Вестник Смерти

Цепи с громким звонком бьются об металлический стол, пока скованного подростка не хватают за руки, а металл, по ощущениям, затягивают ещё сильнее. Двое крестоносцев переглядываются и молятся, пока он даже слов разобрать не может. Ему больно. Так сильно кричит, что рвёт голосовые связки. Боль не оставливается, а от головы идёт по всему телу, словно молниями. Шарнэлю больно. Он, кажется, мысленно молится Богу, лишь бы уже всё закончилось. Не важно, каким итогом. Его гладят по голове, словно успокаивая, но подростку кажется, что рука сравнима с горячей качергой. Так и желает сжечь сначала снаружи, а потом внутри. Или это от креста? Горло так режет, что кричать уже невозможно, слишком больно. Слёзы катятся рекой, глаза щипет, пока сквозь гул сердца он до сих пор слышит голоса. Они не взволнованны такой реакцией, лишь говорят ему что-то сочувствующее. Шарнэль послушал бы их, может поблагодарил их. Он не помнит ничего хорошего, чтобы ему говорили за годы его жизни. Он впервые что-то слышит за стенами здания, даже чувствует. Глаза открываются от яркой вспышки и Шарнэль видит молнию. Она прошла сквозь крышу, алтарь и крестоносцы никак этому не помешали, а могли. Молния попадает прямо в крест, заливающий кровью весь лоб. Это последнее, что он видел и помнил с того вечера. За стенами церкви грохочет гром и жуткий ветер, воящий не хуже раненного пса. Айвен держит за руку брата, но буквально разряд электричества проходит сквозь тело Шарнэля, раскалывает цепи и в бешеном танце ходит вокруг стола. Лицо Ларгона пачкает кровью и тот чуть морщится. После удара появились множество красных трещен, что буквально взорвались и алая жидкость запачкала всех. Бам. Помещение окрасило в светло-жёлтый цвет уже от второй молнии. Измученое тело лежало бездвижно, а подросток дышал с хрипами и свистами, задыхаясь. Ещё чуть чуть и можно будет принять его за мертвеца. Раньше, тёмные, почти что зимняя ночь, волосы стали белыми с одной единственной серой прядью. Ресницы на кончиках тоже побелели, подрагивали. Трещины чёрные, залитые кровью, словно пульсировали. От его прежнего вида ничего не осталось, только имя, но совсем на короткий срок. — Проводник Божий.. — Вздохнул Айвен, подняв голову к крыше церкви. На ней ни следа от удара, словно того и не было. Алтарь тоже был цел. — Лоргон неси его, я приду позже, надо Браню ещё найти. — Дал указания капитан, вспоминая, куда делся молодой лекарь. — Счастье ли или горе, что он выжил? — Покачал головой Лоргон, поднимая тело, уже не заботясь о одежде. — Ладно, забудь. Ищи Браню. — Будто я не это собирался делать. — Закатил глаза Айвен. Его сердце не бьётся уже как пять минут. И Шарнэль не понимает, где он. Вокруг темно и нет никаких звуков. Кроме тиканья, чуть раздражающего и давящего. Каждый тик происходит раз в минуту, он считал. Ровно пять тиков он не ощущает биения своего сердца, даже руку к груди прикладывал. Пусто, так же как и в душе. Страх преследовал Шарнэля всю жизнь, а сейчас от него и следа нет. Это настораживает, но не пугает. Может, он уже мёртв и к чему ему такие переживания. Для него уже ничего нет. Длинные и страшно изогнутые пальцы цепляются в его плечи, сжимая до хруста костей. Но ему не больно и не страшно, это ощущается как что-то.. Обыкновенное? Так и должно быть, что он откинется на сущность позади себя, а та переместит одну конечность на его голову, что любящая мать поглаживая по волосам. — Кого же Бог принял и позволил вступить на землю нечистую. — Голос такой задорный, словно с ним говорит не Мать погребённых. Шарнэль это понимает, знает это чувство, знает в лицо её одно. Видел сам, как горела семья его, как крики застилали всю деревню. Именно в тот момент стояла Она рядом с ним, словно ждя ребёнка. Он молча убежал, прежде чем половина деревни загорелось адским пламенем. — Хороший такой, маленький.. — Приговаривает Смерть и дёргает за волосы его голову вверх, чтобы посмотреть в глаза. — Боишься? — Ласково спрашивает она. Он не видит лица её, лишь темнота, но знает, что она напротив него. Становится так легко. Ему не страшно, лишь спокойствие рядом с Ней. — Нет. — Тихо и хрипло говорит он, напрягая горло. Шарнэль всегда был по мнению "добрых людей". И пусть он будет таковым, есть ли уже разница? Мать хихикнула, резко дёргая чужую голову, что игрушку. Кожа уже коченела от холода, немела, но Шарнэль молчал, изредко моргая. Голову опять подняли и опустили, а подросток не стал сопротивляться. Раз-два, раз-два. Чужая конечность уже вырвала пару клочков волос, а перед глазами начинала всё плыть. Каждый такое дёрганье сопровождалось ощущением, что его бьют об стол. Резко и неожиданно начала появляться боль. Зашипев от более сильного удара, Шарнэль сделал рывок, выбираясь не такой уж и сильной хватки. Взявшись за голову, подросток резко повернулся к Смерти, а та оказалась за спиной. Он не видел, но чувствовал. Холод опять начал пробираться к месту, за что держалась чужая конечность ранее. Уже отпрыгнув, Шарнэль, сидя на коленях, стал вертеть головой, лишь бы уловить хоть что-то, кроме серого тумана. Подросток услышал мерзкий и довольный хохот, что, по ощущениям, отражался от темноты и звук шёл к нему и застыл. — Смерти в глаза смотрят лишь мертвецы. — На корточках сидела Она. В глазах начинают мелькать белые пятна, а дыхание сбиваться. Он видит лишь дым, с двумя чёрными ромбами, что служили вместо глаз, всё вокруг плывёт. Её "глаза" щурятся, словно в насмешке. — Мы ещё поговорим, запомни это. Слышится тихий шёпот Её, а потом глаза смыкаются. Его сердце забилось вновь и он проснулся.