Великий Древний

      Исполинская цепь дрожала, и переливаясь таким могуществом, которое не в силах был осознать смертный мозг, утягивала за собой чьим-то непоколебимым велением. Тугие звенья, дышащие агонией покоренной души, раскаляясь добела, выжигали клейма в искусственном пространстве, разрывая воздух Подлунного Мира где-то на уровне самой материи. Дверь, испещренная древними письменами, прежде не понятными, но теперь совершенно очевидно, что охранными, отсекала Маркуса от того, что хранилось за ней, и как бы он ни старался пройти сквозь этот заслон, у него ничего не выходило. Краем сознания, он помнил, что Эммир запрещала подбираться к этому месту, но его неумолимо туда тянуло, и он практически не мог сопротивляться настойчиво манящему его зову. Во всяком случае, до тех пор, пока в его мысли в очередной раз не врывался спасительный голос покровительницы, раз за разом повторявший одной и тоже, но способный вернуть его в сознание. И так уже добрый десяток ночей:       — Твое наследство. — Услышал он, как и прежде, и призрачный мир вокруг поплыл. — Смотри же! Внимательно смотри! Вот оно.. твое наследство!       Маркус проснулся.

***

      Астарион тихо поскребся в тяжелую дверь, и выждав пару секунд для приличия, вошел в полутьму его маленького кабинета. Убранство последнего оплота мрака в их поместье, не считая подвала с лабораторией, отличалось скромностью, и единственным внушительным предметом в этой абсолютно квадратной комнате, был широкий стол из черного дерева, заваленный исписанными листами пергамента и нераскрытыми письмами. У каменной чернильницы, вокруг которой угадывался темный круг пролитых чернил, дымилась чашка с успокаивающим отваром, присланным Далирией еще до рассвета. Рядом валялся вскрытый сверток из тонкой кожи, с хорошо различимым именем отправителя, наскоро нацарапанном в самом углу. «от Себастиана» — прочитал эльф, и воровато спрятав глаза, опустился на краешек дивана.       Он знал, что Маркус водит с ним дела, будто из тысячи вампирских отродий нельзя было выбрать кого-то другого. Себастиан и прежде ему о чем-то писал, но не так давно начал присылать какие-то свертки, от которых веяло опасностью и могильным холодом. Последняя такая посылка до чертиков напугала Бетси, и она, зашипев на перемотанные кусками кожи бумажки, спряталась под кухонным шкафом, и еще долго отказывалась вылезать из укрытия.       Астариону было до жути интересно, о чем они переговариваются, и что несчастный Себастиан таскает колдуну из Подземья, но спросить напрямую он не решался. Все разговоры, связанные с этим неудачливым мальчишкой, тормошили рану в душе эльфа, и он чаще игнорировал их непонятное сотрудничество. Вот и сейчас, глядя с каким вдохновением Маркус разглядывает присланные Себастианом жутковатые письмена, Астарион нервно жевал губы, но делал вид, что ничего не замечает. Да и пришел он не за этим.       — Что-то случилось? — Наконец обратил на него внимание тифлинг. Астарион, закинув ногу на ногу, и поправив задравшуюся полу шелкового, красивого кофейного цвета халата, грозно свел брови.       — Хотелось бы знать, милый. — Процедил он с нажимом. — Ты намерено так надо мной издеваешься, или у тебя от недосыпа мозги плывут?       Маркус сощурился, и изучив взглядом, наверняка только что пробудившегося вампира, сонно потер переносицу.       — Я что-то не то сделал?       — Сам как думаешь?       Тифлинг растерянно пожал плечами и широко зевнул. Его темная фигура, выделяющаяся на фоне зашторенного окна, оплыла, и он устало сполз в кресло. Стук капель по стеклу умиротворял и раздражал его одновременно. С каждым днем холодало все сильнее, а значит перевалы скоро начнет заносить снегом. Перси следовало торопиться.       — Я смею предположить, что просидел здесь весь вечер и всю ночь. Как-то светло уже слишком. — Отозвался он виновато. Астарион, перевязав пояс халата туже, поднялся с дивана. — Извини, радость. Сна ни в одном глазу. Вчера мне передали очень редкие письмена, их, можно сказать, из самой демонической клоаки Подземья умыкнули. А еще я ждал посылку от Дали. Она мне намешала что-то, и знаешь, пару глотков этого… чая? И жить стало как-то проще.       — Знаю. — Подтвердил эльф сухо. Волшебные составы Далирии были у их маленькой стайки отродий когда-то в ходу. Правда сестричка за них очень дорого брала, но чего только не отдашь за возможность уснуть после тяжелой ночи, в особенности, если очередная «встреча» прошла не без последствий. — Правила твоя Дали расписала? — Фыркнул он, прошагав расстояние от дивана до письменного стола, и нависнув над измотанным Маркусом. Тифлинг утвердительно кивнул, и подцепив двумя пальцами маленький лист бумаги, исписанный мелким почерком с указанием особых пометок, помахал им перед присевшим на угол стола Астарионом. Эльф выхватил письмо, и вчитался в рекомендации. Далирия, воспламенив в его сердце колючую зависть, умудрилась уместить на крохотном кусочке пергамента целый научный очерк, оперируя такими сложными терминами, что Маркус даже, кое-какие для себя выделил. Астарион, пожевав губу, раздраженно выдохнул, и вернул послание адресату. Края его скользкого, легкого халатика расползлись по сторонам, и тифлинг, бесстыдно уставившись на его голое бедро, завис с блаженной улыбкой. — Ясно. — Выдал он с досадой, — я же говорил, что само не пройдет!       Но бранить клевавшего носом Маркуса было бесполезно.       — Любовь. — Промычал он, и двинувшись ближе, упал лбом в его колено. — Мне просто надо приспособиться к мысли, что я на секунду встретился с чем-то таким, что обитатели нашего плана физически представить себе не могут. Попью ее отвары. Нервишки успокоятся. И все пройдет.       — Вот и попей. — Хмыкнул эльф, погладив тихо дышащего Маркуса по голове. — Дозировки соблюдай только. Я не знаю, что она там намешивает, но если перебрать, то и под пытками не проснешься. И вообще. Спать иди!       — Иду уже. Не ругайся, папочка.       Астарион вздохнул обреченнее.

***

      Маркус отключился, как только его уставшая тушка коснулась кровати, и он спал так сладко, свернувшись клубочком, что эльф даже заумилялся этому зрелищу. Рядом, таким же хвостатым комочком дремала Бетси, и только Астариону было не до сна. Его ждали дела, и, хотя он всю прошедшую ночь по большей части ворочался, давясь от обиды, сил на предстоявший долгий день у него было предостаточно.       Прикрыв ноги сопевшего тифлинга одеялом, он встал, и съежившись от холода, поплелся одеваться. Дождь за окном уже не накрапывал. Он хлестал упругими каплями, стекавшими потоками по облепленному желтыми листьями стеклу, и тепла, выдаваемого центральной печью, было недостаточно. Следовало распорядиться зажечь камины.       Наскоро одевшись в своей гардеробной, Астарион с сожалением повесил свой чудный халатик в шкаф. Своего часа прошлой ночью он так и не дождался, но на Маркуса эльф уже не злился. Когда тот проспится, он обязательно заметит этот крохотный кусочек ткани, и вероятно, додумается, что Астарион просто так, в такой холод, в этом подобии одежды по дому бы не разгуливал. Очевидно, что он хотел его внимания, и они даже на днях разругались из-за этого, но эльф для себя решил подобного выхода эмоций больше не допускать. В его раздражении, в конце концов, был виноват не его несчастный мальчик, со своей душевной хворью, а его собственная невозможность взять и сделать то, что когда-то давалось ему с невероятной легкостью, и это до ужаса его злило.       Вспомнив подробный доклад Далирии, напичканный медицинской терминологией, Астарион мысленно показал сестричке клыки, и выбравшись в ледяной коридор, быстро зашагал к его, теперь уже собственному кабинету. Просторная комната с витражным окном, совсем недавно бывшая чем-то вроде кладовой на втором этаже, быстро преобразилась в нечто напоминавшее учебную аудиторию, и здесь не хватало разве что доски. Эльф, приказав вынести из оккупированного им помещения все лишнее, забил его своими книгами, короткими очерками известных правоведов, пудами изящной канцелярии и стопками белой бумаги наивысшего качества. Понравившуюся ему мебель, он утянул из других пустующих комнат, и теперь в его обители был приличный стол, ряд книжных шкафов с искусной серебряной отделкой, пару удобных кресел и пятерка умиротворяющих его глаза полотен. Высокие подсвечники из латуни сделали для него на заказ, и теперь в его собственном уголке, освещаемым теплым светом, было настолько уютно, что он отказывался добровольно его покидать. Финальным штрихом к этой умиротворяющей картине стал выступ стены, выложенный крупными белыми камнями, что источали хорошо ощутимое тепло, когда печь под поместьем раскалялась. Он являлся частью огромной трубы, призванной распределять жар по дому, и Астарион, подтянув ковер с толстым ворсом ближе к стене, любил читать сидя на полу, грея спину о шершавые булыжники.       