Jujutsu Kaisen [сборник]

Он чуть не потерял тебя.

Годжо Сатору

      Мир вокруг расплывается. Через твою одежду просачивается кровь, пачкая руки Годжо. На его обычно спокойном лице застыла маска паники. Голубые глаза широко раскрыты, Сатору тяжело дышит и никак не может сосредоточиться. Ты никогда не видела его таким — таким человечным, таким сломленным. Он прижимает тебя к себе, пытаясь остановить кровотечение дрожащими пальцами, но его безграничная сила кажется бесполезной перед хрупкостью человеческой жизни.       — Останься со мной, — умоляет он срывающимся голосом. Ты слышишь отчаяние и страх, которые он никогда никому не показывает. Его хватка усиливается, как будто одна только сила воли может удержать тебя в этом мире. — Ты не можешь оставить меня, только не так.       Зрение начинает заволакивать темнота, но ты фокусируешься на лице Годжо, на том единственном, что остается неизменным в этом хаосе. Его страдальческое выражение резко контрастирует с его обычной отчужденностью, причиняя тебе душевную боль. Ты пытаешься заговорить, успокоить его, но слова не идут.       — Не смей умирать у меня на руках, — яростно шепчет он, прижимаясь своим лбом к твоему. — Ты нужна мне. Пожалуйста.

***

      В прохладном воздухе больничной палаты витает стерильный запах антисептика. Годжо Сатору стоит у кровати, его обычно живые глаза сейчас затуманены бурей эмоций. Ритмичный писк кардиомонитора — единственный звук, который заполняет гнетущую тишину. Годжо протягивает руку и осторожно убирает прядь волос с твоего лица дрожащими пальцами, стараясь не задеть различные трубки и провода, которые, кажется, являются единственным, что удерживает тебя в этом мире.       Его разум — это бурлящее море «что, если» и «что должно было быть». Он должен был быть там. Он должен был защитить тебя. Его терзает чувство вины. Сатору с трудом сглатывает комок в горле и шепчет твое имя, надеясь на любой знак, любую вспышку отклика.       — Пожалуйста, — его голос срывается. — Ты должна проснуться. Я не смогу здесь без тебя.       Каждый день кажется вечностью, одно и то же мучительное ожидание, одна и та же отчаянная надежда, что, возможно, именно сегодня ты откроешь глаза. Он опускается на стул рядом с больничной кроватью, его обычно уверенная поза поникла, на Годжо давит тяжесть его беспомощности. Сильнейший маг в мире не может спасти единственного человека, который значит для него все.       В его мыслях проносятся воспоминания о твоем смехе, твоем тепле и о том, как ты помогла ему почувствовать себя человеком в мире, полном проклятий. Годжо цепляется за эти воспоминания, как за спасательный круг в бездне отчаяния. Он закрывает глаза, и одинокая слезинка скатывается по его щеке.       — Я люблю тебя, — шепчет он, его голос едва слышен из-за постоянного писка монитора. — Вернись ко мне.

***

      На третий день неустанного ожидания, когда забрезжил рассвет и первые лучи солнца проникли в окно, что-то меняется. Годжо дремлет и вдруг чувствует, как кто-то слегка сжимает его пальцы. С бешено бьющимся сердцем он резко открывает глаза и смотрит на твою руку, все еще лежащую в его ладони.       — Неужели?.. — шепчет он, в нем борются надежда и страх.       Затем Годжо замечает легкое движение: твои веки трепещут, словно пытаясь открыться. Затаив дыхание, он наклоняется вперед. — Давай, — бормочет он, его голос дрожит. — Ты сможешь.       Медленно, мучительно, ты открываешь глаза. Поначалу несфокусированным зрением осматриваешь комнату, но как только твой взгляд останавливается на Сатору, в нем мелькает искра узнавания. Слезы облегчения наполняют глаза Годжо, и он нежно сжимает твою руку, боясь отпустить.       — Привет, — шепчет он, голос мужчины прерывается от волнения. — С возвращением.       Твои губы приоткрываются, и, хотя это требует огромных усилий, тебе удается заговорить слабым голосом: — Тору…       Снова слышать твой голос — это как чудо. Годжо подавляет рыдание, горячо кивая. — Я здесь, — заверяет он, крепче сжимая твою руку. — Я здесь. С тобой все будет в порядке.       Слезы облегчения и радости смешиваются с затаенным страхом, пока он наблюдает, как ты медленно возвращаешься к жизни. Сильнейший маг в мире, когда-то чувствовавший себя беспомощным, теперь цепляется за надежду, что ты выздоровеешь. Ваши глаза встречаются, и в этот момент, несмотря на боль, трубки и провода, возникает связь, обещание исцеления и любви.       — Я люблю тебя, — шепчет он, наклоняясь, чтобы запечатлеть нежный поцелуй на твоем лбу. — И никогда не оставлю.       Ты выдавливаешь из себя слабую улыбку, чувствуя, как силы возвращаются с каждой секундой. — Я тоже тебя люблю, — отвечаешь ты, твой голос звучит как тихий шепот, но полон тех же непоколебимых эмоций.

