Потаённое

      Эммрик проснулся на резком вдохе, подавившись воздухом. Хриплое дыхание и влажный лоб, изрезанный глубокими морщинами, свидетельствовали об одном — он видел кошмар, и тот был неприятен. Некромант напал на Рук, заставил её творить столько грязных вещей, сказал столько непочтительных слов и подчинил девушку своей воле. Воспользовался мягкими бедрами, удовлетворяя свою безграничную похоть трением о её мокрое желанное лоно. Хотел ворваться резкими толчками внутрь, нарушить последние границы здравого смысла. Горел желанием переступить черту. Отдать предпочтение волшебному образу демона, забыв о почтении к настоящей милой Рук. Он едва не разрушил союз двух реальных людей, в своих мечтах желая другую женщину, созданную его вульгарным воображением. Она была похожа на Рук: её лицо, тело и голос были такими же, но её мысли, слова и жесты… Всё это было каким-то неправильным, грязным. И приятным.       Это был сладкий кошмар, в котором он позволил дикому зверю одержать верх. Утратил контроль и позволил своему внутреннему мраку упиваться происходящим. Стереть последние следы романтики и грешно терзать плоть невинной девушки, захваченной демоном желания. Демоном, что породил его разум и не желает теперь отпускать. Демоном, что влюбляет в себя не меньше Рук человека.       Он протёр лицо о предплечье и постарался успокоить тяжёлое дыхание. Сердце по-прежнему колотилось, словно собираясь вырваться из груди в каком-то безумном ритме. Его пальцы дрожали, а мысли путались, не давая сосредоточиться на чём-то, что могло бы вернуть Эммрика в реальность и помочь сохранить самообладание. Дыхательные упражнения не помогали, не выручал и мысленный счёт от одного до десяти и обратно. Не спасла и очередная молитва. Всё вокруг, казалось, стремилось вырваться из рук и, подобно дикому зверю, убежать в неизвестность. Это было похоже на самую настоящую точку невозврата, когда конец жизни наступает внезапно, но очень продолжительно и болезненно. По крайней мере, для рассудка, а значит, и для всего тела в целом.       Эммрик решил, что его час пробил. Даже когда он постарался приложить усилие и вернуть контроль, ничего вокруг не становилось стабильно и чётко перед замутнённым зрением. Не было однозначного звука, лишь шум в ушах и звон вдалеке. Помимо зрения и слуха, он не мог опираться и на осязание — тело мужчины ощущало под собой лишь нечто мягкое, в чём он медленно утопал. Всё это было похоже на то, что сознание Эммрика подверглось контролю, или же на то, что он наконец-то встретил смерть. Смерть, которую всегда ожидал, но к которой по-прежнему не был готов.       Эммрик подумал о Рук. Не о соблазнительнице из снов и его видений, которая хоть и была прекрасна, желанна, горяча — Андрасте Милостивая, как он хотел бы тогда взять её, и какое же счастье, что любовь к Рук оказалась сильнее той похоти, — а о Рук настоящей. Девушке из плоти и крови, из радости и смеха, из силы и веры. Эммрик вспомнил о том, что им довелось пережить с ней. Как они вместе сражались, как одерживали победы или терпели поражения. Как мечтательно улыбались, гуляя под руку в полумраке тишины Некрополя. Как она плакала, когда пал её родной Вейсхаупт, но не опускала рук и снова шла в бой. Как она была нежна при первом поцелуе и что между ними возникло потом… И эти тёплые воспоминания и ярко вспыхнувшая с ними любовь вытащили Эммрика из тьмы. Спасли вновь и дали проблеск надежды, за которую он с силой ухватился, отбрасывая отчаяние прочь.       Зрение и слух стали чёткими, и вот он смог услышать слабые отголоски движения магических потоков и вибрацию Тени. Наконец вернулись запахи — в комнате пахло воском свечей и эльфийским корнем, книгами и влагой. Эммрик напрягся, когда увидел очертания потолка, не найдя в нём привычной высоты дополнительного этажа и яркого света открытого балкона. Пришёл в самый настоящий ужас, когда перед его взором однозначными стали непривычность тусклого помещения и неведомо откуда взявшаяся стена из стекла, за которой шныряли сотни рыбок.       Это не его стены, потолок и запах. Не его комната.       Он мгновенно поднялся с зелёного дивана, и в глазах задвоились шкафы и полки, а к горлу поднялся ком тошноты. Приятный запах мяты и эльфийского корня заполнил разум, дал покой и секундный проблеск одурманенной мысли. Мужчина пошатнулся, нащупывая источник опоры. Осознание нарушения чужого покоя давило грузом, желанием найти оправдания своим действиям.       Эммрик постарался воссоздать хоть что-то в голове, что помогло бы объяснить ситуацию. Но были лишь одни вопросы без ответов. Что он здесь делает и почему не помнит пути сюда? Как получилось, что нет даже малейшего воспоминания или намека на хождение во сне? Неужели он настолько сошёл с ума в погоне за своими желаниями, что решил нарушить последние границы здравого смысла, вышвырнув всё, что было между ним и Элизабет? Оставить глубокое почтение, мягкую любовь, трепет ожидания ответа? Променял это всё на фантазию о похоти, воображение своей власти над Рук, отдал предпочтение лишь вымыслу? Какой позор и непотребство!       