Ведьмак: Буря Осколков

«В верховьях реки мы увидели их города — такие субтильные, словно сотканные из утреннего тумана, из которого те возникали. Казалось, они вот-вот растают, улетят с ветром, что покрывал рябью поверхность воды. Там стояли особнячки — белые, как цветы лилий. Были башенки, казалось, сплетённые из плюща, мостики — воздушные, как плакучие ивы. И было многое другое, чему мы не могли найти имени и названия. А ведь мы уже дали имена и названия всему, что в этом новом, возродившемся мире видели наши глаза. Неожиданно где-то в дальних уголках памяти всплывали названия драконов и грифов, сирен и нимф, сильфид и дриад. Белых единорогов, что в сумерки приходили к реке и склоняли к воде свои изящные головы. Всему мы как бы заново давали названия. И всё становилось близким, знакомым, свойским. Кроме них. Они, казалось, так похожие на нас, были чуждыми, настолько чуждыми, что мы долго не могли найти названия для этой чуждости». Хен Гедымгейт, «Эльфы и люди».

***

Сбросив три карты, вытащил столько же, а потом постарался сдержать лицо. Брукса! Мне выпала брукса! Весьма сильный вид вампиров, да ещё и имеющий усиление от стола… охо-хо. — Повышаю, — озвучил я, бросив в центр золотой. — Вот это верно. Вот это правильно… — пробормотал Хавэль. — Молодёжь всегда спешит. Хочет сразу всего, не умеет ждать, — вздохнул Неремий. — Зато ты ждёшь слишком долго. Поддерживаешь или пас? — как всегда агрессивно, спросил полуэльф. — Вот поэтому с тобой никто не хотел играть. Раздражаешь, — пробормотал Добряк. — Это потому что во мне кровь эльфов, да?! — вскочил тот столь резво, что стул позади графского бастарда отлетел в сторону. — В жилах всех нас кровь эльфов, — бросил я ему, а потом положил карты на стол, рубашкой вверх. — Мы из поколения в поколение смешиваем нашу кровь, из столетия в столетие, люди и эльфы, и получается это прекрасно. Не знаю только, к счастью или наоборот. Смешанные браки вы начали осуждать четверть века назад — кстати сказать, с жалкими результатами. Ну покажите-ка мне сейчас человека без примеси Аен Сеидхе, крови Старшего Народа. — Образованный, — проговорил Хавэль, с интересом на меня посмотрев. — Редкость для нашего времени. — Таланты нужно примечать, — поддакнул ему Неремий. — А играть с тобой не хотят по другой причине, — продолжил я. — Ты и правда раздражаешь. Я только начал первую партию, но ты, Бенедикт, уже, кажется, вывел из себя абсолютно всех. Представляю, что случится за час или более. Полуэльф заскрежетал зубами. — Значит, мы идём на дуэль, — постановил он. — Сразу после игры. — Разве? — ухмыльнулся я. — По-моему, дуэли в Новиграде запрещены. — Трусливый смерд, — бросил Бенедикт. — Это было ожидаемо. — Раз так, то закрой рот и не смей высказывать вообще ничего, иначе я выпорю тебя на конюшне, как провинившегося холопа. Уяснил? — Не имеешь права, — высказался Добряк. — Нападение на свободного жителя. Наказание — штраф или тюрьма. — Да дам я тебе денег, жадная морда, — презрительно хмыкнул полуэльф. — Уймись уже. — Боюсь, так не сработает, — притворно покачал я головой. — Я не испытываю никакого удовольствия от порки, а потому проигнорирую это предложение. Но, быть может, кто-то из привлекательных дам этого заведения… — Кто тебя!.. — Бенедикт, заткнись, иначе я превращу тебя в жабу, — рыкнул друид. Полуэльф замолк, словно Хавэль уже применил свои чары. — Неужто тишина? — натянуто улыбнулся лейтенант. — Неужели и вы, лейтенант Добряк, боялись нашего вспыльчивого товарища? — алхимик приподнял бровь. — Лезть поперёк точно бы не захотел, — пробурчал Добряк. — Не нужно мне очередных проблем со знатью. Я-то уважаемого графа Орлена ан Пулиуса не знаю, и в Кринфриде ни разу не был. Надеяться же лишь на самого себя… — Отокар Раумбез пожал плечами. — Признаюсь, мне хватило того случая, когда после конфликта с бароном Каркано меня обвинили в получении взяток. — Я слышал об этом, — вклинился Лютик. — Но тогда в деле был