Этим утром его укромное местечко казалось еще более уютным, и этому потворствовал свирепый осенний ливень, омывающий витражи, но настроение эльфа все равно оставалось мрачным. Уже месяц он старался написать хоть что-то стоящее, но из-под его пера выходила разве что слабая публицистика, никак не тянущая даже на зачаток толковой диссертации. Днем он неустанно марал бумагу, вечером перечитывал, и жег листы в большом камине в гостиной, пока Маркус этого не видит, и убеждаясь в собственной никчемности, раз за разом все сильнее терял надежду. Успехи Далирии, умудрившейся не растерять свои навыки, и успешно заправлявшей аптекой с редкими микстурами в Нижнем Городе, удручали его до желания все бросить. Сестрице это как-то удавалось, она помнила основы лекарского и аптечного дела, и даже Маркус, которого под страхом смерти лечиться не загонишь, и тот ей доверился, когда уже совсем прижало. А вот Астарион не помнил ни черта, и, хотя полностью понимал материал и область, в которой когда-то давно добился немыслимых высот, явить миру ничего знаменательного был не в состоянии.       Добравшись до теплых камней, и опустившись на пол, эльф вытянул ноги, и бросив безжизненный взгляд на аккуратную, изрядно поредевшую кипу бумаг, недовольно скривился. То, что еще недавно окрыляло его, теперь казалось пыткой, и он уже почти готов был сдаться, и вернуться к прежнему распорядку своей мирной жизни. Во всяком случае кофейного цвета халат, через чур короткий для нормальной носки, в его гардеробе уже появился. Шепот скрытой стороны его личности ликовал, подталкивая навсегда сменить стезю, и признать уже, что лучшее что он умеет после стрельбы из лука, взлома и бесшумного забоя зазевавшихся врагов — это быть потрясающе искусной содержанкой. Забоя врагов не предполагалось в вообразимом будущем. Маркуса от одной мысли, что им опять придется вернуться к скитанию по миру бросало в жар, и он хотел надолго об этом забыть. Он все чаще говорил о умиротворении, желании простого счастья и еще каких-то несвойственных ему абстракциях, но Астарион, прекрасно его зная, понимал одно. Если он опустится в его глазах до того, кто просто греет постель и тратит его деньги, тифлинг быстро потеряет к нему интерес. В своей жизни он всегда сближался с очень нетривиальными личностями, и, хотя, безусловно, позволит ему играть роль безыдейного партнера, не занятого ничем полезным, отупения от нескончаемого гедонизма определенно не простит. Вскоре он наверняка найдет себе более занятную персону для совместного времяпровождения, способную предложить нечто большее, чем изгибающееся под ним тело, или готовые прикрыть его спину удары косых кинжалов. Во всяком случае, Астарион, и засевший в его подсознании гадский собеседник были в этом уверены. Самого Маркуса, в последнее время витавшего в облаках, и ведущего пространные беседы о семейных ценностях никто не спрашивал. Подобные выводы были сделаны в одиночку, и оспариванию не подвергались.       Астарион сплел руки на груди, и покосившись на стол, снова вернулся мыслями к покоящемуся на лакированном древесном монолите письму. Затея казалась немного идиотской, но за неимением других идей, он уже всерьез подумывал ответить старому приятелю на его хвалебное послание. Приятель этот, ныне заведовал правовой кафедрой в академии, в которой они когда-то очень давно учились, и что самое важное, имел доступ к архиву, где пылились работы подающего тогда надежды молодого судьи — Астариона Анкунина, ставшего в итоге главным в Верховном Суде Врат Балдура.       Плагиатить работы, конечно, недопустимо, но ни один законник не посмел бы утвердительно заявить, что можно сплагиатить самого себя. Поэтому, немного воодушевившийся эльф, решив, что пересечься с этим уважаемым ныне знакомцем можно на ближайшей премьере в Большом Театре Бельтейна, принялся продумывать текст ответного письма, стараясь выражать мысли максимально нейтрально. Не даром же они с Маркусом выкупили ложу на весь сезон.

