Лес секретов

      Ещё едва рассветало и сложно сказать уже утро или ещё ночь… Было настолько рано, что небо было в сумерках и на улице лёгкий туман покрывал всё росой. Слоистые лёгкие облака принесли за собой дождь, после вчерашней духоты. Таким ранним и мокрым утром Фрост уже не спал. Не спалось и всё какие-то мысли странные жужжали в голове. Вроде бы и кошмаров он не помнил с ночи, но были внутри какие-то странные чувства, с которыми больше находиться в кровати было нельзя и он, собравшись, отправился на улицу. Выйдя на улицу, с навеса на крыльце ему на нос капнуло несколько капель воды. Юноша огляделся и просто пошёл, задёрнув ворот рубахи, чтобы дождь уж излишне нагло не заливался в загривок. Ещё, как ему показалось, никто не проснулся и только его неведомая сила подняла с утра пораньше, хотя обычно в такую погоду грех не поспать и не поваляться подольше. Много по дождю не сделаешь. Он неторопясь, отправился вглубь старого Фолкрита, посмотрел на жующую корову, надутых кур и пошёл дальше изучать деревню. Выйдя к месту, где стояла старая лесопилка, он обнаружил реку, где, вероятно, авантюристка-кузнец предлагала сегодня провести досуг.       Фрост взобрался на большой скалистый холм, с которого открывался вид на ставшую с годами после разрушения Фолкрита более полноводной и длинной реку, нежели раньше. Он сел на холм, поджал колени и обнял их, поставив подбородок на правую коленку и опустив глаза на рябь движущейся воды, смущённо вздрагивавшей от выпадающих осадков. Он просто сидел, смотрел и слушал бормотание воды внизу. Чувствовал как капли дождя бьют его по морде и макушке, а потом вода стекает по шее и рубашке. Кто знает, сколько он так просидел, прежде, чем услышал шелест мокрой травы у себя за спиной.       — Не самое подходящее время и погода для медитаций перед водой, юноша.       — Простите, сэр, — не повернулся каджит и вздохнул, — сам не знаю, что меня подняло так рано и принесло сюда.       Некоторая пауза последовала после этих слов и за спиной снова послышался шелест травы и глухие, развалистые шаги: — Я могу только догадываться о том, что гложет столь юного каджита, — рядом с ним грузно сел старый, пыльный, цвета ржавеющей меди кот, — но почему-то я понимаю гул в твоей маленькой душе.       — Я сам не знаю, что меня так гложет… И вообще я всегда считал, что вы меня ненавидите.       — Да, ты мне не нравишься. Не нравился. Но как бы мне самому не было неприятно признавать свою неправоту — ты быстро растёшь.       Юноша не ответил, продолжая смотреть в воду. Старик помолчал, переводя взгляд перед собой.       — Хакон рассказал мне про нападение бандитов и тебя, — он снова помолчал, — я впечатлён.       Юноша опять не ответил, почему-то сейчас признание от вредного старика ему не приносило радости или хотя бы немного гордости за себя. Ему всё ещё было тяжело и грустно. Он вскользь посмотрел на сенч-рата, который вытянул морду навстречу дождю, прикрыв глаза.       — Мне казалось, что вода для вас опасна и вы её не любите? — скромно спросил малыш.       — Глупо бояться своей слабости там, где это не нужно. Дождь — это просто дождь. Нужно помнить об этом. Иногда даже твоя «слабость» может принести счастье, — кот с удовольствием вытянул большую морду, подставляя её каплям дождя. Фрост смотрел как мокнет густая, жёсткая шерсть, собираясь по телу в мокрые сосульки.       Малыш задумался, пока старик ненавязчиво и молчаливо сидел рядом. Не пытался лезть в душу, просто был рядом. И выедающее чувство необъяснимого одиночества начало будто бы отступать, переставая рокотать внутри комком. У Фроста всё ещё было мало опыта во всех смыслах, как физического — в плане навыков и умений, так и нефизическом — он понятия не имел, как ему бороться со своими чувствами, мыслями и всем тем, что нельзя потрогать, но очень сильно трогало его изнутри.       — Сэр?..       — М-м?       Малыш снова положил голову на колени: — А у вас было когда-нибудь такое... Что вы сделали или сказали что-нибудь, а потом не знали, что с этим делать? И очень жалели об этом?       Зверь чуть опустил задранную голову и открыл глаза: — Да. Конечно, да…       — А что это было?..       — Это самая большая ошибка в моей жизни. Я вообще часто делал что-нибудь, о чём мог бы или сильно жалел… Но эта ошибка едва не стоила мне жизни.       — А можете рассказать об этом… Как это было?       Тигр посмотрел на мокрого юношу и ответил, кивая на свой косматый бок: — Садись ближе, бедолага. Простудишься.       Фрост подсел ближе к старому легионеру и тот начал рассказ…

