Отче

      Кошмары преследовали Гарри каждую ночь с тех пор, как он поселился у Матео. Возможно, сказывалось тревожное состояние, в котором он теперь находился перманентно.       Гарри казалось, что за ним следят.       Когда он шёл по улице в чужом обличье, непривычной одежде, под чужим именем, ему чудилась слежка.       Он оглядывался по сторонам, но никого не замечал подозрительного.       Наверное, он медленно сходил с ума.       Ночью оживали мертвецы с отрезанными головами, сгорающие к утру в Адском огне. Иногда снился зовущий его детский крик.       Гарри откуда-то знал, что, если мертвецы зовут с собой, нельзя за ними идти. Поэтому, когда Кей позвала пойти с ней, потому что страшно одной, он отказался. И потом всё утро мучился от иррационального чувства вины.       Впрочем, это чувство теперь навсегда въелось в него без возможности избавления.       Сегодня Гарри проснулся в четыре утра от ощущения, что кто-то смотрит на него в окно. Он боялся пошевелиться и сбить мерное дыхание якобы спящего человека. Сердце стучало так громко, что, наверное, слышно было в соседней комнате. В ушах пульсировала кровь, а от невидимого взгляда холодели пальцы на ногах.       Гарри не был трусом и не боялся Волдеморта, но ощущение неизвестного и оттого непонятного, внушало первобытный страх.       Переборов себя, он резко сбросил одеяло на пол и подбежал к окну, распахивая ставни.       — Эй, где ты? — заорал он в пустоту.       Тёмные глазницы окон далёких соседних домов молча таращились на него, а тишина была зловещим ответом.       Прохладный ветер остудил тёплое после сна тело, вызвав дрожь.       — Что случилось? Ты чего кричишь? — в комнату ввалился перепуганный заспанный Матео.       — Показалось, что кто-то за окном.       — На четвёртом этаже? — послышался скепсис в словах Матео. — И у нас защитные чары стоят, они бы просигналили.       — Я не знаю, просто так показалось.       — Наверное, тебе приснилось. Ты часто кричишь по ночам. Попей успокоительного, что ли, — посоветовал Матео. — Иначе операцию можем провалить.       Гарри потёр лицо руками и захлопнул окно, из которого уже невыносимо дуло.       — Я знаю. Просто столько всего произошло…       — Эй, я не стану тебе сочувствовать. Пожалуйста, уволь меня от своих излияний, — брезгливо произнёс Матео. — Малыш Паулиньо слишком много тебя слушал, вот и поплатился. Я же хочу остаться в живых.       И снова Матео был прав. Состояние Гарри никому не сдалось, кроме самого Гарри. Нужно приводить себя в порядок и идти вперёд.       Как и всегда.       Как и в семнадцать лет.       Правда, в семнадцать лет Гарри не был таким уставшим от жизни и не совершил ещё столько непоправимых ошибок.       Уснуть больше не получилось. Впрочем, Матео тоже не спал, звон чайной ложки об стенку кружки ясно давал понять, что её обладатель бодрствует и чрезвычайно нервничает.       Гарри стало совестно — столько людей он вовлёк в последствия своей ошибки.       Или ошибка была предопределена судьбой, в которую так верила Джинни?

***

      Первые весточки от друзей пришли уже в обед. Волдеморт, как ни в чём не бывало, появился в Ватикане, где состоялась их аудиенция с Папой Римским. Гермиона отметила нездоровую бледность лица кардинала, но Гарри лишь скептически хмыкнул: женщины любят видеть трагедию на пустом месте, и хотя Гермиона была самой незаурядной женщиной из всех, кого он знал, в её груди всё равно стучало романтичное и мягкое сердце.       Волдеморт не показывал вида, будто его как-то волнует, что Гарри сбежал от него. Он дал несколько интервью, прочитал напутствие новым архиепископам и неизменно сиял белозубой улыбкой.       Вот только «был чрезвычайно бледен» со слов Гермионы.       Смешно.       — Есть новости о крестраже? — с надеждой в голосе спросила подруга.       Гарри ответить было нечего. Пережёвывая мысли, он не вычленил ни одной толковой. И понятия не имел, где крестраж.       — Наверное, нужно проникнуть в дом, пока Волдеморта нет, и поискать.       — Это опасно, — возразила Гермиона. — И не факт, что крестраж будет храниться дома. Глупо.       — Согласен. Но вдруг Волдеморт решил сделать наоборот и запутать тех, кто будет искать?       — На его доме по-любому защитные и сигнальные чары. Ты не сможешь проникнуть.       — Есть аврорские способы снятия чар, — упорствовал Гарри. — Их можно снять бесшумно и пройти. Правда, обратно не восстановить, но, наверное, уже плевать. Волдеморт и так поймёт, что я что-то затеял.       — Ты можешь выдать своего начальника.       — Нет, я же тоже аврор. Я и до Италии знал много заклинаний.       Гермиона выложила еще добрую сотню предостережений, что было совершенно бессмысленно, потому что он и так знал, как нужно делать. Подруга беспокоилась, и это было логично, но Гарри не нуждался в её советах.