Нанами Кенто

      Нанами сжимает тебя в объятиях, его обычно невозмутимое лицо застыло в панике. Руки мужчины все в красных пятнах, Кенто пытается остановить поток крови, хлещущий из раны в твоем боку.       — Не смей умирать у меня на глазах, — рычит он хриплым от волнения голосом. Он отрывает полоску от своей рубашки, пытаясь сделать повязку, но ясно понимает, что этого недостаточно.       У тебя перед глазами все расплывается, но ты видишь, что Кенто напуган. Нанами всегда такой сдержанный, но сейчас он просто разбит.       — Кен… — шепчешь ты, пытаясь удержаться в сознании, пытаясь остаться с ним. Он смотрит на тебя, и выражение его лица на мгновение смягчается.       — Останься со мной, — умоляет он срывающимся голосом. — Мне нужно, чтобы ты осталась со мной.

***

      Нанами Кенто сидит возле больничной кровати, непрерывный писк мониторов служит жестоким напоминанием о твоем хрупком состоянии. Его обычно стоическое поведение дает трещину, обнажая бурю эмоций. При виде тебя, такой неподвижной и бледной на фоне стерильно белых простыней, у него по спине пробегают мурашки. Слегка дрожащей рукой Кенто убирает с твоего лица выбившуюся прядь волос.       — Почему это должна была быть ты? — шепчет он хриплым от боли и разочарования голосом. Он наклоняется ближе, обводя глазами каждую черточку твоего лица, словно запечатлевая ее в памяти. — Ты должна быть со мной, бодрствовать, смеяться. А не здесь… не так.       Его гложет чувство вины, каждая проходящая секунда напоминает мужчине о его беспомощности. Он снова и снова прокручивает в голове моменты, приведшие к твоей травме, желая повернуть время вспять, защитить тебя, спасти. Мир снаружи продолжает двигаться, но для Нанами время в этой комнате застыло вместе с тобой.       Он берет тебя за руку и нежно сжимает ее, отчаянно надеясь на ответ. — Пожалуйста, вернись ко мне, — умоляет он. — Я не смогу без тебя.       Тишина, которая следует за этим, оглушает, давя тяжелым грузом на грудь мужчины. Нанами наклоняет голову, целуя твои костяшки, и по его щекам текут слезы. — Ты нужна мне, — едва слышно бормочет он. — Больше, чем ты можешь себе представить.

***

      Дни в стерильной больничной палате тянутся, как вечность, и каждое мгновение наполнено неуверенностью и тоской. Нанами Кенто остается стойким у твоей постели, он не покидает палаты несмотря на изнеможение, запечатленное в каждой черточке его лица. Ровный ритм мониторов становится монотонным саундтреком к его мыслям как постоянное напоминание о твоем состоянии.       Но вот, словно по тихим коридорам пронесся шепот чуда, в воздухе что-то неуловимо меняется. У Нанами перехватывает дыхание, когда он замечает, как слабо дрожат твои веки — знак, такой маленький, но значимый в огромном пространстве комнаты. Его сердце бешено колотится в груди, в мужчине борются чувство страха и надежды.       — Кен… — твой голос едва слышен, но он эхом разносится по палате, словно симфония, звучащая в его ушах. Нанами резко поднимает голову и встречает твой взгляд, те глаза, которые, как он боялся, больше никогда не увидит. Он все еще не верит, однако чувствует облегчение.       — Я здесь, — выдыхает он хриплым от волнения голосом, тянется к твоей руке и крепко сжимает ее, словно боится, что ты снова можешь ускользнуть. — Я всегда был здесь.       Ты с трудом пытаешься сесть, ослабев после перенесенного испытания, но в твоих глазах светится решимость. Нанами спешит тебе на помощь, предлагая свою неизменную поддержку, пока ты находишь в себе силы. Он наблюдает за тобой со слезами на глазах, и смесь всепоглощающей радости и глубокой благодарности переполняет его сердце.       — Я думал, что потерял тебя, — признается он дрожащим от волнения голосом. — Я не мог вынести мысли о том, что мне придется жить в этом мире без тебя.       Ты протягиваешь руку, касаясь пальцами его щеки, и тепло твоего прикосновения возвращает Кенто к реальности этого момента. — Я здесь, Кен, — заверяешь ты, и твой голос звучит нежной мелодией, которая успокаивает его душу. — И я никуда не уйду.

