Мой личный дар

      Люди часто любят предаваться мечтам. Они надеются на счастливое будущее, своё и своих родных. Мечтают, что скоро в мире настанет порядок, цены перестанут повышаться, а обычные работники смогут встать в один ряд с более высоким классом. Адриан Камбер редко предавался грёзам. Раньше он и о будущем-то не думал.       Сколько Камбер себя помнил, вся его жизнь проходила в битвах, войнах, смертях. По крайней мере, детство – точно. Все воспоминания о нём были покрыты алой пеленой. Адриану до сих пор снятся кошмары, где он кое-как стоит на ногах, выставив окровавленные кулаки вперёд, и готовится наброситься на любого. К счастью, а возможно, и к сожалению, те времена прошли. И хоть сейчас не нужно использовать кулаки, алый цвет всё так же присутствует в жизни Камбера.       Даже сейчас, открыв глаза, Адриан осознает, что хоть его состояние значительно улучшилось, но боль в брюшной полости даже не даёт нормально поспать. У него не получается припомнить все обстоятельства, но в памяти всё же сохранились некоторые моменты произошедшего: он чуть не скончался в машине, слыша чей-то шёпот и чувствуя чужие руки. Затем яркий свет, крики и лицо незнакомца со сосредоточенным выражением. Кажется, это был врач. Когда это было? Пару часов назад? А может, дней?       Сейчас же ничего подобного не было. Стоило лишь открыть глаза, как Камбер увидел уже знакомый белый потолок, почувствовал приятную ткань простыней и еле уловимый запах женских духов. Адриан слабо улыбнулся, понимая, что он всё же жив. По крайней мере, пока. Камбер не представлял, что будет дальше, так как понимал: он в комнате не один. Тихий звук раздавался из угла комнаты. Камбер знал, что там находится дамский столик, и он уже догадался, кто за ним сидит.       Адриан смог, хоть и с трудом, но сесть, держась за живот. Стоило его лишь коснуться, как он почувствовал бинты. Камбер осмотрел сначала их, а после перевёл свой взгляд на ещё одного человека, который находился в этой комнате. Тогда-то он и увидел ту, о которой когда-то и думать лишний раз не смел. Да, Адриан не предавался мечтам, но что сделаешь, если сам человек является живым воплощением всех заветных желаний.       Она была прекрасна. Её можно было сравнить с первым выпавшим снегом, с первым приходом мороза, который приносил с собой утреннюю свежесть и желание спрятаться в тепло. Чего только стоили её длинные белоснежные пряди, закрученные на концах. Свои голубые глаза она всегда подводила чёрным карандашом, выводя идеальные стрелки. Пухлые губы подкрашивала незаметной помадой, а высокие скулы только сильнее выделяла.       — Селина, — голос Адриана был хриплым после сна, ему даже пришлось прокашляться, чувствуя сухость во рту. На это девушка сразу же обернулась, смотря на Камбера взглядом полным недовольства и некого холода. Это всё, чего был удостоен Адриан. Селина практически сразу же развернулась обратно к зеркалу, продолжая приводить себя в порядок. — Всё ещё носишь траур?       С их последней встречи прошло около недели. Последний раз, когда Камбер видел Селину, она была вся облачена в чёрное. Прямо как сейчас. Тёмная рубашка со множеством вышивок в виде листьев и цветов, которые закрывали туловище, была полупрозрачной на плечах и рукавах. Всё это дополняла длинная, просторная юбка, точно такого же оттенка. Образ разбавляли украшения: браслет, пусть и миниатюрный, но с драгоценными камнями, цепочка с кулоном и, конечно же, обручальное кольцо на пальце.       — Да. Думала, что мне придётся расширить свой траурный гардероб. Вдруг мне не только отца, но и мужа придётся хоронить, — хоть голос Селины был спокойным, но вот дыхание явно было учащённым. Она старалась скрыть это, но Адриан заметил, хоть и молчал. — А затем и брата. Пока не определилась, какого именно.       — Мне жаль, — Камбер поправляет свои тёмно-русые волосы, которые были коротко стрижены. — Никто не должен был пострадать, но в нашем деле нечто подобное случается. Тебе ли не знать, — Адриан хочет встать, но тут же заметил, как на него смотрят через зеркало. Взгляд Селины стал ещё более пугающим. Она не говорит ни слова, но этого хватает, чтобы Камбер остался лежать.       — Я не хочу становиться вдовой. Особенно, когда со свадьбы прошло лишь пятнадцать дней, — пятнадцать? Сколько же Адриан проспал? — К тому же, от чёрного меня уже тошнит, — Селина никогда не повышает голос, но чем больше она говорит, тем более трудно ей становится дышать. Она сжимает расчёску, чувствуя в очередной раз, что грудь будто бы сжимает. Несмотря на это, она встаёт со своего места, чтобы уже лицом к лицу общаться с супругом. Её осанка остаётся ровной, пальцы переплетены и расположены в районе живота.       — Я не умру. Только если от твоей руки, — Адриан тихо смеётся, когда слышит, что жена недовольно цокает языком. Камбер протягивает ей руку, намекая подойти поближе. Несмотря на свою злость, Селина соглашается; она сначала просто подходит к кровати, а уже после садится рядом с супругом. Адриан не может перестать любоваться своей женой. Он не сдерживается и сразу же притягивает её руку, чтобы оставить поцелуй на тыльной стороне ладони.       — Сплошные глупости, — взгляд Селины не становится нежнее, а остаётся всё таким же холодным и суровым, но Камбер давно привык к этому. Он также привык сам проявлять инициативу, поэтому всё же притягивает жену ближе к себе и, мягко приподнимая её лицо за подбородок, шепчет в губы: «Полностью согласен, миссис Камбер», а после целует. Несмотря на свою злость, Селина отвечает, положив свои руки на крепкие плечи Адриана.       Только вот их поцелуй не продлился долго. Они лишь успели соприкоснуться губами, как услышали, что массивная дверь открылась, а в комнату кто-то зашёл. Если быть честным, то Камберу было всё равно, он готов был продолжать целовать Селину, но та сразу же отстранилась. Единственное, что смутило Адриана, так это хриплое дыхание жены. К тому же, оно было слишком частым. Камбер знал, что Селина сильно простудилась, но неужели её до сих пор не оставлял в покое тот ужасный кашель?       — О, я помешал? — Адриану было любопытно, кто первый попробует кинуть нож в названного гостя. Геллерт всегда отличался своей склонностью к нарушению границ, не слушая никакие замечания. В принципе, именно так он узнал о чувствах тогда ещё будущих супругов. — А как же больничный режим? Больному необходимо оставаться в покое. Хотя, учитывая то, как ты тогда засматривался на медсестёр, думаю, доктор догадывался, что режим будет нарушен.       — Что? — Камбер совершенно не помнил, как его оперировали, и тем более не помнил, что рядом с ним находились хоть какие-то медсёстры. Гриндевальд же хитро усмехался, наблюдая за реакцией супругов. Если Адриан с таким ужасом смотрел на Геллерта, то Селина, кажется, была готова уничтожить двух мужчин одновременно. — Какие медсёстры? Я ничего не помню.       — Ну как же... — Гриндевальд задумался. — Одна была столь приветлива с тобой, её точно восхитили твои формы и эти все шрамы на твоём теле. Другая, кажется, была с довольно пышной грудью, но я особо не смотрел, — Геллерт делал вид, что усердно пытается вспомнить тех медсестёр, в открытую игнорируя все взгляды, особенно со стороны сестры.       — Одна забилась в ужасе в угол, а вторая была одета, как монашка. Единственным её желанием было защититься скальпелем, — Винда спокойно следовала за Гриндевальдом. Она знала, что не следует играть в подобные игры, а вот Геллерту нужно было хоть как-то развеять скуку. Правда, в ту же секунду в него полетел острый нож, который Селина достала не пойми откуда. Геллерту же не составило труда уклониться, из-за чего лезвие врезалось в стену. — Ещё было два хирурга. Один упал в обморок, а второй, более юный, кажется, приглянулся мистеру Гриндевальду.       Геллерт проигнорировал данные слова. Розье часто вмешивалась в такие забавы, не позволяя подобным образом насмехаться над Селиной. Она прекрасно знала, что из этого может выйти. Гриндевальду, кажется, было всё равно, он лишь склонил голову набок, из-за чего его длинные пряди стали спадать на плечо ещё больше. Взгляд был хитрым, как у лисы, а усмешка явно выдавала его радость от того, что получилось вывести Селину.       — Не заставляй меня пожалеть о твоём... спасении, — Селина сделала небольшую паузу, пытаясь сдержаться, но после зажала рот рукой, начиная кашлять. Адриан тут же стал поглаживать супругу по спине, пытаясь ей хоть как-то помочь. Подобные приступы уже не раз вызывали у него беспокойство. — Всё нормально, это пройдёт, — Селина пыталась выровнять своё дыхание, но кашель мешал это сделать.       — Какая досада, что у нас больше нет врача. Пришлось везти Адриана в ту больницу, а сестрёнка то и дело заболевает, — Геллерт говорил слегка задумчиво, проходя дальше в комнату. Он опустился на одно из кресел, вальяжно расположившись в нём. Судя по алой рубашке и кобуре с двумя пистолетами, он только что откуда-то вернулся. — Может не следовало убивать нашего прошлого врача? — Гриндевальд поставил трость так, что наконечник теперь стоял посреди его ног.       — Ты знаешь, что я не подпущу к себе ни одного противного старика, — Селина всё так же пыталась привести дыхание в норму. Она достала из кармана юбки веер и принялась обмахиваться им. Данный предмет был необычайно искусно сделан. На деревянных гардах, покрытых чёрной краской, красовались золотистые узоры. Экран был выполнен из ткани, практически прозрачной, но всё того же темного оттенка. Если внимательно приглядеться, то можно заметить схожесть узоров на веере и ручке трости. — Сейчас это пройдёт. Мне лишь следует отойти ненадолго.       — Может обратиться к тому врачу? Пусть он и хирург, но молод, — Адриан посмотрел на Геллерта, пытаясь получить хоть какую-то поддержку от него, но он молчал, о чём-то задумавшись. Гриндевальд в этот момент представлял, как же обрадуется тот доктор, узнав, что его снова посетила мафия. — Винда, ты же можешь найти того доктора? Я не знаю его имени, но ты, возможно, слышала.       — Я всё устрою. Отчёт будет готов к вечеру, — Розье лишь кивнула головой, замечая, как никто из семьи Гриндевальдов не вмешивается. Кажется, Геллерт был доволен таким исходом, а вот Селине было просто не до этого. Она старалась поскорее покинуть данную комнату, сославшись, что ей просто нужно выпить воды.

***

      Конец февраля не радовал. Вечные проливные дожди и сильный ветер, который пробирал до самых костей, вызывали желание получше закутаться в тёплую одежду и не выходить из дома. Увы, в домах дела обстояли не лучше. Мелкие трещины на окнах пропускали холодный воздух, ветер свистел в вентиляции, отопление не помогало. Радовало лишь одно: хотя бы в больнице было тепло.       И всё же, многие выходили во двор, чтобы хоть как-то провериться после утомительной работы, выкурить пару сигарет, пообщаться с персоналом. Альбус же покидал помещение, чтобы привести мысли в порядок. После ужасных событий прошла всего неделя. Дамблдор никак не мог выкинуть тот ужасный день из головы, прокручивая раз за разом неприятные эпизоды. Казалось, что он до сих пор чувствует, как к его голове подносят пистолет.       Можно было бы отдохнуть, но времени на это не было. Ещё и телефонный разговор с матерью вызывал сильное беспокойство у Альбуса. Он слышал, насколько же её голос был взволнован, но она, похоже, не хотела пугать сына. Дамблдор и сам понимал, что дело в деньгах. Хоть он и отправил ей нужную сумму, но этого всё равно было недостаточно.       — Доктор Дамблдор, Вы снова прячетесь? — голос Сисилии вывел Альбуса из раздумий. Только сейчас Дамблдор заметил, что сигарета в его руке почти догорела. — Мне уже страшно, что если начну что-то говорить, то Вы вдруг опять откуда-то выскочите, — смех медсестры заставил Альбуса улыбнуться краем губ. Кажется, Сисилии всё было ни по чём, она быстро забыла тот инцидент, но самым странным было то, что она никому о нём не рассказала.       — Нет, я просто люблю подумать в одиночестве, — Дамблдор посильнее закутывается в пальто, которое выглядит немного потрепанным. Хоть Альбус и бережно относился к вещам, но годы берут своё. — Вы что-то хотели? — Дамблдор выбрасывает окурок, а затем снова достаёт новую сигарету. Есть хочется невыносимо, живот то и дело сводит. Сигареты хотя бы помогают притупить голод.       — Я... — Сисилия замешкалась, а затем достала из кармана небольшой свёрток, обтянутый алой тканью. Сначала Альбусу показалось, что он уже видел эту материю. Когда же её протягивают ближе к Дамболдору, он в ужасе сглатывает, широко распахивая глаза. Это точно был платок того человека. Альбус даже не понимает, что именно вызвало в нём подобный ужас.