***

      — Кардинал пока остаётся в Ватикане, — сказал Гуццоло. — Думаю, наблюдает за распорядком дня Папы, чтобы потом организовать отравление зельем.       — Я всё обдумал. Проникну в дом Волдеморта и поищу крестраж, — твёрдо ответил Гарри.       — Прими все меры предосторожности. Возьми кого-нибудь из надёжных парней в подмогу. Попадёшься раньше, чем мы реализуем наш план — всё пропало.       — Попробую взять с собой Матео, если согласится.       — Куда он денется, — фыркнул Гуццоло.       Гарри сомневался, но Матео действительно согласился, правда, его лицо приняло такое выражение, что хотелось отхлестать мокрой грязной тряпкой. Гарри конечно же благоразумно этого не сделал, лишь сжал челюсти и сухо поблагодарил.       — Наверняка у твоего любовника миллион чар на вилле, — ворчал Матео, пока они собирались. — Поджаришь задницу, и план провален. Не надо ходить и искать эту чёртову штуку.       — А я чувствую, что надо, — уверенно сказал Гарри.       Сказать легко, а вот быть действительно уверенным — нет.       Матео раздражал своей дотошностью и правильностью. Возможно, у такого, как он, не бывает ошибок наподобие тех, что совершал Гарри. Наверное, он всё делает по каким-то неписаным стандартам и всегда знает ответы на вопросы, не лезет на рожон и точно не спит с заклятым врагом, усложняя собственную жизнь.       Они дважды проверили вшитые защитные чары на одежде, взяли кобуры с пистолетами, заряженные оглушающими заклинаниями, палочки и обычные острые кинжалы на случай рукопашной схватки.       — Сигнал — звонкий щелчок палочкой, выстрел пистолетом в воздух или громкий выкрик. Проверка связи каждый час. Если нет ответа, значит, считается сигналом о помощи, — проговорил Гарри. Маттео кивнул.       Возникло желание перекреститься, когда они приблизились к территории виллы. Мысль была глупой настолько, что Гарри нервно хихикнул, вызвав подозрительный взгляд Матео.       — Удачи, Поттер, — нехотя пожелал тот. Было заметно, как он опасается того, что может произойти, когда Гарри пересечёт невидимую границу особняка.       — Спасибо, — Гарри приготовил палочку и шагнул на территорию.       Специальные заклинания авроров не выявили особенных чар на вилле. Точнее, чары были, но они по-прежнему пропускали Гарри.       — Надеюсь, это не ловушка, — сказал вдогонку Матео, — и тебя не заманивают, как муху в паучье логово.       Волдеморт определённо ждал его, разница была лишь в том, что Гарри не знал, с какой целью.       Готовность отбиваться от всевозможных проклятий и защитных чар с каждым шагом ослабевала за ненадобностью. Гарри спокойно топтал гравий на дорожках, и ничто не останавливало его от проникновения в особняк.       Никаких чар не обнаружилось.       Внутри всё было так же, как Гарри помнил, разве что в гостиной отсутствовали ковер на полу (сгорел после Кей), несколько ваз, что разбились от потасовки, и исчез старинный комод, очевидно, его тоже сломали ненароком.       Он постарался выкинуть из головы воспоминания, что возникали при виде привычных предметов, и сосредоточился на поисках крестража.       