***

      Это было где-то в 195-196 году, после резни под Картвастеном и штурмом Вайтрана Братьями Бури, и даже после того, как в моей жизни появился Инг. И знаешь, я уже не помню, почему так вышло… Тогда я уже около года был легатом, как и Омунд. И… Я очень сильно поругался с Кальдуран. Очень… Сильно.       История умалчивает, о чём так горячо спорили и ругались кузнец и четвероногий легат легиона, но Омунд застал только последние колкие выкрики в обе стороны и как, возможно, после звонкой оплеухи, почти дымившийся легат быстро удалялся прочь с кузнечной площади, зычно шкребя когтями по мостовой. Омунд уставился на кузнеца полными непониманием глазами. Ведь они были почти образцовыми друзьями, товарищами и, может быть, даже чем-то большим. За углом, под кузней, Омунд заметил ребят, игравших на улицах, как и всегда, но сейчас они как-то опасливо переглянулись и решили уйти играть глубже в город. Но за углом он заметил самого старшего — подростка-каджита, который выглядел таким же недоумевающим и ещё более грустным. Каджитка, сжимавшая от негодования челюсть, посмотрела на солдата и просто громко взрычала, бросив рукой в сторону, к небу; и взяв кузнечный молоток, швырнула его, что было мочи в каменную стену за кузней. Поняв, что с этой женщиной пока лучше не разговаривать — отправился за другом, попытав удачу выяснить что-нибудь у него. Тот его хотя бы точно не смог убить, если что, кодекс, как-никак, присяга и всё такое. Но и здесь его постигла неудача.       Прошло какое-то время, около двух недель может, как пришли вести от гонцов, что отбитый форт Гринвол был снова захвачен Братьями Бури. Нужно было вернуть форт, поставить новый гарнизон и усилить надсмотр над Истмарком и Рифтом. Суета сборов солдат к походу в лагерь под Мзулфтом, привлекала внимание. Тогда совсем ещё юный, лет тринадцати, Инг, прибежал к кузнецу, озабоченно спрашивая, что случилось и почему так суетно и шумно. В арке туда-сюда расхаживали легаты и обсуждали стратегию, как лучше поступить.       — Нет, нам нужен один офицер, который возглавит поход и встретит солдат Хадвара в Истмарке.       Солдаты переглянулись и взгляд сенч-рата скользнул в кузню. Чуть больше секунды он помедлил и выпрямился: — Я пойду, Рикке. Омунд будет готовиться на случай, если нам нужно будет подкрепление и для подхвата других фортов.       — Отлично, солдат. Собирайся, отряд скоро выступает.       — Так точно, легат.       — Да хранят вас боги, — выпрямилась легат, хлопнула сенча по плечу, кивая, и удалилась в Мрачный замок, в башню. Омунд заметил предшествующий взгляд каджита в кузню и нахмурился.       — Друг, ты уверен, что тебе стоит идти?       — Конечно, уверен. Я же не могу отпустить тебя на перезахват форта.       — Эм… Рагнар, ты совершенно точно уверен?       — О боги, Омунд. Успокойся, всё будет хорошо, — каджит ушёл вниз собирать солдат. Омунд, слегка разводя руками, озадаченно переглянулся с кузнецом, державшей за плечи юношу, и в чьих глазах он увидел большую тревогу и ещё большую обиду.       Снарядившись для похода, солдаты собрались у порога. Омунд ещё раз проверил лёгкую броню сенч-рата. Переглянувшись, помолчав, друг кивнул каджиту: — Лёгкой дороги, дружище… Боги улыбаются вам.       Сенч кивнул, оглянулся через плечо, помешкал и выпрямился, нахмурившись, громко огласил: — Выходим, легионеры! Вперёд!       И Легион выдвинулся к воротам Солитьюда, отправляясь в далёкий путь через бескрайний опасный Предел, одинокие пустоши Вайтрана, башни Валтейм, Чёрный Брод, болота под Виндхельмом в имперский лагерь в Истмарке, где их терпеливо дожидался Хадвар в течение нескольких дней.

      «По прибытию, естественно, нас встретили и несколько дней солдаты приходили в себя после такого долгого пути… А мы с Хадваром обсуждали тактику захвата форта. Он парень очень внимательный. И отличный друг и товарищ, поэтому он довольно быстро раскусил, что что-то не так…»

      — Дружище, ты ещё более злой, чем обычно, что случилось?       — Почему ты так решил?       — У тебя брови за всё время из галочки разошлись всего два раза и от тебя едва ли дым не идёт.       — Брось придумывать.       — Нет-нет, брат, — он поманил его сесть. Сел на скамью и усадил кота почти напротив, — Солдат с бурей в душе — не солдат, он должен чётко всё понимать и чувствовать. Рассказывай.       После небольшого рассказа, он выпустил пар из носа. Хадвар помолчал немного.       — Вы оба погорячились. Я думаю, что тебе нужно меньше думать об этом. Ты же всё равно сейчас ничего не сможешь исправить из того, что уже произошло, правильно? Тебе нужно какое-то время на «не думание», а потом, уверен, решение само прыгнет тебе в лапы. Ты сейчас нужен здесь, нужен солдатам. И нужен мне, — он положил руку на горячее плечо и посмотрел в глаза коту, — Не переживай, с ними точно всё будет хорошо, с ними же как минимум Омунд, а как максимум — стены Солитьюда. А пока — нам с тобой надо сделать так, чтобы эти стены стали ещё безопаснее.       — Спасибо, друг, — вздохнул каджит.       — Брось, я ничего не сделал. Но помни, я буду рядом.       Легаты встали и с некоторым облегчением продолжили обсуждение стратегии.

      ***

      Прошло с момента отбытия из Солитьюда уже около месяца. Мы отбили форт с минимальными потерями, и продолжали усиление позиций. Расположили гарнизон и какое-то время пришлось покочевать между лагерем в Истмарке и в Рифте. У меня была, как сказать, служба на дальних рубежах. Около половины месяца, или больше, я пробыл в Винтерхолдском лагере, на востоке от Данстара. Это время я проклинал всеми правдами и неправдами, и отморозил всё, что мог и, могло бы даже показаться, что именно восток Данстара выморозил во мне всё «человеческое». И вот, наконец, мы собирались отбывать из этого богами забытого места, как на выходе из города мы встрели каджитский караван…       — О, смотри, каджитский караван. Их всё ещё не пускают в город?       — Видимо так.       — У нас есть немного времени, можешь пойти пообщаться, — сказал Хадвар. Поймав вопросительный взгляд сенч-рата, он скомкался: — Ну, в смысле, что ты так смотришь, у меня нет хвоста, а это братья и сёстры твои как-никак.       Рагнар прыснул в усы и пошёл к караванщикам, где его взгляд зацепился за юношу спрятавшегося в палатке.       — О-о, брат-каджит, при виде тебя каджиту становится теплее в этих холодных песках! — протянул с удовольствием каджит, сидевший рядом с палаткой в позе лотоса.       — Как торги, брат? Разбойники не грабят?       — О, брат-каджит, каждый день всё иначе, чем было вчера. Когда хорошо, когда нехорошо, когда мы никому не нужны, а когда и дважды за день нападут какие-нибудь негодяйские норды!       — Защищаться можете?       — О-о, конечно! Конечно, не всегда! Сейчас проклятье на мою голову! — каджит-караванщик схватился руками за голову и покачался. — Родственнички вручили мальчонку, спасу нет! Я так и не понял, зачем мне эта головная боль, в долг же, кажется, не брал… А тут на-те «пусть учится», чтоб мне карман не звенел блестящей монетой…

— Рагна-ар! Нам пора!

