Код судьбы

      Раннее утро в трущобах начиналось совсем не так, как в идеальных городах элиты: никакого нежного света солнца, стекающего по гладким фасадам стеклянных башен, никакого аромата кофе, струящегося из автоматизированных кухонь. Здесь, внизу, и утро, и полдень, и вечер казались одной длинной сутулой линией жизни, почти неотличимой от ночи. Единственное, что позволяло понять, что наступил новый день — это слабый, колючий свет промышленных ламп, которые хоть и отключались на некоторое время для экономии энергии, но неизбежно включались вновь, хоть насколько-то освещая кривые улочки, завалы мусора и железных конструкций.       Под ногами хрустели осколки стекла и металлолома, а в воздухе стоял тяжёлый аромат гниения. Звуки мерного шороха, приглушённых разговоров и шумных перебранок образовывали фон жизни, на котором неслышно скользили те, кто умел приспосабливаться. В одном из таких уголков, в стороне от главных транспортных проходов трущоб, притаилась свалка — огромная, бескрайняя груда отходов, которую мало кто вообще считал стоящим местом для времяпрепровождения. Но здесь, среди ржавых обломков старых машин, полусгнивших коробок, разбитых модулей и электроники, промасленных тряпок и пластиковых трубок, трудился Фарлан.       Несмотря на скудный свет и постоянный риск пораниться, он скрупулёзно перебирал находки, стараясь обнаружить среди хлама что-то ценное. Ему были нужны детали — процессоры, платы, куски проводов, старые чипы, даже обрывки пластика, подходящего для корпусных панелей. Любая мелочь могла стать шагом к его цели. Над его головой, склонившись почти до опасной черты, нависали металлические балки бывших складов, когда-то принадлежавших давно заброшенным фабрикам. Эти балки ещё держались, словно упрямо не желая поддаться ржавчине до конца, но в любой момент могли рухнуть. Фарлан работал осторожно, выбирая путь среди шатких груд, но без паники — он привык к этому пейзажу, понимал логистику свалки, как опытный шахтёр понимает структуру рудника.       Его волосы, когда-то, возможно, светло-каштановые, теперь были покрыты слоем пыли и мелкой металлической стружки, а на лице красовались пятна грязи. Но глаза у Фарлана горели. В них читалась смесь упрямства и пытливости, будто он был учёным, соскребающим науку со стен этого мусорного царства. Он повторял себе, что если будет упорен, если соберёт достаточно деталей, то сможет собрать собственный компьютер — настоящий, пусть и самодельный. В условиях трущоб это была почти утопия, кому здесь нужен компьютер, для чего? Но Фарлан знал, что информация — это сила. Компьютер даст ему шанс проникнуть в запретные зоны данных, узнать, что скрывают элитные города, и, может быть, даже раздобыть полезные сведения о системе ДНК-тестов. Ведь в их мире ходили слухи, что результаты тестов предопределялись не генами, а волей тех, кто стоял наверху. Когда-то кто-то где-то шепнул об этом, и теперь легенды бродили по трущобам. И Фарлан хотел проверить эти легенды.       Вот он аккуратно приподнял металлическую пластину и увидел под ней искорёженный корпус чего-то, напоминающего старую вычислительную машину: несколько плат, ленты-дорожки, зубчатая деталь, вероятно, от приводного механизма. Осторожно, чтобы не обвалить всю груду, он вытащил плату, сдутой щёточкой убрал пыль и осмотрел её на свет. Паутина микросхем и дорожек, покрытых лаком, хоть и потрескавшимся, всё ещё несла следы былой функциональности. Если повезёт, среди этих микрочипов найдётся что-то годное. Фарлан не был профессиональным инженером, но он был самоучкой — тренировал свои навыки, разбирая и собирая примитивные устройства, ворованные у спящих бродяг или найденные в завалах. Его знание техники было фрагментарным, но упорным, как у человека, который пытается собрать пазл из осколков неизвестной картины.       Тихий шорох позади заставил его замереть. В трущобах не стоит пренебрегать мерами предосторожности. Он медленно обернулся. Из-за кривой стены, изготовленной из старых дверей и металлических листов, показалась Изабель — девушка с яркими, живыми глазами и рыжевато-коричневыми волосами, собранными в небрежный хвост. Изабель была воплощением того, что в трущобах не часто встретишь, оптимизма. Как она умудрялась сохранять улыбку, было загадкой даже для Фарлана. Но она улыбалась, глядя на него так, будто он сейчас нашёл не просто плату, а ключ к новому миру.       — Фарлан, привет! — позвала она вполголоса, чтобы не вспугнуть хрупкое равновесие этих нагромождений из мусора. — Опять копаешься? Надеюсь, найдёшь что-нибудь получше вчерашних железяк.       Вчера Фарлан откопал нерабочий вентилятор и несколько окислившихся чипов, которые, скорее всего, были уже бесполезны. Но даже это был прогресс. Он кивнул Изабель, жестом показывая: «Погоди, я занят», но та, как обычно, принялась оживлённо рассказывать о том, что ей удалось увидеть по дороге.       — Представляешь, — начала она, присаживаясь на корточки рядом с ним, аккуратно ставя ноги так, чтобы не осыпать груд металлолома, — вчера я слышала, как какой-то мальчишка из соседней улочки утверждал, будто у него есть дядя, который видел настоящую бумагу с кодом ДНК-теста! Представляешь, бумага! Не виртуальный экран, не голограмма, а реальная бумага. И говорят, что на ней были какие-то пометки, которые доказывают, что результаты можно менять! Но, конечно, это могут быть слухи.       Она сама понимала, что звучит как фантазия. В мире, где большинство документов — цифровые, где доступ к информации строго ограничен, бумажный документ — редчайшая диковинка. Но Изабель не теряла надежды, что где-то там, среди лжи и страха, можно найти доказательства несправедливости. Её глаза сверкали, когда она говорила об этом, будто о сокровище, которое вот-вот будет найдено.       Фарлан поднял взгляд от платы, мельком осмотрел Изабель. Она стояла на фоне груды мусора, но её фигура будто светилась внутренним теплом. Её голос был лёгким, неосторожно громким для такого места, но трогательным в своей искренности. Он знал, что многие здесь воспринимают её оптимизм как наивность, но для него и для Леви — их общего друга — она была источником внутренней силы. Когда всё вокруг тянет вниз, такая искра не даёт потонуть в отчаянии.       — Как бы там ни было, — продолжила она, притормаживая своё воображение, — нам бы не помешала любая информация, которую можно раскопать. Леви не говорил, но я вижу, как его грызёт мысль о том, что мы застряли в этой дерьмовой яме по чьей-то злой воле, а не из-за генов. Ты же знаешь, для него это личное.       Фарлан ничего не ответил сразу. Он аккуратно положил плату в сумку, которую носил через плечо, и лишь затем взглянул на Изабель. Он знал о Леви достаточно — знал, что тот вот-вот потеряет мать, что вынужден участвовать в боях, чтобы выжить. И знал, что Леви не верит в предопределённость их положения. Они все трое были своего рода микросообществом внутри трущоб, опорой друг для друга. Фарлан своей технарской жилкой, Изабель — несгибаемой верой в добро, Леви — силой и решимостью. Вместе они были лучом света в царстве помойки.       — Знаешь, — наконец промолвил Фарлан, понизив голос, — мне удалось немного продвинуться. Думаю, если я найду ещё пару подходящих чипов, смогу собрать простейшую машину. Без экрана, но с базовой функциональностью. Может быть, через неё я сумею подключиться к старым каналам, которые ещё не заблокировала элита. Стоит попытаться.       — Здорово! — отозвалась Изабель, хлопнув в ладоши, отчего мелкая ржавая пыль взлетела в воздух. Она тут же прикрыла рот рукавом, чтобы не надышаться ею. — Я знала, что у тебя получится. Мы отыщем правду, и тогда люди увидят, что вся эта система — бутафория!       Слово «бутафория» звучало громко, как вызов. Они оба понимали риск. Если элита когда-нибудь узнает, что кто-то из трущоб пытается покопаться в данных, последуют карательные меры. Но страх перед репрессиями не мог остановить их в стремлении понять, почему одни живут наверху в богатстве, а другие, обладая порой не меньшими талантами, гниют здесь, внизу.       Изабель поднялась, оглядела свалку, словно искала глазами, куда ещё можно заглянуть. Сзади слышался треск, будто кто-то передвигал большие металлические листы. Она улыбнулась, чуть покосившись на Фарлана:       — Слушай, а может, я попробую поискать что-то на другой стороне свалки? Вдруг там есть нужные тебе платы? Я же ничего в них не понимаю, но если что-то привлекательно блестит или выглядит как плата — принесу.       