Искать то, о чём понятия не имел — это в стиле Гарри. Это вообще вся жизнь Гарри. Казалось, всё позади, но прошлое не желало отпускать.       Он перерыл все вещи Волдеморта, заглянул в каждый ящик, но ничего подозрительного не обнаружил. Гарри прислушивался к своим ощущениям в надежде почувствовать темную магию крестража, но тщетно.       Дом всё больше превращался в место обыска, и Волдеморт точно обнаружит, что в его доме кто-то перевернул всё вверх дном, поэтому Гарри решил не скрываться.       Он просто заберёт свои вещи, чтобы Волдеморт подумал, будто бы Гарри вернулся именно за ними. Возможно, не стоило надеяться на такой расклад, но стоило попробовать, да и свою волшебную палочку хотелось бы отыскать. На работе выдали дежурную палочку, но та плохо слушалась.       Он заглянул во все возможные места, где она могла находиться, прежде чем в голову пришла одна здравая мысль.       Гарри рванул с места и дёрнул на себя шкафчик, где Волдеморт хранил важные вещи. Не настолько важные, чтобы прятать под замок, но крайне необходимые и полезные. У Волдеморта вообще была своя специфическая система хранения: он создавал кучу шкафчиков и сортировал своё шмотьё.       Палочка Гарри лежала сверху. С приклеенной к древку запиской.       «Гарри, милый, если ты читаешь эту записку, любовно приготовленную мной для тебя, значит, ты её обнаружил, когда искал что-то в моём доме. Я написал её, потому что просчитал тебя на два шага вперёд. Раньше я оценивал не твои поступки, а старикана Дамблдора, а к тебе относился, как к глупому мальчишке. Я учёл свои промахи и ошибки, спасибо, кстати, за то, что позволил узнать тебя. Без наших близких отношений, я не добился бы подобного. Забирай палочку, но знай: если ты уйдёшь из моего дома, то мы ещё сразимся и посмотрим, по-прежнему ли хорош твой Экспеллиармус, мой маленький отважный гриффиндорец?»       — Вот сучонок, — выругался Гарри.       Волдеморт знал, что он придёт, потому и не наложил чары. Но на что он надеялся? Что Гарри останется?       Гарри решил более не церемониться и собрал свои вещи, что не взял впопыхах. Попутно разыскивал крестраж, но это было всё равно, что искать иголку в стоге сена.       — Думай, думай, тупица, — обзывал он себя. — Ты вычислил, где палочка, вычислишь, и где крестраж. Нужно только поднапрячься, ты обязательно должен найти, Гарри.       Обидно, что Волдеморт видел Гарри насквозь, а Гарри его — нет. Иначе давно бы понял, где находится ебаный крестраж и что он из себя вообще представляет.       Он ещё добрых полчаса слонялся по дому, но, конечно, безрезультатно.       — Ну, что? — спросил уставший Матео, когда Гарри вышел на улицу. — Нашёл?       Гарри покачал головой.       — А что это за мешок? — кивнул Матео на собранные вещи.       — Мои шмотки. И я палочку нашёл свою.       — Хоть что-то радует.       Они молча вернулись домой, больше никак не обсуждая бесполезную вылазку. Гарри чувствовал себя виноватым, впрочем, не было ни минуты, когда он не винил бы себя.       Но он привык.