      — Мальчонка?       — Эй-й! Выйди на свет, поздоровайся в самом деле, с нашим большим братом, — он подхватил за локоть юношу и вытолкнул на улицу. И перед Рагнаром сгорбился юноша, худощавый, серый, поджимавший скромно хвост, и ростом какого! — Высокий как тополь будет, вырастет, в палатку не влезет!       Юноша-каджит скромно поджал уши и едва ли смог поднять глаза, чтобы посмотреть на сенча. Солдат подёргал хвостом, труба звала.

      — Рагна-ар!

      — Мне уже пора. Не обижай мальчонку зря, Ма’дран. Скромный мальчишка, будет отменный лучник. Встретимся ещё, посмотрим, что можно сделать, — он посмотрел на юношу, поймав его взгляд, и тише добавил, — Обещаю.       — Заходи, брат-каджит, тебе тут всегда рады! И пусть дорога приведёт тебя в тёплые пески!       «И хоть не очень тёплые, и совсем не пески, — мы наконец вернулись в лагерь в Истмарке. Так себе погода в этих краях, конечно, но это всё равно была отрада после Винтерхолда и Данстара. Не знаю, сколько времени прошло с того момента, как я вышел за ворота Солитьюда, месяца два, наверное, может и больше. Когда ты не умеешь писать, вести дневники, бывает трудно вести счёт времени. И… Хадвар был прав, я успел сильно остыть. Успел многое обдумать и со временем внутри начиналась какая-то гроза, которой я по своей твердолобости, гордости и чёрствости не мог найти объяснений. И как-то под вечер, после патруля в горах, я вернулся в лагерь…»       По возвращению из патруля его встретил озадаченный и немного обеспокоенный Хадвар. Рагнар нахмурился и ускорил шаг, завидев его.       — Хадвар? Что случилось?       — К нам сейчас прибыл гонец…       — В чём дело?       — В общем… Пойдём, я не могу тебе этого сказать.       Сенч почувствовал, как шерсть под бронёй начала вставать дыбом и внутри, ниже горла, что-то зарокотало. Он усилием воли заставил шерсть лечь обратно. Легаты прошли к гонцу, который сидел на бревне, недалеко от костра и жадно поглощал воду из бутыли, которую ему выдали.       — Почему не по форме?! — гаркнул вдруг легат на гонца, мотыляя нетерпеливо хвостом.       — П-простите, — облился гонец, испугавшись и вздрогнув, — в чём весть застал, в том и помчался! Так и менее заметно…       — Хорошо, допустим, говори живее!       — Я буквально неподалёку от форта Дунстад видел отряд Братьев Бури! Они перехватили форт и взяли в плен нескольких солдат… Я едва не попался!       — То же мне, удивил, — закатил глаза Фаасйолмар.       — Это не всё, — кашлянул Хадвар и махнул гонцу, — продолжай.       — Я был очень близко, когда началась бойня, и смог разглядеть пару офицеров и…       — Да говори уже, ради Исмира! — не стерпел Хадвар.       — Пару офицеров и почему-то среди них была каджитка без формы, которая сражалась на нашей стороне. Весь отряд, который сражался — был взят в плен. Все до единого.       Морда сенча тут же изменилась. Он знал, пожалуй, почти о всех каджитах и каджитках и кто-чем занимается, и был абсолютно уверен в том, кого взяли Братья Бури.       — «Проклятье, Кинай…»       — Рагнар…       — Нам нужно вызволять их, — отряхнулся сенч и грозно зыркнул на гонца, — Куда их повели, отвечай?!       Гонец вздрогнул: — Дунстад! Всех повели в захваченный форт!       — Проклятье, это же в полутора днях бега отсюда…       — Нужно предупредить Рикке.       — Нет, нет времени, Хадвар! Собирай самых выносливых и сильных солдат — мы пойдём на Дунстад. Отобьём его снова, как Гринвол, и освободим пленных!       Хадвар напрягся и нахмурился в нерешительности. Сенч-рат сделал шаг к своему брату по оружию и заговорил вполголоса.       — Хадвар… Это моя вина, что Она там. Я придурок и должен исправить всё раньше, чем случится непоправимое… Гонцы даже самые быстрые не успеют добраться до Солитьюда. Время реагирования и время похода до Дунстада — это всё то, чего у нас нет.              Хадвар помолчал, смотря на четвероногого легата, а потом присел перед ним на колено и положил руку на плечо, чуть улыбнувшись: — Возвращайся целым и невредимым, друг. Ты нам нужен. Я соберу солдат для похода.       — Спасибо, дружище.       Солдаты подходящие для названной задачи были собраны — не много, не мало — пятеро, Рагнар и гонец, который должен был показать место драки. Они приготовились выступать. Легаты прямо перед выходом отряда переглянулись.       — У тебя неделя, чтобы я начал нервничать.       — Не придётся, друг. Мы скоро вернёмся с победой. А если нет — встретимся где-нибудь в залах Совнгарда.       — Да хранят вас боги в битвах, друг мой! Сотрите их в пепел!       — Выступаем! Нам предстоит долгая, тяжёлая дорога и опасный бой, но на кону жизни наших товарищей, братьев и сестёр, сейчас они зависят от нас! Вперёд, легионеры, за мной! Разорвём предателей в клочья!       Легионеры выступили в путь. Они пересекли мост под Седловой Скалой, двигались в сторону башен Валтейм и…