Сукуна Ремен

      Сукуна сжимает тебя в своих объятиях, сквозь его пальцы сочится кровь. Лицо двуликого искажено гримасой отчаяния, а глаза, обычно такие холодные и жестокие, отчего-то расширены, будто он испытывает страх.       — Жалкий человечишка, — рычит он, но в его словах нет злобы. — Ты не можешь умереть у меня на руках, не сейчас.       Ты едва слышишь его, в глазах темнеет, но ты улавливаешь нотки отчаяния в голосе мужчины. Сукуна, Король Проклятий, в панике. Это было бы смешно, если бы не было так больно.       — Рё… — слабо выдыхаешь ты. Он как-то странно смотрит на тебя, что ты не можешь понять выражение его лица.       — Ничего не говори, — приказывает он, но его голос звучит мягко, почти нежно. — Просто оставайся в живых.

***

      Сукуна Ремен стоит возле больничной кровати, белоснежные простыни резко контрастируют с кровью, которая все еще была на его кимоно. Глаза двуликого, обычно горящие злобным блеском, померкли от чувства, которое он отказывается называть. Его пальцы, так часто сжимавшиеся в разрушительные кулаки, неуверенно повисли над рукой его возлюбленной, теперь холодной и безжизненной.       Каждый вздох — это битва, каждый удар сердца — напоминание о жизни, которая ускользает у него на глазах. Монотонно пищат аппараты, насмехаясь над тишиной, воцарившейся в душе Сукуны. Он сталкивался с богами и монстрами, наслаждаясь их агонией, но это? Это мучение, которое он не мог себе представить.       — Проснись, — шепчет он, в его словах больше приказа, чем мольбы. Его голос, лишенный обычной жестокости, надламывается под тяжестью отчаяния. — Ты не можешь оставить меня в таком состоянии. Не сейчас. Никогда.       Но ответа нет, только ровное дыхание грудной клетки, поддерживаемое приборами. В Сукуне клокочет буря эмоций ярости и печали, которую он не может ни подавить, ни избежать. Он мог сокрушать горы и разрывать небеса на части, но все же был бессилен против этого жестокого поворота судьбы.       Опустившись на колени рядом с кроватью, Сукуна прижимается лбом к прохладному, неподатливому металлу каркаса, его дыхание сбивается, что является редким проявлением уязвимости. — Вернись ко мне, — шепчет он, и одинокая слеза скатывается по щеке двуликого, но он быстро вытирает ее, как будто ее никогда и не было. — Я не смогу без тебя.

***

      Дни сменяются ночами, и каждое мгновение отягощено невыносимым ожиданием встречи для Сукуны Ремена. Он бессменно сидит у больничной кровати, его присутствие — постоянная тень в стерильной палате. Приборы продолжают свою нескончаемую симфонию, но двуликий слышит только эхо собственного сердца, бьющегося в груди.       Затем, словно шорох в темноте, раздается движение. Подрагивание век, слабое подергивание пальцев. Сукуна инстинктивно протягивает дрожащую руку к лежащей перед ним фигуре.       — Эй, — шепчет он. — Ты меня слышишь?       И словно в ответ на его отчаянную мольбу, твои глаза распахиваются, и в некогда пустом взгляде читается узнавание. Слабая улыбка приподнимает уголки твоих губ, словно маяк надежды в море неопределенности.       — Куна… — бормочешь ты, твой голос слаб, однако наполнен силой, которая не поддается пониманию.       Сукуну захлестывает облегчение подобно приливной волне, смывая тени сомнений и страха. Он крепко сжимает твою руку, словно боится, что ты снова ускользнешь, если он ее отпустит.       — Ты проснулась, — выдыхает он дрожащим от волнения голосом. — Я думал, что потерял тебя.       Ты качаешь головой, и с твоих губ срывается слабый смешок. — Ты никогда не потеряешь меня, — шепчешь ты, и твои слова звучат как обещание, завернутое в вечную клятву.