Эммрику показалось, что на него давит нечто, что сравнимо лишь с тяжестью гробовой плиты. И почему-то, как Дозорного, это его не радовало, но и не пугало из-за собственного страха смерти. Это был стыд и банальное желание сбежать в свою комнату, где мужчина будет неустанно предаваться самобичеванию и попыткам логически обосновать свое нахождение в комнате Рук. Однако сбежать он так и не успел, ведь за шумом собственных мыслей и вернувшегося головокружения не смог распознать скрипа двери.       — Эммрик? Что вы здесь делаете? Вам нехорошо? — Вернувшись в свою комнату, Рук с тревогой оглядела его.       Её мягкий голос, наполненный тревогой за возлюбленного, и напуганный взгляд выбивали из-под ног Эммрика только что ставшую крепкой почву. А стремительное сближение отрезало любые пути к отступлению. Эммрик почувствовал дежавю, ведь уже видел подобное. Он в комнате Рук — неожиданный гость посреди ночи, который приказывает служить и стать его… А она и не стремится отказать. Ситуация была похожа, но эмоции были разными: тогда была похоть, а сейчас — безмерный стыд.       — Я… Я не понимаю, как здесь оказался, Рук. Прошу прощения, мне нет оправдания… и я смиренно приму, если вы пожелаете прогнать меня за это вторжение. — Он пошатнулся, а в глазах снова становилось темно из-за нахлынувшей волны стыда и отчаяния.       Эммрик поймёт Рук, если она пожелает вышвырнуть мужчину за порог, точно пробравшуюся наглую кошку. И после этого больше никогда не захочет иметь дело с тем, кто нарушал личные границы без поводов. Пусть они и не чужие друг другу люди, она всё ещё его лидер, командир и просто очень ответственный Серый Страж, который борется с проблемой мирового уровня. А значит, у неё не так много времени на пустую болтовню, а терпение не безгранично. Пусть он и старший некромант, почётный Дозорный, психогог, он также и смиренный джентльмен с полным, даже слишком иногда, уважением к другим. Пусть он и видел те три сна, переполненные концентратом разврата, блуда и акта дикого желания к Рук, они всё ещё не любовники. Возлюбленные — да, но не любовники. А в этом нет места для грязи.       Прежде чем окончательно потерять равновесие и упасть как и в реальности, так и в её глазах, Эммрик почувствовал, как девушка подхватывает его и позволяет опереться на себя.       — Что вы такое говорите? Проклятье, Эммрик! Почему так бледны?! — Она с тревогой обнимает мужчину и заглядывает в глаза, в желании найти ответы.       — Я… Мне стыдно, Рук. — Он заикается от некрасивых мыслей, которые приходят с сближением их тел и прикосновением к её коже.       — Пожалуйста, прекратите, Эммрик! Вы ничего ещё не сделали, чтобы извиняться. — Она нахмурила брови и строго посмотрела на него. — Лучше присядьте. У вас нездоровый цвет лица.       Он тяжело опустился на мягкий диван, приняв скованную позу, дрожа всем телом от неловкости и приступа тошноты. С самого пробуждения его одолевал не только стыд, но и горькое послевкусие некой магии, травящей мозг. Шум в ушах, чувствительность к свету, отсутствие координации движений и путающиеся мысли — всё указывало на отравление сознания магией Энтропии. Перед ней Эммрик имел хорошую сопротивляемость, но после тряски последних дней и обильного поглощения всевозможных зелий, которые иногда слабо сочетались друг с другом… Мозг вполне мог поддаться и сломаться даже под напором неумелого колдовства. Оставалось только понять, когда и где на него были наложены чары.       Эммрик не шевелился, чтобы ненароком не коснуться чего-то. Своим присутствием он уже принес хозяйке комнаты неуважение, оскорбив своим вторжением и представ в неподобающем виде перед объектом его восхищения и желания. В голове роем пчёл гудели мысли и размышления, как бы получше попросить прощение. Мужчина очнулся от самоистязания мыслями, когда к его сухим губам прикоснулись её пальцы, насильно открывающие рот.       — Простите, мне кажется, что нужно действовать быстро. — Она настойчиво отпускает его нижнюю челюсть и вливает снадобье со знакомым запахом. — Проглотите всё. Позже будете отчитывать за моё нахальство.       Горло обдало жаром и горькой влагой, а настой растекся теплотой в желудке, почти сразу принеся умиротворение беспокойной мысли. Запах, который Эммрик почувствовал ещё при возвращении Рук в комнату, принадлежал детоксу из универсального и широко распространенного в алхимии королевского эльфийского корня. На вкус Эммрик смог его определить только к концу, когда горькую смесь из корня смерти и арборского благословения подсластила нотка приятной сахаринки, разбавляя итоговую часть лечения. Ещё во вкусе он ощутил магию Элизабет — Эммрик узнал ту по тёплой, но беспокойной структуре — и крепкий лириум. Всё это было зельем интоксикации от магического воздействия на разум предназначенная исключительно для магов, а значит Эммрик был отправлен или на него наложили чары. А последствия были не из приятных, чему он стал не просто свидетелем, а главным участником.       — Вот так. Хорошо. — Успокаивающе и напевно говорила Рук, лёгкими движениями поглаживая его короткую, но грубую щетину. — Вы молодец, Эммрик.       