***

      Астарион, скучающе оглядев покидающую здание театра толпу, зашуршал бумажным свертком, и вынув из него последнее печенье, откусил маленький кусочек от подсохшей на морозе сладости. По ощущениям выпечка была похожа на гравий, и он, с трудом проглотив безвкусную крошку, протянул оставшийся кусок Маркусу, насмешливо наблюдавшему за его попыткой попробовать что-то съестное.       — Ну что, не вкусно? — Спросил он с интересом, приняв угощение из его рук. Эльф недовольно нахмурился.       — Знаешь, вот когда лицом в песок падаешь, и не успеваешь рот закрыть. Ощущения один в один.       — Ну ничего, — погладил его по плечу тифлинг, бодро пережевывающий приобретенное в театральной лавке лакомство. — Дождемся твоего друга и пойдем ужинать. Сегодня у нас парная оленина, свежезабитая, тебе понравится. Я попросил, чтобы кровь как следует укутали во что-нибудь теплое, остыть не успеет.       — Да ты мой хороший! — Благодарно улыбнулся Астарион, и снова уставился на бесконечную вереницу театралов, выискивая глазами знакомого полуэльфа. Они с Маркусом имели привилегию выйти из театра по специально предназначенной для владельцев лож лестнице, и уже с полчаса стояли в разбитом у театра парке, ожидая, когда его более скромный приятель объявится. Постановка была неплохой, в один момент эльфу даже взгрустнулось, и он, скромно положив руку поверх руки Маркуса, позволил себе пустить слезу. Тифлинг, отчего-то нервничавший сегодня, нежно погладил его по щеке. — Ну наконец. — Изрек Астарион, углядев подбирающуюся к ним фигуру. Инке Джезелин — его университетский знакомый, пробираясь по вязкой слякоти, поднимался к беседке меж молодых елей, и очень приветливо улыбался. В руках он нес что-то, напоминавшее толстенную книгу в потрепанном переплете, и эльф, признав свою работу, улыбнулся ему в ответ.       — Инке! — Помахал рукой он. Инке, чуть было не поскользнувшись на подмерзающей грязи, поклонился в пояс.       — Астарион! Лорд… — замялся он, боязливо подняв глаза на безучастно глядящего на него тифлинга. Маркус ответил кивком.       — Лорд Маркус Хэллсторм. — Представил его Астарион, с нескрываемой гордостью в голосе. Тифлинг повернул к нему лицо, и его пустой взгляд потеплел.       — Я оставлю вас ненадолго, любовь. — Произнес он вкрадчиво. — Подожду тебя у выхода. Можешь слишком не спешить, ужин подадут к семи.       Позволив эльфу поговорить с приятелем наедине, Маркус неторопливо отошел к узкой тропинке, ведущей из парка к черному входу, и подняв голову к небу, раздраженно причмокнул. Кучные тяжелые облака, нависшие над городом, обещали занести все дороги снегом уже к утру, и первые мокрые снежинки уже валились с небес, тая на его горячих щеках. Персефаль все еще не объявился, и тифлинг понимал, что, если Лис не перейдет перевал этой ночью, они не встретятся до самой весны. И его это удручало.       Со стороны беседки доносился наигранный смех Астариона, и заискивающий голос его знакомца. Приятель этот, узнав, что Астарион жив, не набивался ему в друзья и никак себя не проявлял все это время, до тех пор, пока «Балдурский Вестник» не опубликовал статью о празднике Возрождения, в которой, появление эльфа на балу в компании так и не названного по имени покровителя, было вынесено в отдельную колонку. Видимо, знакомца, возможность поддерживать контакт с кем-то, кто вхож в дела знати, волновала, и он, со дня выхода статьи, взялся слать Астариону весточки. Впрочем, как использовать вдруг объявившегося приятеля, его эльф придумал. И Маркус в это вмешиваться не хотел.       — Письмецо для Ворона! — Услышал он, и повернулся к живой изгороди. Там затаился кто-то маленький и проворный, и тифлинг, разглядев фигурку задубевшего беспризорника в зарослях, без слов кинул ему серебряную монетку. Мальчишка поймал свое вознаграждение, и вмиг спрятав его под обносками, вручил Маркусу послание на обрывке старой газеты. Тифлинг, проводив глазами юркнувшую в сторону тень, развернул размокшую бумагу и улыбнулся. Перси был в городе и ждал его с утра на их излюбленном месте. И что самое важное — товар он принес. А значит план, растянувшийся на месяцы, наконец двигался к своему логическому завершению.

