекая солнечная Испания. И я нередко задаюсь вопросом, как бы все обернулось, согласись я остаться в легионе, если бы я согласился стать опционом. Может потом из меня вышел бы неплохой центурион, меня бы еще больше уважали и ценили... В деньгах нужды бы не было, - наконец произнес не без горечи в голосе Атиний, вглядываясь в Персея на звездном небе. - Ты только Аврелии об этом не говори, а то еще подумает, что я бы променял ее на шлем с гребешком. - К сожалению, друг мой. Мы боролись с варварами, недовольными властью Рима, мятежниками... Но вот победить эту мироедскую и магистратскую гниль мы не смогли и пока никак не можем, - тяжело вздохнул Рузий, смотря на постепенно зажигающиеся в небе звезды. - Моя сестра поведала мне про все эти тяготы, проценты, что растут лучше пшеницы. Хотя тут всяко спокойнее и лучше. - Жаль что здесь нельзя сделать как у нас в легионе было. Помнишь, как этот центурион Сатрий жалование прикарманил наше и нам недоплатил. Так мы собрались на сходку, да вымели его как мусор. Здесь это невозможно, здесь с нами не считаются и мы особо никому не нужны, - кивнул в знак согласия Атиний, с некоторой ностальгией вспоминая свою службу. - Так еще и по городам у них свои люди, куплены как самые дешевые люпы и жаловаться здесь на всех бесполезно.       Не то, чтобы Атиний сильно скучал по службе в легионе, в ней хватало всякого дерьма, не считая того, что оттуда вообще можно было не вернуться. Тем не менее там он чувствовал себя нужным, полезным.Более того, Авл чувствовал какую-никакую значимость и уважение. А всякие варвары и вовсе боялись воина в железных доспехах и с красным щитом. Здесь он сам чувствовал себя на их месте, не в силах преодолеть гнет ростовщиков. - А еще эти публиканы, слышал про их новый налог на масло, Атиний? Эти обжоры и грабители уже наверное придумать не могут, какой бы еще налог ввести, как бы еще себе сундуки золотом да серебром набить, - Рузий ненавидел алчных хозяев жизни не меньше соратника и не сдерживал своих эмоций, благо с другом он мог наконец выговориться. - Ага, купили провинцию и теперь зарабатывают на нас, как на рабах. Врагов дома больше, чем в варварской Испании и ненавидят нас больше иноземцев. Мало ростовщиков, пьющих кровь, так еще и публиканы опять вылезли. Тьфу, да у одного из них денег на флот хватит, а у другого на войско! - тоже не сдерживал возмущения Атиний и показывал его довольно громко. Затем он с опаской посмотрел на свою лачугу, боясь разбудит Аврелию и продолжил уже тише. - Мы ведь и пошли в легион, чтобы изменить свою жизнь, спастись от поборов, нищеты и несправедливости, а все к ней вернулись. Понимали ли мы, что будет когда вернемся из легиона? - Знаешь, друг мой, я тоже понимал, что столкнусь с этим. Да, я многое плохое успел позабыть за время службы в легионе о мирной жизни. Но все же, уж лучше она, пусть она скучна и скудна как походный паек, - признался с неохотой Рузий, посматривая на звезды, в которых словно видел свои прошлые славные дни. Правда тон его несколько смягчился. - Здесь конечно есть всякая дрянь, но ее можно вытерпеть. У меня теперь есть дом, небогатый, но мой собственный и ради него можно пережить несправедливость. - Интересно, легко ли вытерпеть то, как Сенат так обделил нас, по сравнению с “римлянами”. Да, мы оба с тобой с Сицилии, но чем мы от этих полноценных граждан отличаемся? Разве не несли мы с тобой те же тяготы службы наравне с ними? Разве не носим той же одежды? - со вздохом поинтересовался Атиний. - Сколько лет мы отдали службе Риму наравне с его “истинными гражданами”, и что мы получили? - И не говори, даже этот остолоп Флаволен, который носу из обоза не показывал, получил участок поболее твоего, да еще и на юге, где все гладко и хорошо растет, - не мог не согласиться с соратником Рузий, однако даже это не поколебало его позицию. - Но опять же, мы ничего сами с этим поделать не можем. Как бы мы с тобой хороши не были, мой Железный Авл, мы не сможем пойти на Рим и принудить Сенат к ответу. Жалобы наши там никто не услышит и они никому не нужны.       Атиний замолчал, обдумывая рассуждения своего друга. Он и сам не раз и не два задавался вопросом, какая жизнь, какая судьба лучше и решил поделиться своими мыслями. - Я понимаю, тебя, Рузий, но я не согласен с тобой. Когда я собирался уходить из легиона тоже встала она, такое распутье. Прожить долгую, но незаметную жизнь и столь же незаметно угаснуть как таящий воск. Или яркую, стремительную как падающая звезда, зато красивую и насыщенную, героическую... - поспорил Авл, причем довольно решительно стукнув кулаком об ладонь. - И знаешь, если бы не моя Аврелия я бы точно выбрал последнее.       Рузий только усмехнулся и по-дружески положил руку на плечо Атиния, нисколько не оскорбившись его возражению. - Понимаю тебя друг мой, опасная жизнь мне тоже казалась интереснее жалкого и скучного существования. Но после службы я хотя бы какой-то надел получил. Будет что сыну и жене оставить, а не угол под лестницей в какой-нибудь инсуле, - мрачно пошутил Рузий, но в его словах все же было немного истины. Какой бы трудной не была их жизнь сейчас, у них хотя бы была своя земля, на которой можно было жить. С которой можно было кормиться. Если бы еще не поборы да долги, эта была бы идеальная и счастливая жизнь. - И долг перед каким-нибудь местным мироедом, который может и внуки твои не выплатят, - цинично добавил Атиний, прекрасно знавший как трудно от этих ростовщиков отделаться, если уж оказался у них в кабале вместе со всем поселением. - Вот бы как в старые добрые времена. Взять клинок, да вырезать гниль всю под корень, как лузитанских да галльских варваров. Вмиг бы нас снова зауважали, да как!       Рузий промолчал, не разделяя столь сильный радикализм Атиния и его жажду мести. Да, для молодого соратника жизнь тоже была не лучшей, но может стоило просто принять ее и смириться с ней. Или подождать какого-нибудь справедливого героя или правителя, который бы навел порядок и наказал всех негодяев. - Быть может, но с меня уж точно хватит крови и выпущенных внутренностей. Я даже думал как вернусь домой, продам может свой клинок, хоть немного расплатиться получится, - покачав головой, не согласился с другом Публий, потрогав свой шрам. - Ты не думал сделать также? Отпустить минувшие кровавые дни, да и зажить полностью новой, мирной жизнью? - Мой меч до сих пор со мной, лежит под нашим ложем в свертке. Ржавеет под тяжестью лет, так же как и я. Аврелия говорила продать его, но я не могу. Долг он все равно не погасит, а какая-никакая память будет. Да и никогда не знаешь, когда оружие может пригодится, - Атиний же слишком дорожил памятью о своей службе, чтобы продавать оставшееся после нее оружие. Да и много ли можно было выручить за многое повидавший гладиус?       Рузий не стал спорить и не проронил ни слова. Вместо этого он лег на спину и вновь стал смотреть на небо, что стало затягиваться ночными облаками. Атиний не знал, о чем задумался его соратник, да и не знал о чем еще поговорить. - Слушай, Атиний, я только сейчас вспомнил! Давеча какой-то горластый моряк проезжал, рассказывал про какую-то Армию Справедливости, которая якобы хочет прийти на Сицилию и установить здесь новый порядок, отменить долги, обеспечить ветеранам достойную жизнь без этих ростовщиков и наказать бесполезных магистратов, - внезапно вспомнил Публий, приподнявшись с травы, как будто его пчела какая ужалила. Он думал поделиться мыслями о необычном послании со старым другом, но так разговорился что и позабыл о нем. - Ха-ха, а еще они превратят все железо в золото и угостят каждого яблоком Гесперид. Верь больше, Публий, может ты еще не до конца из легиона вернулся, а я уж сполна хлебнул от местных обещателей, - рассказ друга о неких поборниках справедливости заставил ветерана расхохотаться, да схватиться за голову от наивности своего друга. - Единственное, что я усвоил, Рузий, что они все заодно, все эти магистраты и публиканы на одно лицо. Гниль сплошная, которую крест исправит, да гладиус выровняет.       Публий покраснел и опустил глаза от смеха своего друга. И не сразу смог ему дать ответ. - Но все таки, из того что я слышал воины и командиры этой Армии не такие. Они обещают с поквитаться с теми кого все ненавидят. Не хотел бы я в это вмешиваться, а тебе, друг мой это может пригодится, - сбивчиво ответил Рузий, все еще смущенный реакцией Авла. - Я поверю этой шайке сотрясателей воздуха только когда увижу, как они Канидия и его дружков порежут на ремни и подарят всем должникам, а так... Не знаю, Рузий, мой совет, не доверяй понапрасну тем, кто этого не заслуживает и особенно тем, кто прячется за красивыми словами. Все они обманщики и воры, которым иные пираты позавидуют, - не унимался Атиний, трудно было старому ветерану, на которого всем было наплевать поверить в то, что он и такие как он могут быть действительно кому-то нужен.       Рузий был припечатан словами своего друга, учитывая что он и рассказал все это именно для него, а не для себя. А вот Авл разошелся не на шутку и решил еще излить душу другу. - Знаешь, доверчивый мой Публий, я бы очень хотел взять свою нить у мойр. Взять в свои руки собственную судьбу, но я не могу этого сделать. И от этого невыносимо тяжело. Это под силу лишь Геркулесу, а не мне, - с приглушенной горечью произнес Атиний, неохотно признавая собственное бессилие и протягивая руку к звездам. Будто он пытался достать невидимую нить. С мечтой он расстаться не мог, что жгло его рану пуще любой соли. - Может найти кого-то, кто напишет обращение в Сенат, к Цезарю. На худой может и вправду как-нибудь расплатимся с этим обжорой. А может его собственные рабы прирежут. Если так случится, мы всей колонией вскладчину им свободу купим.       Будь его жизнь немного другой, он бы пошел и убил ненавистного Канидия. Наплевать на его охрану, которая убила бы его, да и на наказание за преступление тоже. Но теперь у него была жена, он был уважаемым человеком в местной общине. Все это сковывало его, вынуждая примириться и претерпевать новые лишения. И хуже того, Атиний просто не видел выхода из этого положения.       