Знакомые лица

Когда я возвращаюсь в Чикаго, я чувствую это.

Новая версия меня, я был там.

Я машу на прощание концу начала.

      От рассказанного на душе становилось легче. Вот только легче кому? Сострадание Чарли Морнингстар выливалось за края (Энтони видел это в глазах), но она держалась на удивление очень достойно, сохраняя профессиональную серьёзность и при этом не забывая слова поддержки. Энтони не стал сдерживать себя. В итоге сошлись на том же, с чего начали — амбулаторное наблюдение и возможность звонить в нужное время. Чарли в дополнение поделилась контактами хороших юристов, один из которых очень удивил парня. Он тоже был Морнингстаром. Её отец.       Последний день в компании Хаска и местного персонала пролетел так же быстро, как лихачи на гоночном треке. Тяжелее всего давалось общение с другом. Не хотелось терять с ним связь, не хотелось оставлять приятным воспоминанием, не хотелось превращать дружбу в знакомство. Поэтому пока была возможность он творил с ним всякие всячины. Вытворить их было несложно, тяжёлым занятием стало упрашивание. Хаск какое-то время морозился, говоря «херня это всё», но в итоге согласился. Взобрался на спину Энтони, и тот, хорошо обхватив его за колени, бегом понёсся по отделению. На обратном пути они поменялись местами. Успели захватить кресло-каталку и, едва не снеся на пути встречных и стоящих, прокатились с ветерком. На возгласы Вегги прекратить это занятие немедленно Энджел выкрикнул, что его выписывают и это его последний день в психушке, послав ей воздушный поцелуй.       Ночь была посвящена бурным темам — покер, выпивка и секс плавно перетекли в философию и политику. Были обсуждены, или как выразился сам Хаск — обосраны, все упомянутые лица. Болезненные темы не затрагивались в угоду сохранения хорошего настроения.       А затем настал черёд паковаться. С этим Энтони старался не спешить. Всячески оттягивал это занятие, то и дело бросая в воздух первопришедшие в голову мыслишки, чем вовлекал Хаска в диалог. И тот просто не мог отказать ему в этом. Энтони понял: ему тоже не хочется расставаться. Но делать тут больше нечего. Вопреки этому желанию, соразмерному тому, что испытываешь лёжа в постели утром и пытаешься продлить сон ещё на пять минуточек, надо было идти дальше.       В столовой вновь собрались все неравнодушные и не очень. События дня прощания с Пентиусом повторялись. Только теперь Энтони стоял не в стороне, а там — за столом с тортом. Теперь он смотрел на лица присутствующих, сияя от счастья, от этого тепла, что переполняло его грудную клетку, и приятного трепета сердца. Сколько он сделал шагов? Сколько из них было маленьких, незначительных, но важных? Кто был рядом, кто остался, а кто ушёл? Каким он стал в конце концов человеком?       — Сегодня мы отправляем в свободное плавание ещё одного нашего чудесного друга — Энтони. Его путь только начинается... — принялась вещать доктор Морнингстар, пока он неотрывно глядел только на одного человека в этом собравшемся круге.       Хаск одаривал его своей меланхоличной улыбкой, взгляд тёмных глаз был красноречивее всякой торжественной речи. Он выражал надежду и веру, чувства, которые нельзя было произнести вслух — слова бы их опошлили. И Энтони улавливал этот настрой, как самый откалиброванный радар, фиксировал частоту и транслировал в ответ, зная, что будет понят и услышан. Кто бы мог подумать, что этот равнодушный человек окажется куда душевней большинства?       Энтони улыбнулся ещё шире, в глазах защипало. Вот, что чувствовал Пентиус, и вот, что просто обязан был вскоре почувствовать и Хаск... Облегчение. Когда рвёшь с прошлым и избавляешься от этого ненужного балласта. Только вот Хаск не был балластом. Он был огромным воздушным шаром, летящим высоко над землёй. «И для этого необязательно отращивать крылья, Клементина».       — Энтони, ну же, давай, — вывела его из раздумий доктор Морнингстар и стрельнула глазками на тортик.       — Ох, да! — воскликнул Энтони и обхватил блюдо с небольшим кремовым десертом. — Ну, я не я, если не сделаю это.       Предупреждение было произнесено настолько быстро, что никто и вовремя среагировать не успел — все только ахнули, стоило Энтони зарыться лицом в жирный крем.       — Да, давно мечтал о таком! В тишине я не уйду! — воскликнул он, пуская смешки и ничего не видя. Послышался хохот и один выделяющийся среди него смех — не звонкий, как колокольчик, не певучий, как нежная трель, отнюдь. Этот смех был грубым, разорванным, немного пропитым, но искренним. Так смеялся Хаск.       Чьи-то маленькие ладошки кончиками пальцев смазали крем с его глаз, дав возможность взглянуть на этот мир по-другому. По-новому. И этот мир был полон бликов, слегка размытый, такой яркий и светлый, тёплый и уже не угрюмый, как прежде. Минутная радость, эффект, иллюзия, да что угодно, — он её ощутил. Как того и желал.       Пальцем, измазанным в креме, он осторожно тыкнул доктору Морнингстар в кончик носа. Попёр против всех правил, да, но... таков был он. Да и кто в самом деле откажет себе в такой маленькой шалости в столь счастливый день? Только по-настоящему несчастный человек...       А он был счастлив.