***

      К утру город замело по крыши. Маркус, с трудом пробудившись и силой оторвав себя от постели, сел на кровати, и заметив морозные узоры на окне, широко зевнул. Отвар Далирии усыплял его за минуты, и он, отоспавшись за все время своих метаний, чувствовал, как силы и ясность рассудка наконец возвращались к нему, что, учитывая его дальнейшие планы, было очень кстати.       Одевшись и улыбнувшись своему отражению в единственном зеркале на втором этаже, тифлинг спустился вниз, и предвкушая скорую встречу, попытался отыскать Астариона. Эльфа он обнаружил в гостиной у большого камина, и его сосредоточенный на изучении рукописи в старом переплете вид, показался Маркусу до жути волнительным. Оккупировав его кресло и подвинув его ближе к огню, Астарион, укутавшись в шерстяное одеяло с ногами, увлеченно вчитывался в пожелтевшие страницы, иногда качая головой, и протягивая руку к кубку с кровью, стоящему на низком столике справа от его импровизированного гнезда, зависал, стараясь не расплескать содержимое.       Маркус подкрался к нему, и не желая отрывать эльфа от изучения громоздкого фолианта, легко поцеловал его в лоб, и пообещав вернуться к обеду, направился к выходу. Астарион, не поднимая головы от чтения, отрешенно пожелал ему удачи, и сильнее запахнув нагретое камином одеяло, подтянул рукопись ближе.

***

      Персефаль ждал его с самого рассвета, наворачивая круги у киля, и наконец узрев на фоне слепящих снежных сугробов, его приближающийся темный силуэт, грозно сдвинул брови. Губы Лиса обветрились и лопнули в уголках, и он, с трудом растянув их в оскале, тихо шикнул. Мороз щипал его впалые щеки, и как бы Персефаль не кутался в меховой плащ, одетый поверх легкого доспеха из мягкой кожи, теплее не становилось ни на минуту. А вот бодро шагающему Маркусу наверняка было жарко. От него исходил пар, и снег, оседающий под его поступью, проваливался глубже, однако стремящегося к цели нечестивца это никак не останавливало. Лис, зыркнув на блестящий на холодном солнце амулет, стучащий при ходьбе по его широкой груди, подумал было погреться в его объятьях, но быстро отмел эту идею. Взятый за яйца вампиром колдун, в последнее время этих невинных обжиманий не терпел, а напрашиваться Персефалю не хотелось. Возомнит себе еще невесть что. И так корона облака подпирает.       — Утречко, Перси! — Выдал он дружелюбно, сам схватив запротестовавшего эльфа за плечи. Лис, безцеремонно уткнутый носом в бархат его плаща, быстро смирился с этим бесчинством, и тряхнув копной пшеничных волос, попытался оставить хотя бы один на одежде этого самонадеянного гада. Пусть вампир обнаружит на нем светлый волос, и оторвет тот орган, на котором он вертел весь остальной мир и не интересующее его мнение контрабандиста. Персефаль того вампира в этом деле даже поддержит.       — И тебе утра. — Буркнул он, и с сожалением поняв, что пригреться ему все же не позволят, сам оторвался от тифлинга. — Поздравляю, Маркус. — Выдал он язвительно. — Камушек на месте, а я в полной жопе. Так и знал, что из-за тебя в ней окажусь!       — Ну нет, — помотал головой ухмыляющийся тифлинг, и усмехнувшись, выпустил облако пара из носа. — Ты был бы в полной жопе, Перси, если бы решил меня кинуть. Но раз камушек здесь, твой мир имеет все шансы покинуть подпоясничную область и разрастись до хорошей таверны. Показывай давай.       Лис, оскалившись, показал ему язык, и нырнув в пробоину в палубе вросшего в прибрежный песок корабля, вытащил наружу мешок, с чем-то очень увесистым внутри. Распутав веревку, Персефаль достал из мешка огромный кусок породы, и прижав его к груди, с трудом подтащил драгоценный товар улыбающемуся до ушей заказчику.       