То ли сам платок, то ли воспоминания, связанные с ним. — Я знаю, что Вы скромный и вежливый, но сегодня такая напряжённая смена, а Вы даже поесть не успеваете. Возьмите эти сэндвичи, я сама их приготовила.       Дамблдор был настолько поражён, что принял угощение. Когда он развернул сверток, то и правда увидел два аппетитных сэндвича. Только не они бросились в глаза в первую очередь, а вышитый символ на ткани. Поскольку нитки были того же оттенка, что и платок, то сразу же сложно было его заметить. Альбус как раз не успел снять очки, что позволило ему получше рассмотреть узор. Это был равнобедренный треугольник, который разделяла ровная вертикальная линия. Внутри же фигуры располагался ещё и круг.       — Благодарю, я обязательно съем, — Дамблдор всё же поднимает голову, чтобы увидеть радостную улыбку на лице Сисилии. — Если честно, то я и сам хотел Вас найти, — судя по горящим глазам и улыбке, которая стала ещё шире, Сисилия подумала не о том, о чём стоило бы. — Понимаете, я жил вдали от Лондона. Даже образование получал не здесь. Пошёл лишь третий месяц, как я работаю и живу в этом городе. Как врачу, мне следовало бы знать, что происходит в городе, как часто случаются нападки с оружием, сколько ещё нам ждать раненых от огнестрельного оружия, и могу ли я быть спокойным за свой персонал?       Вопросов и правда было много. Сисилия явно испытала разочарование, услышав, что Альбусу нужно только это, но возражать не стала. Медсестра облокотилась на выступ стены, кивнув на сэндвич, намекая, что пока она рассказывает, можно и перекусить.       — Не лучшее Вы время выбрали, чтобы работать в этом городе, доктор Дамблдор, — взгляд Сисилии стал каким-то грустным. — Лондон не самое безопасное место. Здесь много бандитов и опасных людей. Я даже не знаю, сколько точно существует группировок мафии. Мне лишь известно, что китайская и турецкая группировка пока сидят в тени, наблюдая за расколом самой опасной и влиятельной группы. Вы ведь видели символ на платке, не так ли? Это были они.       — Почему тогда мы не пойдём в полицию? Если нам известно, откуда эти люди, то мы можем наказать их, — Альбус хорошо запомнил имя того человека, но куда лучше он запомнил нахальную ухмылку и то проклятое прозвище. От одного воспоминания об этом хотелось что-то разбить.       — Наивный Вы, доктор Дамблдор, — Сисилия поёжилась от холода и сама достала сигарету, закуривая. — Полиция им ничего не сделает, большинство из них или боится, или куплены. Их называют Дары смерти. Поговаривают, что это одна большая семья. Только вот пошёл слух, что самый главный из них скончался, и семья разбилась на две части, желая прибрать к рукам власть. Из-за этого сейчас больницы переполнены, а морги усыпаны трупами. Если честно, я не знаю, когда это закончится.       — Не слишком ли пафосное название? — Альбус даже не заметил, как съел сэндвичи. Стоило признать, что они и правда были вкусными. В руках же остался всё тот же платок с тем же символом. — Да и... странный какой-то знак у них, — Дамблдор провёл пальцами по вышивке.       — Говорят, это и есть дары смерти. Я однажды слышала некое сказание о них. Хочешь получить нечто запрещённое — найди бузинную палочку. Хочешь принести в свою жизнь новые краски — найди воскрешающий камень. Хочешь избавиться от чего-то или сбежать — найди мантию невидимости, — Сисилия выкинула окурок, выдыхая белые клубы дыма. В этот момент Альбус подумал, что нечто подобное полная бессмыслица.       — Кажется, для таких простых людей, как мы, это и правда лишь сказание. В любом случае, будем надеяться, что больше подобного не повторится, — Дамблдор осторожно сворачивает платок, протягивая его Сисилии, но та лишь качает головой.       — Пусть будет у вас, как напоминание, что может произойти со всеми нами, — Альбус не ожидал, что эта девушка будет столь серьёзной. Она даже не пыталась продолжить разговор, просто решила вернуться в больницу, оставляя Дамблдора наедине со своими мыслями и платком.       Можно было бы его выкинуть, сжечь, но Альбус не решился. Его не покидало странное ощущение, что он ещё повстречается с тем человеком. Конечно, подобное вызывало липкий и мерзкий страх, но Дамблдор надеялся, что у него хватит сил швырнуть этот самый платок тому мужчине в лицо и скрыть наглую ухмылку. Сейчас же не стоит об этом и думать: пора возвращаться к работе.