Тоджи Фушигуро

      Тоджи обнимает тебя дрожащими руками, его обычно уверенной ухмылки не видно. Повсюду кровь, и он давит на твою рану с таким отчаянием, которого ты никогда раньше в нем не замечала.       — Давай, останься со мной, — хрипло бормочет он. Его безумный взгляд мечется по сторонам, словно ищет что-то, что могло бы помочь.       Ты пытаешься сфокусироваться на его лице, на решимости в его глазах. — Тоджи… — едва слышно шепчешь ты.       — Не смей умирать, — рычит он срывающимся голосом. — Я тебе не позволю.       Ты видишь страх в его глазах, который он так старается скрыть. Тоджи, человек, который всегда был таким сильным и непоколебимым, сейчас разбит. Ты хочешь утешить его, сказать, что все в порядке, но проваливаешься в темноту.

***

      Тоджи Фушигуро сидит в стерильной, слишком ярко освещенной больничной палате, и непрерывный писк мониторов — единственный признак того, что его партнерша все еще жива. Запах антисептика обжигает ему нос, смешиваясь с металлическим привкусом страха. Его глаза, обычно такие проницательные и расчетливые, сейчас затуманены чувством, которое он ненавидит и не хочет называть: беспомощностью.       Он сжимает кулаки так, что костяшки пальцев белеют, и смотрит на бледное, неподвижное тело на кровати. Тебя обвивают трубки, приборы выполняют работу, которая не под силу искалеченному телу. В голове Тоджи бушует буря гнева и вины, каждый вздох напоминает о его неспособности защитить тебя. Он протягивает руку, колеблется, затем, наконец, нежно кладет свою ладонь на твою руку. Кожа холодная, совсем не похожая на то тепло, к которому он привык.       — Мне жаль, — шепчет он хриплым непривычным голосом. Слова кажутся неуместными и жалкими на фоне тяжести чувства вины. — Я должен был быть там.       Воспоминания о смехе и украденных моментах покоя заполняют его разум, насмехаясь над тем, что он может потерять. Мысль о твоей улыбке, теперь скрытой за маской забытья, сжимает тиски на сердце мужчины. Тоджи, непобедимый, неприкасаемый, ловит себя на том, что молится богу, в которого никогда не верил, заключая сделку с любой высшей силой, которая может его услышать.       — Пожалуйста, — выдыхает он, слезы, которые он отказывается проливать, жгут мужчине глаза. — Вернись ко мне.       В палате царит уныние, непрекращающиеся звуковые сигналы и жестокое напоминание о его бессилии. С трудом сглатывая, Тоджи прижимается губами к твоему прохладному лбу. Ощущение холодной кожи вызывает в нем ненависть.

***

      Четыре дня в больничной палате тянутся бесконечно долго. Тоджи сидит у твоей кровати, его присутствие — безмолвная мольба о том, чтобы ты вернулась к нему. Каждое мгновение кажется вечностью, каждый удар твоего сердца — победой над надвигающимся призраком смерти.       И вот однажды утром, когда лучи солнечного света пробиваются сквозь занавески, тишину нарушает трепет век. Тоджи, не веря, наблюдает за происходящим затаив дыхание. В его груди зарождается надежда. Твои ресницы касаются щек — слабый признак того, что жизнь возвращается в твое хрупкое тело.       — Тоджи? — голос, слабый и хриплый, но безошибочно принадлежащий тебе, нарушает тишину.       Слезы облегчения застилают Тоджи глаза, и он наклоняется ближе с бешено колотящимся сердцем. — Привет, — бормочет он хриплым от волнения голосом. — Ты проснулась.       На твоих губах появляется слабая улыбка, в глазах мелькает узнавание. — Что случилось? — еле слышно спрашиваешь ты.       Тоджи берет твою руку и крепко сжимает, чтобы успокоить. — Ты пострадала, — объясняет он. — Но теперь с тобой все будет в порядке.       Ты изучаешь его лицо, находя утешение в глубине его взгляда. — Прости, — шепчешь ты.       Тоджи качает головой, убирая прядь волос с твоего лба. — Не извиняйся, — твердо говорит он. — Просто сосредоточься на том, чтобы скорее поправиться.