Её нежный поцелуй в губы, почти невесомое прикосновение, выбил из него весь вернувшийся в лёгкие воздух, заставив руки сжиматься и разжиматься в судорогах. А когда Элизабет улыбнулась, заметив его волнение, он и вовсе потерял голову, лишь выискивая глазами, за что зацепиться. Только бы не смотреть на её влажные губы и найти в себе силы справиться с желанием отблагодарить за помощь посредством ответного поцелуя. Но не лёгкого, какой она подарила ему в награду за терпение, а какой бы он сам хотел оставить на её губах. Такой, где кусают, лижут, оттягивают, оставляют следы. Такой, где итогом была парочка взмокших возлюбленных, стонущих в нетерпении и стягивающих одежды. Такой, где они любят друг друга, не отрывая взгляда, слушают бешеный ритм сердец…       Он зажмурил глаза и потянулся протереть тяжёлые веки, чтобы хоть как-то справиться с наваждением и не опозориться перед ней ещё сильнее. Однако пальцы, немеющие от побочных, но ожидаемых последствий принятия настоя, слегка дрожали и отказывались теперь сгибаться. Навалившаяся усталость тянула к земле.       — Простите меня, Рук. Я предстал перед вами в ненадлежащем виде, как-то оказался в вашей комнате и теперь ещё и требую, точно немощный старец, подать стакан воды. — Он слабо усмехнулся своему жалкому состоянию, покрываясь румянцем.       — Ох, Эммрик! Какая глупость. — Она придвинулась к нему поближе и легко толкнула его в грудь, властным жестом приказывая лечь на диване поудобнее. — Отдыхайте сколько вашей душе угодно. Мой дом — это ваш дом, любовь моя.       Её милый азарт в глазах, мягкая улыбка и невероятно лёгкая энергия манили и заставляли чувство стыда если не испариться, то хотя бы стать легче в разы. А нежное прикосновение к его руке, поглаживающие в успокаивающем жесте пальцы дарили интимность моменту. Эммрик испытывал и стыд, и счастье, что навсегда останутся в его памяти приятным воспоминанием о милой и доброй Рук. Если то воплощение страсти из снов он хотел, то эту Рук и хотел, и любил.       — Ох, любовь моя. Я вам так благодарен за вашу заботу. Не знаю, что именно произошло, но теперь я в порядке и могу взять себя в руки. Всё благодаря вашей помощи. — Он мягко сжал её пальцы, сплетая в замок.       — Отдыхайте. У меня ещё есть кое-какие дела, и я зашла сюда за сменной одеждой. — Она посмотрела на шкаф с вещами и снова вернула взгляд на лежащего на диване мужчину. — Пожалуйста, не чувствуйте себя обременительно и позвольте телу поспать. Думаю, вам известны различные и не самые приятные побочные эффекты, присущие данному детоксу.       — Да. И… Спасибо. — Он слабо улыбнулся, а глаза почти застелили слёзы восторга к её милосердию, но Эммрик нашел в себе силы сдержать их.       — Хорошо. Я сменю одежду… — Она сделала небольшую неловкую паузу, мило покраснев. — И отправлюсь по делам, а вы оставайтесь здесь.       Он уже хотел было подняться и покинуть комнату хотя бы на минуту, и не сковывать девушку своим присутствием, как тут же оказался прижат к дивану весом тела Элизабет. Она прижала Эммрика и близко — Создатель, слишком резко и близко, и как же она приятно пахла! — приблизилась к лицу, заглянув в глаза.       — Покой, Эммрик. Абсолютный покой. — Она приблизилась к его уху и на выдохе, полушепотом добавил: — Я быстро переоденусь и оставлю вам в распоряжение мою комнату.       Он не стал спорить. Попытка возразить окончилась бы откусанным в волнении языком. Если с Рук из снов и видений можно было — и даже нужно! — вести себя как самый настоящий одержимый похотью демон, жаждущий власти и удовлетворения, то с Рук из реальности он становился безнадежным романтиком. Хотелось до последнего оставаться милым и высокопарным Эммриком Волькариным, в мыслях которого только любовь и уважение. Но когда Элизабет начинала принимать очертания своей сестры-близнеца, некромант слабо справлялся с наваждением продолжить их ночное приключение. Он благодарен высшим силам и собственным упорным трудам за то, что не сорвался уже сейчас.       Она позволила себе ещё один поцелуй уже в его щеку. Очень невинный, но в мыслях Эммрика окрашивающих каждый жест Элизабет в красный — цвет действия, похоти и порыва. И мужчину сдерживали лишь те самые годы выдержки смиренного характера и желание не опозориться перед своей женщиной.       — Отдыхайте.       Она быстро поднялась с дивана, а Эммрик проводил её взглядом, полным смеси извинения, любви и тоски. Через секунду раздался еле слышный скрип дверцы шкафа и шорох одежды. Она переодевалась в доспех или мантию для путешествия, а мужчина боролся с желанием поглядеть на этот процесс и нарушить их мирную идиллию.       Сдерживая свои мечтания поглядеть на обнажённую Рук и в реальности, он поджал губы и плотнее закрыл глаза. А желание было диким, почти толкающим на это, штыками в спину, гонящим к пропасти и наполняющим разум тьмой. Эммрик позволил себе ущипнуть свою ногу, чтобы найти в этой мимолётной боли покой шальной мысли. Когда раздался звук расстёгивающихся на корсете заклёпок, а следом, как ткань струится по телу на пол, он шумно выдохнул через нос, вжимаясь в диван сильнее. Снова шорох ткани. Он отмечает звук шнуровки шёлковыми лентами… Скорее всего, её бюстгальтер связывается именно ими, придерживая мягкие груди, которые так идеально помещаются в его ладони.       Словно созданы…       Эммрик прикусывает щёку, пытаясь отрезвить себя и прогнать мысль об упругости, нежности и желанности её груди в его ладонях. Получалось слабо, так как следом он слышит, как она охает и прогибается в пояснице, чтобы надеть что-то на ноги.       — Хм… Кажется, пора сменить их на что-то более практичное. Эта ткань так быстро изнашивается. — Голос тихий, спокойный, будничный и абсолютно игнорирующий присутствие Эммрика в комнате. — Какая жалость, а ведь это был мой любимый комплект…       Она с жалостью вздыхает и принимается одеваться дальше, пока Эммрик бросает все оставшиеся у него силы на борьбу с проснувшимся зверем. Тот шепчет на ухо, царапает сознание и обволакивает тело чем-то, что ждёт кожу и возбуждает в районе паха. Слышится треск ткани.       Ты же так хочешь на неё посмотреть…       — Ох. Кажется, что-то лопнуло. — Она спешно стягивает ткань, бормоча себе под нос. — Проклятье. Прямо на заднице…       На заднице, которой ты касался. Которую ты так сильно сжимал и отметил размашистым шлепком. Розовый цветок ещё долго красовался на одной из ягодиц. Было так красиво!       Снова шорох ткани и бряцанье застёжек. Звуки рисуют в его голове картину наперегонки со зверем. Мазки нечёткие, наляпистые, но фантазии Эммрика хватает для дополнения их воспоминаниями из прошлого.       — Что-то в груди стало теснить.       Груди, груди её! Касался бы, ласкал, хватал, кусал, сжимал вечно! Хочу её, хочу коснуться, сжать, ворваться плотью и мыслями. Я хочу сделать её своей!       Такие речи присущи демонам, и Эммрик надеялся, что не станет одержимым. Пальцы сильно сжимают ткань, и мужчина гонит зверя в клетку, когда у его уха раздаются тихие шаги. Рук приблизилась к изголовью дивана, где, нависая над Эммриком, заключила его щеки в едва уловимое касание. Грубая кожа её перчаток стала преградой к очередному мягкому прикосновению. Касанию, что снёс бы мужчине голову.       — Я скоро вернусь, любовь моя. — Она опустилась и мягко, почти невесомо коснулась поцелуем его губ. — Дождитесь меня.       Он ещё позволил себе держать самообладание и тишину дыхания, пока за закрытой дверью раздавался удаляющийся цокот каблуков сапог Рук. А когда стало совсем тихо, Эммрик шумно выдохнул и спешно закрыл руками горящее от румянца лицо, скрывая в них быстрые выдохи и вдохи.       Он так счастлив быть с ней, так любит её, так…       Эммрик одёрнул руки, подняв их над собой, а расширенные глаза смотрели на пальцы со смесью недоумения и ужаса. Затем он вновь приложил их к лицу, вдохнул запах, и мысли мужчины запутались одна в одной. Пальцы Эммрика пахли как Рук. Как-то, что он так желал между её ног в тех снах, о чём шепчет без умолку зверь без обличья в тумане мыслей, которые становились теперь всё яснее. Осталось лишь признаться и двигаться дальше.       Рук грязно выругалась, когда кровь венатори запачкала её любимые сапоги из кожи виверны. Мягкие и удобные, но очень маркие, они оставались долгое время частью её гардероба, который она никогда не наденет без повода. А повод у нее, безусловно, появился весомый. Эммрик и их столкновение утром улыбнулись ей ситуацией из снов и фантазий девушки, когда любимый мужчина лежит весь растрёпанный на её постели поутру.       Только в реальности всё оказалось не настолько радужно, как в мечтах. Вместо улыбки и поцелуя, взгляда, касаний и ещё чего-то, безусловно, приятного, Эммрик был напуган до абсолютной седины. Оказалось, что он был восприимчив к заклинанию контроля разума, который Рук решила применить на нем и пошалить ещё немного. Так, помимо того, он ещё и получил неприятные побочные действия, которые могли ударить по ментальному и физическому здоровью.       Рук стоило догадаться, что, помимо отличной восприимчивости, ему досталась и слабая сопротивляемость, или, по крайней мере, очень большая чувствительность к воздействию на мозг. Ей стоило бы прислушаться к голосу разума, который всегда твердил тоном наставницы: «Применяя силу, будь готова к последствиям». Девушка была готова к последствиям, но только для себя. И когда Эммрик оказался в подобном состоянии, просто испугалась, и лишь воспоминания уроков алхимии в стенах кабинета леди Амелл спасли девушку от раскаяния и чистосердечного признания. Рук этим не гордилась, но и открываться не спешила.       Ей стало страшно и стыдно за свои поступки. Как бы прекрасен не был Эммрик в его сонном обличии, она не имела права пользоваться его слабостью и играть с этими чувствами. Не имела права водить за нос и хотеть узреть его тайны без согласия второй стороны. Уж слишком быстро девушка оставила за спиной их период романтики и перешла к откровенности желаний. Пусть мир и на пороге гибели, но никто не давай ей разрешения гнать телегу впереди лошади! И теперь вся эта шаткая конструкция валится домиком из хлипких игральных карт, норовя ткнуть голову девушки прям в её же ошибки.       Поначалу её всё устраивало и дарило силы на очередную интересную игру, манило продолжать погоню за весельем. Беззаботность и откровенность желания двух давали смелость на сражение и оставляли ментальное здоровье стабильным. Азарт всегда был лучшей частью девушки, а разделить его с любимым человеком и узнать о его тайных пристрастиях было невероятно приятно. И с каждым разом становилось всё более волнительно и безрассудно, оттого и возрастали ставки, риски. И вот к чему привели её заигрывания!       — Он мог пострадать куда серьёзнее! — Сквозь зубы возмутилась девушка на собственную беспечность, вонзая клинок по рукоять в очередного венатори.       — Ты могла навлечь на эти… Такие прекрасные отношения большую беду! — Сотворённый магический поток снёс с ног противника, что оказался в опасной близости к голове девушки.       — Идиотка! Всё могло закончиться трагедией! — уже завопила она, обрушив на группу врагов метеоритный дождь. — Он мог послать тебя за эту наглость куда…       Рук почувствовала резкий удар в бедро. Из-за своей беспечности и отсутствия концентрации в бою девушка пропустила клинок прямо в самое беззащитное место. Не смертельно, но очень болезненно, короткий кинжал вонзился в плоть и вошёл наполовину, напоровшись на кость. Врага тут же снесло массивным топором Тааш, отшвырнув на добрые несколько метров.       — Вашадан, Рук! Нитка, помоги ей! — Уже где-то в самой гуще сражения раздался голос кунари.       Хардинг не требовалось повторять или даже напоминать. Она уже привела Рук в чувство с помощью обезболивающего зелья и энергичных толчков за ворот одежды Стража.       — Рук! Что с тобой, умом тронулась?! Как можно такое пропустить? — Девушка без устали трясла командира, насылая всевозможные проклятия на её беспечность.       — Тише-тише, девочка. Я же не специально. — Рук весело тянула слова, попыталась вырваться из хватки и найти себе оправдание.       Через секунду Страж уже стояла на ногах, ощущая стекающую под штаниной тёплую кровь. Грязно выругавшись, Элизабет заморозила поле вокруг себя, прихватив на тот свет ещё парочку врагов. Бой был окончен, но радости от этого не прибавилось. В носу девушки защекотал мороз, пальцы онемели и едва сгибались от внезапно навалившейся усталости. Рук зашаталась, пытаясь сохранить равновесие с помощью посоха, тяжело задышала и громко закашляла.       — Дурацкие яды. Ненавижу…       — Поделом тебе. Это за то, что ты сделала с ним… — подумала Рук, прежде чем наступила абсолютная тьма.       Эммрик снова в комнате Рук без приглашения или даже банального согласия на простое: «Могу ли я войти?» Он узнал о возвращении девушки ещё около часа назад благодаря своему дару и шуму снаружи. Девушка шутливо ругалась с Хардинг о безбашенности командира, о безрассудстве и стремлении напороться на нож. Рук заливисто смеялась, подвергаясь нападкам нравоучения гнома, и говоря, что за это её и выгнали из Вейсхаупта. Но и за это же — любят все вокруг. За смелость, силу и креативность. За этот громкий смех и яркую улыбку. За это Эммрик любил её сильнее всех.       Однако Хардинг колотила Стража по спине за дело, вечно твердя о невнимательности девушки в последнем сражении. Рассеянность привела не только к травме, но и к отравлению. Благо у разведчицы оказался с собой антидот, и всё обошлось лишь лёгким испугом. Если, конечно, проигнорировать воткнутый в бедро кинжал, потерю крови и последствия яда. В целом, они отделались лишь малой кровью, но Нитка настоятельно требовала полного контроля во время сражения, а сейчас — осмотреть рану Элизабет и минимизировать последствия. Эммрик даже не успел вмешаться, как три фигуры скрылись в купальне, и оттуда послышался призыв снять штаны и ругань. Через несколько минут к этим звукам прибавился и плеск воды, весёлый смех и ругательство на языке кунари. Эти трое хорошо проводили время, даже несмотря на события часом ранее.       И всё же Рук ранили, и она оказалась на своем диване после лечения Хардинг в нетрезвом состоянии. Попавший в её тело яд можно нейтрализовать выжимкой из эмбриума и эльфийского корня, но это же приводит к охмелению организма при большой потере крови. Сама по себе рана оказалась не столь опасной, а её лечение не требовало полного покоя. Поэтому Рук не отказалась пропустить пару стаканчиков с компаньонами того вечера.       Конечно же, когда вечер приятный, дело малым не ограничилось, и вот уже рядом с диваном в комнате девушки оказалась полупустая бутылка добротного бренди, в блюде на столике — виноград и половина плитки шоколада.       В комнате пахло алкоголем, мылом и… Рук.       Эммрик замер у самого дивана, увидев дремлющую на спине девушку, укрытую простынёй и даже не положившей под голову подушку. Очертания тела под тонкой тканью соблазняли и радовали глаза, но путали мысли, горячили нрав и тело. Тихое дыхание и маняще приоткрытые губы, мерно вздымающаяся грудь и явное отсутствие на теле верхней одежды… Эммрику стало до тошноты дурно от собственных мыслей. Однако он пришел сюда для определённой цели — помочь возлюбленной и убедиться кое в чём, что, возможно, изменит всё, что было между ними. В худшую или лучшую сторону — пока не понятно.       Рук тихо простонала, нахмурившись от слабой, но тревожащей боли в бедре. Хардинг подлатала её, но вылечить полностью была не в состоянии. Потому Эммрик опустился на колено и, после очень глубокого вдоха, аккуратно одёрнул простынь с одной стороны, где находилась беспокоящая сон травма. Перед взором открылась тугая перевязка со свежими следами крови, а в нос ударил сильный запах целебной припарки. Мужчина осторожно ослабил бинты, стараясь не задеть и не причинить дополнительную боль, недовольно отмечая про себя беспечность девушки. Смотреть на её ранения, а после помогать излечивать, всегда было особо болезненно для Эммрика. Будто его самого проткнули мечом, пару раз провертев рукоятью.       