***

      На следующий день позвонила Гермиона и сообщила, что Волдеморт покинул Ватикан, и они возвращаются в Рим.       Правда, Гарри и без её звонка понял, что он вернулся, когда в рабочий кабинет Старшего аврора влетел телесный Патронус в виде змеи, одним видом роняя челюсть Гарри на пол.       Змея, подозрительно похожая на погибшего от его руки Фуси, прошипела на парселтанге:       — Забрал всё-таки свои вещи, милый? Я найду тебя, как нашёл мой Патронус.       — Что она говорит? — встревоженно спросил Матео.       — Что Волдеморт ищет меня, — мрачно объявил Гарри.       — Не забывай принимать Оборотное вовремя.       — Без тебя знаю, — огрызнулся Гарри.       Он, как чёртов лже-Грюм, заебался отхлебывать из фляжки противное зелье, чтобы ненароком не вернуться к своему облику.       А ещё он стал больше ругаться.       И больше курить.       Том не любил, когда от него пахло табаком. Но Тома больше не существовало, поэтому Гарри может курить сколько хочет, не опасаясь кого-то расстроить.       Он достал сигарету и молча покрутил в руке.       — Придурок, — бросил Матео, и Гарри вздрогнул.       Он уже позабыл о том, что в кабинете кто-то находился, кроме него. Человек, которому нагрубил просто так.       — Извини.       Наверное, это был первый раз, когда Гарри извинился, потому что брови у Матео взмыли вверх, даже выше дужек очков.       — Ладно.       После случившегося Гарри еще больше стало казаться, что за ним следят. Он еле сдерживал себя, чтобы не оборачиваться на улице.       Он стал чаще аппарировать в квартиру. Иногда перемещался камином.       Каждый телефонный звонок заставлял сжиматься сердце.       — Смени номер, — посоветовала Гермиона. Они с Роном появились на пороге сразу, как прибыли из Ватикана.       — Да, конечно.       — Однажды мы уже победили Волдеморта, сделаем это ещё раз, — уверенно произнёс Рон.       Вот бы Гарри его уверенность!       — Только, оказывается, мы его не победили, — возразил Гарри. — Он обвёл всех вокруг пальца.       — Но потерял память.       — И запал на меня.       — Вот мы и раскрыли тайну Темного Лорда, он гомосексуалом оказался! — попытался неудачно пошутить Рон, но под строгим взглядом Гермионы заткнулся.       — Гарри тоже нравятся мужчины, — заметила она.       — Блин, да я не могу просто сидеть с таким унылым лицом! — воскликнул Рон. — Жизнь только-только начала налаживаться, и всё в один момент рухнуло, когда оказалось, что Волдеморт жив, да еще и крестраж сделал новый. А мой друг с ним спал! С Волдемортом… Не с крестражем!.. Тьфу! Мне нужно как-то справляться с этим!       — Простите меня, — тихо пробормотал Гарри. — Я снова вас в это втянул.       — Заткнись, — угрожающе рявкнул Рон. — Мы доведём это дело до конца. Давайте думать, что может быть крестражем?       — Гарри, а не может ли крестражем быть какая-то твоя вещь? Как ты считаешь, ты дорог был В… Волдеморту?       Наверняка она еле сдерживала своё отвращение, говоря об этом, но Гарри было уже плевать.       — Я не был настолько дорог ему, чтобы из моих вещей делать крестраж. Он не умеет любить, помните? Думаю, он даже к змеям своим привязан больше, не зря же его Патронус — Фуси. Питон, которого я случайно прикончил.       — У Волдеморта есть Патронус? — выпучил глаза Рон. Гермиона открыла рот, закрыла и тут же принялась о чём-то усиленно думать. — Ни хуя себе.       — Интересно, о чём он думает, когда создаёт его? — задумчиво спросила Гермиона.       — О том, как стал Папой или Правителем Вселенной, — буркнул Гарри.       — Гарри, а вдруг он думает о тебе?       Рон скривился.       — Я убил его змею. Это несчастливое воспоминание, Гермиона, — она явно лишилась разума, решил Гарри.       — Я не думаю, что логика Волдеморта поддаётся объяснению. И всё-таки отношения с тобой сильно повлияли на него. Мне показалось, в Ватикане он был… грустен, — осторожно произнесла Гермиона.       — Ты несешь бред, — покачал головой Гарри.       — Гарри, ты просто попробуй поверить в это, — настаивала Гермиона. — Вдруг если ты поверишь, то сможешь найти крестраж. У нас всё равно нет других вариантов.       — Поверить в то, что он сделал крестражем вещь, принадлежащую мне?       — Ну, или связанную с тобой.       Гарри крепко задумался. Гермиона чаще всего была права, а он настолько разочаровался в Томе, что отвергал всяческие предположения, которые касались бы этой темы.       — Что он мог взять у меня?       Гарри относился к вещам равнодушно. Он хранил только нужные книги, подарки друзей и фотографии. Что такого могло быть у Гарри, чтобы Волдеморт сделал крестраж?       