узлы

      

Чужой ходит среди нас.

Граффити на городских стенах

                           2 день месяца льда              — Встреча состоится сегодня на Боттл-стрит, а она такая заметная дама, полагаю, это привлечет много внимания… ты в порядке?       Марло приподнял брови и кратко отозвался:       — Я слушаю. — И он действительно слушал, даже если считал, что все это излишне. Он занимался этой работой сорок лет. Очевидно, он знал, как следить за людьми.       Карноу смешливо скривил рот.       — Ты что, пил?       Брови Марло поднялись еще выше, и он одарил Карноу выразительным взглядом, подвергая сомнению тщательность воспитания, которое тот так любил демонстрировать среди дворян.       — Ну, это уже не твое дело, чем приличный человек занимался в свободный вечер.       — Ладно, я просто хотел быть дружелюбным.       — Лучше дай сюда это письмо и не трать мое время.       — Ух ты, и где же твои хваленые манеры?       Марло снисходительно ответил:       — Это мой способ быть дружелюбным. Теперь, если ты извинишь меня.       Смеясь, Карноу указал на дверь. Какой он был молодой, самоуверенный и самолюбивый. Он уже зашел далеко, но Марло не сомневался, что сумеет зайти еще дальше. Лишь бы не промахнулся ногой мимо очередной ступеньки. Видно, он не разбивал еще себе нос как следует на этой дороге жизни. Марло, впрочем, не желал ему этого.       Он покинул кабинет Карноу. Большие часы в главном зале тайной канцелярии показывали полдень. Встреча должна была состояться вечером, но до тех пор хорошо было проследить за обстановкой. Если кто-то, кто прознает о встрече заранее, установит ловушки, Марло хотел бы это увидеть.       В Башне было спокойно. После вчерашнего заседания палаты лордов до самого вечера стоял шум и непрекращающаяся болтовня, но сегодня все снова утихло, хотя перемены были почти ощутимы. Казалось, прошел всего один спокойный месяц — но все же легко было привыкнуть к стабильности, даже после силы того отлива, который начал жадно дробить Дануолл с исчезновением Далилы.       Виновник шума как раз встретился с ним в одном из коридоров у канцелярии. Корво Аттано, хотя и явно был занят, остановился и непримиримо заявил:       — Ты что, пил?       — И тебе доброе утро, — сухо отозвался Марло. Ни капли похмелья ни в его лице, ни в запахе не было, он знал это точно, потому что, в отличие от некоторых, имел привычку умываться и смотреться в зеркало. Так откуда же все знали? — Откуда ты знаешь?       — У тебя с собой пистолет. Ты носишь его только по кабакам.       — Ну, черт, — все, что мог сказать Марло.       — Джеймсон передал, что ты скоро уезжаешь, — Аттано прислонился к открытой двери. — Куда на этот раз?       — Виннедаун. Какие-то странные слухи идут про посла Дерби.       Угол губ Аттано слегка дрогнул.       — Да, я слышал. Опять под носом у королевской семьи. Осторожнее там.       — Ты меня знаешь. Я мог бы станцевать на их обеденном столе и остаться незамеченным. Однако и ты весь в делах.       — Как видишь.       Оставалось шесть месяцев до начала нового года. Готовиться к его отбытию начинали уже сейчас.       Самая свежая новость, которая еще не скоро распространится по столице. Лорд-защитник Аттано, снимающий с себя один титул и берущий другой. Марло не рассчитывал, что Корво Аттано оторвется от этой работы прежде, чем она убьет его. Благо, что появился кто-то, способный его отвлечь.       — И чем же займешься на новом месте? — Марло сложил руки на груди. — Какие давние мечты лелеял лорд-защитник?       — Лорд-защитник давно лелеял мечту о нормированном графике.       — Неплохо для начала. Я полагаю, если решение одобрено, то императрица согласна.       — О, она с радостью ухватилась за возможность отправить меня подальше.       Однако в его выражении не было того же юмора, что в голосе.       — Тебе, наверное, никто не говорил, — произнес Марло, — но она перевернула всю империю в поисках способа вернуть тебя.       