Эхо Крови

      Алекс ненавидел чересчур официальный тон и манеры. Все эти ложки, ножи, вилки, разговоры о политике возвышенным тоном, постоянное использования «герр», «фройляйн» и иных подобных приставок к именам и фамилиям, такие взгляды, словно весь мир за пределами этой комнаты или зала — мусор. Официоз на таком высоком уровне, что некоторые встречи с правителями позавидуют. Всё-таки его отец был человеком старых порядков и обожал такое… Или нет. Шмидт не знал, что твориться в голове у его старика, который постоянно выглядел так, будто мир крутиться вокруг него и его военной карьеры. Словно Германия всё ещё была великой державой с огромной военной машиной, способной тягаться с целым миром. Отказываясь признавать тот факт, что их страна давно впала в зависимость и растеряла любое величие, что у неё была. Скрываясь за ширмой старых традиций, ритуалов и манер.       С самого детства Алекс ощущал эту атмосферу. Эту гнилую и мерзкую, от которой перехватывало дыхание. Постоянный надзор и контроль, постоянные уроки, которые никогда не пригодятся в жизни по типу манер или истории великой Германии. Ключевое слово «великой». Только победы, только достижения, а позор игнорировался, словно его никогда не существовало. И Александр боролся с этой мерзостью и отцом практически с самого детства. Сбегал, игнорировал и откровенно пинал на подобных занятиях, а также игнорируя этикет. Естественно, отцу такое не нравилось, потому Алекс часто был битым и обруганным. Но он никогда не сдавался и не свешивал лапки. Его отец хотел подчинения и продолжения военной династии? Единственное, что он получил, это презрение.       Мама же была тем человеком, который скрашивал эту безнадёгу. Она также терпела поведение отца, но умела рявкать и ругаться не хуже того, поэтому зачастую именно матушка затыкала пасть отца, когда тот переходил все границы. Несмотря на то, что её гнев был направлен не на него, Алекс содрогался от того властного голоса. Но и матери тоже доставалось от темперамента и заносчивости отца. Ничуть не меньше и даже больше. Почему она вышла за него в первую очередь? Алекс не знал. Или знал, но это было в другом кристалле. Но факт остаётся фактом — жизнь в семье была не самая радужная. И если до получения воспоминаний ему как-то было всё равно на это обращение с «герр», то теперь…       Будто он возвращался в те дни и на те обеды, где отец пытался вбить в него манеры и утончённую речь, пока в какой-то момент Алекс не срывался и не убегал, не выдерживая такого отношения. Никакой мягкости, заботы или любви. Возможно, отец и любил его, по-своему, но этой любви Александру было никогда не понять. А когда начались разговоры про большой риск мирового конфликта, когда отец с гордостью заговорил о том, как они победят и зароют всех своих врагов в землю, Алекс не выдержал и высказал всё тому в лицо. Всё. Начиная от гниющей страны и заканчивая самим отцом, который гнил в своих мечтах и вымершей аристократии. Тогда было сказано много слов, о которых он не жалеет. Абсолютно нет. Как и о своём решении последовать своим путём.       Единственное, о чём он жалел — это мама. Он ведь оставил её наедине с этим тираном, уйдя учиться на того, кого хотел. Оставил навсегда. По крайней мере, Алекс так считал. Возможно, он отучился и сразу же приступил к своему плану, или нет… Но в любом случае — это его сожаление. Которое исправить или успокоить он никак не сможет, ведь его родители мертвы. Может… Просто может, это и к лучшему. Очередных нравоучений от отца он терпеть не стал бы, а маме лучше не видеть, во что превратился мир после конца света. Её сердце просто не выдержала бы ужаса, а сам Алекс не выдержал бы видеть её в ужасном состоянии. Да… Звучит ужасно, но всё вокруг — ужасно. Они в полной темноте, из которой очень мало шансов выбраться, несмотря на попытки. Не терять надежду это одно, но знать, что любые попытки тщетны — это совершенно другое. «Но я не сдамся. Назло и миру, и своему отцу, что считал, что я позор семьи».       — Алекс? — учёный покачал головой и проморгался, когда чей-то голос вырвал его из неприятных воспоминаний и ступора. М-да… Кто же знал, что кристалл так повлияет на его поведение?       — А? — без эмоций вытянул из себя Шмидт и посмотрел на ту, кто позвал его. Миа стояла перед ним с таким видом, словно она сделала что-то не так.       — Я… Прости, мне не стоило, — прошептала она и опустила взгляд. — Действительно, сейчас не время для такого.       — Что? Ты о чём? — честно? Шмидт прослушал всю информацию из-за официозной речи со стороны девушки. Его мгновенно выключило и закинуло в старые воспоминания, потому что они… Действительно неприятны и прилипчивы.       — Прости, — Александр невесело улыбнулся. — Просто твоя манера речи вогнала меня в неприятные воспоминания, — затем его улыбка стала теплее. — Можешь повторить?       Это было грубо. Очень. Словно он не обращал на неё внимание, уплывая в свои собственные мысли. Но это и было правдой. Этот официоз заставил впасть его в ступор и вспомнить много неприятного. Особенно эти крики отца. Его командный голос, от которого мурашки неприятно бегали по спине, а уши хотели свернуться в трубочку, лишь бы не слышать этого.       — Ещё раз прости.       — Нет, всё в порядке, — покачала головой Миа и криво улыбнулась. — Я же видела, как ты смотрел куда-то сквозь стену.       Алексу показалось или в её голосе были нотки обиды?.. Нет, не показалось, поэтому он лишь чуть слышно вздохнул. Нет ему оправданий, как и его поступку. Твоё прошлое не должно влиять на других каким-либо образом, даже если оно болезненно. Таков факт. Мало людей любит сталкиваться с такими проявлениями или общаться с людьми, которые неспособны закопать свои проблемы достаточно глубоко, чтобы они не торчали. К счастью или сожалению.       — Я знаю, что ты хотела сказать нечто важное, а я это прошляпил из-за собственного идиотизма, — покачал головой Алекс и выдохнул. — Если не хочешь, можешь не повторять. Я всё пойму.       Миа посмотрела на Александра взглядом, в котором смешались все чувства. Честно, он даже не пытался разобраться в этом, боясь запутаться или ошибиться, поэтому молча ждал её ответа. Он поймёт любой. В том числе и обиду. Шмидт поймёт девушку и не станет обвинять или тем более останавливать от её действий. Она же медленно выдохнула и сцепился пальцы между собой, опустив руки вниз, как и свой собственный взгляд.       — Если я сейчас уйду, то ещё нескоро смогу это сказать, поэтому слушай меня внимательно, — последнее Карнштайн произнесла с нажимом, подняв свой взгляд. Алекс замер. — Ты станешь моим парнем? Без шуток, без ловушек. Да или нет?       Честно? Лучше бы он не переспрашивал, и они просто разошлись, потому что вопрос оказался намного сложнее, чем решение проблемы с клетками оракула. Отношения… Сейчас? Алекс чуть нахмурился, отчего Миа покивала и улыбнулась без какой-либо радости. Шмидт в ответ только взял её за руку, отчего девушка охнула и замерла на месте.       — Будет сложно.       — Я знаю, — усмехнулась Карнштайн. — Времени нет, да и мир вокруг такой, что… — она выдохнула. — Но когда? Когда мы умрём или через сотню-другую лет, когда все проблемы уйдут?       — Рад слышать, что ты знаешь о рисках… — улыбнулся Алекс. — А значит всё решено.       Обычные человеческие чувства не чужды ревенантам. Они плачут, злятся, ненавидят и любят…       — Эй! — вскрикнула Миа, когда Александр приобнял её и поднял в воздух. — Отпусти!       Несмотря на их жажду и неестественные силы, внутри они точно такие же люди. Самые обычные с самыми обычными проблемами. И они точно также ищут утешения и личного счастья. И Шмидт не был исключением. Карнштайн не была исключением. Никто из них не был исключением. А что по поводу его собственных чувств? Сложно сказать, но Миа всегда привлекала его своей непоколебимостью и заботой к другим. Стойкость и стремление идти вперёд… Просто не было времени. Всё время в походах. Но сейчас и здесь? У них есть какое-никакое время только для себя.       — Итак, мисс Карнштайн, куда мы могли бы сходить?       — В кино, — Миа перестала сопротивляться в его руках и просто смотрела ему в глаза. — Здесь есть кинотеатр.       — Тогда идём!