— И мы не дошли…

***

      Хлопнули ворота и спотыкаясь по мостовой пробежало два легионера. Они едва не врезались в стену на повороте к мостку в кузни и штабу Легиона, быстро взбежали вверх и один из них полетел в кузню. Там на верстаке гипнотично стучала по клёпкам Кальдуран, и неподалёку перебирал выделку Бейранд. Кошка безразлично обернулась и вдруг округлила глаза, едва завидев бегущего со всех ног Омунда.       — Во имя Двух Лун, Омунд! — она почти подхватила его. — Что случилось?       — Кинай!.. Я встретил гонца… Рагнар… Братья Бури взяли его!       — Что?! — отпрянула каджитка на пару шагов, споткнувшись о ведро с рудой и обернувшись на своего когда-то учителя.       — Я сам не поверил… — он попытался отдышаться, уперевшись рукой в коленку. — Долго рассказывать, я от самой Лесопилки бежал… Его взяли и ещё от трёх до пяти солдат.       — Да его ни один даэдра, даже если бы очень захотел — не смог бы взять, что там Братья Бури! — вдруг плеснула руками кузнец.       — Я тоже так думал… — вдохнул наконец легат и выпрямился. — Это была засада. Его обманули.       — Да брось, можно подумать там есть, что обманывать!..       — Ты не понимаешь… Шпион сказал им, что мятежники взяли в плен отряд из легионеров и каджитки без формы и захватили форт.       Кузнец поменялась в лице и уши её поползли по затылку вниз.       Омунд немного помолчал, а потом болезненно договорил, смотря на неё и качнув рукой: — Он пошёл туда за тобой. Прямо в засаду…       Каджитка растерялась. Она почувствовала как сердце начало испуганно стучать и как немного закружилась голова.       — Мы выходим буквально сейчас. Собираемся и выходим…       Кинай бросила обеспокоенный взгляд на своего учителя. Бейранд кивнул, отвечая: — Всегда надевай доспех.       Она мелко покивала и бросила на ходу: — Я иду с вами!       — Я уж думал приглашать придётся! — кивнул легат и побежал в штаб, сообщить всё генералу Туллию и собрать солдат. Совместно было решено отправить небольшой, наименее заметный, спасательный отряд из трёх солдат-лучников половчее, Омунда и каджитки.       Солдаты вышли из казармы, остановившись у кузнечной площади. Тяжёлая дверь распахнулась и из дома кузнеца вышла каджитка в лёгкой кожаной броне, затягивающая рукой и зубами последний ремень на руке. Она подхватила подброшенный Бейрандом её нордский двуручный меч, вдела его в ножны на спине. По бокам висело ещё по одноручному клинку.       — Готова?       — Пошли! — каджитка широким шагом вышла по мостку и трусцой, вместе с остальными солдатами побежала к воротам Солитьюда и в конюшню, мельком зацепив взглядом юношу-каджита. Объясняться не было времени. Они сели в запряжённую двумя лошадьми повозку, Кинай села на место кучера, как управлявшаяся на тот момент с лошадьми лучше всех и тронула повозку, подгоняя кобыл. Вообще было принято, что каджиты, почему-то управляются с лошадьми намного ловчее людей.       — А можно мне теперь кто-нибудь объяснит какого Обливиона произошло? — через плечо бросила каджитка, и в её голосе читалась почти угроза.       — Арвид, наш гонец, встретил меня во время патруля и рассказал всё, что узнал от шпиона, который был с ними: он поймал его, когда он хотел сбежать после засады. Гад сказал им в Истмарке, что Братья Бури взяли в плен каджитку с отрядом легионеров и захватили Дунстад. И что он тут же вместе со вторым легатом собрал отряд из нескольких солдат покрепче и вместе с этим шпионом рванул к форту через башни Валтейм, где их ждала засада и всех до одного взяли. А потом Арвид проследил за этим «гонцом», схватил и допросил с пристрастием. Собственно, это всё, — рассказал легат, вытянувшись в сторону кучера, пытаясь перекричать лошадиный топот копыт, — Говорит, мол, случайно бы не заметил заварушку — так бы и не знали. Могли бы подумать, что все погибли при осаде Дунстада.       — Которой не было, — прогудела каджитка, хлестнув лошадей. Она вскинула голову и завыла: — Идиот! А я огромная дура!       — Да вы оба хороши! — фыркнул, отворачиваясь легат. Поймав искрящийся взгляд кошки он, замявшись, объяснился. — Ну, то есть, где я не прав? Вы стоите друг друга! И сами не понимаете этого.       Они помолчали и Омунд добавил не так громко, повернувшись к ней: — Знаешь, Рагнар может и порой невыносимая задница, но… Даже в самом чёрством чурбане — где-то внутри, в глубине, есть тонкая и чуткая душа. Он легионерский легат до мозга костей и, возможно, даже никогда не сможет признать того, что любит тебя больше, чем что-либо в этом подлунном мире, каким бы мудаком он не был.       Кошка обернулась через плечо, болезненно нахмурившись. Легат пожал плечами: — Правда-правда, что ты думаешь? Я за этим сгустком зла наблюдаю уже много лет и без труда могу это заявить! И то, что сейчас он в плену у Братьев Бури — только доказывает мою правоту, — он немного помолчал, и постучал кузнеца по плечу, — Кинай, клянусь, мы найдём его. Даю слово. И не говори ему, что я тебе наговорил! А то не сносить мне головы.       Кошка слегка улыбнулась и кивнула: — Спасибо, Омунд. Ты настоящий друг.       — По данным, которые удалось вытрясти из того мерзавца — нам к Вайтрану. А потом к крепости Феллглоу.       — Хья! — хлестнула снова каджитка. — Вперёд! Пошли!

