Потерянный

- Это приют, а не трактир! Джон только приподнял брови на крик Грелод очередной невинной душе желающей принять сироту, после чего мысленно отмахнулся от ситуации и вернул свою концентрацию на книгу в руках. - Я не могу вынести эту Грелод Добрую! Она такая злая и жестокая, как может кто-то быть таким ужасным? Она никакая не добрая, она Грелод Злая! Грелод Добрая действительно была ужасной, это правда. И прозвище «добрая» было дано ей в насмешку, чего не знали остальные сироты, в силу своей наивности думая, что все в Рифтене и правда считают эту каргу доброй старушкой, не подозревая про гнилую суть женщины. - Согласен. Я мечтаю о том, чтобы однажды покинуть это место и больше никогда не видеть ее лицо. Сироты, которые говорили, заставили его только усмехнуться над их наивностью. Они новички, прибыли всего-то месяц назад и до сих пор не совсем поняли как устроена жизнь. Джон, можно утверждать, ветеран и живет в приюте уже целых шесть лет. Он прекрасно усвоил уроки которые ему предоставил Рифтенский приют и Грелод Добрая: жизнь несправедлива и всем на тебя все равно. Прекрасно ориентируясь в Рифтене, и имея несколько знакомых среди Гильдии воров, которым он помогал, выполняя различные мелкие поручения, Джон прекрасно знал, что ярл Лайла Рука Закона и все жители города, от нищих до дворян, прекрасно знали, кто такая Грелод Добрая и что она творит в приюте. Но никто не пытался что-то сделать. Никого не волновали сироты… Ну, почти. Были, время от времени, желающие усыновить кого-то, но Грелод быстро отбивала их энтузиазм. - Джонатан! - раздался пронзительный голос старой гарпии, неожиданно вошедшей в комнату, где находились дети. Джон ненавидел когда его так называли. Когда ему чудом удалось спастись из древних нордских руин и нашедшие его охотники спросили как его зовут, ему потребовалось три дня, чтобы вспомнить, что его зовут Джон. Он был уверен, что его зовут просто Джон, не Джонатан, но Грелод записала его в приютские книги именно так. Так что, приходилось терпеть. - Да, мадам? - как можно вежливее спросил Джон, пытаясь сдержать смешок при виде двух новичков затихших и уставившихся на свои ноги. «Куда интересно попало все ваше недовольство?» - мысленно спросил он их. Они были на пол пути, чтобы сломаться. Сначала они открыто выражали свое недовольство, потом пытались угрожать, теперь они тихо обижаются и злятся. Еще пару побоев, унижений и голодных ночей и они перестанут даже злиться. Они будут только испуганно пытаться вжать голову в плечи. Правда, может им повезет и они не сломаются. Джон, один из немногих, не сломался, но научился держать язык за зубами. Шрамы на его спине всегда будут ему напоминанием, что вспыльчивый характер до добра не доводит. - Иди протри пыль на чердаке, мальчик! - прошипела старуха, после чего развернулась и ушла. Джон только вздохнул. Он прекрасно знает, что как только он ступит на чердак то Грелод его запрет, оставив его спать голодным на холодном чердаке. Чем он заслужил наказание, учитывая, что целый день выполнял все ее поручения и вел себя максимально тихо? Возможно, он слишком долго не получал наказания, может ей просто не нравилось, что у нее нет реальной причины наказать его, а может Грелод и вообще не нужно причины. Джон не знал, да и не заботился больше. Когда он встал и направился выполнять поручение старой карги, то только улыбнулся на сочувственные взгляды таких же сирот как он, которые провели здесь годы. Новички могли только недоуменно смотреть на этот обмен, совершенно не понимая, что ждет Джона сегодня ночью. Когда Джон поднялся на чердак, то последовало точно то, что он и ожидал - звук защелки. Что было полностью проигнорировано им. Усевшись поудобнее он снова сосредоточился на книге, которую разумно не оставил внизу. Мальчик не стал стучать и просить выпустить его, как сделал бы кто-то из новичков. Зачем? Джон уже пробовал в прошлом и после не мог нормально сидеть где-то неделю. Когда солнце полностью зашло, Джон отложил