Петрикор II: Запах земли после дождя.

Резко открываю глаза. Через маленькое круглое окно под потолком льется золотой солнечный свет, озаряющий цветной орнамент на потолочных досках. Это были вьющиеся зеленые стебли с листочками и редкими цветами красного и синего цвета, растения изгибались в повторяющихся паттернах, создавая красивый узор на белом фоне. Спальня, которую Иван выделил мне, находилось на втором этаже его загородного дома. Комната небольшая, но уютная, даже немного сказочная. С двух противоположных стен расположены квадратные окна с невероятно искусной резной рамой с уличной стороны, на ней вырезаны лебеди, которые почему-то еще и гуси, также окна закрывались снаружи ставнями с резными ромбами и солнцем. Благодаря такому расположению окон, в комнате было очень светло. Россия сказал, что его народ называет это «svetlitsa». Здесь стояла одна кровать-полуторка с пуховой подушкой и одеялом, над кроватью было сделано круглое оконце и висел белый гобелен с вышитыми красными подсолнухами и незнакомым мне орнаментом-оберегом. У противоположной от постели стены была протянута кирпичная труба от камина с первого этажа. Рядом стоял красный комод с простым рисунком листьев и шишек. Дом пах деревом и лесом, что невероятно успокаивающе действовало на мой воспаленный разум. Брагинский называет это место «дачей». Мы приехали сюда на машине, сразу после посадки самолета в маленьком московском аэропорту. Через день приехал Пруссия. Еще через день Франция с Испанией. Все были в сборе для обсуждения замысла Артура. Часть меня не верит в происходящее. Очень страшно, если окажется, что я снова нахожусь в наркотическом бреду, связанный по рукам и ногам в одном из зданий, принадлежащих Англии. Отрешенно провожу пальцами по замысловатому рисунку на косяках у выхода из комнаты. Лишь эти сказочные узоры помогают мне верить в свое спасение, потому что он был славянским, слишком малознакомым мне, чтобы разум сумел воссоздать его во сне. В памяти всплывает разговор, случившийся между мной и Брагинским на высоте нескольких километров над землей. — Мы в безопасности. Можешь рассказывать. — сухо говорю, меланхолично глядя на молочные облака в иллюминаторе. Салон внутри отделан вычурным темным деревом. Между мягкими кожаными сидениями светло-бежевого цвета откинут столик с бокалами и шампанским. — О чем? — искренне удивился русский. Чуть раздраженно вздыхаю, тру переносицу в попытке сосредоточиться. Теперь когда адреналин спал после побега, тело догнала жуткая усталость и ломота. Поднимаю взгляд на среброволосого мужчину напротив. Сиреневые глаза не избегают контакта и спокойно смотрят в ответ. Замечаю за спиной Ивана экран, отображающий на карте траекторию нашего передвижения в небе. — С какого хрена ты ввязался в спасательную операцию своего политического конкурента? И раз уж пошла такая пляска, почему ты также помог мне в клубе перед арктическим саммитом? Услышав вопрос, бывший коммунист явно смутился. Он сразу отвел взор, схватил бокал с пузырящимся напитком, поболтал жидкость и отпил половину залпом. — Эм…ну, честно говоря, сложно объяснить. Мы ведь не близко общаемся. — русский посмотрел в окно и снова на меня. — Пожалуйста, не подумай, что я имею в виду что-то сталкерское, но иногда я будто бы вижу мир твоими глазами. — небольшая пауза. — В смысле буквально. Я иногда вижу странные места и людей, с которыми ты работаешь или вроде того. Последний раз это был душ в зеленой комнате и туда стучался какой-то мужик, по акценту очень похожий на Англию. Ну что ж, это странно… Вполне в духе России. Пораженно смотрю в лицо мужчине, который неловко допивает шампанское и наливает новую порцию. Вдруг в памяти всплывает один эпизод: перед музеем я пытался успокоиться и мой разум словно вытолкнуло куда-то, я увидел вокруг себя незнакомые стены, а тело словно бы и вовсе было не мое! — Слушай, а до того как очутиться в зеленой комнате, ты случайно не принимал ванну? Там еще голубой кафель был с облаками? Брагинский удивленно округляет глаза, рот слегка приоткрыт. Влажные бледно-розовые губы красиво блестят на солнце. — Да, я принимал ванну у себя дома, когда последнее видение случилось. Воцарилась гнетущая тишина. — Неужели ты тоже?.. — Я не знаю. — прерываю, спрятав лицо между локтей, которые я положил на стол, голова начала пульсировать от напряжения. — В отличие от тебя со мной это случилось единожды. В ответ раздался задумчивый хмык. — Честно говоря это еще не все. — поднимаю взгляд, Россия отпивает шампанское прежде чем продолжить. — Я вроде как могу улавливать твои чувства… Скептически приподнимаю бровь. Мой собеседник вздыхает. — Я не сразу разобрался, что за хрень происходит. Сначала я заметил, что когда рядом оказывается Англия я испытываю странную смесь ужаса и какого-то невыразимого восторга, хотя обычно мне с высокой колокольни до маленького ворчливого британца. Потом я стал прислушиваться к ощущениям и понял, что эти непонятные эмоции возникают не при Керкланде, а когда ты возле него трешься. Я решил больше обращать внимания на свои спонтанные эмоции