Юта Оккоцу

      Вокруг тебя расплывается лужа крови. Юта прижимает к себе твое обмякшее тело, но его руки дрожат. Весь мир сужается до одной точки, крики и хаос сменяются навязчивой тишиной, он не может сосредоточиться ни на чем, кроме легкого вздымания твоей груди, где каждый вздох — хрупкая нить, связывающая тебя с жизнью.       — Останься со мной, — умоляет он срывающимся голосом, прижимая руки к твоей ране, пытаясь остановить неумолимый поток крови. Твоя кожа леденеет, и панический холод проникает в кости Юты. — Пожалуйста, не оставляй меня.       Его сердце болезненно колотится, глаза застилают слезы, и он наклоняется ближе, шепча отчаянные обещания. — С тобой все будет хорошо. Я не позволю, чтобы с тобой что-нибудь случилось.       Мгновения тянутся нескончаемо долго, каждое из них — целая вечность мучений. Юта чувствует себя беспомощным, сила, на которую он обычно полагается, рушится перед лицом твоей уязвимости. Мир вокруг него, кажется, останавливается, и все держится на хрупкой надежде, что ты выживешь.       — Помощь уже в пути, — выдыхает он, хотя и не уверен, верит ли в это сам. Он цепляется за тебя, желая, чтобы ты держалась, боролась. — Просто побудь со мной еще немного. Ты нужна мне.       Несмотря на свой страх и отчаяние, он запечатлевает трепетный поцелуй на твоем лбу, безмолвно давая клятву, что сделает все, что в его силах, чтобы спасти тебя. Потому что ему невыносимо даже представить, что он может потерять тебя.

***

      По стерильным стенам тускло освещенной больничной палаты ползут тени, словно безмолвные призраки. Юта сидит у твоей кровати, на сердце у него невыносимая тяжесть. Твое тело пугающе неподвижно, переплетение трубок и проводов соединяет тебя с симфонией пищащих аппаратов. Он протягивает руку, его дрожащие пальцы касаются твоей холодной ладони, отчаянно нуждаясь в любом признаке жизни, любом проблеске отклика.       — Пожалуйста, — голос Юты срывается, его глаза щиплет от непролитых слез. — Пожалуйста, вернись ко мне.       Он мысленно возвращается к тому моменту, когда это произошло, — проклятым духам, крови, мучительному ожиданию прибытия помощи. Воспоминания словно безжалостная пытка, они крутятся в его голове, как бесконечная лента. Чувство вины терзает Юту, словно дикий зверь. Он должен был быть быстрее, сильнее, лучше.       — Я не могу потерять и тебя тоже, — выдыхает он, прижимаясь лбом к твоей неподвижной руке. Тишина в комнате давит, резко контрастируя с хаосом в его сердце. Каждая секунда растягивается в вечность, неустанно напоминая о хрупкой нити, на которой висит твоя жизнь.       Юта сидит, охваченный страхом и сожалением, цепляясь за надежду, что где-то во тьме твоего подсознания ты сможешь услышать его и его голос вернет тебя к свету.

***

      Палата залита мягким утренним светом, что приятно отличается от резкого свечения больничных светильников. Юта сидит на том же стуле у твоей кровати, его глаза отяжелели от усталости, но в них светится надежда. Он не отходил от тебя с того рокового дня, безмолвно охраняя от надвигающейся темноты. Словно в ответ на его непоколебимую преданность, твои веки дрогнули, открывая усталые, но, несомненно, живые глаза. Сердце Юты подпрыгивает в груди, и облегчение наполняет каждую клеточку его существа.       — Привет, — выдыхает он, в его голосе в равной степени слышны недоверие и радость. — Привет, ангел!       Ты моргаешь, и по мере того, как осматриваешься, туман беспамятства медленно рассеивается. Твой взгляд останавливается на Юте, и слабая улыбка приподнимает уголки твоих губ.       — Юта, — бормочешь ты. — Я… Я в порядке.       На глаза Юты наворачиваются слезы, он берет тебя за руку, и ты чувствуешь, как его пальцы дрожат от волнения.       — Ты напугала меня, — признается он, голос юноши хриплый от непролитых слез. — Я думал… Я думал, что потерял тебя.       Ты нежно сжимаешь его руку, безмолвно заверяя, что ты все еще здесь, что никуда не уйдешь. В этот момент, окруженные жужжанием аппаратов и запахом антисептика, вы оба понимаете, что вам дан второй шанс — шанс исцелиться, любить и дорожить каждым мгновением, проведенным вместе.