Рук протяжно застонала, когда его магия, что концентрировалась на кончиках пальцев, коснулась раны и погрузилась в плоть. Регенерация и восстановление были базисом знаний всякого Дозорного Скорби, но для Эммрика ещё и очередным поводом оказаться полезным для Элизабет. Самым настоящим счастьем было оказаться в её глазах чуточку лучше, приятней для общего будущего.       Мягкая и успокаивающая зелёная дымка окутала область ранения и затягивала края, принося покой и исцеление для раненой плоти. От облегчения Рук удовлетворительно вдохнула и, словно сбросив тяжкий груз, резко перевернулась поудобнее на бок, лицом к спинке дивана, обнажив спину для Эммрика. Мужчина замер, ожидая скорого пробуждения Рук, но послышалось лишь ворчание о чём-то, что он не смог разобрать. Девушка подтянула правую ногу повыше, выпятив ягодицы, и открыла для взора Эммрика то, чего он старался всеми силами избегать. Резко переведя глаза на изголовье, некромант откашлялся. Распущенные волосы Элизабет — такую прическу он видел очень редко, а была она очень красива — закрыли лицо и шею, в то время как одёрнутая простынь и поза открыла всё остальное. Всё, чего Эммрику в ночи желалось.       Маг шумно выдохнул. Процесс лечения утихомирил разум и фантазии, вернув в их отношениях баланс между почтением и одержимостью. Подобные ситуации, когда нужно помочь не словом, а делом, возвращали Эммрику способность мыслить здраво. Это давало шанс не думать о соблазнительном вырезе одежды Рук, о пошлой улыбке девушки из снов, о глубине сексуальности характера хозяйки его мечтаний или движений спящей сейчас девушки. Это помогало и держало на плаву от полного морального падения в её глазах. Но откровенный вид Рук снова нарушил всё, чему некромант и радовался, и желал прервать. Тяжело было отвлечься на что-то, что поможет его рукам не тянуться к прекрасному телу Элизабет. Мужчина зажмурился, когда понял, что откровенно пялится на почти обнаженные ягодицы, сокрытые лишь тонкой тканью натянутого белья.       На одной из них красовался тёмный цветок синяка…       Эммрик сжал наполненный бренди бокал, взятый секунду назад, и опустошил его одним махом. Горло обдало жаром алкоголя, а запах из воспоминаний заставлял ладони потеть. Много чего вдруг встало на свои места и обретало ясность. Но некроманту было сложно в этом признаться, потому последней преградой оказался хрупкое равновесие момента. Метаясь между решимостью и раболепием, Эммрик выпил ещё немного, не отрывая взгляда от тёмного синяка на ягодице Рук.       Всё и вправду становилось яснее, стоило только немного задуматься и перестать быть ослеплённым собственными мыслями и отрицанием невозможного. Нужно было лишь задержать взгляд подольше, прислушаться и наблюдать. Всё вполне реально и даже осязаемо было всегда. Просто только сейчас Эммрик решился в этом убедиться.       Мужчина присел на диван рядом со спящей девушкой и дал себе несколько секунд для смелости и принятия собственных намерений. Зверь его сознания больше не тревожил разум, не шептал над ухом, не требовал действовать, отбросить робость. Некромант просто принял его как часть себя и теперь искал ответов, глядя на беззаботно отдыхающую Рук. Её сонный стон и тихий шёпот на выдохе, где отчётливо и сладко прозвучало имя Эммрика, оставили любое сомнение позади. Теперь просто было желание принять всё с огромным удовольствием. Хотелось просто продолжать игру и наслаждаться ею. Хотелось быть тут и действовать.       Лёгкое поглаживание пальцами вдоль по её стопе, словно прощупывая грань глубины сна девушки, возбудили Эммрика сильнее прошлых мечтаний или прикосновений. Он почувствовал, что ему тяжело дышать, а в комнате не просто жарко, а душно до потери сознания. Но мужчина продолжил мягко проводить пальцами вдоль ступни до голенища, сдерживая шумное дыхание и собственные разбегающиеся мысли. Вниз и вверх, отыскивая порог сна, заманивая проснуться и поглядеть в глаза ночному гостю. Гостю, который ищет в этих прикосновениях ответы.       Мягкие касания перерастали в трение ладони по её коже в области согнутого колена, дополнялись слабым сжатием расслабленных мышц. Рук лишь тихо сопела, иногда едва слышно постанывая от удовольствия. Эммрик наблюдал, как иногда вздрагивают от приятных ощущений её плечи. Внимательно слушал, как шумно Элизабет проглатывает слюну, пока его собственного горло сохло от быстрого и возбужденного дыхания. Даже ничего не делая, девушка перед ним была аппетитна и желанна. С этим невозможно было не согласиться.       Дальше касания становились всё более требовательными. Вспыхнувшем в паху мужчины возбуждении, колотящееся сердце и тяжёлый собственный стон закладывали шумом уши и отнимали возможность здраво рассуждать. Но азарт продолжал гнал вперёд и давал возможность не свалиться от собственных действий без чувств. Эммрик посильнее сжал бедро Рук ровно посередине, где красовался расправивший крылья грифон. Прекрасный грифон, который мужчина отмечал во сне невесомым поцелуем. Тогда ему так хотелось впиться губами и зубами, услышать, как девушка вскрикивает от удовольствия!       Но сейчас ещё не настало время, стоит растянуть удовольствие ещё на один миг, слушая, как она вновь стонет под его пальцами. Мужчина вернулся к лёгким поглаживаниям и размеренным прикосновениям от пятки до шрама скверны на бедре, скрывавшегося узором молнии под тканью тёмного белья.       — Этот ли комплект износился?       Он пригляделся к нему внимательнее, но не нашёл и признака изношенности. Видимо, она купила его недавно и, выпив немного, решила порадовать и себя, и кожу красивой обновкой, насладиться мягкостью ткани. И бельё было действительно очень красивым, но явно не красивее того, что становилось источником влаги под ним. И уж точно не приятнее на ощупь. Эммрик понял, что аккуратно гладит Элизабет между ног большим пальцем лишь после третьего настойчивого касания, пока вторая рука уже крепко держалась за ягодицу, скрывая под собой тёмную отметину. Тот самый синяк, что он оставил прошлой ночью в этой комнате, на этом диване, на этой девушке.       Всё это время это была Рук.       Настоящая Рук, ответившая на его желание взаимностью. Рук, что стала проявлять столько рьяной инициативы, что Эммрик подумал, будто сходит с ума от собственных фантазий. Рук, которая покрывалась румянцем от первого поцелуя, мягко касалась ладоней, смущённо улыбалась на аккуратные комплименты. Рук, которая с желанием удовлетворяла его ртом при полном отсутствии опыта, с наглой улыбкой мастурбировала прямо на столе, обнаженная танцевала с ним в этой комнате… Нежная и горячая, мягкая и требовательная, застенчивая и страстная.       Это всё была одна она.       Эммрик с настойчивостью сжал ягодицу, проглатывая вновь проглотив вязкую слюну и не зная, как сдерживать себя ещё, кроме как молитвами хоть какому-то божеству. Но на самом-то деле сдерживаться уже не хотелось и не было нужды, ведь всё это время он натирал под тканью взмокшее лоно, слушая её стоны и слабо улыбаясь от удовольствия. Зачем сдерживаться, когда она и он получают наслаждение от этих действий? К чему притворяться, что это неправильно или грязно?       Только теперь Эммрик немного сменит правила их игры, поднимет градус и направит в нужное ему русло. Пора признаться себе, что игра не просто приносит удовольствие, а становится самым интересным событием за последние несколько десятков лет.       Эммрик продолжал гладить и дразнить её мягкими движениями по ткани белья, которое с каждой секундой намокало сильнее. Тихое постанывание и участившиеся вздохи девушки возбуждали и дарили смелость идти дальше. Добавить к простым прикосновениям и проникновения было проще простого. Тонкая грань приличия, что представляла из себя почти невесомые трусики, была небольшой преградой, преодолеть которую ему можно в два счета.       Эммрик закрыл глаза и дал себе немое согласие, за секунду оттянул край и прикоснулся уже к обнажённому лону. Чувство горячей влаги под пальцами не сравнить ни с какими жалкими касаниями через ткань. Он даже испугался, выдержит ли дальнейшее с честью, найдет ли в себе силы не кончить, лишь ублажая её… Ведь штаны так теснили возбуждение, а пах горел и требовал удовлетворить и самого Эммрика. Хотя бы рукой, глядя на девушку, лаская её, проникая пальцами и найдя в этом разрядку. Закончить хоть с этим и позволить себе продолжать доставлять ей удовольствие. Но, собравшись с силами, Эммрик утихомирил мысли и отметил, что ему некуда торопиться. Ночь ещё очень долгая.       Мысленно проведя расчет, но неотрывно лаская Рук, он открыл глаза и сразу же потерял себя в представшей перед ним картинке. Она была даже на вид невероятно красивая и мягкая, что говорить уж о прикосновениях. Темно-розовая, пульсирующая и такая манящая, так сладка и бархатиста… Такая узкая, когда его пальцы незаметно даже для Эммрика проникли внутрь осторожными ритмичными толчками. Внутри было тепло, тесно, жарко. Так податливо и маняще, что он стал настойчивей, быстрее задуманного. Почти потерял голову снова.       Невозможно было не хотеть её всегда. В любом виде — с обнажённым телом или в одежде, будь то рубашка или полный комплект доспехов — Рук остаётся Рук. Желанна, любима, мила его сердцу! Эммрик нашел в себе силы справиться с мыслью взять её, даже не разбудив, нагло ворваться плотью, показать силу своей похоти и сбросить наконец это напряжение. Пока не время, он ещё недостаточно хорошо расставил всё по местам. Всё ещё было огромное желание поиграть немного и вывести эту девушку на чистую воду.       Интересно, какое будет у неё выражение лица?       Эммрик ускорил движения своей руки и присоединился второй к ласке клитора, пока сонная Элизабет поджимала ноги и начинала уже дрожать. И каждый раз, когда она стонала, когда резко вздыхала и выдыхала, мужчина не мог не улыбаться, наслаждаясь процессом. От того, что она получала удовольствие, хотелось дарить ей ещё и ещё своих касаний, ласк и возможностей доказать, что он годится не только на милые свидания или романтические ужины. Частично он уже это доказал несколькими ночами ранее. И даже трижды.       Её влаги было вполне достаточно для продолжения ритмичных движений, но Эммрику хотелось добавить своей. А ещё сильнее попробовать Рук на вкус, узнать, насколько отличается фантазия от реальности.       — Что ты делаешь со мной? На что толкаешь мысли… — Тихо сорвался на стон его голос.       