Атиний уж подумывал пойти к жене и попрощаться с другом. Медленно поднявшись с травы он бросил последний взгляд на деревеньку, где во тьме носились одинокие фигурки. Рузий, уже закинувший было сумку на спину, удивленно смотрел на происходящее в столь поздний час. С каждой минутой этих фигурок становилось все больше, они все быстрее сновали туда-сюда и все больше загоралось во тьме ночной огоньков. - Атиний, у вас здесь какая-то гулянка собирается я погляжу? Не поздновато? Какое же божество чтут в столь поздний час? - не сдержал любопытства Рузий, смотря на намечающуюся суматоху в деревне. - Да, послезавтра должна быть свадьба... - кратко ответил Авл, все более настороженно всматриваясь в темноту, где туда-сюда сновали какие-то тени и иногда зажигались факела или лучины. Все это походило на какой-то ночной фестиваль, вот только предчувствие нехорошим было и оно не обмануло.       Новость переполошила маленькое поселение. По всей деревне летал со скоростью Аталанты безутешный Фонтей, криками поднимая с кроватей односельчан. Пусть Авл и Рузий были далеко, но даже они слышали, как несчастный отец кричал о похищении своей дочери. Атиний мгновенно среагировал и, на мгновение позабыв про своего друга помчался домой, дабы вытащить припрятанный меч. Наконец-то он вновь оказался ему нужен и Авл возблагодарил богов, что те удержали его от продажи.       Аврелия уже спала, оставив надежду дождаться своего мужа, но влетевший в лачугу Атиний заставил ее проснуться и приподняться на кровати. - Авл? А что случилось? Что такое? - заспанно вопрошала Аврелия тихим голоском и поправляя растрепавшиеся во сне волосы, которые так и норовили забраться в глаза. - Хочу как следует потолковать с Канидием и его бандитами. Он может обирать нас, отнимать большую часть урожая, но похищать девушек перед свадьбой... - Атиний был опытным воином, но даже его бросила в дрожащую ярость новость о похищении надсмотрщиками дочери Фонтея, на свадьбе которой он собирался присутствовать. - И я собираюсь пойти к нему.       На лице Аврелии читалась одновременно и ярость и страх. Ее карие глаза запылали праведным огнем, как только она услышала разлетевшуюся по деревушке весть и, едва успев поправить волосы, помогла Атинию достать из-под кровати припрятанный сверток. Наверняка Аврелия помчалась бы за мужем на улицу, но не до конца она сбросила оковы Морфея, да и не одета была, потому не стала за ним гнаться.       Найдя меч, Авл не теряя ни секунды вылетел на улицу и, увлекая за собой слегка растерянного Рузия, помчался к центру деревни, где уже собрались все ее жители. Безутешный Фонтей, вытирая кровь с рассеченной головы дрожащим голосом просил жителей спасти его дочь. По словам его, надсмотрщики Канидия прознали про свадьбу и решили взять себе на время невесту, видимо “в уплату долга” и похитили ее, а самого Фонтея едва не лишили жизни. - Они забрали ее... Самое дорогое, что у меня было. Что же делать? - безутешно вопрошал ветеран Фонтей, чьи слезы смешивались с кровью из рассеченной головы. Он едва мог стоять и в бессилии опирался рукой на колодец, пока одна из крестьянок старалась залечить рану. Авл не был склонен к чувствительности, но даже его все повидавшее и все прочувствовавшее сердце дрогнуло, когда он видел сломленного горем отца невесты. Невыносимо больно было на душе при виде старого воина, который вмиг лишился самого дорогого в жизни и бессилен был что-то сделать, лишь молить других о помощи. - Что делать?! Пойти поговорить как давно следовало бы поговорить с этим мироедом. Наши слова он не услышал, тогда мы поговорим железом и деревом, - пронесся среди односельчан как раскат грома голос Атиния. Он ни секунды не колебался в принятии решения и не видел иных вариантов, кроме как пойти всей деревней и силой освободить юную Фонтею из плена. - Я не позволю этим разбойникам, что подлее варваров причинить вред юной невесте или обесчестить ее. Берите мечи, соратники, хватайте дубины и за мной. А ежели боитесь, то оставайтесь, один ее спасать пойду!       Атиния не зря прочили в опционы и центурионы. Не теряясь и не паникуя он быстро вклинился в обсуждения и притянул к себе все внимание. Даже безутешный Фонтей, закрывавший лицо от горя притих, смотря на старосту деревни, который если и дрожал, то лишь от праведной ярости, а слова чеканны как шаг легионера. Теперь Атиния слушали, чуть приоткрыв рты, не было того обреченного безразличия. На смену ему пришла праведная ярость и решительность и вскоре взлетали в воздух мотыги, топоры и дубины в знак одобрения, никто не хотел оставаться в стороне. Лишь парочка крестьян высказывала опасения. - Но их же десятка три этих громил и вооружены они не так плохо. Псы они, да, но их свора, - осторожничал немолодой Дексий. Не было похоже, что ему плевать на беду товарища или что он не хочет вернуть Фонтею. Но было и видно, как страх приковал его к земле и мешал присоединиться к общему делу.       Атиний ни секунды не колебался и на любые попытки остановить, успокоить или отговорить его отвечал пламенной речью. Он был выбран старостой этого поселения и он не имел никакого морального права остаться в стороне от постигшей их беды. Наоборот, его долг был сплотить односельчан и призвать их к праведному возмездию. - Я иду спасать юную Фонтею, а не бандитов Канидия считать. Сколько их будет, столько и выпотрошу! Канидий и его разбойники брали с нас и скот и зерно, брали на отработки на свои поля. Мы это позволили и теперь они повадились похищать наших женщин. Довольно, теперь по нашему будет! Берите мечи, топоры и серпы, пора поставить его псов на место! - бросил клич Атиний, поднимая над головой старый меч, который истосковался по крови и мясу за месяцы лежания под ложем.       Рузий, еще недавно не желавший приключений и испытаний по завершению службы быстро позабыл про свою цель и свой сон, передавая дорожный посох какому-то мальчишке, он обнажил висевший на поясе меч. Односельчане Атиния, внимая призыву, бросились вооружаться, хватая кухонные ножи, дубинки и все, что могло сгодиться в качестве оружия. - Я с тобой, Атиний. Ох, и пожалею я об этом, но еще больше я буду жалеть, если струхну перед тобой и оставлю лучшего друга в беде, - без особых колебаний, примкнул к Авлу его старый друг. Будь тут кто-то другой, может он и продолжил путь к сестре, невзирая на трагедию, но друга бросить сил бы уже не хватило. - Рад, что ты поможешь, нам любые руки и любые клинки пригодятся. Как в старые добрые времена? - чуть отвлекаясь от мрачных мыслей произнес могучий Атиний, хлопнув соратника по плечу. - Как в старые добрые времена, пойдем, покажем мерзавцам, что крепка еще римская армия! - хлопнув в ответ по плечу Авла, Рузий вместе с другом пошли вперед по следам похитителей, увлекая за собой односельчан, что потрясали мотыгами, размахивали серпами и факелами.       Два десятка мужчин вышли из поселения и помчались по следу похитителей, что вели в ближайшее поместье. Ярость в их душах пылала ярче факелов и все они вмиг вспомнили свое героическое и славное прошлое. Теперь они были полны решимости умереть, но спасти похищенную невесту и поставить подонков на место.

******

      Погруженный в темноту мир, стал потихоньку приобретать какие-то цветовые оттенки. Издалека, то ли сверху, то ли снизу раздавались голоса то ли на непонятном языке, то ли говорили коряво. Раз за разом загорались огни вдалеке, будто горящие разграбленные поселения. И с каждой секундой они опасно приближались, угрожая охватить собой беспомощную скифскую девушку. И вот когда пламя уже готовилось поглотить ее, сомкнулись вокруг фиолетовые крылья. Укрывая деву от пламени, они уносили ее куда-то вдаль, к призрачному свету, что приобретал все более и более явные очертания.       Сенамотис лежала в каком-то шатре, держась за голову и все еще чувствуя тупую боль. Вылетевший кусок черепицы хорошо попал по яростной зверодеве, чуть не убив ее. Будь она прежней собой - человеком, скорее всего там бы и кончился ее путь. Но сила, дарованная великой Ехидны не только спасла скифскую воительницу, но и позволила ей довольно быстро восстановиться, хотя конечно ни о каких битвах в ближайшие дни не могло быть и речи. Недалеко, прислонившись к сундуку задремала Кифая, даже сейчас не расстававшаяся со своим мечом. Рядом с ней то ли сидела, то ли дремала и Алфия.       Преодолевая боль, Сенамотис приподнялась на непривычно мягком ложе, такие обычно были у изнеженных эллинов. Она попробовала встать на ноги, но тупая вспышка боли уложила ее обратно, заставив зверодеву бросить несколько проклятий под нос на своем языке. - Ох, ты все же проснулась, - чуть сонно пробормотала воительница-ящерка, что протирая заспанные глаза поднялась на ноги. - Наконец-то, я уж боялась, что не свидимся больше, подруга.       Ледяная дева тоже встрепенулась и чуть приятно улыбнулась подруге, которая пришла в себя. Но Сенамотис даже в своем состоянии заметила, что у Алфии был какой-то задумчивый и даже пришибленный вид, словно она повидала призраков или чего похуже. - Кифая, Алфия... Да. А что случилось? Я помню как пустила по этим железнобоким молнию, а дальше. А дальше меня словно саму поразило молнией, - все еще держась за голову, прошептала скифская дева, с трудом вспоминая произошедшее. Для нее вчерашняя ночь прошла как в тумане, по крайней мере ее окончание. - Много голов вы собрали без меня?       Она вспоминала, как с подругами забралась на стену, как разила врагов молниями, обращая их в бегство, как преследовала их по узким улицам. А вот дальше все резко обрывалось, будто из ее памяти, как гной из раны вырезали тот кошмарный миг, который мог стоить ей жизни. Правда Сенамотис казалось, что ее соратницы довели дело до конца и разбили защитников, но невеселые лица подруг заставили ее заподозрить худшее. - Ох, рядом с тобой обрушился дом и его кусок попал тебе в голову. Ты слишком храбро и безрассудно пошла на врага. А потом из-за всех углов выскочили еще десятки и сотни италиков. Похоже они поучились коварству у хасмонеев, не иначе, - тяжело вздохнув, начала повествования Кифая. Она-то, в отличие от Сенамотис прекрасно помнила этот ужас. Набатейская караванщица была не робкого десятка и часто смотрела в глаза смерти, но вчера ее действительно охватил страх, за то, что она потеряет в этом проклятом городе своих новых подруг. - Нам пришлось отступить, иначе бы все так и остались на улочках этого злосчастного города. - Верно... Я никогда такого не видела. Столько криков и стонов боли, столько крови, сколько я за жизнь свою не видела, - чуть прибитым голосом подтвердила Алфия. На счастье подругам, в городе она не растерялась и даже спасла их, но вот сейчас переваривала свою первую битву с людьми, которая пошла пожалуй по худшему возможному пути. И даже сейчас она говорила не столько с Сенамотис, сколько с собой. - И эта жестокость от тех, к кому мы пришли с распростертыми объятиями. Зачем они это делают? Почему они столь жестоки к тем, кто хочет им счастья?       