замешан какой-то капитан, а не лейтенант. Ваш начальник? — Это я, — проронил Добряк. — Я раньше был капитаном. — Оу, сочувствую, — певец склонил голову. — Не стоит, старая история, которой уже несколько лет. — Я слышал, — вновь поменял я карты, — недавно Каркано вляпался в очередной скандал. — Вы о том случае, когда жулики, пойманные с поличным, обвинили его в получении «заказа» на имущество купца Изидора из Аретты? — проницательно спросил Неремий. — Вы удивительно осведомлены, — улыбнулся я. — Это моя работа. — А я думал, — усмехнулся Добряк, — работа алхимика заключается в приготовлении разных мазей и эликсиров. — Как говаривал мой хороший друг Яков, это всего лишь приятное хобби. — Хавэль рассмеялся. Ещё не замолкло эхо его голоса, и он добавил, отправив на стол две золотые монеты: — Повышаю. — Мне перестала быть интересна эта игра, — недовольно процедил Бенедикт, ведь как раз настала его очередь. Полуэльф несколько ударов сердца рассматривал свои карты, а потом облизнул губы и поддержал ставку. Признаться, я ожидал, что после своих слов он их бросит. — Зато мы, наконец, начали получать удовольствие, — проскрипел Неремий. — Возможно, обращение в жабу — не такое уж серьёзное наказание? — покрутил я рукой. — Знаю я одну такую — замечательный собеседник. — Неужто вы про великолепного Тревора? — оживился друид. — Как много, если задуматься, у нас общих знакомых… — протянул я. — И, конечно же, Сибор, — с толикой презрительного пренебрежения добавил Лютик. Вновь прошла серия вызовов, где я даже сумел победить. — При последней встрече Сибор обещал составить тебе достойную конкуренцию в деле написания баллад, — припомнил я. Комбинация на монстрах вышла неплохой. К бруксе и василиску добавился гуль с утопцем. Низшие чудища, слабые, но всё равно усиливают итог. Получилась весьма сильная рука. Есть надежда на победу. — Вот трепач! — с толикой удивления возмутился бард. — А вы, Лютик, не планируете начать рисовать картины? — спросил Неремий, полностью отложив свои карты. Он осматривал стол с таким видом, будто тот стеклянный, а под ним подвешено зеркало, дающее ему возможность узнать чужие комбинации. — Картины пишут, не рисуют, — поправил его Добряк. Лейтенант хмурился, периодически поигрывая крыльями носа. — Да? А почему? — Неремий отряхнул высокий воротник, на котором обнаружил какие-то крошки. — Вот уж чего не знаю… — пожал плечами его собеседник. — Наверное, потому же, почему корабли ходят, а не плавают. — Мир полон странностей, — Хавэль подпёр голову рукой, словно шея устала поддерживать копну его волос. — Я предпочитаю развиваться в своём основном направлении! — важно надулся Лютик. — К тому же меня совершенно не прельщает ни рисование картин, ни их написание. — Эй! — воскликнул Бенедикт, обратившись к проходящей мимо девушке. — Принеси ещё водки. — Конечно, господин, — широко улыбнулась она, метнувшись куда-то в сторону. — Значит, хотя бы тут Сибор в безопасности, — ответил я барду. — У нас в поместье висят две его картины, — полуэльф, казалось, немного успокоился, даже перестал высекать искры своим взглядом. — Вы умеете объясняться без агрессии? — не смог удержаться я. Бенедикт зарычал. — Нет-нет, я честно не хотел, — махнул руками. — У нас только-только начал завязываться диалог… К счастью, агрессивного полуэльфа удалось успокоить, и мы продолжили игру. Моя комбинация оказалась сильнейшей, хотя, признаться, под конец я уже потел, как свинья, пытаясь придумать, как всё-таки себя усилить, при этом пристально изучая оставшихся оппонентов. На кону стояла внушительная сумма в размере пятидесяти золотых. И двенадцать из них были моими. Лишаться не хотелось. Повезло мне под самый конец. Причём дважды. Во-первых, вытащил кикимору, что снова усилило мою комбинацию на монстрах, во-вторых - на стол легла ещё одна карта, ослабившая моего основного противника — друида Хавэля. Его Каэдвенские рыцари получили хороший штраф из-за дождя, а катапульты и