книгу и лег на пол, приложив ухо к полу, пытаясь услышать какие-то звуки жизнедеятельности. Было совершенно тихо: ни разговоров недовольных детей, ни гневных причитаний Грелод. Кивнув самому себе, Джон отложил книгу, достал спрятанную в ботинке отмычку, и подошел к маленькой форточке. Поковырявшись там минуту, он услышал приятный звук щелчка и довольно улыбнулся. Холодный ночной воздух укусил его, одетого в одежду из тонкой ткани, но Джон не позволил этому остановить его. Протиснувшись через открытую форточку, мысленно отметив, что через год она, возможно, будет слишком маленькой для него, Джон оказался на крыше. Дальше, аккуратно пройдя по карнизу, мальчик прыгнул на повозку загруженной сеном, стоящую возле приюта. После, подобрав заготовленный за ранее теплый плащ, под одной из бочек, Джон накинул капюшон и направился в город. Таверна «Пчела и жало» находилась в центре Рифтена, рядом с рынком. Интерьер таверны был выполнен из темных деревянных отделок, кованых элементов и грубых тканей. Там стояли резные деревянные скамьи, восковые свечи на столах, несколько факелов на каменных стенах и теплые меха на полу. Освещение было тусклым и приглушенным, создавая довольно уютную обстановку. Заведением управляли аргониане Тален-Джей и Кирава, которые были достаточно добры, чтобы позволить Джону работать за еду. - Добрый вечер, Джон. Как дела сегодня? - Нормально… - Отлично! Сегодня у нас будет много посетителей, так что будь внимателен. И не забудь помыть посуду после! – перебил Джона аргонианин, бросая в мальчика фартук. - Много посетителей? – мальчик приподнял брови, завязывая фартук. – Больше чем обычно? - Да, представляешь, какой-то там странствующий бард, которого Кирава случайно встретила сегодня на рынке и убедила выступить здесь, оказался самим знаменитым Тальсгаром Странником! - Не знаю кто это, - пожал плечами Джон, на что Тален-Джей довольно комично задохнулся и возмущенно на него посмотрел. Аргонианин собирался что-то сказать, но Джон уже отправился в зал, не желая слушать получасовую лекцию про всех известных бардов Тамриэля. Джон не первый вечер обслуживает клиентов таверны, так что он привык к многочисленным жалобам, шуткам, ворчаниям, пьяным бредням, дракам и поножовщинам, но сегодня все вышло на новый уровень. В зале собралась целая прорва народу, которая перед выступлением барда успела уже конкретно напиться и устроить драку, сломав несколько стульев. Это было только начало вечера и Джону было страшно представить, что будет под конец. Возможно, ему строило остаться в приюте сегодня, подумал он, через силу вежливо улыбаясь старухе, что ущипнула его задницу. - Дамы и господа, сегодня и только сегодня, наше чудесное заведение посетил бард, чье имя вы все слышали, чье имя вы все вы все знаете! Знаменитый Тальсгар Странник! – довольно драматично представил барда Тален-Джей, на что толпа зааплодировала. Бард был нордом, довольно красивым, если судить по возбужденному перешептыванию и смешкам женской аудитории. Джон лишь бросил быстрый взгляд на этого Странника, отметил его яркую одежду, взъерошенные светлые волосы и жизнерадостную улыбку, после чего заочно приписал его как идиота, и вернулся обслуживать столики. - Моя первая песня на сегодня - «Придет Довакин»! - провозгласил Тальсгар, удобно перехватив лютню, после чего запел: «Наш герой, наш герой с сердцем воина, Говорю вам, говорю вам Драконорождённый идёт. Обладающий силой Голоса, искусством древних нордов, Поверь, поверь, Драконорождённый идёт. Это станет концом зла в Скайриме, Страшись, страшись — Драконорождённый идёт. Для изгнания тьмы и рождения легенды, Узнайте же, узнайте же — Драконорождённый пришёл». Толпа хлопала и кричала, когда бард закончил. Женщины драматично вытирали слезы из уголков глаз, мужчины радостна кричали и поднимали свои напитки. Джон только закатил глаза, продолжая разносить напитки и закуски посетителям. Тальсгар Странник, по его мнению, не стоил тех похвал, какими его засыпали, и денег, которые