и выяснил, что они возникают только в твоем присутствии. В основном это что-то яркое. Радость, стыд, привязанность. Вообще, у меня сложилось впечатление, что ты без ума от половины мира. Как можно быть настолько дружелюбным? — А ты не думал, что все эти спонтанные эмоции в моем присутствии появлялись не из-за новообразовавшихся телепатических способностей, а просто потому что ты, ну… — я неловко прокашлялся. — Мог влюбиться в меня? Обычно бледные щеки Ивана порозовели после вопроса, от чего внутри все растаяло от умиления, я еще никогда не видел русского эмоционально уязвимым. — Я думал об этом. Подобная версия звучит более рационально. И, ну…мне чисто теоретически могут нравится мужчины. Однако, случай в клубе, о котором ты спрашивал, заставил снова вернуться к идее о странном накладывании твоих чувств на мои. — Брагинский провел указательным пальцем по ножке бокала. — Я спокойно беседовал с барменом у стойки, как вдруг ощутил отвратительный страх, сердце забилось очень быстро, и стало казаться, будто я умру. И почему-то все мысли устремились к тебе, хотя еще мгновение назад я дискутировал о видах виски. Мне нестерпимо захотелось найти тебя, а я даже не знал будешь ли ты на вечеринке. Повезло, что рядом оказался Франция и сказал, куда ты убежал, иначе бы я как сумасшедший начал бы трясти каждую страну в попытке узнать где ты находишься. Ну а дальше я нахожу тебя в холле, дрожащего, потного и с ненормальным взглядом. Тогда я понял две вещи: первое, у тебя паническая атака, второе, я, действительно, по неизвестной причине улавливаю твои эмоции, словно радиоприемник… — Что-нибудь еще? — спрашиваю, чувствуя, что еще немного и начнет дергаться глаз. — Да нет вроде. — с детской непосредственностью пожимает плечами Россия, а затем спрашивает. — Будешь шампанское? Моргаю, выныривая из воспоминаний и вижу перед собой не дверь с расписными косяками, а топор в руках, которые опять больше моих и гораздо бледнее. Мысленно матерюсь и осматриваюсь. Очевидно, я стою посреди дровни. Вот аккуратно уложенные поленья, вот пень, на котором стоит на половину расколотый кусок древесины. Сзади на ветру колышется зеленая трава, хотя уже осень, шумит пожелтевшая листва. Снова смотрю на руки и со вздохом решаю колоть дрова дальше, раз меня в очередной раз перекинуло в тело Брагинского. За последние три дня, что мы вместе, мы менялись телами раз пять. И один раз было крайне стыдно, поскольку Иван очутился очутился в моем теле, когда я решил подрочить перед сном ради снятия стресса. Думал я тогда, к слову, о раскрасневшихся щечках коммуняки в самолете, как и сейчас. Возможно ли, что мысли о нем триггерят обмен? Вполне рабочая гипотеза, но на данный момент слишком мало данных для выводов, да и есть вопросы поважнее. Раскалываю полено и методично складываю возле остальных. Сзади раздается топот, затем меня больно хватают за плечи, разворачивая. Перед взором предстает до боли знакомое лицо. Первая мысль возникающая в голове: я вижу Мэтью, который чем-то разозлен и недовольно хмуриться. Со скрипом в душе напоминаю себе, что брат не может быть в этом месте. Это Иван в моем теле, снова пойманный врасплох нашей общей загадочной способностью. — Не хочу отвлекать. — доносится сбоку нервный голос. Мы оба синхронно разворачиваемся к источнику: у входа в дровник стоит хмурый Испания с перекрещенными руками. — Однако, мы уже начали готовить мясо и ждем, когда вы присоединитесь. Фернандес с выражением посмотрел на нас, а затем ушел, натягивая улыбку. Россия в моем теле обреченно вздыхает, все еще держа меня за плечи. — Ты можешь перестать так делать? Я уже устал попадать в неловкие ситуации. Флегматично пожимаю плечами. — А ты уверен, что это происходит из-за меня. Не замечаешь никаких странных закономерностей перед обменом? Мое лицо напротив становиться задумчивым. Внутри груди ноет от тоски по Канаде. — Иногда это случается, когда я думаю о тебе, но сейчас, например, я был сосредоточен на других мыслях. Фиксирую полученный ответ в памяти, прежде чем поднять свою-не-свою ладонь и уже привычным за последние дни жестом подцепить свой-не-свой подбородок. — Уверен, что поцелуи реально работают? — спрашивает Россия, когда я сокращаю расстояние между нашими губами до минимума. Чувствую тепло чужого дыхания. — Пока действовало безотказно, а времени слишком мало для других экспериментов. — отвечаю, не слишком уверенный в искренности собственных мотивов и осторожно целую в губы. По телу проходится привычная дрожь и вот я снова вижу перед собой сиреневые глаза и серебристые волосы, обрамляющие порозовевшее лицо. Мои ладони все еще на его плечах, а пальцы русского продолжают невесомо поглаживать мою линию челюсти. — Нужно идти. — серьезным тоном говорит коммуника и отходит назад, внимательно оглядывая. — Только надень сначала шорты что ли… Я смотрю на ноги и понимаю, что стою в одной футболке и брифах. Со всепоглощающим смирением вздыхаю и иду в сторону деревянного дома. Слишком много дерьма случилось за последние дни, чтобы испытывать хоть какие-то чувства из-за подобных мелочей.