***

      Они оставили повозку почти напротив Серозимней Заставы и отправились дальше пешком. Они шли тихо, почти крались. И добравшись до крепости Феллглоу, переговаривались почти исключительно жестами. Кинай, как кошка, была почти самой зоркой, поэтому она показала Омунду, где стоят часовые. Легат же поставил солдат на позиции и легионеры, вооружившись луками, затаились в тени. Стражей было немного. Буквально по паре выстрелов на каждого. Мятежники засуетились, но тогда из укрытия в руины влетела каджитка и легат, быстро одолев негодяев и не дав им затрубить в рог. Наступила тишина.       — Осмотреться, — негромко отдал приказ Омунд, — где-то должен быть вход в подземелье.       Рассредоточившись, они стали искать. Один из солдат нашёл спуск, который вёл к двери: — Легат!       Обернувшись, Омунд поманил всех за собой.       — Боевая готовность, мы не знаем сколько их и что нас ждёт.       Отряд кивнул и они вошли внутрь. Они почувствовали сильную сырость. Спустившись по лестнице вниз, они обнаружили подтверждение — пол был залит позеленевшей водой. Уверенным ударом была убита первая, а потом вторая злокрыса. Кошка зашипела.       — Мне тоже здесь не нравится, — согласился легат, оглядевшись, — Идём.       Они прошли по коридору и вышли на ещё одну комнату, пол которой выше колена утоп в такой же позеленевшей воде. Наверху разговаривали Братья Бури и Омунд кивнул лучникам. Почти без проблем они избавились от них. Каджитка нырнула вперёд, плеснув широко воду и выгребая утопшими ногами. Она быстро выбралась на лестницу и тупой стороной одноручного меча ткнула мятежника. Помотав головой, кузнец осмотрелась, предупредив о напольной кнопке-ловушке. Вперёд пробежал один из легионеров, осмотрелся и вернулся, сообщив, что дальше тупик. Налево был коридор, в конце которого виднелась деревянная дверь. Омунд кивнул налево и каджитка, почувствовав неожиданную дрожь и нытьё под ключицей, двинулась вперёд.       Тихо открылась дверь и они пошли по лестнице вниз и узкому коридору, где вышли на жёлтый факельный свет, в тюрьму. У всех спёрло дыхание в ужасе и боязни увидеть то, что никому не хотелось бы увидеть. Стоял смрад крови, гнилой сырости и смерти.       — О боги… — прошептал кто-то из солдат за спиной у каджитки и она почувствовала, как у неё зашевелилась шерсть.       Вдоль стены стояли железные кованные клетки, внутри которых сидели на соломе солдаты раздетые до штанов и рубах. В третьей справа клетке, частично прикрученной к стене, на цепях сидел легионерский четвероногий легат. Передние лапы были растянуты на коротких цепях к стенам, а голова подвешена за шею к потолку на широком железном кольце, чтобы зверь не мог лечь и в основном сидел или стоял. Из приоткрытой пасти немного свисал вялый сухой язык. Брони на нём как и на всех легионерах не было, в плече торчала обломанная стрела и сам он был облит из валявшегося рядом ведра. Вода была и в его клетке и в других. Но клетка каджита стояла, скорее всего, на яме.       — Во имя Двух Лун… — каджитка ахнула, закрывая лицо. Она подбежала к клетке и дёрнула. Закрыто.       — Боги, вы нашли нас! Я уж думал нам конец!       — Тише, нужно найти ключи.       Каджитка оглянулась и бросила взгляд на ящик в углу, на котором лежали кости и боевой железный топор. Сжав зубы, она взяла его.       — Что ты делаешь?..       — Показываю, почему нельзя переходить дорогу Соратникам, — прорычала кошка, подходя к клетке, — смотрите и повторяйте, — она встала боком, взяла топор в две руки, вдохнула и, взрычав, ударила замок, что было сил в её кузнечных руках. Железка только и звякнула, не выдержав натиска яростной кошки, и выпала на мокрый пол. Кинай выдохнула и уронила топор на пол. Омунд кивнул одному из солдат, чтобы тот повторил с остальными клетками то же самое.       — Что с ним?       — Мы сражались под башнями до последнего, но Братья Бури решили вести бой по своим правилам — они использовали яды, в основном «паралича», поэтому нас и схватили… — вздохнул один из пленных солдат, он поднял голову, — Легат держался за всех, поэтому ему больше всего и досталось.       — Предатель-гонец выстрелил из лука смешанным ядом — отравление и паралич. Никто бы не выстоял…       — Они явно не хотели, чтобы он вообще приходил в себя. Потом ещё дважды приходили — добавляли… С нас-то ничего не возьмёшь, рано или поздно сами подохнем, а он, мол, вдруг стену прошибёт, если в себя придёт.       Кинай вернула взгляд к пленному легату. Вдруг он подобрал язык, закрыл пасть и едва попытался открыть глаза, которые у него скорее закатывались, чем открывались.       Вдруг из коридора дальше послышались голоса и разговоры. В комнату ворвалось несколько солдат Братьев Бури, имевшие при себе нестерпимое желание уничтожать имперских легионеров. Каджитка выхватила двуручный меч и остановила летевшую на неё секиру. За её спиной был пленный каджит и она почувствовала прилив злости на мятежника: — Давай! Давай! Попробуй, щенок! — она парировала ещё несколько ударов, а потом сделала выпад и выкрутила оружие из рук врага, демонстрируя как страшна обиженная сильная женщина с мечом. Особенно сильно обиженная сильная женщина. Она зарычала, толкнув ногой врага, парировала удар сбоку и врубила меч в стену, пригвоздив мятежника. С силой выдрав меч из тела, она огляделась и отразила атаку ещё одного Брата Бури.

                        — Я видел свет в кромешной темноте, где был силуэт, но я был слишком не в себе, чтобы смочь понять что-то… Меня отравляли несколько раз и это мог быть очередной бред. Я не мог верить себе. Но я слышал звон стали… И не мог ничего понять. Думал, что лежу бессознания и, может быть, умираю, а это прибыл отряд Хадвара на подмогу.