***

      Багажная сумка давно была наготове, личные вещи и средства коммуникации — возвращены обладателю. Энтони надел на себя белую водолазку, чёрные скинни и пиджак в полоску. Розовые полосы чередовались с белыми, ассоциируясь с леденцом. Хорошо, что Черри привезла демисезонную одежду, на выписку она не приехала — Энтони не стал сообщать. Решил сделать сюрприз.       Стоя в холле для посетителей, он взглянул на себя в зеркало ещё раз. Волосы уже почти доросли до длины короткого каре — он их всё время зализывал назад, — бледноватое лицо, вздёрнутый нос и столь отличительный томный взгляд двух разных глаз — естественного и татуированного.       — Красавчик! — самодовольно ухмыльнулся Энтони и подмигнул себе. — Даже лучше, чем при поступлении.       — Намного лучше, — подошёл сзади Хаск. Энтони увидел его довольное отражение. Отёк давно сошёл на нет.       — Ты с этой улыбкой на сытого кота похож, — отшутился он.       — Ну должно же во мне быть хоть что-то хорошее.       — В тебе много хорошего, дорогуша. Не только улыбка.       — Там такси приехало, — внезапно перевёл тему Хаск.       Энтони несколько поник. Значит, пора...       С тяжёлым вздохом взял с пуфа свою сумку и в сопровождении Хаска вышел в застеклённый тамбур. На улице было прохладно, моросил дождь, мелкой россыпью орошая стёкла, поэтому Энтони остановился и решил попрощаться тут, чтобы Хаска случаем не продуло.       Он повернулся к нему лицом.       — Рано или поздно все мы тут встречаем знакомые лица, — повторил он его слова, сказанные когда-то бесцветным голосом.       Хаск широко улыбнулся и покачал головой, мол, «вот так память».       — Надеюсь, что с тобой мы увидимся здесь не в роли пациентов.       — Да... — вздохнул Энтони и, нахмурившись, сокрушённо предложил: — А может, ну его, а? Может сбежишь со мной? В такси есть место. И у меня вещей не много.       — Не-а. Думаю... — Хаск достал из кармана серого худи пузырек спирта, оглядел его и вложил в ладонь Энтони. — Пора бы мне завязать с выпивкой. Быть может, начну сиять так же, как и ты.       — Что... Ты опять?.. — несколько огорчённо спросил Энтони, разглядывая флакон, однако Хаск не дал ему развить мысль.       — Это та самая, с которой ты меня спалил. С тех пор ни капли в себя не влил — зырь, наполовину полон. Отдаю тебе на память обо мне.       Он виновато почесал затылок, глаза спрятал, глядя в пол. От этого жеста Энтони пришёл в такое умиление, отчего бросил сумку на пол и порывисто обнял его, крепко сжимая в руке пузырёк.       — Я был рад знакомству с тобой, Хаск… — дрожащим голосом прошептал он ему в макушку.       — И я, обдолбыш, — грустно произнёс Хаск, своим обращением вызвав у обоих смешки. — Ну, бывай.       Он ободряюще хлопнул пару раз по его спине и отлип.       Энтони, утерев слёзы, кивнул на прощание и, подобрав с пола сумку, вышел на улицу. Задрав голову, он глянул наверх и втянул в лёгкие побольше свежего воздуха. Над землёй нависли густые, серые тучи. Пахло петрикором и особым запахом свободы с влюблённой меланхолией. Лицо обмокло от мелкого дождичка — нельзя было задерживаться. Не оборачиваясь, чтобы не передумать в последний момент, он двинулся в сторону ожидавшего его такси и сел в машину.       — Поехали, — вздохнул он и отбросил сумку на соседнее сиденье.       — Как приедем, отсосёшь? Как обычно, — знакомый голос Трэвиса прозвучал до скрежета в зубах отвратительно.       — Жёнушку свою проси, — запальчиво урезонил его Энтони.       — Ну я же не бесплатно. Ну хочешь, сверху докину? — взмолился таксист, глянув на заднее сиденье.       — Мне похуй. Сказал поехали. Езжай.       Трэвис огорчённо выдохнул. Впервые этот говнюк услышал от него отказ. И это чувство было... прекрасным.       Двигатель загудел, машина тронулась в путь. Домой. К Черри, к Большому Наггетсу, к новой жизни, за которую он решил бороться, вопреки всем невзгодам. Энтони глянул на сжатый в руке пузырёк, долго не сводил с него глаз и всю дорогу грустно улыбался.       «Спасибо за беседу, Хаск. Я надеюсь, что наши пути скоро пересекутся. Очень на это надеюсь...»