Мегуми Фушигуро

      Лицо Мегуми бледнеет, а глаза в панике расширяются, его обычно спокойное поведение трещит по швам. Он сжимает тебя в объятиях, и сквозь его пальцы сочится кровь.       — Останься со мной, — умоляет он дрожащим голосом. Мегуми пытается остановить кровотечение, но он не целитель и понимает это.       — Мегуми… — шепчешь ты, твой голос слаб. Он смотрит на тебя глазами, полными страха и отчаяния, не выпуская из своих объятий.       — Ты не можешь умереть, — его голос срывается. — Не сейчас, не здесь.       Ты хочешь сказать ему, что ты пытаешься, что борешься, но темнота сгущается. Последнее, что ты видишь, это заплаканное лицо Мегуми и его глаза, наполненные душераздирающей смесью страха и решимости.

***

      В больничной палате царит удушающая стерильность, тихий гул приборов и слабый запах антисептиков. Мегуми сидит у твоей кровати, на его обычно невозмутимом лице застыла маска отчаяния. Он не отходил от тебя ни на шаг с момента инцидента, темные круги у него под глазами свидетельствуют о бессонных ночах, наполненных беспокойством и самобичеванием. Его рука сжимает твою, пальцы Мегуми слегка дрожат, как будто он боится, что ты ускользнешь, если он хотя бы чуть-чуть ослабит хватку.       — Почему? — шепчет он, нарушая гнетущую тишину. — Почему это должна была быть ты?       Его глаза, обычно такие проницательные и настороженные, остекленели от непролитых слез. Он прижимается лбом к тыльной стороне твоей ладони, находя в тепле твоей кожи слабое утешение. Звуковой сигнал монитора — жестокое напоминание о том, что ты здесь, но не по-настоящему.       Чувство вины безжалостно гложет его. Предполагалось, что он должен был защищать тебя, быть достаточно сильным. И все же ты здесь, в ловушке этого хрупкого состояния, а он чувствует себя еще более беспомощным, чем когда-либо. Воспоминания о твоем смехе, твоей силе, твоем неистовом духе наполняют мысли Мегуми, и каждое из них словно удар кинжала в сердце. Он жаждет снова услышать твой голос, увидеть искру в твоих глазах, благодаря которой все кажется возможным.       — Ты нужна мне, — бормочет он. — Пожалуйста, вернись ко мне.       Слова повисают в воздухе в отчаянной мольбе ко вселенной, ко всему, кто, возможно, слышит. Мегуми остается в больничной палате рядом с тобой, желая, чтобы ты боролась, проснулась и нарушила это мучительное молчание.       И пока он сидит там, в нем борются надежда и отчаяние, и он молча клянется никогда больше не выпускать тебя из виду.

***

      Мегуми все эти дни сидит возле твоей постели, позволяя себе отвлечься только для того, чтобы поесть или умыться, его преданность непоколебима, даже когда усталость давит ему на плечи. И вот, словно слабый проблеск надежды в темноте, в воздухе что-то меняется. Все еще держа тебя за руку, он чувствует слабое пожатие, отклик настолько слабый, что его можно принять за игру воображения.       Его сердце подпрыгивает в груди, когда он поднимает голову, ища на твоем лице хоть какие-то признаки сознания. И вот оно — трепетание ресниц, подергивание губ. У Мегуми перехватывает дыхание, а на глаза наворачиваются слезы, пока он наблюдает, как ты медленно пробуждаешься из глубин бессознательного состояния.       — Эй, — шепчет он дрожащим от волнения голосом. — Ты меня слышишь? — Мегуми сжимает твои пальцы, ища утешения в тепле прикосновения.       Твои глаза распахиваются, сначала затуманенные и рассеянные, но потом в них появляется понимание. Слабая улыбка приподнимает уголки твоих губ, и ты сжимаешь его руку в ответ, безмолвно подтверждая, что ты все еще здесь, продолжаешь бороться. Мегуми переполняет облегчение, и он наклоняется ближе, прижимаясь лбом к твоему. — Слава богу, — бормочет он сдавленным от волнения голосом. — Я думал, что потерял тебя.