      Грудь кузнеца тяжело вздымалась и ноздри широко раздувались. Все мятежники были побеждены.       — Кина-ай… — хрипло и тихо загудел пленный легат.       — О, хвала Азуре, живой, — встрепенулась кошка и устремилась в клетку, шлёпая по лужам. Почти все солдаты были освобождены, кто был готов — забирали вещи и оружие из сундука у стены и одевались.       — Ещё двое закрыты дальше, — сказал один из освобождённых солдат.       — Помогите им! — махнул рукой Омунд солдатам, которые пришли с ним. Те кивнули и устремились по коридору.       Двое солдат взобрались на клетку, под потолок и открепили цепь таким же способом, что и замки. Сенч-рат упал и Кинай подхватила с натугой его за тяжёлую голову: — Э-эй, дружок, идём домой…       Еле открывая рот, кот тихо-тихо простонал: — Прости меня… За всё, прости…       Солдаты перерубили остальные цепи. Не было времени искать ключи и ковыряться отмычками, нужно было уходить и как можно скорее, пока мятежники ничего не заметили и не подняли тревогу.       — Омунд! Помоги мне! — в одиночку кошке было не под силу поднять и выволочь сенча из клетки.       — Солдаты, те, кто может идти — помогите тем, кто не может идти. Остальные — контролируйте ситуацию — два назад, один вперёд, — он забежал в клетку, шлёпая по воде и вместе с каджиткой потянул сенча, схватив за шкирбон. Еле передвигая лапами и не держа голову, полукоматозный легат зачерпнул каждой лапой почти всю лужу из клетки, прежде, чем смог выйти из неё.       — Рагна-ар, дружище-е, — потряс кота Омунд, — а ну посмотри на меня, живо, гадкая кошка!       Голова сенча качнулась и мутные глаза попытались увидеть говорящего.       — Отлично, начинает отзываться… — выдохнул легат и с натугой потянул его, — Давай же, крабозадый жиропень! Нам пора домой!       — Козёл… — недовольно буркнул сенч-рат, с трудом переваливая лапы.       — О-о-о, узнал, кажется! — с сарказмом усмехнулся легат. — Давай, брат, надо идти.       — Нет… — мотнул головой сенч, — Нет…       — Все, кто ранен и под присмотром — идите вперёд, спускайтесь к Серозимней Заставе, встретимся там! Будьте осторожны, не привлекайте внимания! — отдал приказы легат. — Пожалуйста, брат, весь Совнгард за тебя сегодня пить будет, — снова поднатужился Омунд.       — Не мо-гу…              — Прошу тебя, во имя всех богов и ваших Лун! Давай же! Тебя ждёт ваш мальчуган, помнишь же его? В кни-ижках постоянно, — Омунд от натуги нахмурился. Кот споткнулся и совсем уронил голову.       — Проклятье… — прошипел Омунд, взявшись за затылок и оглядываясь.       Кинай подавленно опустилась рядом. Она посмотрела на сенч-рата и подняла его голову себе на колени: — Это я, йувон, это я. Помнишь меня? Маленькая девочка в лагере редгардов… Помнишь? Ты обещал меня спасти… Ты нужен мне, я не смогу сбежать одна.       Голова упала на бок и руки каджитки опустились. Она почувствовала дрожь. Не свою. Сенч-рат пытался встать из последних сил, видимо, собственной гордыни. Кошка широко распахнула глаза, вскакивая, и стала поднимать его: — Омунд, давай! Получится!       — У тебя получилось! Ты смогла дозваться!       — Надежды было совсем немного, возможно, паралич начинает проходить, — они поддерживали здоровяка, который едва переставлял лапы и даже не поднимал головы, и тем более не открывал глаз.       — Дава-ай, здоровяк, горжусь тобой!       Они дошли до воды.       — Проклятье…       — Ничего, легче тащить будет! — отмахнулся легат.       Оставшихся с ними два солдата толкали примерно трёхсоткилограммового сенча сзади и так, постепенно, шаг за шагом, они довели его до лестницы и с помощью всех богов и воителей чертогов Шора — они смогли выволочь его на улицу, где осталось самое сложное — вытащить сенч-рата по лестнице и отвести к реке, к заставе. Они услышали рёв в небе.       — Что это было?       — Это свои, давайте что-то вроде ускоримся! — прокряхтела скомкано кошка. Земля дрогнула. В стороне крепости послышался рёв и треск огня. Прибыв на место, сенч упал на землю. Одна из лошадей в повозке пропала.       — Проклятье на мою голову! — выругался легат. — Куда делась эта даэдрова лошадь?       — Простите, легат, Арнлауг уехал на ней в лагерь в Истмарке, за подмогой…       — А… Оу. Что ж, отлично! Будем надеяться, что он скоро вернётся…       Так и случилось — довольно скоро он вернулся с двумя наездниками, которые приехали, чтобы оставить лошадей и вернуться в лагерь пешком, и ещё одна телега с двумя лошадьми. Было решено заволочь сенч-рата в телегу, и эта титаническая процедура проводилась впятером: трое толкали на земле, двое затягивали в телегу. Кинай забралась следом за ним, на место кучеров село по солдату умевших управлять лошадьми, на двух отдельных коней сели инициативный Арнлауг и Омунд. Оставшихся пять легионеров расположилось в солдатской телеге. Они тронулись в путь.

***

— Уже потом я узнал, что всю дорогу у меня был бред… Ничего из дороги я не помню. А то, что рассказал — это я взял на себя смелости рассказать то, что рассказывали мне. Я же сам не помню абсолютно ничего: только как в меня попала последняя стрела с ядом паралича, как упал и как окончательно начал приходить в себя и открыл глаза уже в казарме в Солитьюде… Не один день из жизни выпал тогда…