вовсе стали почти бесполезны. Славная победа! Принял её бородач стойко. Лишь с улыбкой кивнул и предложил новый раунд. Разумеется, я согласился! Мало того, что золото не бывает лишним, так ещё и компания попалась весьма интересная. По-хорошему, мне нужно суметь расстаться на положительной ноте с каждым. Даже с ублюдком Бенедиктом. Любезно ссудив денег Лютику (поэт, словно последний дурак, решил продолжить игру), ворвался во вторую партию. — Доченька, — остановил Хавэль девушку, которой на вид не было и шестнадцати. — Принеси нам ещё вина. Водка, заказанная полуэльфом, успела кончиться. Пили здесь много и быстро, не отвлекаясь от стола. — Конечно, — улыбнулась она, — папочка. В ответ на смешки друид лишь широко улыбнулся. — Не вижу в этом ничего такого, — отмахнулся Хавэль, вернувшись к игре. — Как и любому другому, мне нравятся женщины. Молодые лучше старых, это очевидно. А разница в возрасте… кому до этого есть дело? — Всё-таки отцы больше любят дочерей, чем сыновей, — протянул Неремий, рассеянно изучая свои карты. — Что? К чему ты это, — не понял Хавэль. — Сам подумай, — усмехнулся алхимик. Друид пожал плечами. — У меня тоже нет достойных мыслей, — вклинился Добряк. — А недостойные? — хохотнул я. — Признавайтесь, лейтенант. — В этом и признаваться не надо, — с готовностью поддержал он. — У каждого мужика полная голова недостойных и неблагопристойных мыслей. Особенно в Страстоцвете. — Это место таковым и задумывалось, — кивнул Лютик. — Удваиваю! Получив от меня золото, он словно вошёл в раж, стремясь отыграться каждым новым раундом. Мне даже интересно, к чему это приведёт. — Изволю сказать прямо, — продолжил Неремий. — Сын для отца — это наследник, продолжение его воли. А дочь — это продолжение воли жены. И если жена люба для него, то и дочь будет… люба. Причём весьма и весьма. — Никто так не поступает! Это мерзко! — поморщился бард. — Я не говорю, что кто-то так поступает, лишь то, что так действуют необременённые моралью личности, — алхимик сложил карты в стопку и принялся неосознанно постукивать ими по столу. — У матерей, кстати, то же самое. Наглядный пример тому — выражение «маменькин сынок». Откуда оно? Почему матери с детства натаскивают дочерей на различные «женские дела», в то время как сыновей берегут до последнего? Балуют? — Где в крестьянских домах ты видел подобное? — приподнял я бровь. — Все сыновья, как и дочери, работают с самого детства. — У них нет выбора, это нужда, — отмахнулся он. — Я сейчас скорее говорю об аристократах и тех, кто может позволить себе роскошь. — Тогда это не имеет смысла, — фыркнул Добряк. — Аристократы представляют собой смесь извращений и инцеста. Вспомни только Фольтеста. Бенедикт покосился на него, но почему-то промолчал. — Но я не про Фольтеста. Я про общую массу людей, — не соглашался Неремий. — Будь любезен изъясняться точнее, — попросил я. — Тогда начну заново, — так же рассеянно алхимик кинул в центр стола золотой кругляш. — В условиях отсутствия необходимости с самого детства впрягаться в тяжёлую работу мать будет подсознательно беречь сына и максимально использовать дочь. Вся причина в том, что она непроизвольно воспринимает её не как продолжение себя, а как ещё одну женщину на своей территории. Младшую женщину, которую можно использовать… Подошедшая девушка принесла четыре больших кувшина вина, широко улыбнулась Хавэлю, а потом ушла, виляя попкой. Все мы посмотрели ей вслед. — Кхм, — откашлялся Неремий. — Так о чём я… Ах да, мать и дочь… Собственно, я высказался. Исключения не в счёт, это частности. И причина тому — женщина всегда иначе относится к мужчине, чем к другой женщине. Откуда это исходит? Из природы личности. У мужчин всё то же самое. Дочерям они дарят подарки и балуют куда чаще, чем сыновей. К последним проявляют больше строгости… — Потому что растят мужиками, а не бабами, — веско произнёс Добряк. — Не нужно искать двойное дно там, где его нет. Можно и до земли докопаться. — Поддержу