Он вынул из неё мокрые пальцы и со стыдом, но с огромным удовольствием слизал всё, что оказалось на них. И был это пир из неё одной — единственное и такое аппетитное блюдо! — но Эммрику показалось, что он вкусил плод чистой эссенции жизни. Так она была приятна, чуть солоновата и мягка, что хотелось сорваться и припасть уже губами, языком. Вытягивать из неё этот вкус и пить вечно, если его тело вообще сможет насытиться хоть когда-то. Ведь эта молодая особа не просто вкусная… Она слишком вкусная, чтобы остановиться лишь на этом.       Когда Эммрик увлажнил пальцы собственной слюной достаточно сильно, то ласка продолжилась. Уже готовая принять целых три, Рук простонала, когда он ворвался резко и ритмично, нашёл правильный угол, углубился и добавил скорости. Чтобы вытянуть её из лап сна, требовалось больше усилий, более грубой ласки, напора и требований по средствам движений. Вторая рука блуждала по коже, цепляя жадно каждый сантиметр. От поясницы по спине вдоль позвоночника, к лопаткам и крепким плечам. Касаться её тут было не менее приятно, чем вторгаться внизу. И, о Создатель! Как же она стонет…       Эммрик навис над ней почти у самого лица, застыл телом, но продолжал движения руками и слушал. Её дыхание, обрываемое стонами и тяжёлыми вдохами, улыбками сквозь сон и каждый раз едва различимым именем объекта фантазий на губах. Это приносило ему истинное счастье и возбуждение. Это толкало пальцы глубже и быстрее, манило вторую руку жать и касаться грубее. Это распирало пах, гоняло кровь и делало мысли тяжелее в разы.       Именно этого он и желал. Чтобы она стонала, шептала, чтобы её тело стало влажным. Чтобы она была с ним, под ним и принадлежала ему.       — Рук…       Знакомый запах волос — она, несомненно, использует мыло, которое он ей подарил, — и ароматного масла — она применяет и его, как это мило! — проникают в его нос и вызывают улыбку. Хотелось просто дышать этими ароматами вечно, зная, что Рук с большим удовольствием напоминает всем о своей любви к Эммрику. Он же с большим удовольствием предложит выманивать её из сна всеми доступными способами.       — Рук… Любовь моя. — У самого уха шепчет он, пытаясь разглядеть под копной платиновых волос её лицо.       Пальцы двигаться в ней с удобным ритмом, настаивая на пробуждении.       — М-м-м?       Она стонет от очередной волны удовольствия, вопросительно растягивая буквы. Эммрик улыбается и, убирая волосы с её лица, с большим удовлетворением отмечает, как дрожат губы Рук. Девушка хмурит брови, поджимает уста, стискивает челюсть, когда пальцы мужчины после размеренного ритма продолжают движение более резко, под иным углом.       — Я пришёл, чтобы насладиться вами снова. — Шёпот над её ухом откликается мурашками по всему телу Рук. — Разве вам хочется это проспать?       Девушка размыкает сонные глаза, чтобы вновь зажмурить от приятных прикосновений и напора, с которым Эммрик продолжает эту пытку лаской. Приятный сон, что снился ей в самом начале, перерастает в новый виток удовольствия, накрывая с головой. Всё сплетается воедино, и отличить реальность от вымысла становится почти невозможно.       — Эммрик… Вы снова пришли. Я так счастлива. — В её глазах мягкость и любовь.       Он смотрит неотрывно в эти опьянённые чувствами глаза и не может сдержать улыбки, почти переросшей в усмешку.       — Конечно. — Резкое движение пальцами, и Рук стонет протяжно и с надрывом, так как он хочет. — Я пришёл, чтобы вновь насладиться нашими чувствами. Снова сыграть в эту игру и поймать вас.       — Подчиняться или подчинять? — Она проглядела на его руку, что продолжала ласкать, и поджала губы от удовольствия. — Ох, кажется, ответ очевиден.       В её глазах азарт и желание. Похоть, что плещется через край и которой он не мог не восхищаться. Все эти эмоции она испытает по отношению лишь к нему одному. Эммрику, который отмерял полвека трудной жизни. К нему, скучному моралисту, любителю порассуждать о жизни и смерти. К нему, который теряет голову от её аромата и вкуса, раскрывая такие грани своей личности, что и представить невозможно. Молодая, горячая, востребованная… Она, в глазах которой желание быть именно с Эммриком и принадлежать только ему, вне зависимости от его собственных, даже самых смелых мыслей. Она, на кого у него не было и малейшего плана или надежды побороться. Она та, кого он получил и в ком теперь нуждался.       Нет смысла скрывать ничего. Нужно только закрыть последний рубеж и отдаться настроению момента. Превратить всё в реальность и наблюдать, попробует ли она сбежать. Эммрик не даст ей даже такого шанса. Не после того, что между ними было.       Мужчина накручивает волосы Элизабет на свою свободную руку и оттягивает назад, оголяя жаждущую прикосновений и поцелуев шею. Рук нравится это, она хочет, чтобы Эммрик был грубее и отдался своим желаниям. Как она хочет этого! Это желание в её глазах, на губах, в сокращающихся мышцах лона.       — Делайте со мной, что пожелаете, Эммрик. Я готова воплощать любую фантазию. — Она прерывается на стоны удовольствия, ведь мужчина ни на секунду не останавливается в своих уже грубых ласках.       Он улыбается на её слова о желании служить и целует в открывшуюся шею. В шею, которую он настойчиво терзал прошлой ночью, отдавшись желанию оставить на демонице Рук свой след.       Ну что же... демоница, которая пряталась, прямо перед ним. Осталось лишь признаться и выйти на новый уровень их отношений.       — Красивые отметины. Интересно, кто их оставил?