Фарлан лишь вздохнул, представив, что Изабель может перетащить к нему охапку бесполезного хлама, но он не имел права отказываться: любая помощь могла оказаться ценной. Ведь в этом деле важно количество попыток, иногда и метод перебора работал. Чем больше они найдут деталей, тем выше шанс собрать что-то дельное.       — Хорошо, — сказал он примирительно. — Только осторожнее, не завали себя железом. Если найдёшь что-то похожее на плату с мелкими деталями — принеси. А если увидишь что-то вроде квадратного модуля с контактами, это может быть процессорный блок, его тоже возьми.       — Поняла! — радостно откликнулась Изабель и нырнула в глубину валунов из мусора, двигаясь так быстро и ловко, что создавалось впечатление, будто она играет в прятки, а не ищет технологические сокровища.       Фарлан остался один, прислушиваясь к удаляющимся шагам. Вокруг свалки было немного людей — не все считали нужным возиться с металлоломом. Большинству было проще украсть или отобрать что-то у других, чем пытаться создать что-то своё из обломков. Но Фарлан предпочитал делать по-своему, опираясь на ум и терпение, вместо грубой силы.       Где-то высоко, над нагромождением ржавой арматуры и покосившихся перекрытий, мерцал тусклый искусственный свет. Он напоминал о том, что над ними есть иной мир: мир тех, кто живёт, не задумываясь о подобных проблемах, мир, которому плевать на трущобы. Фарлан, крутя в руках новую плату, чувствовал странный зуд в кончиках пальцев — предвкушение. Ему казалось, что, может быть, не сегодня, не завтра, но рано или поздно он соберёт достаточно деталей. Тогда они с Леви и Изабель поймут, как устроены те самые тесты, на которых зиждется всё это дурацкое разделение. Им хватит ума, чтобы найти лазейку, чтобы понять, где правда, а где ложь.       Он не мог сказать точно, подделывает ли элита эти тесты или просто использует удобную интерпретацию результатов, чтобы держать народ в подчинении. Но если существует хоть малейший шанс найти доказательства, Фарлан хотел использовать его. Так он сможет помочь Леви, который пробивает путь кулаками, а Изабель — которая пытается вселить надежду в других. Если они сумеют показать людям, что их судьбы предрешены не природой, а предательством, может быть, тогда появится шанс разрушить железные стены между социальными слоями.       Пока же нужно было продолжать копать. Он аккуратно поднял ещё одну ржавую пластину и заглянул под неё, прислушиваясь, не стоит ли за его спиной кто-то с недобрыми намерениями. Нет, всё чисто. Свои или чужие, в любом случае он должен быть готов. Но сейчас его интересуют только платы и чипы. Небольшие тусклые кусочки технологий, молчаливые свидетели былых времён, когда, возможно, мир был более справедлив. Или, по крайней мере, более понятным.       А над всем этим висела тень сомнений и напоминание о том, что отсюда путь наверх закрыт для тех, чей ДНК-тест признан «неудачным». Но если это ложь — её можно разоблачить. И пусть слова Изабель о бумажном документе и чьём-то дяде звучат как детская сказка, Фарлан не станет смеяться. Любой слух — это намёк. Любой намёк — это ниточка, за которую можно ухватиться, чтобы раскрутить огромный клубок лицемерия и рабства, скрывающегося за фасадом генетической справедливости.       Фарлан зажмурился на мгновение, представляя, что произойдёт, когда они узнают правду. Изабель будет смеяться и прыгать, Леви, возможно, только сожмёт губы, но в глазах у него вспыхнет огонёк — понимание, что он всё это время был прав, что не бывает такого, чтобы люди по рождению были бесполезны. А Фарлан… Фарлан будет стоять рядом, отдыхая после долгих часов, проведённых на свалке, зная, что его терпение не пропало даром.       Пока же, дыша густым воздухом, наполненным пылью и ржавчиной, он продолжал своё дело. Это было одно из тех нечастых занятий, что давали ощущение цели. И цель была велика, пусть даже, когда он вернётся, руки будут изранены мелкими порезами от острых краёв металла, пусть он вымотается и проголодается до чёртиков, но каждый добытый чип — это ещё один шаг к разоблачению. Ещё один кирпичик в стене их будущей свободы или хотя бы понимания.       Да, день только начался, а свалка готова подарить ему новую порцию загадок. Всё, что нужно — упорство.       