Аттано не выглядел тронутым.       — Это твоя новая манера? — сухо спросил он. — Утешение?       Марло приподнял брови и невозмутимо ответил:       — Это твоя новая манера? Отцовская меланхолия?       Аттано чуть криво улыбнулся.       — Я никогда не сомневался в ней, Марло, — просто сказал он, но слова были тяжелыми, как и полагалось правде. — И поверь мне, я думал об этом очень много. Но эта ситуация нелегка для всех.       — Тогда почему? — поинтересовался Марло. Он мог придумать несколько вариантов. Но ему хотелось узнать ответ Аттано.       — Потому что этой империи пора измениться. К лучшему или к худшему.       Конечно, он заметил. Понадобилось время, но она была его дочерью, разумеется, он не мог не заметить.       Когда Марло отбыл в Тивию перед переворотом, Эмили Колдуин была все еще девушкой, тянущей ярмо наследия. Он вернулся в Дануолл с первыми новостями и едва избежал ведьм, решивших его выпотрошить. Тогда он собирал людей, обустраивал убежища, искал и разносил слухи, иногда выходил на охоту — и узнавал, как низко мог пасть человек. И как легко. «Искупать в крови» всегда казалось ему слишком громким выражением, пока он не увидел Дануолл под властью Далилы, которая мечтала о троне из каких-то странных побуждений, никак не связанных с политикой или жаждой правления. Смерть при ней стала обыденным явлением, средством демонстрации, что было омерзительно для такого, как Марло, но легко проникало в умы детей и подростков, никогда прежде со смертью не встречавшихся. Это было… темное время. Страшнее чумы. Хайрем Берроуз был кретином и падальщиком, но он не повелевал чумой. Она родилась из хаоса и далекого прошлого Пандуссии и распространилась здесь его безграничной глупостью. Но все, что делали ведьмы, они делали сознательно, с намерением. Не каприз зависти и обиды, но жестокое желание причинить боль, не ограниченное ни моралью, ни человеческим отвращением к смерти.       Там, в Дануолле, после месяцев жизни в темноте, Марло встретил совершенно другую императрицу. Нет сомнений, ее потрясло и изменило то, с чем она столкнулась в Карнаке. И разве это удивительно, когда большую часть жизни она провела в Башне, питаясь бунтами, голодом, болезнями — написанными на бумаге?       Империя не могла жить как раньше. И хорошо.       Однако вслух Марло сказал:       — Это, к сожалению, именно то, что я ожидал от тебя услышать. Та треть правды, которую не стыдно озвучить другим.       — А почему бы мне потакать тебе? — пожал плечом Аттано.       Марло небрежно посмеялся.       — Действительно. На что мне твои две трети, когда они ясны, как день? — И он спросил: — Что твой друг?       — Занят, — как ни в чем не бывало ответил Аттано. — Ищет себя.       — Успешно?       — Насколько я могу судить. Полон решимости отправиться в Редмур. Говорит, что вспомнил старый лес в тех местах. Хочет снова его увидеть. «Место, где оказываются заблудшие души», так он сказал. Кажется, это из какой-то классики.       — Из седой древности, — с легким удивлением подтвердил Марло. — Лихо. — Затем искренне: — Не знаю, сработал ли твой возмутительный план, но, похоже, все сложилось удачно.       — Да, — согласился Аттано. Он выглядел расслабленным, небрежным. Месяц назад он не мог даже справлять нужду сам, а теперь стоял так же, как стоял пятнадцать лет назад возле трона, возвышаясь над всей дануоллской знатью со следами Колдриджа на лице.       Марло смотрел на него и думал, что им обоим повезло со старостью.       — Как ты сам? — спросил он.       — Так хорошо, как только возможно, — ответил Аттано.       Марло кивнул.       — Тогда, на прощание, всего тебе доброго. И прими мои искренние поздравления.       — Увидимся, Марло, — он протянул руку, и Марло с охотой крепко пожал ее. Увидятся ли в самом деле? Если жизнь даст еще немного удачи. Они хлопнули друг друга по плечам и разошлись.       