ему платили. Серьезно, это песня старая как мир, а голос не выделял его среди десятка других бардов! Только когда он осознал, как внезапно стало тихо вокруг, он понял, что высказал свои мысли вслух. Тяжело сглотнув, Джон оглядел толпу обозленных жителей Рифтена, что сверлили его своими пристальными взглядами, и внезапно почувствовал, как шрамы на его спине горят как напоминание. Тишину нарушил смех барда. - Давно, меня так открыто не критиковали, - Странник как-то ностальгически улыбнулся, после чего просиял так, будто выиграл мешок золота. - Как тебя зовут, парень? Мальчик огляделся вокруг, обжегшись от яростного взгляда Тален-Джея, вздрогнув от презрительного выражения лица Киравы. Глубоко вздохну, мысленно дав себе пощечину за длинный язык, Джон выпрямился и посмотрел прямо в глаза барда, стараясь не обращать внимания на десятки сверлящих его взглядов. - Меня зовут, Джон. - Отлично, Джон! Почему бы тебе не подняться ко мне и не спеть что-то? Он должен был отказаться, но что-то внутри него не давало ему это сделать. Какая-то часть его яростно противилась отступлению. Джон оскорбил барда, назвал его пение ничем не примечательным, а выбор песни не оригинальным, и теперь просто обязан доказать свои слова. Вот так он обнаружил, что снимает фартук, заправляет рукава и подбирает арфу возле певца. Удивленное выражение лица Тальсгара Странника, который явно не ожидал, что Джон согласиться, наверное, стоило того, даже если его пение окажется полным позором. Поблагодарив всех Богов, что здесь есть арфа, поскольку на других инструментах он не умел играть. Джон уселся поудобнее, перехватил арфу, стараясь не показать, что его руки дрожат от нервов. После чего не на долгое мгновение застыл, пытаясь придумать, что ему спеть. Он мог спеть какую-то классическую песню, которую обычно поют в тавернах, но тогда его слова про неоригинальный выбор окажутся пустыми, беспочвенными. Ему нужно что-то редкое, необычное. На его ум пришла одна песня, которая была в одном из его расплывчатых снов, но которую ни разу не слышал, чтобы играли в таверне. «Жил-был медведь, косолапый и бурый! Страшный, большой и с мохнатою шкурой! Однажды на ярмарку двинулся люд, Подался весь люд и медведя зовут! Прохожим, проезжим — всем любо глядеть, Как пляшут три парня, козёл и медведь! Вертелись, крутились, плясали, скакали И дорогу на ярмарку так скоротали! Прекрасная дева навстречу идёт, И пышные кудри её словно мёд! Тут носом задёргал красавец наш бурый, Страшный, большой и с мохнатою шкурой! Ах, бедная дева, увы ей и ах! Учуял он мёд у неё в волосах! Пристало ли деве подолом вертеть? Не стану плясать я с тобою, медведь! Схватил он её и давай вертеть! Медведь, медведь, косолапый медведь! Мне грезился рыцарь, а ты косматый, Бурый, и страшный, и косолапый! Она и брыкалась, она и визжала, Но всё ж от медведя не убежала. Плясал с нею бурый весь день напролёт И с пышных кудрей её слизывал мёд! Кричит она: милый ты мой, косматый, Мой расчудесный медведь косолапый! На парочку эту всем любо глядеть: Прекрасная дева и бурый медведь!» Когда Джон закончил, немного задыхаясь, то сначала стояла немая тишина, после которой комната буквально взорвалась от аплодисментов. Пьяные мужчины восторженно кричали и смеялись, а женщины хлопали и смотрели на него, как на особо аппетитный кусок мяса. Сам Джон чувствовал гордость и смущение, что смог заставить толпу так отреагировать на него. - Друг мой, это было невероятно! - восторженно воскликнул у него над ухом Тальсгар. – Никогда не слышал этой песни, а твой голос действительно не плох! Как долго ты тренировался? - Эм, нисколько, - смущенно ответил Джон. - То есть, ты сегодня впервые пел эту песню? – недоуменно нахмурился. - Ага, - неловко ответил мальчик. Бард долгое мгновение пристально смотрел на него, после чего лучезарно улыбнулся. - Ты должен посетить Коллегию бардов Солитьюда! Где твои родители, парень? Я должен убедить их отпустить тебя. Такой талант не должен пропадать зря! - Я