Леви появился настолько бесшумно, что Изабель чуть не подпрыгнула, едва заметив его тень у подножия груды металлолома. От неожиданности она прикусила губу и распахнула глаза, будто он свалился с небес. Фарлан, не без удовольствия подмечая этот момент, хмыкнул и продолжил ковыряться в останках прибора, который мог когда-то быть серверным блоком.       — Братишка! — воскликнула Изабель, отойдя от неожиданности. — Как ты так тихо ходишь? Я же чуть сердце не потеряла!       — Это называется талант, — вмешался Фарлан, продолжая без особого интереса возиться с проводами. Он специально произнёс это слово с таким тоном, словно бы поддразнивал её. — Мы уже выяснили, что у каждого из нас талант. У меня — технологии, у Леви — кулаки, а у тебя, Изабель… хмм… попробуй угадать? — Он приподнял бровь, искоса глянув на неё.       Изабель мгновенно свела губы в тонкую линию, сложила руки на груди и сделала вид, что страшно обижена.       — Да-да, я знаю, что вы думаете, — наигранно надутым тоном проговорила она. — «Изабель — мисс Оптимизм», которая всегда улыбается, даже когда крыша падает на голову. А вы, конечно, такие реалисты, такие прагматики… Самолюбование технаря и суровость бойца!       Леви опустился на обломок бетонного блока рядом с ними. Его взгляд был слегка усталым после утренних хлопот, но в голосе слышалась решимость:       — Вы оба правы по-своему. Изабель, мы ценим твой оптимизм. Просто… он немного отличается от наших привычных взглядов на мир. Но это не значит, что он бесполезен. — Он пытался сгладить углы, чтобы не разгорелась лишняя перепалка. Уже достаточно проблем вокруг, чтобы ещё и между собой ссориться.       Изабель сменила обиженное выражение на лукавую улыбку:       — Ну уж спасибо, это звучит так воодушевляюще! «Оптимизм, который мы не можем понять!» Или «талант с сомнительной пользой»! Может, мне стоит записать это в своё резюме?       — А у тебя есть резюме, Изабель? — беззлобно усмехнулся Фарлан, привычно поддразнивая её. — Кому бы ты его отправила? Верхушке, чтобы они оценили твою жизнерадостность по генетическому коду?       Изабель закатила глаза, поняв, что тут он попал в точку.       — Вы же знаете, что никто не увидит наши резюме. Для них мы — отбросы, не достойные благ цивилизации. Но мы-то знаем, что это не так. Я вот до сих пор верю, наши способности что-то да значат, даже если мир пытается доказать обратное.       Леви, ссутулив плечи, провёл рукой по волосам. Он хотел перейти к главному вопросу, ради которого пришёл сюда, но для начала стоило разрядить атмосферу.       — Слушайте, у меня скоро ещё один бой. Если я выиграю, есть шанс попасть на отбор к чемпионату в городе света. Понимаете, о чём я? Если пробиться на тот турнир и победить, я смогу заработать достаточно денег, чтобы достать лучшие лекарства. И может даже… попробовать вытащить мать оттуда, где мы сейчас находимся. Ей ещё можно помочь. Она не умерла, ей ещё нужна наша поддержка и лечение.       Изабель внимательно посмотрела на него, её весёлый взгляд стал мягче. Она кивнула и подошла ближе.       — Леви, мы это понимаем. Мы все хотим, чтобы твоя мама поправилась. Если тебе удастся попасть на этот чемпионат, это будет шанс изменить хоть что-то. Но… этот путь опасный.       — Опасный, но реальный, — отозвался Фарлан, наконец отвлекаясь от платы и поднимая глаза к Леви. — Если бы ты мог добиться успеха там, в городе света, то с деньгами можно купить место под солнцем. Или хотя бы ресурсы, чтобы обеспечить нормальное лечение. И, может быть, даже… — Он замолчал, подбирая слова. — Даже выйти на тех, кто отвечает за эти тесты. Проверить, насколько они честны. Хотя… — Фарлан задумчиво прикусил губу.       — Пока у нас нет доказательств, всё только слухи. Мы можем подозревать, что результаты ДНК-тестов подтасованы, но не знаем как именно.       — Вот! — Изабель энергично махнула рукой, как будто нашла аргумент для своего оптимизма. — Вот для чего нам нужен твой компьютер. Если ты разберёшься с ним, может быть, получится проникнуть в какие-нибудь базы данных. Или хотя бы найти новую информацию о системе. Знаю, звучит безумно, но мы и так живём в безумных условиях.       — Надеешься, что я, ковыряясь в куче хлама, соберу компьютер, который взломает код элиты? — Фарлан развёл руками. — Ну да, почему бы и нет. С этим же настроем мы можем поверить, что Леви выиграет турнир и станет легендой. — Он специально произнёс это нарочито громким, театральным голосом, чтобы подшутить над двоими сразу.       — Эй! — запротестовала Изабель, снова делая вид, что дуется. — Я знаю, ты считаешь, что мой оптимизм — это какой-то недоталант, но ведь мы все делаем ставку на вещи, в которые пока не можем поверить. Ты — на свои чипы и платы, Леви — на свои кулаки, а я — на то, что мы сможем разрушить эту стену между нами и городом света.       Леви нахмурился, но скорее задумчиво, чем недовольно.       — Ты права. По сути, мы все верим в то, что у нас есть путь вперёд. Я дерусь, чтобы добыть лекарств и спасти мать. Фарлан пытается добиться доступа к информации, о которой нас лишили. Изабель… ты даёшь нам тот эмоциональный стержень, без которого мы бы давно опустили руки. Ты смеёшься, когда вокруг один мрак, и это не просто пустые слова. Мой талант в боях без твоего оптимизма был бы просто силой, направленной в пустоту.       — О, вот это уже комплимент! — хихикнула Изабель, ослабляя псевдообиженный вид. — А то я уже думала, что вы цените мой талант так же, как стекляшку, найденную на помойке. И всё-таки, Леви, расскажи поподробнее о чемпионате. Что будет, если ты выиграешь этот ближайший бой?       Леви прикусил губу, приглядываясь к ребятам, которые слушали его с неподдельным вниманием.       — Если я побеждаю, то меня допустят к отбору. Там уже не просто подземные бои за гроши. Там будут представители города света. Если выиграть там — можно получить большие деньги. Настолько большие, что они позволят нам купить многое. Лекарства самого высокого класса, возможно, даже доступ к медикам, которые лечат элиту. Мы могли бы повысить шансы матери на выздоровление. Она жива, но состояние ухудшается, и обычные порошки ей уже почти не помогают.       — Значит, тебе нужно победить, — подытожил Фарлан. Он задумчиво сощурил глаза, глядя на какую-то деталь у себя в руках, но мыслями уже был с Леви. — Но если там всё куплено? Если результаты боёв решены заранее? Впрочем… Это ведь не ДНК-тест, это драка. Может, твои кулаки будут более убедительны, чем любая коррупция.       — Ха, кулаки против коррупции, — пробормотала Изабель, улыбнувшись этой ироничной фразе. — Но, знаешь, Леви, ты не тот, кто сдаётся просто так. И мы будем тебя поддерживать. Если ты сможешь пробиться туда, для нас откроется хоть крошечная возможность взглянуть на их мир изнутри. А если мы узнаем правду о тестах, то, возможно, всё это начнёт рассыпаться, как карточный домик.       — Сначала нужно выиграть здесь, — напомнил Леви. — Мне придётся выйти на арену уже сегодня вечером. Противник будет серьёзный. Я слышал, что он тоже стремится участвовать в отборе, а значит, будет стараться выжать из меня все соки. Как только я покину трущобы, там уже ничего не будет предрешено нами. Но мы должны пытаться.       Изабель тихо кивнула. Она понимала цену этого боя — это не просто ещё один способ заработка или попытка добыть лекарства. Это шаг к чему-то большему. А возможно, и путь к разоблачению того, как на самом деле распределяются роли в этом обществе.       — Тогда мы за тебя, Леви, — твёрдо сказала она. — Даже если будем казаться наивными, даже если мой оптимизм снова покажется вам смешным. Я верю, что мы сможем вырваться из этого круга. Это же наш мир, не только их!       Фарлан приподнял плату, будто факел за их дело:       — За наш общий план, победа в бою, отбор в город света, а там… кто знает. Может, наши таланты наконец-то сработают так, как должны были сработать в справедливом мире. Даже твой оптимизм, Изабель, даже он найдёт своё истинное применение.       Изабель фыркнула, будто хотела побить его, но смягчилась:       — Всё равно вам от меня не избавиться, ребята. Барахтайтесь в своих платах и кулаках, а я буду зажигать ваш путь улыбкой и верой.       Леви поднял взгляд и посмотрел в сторону трущоб — туда, где среди сотен таких же бескровных существ страдает его мать. Она пока жива, и он сделает всё, чтобы её спасти. Он позволит себе верить в эти сказки о бумажных документах и поддельных тестах, если это даст ему силы идти вперёд.       — Тогда у нас есть цель. И время пошло, — подытожил он, сжимая кулак.