      Когда солдаты прибыли в Солитьюд, их встречали с тревогой и небольшим облегчением. До тех пор, пока на площадь не выволокли четвероногого легата, прибывавшего в нестабильном состоянии. Даже генерал вышел к солдатам, выяснить, что случилось и как обстоят дела.       — Что ж, стоило, наверное, ожидать подобного рода подлости от Ульфрика, — проговорил Туллий и посмотрел на сенч-рата, — Жить будет?       — От него не так просто избавиться, генерал, — ответил Омунд, — но потребуется какое-то время прежде, чем действие ядов закончится и он сможет вернуться в форму.       — Разумеется. Я полагаю, что легат в надёжных руках, — он оглядел кузнеца и солдата. Он немного скомкался, положив руку на плечо Омунда, — Держите меня в курсе, солдат.       — Да, сэр, — кивнул легат.       Генерал кивнул, ещё раз всех осмотрел и почти удалился, как обернулся и окликнул их: — Бейранд уже успел смастерить низкую телегу. Полагаю, это поможет в этой… Ситуации.       — Спасибо.       Так как сенч-рат был без сознания и взывать было совершенно не к чему — пришлось перетаскивать его на «тачку» Бейранда, которая была, по сути, телега для овощей, только очень низкая, на маленьких колёсах и без бортов. Рагнара доставили в казарму, где на шкурах уложили его на полу под стеной.       Буквально на следующий день, ближе к вечеру, в город в спешке прибыл Хадвар, оставив Истмарк на своего доверенного офицера. Он поднялся в кузню, где как всегда кипела жизнь. Кузнец заметила прибывшего легата.       — Хадвар!       Он подошёл ближе: — Прибыл, как только смог…       — А как же Истмарк?       — Не беспокойся, я об этом позаботился. Как он?       Каджитка положила инструменты, сняла фартук и пошла навстречу солдату, чтобы проводить его в казармы. Уши её немного опустились: — Ещё не приходил в себя.       — Я знаю, что произошло, солдат из рейда всё рассказал. Как только доберусь до этих проклятых затейников — всем до одного головы поснимаю, — гулко и не слишком громко заявил солдат, нахмурясь и сжав кулак.       — Когда мы были в крепости Феллглоу — я испытывала те же чувства, но позже поняла, что в эту минуту, вот сейчас, это ничего не изменит…       — Хм… — солдат задумался, отвернувшись, — И всё равно это бесследно не пройдёт. Хотя и ты, по-своему, права. Как Омунд?       Они спокойным шагом шли к Мрачному замку.       — Влез в чужую шкуру, бедолага.       — Не понял?       — Он сейчас очень строг с солдатами. И руководит сейчас тоже очень строго. Первый день, когда он сам, один. Это всё не в его духе. Вчера вечером, он как сел рядом с ним так и заснул, с шлемом на лбу.       — Да, это на него, пожалуй, совсем не похоже… Может, он винит себя в том, что случилось?       — Скорее всего. Я пыталась объяснить, что он ни в чём не виноват, и в рейде он проявил себя как настоящий легионер и отличный друг, но… — она пожала плечами, открывая двери Мрачного замка. Они вошли внутрь.       В полумраке залом Мрачного замка, они повернули в сторону казарм, которые сейчас пустовали. Под кроватями, стоявшими стройными рядам, где-то встречались сумки и сапоги. Только факелы тлели и горели неоднородно, намекая на присутствие какой-то жизни. У дальней стены под свежим факелом лежала гора пыльной шерсти, над которой сидел, оперевшись на колени локтями и сгорбившись, некрупный, светлый мужчина в офицерской форме. Услышав шаги, он поднял голову и встрепенулся.       — Хадвар!.. — солдат порвался встать, но тяжёлая рука легата, упавшая на плечо, остановила его.       — Расслабься, — негромко сказал Хадвар, он перевёл взгляд на гору шерсти, которая хрипло и едва заметно вздымалась, — Как он?       — Так же… — опустился, сгорбившись, солдат.       — А как же та шаманская кошка? Она ничем не может нам помочь?       Кинай из-за плеча легата вполголоса ответила: — Джо’Адара вместе с дочкой ушли совершить паломничество по местам, которые знает только сама Джо’Адара. Для обучения Ма’нахуры. Их нет почти месяц. Поэтому вряд ли она сможет помочь.       — Надо же…       — Поэтому приходится надеяться только на волю богов…       — Омунд, дружище, ты бы пошёл хоть поспал, отдохнул. А то тебе скоро выговор сделают, что у тебя синяки под глазами, слишком похожи цветом на вражескую форму.       Тот покачал головой: — Не могу. Ни спать, ни отдыхать… Не комфортно.       Хадвар присел на колено, напротив него, заглядывая в глаза: — Ты сделал всё, что мог и даже больше. Тебе не за что корить себя.       — Я не могу уместить в своей голове, что такую силу можно победить. Если это возможно, то тогда чего стоим мы все? — вдруг серьёзно сказал Омунд. — Даже Сангард показал, что это почти невозможно. Я не могу поверить в то, что сила обмана больше, чем… — он повесил голову.        Хадвар немного помолчал и спокойно заговорил: — В тебе говорит отчаянье и большая усталость, друг. Когда не можешь выиграть в честном бою — достаёшь рыбьи кости из рукава и тебя не остановит никакая честь или гордость. Это мятежники и сделали. Но держи всегда в голове — пока мы вместе, — он взял его холодную ладонь и сжал крепко пальцами вверх, — Мы сильнее, чем любой обман и бесчестие. Нас бережёт наша любовь, дружба и доброта богов, которой нет у тех, кто обернулся против своей семьи, земли и дома.       Кошка внимательно слушала, что говорит их общий друг и пыталась поймать ту самую нить, о которой он говорит. Сердце вдруг её сжалось вместе с губами, уши сдвинулись на затылке. Кинай подошла со спины и положила ладонь на плечо Хадвара. Переглянувшись, они слегка улыбнулись друг другу. Легат был в чём-то прав. Они есть друг у друга и это даёт им намного большую силу, чем просто аморфное желание «отправить пару мятежников на тот свет». От стены послышался грудной рокот.       Они обернулись. Гора шерсти глубоко вдохнула и выдохнула так сильно, что от носа, лежавшей на полу головы, облаком поднялась пыль с песком. Уши и брови Кинай поднялись к потолку. Омунд спрыгнул со стула и приземлился возле головы, зарывая руку в шерсть.       Хадвар подсел ближе, опуская голову, чтобы лучше рассмотреть пыльную нахмурившуюся морду. Маленькие глаза цвета жухлой зелёной листвы стали приоткрываться: — Ты ещё дышишь? Я уж думал тебе конец.       — Хадвар?..       — С возвращением, брат… — тот нагнулся к зверю, приобняв того за лохматую шею. Отпрянув, он поманил на левую руку каджитку.       Кальдуран присела между легатами, почти напротив морды сенча.       — Где?..       — Мы все здесь, друг. Все здесь. А ты дома, — тихо ответил светлый легат, поглаживая спутанную шерсть, — Все живы.       — Все? — недоумённо спросила не проснувшаяся окончательно голова.       — Все, — кивая, также тихо ответила каджитка, погладив морду. Болезненно улыбаясь и опуская подкатившийся ком в горле, она почувствовала как со слезой скатившейся по шерстистой светло-коричневой щеке к ней пришло большое облегчение. И теперь она совершенно точно поняла о чём говорил Хадвар.       

      — Когда они подняли мою ещё очень болевшую голову и обняли меня… Никогда ещё за свои на тот момент тридцать с лишним лет не испытывал ничего подобного. Нет, вру. Было одиножды. Но об этом… Может в другой раз. Слишком много откровений для меня на один разговор. Никогда не любил говорить о своих чувствах и почти никогда этого не делал — не мог себе что ли позволить… Или от гордыни своей. Никогда и не считал нужным. Но в тот момент, даже ещё до конца не вернувшись сознанием в этот мир, и до конца не понимая, что происходит, — я почувствовал такую сильную любовь, которую я никогда не видел даже в детстве, будучи котёнком. Ко мне начало возвращаться сознание… Я не помнил, что произошло… Но с сознанием ко мне вернулась ужасная боль, которую я не замечал в беспамятстве. Я понял, что что-то случилось и это случилось со мной. И постепенно начал понимать почему мои друзья сидят вокруг меня и почему я чуял в воздухе настолько сильную тревогу и волнение. Уже потом мне рассказали, что я чуть не умер. Очень тяжело и больно понимать старому сухарю, что… твоя, по сути, глупость может принести столько боли. Разве мог я заслужить такой высокой глубинной любви? И чем? Аж душу сжимает, ведь я не заслуживал этих слёз и такой заботы. Чувствуешь себя полным дураком. Себя мне никогда не было жаль. Но даже у чёрствой души внутри всё сжималось от осознания того, что именно любовь к твоей жалкой заднице заставляет сейчас самых близких тебе друзей лить слёзы от радости, что ты… Проснулся? Тогда слева я почувствовал, как мою грудь сдавил спазм такой силы, что всю левую сторону от челюсти до конца рёбер вместе с лапой скрутило от новой боли. Накатившаяся паника прошла, когда я открыл глаза и наконец полноценно смог разглядеть, что «все» — это «все»… Не знаю, смог ли я передать тебе свои чувства, но лучше я, пожалуй, не умею.