Итадори Юджи

      Юджи прижимает тебя к себе, на его лице застыла маска панического страха. Повсюду кровь, в том числе и на его руках, пока он пытается остановить кровотечение.       — Пожалуйста, останься со мной, — умоляет он. Его глаза широко раскрыты в отчаянии, и ты видишь, что на них вот-вот навернутся слезы.       — Юджи… — удается прошептать тебе. Он смотрит на тебя с таким страданием.       — Ты не можешь умереть, — его голос дрожит. — Я тебе не позволю.       Юджи изо всех сил пытается скрыть эмоции, не показывая тебе своего страха. Юноша, который всегда был полон жизни и решимости, полностью разбит. Ты хочешь успокоить его, сказать, что все будет хорошо, но проваливаешься в темноту…       Последнее, что ты чувствуешь перед тем, как потерять сознание, — это тепло его руки в своей и дрожь его пальцев. Итадори держится за тебя, отказываясь отпускать.

***

      Стерильный запах антисептика тяжело витает в больничной палате, смешиваясь с удушающей тишиной, в которой, кажется, тонет Юджи Итадори. Он сидит у твоей постели с покрасневшими глазами. Тишину нарушает лишь постоянный звуковой сигнал кардиомонитора, который служит напоминаем о твоем тяжелом состоянии. Его грубая рука, дрожа, сжимает твою, желая вернуть хоть какое-то подобие тепла в твои холодные пальцы.       В сердце Юджи буря, разбивающаяся волнами вины и беспомощности о хрупкий берег его решимости. Он шепчет твое имя; прерывистая молитва слетает с его губ, вопреки всему надеясь на признак жизни. Каждое движение твоей груди — это жестокий парадокс: подтверждение того, что ты все еще здесь, и суровое напоминание о глубокой пропасти между твоей реальностью и его тоской.       Воспоминания о твоем смехе, твоих прикосновениях, о том, как твои глаза светились радостью, преследуют его. Они насмехаются над ним с жестокой иронией — моменты, которые так ярко запечатлелись в его памяти, но ты лежишь неподвижно, ни на что не реагируешь, пойманная в ловушку сна, до которого ему не добраться. У Юджи перехватывает дыхание, к горлу подступает рыдание, но он проглатывает его, заставляя себя оставаться сильным ради тебя, даже когда каждая клеточка его существа угрожает разорваться на части.       Он наклоняется ближе, касаясь лбом тыльной стороны твоей ладони, и закрывает глаза, как будто может разбудить тебя одним усилием воли. — Пожалуйста, — выдыхает он, его голос срывается от тяжести отчаяния. — Пожалуйста, вернись ко мне. Я не знаю, как справлюсь без тебя.       Тишина оглушает, а лишь видимость твоего присутствия — это зияющая рана в его душе. Юджи больше не сдерживает слез, и они прокладывают дорожку по его щекам, каждая капля — свидетельство его непоколебимой любви и невыносимой боли от того, что он видит, как ты ускользаешь все дальше.

***

      Проходит несколько дней, каждый из которых кажется вечностью для Юджи Итадори, который все это время находится рядом с тобой. Но затем, когда утренний свет проникает сквозь занавески, тишина больничной палаты слегка меняется. Трепет ресниц, слабое подергивание пальцев — знаки такие незначительные, но они пробуждают Юджи от беспокойного сна.       Он резко открывает глаза и смотрит на тебя, едва осмеливаясь поверить в то, что видит. Твои веки трепещут, а затем мучительно медленно поднимаются, и ты открываешь глаза, затуманенные смятением и болью, но, несомненно, проснувшиеся.       — Привет, — голос Юджи срывается от волнения, облегчение захлестывает его подобно приливной волне. — Ты проснулась. — Его рука, которая ни на минуту не отпускала твою, сжимает твою ладонь, словно привязывая тебя к этому моменту, к реальности.       Ты медленно моргаешь, пытаясь сосредоточиться, осмыслить окружающий мир. Комната кажется чужой, писк мониторов незнакомым, но в присутствии Юджи рядом есть что-то, несомненно, успокаивающее.       Ты с усилием выдавливаешь из себя слабую улыбку и поворачиваешь голову, чтобы встретиться с ним взглядом. — Юджи, — шепчешь ты, твой голос хриплый от долгого молчания, но звучит музыкой для его ушей.       Слезы застилают глаза Юджи, он наклоняется вперед и нежно целует тебя в лоб, его переполняют облегчение и радость. — Я здесь, — шепчет он, его голос дрожит от волнения. — Я здесь, и я никогда больше не покину тебя.