Глаза Сенамотис заметно расширились и она, преодолевая боль и слабость, снова приподнялась на своем ложе. Но и этого скифской воительнице было мало, ее злости и возмущению не было предела и она грохнула кулаком по ладони. На минутку, под напором ярости боль покинула ее тело, зато поразив душу гордой воительницы. - Как это мы проиграли!? Я еще никогда не проигрывала в своем новом теле! - скифская зверодева еще толком не пришла в себя и не отлежалась, а уже была готова снова ринуться в бой и поквитаться с римлянами. Правда боль снова напомнила о себе, заставив свалиться обратно на ложе и зашипеть от собственного бессилия.       Возмущение и злость Сенамотис можно было понять. Скифская дева ненавидела быть слабой, ненавидела и проигрывать. Каждое ощущение бессилия и слабости напоминало ей об убитом сарматами отце, угнанном стаде. Об унижениях, которые ей и матери приходилось переносить. О необходимости пресмыкаться перед более богатыми скифами или презренными греками. Обретя новую силу Сенамотис чувствовала себя всемогущей и непобедимой и вот какой-то кусок крыши сорвал ее триумф. - Нельзя этого так оставлять... Передай Астерии, что я готова хоть завтра утром... Нет, сегодня вечером отомстить этим италикам и их прихвостням за всех наших павших сестер. Ни один из них не уйдет от моих молний! - собрав волю в кулак и снова приподнимаясь на ложе, повелела скифская дева, для которой слабость была ужаснее любой боли и даже смерти. - Да погоди ты, ты даже еще толком не восстановилась! Куда ты в таком виде пойдешь? Ты до Астерии хоть дойти сумеешь, не говоря уже про городскую крепость? - Кифая, услышав распоряжения скифской подруги, вскочила на ноги, готовая, если потребуется, силой оставить ее на ложе. - Как твоя подруга, я не позволю тебе убиваться понапрасну. А в таком состоянии ты даже одного эллина положить не сможешь! - Да, подруга, тебе надо немного остыть и успокоиться. Я ночью насмотрелась на павших и раненых подруг, столько боли мое сердце никогда не испытывала. И я не позволю тебе уйти, пока не поправишься, - подтвердила ледяная дева. Почувствовав настрой Сенамотис, Алфия на время отбросила свою задумчивость и решительно встала рядом с Кифаей, дабы утихомирить разбушевавшуюся подругу. - В бескрайних степях бывало и похуже. Уж поверь, кусок эллинской крыши не сравнится с путешествиями по травяным морям, где на день пути вокруг может не быть еды или воды. Я уж молчу про подлых и коварных сарматов, - не унималась Сенамотис, пытаясь игнорировать боль в голове и теле, убеждая себя что ее вовсе нет и это лишь ее воображение. Но получалось не очень и, ступив одной ногой на землю, зверодева со злостью легла обратно.       Кифая сочувственно посмотрела на подругу, видя в ней родственную душу настоящего и несгибаемого воина. Таких она уважала, но вот Сенамотис пугала ее своей горячностью и непредсказуемостью. Кифая решила приободрить подругу и протянула ей чашу с вином, которым ее решила угостить одна из сатирок за свое спасение из города. - Вот, выпей, это поможет восстановить утраченные силы, - посоветовала девоящерка, которой вино пришлось более, чем по вкусу. Отлив достаточно вина в чашу, Кифая сама с удовольствием сделала глоток, издав вздох наслаждения. - Вряд ли на ноги поставит, но боль утихнет, да и ты успокоишься. - Действительно. Оно не такое, как в Колхиде и совсем не напоминает о моем доме. Но в нем я могу немного отвлечься. Немного смыть увиденные страдания, - подтвердила Алфия, тоже отпивая немножко вина, чтобы отвлечься от мрачных и грустных мыслей.       Совсем не так ей представлялись сражения с людьми. Ей казалось, что пораженные их красотой и силой те сами отдадутся им и бросят оружие и бессмысленные сражения. А на деле повезло остаться живой и даже сила льда не совсем помогала. - Первая схватка это всегда непросто, но к ним быстро привыкаешь да и ты превосходно справилась, иначе конец был бы моим приключениям, - решила подбодрить задумчивую и взгрустнувшую подругу Кифая, поднимая в ее честь свою чашу. - А судя по тому, как некрасиво и без изысков дерутся италики, путешествовать мне придется еще ох как много. - Да, выпить кровь первого эллина, что хотел меня в себе в услужение увести было нелегко, - подтвердила скифская дева, вспоминая не без некоторого удовольствия, как топором раскроила череп пытавшегося ее обесчестить работорговца, как выпила его кровь и тем самым обратила в бегство его приспешников.       Предавшись кратким воспоминаниями прошлой жизни, Сенамотис взяла протянутую чашу вина. То ли из-за жажды, то ли от жадности, то ли еще от чего скифская воительница выпила ее одним махом. А вот секунду спустя явно об этом пожалела, состроив максимально кислое выражение лица, которое быстро сменилось на гнев. - Что это такое?! Это какой-то виноградный сок, а не вино! Или вода со вкусом винограда, - одного глотка хватило, чтобы зверодева пришла в недоумение и разозлилась, да так, что едва удержалась от того чтобы швырнуть кубок на землю. - Да брось, это хорошее пряное вино моей новой знакомой, она в этом разбирается превосходно. Куда лучше, чем в битвах, - пожала плечами Кифая, совсем не понимая претензий своей звероподобной подруги. - Она небось из этих цивилизованных и изнеженных эллинов, у которых воды в три раза больше, чем вина, - пробурчала скифская воительница, которая привыкла к неразбавленному или хотя бы слаборазбавленному вину. Однако Сенамотис, чуть позлившись, успокоилась, соглашаясь что у этого вина есть что-то стоящее. - Оно совсем не похоже на то, что я пила на родине, ослабляет оно меня, чувствую. - Не ослабляет, а расслабляет, а тебе это как раз и нужно, - отчеканила Кифая, все же довольная тем, что ее подруга потихоньку приходила в себя. Вот и появился хоть какой-то повод для радости после вчерашней неудачи.       Поморщившись, Сенамотис прекратила спорить и выпила до конца пряное вино. Оно действительно хорошо подействовало на побитую скифскую воительницу и она умиротворенно разлеглась на ложе, отказавшись на сегодня от идеи мести. - Спасибо вам, вы спасли мне жизнь и я постараюсь отплатить тем же, - тепло поблагодарила подруг Сенамотис, пожалуй впервые за время их общения приятно и тепло улыбнувшись. Такой дружбой надо было дорожить везде и всегда, но для скифской воительницы это имело особое значение. В степи узы дружбы и боевого братства значили куда больше, чем у цивилизованных эллинов, которые если и дружили, то в основном по выгоде. - Но сейчас я бы отдохнула.       Кифая, да и Алфия несколько приободрились, видя что их подруга проявила благоразумие и решила отлежаться после ранения. Сенамотис довольно прикрыла глаза, более не видя терзавших ее кошмарных видений. Почти всю жизнь одинокая воительница, боровшаяся за свое выживание и свободу впервые почувствовала настоящую близость. Она впервые почувствовала, что может положиться на кого-то и дать себе небольшой, но столь необходимый отдых от бесконечных битв. Ее подруги, чувствуя это, остались с ней, лишь негромко перешептываясь о чем-то своем. Но то было лишь в одном из сотен шатров воинства Ехидны.       Положение, в которое поставили себя монстры провальным штурмом не радовало, хотя отделались они относительно легко в плане потерь. Будь у римлян больше сил, город запросто стал бы кладбищем не для нескольких десятков, а для сотни-другой их подчиненных. Хуже физических ран был только удар по самолюбию. Дочери Ехидны еще ни разу не проигрывали римлянам и грекам в своих новых телах и штурм Одессоса казался им решенным вопросом, но и на грубую силу с колдовством нашелся ответ.       Настроение до того радостное и возбужденное сменилось полным недоумением и неким упадничеством. Грозные воительницы, еще вчера спорившие, кто положит больше римлян, теперь задумчиво молчали, потирая раны и ушибы. Прошлые битвы давались им легко, орехи колоть было бы сложнее, а тут он оказался не по клыкам. Даже Дивия, что не участвовала в битве задумчиво шлепала крылом по струнам, навевая еще большее уныние. Она задумчиво смотрела вдаль, будто желая там найти ответ на случившееся. - Какая сила была вчера на их стороне? Я думала силе Ехидны нет равных. На берегах Танаиса и Борисфена всех же побеждали, - в недоумении разводила мускулистыми, покрытыми свежими рубцами руками орчиха-савромат, отказываясь поверить в произошедшее. - Мы же всегда их побеждали. По крайней мере так говорили, когда звали меня сюда. Сколько подруг заявилось домой с трофеями, а я все решалась. И ведь говорили, что проще некуда, некоторые вон сами в объятия шли, - раздраженно вторила колхидская ламия, шипя от ноющей боли в хвосте, который какой-то грек едва не проткнул копьем. - Только приплыла сюда и сразу все в Тартар. - А может стоило сначала план какой придумать, а не идти в лоб? - предположила лисица с двумя хвостами из племени далеких иирков, прикладывая руки к пробитому стрелой крылу одной из суккубов. - Не все мускулы, да топоры полагаться. - Да нет, дело не в плане или его отсутствии и так и сяк победили бы, а тут колдовство какое-то олимпийское, не иначе. Не любят они нас, вот и помогли италикам, - поспорила фракийская сатирка, угощая своим восстанавливающим и расслабляющим вином раненых мантис, которые едва могли двигаться после ночной битвы.       Пока одни монстры приходили в себя или пытались отрефлексировать происходящее, другие бушевали в бессильной ярости и злобе. Да, они тоже были шокированы поражением, но вместо пустых и бессмысленных, как им казалось переживаний, требовали мести. Толком не отдохнув и не восстановившись, они ходили по всему лагерю, пытаясь растормошить своих шокированных подруг. - Полно вам, сестры, потом выясните что там их спасло. Во второй раз все равно им не поможет! Лучше давайте соберемся и отомстим этим разодетым и изнеженным людишкам! Пусть познают всю нашу страстную ярость! - яростно призывала огр с восточных гор, потрясая шипастой дубиной. Ее нога была перевязана и сама она еле заметно прихрамывала, но она была готова перетерпеть любую боль, лишь бы отомстить железнобоким воителям, что у ворот чуть не залили ее кипятком и не присыпали стрелами. - Кирина была такого же мнения, да сгинула в этом проклятом городе, получив стрел десять. Нет уж, я лучше подожду следующего корабля, да вернусь обратно в Колхиду и перекручу всех подруг, что меня сюда звали, - с шипением замахала руками ламия с другого берега Эвксинского понта. - Вы еще навоюетесь, а я пока еще пожить хотела бы. А мужчину какого-нибудь обязательно притащат. - Эх, была бы тут сестренка Амага, ставшая могучим крылатым змеем. Вот бы она этим железнобоким устроила... Всех бы прожарила и ворота спалила бы. Жаль она пленила какого-то скифа, да и пропала в своей северной степи, - вздохнула гоблинша-сарматка, снимая повязку с бока, куда вчера прилетела стрела.       