Маркус, приняв теплый, переливающийся на свету камень из рук контрабандиста, ненадолго задержал дыхание. Ощущалось все это крайне волнительно. Осколок звезды, которую его предок обрушил на вражеский город, приятным весом давил на предплечья, и тифлинг, восхищенно разглядывая серебристые прожилки на черной шершавой поверхности, чувствовал распирающий душу восторг.       — Ну что? Доволен? — Хмыкнул Персефаль, передразнив улыбочку Маркуса, и потянувшись к мешочку с табачными листьями, раздраженно сморщил нос. Листья вымокли за ночь, оставив Лиса без последней радости в жизни, и он, злобно покосившись на тифлинга, спрятал руки под плащом. — Надеюсь оно того стоило. Что ты с ним делать-то собрался?       — Кольцо. — Ответил Маркус, и стянув перчатку зубами, завороженно погладил мерцающий кусок руды голой ладонью. — Единственное в своем роде. Предложение сделать хочу.       Лис удивленно присвистнул.       — Ни черта себе вести! Глядите-ка, наш мальчик сломался! Добровольно под венец идет, а это ж с ума сойти можно! — Хохотнул он, и вдруг задумавшись, с некоторой тревогой взглянул на бледного дьявола. Маркус это заметил, и замер с немым вопросом в глазах. — Ты это… — шмыгнул носом Персефаль, не зная, стоит ли вообще о таком предупреждать. — Ты только не психуй, ладно? Но надо было сказать заранее, что ты из звезды хомут себе соорудить вознамерился. Я бы тебе другой кусок притащил.       — А с этим что не так? — Спросил Маркус без угрозы, но Лис все равно насторожился, рефлекторно сгруппировавшись для возможного побега.       — С этим все в порядке, отличный экземпляр. — Сглотнул он, видя, как взгляд тифлинга становится все серьезнее, а его глаза темнее. — Но это материал капризный. Там на дне озера лежит звезда. По ней бьют молотом прямо в воде, и от нее куски отваливаются. Что-то вот такими здоровыми кусманами, что-то крошкой. Так и вот. Крошка еще как-то поддается. Ее в адской печи при большом желании можно размягчить и сделать сплав. Оружие и всякие феньки, по типу колец, опять же, их из крошки делают. А вот такой вот… — облизал губы эльф. Маркус сощурился. — Он декоративный, вроде как. Такие ошметки породы никакой жар не берет, из него если что и делать, то только выпиливать. Стукнешь с силой молотом и пиши пропало. В труху развалиться может. — Подытожил он. Тифлинг глубоко вдохнул, и выдохнул с жалобным стоном.       — Перси… — зашипел он на контрабандиста, и в его глазах на секунду мелькнули образы разрываемых колдовскими молниями смертных душ. — Какого хера, Перси?! Неужели сразу сказать было нельзя?!       — А я знал?! — Занял оборону Лис, но подобревший от спокойной жизни под бочком вампира дьявол, успокоился на удивление быстро, и зло на несчастном контрабандисте не сорвал. Укутав породу в полу плаща, он удобнее устроил свою ношу в руках, и зыркнув на дрогнувшего эльфа, раздосадовано цыкнул. — Да кому вообще могло прийти в голову делать из звездного металла кольцо для помолвки? — Не унимался Персефаль. — Что, золото, сапфиры, бриллиантики всякие не в фаворе у высшего обществе уже?       — Дурак ты, Перси. — Констатировал Маркус. — Если все его золотые побрякушки собрать и выставить на аукцион, можно на полученные средства город в пройме Чионтара возвести. Тут что-то особенное нужно, понимаешь? Он сам особенный.       — Ага. — Фыркнул Лис. — Ну тогда ищи мастера, который тебе из этого монолита ручонками заготовку выпилит. Глядишь — и за год управится.       Тифлинг пожал плечами и задумался. Задача выбранному на этот заказ мастеру досталась сложная, но Дамон, все же, справлялся и не с таким. Руки у парня были даже не золотыми, а скорее бриллиантовыми, и Маркус, решив, что подобный вызов даже порадует его давнего друга, снова воодушевился.       — Разберусь. Спасибо за беспокойство, Персефаль. — Ссарказничал он. — Ну, бывай. У меня еще дел много, так что отметить встречу не получится. Может позже.       