      Кузнец посмотрела на светлого легата: — Омунд, будь добр, сходите с Хадваром за водой. Я побуду здесь.       Он кивнул и спешно поднялся вместе со вторым легатом. Хадвар положил руку каджитке на плечо, обменялся с ней взглядами и ушёл вслед за Омундом. Кинай снова повернулась к сенчу и уложила его голову себе на колени. Через непродолжительное время кот сдавленно позвал: — Кинай…       — Я тут… — она погладила его по лбу, — я тут.       — Захватчики…       — Долго рассказывать, йувон. Со мной всё хорошо.       — Мне сказали… Я торопился…       — Ш-ш, я знаю, — шикнула Кинай и вздохнула, — я знаю.       — Прости меня… За всё, — сенч уронил голову набок и захрипел, — Я идиот, — помолчав, он совсем закрыл глаза, — Я не заслуживаю твоей дружбы.       Она помолчала, погладив грязную шерсть. И негромко сказала: — Мне трудно представить более достойного каджита, которому я могла бы доверить себя и свою спину.       Тусклые глаза открылись и, почти не поднимая головы, уставились на кошку. Немного помолчав, Рагнар опустил вялый взгляд и сильно вздохнул: — Я помню, как «исчезая», не верил, что без любви душа как без воды высыхает. И потеряв в памяти не один день, наконец, понимаю, какой же я дурак…       — Как же ты нас всех напугал… И меня.       Он опять сильно вздохнул, готовясь говорить: — Прости меня… Перед тем, как всё случилось… Я испугался. Я хотел всё исправить. И тогда от жажды остаться с тобой навек — я перестал бояться, что гнев небес скажет мне — «это конец»… Я боялся, что эта ошибка могла обойтись мне так дорого.       — Ш-ш, не напрягайся. Ничего не говори… — она снова шикнула на него. — Не нужно.       Они замолчали. За углом, в проходе, у стенки притаилось два легата. Конечно же, их не видели и не слышали, как они пришли. Хадвар повернулся заговорчески через плечо к товарищу и тихо-тихо, едва слышно сказал, улыбнувшись: — Ну вот, я же говорил, что всё будет хорошо и они помирятся. А ты не верил!       Омунд усмехнулся, кивая. Они переглянулись и стали тихо топать, делая вид, что идут издалека и, состроив ничего не слышавшие серьёзные рожи, они вышли из-за угла и пошли вдоль казарменных кроватей.       — Тут вода, а вот в эту флягу мы попросили налить супа из оленины, — Омунд протянул обе наполненные фляги кузнецу. Она кивнула.       Раненный легат приподнял голову, оглядывая пришедших. Он чуть в недоумении нахмурился. Видимо сознание приходило к нему частично — он не смог вспомнить, что здесь делает легат, которого он покинул в Истмарке: — Хадвар? Что ты здесь делаешь?       Легат присел напротив него, сложив ноги и положив руку на кошачье предплечье, улыбнулся: — Я же сказал, брат, что буду рядом. Поэтому я здесь.

***

      Дождь уже успел довольно давно закончиться, тучи разошлись и солнце, которое раньше пряталось в их тени — показалось и стало ласково греть, просушивая дождливую влагу. Фрост очень внимательно слушал рассказ старика, ловя великолепный момент откровенных разговоров с таким неразговорчивым собеседником, как Рагнар. Когда юноша задавал вопросы в ходе повествования — сенч терпеливо отвечал на них и, как показалось Фросту, делал это довольно откровенно. Редчайшая возможность поговорить со стариком по душам. И как бы не было это удивительно для самого Фроста: его видение сварливого Фаасйолмара очень изменилось. Теперь он не казался таким уж… Противным злобным дедом. Само собой он таким был и есть, но теперь юноша понимал, что не за каждой корочкой — сухарь. Где-то там, внутри, под панцирем — нежная буханка.       — Оу… Честно, я даже почему-то не задумывался о том, что такое могло быть… Мне теперь… — Фрост скомкался, пряча нос в локтях на коленях, — Стыдно.       — Стыдно, когда видно, — фыркнул сенч, отряхнув тяжёлую башку от капель дождя, — Стыдно, когда ты осуждаешь, не зная, не стремясь узнать и утверждая, что твоя истина — единственно истинная. Тогда ты дурак и дураком останешься. Когда ты не понимая, осудил, но узнал и понял, что ты дурак в своём суждении — это воистину прекрасно.       — Мне неловко от того, что я считал вас противным и злобным стариканом, — пробухтел юноша в локти.       — Не то, что бы ты, конечно, был слишком не прав, — хмыкнул сенч-рат, — Но ты это признал. И сказал мне лично. Это похвально. Не перестаёшь удивлять, Тафиру.       Они помолчали. Вдруг Фаасйолмар нахмурился и опустил голову на юношу, задумчиво уставившись на него. Фрост неловко поднял голову, не поднимая ушей.       — Знаешь, малыш… Мы оба оставили друг другу первое впечатление, которое привело к ложным убеждениям, — заговорил сенч, — Но мне кажется, что мы оба сделали определённые усилия, чтобы исправить это.       Малыш скромно усмехнулся: — Пожалуй, даже страшно представить — сколько же сил потребовалось на этот наполненный откровениями разговор!       — Кто бы знал, — фыркнул кот, — для меня это было усилием. Вспоминать о том, что ты натворил, где ошибся, о последствиях, о растреклятых чувствах, которыми было всё это пронизано — требует много сил. Кому приятно признавать ошибки и понимать, что он кретин? И ещё больше — вспоминать их и обсуждать.       — Пожалуй… — котик опять сжался, вспоминая все свои разы, когда ему не хотелось говорить о промахах, которые с ним случались. Взять ту же охоту на кур, которую он очень не хотел обсуждать с Хаконом во время похода в Винтерхолд.       — И тем не менее, — вернул его гулкий голос легионера, — я думаю, что ты… Перерос имя Тафиру Лейв.       Фрост вскинул голову и задрал вверх уши, подумав, что ему послышалось. Сенч посмотрел на него и пробасил:

Мал-Ар-Лок, маленький служитель неба

Марлок