Астерия видела все эти споры, призывы к мести и прекрасно их понимала. Она наверное никогда не была такой злой с момента своего обращения. До этого момента все шло пусть неидеально, но успешно. Ни одного поражения. Ее планы работали почти безотказно. Ей даже удалось выманить половину гарнизона. Но с самим Одессосом все пошло наперекосяк. Еще хуже было осознавать, что этот сварливый старый варвар был прав в своих предостережениях.       Бойцы были крайне раздосадованы неудачей, которая только разжигало жажду реванша. Воительницы рассчитывали уже начать делить между собой добычу, Десятки монстродев еще толком не оправившись от ранений требовали готовить новую атаку на город, дабы проучить непокорных римлян.       Еще мрачнее Астерия стала от известий, пришедших от Алкмены. К городу направлялась армия наместника Македонии. Не надо было быть повелительницей монстров, чтобы понять, что армия Ехидны могла оказаться между молотом и наковальней. Какая была армия наместника, сколько в ней человек и насколько хорошо обучены, всего этого Тенебрис и Астерия не знали.       Держа в уме все эти сведения, Астерия по привычке пошла к Тенебрис, с которой вместе им предстояло все обдумать и выработать новую стратегию, поскольку прошлая лобовая атака без изысков и подготовки себя не оправдала. Вздохнув, она зашла в темный как сама ночь шатер своей повелительницы. Тенебрис на удивление хоть и выглядела задумчивой, но на ее лице была едва заметная клыкастая улыбка. К тому же теперь перед ней валялся большой свиток пергамента с какими-то записями. - Астерия, проходи. Надеюсь, ты выяснила причину случившегося, потому что я осталась здесь, думая что трудностей не возникнет, - конечно в голосе Тенебрис не могло не звучать некоторое разочарование, но похоже она весьма философски восприняла неудачу. Повелительница вальяжно восседала на своем ложе, чуть запрокинув голову. - Кажется мы просто потеряли контроль над ситуацией, эти подлые римляне словно стая крыс атаковали нас со всех крыш и из-за всех углов, попрятавшись на темных улочках этого проклятого города. Никакой чести, никакой смелости, лишь коварство и подлость, да удача спасли их, - раздраженно бросила Астерия, не желая углубляться в причины неудачи. Ей было достаточно того, что в прошлый раз они всегда побеждали, что римлян, что греков, что сарматов, что скифов. Тут же она просто не могла отыскать рациональной причины провала. - Ясно, тогда успокой всех и передай, что они обязательно смогут отомстить, но позже. Сейчас пусть придут в себя, отдохнут. И да, пусть не принимают никаких резких движений и не пытаются штурмовать этот город, не хватало бы еще потерять сотню на его улицах, - не обращая внимания на раздражение Астерии, дала распоряжение повелительница, посматривая на свой свиток.       Там была Еврипидовская трагедия “Медея” и видимо повелительница Тенебрис, не желая лишний раз показываться на солнце, развлекалась чтением и изучением человеческой культуры. Этот свиток был захвачен в одном из греческих городов и Астерия бы просто выбросила или спалила его, но вот стригой нашла в нем что-то интересное. - Знаешь, культура людей конечно неправильная. Читаешь и диву даешься, ничего кроме предательств, измен, интриг и насилия, крови, совсем не прекрасной. А ведь будь Медея одной из нас, определенно нашла бы со своей соперницей общий язык, как и со своим мужем... - чуть мечтательно произнесла Тенебрис, представляя как могла бы “исправить” огрехи этой трагедии любительница культуры и искусства Ламоника. - Впрочем, я отвлеклась. Несмотря на жестокость, эта трагедия подарила мне мысль, которой я бы с тобой поделилась. Не стоит нам опять штурмовать этот несчастный город. Мы проучим и италиков и эллинов, но сделаем это куда изящнее, нежели просто грубой силой. - Тогда как мы это сделаем? Повелительница Тенебрис, эти люди убили десятки наших сестер, и вы предлагаете это так оставить? Вы же понимаете, что как только раны затянутся, наши воительницы придут в себя и захотят отомстить тем, кто их так унизил. Да что они, я еще ни разу не проигрывала этим железнобоким людям, - горячо стала доказывать необходимость нового штурма Астерия, стукнув кулаком об ладонь. - Успокойся, Астерия, город от нас никуда не денется. К тому же, если Алкмена не ошиблась, то в городе нет сил для вылазки. Здесь время работает на нас с тобой и против них, - Тенебрис хоть и была мрачнее обычного, не выражала беспокойства или переживаний в открытую. Да, с наскоку взять город не вышло и это было неприятно, но не критично. И убиваться по этому поводу повелительница не собиралась, в отличие от подчиненной. - Нет, не на нас, повелительница! Вы хотите замотивировать их стоять до последнего? Если не пойдем на новый штурм, посчитают, что мы испугались и о сдаче даже думать не станут! - продолжала яростно доказывать повышенным тоном необходимость мести Астерия, у которой, казалось, сейчас из ушей повалит дым. - А еще мы ничего толком не знаем об армии, идущей сюда. Алкмена говорила, что это войско какого-то македонского наместника. - Вот поэтому я и хочу, чтобы мы оставили город в покое, Астерия, нам нужно готовиться к прибытию вражеской армии. Нет смысла понапрасну изнурять себя атаками, которые могут не принести желаемого результата, - на контрасте с эльфийкой, повелительница ночи была холодна как бледная луна, стараясь не показывать и малейшего замешательства. - А почему бы нам не подготовиться как следует и не прихлопнуть этот город одним ударом, как назойливого комара?! Таран покрепче, минотаврих десять и нет ворот, только стрелков со стен убрать. Ты послушай, Тенебрис, что говорят наши! Они злы и недовольны, они жаждут мести, так может дать им ее и растоптать город, да выжать все из его защитников? - не унималась Астерия, не понимая или не желая понимать замысел Тенебрис, которая явно держала в уме римские подкрепления. - Потому что это потребует времени, больших сил и тщательной подготовки, а если этот наместник заявится сюда через месяц или два, а может и того раньше. Неловко будет оказаться между молотом и наковальней. Нет, я не хочу так рисковать, да и не так нас много, чтобы биться на обе стороны. Так что нет, Астерия, я не начну нового штурма, - сухо и безжизненно произнесла Тенебрис, поправляя колдовской кулон на шее.       Астерия ударила кулаком по столу, но на сей раз промолчала и возражать не стала. Заложив руки за спину она стала ходить взад-вперед по темному шатру Тенебрис, споря сама с собой и постепенно успокаиваясь. Ярость и бурлящая кровь постепенно остывали под влиянием разума и теперь эльфийка хотя бы видела логику в словах своей повелительницы. - Ладно, допустим... Допустим мы не будем штурмовать этот город до прибытия римлян с юга, но мы же не можем просто так все оставить! Мы не можем позволить им отдыхать и праздновать победу. Мы должны им отомстить за наше поражение, обязаны! Иначе выходит, что это они нас обесчестили, а не мы их, - под напором логики и здравого смысла Астерия капитулировала, но лишь частично. Было видно, что она не успокоиться, как и многие монстры, пока не удовлетворят свою месть, пока не испортят радость от победы защитникам Одессоса. - Как насчет более утонченного подхода? Мы слишком много полагались на силу, мускулы, да чародейство, но Ехидна даровала нам острый ум и змеиную хитрость Вспомни, как ты играешь со своим центурионом. Ты ведь не сразу его выжимаешь, а медленно и планомерно подводишь к грани, растапливая все попытки сопротивляться, верно? - провела необычную, но доходчивую аналогию Тенебрис, заставив Астерию серьезно призадуматься. - Мы сделаем то же самое и с Одессосом, медленно подточим его, вытянем все жилы понемногу, кровь изопьем каплю за каплей. Передай Алкмене, чтобы постаралась уничтожить их запасы, а заодно распространить в городе наши особые ягоды, чтобы горожане не сильно голодали. В случае неудачи, мы ничего не теряем, в случае успеха город сам упадет в наши руки, как перезрелый плод.       Астерия промолчала, ходя взад-вперед. План Тенебрис не сразу был ей понятен, к тому же он сначала показался эльфийке чересчур растянутым. Но с другой стороны в ее словах была логика. В конце концов важнее было победить, стереть с лица земли любую память об поработителях-олимпийцев и освободить людей от их гнета. И если это великое дело требовало лишнего месяца, Астерия могла бы и потерпеть. - Ха, а ты еще умнее и коварнее, чем я думала. Признаться, до такого бы я не додумалась. Мне бы меч или лук, да пронзить кого-то... Но я одного не пойму, как нам быть с наместником Горталом? Ну не будем же мы просто сидеть и ждать его все эти два месяца, чтобы оказаться меж молотом и наковальней? Да и ты знаешь, как нашим воительницам без дела, без врагов будет скучно, - после некоторого раздумья согласилась Астерия с планами Тенебрис, подивившись ее выдумке и тонкости. Она бы скорее просто не стала тратить время на столь долгую работу. - Все просто. Отправь лазутчиков, посмотри, где может пройти войско наместника. Встретим его в открытом сражении и разобьем, дав вволю повеселиться и пар выпустить всем нашим сестрам. По окрестным поселениям пусть пока аккуратно погуляют, храмы олимпийцев оскверните. А там глядишь как падет войско наместника, там и город сдастся, - терпеливо и довольная похвалой эльфийки изложила окончание своих замыслов бледная повелительница.       Астерия как следует призадумалась над планом Тенебрис. В нем все выглядело довольно логично и сама эльфийка без возражений его приняла, если бы не удар по самолюбию, который нанесли ей и всей армии защитники Одессоса. Больно уж хотелось увидеть их падение, их неудачу, послушать их крики и стоны, как следует наказать за сопротивление. Но все же холодный рассудок победил и Астерия, обсудив еще несколько деталей с Тенебрис, покинула ее шатер, оставив повелительницу в темноте.