живу в Рифтенском приюте, я сирота, - смущенно ответил Джон не зная, что думать насчет предложения посетить Коллегию. Он никогда не задумывался на счет карьеры барда, больше рассчитывая вступить в Гильдию воров, где есть шанс быстро и сильно разбогатеть. Джон вернулся в приют под рассвет, аккуратно залез на чердак и устало лег на пол, закрыв глаза. Тальсгар не хотел отцепляться от него, как впрочем и толпа, которая набросилась на него, как стая голодных волков, желая услышать что-то новое. Ему пришлось выкручиваться и отговариваться, так как он ничего не мог предложить, кроме этой одной песни из своего сна. Его сны, или воспоминания из прошлого, как он подозревал, были отрывочными, не четкими, и не особенно полезными. Все, что ему удалось выскрести из своих воспоминаний это свое имя, озорного рыжеволосого мальчика, который много смеялся, ужин в огромном зале, где пелась та самая песня, и огромный, серый, мрачный, заснеженный замок. Ничего полезного, что указывало бы где находится это место и никаких конкретных имен, что могли бы служить подсказкой для поисков. - Где ты был всю ночь, мальчик? - раздался скрипучий голос на чердаке, сильно напугав Джона. Джон вскочил на ноги и обернулся на голос, стараясь унять панику, что грозила прорваться при виде Грелод Доброй, которая выглядела не очень доброй, впрочем, как и всегда. В руках старой карги находился кнут, а в глазах кровожадное желание. - Что вы здесь делаете? – выпалил он прежде чем успел подумать, от чего поморщился, представляя как старуха отреагирует на такую наглость. Но вопрос имел место быть. Что она здесь делает? Еще слишком рано. Она никогда не приходила так рано. - Здесь я задаю вопросы, свинья! - завопила Грелод, до побеления пальцев сжав кнут. – Где ты был всю ночь, мальчик? - Я… - Впрочем, не важно, - презрительно фыркнула старуха. – Снимай тунику и поворачивайся спиной. Джон мог слышать только биение своего сердца и звон в ушах, когда воспоминания прошлой боли и крови, затопили его сознание. Прошлый раз оставил на его спине ужасные шрамы, которые никогда не исчезнут. На этот раз, Джон боялся, что Грелод забьет его до смерти, как какую-то свинью, с которыми она так любила сравнивать детей. - Пожалуйста... Но его мольба была напрасной, казалось, что она только окончательно прорвала терпение Грелод Доброй. Она замахнулась и Джон успел только инстинктивно выставить перед собой руки, перед тем как почувствовать жгучую боль на правой стороне своего лица. Крик вырвался из его рта, когда последовал второй удар, который пришелся по рукам. - Наглая! Неблагодарная! Свинья! – каждое слово сопровождалось кнутом. Джон паниковал. Ледяной страх сковал его душу. Во рту стоял отчетливо медный привкус, а правый глаз залила кровь. Руки, которые пытались защитить голову, казалось онемели от ударов. Ему нужно было что-то сделать, иначе она изуродует его, или еще хуже убьет. Но что он мог сделать? - Ничтожество! Тело Джона двигалось само по себе, пока его разум паниковал и пытался что-то придумать. Резкий рывок, подпитываемый адреналином, и отмычка, что находилась в его кармане, вонзилась в левый глаз старухи. Ее вопли агонии, наверное, слышали в Сиродиле. Повалив Грелод на землю, Джон схватил ее за голову, после чего начал бить по полу, пока ее крики не затихли, а под головой не сформировалась лужа крови. Тяжело дыша, Джон отпустил Грелод, после чего уставился на свои руки, пытаясь совладать с ужасом внутри. Только поднимающаяся крышка люка, ведущая на чердак, вывела его из зарождающейся бури различных эмоций внутри его разума. Не сильно долго думая, он скинул стоящий рядом комод на крышку люка, игнорируя крик того кто пытался подняться, когда люк резко захлопнулся. Его взгляд метался по чердаку, после чего остановился на форточке и окровавленной отмычке, что торчала из головы Грелод. Джон сглотнул густую слюну и вытащил отмычку из черепа старухи с влажным, отвратительным хлюпающим звуком. Она пригодится ему больше, чем старой карге.