Выйдя на улицу, Марло поморщился от морозного воздуха во дворе и потянулся за портсигаром. Зима наконец взяла свое. Шел медленный, редкий и сухой снег, и все казалось застывшим и ленивым. Он, однако, не ощущал того же. Вчерашняя попойка в баре, на которую его уговорил Артур, была действительно бодрящей.       «Пистолет», — подумал он с изумлением и раздражением одновременно.       Потом его мысли обратились к Корво Аттано, и он сдержал неприличное фырканье, представив, что тот действительно устроил свои дела, просто раздевшись догола.       Он вышел через ворота Башни и сел на первый же дилижанс, идущий в сторону Винного квартала. Серые будни, и все пассажиры слушали скрип рельсов с унылыми лицами. Какая-то женщина неподалеку от него обсуждала со своей знакомой последние новости из Ткацкого квартала, а именно то, как у Алексея Риардо из сейфа была украдена бутылка арранского эля, подаренная пятым сыном брата короля и украшенная настоящими драгоценностями, и он в порыве безумия начал стрелять в своих домработников, а затем — в стражников, которые явились на шум выстрелов и крики соседей.       «Всегда бы так», — подумал Марло, но это была маленькая мысль хорошего дня. Он не был достаточно наивен даже для надежды.       В Винном квартале он нашел место встречи и оборудовал себе прекрасное гнездо на крыше, продуваемой всеми ветрами. На чердаке обнаружился старый стул, и у него имелся хороший окуляр для подобной работы. Предстояло несколько часов ожидания, но он занимался этим столько лет, что никакая скука не могла пробиться сквозь его толстое, закаленное терпение.       Переулок, где Амелия Итон собиралась встретиться с контрабандистами из «дворняг», был типичным грязным углом, воняющим нечистотами. Никто здесь не мог им помешать: ни старых матрасов и покрывал, которые стелили на доски нищие, ни бочек для розжига, ни дверей, ни окон ниже второго этажа не было. С обратной стороны одного из зданий располагался магазин морепродуктов, в остальном же это было настолько непримечательное место, что уже одним этим приметить его было очень легко.       Муж миссис Итон владел винокурней, и она, наследница замшелого юриста, хорошо вела дела для него дела с серконосскими контрабандистами. Люди Карноу срывали сделки достаточно часто, чтобы отношения между сторонами натянулись и потребовали выхода на сцену главных фигур. Корво Аттано завершил дело, достав нужные бумаги с печатями от брата Амелии Итон. Нужно было всего лишь вычислить контрабандиста среди «дворняг», подменить договор, который Итон передаст ему, и уйти с чистой душой и, желательно, одеждой. Остальным займутся другие.       День тускнел постепенно. Переулок был пуст, пока к четырем, наконец, не пришла Итон. Она пыталась выглядеть небрежно, но аристократы совершенно не представляли себе, что такое «небрежно» для людей, которые сами перешивают свою заношенную до ниток одежду, не говоря уже о том, чтобы использовать в качестве украшения любые тряпки, найденные на улицах. Даже ее манера держать сигарету выдавала ее с головой.       Через десять минут, когда она уже начала вертеть головой в поисках знаков, явился один из «дворняг», приземистый мужчина в низко надвинутой кепке, с такими широкими плечами, что на них можно было нести бочку бастиллианского. С крыши Марло едва мог слышать разговор, но некоторые детали сумел свести воедино. Потом до его укромного места на крыше донеслось:       — …с этим будет туго, мэм… люди Соломона… так что он больше не у бизнеса… да, стража разгоняет остатки. Придется менять партнеров…       Марло посмотрел на горизонт и медленно улыбнулся. Да, вот и хорошие новости. Он надеялся, Билли Лерк, что бы ни заботило ее в Кулеро, была довольна. Теперь никаких долгов.       Когда Итон и «дворняга» разошлись, он вернулся на чердак и спустился по лестнице в пустой двор. Маршрут «дворняги» был примерно ясен, и он тихо направлялся следом, пока не представилась возможность срезать путь. Марло подцепил стоящую на мусорном баке пустую бутылку дешевой дануоллской водки и налетел на мужчину, которого обошел с другой стороны бульвара.       — О-о, чер-рт! — с совершенно пьяной досадой воскликнул Марло. — Друг, смотри же… смотри же, куда идешь!       Мужчина хмуро и неохотно придержал его за плечи. Сразу не оттолкнул. Похоже, добрый малый.       — Да ты набрался, старик, — сказал он. — А по виду благородный… Ну, ну, иди, черт бы тебя разодрал… — и он с отвращением похлопал Марло по плечу, когда тот навалился на него.       — Разорен! — досадовал Марло. — Слышали, какой з-закон приняли? Вс-с-сех, всех моих — на улицу!..       — Ну, хватит! — терпение мужчины истощилось, и он оттолкнул Марло, развернул и послал дальше по улице. — Иди давай! Разорен… Гребаный Дануолл…       Уйдя на достаточное расстояние и завернув за угол, Марло коротко огляделся и выкинул бутылку в ближайший контейнер. Затем осторожно переложил вытащенный у «дворняги» договор в нагрудный карман. Дело сделано.       Он пешком перешел мост к Старой набережной, наблюдая за падающим снегом. Края Ренхевен подмерзли, ее воды стали темными, почти черными и в то же время такими гладкими, что зеркально отражали берега Дануолла, выстроенного вокруг нее.       Полтора часа ушло на то, чтобы добраться до района Башни. В любой другой день он возражал бы против такой траты времени, но его старые кости желали разминки. Скоро он снова покинет этот город, вернется на родину. Так далеко — спустя какое-то время он, возможно, даже начнет скучать по Дануоллу. На этот случай следовало запомнить хотя бы это: громада моста Колдуинов, черная муть реки, стелющаяся между высокими берегами, Башня, как добрый близнец стоящая рядом с тюрьмой, и запах Боттл-стрит, ни с чем не сравнимый. А, к черту. Он не соскучится.       После досмотра у ворот он извлек портсигар и закурил. На его столе в канцелярии царил порядок, но он все равно хотел подняться и проверить несколько ящиков перед тем, как собирать вещи. Следовало оставить оригинал договора там, где Карноу его найдет.       В саду было тихо. Никаких сумрачных фигур, предающихся раздумьям глядя на горизонт. Возможно, это был хороший знак. Чей-то ум наконец успокоился.       «Ну и день, — подумал Марло, поднимаясь в Башню. — Действительно хороший». Среди пустого сумрачно-синего офиса канцелярии, где щелкали только огромные часы, Марло остановился возле своего стола и к собственному удивлению обнаружил на нем стопку исписанных листов, которые, несомненно, там не оставлял. На стопке лежала перевернутая из анонимности чистой стороной записка.       «Это только начало, но однажды империя начнет узнавать свою историю именно с этих строк. Возможно, ты не доживешь до момента, когда мои воспоминания иссякнут. Возможно, до них не доживу я. Однако я делаю это для тебя — и для себя. Чтобы в конце концов забыть. Сомневаюсь, что мы еще когда-нибудь увидимся. У меня нет слов, достойных твоего опыта, поэтому просто — прощай».       «Даже не подписал», — снисходительно подумал Марло, однако чувство, которое он испытывал, было лишено прежней насмешливости. Он перебрал несколько листов из стопки. Все они были заполнены неровным струящимся почерком и рисунками, неумелыми, но выполненными с большим старанием и даже некоторой точностью. Марло попытался прочесть несколько предложений и почувствовал, как у него заболела голова. Он уже представлял, с каким мучением начнет изучать это, но жест был приятен. С этим человеком все будет хорошо. Есть те, кто об этом позаботится. Марло, как всегда, будет заботиться о себе.       Он оставил договор на столе, записку разорвал и выбросил, а бумаги забрал с собой. Его мысли снова обратились к поездке. Морли. Виннедаун. Город, где он вырос, где оставил все, что имел, чтобы обрести что-то новое. Где королева желала его головы на серебряном блюде.       Хорошо, что его отправляли не в Карнаку.