***

      Безлунная и беззвездная ночь заключила Кипр в свои мрачные объятия. Древний Пафос окутала тьма и лишь огонь маяка, да редкие факела на улицах заставляли ее отступить. Идеальное время для недоброжелателей и незваных гостей. Но целью их был не торговый город, его лавки, склады или казна, о нет. Цель десятка крылатых путниц была дальше в холмах. Найти место было нетрудно, о нем знали по всему Маре Нострум, найти его можно было на многих монетах, а многие путешественники хвастались, что преподнесли дары Афродите не абы где, а в самом Палепафии. По преданию, именно там из морской пены родилась богиня любви. И именно к ее главному храму держал путь небольшой отряд крылатых дочерей Ехидны.       Исшара очень хотела заявиться в Палепафский храм средь бело дня, желательно на каком-нибудь фестивале, чтобы наиболее эффектно представить себя. С трудом сестры и подруги отговорили ее от этой самоубийственной затеи, уговорив прибыть в храм Афродиты под покровом ночи. Повелительница суккубов ощутила себя уязвленной. Она уже считала себя сильнее и лучше олимпийской богине любви и мечтала встретиться с ней лицом к лицу и при всем народе показать свое превосходство, чтобы никто не усомнился в ее силе и притязаниях. А так ей приходилось словно разбойнице в ночной тени лезть в храм Афродиты.       Дорога к храму для суккубов не принесла каких-либо сюрпризов, скорее навевала скуку. Путников в столь поздний час не было, жрецы также покинули святилище на ночь, заперев его. Лишь несколько скучающих часовых ходили возле дверей и священной рощи. Даже оружие и то было скромным, кинжалы, да дубины. Что это по сравнению с силой дочерей Ехидны. И именно ее собралась продемонстрировать Исшара, поручив спутницам остаться в укрытии.       Неслышно, будто легкий ветерок Исшара приблизилась к входу в храм. Скучающий и явно желавший вздремнуть юноша и ухом не повел, когда приблизилась повелительница суккубов. Лишь тихий, еле уловимый шелест травы, приминаемой сандалиями дочери Ехидны, заставил встрепенуться. Из ночной тени плавно и изящно выплыла девица невероятной красоты в мерцающем фиолетовом одеянии. Плавные и шелковистые волосы такого же цвета спадали на приоткрытые плечи и из-под которых выглядывали белоснежные рожки. Даже воздух вокруг нее будто наполнялся каким-то невиданным ранее ароматом, от которого разум будто бы угасал.       Страж лишь приоткрыл рот, явно пытаясь что-то сказать или позвать на помощь, видимо он и сам не мог определиться, говорить с необычной незнакомкой или позвать соратников. Но Исшаре даже такого короткого замешательства хватило с лихвой. -Ты верно послужил своей богине, позволь преподнести тебе божественный дар, - сладким шепотом, проникавшим в самое сердце произнесла повелительница суккубов. Аккуратно и изящно она провела рукой перед стражем, погружая его в мир сладких иллюзий, от которых он бессильно сполз на землю. - Надеюсь, когда ты проснешься иллюзии перестанут быть реальностью и станут явью в объятиях дочерей Ехидны.       Таким же образом за минуту повелительница суккубов разобралась и с остальными стражами, погрузив их в блаженные грезы, вызвав у своих спутниц неподдельное восхищение. Без труда нейтрализовав охрану, Исшара с восемью спутницами повозилась с тяжелыми дверьми. Был соблазн просто выбить их ураганным ветром, коим умела управлять повелительница суккубов, но уродовать столь красивое место рука не поднималась. Потратив еще минут десять Исшара с удовлетворением вздохнула и торжественно, медленно распахнула огромные двери. Она входила в главный храм Афродиты как к себе домой, ибо планировала после успеха сделать здесь центр своего нового культа.       Здесь было приятно и красиво, тут свободно гулял столь любимый Исшарой ветер. Сам остров выделялся красотой и чистыми, лазурными водами вокруг. Сюда же прибывали путники и паломники со всего Маре Нострум. Видя все это повелительница суккубов даже по-хорошему завидовала Афродите, что так хорошо устроилась на столь прекрасном острове. Но минута мечтаний была окончена и надо было возвращаться к делу.       Внутреннее убранство храма было даже более величественным, чем представляла. Красивее был наверное лишь дворец ее матери в подземном мире. Повсюду, на каждой стене виднелись фрески, отражающие все величие и силу богини любви и красоты. Аккуратно были расставлены ритуальные сосуды с красными и черными фигурами, отражавшие эпизоды жизни богини, будь то ее времяпровождение с сыном Эротом или где красавица парила верхом на прекрасном лебеде. Но все это, как и храмовая сокровищница не так сильно интересовали незваных гостей.       Главный зал храма был щедро уставлен статуями зверей, но также и героев древности, что пользовались благословением и покровительством богини любви. Тут были и ослепший пастух Анхис со своим сыном героем Энеем и приамов сын Парис, решивший знаменитый спор в пользу Афродиты. Нашлось место и для Адониса, любимого смертного богини.       Сама Афродита возвышалась на пьедестале в самом центре своего главного храма. Она смотрела чуть свысока, но как-то мягко, не так, как другие олимпийцы, одной рукой поправляя полупрозрачный хитон, а в другой держа яблоко, присужденное когда-то Парисом как прекраснейшей богине. Красота скульптуры даже заставила Исшару на минутку замедлиться и оказать должное столь прекрасному изваянию. - Вот уж в чем, а в красоте тебе не откажешь, пусть это лишь мертвый мрамор. Ты почти совершенство. Вот бы немножко тебя доработать и приукрасить, - Исшара, минуту полюбовавшись статуей, вспомнила о своей миссии и подошла к ней. Пристроившись поудобнее, повелительница суккубов взяла руку с яблоком и ладонь ее засияла фиолетовым светом. - Моя сила и энергия сделают тебя еще прекраснее. Представляю как восхитятся утром паломники, что придут поклониться тебе и принести дары. - Я так не думаю! - громом прокатился по огромному залу твердый голос, заставив Исшару и ее спутниц озираться по сторонам в поисках его источника.       В следующее мгновение Исшара почувствовала как рука статуи, державшая хитон резко перехватила ее, не дав прикоснуться к себе. И сдавила надо сказать хорошо, Исшара никак не могла выдернуть руку из мраморной хватки. Спутницы ее были удивлены не меньше, а одна то ли в ужасе, то ли в удивлении прикрыла рот рукой.       Все помещение залил яркий свет, будто сам Гелиос спустился на землю, изгнав ночь и тьму. Статуя, что держала руку удивленной и слегка ошарашенной Исшары превратилась в чистый свет и сделала шаг вперед. Теперь перед статуей, оставшейся позади, стояла сама Афродита. Яркий свет постепенно угасал, являя саму богиню любви во плоти. Золотые волосы продолжали приглушенно сиять в свете факелов. Исшара на секунду потеряла контроль, смотря в розоватые глаза богини, в которых причудливо сочетались мягкость и жесткость. Полупрозрачный розоватый хитон, подкрепленный золотым поясом мягко шуршал по мраморному полу, когда прекрасная богиня делала шаги в мире живых.       Спутницы Исшары попятились назад, не зная чего ждать. Конечно, они предполагали, что потревожат покой богини, но думали что после истории с Артемидой Афродита не рискнет спуститься к ним на землю. Но на удивление как самой повелительницы, так и ее подчиненных, богиня любви не метала молний, не пускала огонь и даже не насылала никаких любовных проклятий. - Мне приятно, что вы по достоинству оценили мою статую, но приходить без приглашения и подношения в дом богини невежливо, тем более лапать мои изображения, - произнесла уже не так грозно и громко Афродита, но так, что ее все равно слышали все спутницы Исшары, попятившиеся назад. - Признавайтесь, красавицы, зачем пожаловали? Просить помощи в делах любовных?       Однако сама Исшара мгновенно пришла в себя и не дрогнула перед мощью богини, что держала ее руку. Хватка была мягкой, но железной, будто клещи обернули бархатом. Повелительница суккубов сделала лишь один шаг назад и резким рывком освободилась из рук Афродиты. Эффект неожиданности прошел и вот перед Исшарой стояла та, кого она хотела подвинуть.       Повелительница суккубов никогда не видела Афродиту вживую и знала о ней лишь с рассказов матери, да некоторых сестер. Описывали ее все по разному, то со светлыми, то с черными волосами, то с синими глазами, то с розоватыми. Сама Ехидна вскользь говорила о богине любви, как об одной из самых нормальных из всех олимпийцев, поскольку та особо не усердствовала в истреблении ее дочерей, как та же Афина Паллада.       Теперь они стояли друг напротив друга во всем своем величии и великолепии. Конечно, у Афродиты не было фиолетовых волос, кожаных крыльев и фиолетовых откровенных одеяний, как у Исшары. Но в ее более скромном по форме теле чувствовалась не меньшая сила и сотни лет жизни. Это позволяло светловолосой богине красоты смотреть на гостью несколько снисходительно и свысока, но особо это не демонстрируя. - Почему же это без подношения? Я бы очень хотела поделиться с тобой своей силой, даром моей могущественной матери. Признаюсь, я думала что ты со своими родственниками безвылазно сидишь на своей горе и что мы так и не увидимся, - Исшара, в отличие от своих спутниц-суккубов мгновенно пришла в себя, пока те завороженно смотрели на прекрасную богиню. - Позволь представиться, я Исшара повелительница суккубов и одна из двенадцати дочерей великой Ехидны.       Несмотря на вражду, повелительница суккубов демонстрировала вежливость и учтивость, тем более что сама богиня любви не спешила гнать ее метлой вон. Исшара решила особо не хитрить и перейти к разговору с Афродитой напрямую. К ее удивлению, богиня любви довольно спокойно восприняла ее слова о родстве с Ехидной. Будь тут Артемида или Афина Паллада, от Исшары не осталось бы и мокрого места, но Афродита не спешила стирать гостью и ее спутниц в порошок. - Исшара? Хм, я где-то слышала такое имя, - чуть задумчиво произнесла Афродита после того, как представилась дочь Ехидны. Имя и вправду показалось ей знакомым и минуту богиня провела в воспоминаниях о прошлых столетиях и тысячелетиях. - А, Ашторет, финикийская богиня любви, но ты не она. Неужто Ехидна называет своих детей в честь мертвых богов? - А вы ее знали, богиню Ашторет? - чуть наклонив голову набок поинтересовалась Исшара с неподдельным энтузиазмом. Пока для нее все шло как нельзя лучше и она была не прочь сначала поговорить с богиней на какие-то отвлеченные темы.       У Афродиты перед глазами всплывали дни далекого прошлого, настолько что она даже не могла и время вспомнить. Что вообще такое конкретный год для бессмертного божества? Тогда она с братьями и сестрами освободилась от титанических оков, вокруг был мир полный ложных богов, дурманящих людей и покушавшихся на их греческий дом. Сколько мелких божков сгинуло в безвестности и забвении в этой борьбе и сосчитать было невозможно. Гея спала и видела, как отомстить олимпийцам за падение титанов. Нашлось место и отступнице-ренегатке безумной Кибеле, изгнанной с Олимпа во Фригию.       