Лис сжал губы в тонкую полоску и хрустнул костяшками. Ощущение что его поимели не отпускало его, как и беспокойство за свою жизнь, которой он вынужденно рискнул, сунувшись на север в начале зимы. Маркуса его судьба не беспокоила, он уже мысленно надевал кольцо из звезд на палец своему клыкастому красавчику, и Персефаля эта несправедливость до дрожи бесила.       — Маркус! — Окликнул собравшегося уйти тифлинга. — Подожди! Я, вообще-то, все еще в заднице, и это твоя заслуга!       — Да правда, что ли? — Повел бровью нечестивец. — А я-то думал, что это обычные риски твоего ремесла. Наша сделка состоялась, ты за нее оплату уже получил. Чего еще ты от меня хочешь?       — Не притворяйся идиотом! — Злостно зашипел Лис, шагнув ему навстречу. — Ты же понимаешь, что я застрял здесь до весны, но до весны я не доживу! Я сегодня прямо тут, в схроне на корабле ночевал, и пока что по мою душу никто не явился. Но это пока что! Кина мне кишки выпустит! Это еще если Дэнни ее не опередит. Ты хоть осознаешь, что я вытворил? Я твоей милостью мимо его территорий звездную руду протащил! — Сжал кулаки Персефаль. Маркус задумчиво кивнул. — Они мне все припомнят, и нашу, с тобой, между прочим, жизнь веселую, контрабанду вниз по реке, потоки золота, что текли прямо у них под носом, все! Мне конец, Маркус. Дороги занесло, перевал перекрыт, по проливу лед идет. Мне не сбежать отсюда! И что, мне, по-твоему, делать-то теперь?       — Я не знаю. — Ответил тифлинг спокойно. Дрожащий от негодования и крепчавшего мороза Лис, с досадой хлопнув себя по коленям, подошел еще на шаг.       — Маркус. Ты же вроде на путь исправления встал, не? — Спросил он, подняв глаза на устало глядевшего на него нечестивца. — Ну вот тебе шанс не быть мудаком и помочь! По старой дружбе, чего тебе стоит? Ты же с Киной сдружился, вы же войско вместе вели. Ну что тебе стоит замолвить за меня словечко? Мне надо-то, чтобы она позволила мне войти в город и тихонько пересидеть там до весны. Я могу быть даже полезен, если понадобится. Неужто я прошу у тебя многого? Защиты, разве что. В первый раз в жизни прошу.       — У тебя могла быть моя защита. — Вдруг сказал Маркус, убрав с лица волнистый локон. Персефаль, закусив губу, крепко обхватил себя руками. — И не только защита, Перси. Но ты сам отказался.       — Вот как. — Усмехнулся Лис, опустив голову. — Мстишь мне, значит?       — Нет. — Произнес тифлинг совершенно искренне. — Я не мщу тебе. Я просто не хочу ввязываться в дела с Киной. У нас хлипкий мир, который в любой момент может рухнуть. Дэнни предлагал мне вырезать гильдию и поделить власть. Звучало неплохо. Маска аристократа для прикрытия, и личная сеть головорезов под городом. Очень заманчиво звучало. — Добавил он тише. — Но я насытился этим по горло. Я больше не хочу. Я во всем Фаэруне наследить умудрился и с меня хватит. Прости, Персефаль. — Он замолк. Лис, съежившись на гудящем ветру, опустил голову ниже. Слова бледного дьявола звучали как приговор. Он знал, что для Персефаля эта вылазка могла вот так закончиться. Знал, но все равно его использовал. А значит, его с самого начала было бесполезно просить о помощи. — Ладно. — Вздохнул Маркус, оглядев сжавшегося в комок эльфа, с которого быстро слетела вся спесь. — Слушай. Это последнее что я для тебя сделаю. — Лис оживился, и непонятливо на него уставившись, кивнул. — Проберись к Драконьему Перекрестку, в храм Ильматера. Найди там монаха полурослика — Джинкса. Скажи, что от меня и поведай ему о своих печалях. А дальше вы уже сами. Джинкс за посредничество в переговорах запросит щедрое пожертвование Богу на дыбе, но это всяко лучше, чем самому на такой же дыбе оказаться. На этом все. Удачи тебе Перси. Еще свидимся.       — Понял! Но домой к тебе лучше не заявляться. — Хмыкнул он, просияв расцветшей на обветренных губах улыбкой. Хотя, Маркус и в годы их бурного романа никогда не позволял Персефалю переступать порог своего поместья, что даже как-то уязвляло.       Маркус слабо улыбнулся.