Тоге Инумаки

      Чары рассеиваются, и ты падаешь в объятия Тоге, но твое тело отяжелело и не реагирует. Он проверяет твой пульс, чувствует слабое биение и шепчет дрожащим голосом: — Останься со мной.       Его проклятая речь теперь бесполезна, каждое слово, которое он хочет выкрикнуть, застревает в горле. Тоге охватывает паника, и он сжимает тебя крепче, как будто, прижимая тебя к себе, может каким-то образом удержать тебя в живых. — Пожалуйста, — шепчет он, его глаза расширяются от страха.       Он пытается зажать твою рану, но его руки неудержимо трясутся, когда кровь пачкает пальцы. Вид твоей крови, звук твоего прерывистого дыхания — это кошмар, от которого он не может очнуться. — Ты не можешь оставить меня, — умоляет он.       Время тянется нестерпимо медленно, каждая секунда словно нож вонзается в его сердце. Он не может потерять тебя. Эта мысль невыносима, он вот-вот провалится в темноту. Тоге прижимается лбом к твоему, его слезы смешиваются с кровью на твоей коже.       — Ты должна бороться, — говорит он, задыхаясь от отчаяния.       Он прижимается губами к твоему лбу, безмолвно молясь, обещая, что больше никогда и ничему не позволит причинить тебе боль. Мир вокруг него меркнет, и все, на чем он может сосредоточиться, — это на слабом, хрупком биении твоего сердца. — Останься со мной, — повторяет он едва слышно. — Ты нужна мне.       Боль в его груди невыносима, но он отказывается отпускать ее. Инумаки цепляется за надежду, что ты выживешь, что ты откроешь глаза и снова улыбнешься ему. Потому что он знает, что не сможет вынести эту боль, если потеряет тебя.

***

      Тоге Инумаки сидит у больничной кровати, и на сердце у него тяжело от невысказанных слов. Ритмичный писк мониторов — единственный звук в стерильной комнате, который постоянно напоминает о хрупкости жизни. Его партнерша лежит неподвижно, с закрытыми глазами, ее дыхание неглубокое, но ровное. Множество бинтов прикрывают раны — свидетельство битвы, в результате которой ты балансировала на грани жизни.       Горло Инумаки горит от желания заговорить, излить свои чувства, но он знает, что даже сейчас его проклятая речь может принести больше вреда, чем пользы. Он крепко сжимает твои руки, его пальцы дрожат. Юноша безмолвно плачет, роняя слезы на простыни. В его голове проносятся воспоминания о вашем совместном времяпрепровождении, твоем смехе, разделенных моментах радости и печали. Ему до боли хочется снова услышать твой голос, увидеть, как твои глаза загораются жизнью.       Чувство вины гложет его, как дикий зверь. Тоге винит себя за то, что его не было рядом, за то, что он не защитил тебя. Он бы мгновенно поменялся с тобой местами, если бы это означало, что ты бы проснулась, улыбнулась ему и сказала, что все будет хорошо. Слова, которые он не может произнести, душат, тяжесть его любви и страха давит на грудь. Все, что Тоге может делать, — это ждать, надеяться и молиться, чтобы ты вернулась к нему, чтобы ему не пришлось жить в этом мире без тебя.       Но сейчас он в ловушке этой безмолвной пытки, и его сердце разрывается с каждой секундой.

***

      Дни сменяются ночами, и с каждым мигом уверенность в том, что Тоге остается по-прежнему сильным рядом со своей партнершей, тает. Но однажды туманным утром, в тишине палаты что-то слегка меняется. Его любимая шевелится, и ее веки открываются, словно нежные лепестки, раскрывающиеся навстречу рассвету. Сердце Тоге делает кульбит, его переполняет бурная смесь облегчения и дурных предчувствий. Он, затаив дыхание, наблюдает, как твой взгляд скользит по комнате, наконец останавливаясь на нем. На мгновение ваши взгляды встречаются, и в этом мимолетном обмене между вами проскакивают целые тома невысказанных слов.       Твои губы медленно разжимаются, и хриплым шепотом, словно хрупкая мелодия, с них срывается имя любимого. В глазах Инумаки наворачиваются слезы, но на этот раз это слезы радости и надежды, возродившейся на грани отчаяния.       Он наклоняется ближе, протягивает руку, чтобы коснуться твоей щеки, дрожа от предвкушения. И затем едва слышно произносит слова, которые давно хотел сказать, отбросив всякую осторожность.       — Я здесь… Я люблю тебя.       В твоих глазах светится узнавание; понимание, как будто ты тоже ждала этого момента. И в это мгновение тяжесть, давившая на сердце, начинает спадать, сменяясь вновь обретенным чувством надежды и обновления.