Вселикий Янус

Игорь стоял перед плитой в одних трусах и жарил глазунью. Настроение было хорошее, и он вдруг понял, что напевает себе под нос: — «Жабу ж за муде ты секи, сам». Блядь! Прилипло, не отвязаться… Яшка вошел на кухню непривычно рано, зевая во весь рот. — Ты чего, Яшка, ранняя пташка ты моя? — окликнул его Игорь. — Иду, короче, чтоб меня взяли, — сообщил Яшка сквозь зевок, потягиваясь. — Через конкурс позвали? — понимающе уточнил Игорь. Яшка сверкнул глазами — в них читалось: «Ничего себе, какая вовлеченность!» То, что за достигнутые успехи у него уже был пропуск на одно прослушивание вне очереди, легко было забыть — а Игорь помнил. — Не, другое, — лаконично сказал он. — А, — сказал Игорь. И, поскольку Яшка больше ничего не добавил, он хлюпнул перед сыном яичницу на тарелку и перевел тему: — Яшка! Певчая пташка. А напой ту песню хранцузскую опять. Яшка посмотрел на отца с сомнением: — Знаешь, их на самом деле больше одной… — Да ну тебя! — отмахнулся Игорь. — Которая про энурез конкрет. Ный. Видя, что Яшка слова не помнит и поэтому ничего не понимает, он напел мелодию. Слух у него был хороший, а окраска голоса напоминала Яшкину. Яшка мысленно пропел начальные слова, сообразил и посмотрел на Игоря в некотором удивлении: — Пап, а ты точно не хочешь походить на французский вместе со мной? Я смотрю, ты уже и тексты учишь. Отдельные фразы вон запоминаешь. — Ай, — чуть покраснел Игорь, — зачем мне этот хранцузский. Это так, баловство всё. — Ну, чтобы понимать, про что поешь, — убежденно сформулировал Яшка. — А что там, неприличное что-то? — Игорь нахмурился, явно намереваясь рассердиться. — Не, там всё нормально, — заверил его Яшка. Он поискал ручку и бумагу, не нашел, вместо этого быстрым постукиванием набрал на экране смартфона. — Держи. — Это что за?.. — Игорь был всё ближе к сердитому раздражению от непонимания. — Топорная транскрипция. — И, видя непонимание в глазах, Яшка пояснил попроще: — Давай, нос зажимай, и вместе. — Здесь про другое, — не поверил Игорь, пробегая глазами иностранные слова, раз в жизни написанные нормальными буквами. — Ты не спорь. Ты пой. Вместе. Так и выучим. — Ну ладно. Анкё-о-о-о-рррр… Чего ты ржешь? Ну действительно, че ты ржешь. Яшка взаправду согнулся пополам, захлебываясь смехом и не в силах вдохнуть. — Прости, — всхлипнул он наконец, утирая выступившие слезы, — не ожидал просто. Такого. Напора. Всё. Фух… — Он выдохнул, старательно стирая не поддающуюся воле улыбку. — Прости, всё. Давай по новой. — То-то же, — покосился Игорь. — Анкё-о-о-оррр… нузыде ке лён торрх, этрангтли де лерар, эноорев кё’лн крев, санзан ремаар… * — Да ты талант! — подбодрил его Яшка, когда они допели. — Давай ещё раз попробуем, теперь не всю дорогу хором. — Чего? — Пой, говорю. А я женскую партию. Игорь недоверчиво хмыкнул. Потом вспомнил, как Яшка заливал, мол, у древних вообще все роли мужики играли, женские в том числе, и решил не обращать внимания. Зато пришлось обратить внимание на кое-что другое. — А чего ты мимо поешь? — подозрительно осведомился Игорь, прервавшись. — Так надо, — со спокойной уверенностью заявил Яшка. — Для красоты. — Ты меня сбиваешь с панталыку, — буркнул Игорь — А ты держись, — мягко подтолкнул его Яшка. — Артистом, знаешь ли, быть не самое простое занятие. Но что уж тут. Брейвхарт терпел и нам велел. * Яшка в очередной осознал всю степень своей наивности, когда на кастинге в вожделенную рок-оперу не увидел ни единого знакомого лица. Кастинг проводился в подвале, куда надо было добираться по темному коридору с мигающими — как в фильме-ужастике — лампочками и где надо было сидеть и ждать в духоте среди множества таких же кандидатов низшего сорта. По крайней мере, такое впечатление об их ранге сложилось у Яшки, когда его впустили с горсточкой других претендентов, включили музыку и велели танцевать. Яшка обожал петь и без проблем двигался по сцене, но танцы были немного не его, а танцы без подготовки — тем более. Он сделал всё, что было в его силах, заручился заверением, что его могут позвать в массовку «бомжей» (прислужней Наирота), если будет надо, и обреченно поплелся домой сквозь дождь и ветер. Впрочем, на уныние у него было не так много времени. Надо было связаться с Савой и попросить его поаккомпанировать ему на гитаре (донаты на троих). Надо было посмотреть, в какую классическую постановку он мог податься со своим беспроигрышным пропуском. И, наконец, надо было провести стрим. Он уже давно дергал Ромку, а Ромка всё дожидался его. * — Я никак не могу насмотреться на этот новый фон, — признался Яшка, подправляя видеокамеру так, чтобы двойной портрет за его спиной был виден лучше. — Потому что у древних римлян двуликий Янус — это божество, глядящее в будущее и прошлое. Бог дверей, а значит, бог начáл и кон… — Кончáл, — просуфлировал сзади Ромка. Яшка обернулся, забрасывая локоть на спинку стула, и взглянул на него с такой степенью укоризны, что это было, считай, обвинением. — Ну что ты смотришь на меня так? — с ответным укором сказал Ромка. — Скажешь, не кончал? Яшка вздохнул, разворачиваясь назад и сокрушенно мотая опущенной головой, так, что челка полностью застила лицо, подметая столешницу. Он отбросил волосы назад, сдул непослушную прядь, угнездившуюся у тонкого крыла острого носа, и продолжил: — Бог начинаний и окончаний. Он открывал небесные врата утром и запирал их на ночь. Божество входов и выходов… — И входит, и выходит, замечательно выходит, — снова донеслось вполголоса из-за Яшкиной спины. — Ну что ты на меня опять так смотришь? Неприличный ты человек. Это из Винни Пуха. Что? Ослик Иа-Иа. Ладно. Так. Всё. Молчу, молчу. Яшка в последний раз смерил его долгим укоризненным взглядом и вернулся к камере: — Потому что в этом случае, понимаете ли, мы имеем дело с полиэконией. То есть: скульптура, где один образ перетекает в другой… * Неожиданная лекция не прошла мимо глаз и ушей Баянчиков. — И это человек с тройкой по истории, — пробубнила Надя. — Задрот он очень избирательно, — подтвердила Саша. — Эк его вставляет. — До сих пор все шутки-самосмейки не перешутил. — Короче, это нельзя оставлять просто так. — Определенно. Это надо взять на вооружение. — Определенно.