В бесконечной борьбе за жизнь, за влияние друг с другом и другими пантеонами ковались олимпийские боги, в том числе Афродита. Ашторет же... Афродита смутно помнила это финикийское божество любви. Хотя не поворачивался у греческой богини называть восточный разврат любовью. Ашторет пробуждала в своих последователях наиболее низменные качества, низменные страсти, на которые и смотреть-то было стыдно. А уж про ее жриц, отдававшихся всем желающим за деньги и говорить было нечего. И щупальца развратной богини протянулись далеко на запад до самого Карфагена и Испании, но римские мечи покончили с этой скверной. - Да, Ашторет, финикийское божество, что сгинуло еще... Лет триста назад. А ведь когда-то даже тут на Кипре ей поклонялись, давно это было, - предалась воспоминаниям о далеком прошлом богиня любви, вспоминая старые времена, когда нельзя было почивать на лаврах. В размышлении подошла Афродита к статуе льва, что раньше украшала местную обитель Ашторет и лишь позднее была перенесена сюда. - Последний ее храм разрушили в Карфагене, с тех пор о ней я не слышала. Вокруг не осталось более богинь любви, лишь я единственная и неповторимая.       Исшара с интересом выслушивала, как Афродита предавалась воспоминаниям. Она видела, что богиня любви не сильно радуется прошлым векам и особо не старается их вспоминать. Пользуясь тем, что богиня любви ушла со своего пьедестала, повелительница суккубов решила перейти в наступление. Жестом она приказала спутницам остаться в стороне, а сама медленным шагом заняла место слева от Афродиты, задумчиво смотревшей в глаза льву. - Вижу, матушка не врала насчет тебя, с тобой действительно можно поговорить. Обычно вас, олимпийцев представляют бессердечными и жестокими тиранами, но мне кажется, будь они все как ты мы бы смогли найти общий язык. Может даже договориться, - Исшара стояла довольно близко к Афродите, но все же не решалась прикасаться к богине любви. Она видела, что та расположена к разговору и попыталась пустить в ход свое обаяние и лесть, а если не получится, то аргументацию. - Договориться о чем, Исшара? Перебежать к вам не предлагай, меня полностью устраивает текущий статус, да и родственников ради отродья Геи я предавать не намерена, - Афродита быстро уловила, в какую сторону клонит суккуб и тут же резко к ней развернулась и столь же резко дала понять, что переходить на сторону монстров не собирается. - Если больше тебе нечего предложить, то предлагаю покинуть мой дом. - Не торопись, о, Афродита, ты же даже не выслушала меня. Ты же не можешь не видеть, что мир меняется, что моя мать снова набирает силу. Но моя мать не хочет быть Зевсом, который готов сгубить всех, кого подозревает в соперничестве. Тем более такой красавице совсем не пойдет превращение в рядового монстра, на котором настаивают некоторые мои сестры, - перешла в атаку Исшара, решив теперь перейти в открытое наступление и теперь сама искала взгляда Афродиты, чтобы высказать свое предложение максимально прямо. - Я хочу предложить тебе не сопротивляться и не губить себя понапрасну, а принять грядущие перемены как должное. Я с удовольствием помогу тебе найти подходящее место в новом мировом порядке и обеспечу тебе достойный тебя статус.       Афродита недовольно сжала губы, но тем не менее была скорее рада откровенности Исшары. Напрямую повелительница суккубов конечно этого не говорила, но все шло к тому, что от греческой богини придется признать главенство этого ехидновского отродья. Предложение, наглости которого мог бы позавидовать какой-нибудь Сизиф, но Афродита постаралась достойно его принять. Уже несколько столетий никто не пытался оспорить статус Афродиты как главного божества любви и красоты, она даже немного позабыла каково это, бороться за свой статус за место в пантеоне, в сердцах людей. - Ты мое место занять думаешь? Стать новой богиней любви и красоты? Знаешь, быть божеством далеко не так просто, как может показаться, а с твоим ветром в голове для тебя это станет лишь обузой, - поддержала открытость Исшары собственной откровенностью Афродита, чувствуя странную заведенность внутри. - Ты уверена, что знаешь о любви достаточно, чтобы претендовать на мое место? - Ничего подобного. Ты не смотри на то, что я умею использовать силы ветра и что может я одеваюсь как-то... более откровенно чем ты. Моя мать с детства готовила меня к этой роли, как и моих сестер, - Исшара едва удержалась от того, чтобы не перебить Афродиту, настолько нелепой показалась ей претензия. Повелительница суккубов была более, чем уверена в своих силах. - Думаешь, я бы не прилетала сюда, если бы не была готова заявить о себе, занять это место? Я хотела явиться днем на Афродизии, перед всеми, но Эфира и Эльрафиен отговорили меня от этого. - То есть ты хочешь сказать, что ты уже лучше меня? - самолюбие и гордость Афродиты безусловно были уязвлены подобной наглостью и напором Исшары, но богиня любви не показывала своих чувств, лишь медленно зашагала обратно к пьедесталу. Спорить где-то у храмовой стены она считала недостойным себя. - Да, Афродита, я считаю себя лучше. Не подумай дурного, я тебя уважаю, иначе не говорила бы с тобой, не пыталась убедить. Но посмотри правде в глаза, богиня, твое время прошло. Слышишь ветер перемен, как он срывает отсохшие, отжившие свое листья, дабы дать распуститься новым? - продолжала давить и нажимать повелительница суккубов. Неторопливо последовав за Афродитой к центру зала, бросая в спину олимпийке свои доводы. - Красиво подбираешь сравнения, Исшара, в этом не откажу тебе. Но пока вы где-то в пещерах и норах, да на варварских краях Ойкумены? Не торопишься ли ты отправлять меня на покой? - стоя на возвышении, снисходительно обернулась к дочери Ехидны Афродита, поправляя прядь золотых волос. - Я за любовь отвечаю уже не первую сотню лет и не вижу поводов уступать ее кому-то еще. - Да, просто твое время прошло, как и время “твоей” любви. Я принесу людям новую, более совершенную любовь, лишенную изъянов, страданий и недостатков, которые есть у тебя и “твоей” любви, - Исшара горделиво расправила кожаные крылья и сделала шаг вперед, вставая на одну ступеньку с Афродитой. - Вот как? Я и не заметила, - притворно разочаровано развела руками Афродита. Тем не менее в ее голосе все же слышалась какая-никакая, а заинтересованность и заинтригованность. Пробудилось позабытое за долгое время чувство соперничества и оно не позволяло богине любви выпроводить конкурентку прямиком в Тартар. - А что за любовь ты дашь им взамен? Я многие десятилетия работала над ней, выстраивая гармонию и баланс для счастья людей. Интересно что такого ты можешь предложить ей на смену. - Твоя любовь, Афродита несет людям не только счастье и радость, но также страдания. Мало ли было разбитых сердец, ревности и измен и несчастливых браков? Моя мать нашла способ избежать этого. Наша любовь искренняя и прочная, мои сестры не предадут своих избранников, а они их, как это может быть у тебя, Афродита, - на сей раз для убедительности Исшара вытянула вперед ладонь. Над ней образовался круг, что показывал мир Ехидны. В нем не было места ревности или супружеским изменам.       Монстры навсегда вручали свое сердце избранникам, дабы провести с ними идеальную и счастливую жизнь. Не было тут места и разбитым сердцам, ибо каждый мужчина мог найти себе жену, идеально подходившую и даже не обязательно одну и не было нужды разрываться между ними, как это было в любви Афродиты. - Посмотрела бы ты как живут люди и монстры в нашем городе. - Любовь вещь куда более сложная, Исшара, чем может показаться на первый взгляд. Я вижу что ты предлагаешь, но это лишь эрос, одна из частей столь сложного явления как любовь. Она многогранна, глубока. Может быть ты слышала про агапе, филию или сторге? То что пытается делать твоя матушка это не любовь, а скорее влечение, привязанность, эрос как я уже говорила, - Афродита совсем не впечатлилась демонстрацией, которую создала Исшара своими чарами. Для богини любви требовалось что-то посерьезнее, чем просто жаркие и страстные объятия мужчины и ламии или скачку какой-нибудь волчицы. - Не подумай, я знаю цену страсти, но Ехидна этого не видит и потому рушит баланс, искажая и извращая любовь. - Что за глупости? Разве мы хотим уничтожить другие виды любви? Нам не чужда любовь матерей и сестер, не чужда нам и дружба. Все мои спутницы здесь потому что любят меня как свою подругу, я не принуждала их лететь со мной, - повела рукой в сторону Исшара, дабы показать своих помощниц, которые тут же стали подтверждать слова повелительницы. - А насчет эроса... Так разве не страсть пронизывает всю остальную любовь, наполняя ее жизнью? Что такое агапе без страсти в душе? Пустая формальность. Без страсти и долг не в радость. Я предлагаю не сковывать ее, не сдерживать вихрь, а позволить ему бушевать на благо всем. - Вот именно, в любви, как и везде, должен быть порядок, гармония, баланс. А не хаос и безобразие, как у твоей матери. Все равно что она колесницу построила, да только одно колесо больше всех остальных, - тут же дала отповедь Афродита, пытаясь выловить противоречия и слабые места в словах Исшары. - Знаешь, я где-то это уже слышала пару тысячелетий назад. Кажется в Вавилоне с их развратными культами. Там тоже эрос заявлялся как первоисточник всего, как главное содержание любви. На нем они строили представление о любви. Но это скорее было похоже на животных, а не людей, страсть и похоть, что отключали разум и пробуждали самые мрачные инстинкты человека, поощряли торговлю телом. Мой брат Аполлон сказал бы так, что форма у вас, детей Ехидны конечно новая, но вот содержание-то осталось старым. Твоя любовь это не путь вперед, а шаг назад, обратно к этим примитивным оргиастическим культам, которые люди переросли, по крайней мере цивилизованные, хотя и им иногда нужен выплеск эроса, для этого есть Дионис. Я создала сбалансированную любовь, где есть место и высокому и страстному.       