этого… человека, — с толикой презрения добавил Бенедикт, бросив косой взгляд на лейтенанта. — Вот чисто гипотетически предположим, — развернулся я в сторону алхимика. — Просто для примера. Почему тогда я знаю кучу людей, где отцы балуют своих сыновей? — А дочери у них есть? — Есть… — И что, их они не балуют? — Хм, да вроде тоже, — почесал я висок, и правда задумавшись над его словами. — Так же? Не больше ли им достаётся любви? — ухмыльнулся Неремий. — Позволь, я поясню. Есть отцы, которые с самой юности растят себе наследника, но что, если такой уже есть? Тогда их внимание нацелено на иных детей. — Предположим, что есть наследник, покрывающий их нужду в сыновьях. Но что, если с ним что-то приключится? Нет, аристократ будет стараться уделять внимание и остальным мальчикам, сугубо на всякий случай, — прищурился я. — Видимо, исключить отсутствие нужды в полном ключе невозможно даже для аристократа, который имеет наследника, — высказался Хавэль. — И ты всё равно утверждаешь об ином отношении? — хмыкнул Добряк, посмотрев на алхимика. — Всё равно, — уверенно кивнул Неремий. — Я более чем уверен, что при прочих равных мужское отношение к противоположному полу, равно как и женское, будет отличаться, даже когда речь о собственных детях. — Это невозможно проверить, — полуэльф достал трубку, начав набивать её даже на вид качественным табаком. — Думаю, можно провести эксперимент, но необходимы сотни подопытных и десятки лет наблюдений, — Неремий пальцем провёл на столе длинную линию. — Даже для чародея это сложноосуществимо. И какой прок? — скептично поинтересовался я. — Разве столь затратный эксперимент необходим хоть кому-то? — Смешно, но почти никому, — рассмеялся алхимик. — Я думаю, прок бы был. Мы бы определили уровень распространённости инцеста по миру, — сказал Добряк. — Теперь ты говоришь о мерзостях, — поморщился Лютик. — Лавры Фольстеста, господа, только и всего, — хохотнул лейтенант. — Даже он не опускался до своих детей, лишь сестры, — рубанул Бенедикт. — А то, что сестра родила ему, представьте себе, дочь, ничего тебе не говорит? — Добряк подался вперёд. — Попомните мои слова, уже с двенадцати, если не раньше, он полезет к ней в постель. — Она ведь проклята? — заменил я карты. В этот раз собиралось что-то эльфское. У меня была дриада, две эльфки-лучницы и остроухий маг. — Так неужто не найдётся тот, кто проклятие снимет? — Отокар неприязненно посмотрел на свои карты и отбросил их в общую стопку, признавая поражение. — Это же не какой-то свинопас, а король. И ежели Визимир не снесёт его башку на этой войне, то Фольтест продолжит править, плодя бастардов и разных уродов. На последних словах незаконнорождённый полуэльф гневно фыркнул, но смолчал. — С последним будет туго — сестры у него теперь нет, — ехидно улыбнулся друид. — Другие родственники уже не в счёт? — зеркально улыбнулся я. — Думаю, они достаточно дальние, чтобы это не играло весомой роли, — пожал он плечами. Настал черёд вскрываться, а мне — чесать затылок и откатываться во времени, ведь оказался среди проигравших. Но не страшно: в застывшем времени в должной мере сумею осмотреть карты каждого из компании, подобрав себе такую комбинацию, которая победит всех.

***

— День к закату стекает привычно, Бьётся сердце в груди непривычно, Улыбнётся луна неприлично И закружится звёзд хоровод… — раздавался звучный, нежный и весьма красивый голос. Лютик играл на лютне, вышагивая с грацией цапли. Люди замолкали и расступались перед ним, но сам поэт, музыкант и бард двигался вперёд с чётко отображаемой целью. — Окунёмся мы в ночи безбрежность И расскажет тебе моя нежность, Что любовь — бесконечная вечность!.. Соловей серенаду споёт… Вскоре люди на главном рынке Площади Иерарха заметили, к кому был устремлён шаг юного, но успевшего прославиться певца. К обворожительно прекрасной эльфке, которая смотрела на него с испуганным видом, удерживая в руках корзину, полную овощей и фруктов.