***

      — Как прогресс?       — Ты хочешь чудес? Прости, Иоганн, но я не маг. Всего лишь наблюдаю за звёздами.       — Пейлор…       Директор потёр переносицу, закрыв глаза. А когда он открыл их, Шиксаль недовольно посмотрел на своего друга, который просто улыбался и смотрел прищуренными глазами через свои очки. Вот иногда у Сакаки проявлялась его эта ехидная сторона, особенно в не самые удачные моменты. Редко, но как метко…       — Кровь ревенантов действительно в некой степени нейтрализует клетки оракула и адаптирует под себя, делая носителя чуть-чуть сильнее, — поправ очки, произнёс учёный, потеряв улыбку. Иоганн кивнул на это. Интересная информация. В теории, можно разогнать ревенантов до таких пределов, что никакая адаптация арагами не спасёт их от истребления.       — Я слышу «но»…       — Но большая концентрация может убить их или обратить, — Пейлор постучал по кипе бумаг, что лежала на столе. — Образцы крови продемонстрировали, что при превышении предела происходит пожирание. И предел этот не настолько большой, но больше, чем у Пожирателя.       — А значит, нам нужно будет много времени, чтобы разогнать их силу… — вздохнул Иоганн. Но даже так — это сильно. Без селективного фактора поглощать клетки и при этом не погибать и не обращаться.       — Но исключения есть всегда, — добавил Сакаки и улыбнулся. — У крови Александра есть «Адаптация»: способность организма вырабатывать сопротивляемость к агрессивной среде, доводя это до чуть ли неуязвимости.       — М? — вопросительно выгнул бровь Шиксаль, на что учёный только улыбнулся чуть шире.       — Дай ему пару минут, и огонь практически перестанет вредить. Тоже самое работает и с клетками оракула.       — Так… — заинтересованно протянул директор и наклонился чуть вперёд. Перед его глазами уже появлялись перспективы. Большие перспективы!       — Во время той стычки с Дьяусом и его свитой Александр поглотил огромное количество крови арагами, — поправив очки, произнёс Сакаки, на что Иоганн кивнул. Ясное дело — ревенантам нужна кровь не только для жизни, но и использования их Даров. Когда они с Пейлором изучали эту часть, то долго пытались понять: как? Но потом связали всё с тем, что во всех «вампирах» в ином виде имеются клетки оракула, которые и позволяют им создавать стихийные проявления.       — И он не умер, да, — добавил Шиксаль.       — Более того — все клетки стали частью него самого. Спокойные и мирные, словно клетки его организма!       — То есть…       Директор улыбнулся и облегчённо выдохнул. Если у его крови такие показатели, то это открывает ещё большие перспективы! Вывести им этот фрагмент адаптации, и тогда его можно будет использовать везде! В теории, перестав бояться этих клеток и свободно сражаться с арагами, не боясь получить заражение и быть сожранным живьём! И не только это! Мирные клетки можно использовать во всех аспектах жизни для её улучшения и адаптации к нынешним реалиям!       — Но есть и проблемы, — улыбка Сакаки слетела с его лица, а Шиксаль мгновенно нахмурился. Естественно. Всегда имелись проблемы, но он имел небольшое право на мечтания.       — Я не понимаю, как это происходит. И почему. Сам Александр также ничего не понял, хотя провозился достаточно.       — Ясно… — Иоганн еле сдержался, чтобы не скривиться от, пока что, провала. Что же, остаётся только копать дальше в этом направлении и надеяться найти что-нибудь. И тогда его план с «Эгидой» и вовсе не потребуется. Никаких жертв, никаких бредней, никаких страданий… Было бы прекрасно… Но они будут работать с тем, что есть.       — Значит, продолжаем работать в этом направлении. Тут слишком много перспектив, чтобы отказываться.