В ответ на миражи Исшары, Афродита показала ей свой собственный мир любви, где действительно было место и страсти, и долгу, и дружбе. Если мир Ехидны напоминал развратный Вавилон, где некоторые монстры были бы рады устроить совокупление с избранником на улице, богиня любви пыталась показать более изящную, сложную и приличную любовь. В конце концов Афродита демонстрировала людей, а инкубы и монстры Исшары скорее напоминали человекоподобных животных, ведомых прежде всего низменной страстью и инстинктами. - Брось, Афродита, страсть и рождает любовь, даже ты ей подвержена. Ты очень много говоришь о любви, но ты сама можешь ей соответствовать? Нет, ты сама хороший пример той самой несовершенной любви, которую я хочу заменить. Верна ли ты была своему мужу Гефесту? О нет, с кем только ты не делила ложе. И с богами и смертными. Это ты баланс агапэ соблюдала или сторге? - самодовольно и не без ехидства заявила Исшара, получив идеальную возможность ударить Афродиту ее же аргументами. - А вот была бы любовь, как ее вижу я и моя мать, ты была бы счастлива с тем, кого любишь больше всего и не было бы нужды прыгать в постель то к богам, то к смертным, разбивая сердца и причиняя боль как себе, так и другим. Не самое ответственное поведение для богини.       Для наглядности суккуб применила свои иллюзионные чары, позволяя Афродите посмотреть на саму себя со стороны, как она делила то злосчастное ложе с богом войны, в котором она запуталась из-за хитрости Гефеста. Или как она охотилась с Адонисом, а после удачного ее исхода отдавалась смертному. Очень хотелось богине любви отвести глаза, но не хотела давать сопернице повода для радости лишнего. Исшара с трудом сдерживала ликование. Видела повелительница суккубов, как ногти Афродиты вонзились в ее ладонь, когда та сжала кулаки, а сама с трудом удерживала легкий румянец на щеках. - Во-первых, я богиня любви, а не целомудрия, а о нем веди спор с Гестией. Во-вторых, мои собственные слабости меня многому научили, я использовала их, чтобы усовершенствовать, доработать свою любовь, сделать ее еще лучше. За мной ты подобного теперь, если и найдешь, то гораздо меньше. А в-третьих, Исшара, ты кичишься совершенством своей любви и тем, что она лишена недостатков, в ней есть лишь бесконечная верность и удовольствие. Но именно испытания, трудности делают любовь сильной, искренней, закаляют ее, - проглотив унижение Афродита собралась с силами и решила дать ответ, чтобы задеть Исшару в ответ и теперь сделала шаг ей навстречу. - Признаюсь, вы можете “исправить” эту любовь, но ради нее вы лишите свободы всех, как людей, так и вас самих. Ты говорила, что монстры не могут предать своих избранников, а те их. А почему они не могут это сделать? Из-за духовной близости? Нет, из-за запретов, наложенных твоей матерью. Монстры не могут не любить своих избранников, а те их. Какова же прочность и цена такой “любви”? Вы просто набросили на всех кандалы и гордитесь этим как своей победой. - Уж точно в моей любви больше свободы, чем в твоей, Афродита. Вы, олимпийцы, породили барьеры между людьми, препятствующие их любви, будь то богатство или власть. Свобода, неравноправие мужчин и женщин, все это вы возвели, чтобы укрепить любовь или собственную власть? Я же несу людям освобождение от этих оков, у моей матери любовь свободна и нет разницы богат кто или беден, - Исшара не ожидала, что Афродита перейдет на тему свободы, но ее фиолетовые глаза загорелись энтузиазмом, ведь тут она чувствовала себя даже увереннее. - И ты, красавица яркое подтверждение этой несвободной любви. Ты играешься судьбами, любовью смертных по собственной прихоти. Стрелы твоего сыночка ли не принуждали Медею или Елену любить против их воли? Ты красива, да, ты богиня, но ты возомнила, что знаешь все и вся. Ты стала решать, что хорошо, а что плохо, что правильно, а что неправильно. - Нет, Исшара, я не по одной своей воле делаю это, а по просьбам людей, что поклоняются мне и чтут как богиню. Я смотрю, будет ли эта любовь благом для людей или нет и лишь затем мой сын пускает свои стрелы. И стрелы его не могут сотворить любовь, точно также как не может и сотворить ее энергия твоей матери. Они лишь помогают ей проснуться и расцвести, - резко дала отповедь Афродита, не желая и тут уступать Исшаре и ее извращенному пониманию любви. Да, конечно, она распоряжалась порой любовью людей, но она была богиней и это была ее прямая обязанность. Ведь какой прок от божества, если оно не может ответить на мольбы смертных. - Я сказала насчет своей свободы, а что насчет твоей? Ты много говоришь о принуждении, о тирании моих братьев и сестер, но что за свободу ты отстаиваешь? Напомни, всех ли пленных мужчин вы спрашивали об их согласии перед изнасилованиями? Всех ли женщин превращали в себе подобных спросив их разрешения? Твоя “свобода” это право сильных навязывать свою волю, то есть “любовь” более слабым. - Вот уж неправда! Да, может быть порой мы действуем грубо, но это вы заклеймили нас в глазах людей как чудовищ, чтобы они боялись и избегали нас ради вашей власти. Вы будто бы приковали их цепями в темной пещере и дразните их иллюзиями, показывая вместо реального мира лишь его тени, держите их во тьме. Моя мать же хочет привести людей к истине, к свету, выходу из этой тьмы. Естественно люди, отвыкшие от света солнца будут пытаться уйти от него, но мы через преображение даруем мужчинам и женщинам привыкнуть к нему. Моя мать не навязывает правила и запреты, вроде ваших, она помогает несчастным прозреть, осознать себя настоящими, освободиться от ваших оков и увидеть мир в его истинной красоте, которого вы, олимпийцы, их лишили, - Исшара резко возмутилась такому перевиранию Афродиты и даже стукнула кулаком по ладони. Она была полна желания доказать богине любви, что преображение, пусть даже и не совсем по воле людей принесет им куда больше счастье, пользы и истины, чем прозябание в оковах олимпийцев.       Вновь над ладонью Исшары появилось изображение как она описывала. Люди, что прикованы цепями и видели лишь стену пещеры, на которую отбрасывались искаженные тени, создаваемые богами. И лишь обращение в монстров, либо принятие их любви позволяет несчастным покинуть пещеру, будто тюрьму и увидеть собственными глазами подлинную свободу. Повелительница суккубов уже предвкушала как Афродита будет выкручиваться, но на ее удивление богиня любви лишь язвительно улыбнулась в ответ. - О, ты, как и твоя матушка, думаешь, что несешь свет истины людям? Метафора твоя хороша, но точно ли ты правильно ее донесла и ничего не перепутала? Может твой “свет” лишь блуждающий огонь, ведущий людей не к истине, а к погибели? - Афродита не только не уступила аргументу Исшары, а наоборот обрадовалась, ибо ее смысл можно было легко изменить в свою пользу, что богиня любви с торжествующей улыбкой и сделала. - Хотя знаешь, учитывая какую именно “любовь” вы возрождаете, это не путь к солнцу, а назад в пещеру к оковам похоти и эроса, а несчастные монстры и люди будут довольствоваться искаженными тенями истинной многогранной любви.       У Исшары от такой наглости Афродиты даже перехватило дух и она судорожно схватила пальцами воздух. Поймав соперницу на этом секундном замешательстве, богиня любви неожиданно обратилась к спутницам повелительницы суккубов, дабы еще сильнее уязвить ее. - А вы, что пришли следом за своей повелительницей, скажите, стали вы такими добровольно или лишь после осквернения вас убедили в том, что это благо, что это свобода от тирании Олимпа? - на сей раз Афродита демонстративно отвернулась от Исшары и обратилась к ее спутницам-суккубам, что почтительно держали дистанцию и не встревали в диалог, но сейчас, после оклика богини, несколько замялись. - Признайтесь честно, вы ничего не выбирали. Выбор за вас сделали несколько амбициозных особ, мечтающих стать богами. Они приняли за вас решения удобные им и обернули это в освобождение. Только вот правдой оно не стало. Нет рабства хуже, чем то, где рабов убедили в том, что они свободны.       Афродита была довольна собой, ее вопрос попал куда надо и суккубы явно колебались с ответом. Даже Исшара понимала, что ответ будет в пользу Афродиты. Ее не интересовало, что Ехидна снимает с людей оковы, ее волновало то, спрашивала ли она их об этом перед тем, как освободить. Естественно ни одна из восьми оставшихся спутниц Исшары не ответила насчет добровольности, зато бросились убеждать Афродиту, что повелительница открыла им истину вместо лжи олимпийцев. - Ты еще будешь мои доводы наизнанку выворачивать?! Ох, не красит тебя такое, Афродита, ох не красит. Я-то хотела тебя убедить, показать тебе истину как она есть, но ты продолжаешь цепляться за собственную же ложь, и пытаешься отравить ей других, - в Исшаре явно забушевала буря. Внешне она старалась этого не показывать, но богиня любви чувствовала как внутри повелительницы суккубов бурлят и кипят страсти, как они готовы вот-вот выплеснуться наружу. - Выходит к какому-либо соглашению нам не прийти. Что же, я была рада хоть с кем-то о любви поговорить и поэтому я предлагаю тебе и всем твоим спутницам немедленно покинуть Кипр и как следует подумать над моими словами, - неожиданно холодно произнесла Афродита спускаясь по ступенькам вниз и рукой указывая на массивные двери, приглашая гостью на выход.       Исшара сама резко охладела, понимая что разговор зашел в тупик. Афродита ни в какую не хотела отказываться от своего статуса и уступать свое место, как и становиться союзницей Ехидны. Даже уступать в споре и то старая богиня не хотела. Но у суккубы и ее спутниц был запасной план. Благо их тут было девять, а Афродита в полном одиночестве. Не было сейчас рядом ее сына лучника Эрота, не было верных нимф. Да, она была одной из олимпийских богинь, но ведь богиней любви, а не войны. - А может быть нам все же проверить, чья любовь лучше и сильнее? Признаюсь, я бы хотела разделить хоть разок ложе с тобой. Я могла бы научить тебя такому, о чем ты даже не догадывалась. Просто отдайся буре страсти, что кипит в тебе, - медленно приближаясь прошептала повелительница суккубов, явно пытаясь таким образом соблазнить богиню любви. - Последнее испытание, сможешь ли ты выдержать нашу страсть и нашу любовь?       Афродита чуть скривила губы, молча оценивая свои шансы. Она без труда поняла намек Исшары и что испытание, предложенное повелительницей суккубов лишь повод совратить ее и привести к падению. Однако на минутку богиня любви даже немного подыграла сопернице. - Ох, я признаться польщена этим предложением, ибо иногда хочется испытать женской ласки, но я немного не в духе, да и вас как-то многовато для одной меня, - притворно сокрушаясь, развела руками богиня любви, пытаясь сохранять присутствие духа в казалось бы безвыходной ситуации. - Пожалуй я скажу “нет”. Исшара новая богиня “свободной” любви ведь примет мой отказ?       В ответ повелительница суккубов покачала головой, ясно давая понять, что отказывается и что настроена она серьезно.       Суккубы уже изготовились к атаке, пытаясь окружить Афродиту, особо не ожидая от нее серьезного сопротивления. Сама Исшара аккуратным и изящным шагом приближалась к богине, грациозно виляя, будто кошка нацелившаяся на добычу. Богиня любви, еще минуту назад шутившая, заметно помрачнела и похолодела и даже суккубы это почувствовали. В храме будто бы резко пошел снег и подул холодный ветер, настолько перемена настроения Афродиты ощущалась.       