Они даже не делали особенных подарков друг другу. Гарри подарил Ангицию, но почему-то интуиция подсказывала ему, что змея — не крестраж. Даже банально из осторожности. У Волдеморта уже погибли две змеи, он не стал бы подвергать Ангицию опасности.       Очередной Патронус Волдеморта застал Гарри и друзей врасплох.       «Я найду тебя, милый. Прятаться от меня — тщетно. Я иду по твоим следам».       Патронус растаял в воздухе, оставляя чувство тревоги.       — Он пугает, — заявил Рон. — Хочет, чтобы ты дрожал от страха.       Гарри отмахнулся. Внезапная резкая мысль заставила его подскочить и рвануть к шкафу.       — Что случилось? — встревожилась Гермиона.       — Феликс Фелицис. У меня остался Феликс Фелицис, — ответил Гарри, рыская среди горы одежды, которую он свалил в кучу, как вернулся от Волдеморта. — Нашёл!       Заветный пузырёк, заполненный наполовину, лежал на дне мешка среди предметов первой необходимости.       — О, отличная штука, — сказал Рон, наблюдая, как Гарри опрокинул в себя флакон с зельем.       Феликс уже через минуту закипел в крови, вынуждая Гарри соображать. И действовать.       Жидкий концентрат удачи бурлил в сосудах, просветляя мысли.       Гермиона и Рон напряжённо смотрели на него.       — Пожалуйста, объясни нам. Не надо как в прошлый раз, — попросил Рон.       — Мне нужно аппарировать.       — Мы идём с тобой!       — Нет, — остановил Гарри жёстко. — Вам туда не стоит ходить.       — Но, Гарри?..       — Поверьте мне и ждите здесь.       Решимость переполняла.       Он знал, куда стоит отправиться.       Гарри мысленно сосредоточился и произнёс заклинание аппарации, вкладывая самое искреннее намерение оказаться в нужном месте.       Через пару секунд вихрь скрутил живот, и его унесло.       Голова больно ударилась о твёрдый камень, Гарри не смог приземлиться на ноги, измученный дальним и сложным перемещением, и просто упал плашмя. На удивление, он даже не расщепился. Феликс Фелицис тому виной, не иначе.       Холодный ветер ожёг лицо, когда Гарри поднялся. Гул мёртвых голосов доносился откуда-то издалека, снизу.       Шум волн, бьющихся о скалы тогда разрисовывал тишину, расплетал все узлы, и цветной пепел сомнений и грёз разлетался по ветру. Это в прошлой жизни им с Томом не было даровано голоса, но здесь — на краю мира — у них было эхо.       Судьба обещала измениться, но Гарри молил Господа о постоянстве. Крохотный обман ночи на рассвете представал перед ними во всей красе. Чем дальше они были ото всех, тем ближе друг к другу.       Он и сейчас слышал смутное неясное эхо. Чувствовал, как оно резонирует в груди — звонко и чётко. Том пытался говорить голосом разума, но Гарри тонул в чувствах, которые не должны были принадлежать только ему. Эти чувства дарил ему Том, не спрашивая согласия, благословения или разрешения. Ставил перед фактом так же, как Гарри ставил телефон на беззвучный — одно нажатие кнопки выбивало почву из-под ног. Оставалось надеяться, что можно найти дорогу обратно к себе — цельному, зрелому, сильному.       Он сразу увидел его — крестраж.       На пологом местечке одного из камней, на котором Гарри и Том сидели, прижавшись телами друг к другу добрую сотню лет назад, лежала рюмка.       Та самая, которую сделал Гарри в Венеции.       Том хранил её.       Том сделал крестражем вещь, принадлежащую Гарри.       Кривую, косую, некрасивую рюмку.       Просто потому, что она была сделана руками и губами Гарри.       Том вложил частичку души в то, что считал дорогим и ценным.       Стекло ощущалось под пальцами холодным и прочным — тёмная магия охраняла крестраж от случайного падения и повреждений.       Слово «поздно» нравилось больше, чем «никогда». Гарри произнёс его, как судья выносит смертный приговор, и казалось, что в душе нет места ни для чего человеческого. Даже Гарри не настолько человек.       — Хоть сто раз пытайся обмануть меня, сломать, заставить — я буду всё тот же, — сказал Гарри эху. — Я могу нарисовать любые декорации для нашего сна своим воспалённым разумом, но останусь лишь в тех, где нас с тобой поровну.       Эхо не ответило ему.       Рука лишь слегка дрогнула, когда он занёс её над обрывом.       Только по смятению почерневших волн Гарри понял, что достиг цели, потому что плеска было не слышно.       Край мира — всё равно, что ледяное Адское пламя. Всё, что попадёт в холодную мёртвую воду, превратится в ничто.       Гарри не знал этого, но он догадался.       И всё сделал правильно.       Чёртова сансара вновь пойдёт на круг.