В момент замешательства в руке Афродиты оказался луч яркого света, мгновенно материализовавшийся в острое боевое копье. Оно тут же со свистом рассекло воздух и насквозь пронзило одну из спутниц Исшары, что стояла чуть правее нее. Кровь залила мраморный пол и суккуб, едва схватившись за рану, будто пытаясь обнять воздух, рухнула на пол к страху и удивлению спутниц. - Удивлена? Я участвовала в Троянской войне и Гигантомахии и я не проиграю кучке крылатых бестий. Ты думала, раз я богиня любви, то только на ложе сражаться умею? - тут же безжалостно припечатала Афродита, после чего в ее руке материализовалось второе копье. - Ты упрекала меня за связи с богом войны, охотниками, героями. Как видишь, они не прошли даром и все эти связи меня кое-чему научили. Я предлагала вам убраться по-хорошему, так сказать полюбовно, но теперь я вынуждена буду осквернить свой священный дом вашей нечистой кровью, если сделаете еще хоть шаг. - Зря ты это сделала, я же по-хорошему хотела! А главное, ты в меньшинстве, нас восемь, а ты одна. Мы сполна отомстим тебе за пролитую кровь и ты будешь молить меня о прощении! - первоначальный шок Исшары отступил, сменившись гневом, да так что вокруг нее будто закрутился ураган, заставивший даже ее спутниц чуть отойти в сторону. Теперь игривость повелительницы суккубов исчезла, сменившись желанием во что бы то ни стало отомстить богине за павшую подчиненную. - А с чего ты взяла, что я одна? Ты еще многого обо мне не знаешь, Исшара, а уже метишь на мое место. Умеет ли твоя “любовь” делать это? - пользуясь минутным замешательством суккубов, что обнажали клинки из фиолетовой стали, Афродита взмахнула свободной рукой. По храму от нее, как волна прокатился поток света на мгновение ослепив нападавших.       Исшара, в отличие от подчиненных, успела укрыть глаза от яркого света. Потому она увидела, как статуи зверей и воинов, что безмолвно и неподвижно стояли у стен на постаментах зашевелились. Разминая руки и лапы, словно после долгого сна они с грохотом прыгали с постаментов на каменный пол. Такого повелительница суккубов отнюдь не ожидала, ибо теперь у Афродиты оказался численный перевес. Она и восемь статуй, против нее и пяти суккубов.       Статуи, угрожающе гремя бронзой и мрамором надвигались на незваных гостей. Герои обнажили мечи и ощетинились копьями, а звери пытались угрожающе рычать, скаля клыки и сверкая когтями. Дочери Ехидны не совсем понимали, как им быть. Одна из суккубов аккуратно приблизилась к статуе Париса, виляя бедрами и пытаясь состроить ему глаза. Но если очарование дочерей Ехидны могло растопить сердца людей, то мраморное сердце ничего не чувствовало. Ответом на все заигрывания стал взмах меча и лишь вмешательство подруги спасло голову незадачливой суккубы. - Не думаю, что у твоих крылаток получится их очаровать. Я дала им жизнь и подчиняются они только мне. А теперь прошу, очистите мой храм от этой скверны! - обратилась Афродита к ожившим по ее воле статуям. И герои и звери безмолвно подчинились приказу и бросились в атаку на еще не успевших опомниться суккубов.       Ночь как будто незаметно сменилась днем. В храме бушевала битва, спутницы Исшары с трудом выдерживали натиск статуй, отбиваясь от них своими кинжалами или подручными предметами пытались держать их на расстоянии. Удары кинжалов Ехидны не имели особого действия, со звоном отскакивая от литой бронзы или едва царапая мрамор. Мраморный лев растерзал когтями и клыками еще одну незваную гостью и готовился приняться за следующую.       Выпустив свою ярость, повелительница суккубов призвала поток ветра. Пытавшийся прыгнуть на нее мраморный лев на мгновение застыл в потоке бури и затем отлетел обратно на мраморный пол. Грохот и треск камня разлетелся по храму и лев, у которого от удара откололась лапа и часть головы не мог подняться. Все же сила Ехидны была не только в обольщении, она наделяла невиданной ранее силой и Исшара вполне могла призвать бурю, чтобы разорвать в клочья своего противника.       Видя это Афродита, до того относительно спокойно взиравшая на творившуюся бойню, вновь включилась в битву и, материализовав копье из света метнула его точно в Исшару. Но повелительница суккубов, быстрая как порыв ветра вовремя отлетела в сторону, позволив острию просвистеть в нескольких сантиметрах над своим крылом. Сила ее, если и уступала богине любви, то лишь немногим. - Ты можешь использовать какое угодно колдовство, красотка, призывать копья из воздуха, но тебе ни за что не обогнать ветер! - прокричала Исшара, потеряв какой-либо соблазнительный шарм и бросаясь в атаку на Афродиту.       Пользуясь тем, что статуи отвлеклись на ее спутниц, Исшара, используя свою силу ветра мгновенно приблизилась к Афродите. Она понимала, что лишь одолев ее она сможет завершить битву в свою пользу. Шансы были небольшие, но повелительница суккубов об этом не думала и моментально попыталась пронзить сердце богини любви своим отравленным и зачарованным кинжалом, что материализовался в ее ладони.       Хоть и скорость была на стороне Исшары, Афродита чуть не поймала ее на этом, выставив вперед копье. В последний момент суккуб свернула в сторону и попыталась атаковать сзади, но драгоценные мгновения были потеряны. Элегантно развернувшись, она древком копья ударила по руке Исшары и кинжал со звоном полетел по полу. Теперь повелительница суккубов с ушибленной рукой осталась без оружия против Афродиты с копьем. Богиня, не заботясь о чести, попыталась пронзить или изрезать Исшару взмахами оружия, но сила ветра спасала ее от верной гибели. При каждом взмахе она ловко отлетала в сторону, хотя один из ударов и разрезал фиолетовое одеяние суккубы, сползшее наземь и обнажившее ее тело монстра. - Ох, и что же такая красотка так зря тратит свое тело. Ты могла бы быть счастлива и с моей любовью, - уязвила обнаженную противницу Афродита, однако не церемонясь и собираясь нанести удар в живот или в грудь.       Исшара только хитро улыбнулась и ловко подцепив ногой свалившееся одеяние подбросила его, да так, чтобы закрыть лицо Афродиты, будто была ретиарием на арене. Богиня любви моментально среагировала и рукой отшвырнула его в сторону, но суккуб уже опутала ее световое копье хвостом и резко тянула на себя, желая обезоружить богиню. - Хочешь мое копье? Бери! - Афродита не стала сильно цепляться за оружие. Она наполнила копье жаром и резко отпустила его, не без удовольствия наблюдая как зашипела обжегшая свой массивный хвост суккуба. Битву надо было заканчивать и богиня любви собрала сияющую силу в кулак. - А теперь, отдай мне свое сердце!       Рука Афродиты, заряженная силой света устремилась точно в грудь Исшары и той не надо было быть мойрой, чтобы понять, что будет через секунду. Наспех наполнив руки силой ветра, она бросила их вперед, чтобы заблокировать удар богини. Две силы сшиблись словно две горы и от силы удара Исшара рухнула на пол. Ее лицо перекосила гримаса боли, но по крайней мере она была жива. Афродита же, чуть шатнулась назад, но устояла. Теперь она вновь материализовала копье в руках и во мгновение ока приблизилась к рухнувшей противнице.       Поваленная на пол Исшара только и видела, как Афродита возвысилась над ней и, держа двумя руками копье, собиралась пригвоздить дочь Ехидны к полу. Богиня любви без особых сантиментов собралась пронзить нечестивое сердце, но вдруг вместо Исшары на полу оказался прекрасный Адонис. Сердце Афродиты дрогнуло лишь на секунду и на мгновение рука ее остановилась, не могла она пронзить сердце любимого. Этого мгновения Исшаре как раз и хватило, чтобы собрать в руки силу ветра и ударить им в замешкавшуюся богиню любви. Со свистом Афродита пошатнулась и упала на спину, волосы ее были растрепаны, а хитон разорван порывом бури. Но сама богиня любви была цела и очень зла. Сейчас она мало походила на прекрасную и изящную богиню, скорее на яростную амазонку, которых она когда-то прокляла. - Ах ты! Это подло, знаешь ли! Я на такое больше не поведусь! - в ярости прокричала Афродита, злая больше на саму себя за то, что повелась на обманчивую иллюзию коварной Исшары. Она могла выиграть бой этим ударом и навсегда покончить с соперницей, но секундная слабость едва не стоила поражения ей самой.       Исшара, пользуясь этим вскочила на ноги, готовая продолжать эту долгую и в общем-то равную битву. Секунды потребовались, чтобы восстановить повреждения и вновь броситься на богиню любви. Но дело принимало все более тревожный для дочерей Ехидны оборот. Афродита не только уклонялась от атак Исшары, но и сама опасно контратаковала и при помощи копья пыталась держать ее на расстоянии. Повелительница суккубов же не желала отступать, пытаясь обвить хвостом руки или ноги Афродиты, повалить ее силой ветра, но богиня то ловко уклонялась от хвоста, но вставала как скала и выдерживала натиск бури, сжав зубы.       Если бой за звание богини любви был относительно равным и никто не мог получить решающего преимущества, то у помощниц Исшары дела шли еще хуже. Совместными усилиями им удалось разбить в дребезги старого пастуха Анхиса и даже отколоть часть руки Парису, но статуи не чувствовали усталости и боли, а вот суккубы порядком выдохлись. Им-то приходилось бесконечно уклоняться от атак, да еще и пытаться отвечать. С силой ветра и усиленной ею клинками им удавалось откалывать, отбивать от статуй кусок за кусочком. Но теперь их осталось лишь четверо. Одна суккуб пала, пытаясь закрыть раненую соратницу от меча Энея, а вторую зажали с двух сторон и разорвали мраморные звери. И Исшара краем глаза видела это, теряя внутреннее спокойствие и равновесие. - Мы можем сражаться сколько угодно, но время на моей стороне. Как только покончат с твоими подругами, ты останешься одна, - чувствуя эти колебания и боль в ветре Исшары поддевала ее богиня любви, пытаясь еще больше вывести из равновесия.       Ответом Афродите стал разрушительный порыв ветра, который заставил ее пошатнуться, будто могучее дерево в ураган. Статуи, сражавшиеся с ее спутницами и пытавшиеся достать Исшару были раскиданы по полу, будто игрушки у неаккуратного ребенка. Когда вихрь рассеялся, Исшары и еще четверых суккубов простыл и след. На мраморном полу лежали еще четыре павших дочери Ехидны, пронзенные или изодранные когтями. Неподалеку были и три разбитые и расколотые мраморные статуи. Победа была за Афродитой, но она не ощущала ее полноценной, ведь Исшаре удалось уйти.       Видя бегство своих врагов, Афродита тяжело вздохнула и не стала их преследовать. Поединок с Исшарой несколько измотал ее и потребовал немалого напряжения сил. Но она была рада, ей удалось изгнать захватчицу из своего дома и защитить любимый Кипр от монстров. И все же, в душе Афродита понимала, что они однажды вновь встретятся. И к этой встрече нужно быть готовой.