Первое лето, когда мы...

— Шаст, блин, давай быстрее, близко уже гремит… — Арс, она далеко за деревней, даже не над нами ещё… Летняя гроза. Обожаю это особенное время. Этот томный тяжёлый вечер, когда все дела уже сделаны, день ещё не прошел, но сумерки наступают словно раньше. И ты уже точно знаешь, что дома тебя ждёт свежая постель, вкусная еда и горячая баня. Жаль, что Арсений не разделял мои чувства к этому явлению. Я специально замедлил шаг, почти останавливаясь (хотя мне самому было немного стремно от громких звуков), и затормозил Арса, не отпуская его сине-голубого рукава рубашки, которые он спустил до кончиков пальцев. Словно капли начинающегося дождя проводят ток от раскатов грома и обожгут его кожу при попадании. Но гроза, кажется, клокотала ещё где-то за лесом, с опушки которого мы сейчас возвращались, едва только прошло меньше суток со дня нашего возвращения из похода. Даже грибы разведать не успели, хотя Вика и девочки сегодня ушли за ними рано утром. Вот весело им, конечно, будет, если ливень застанет их в лесу. Но моя сестра точно не забоится. А я, кажется, придумал, как избавить от страха и моего гипервпечатлительного волнушку. — Иди сюда. — я легко потянул Арсения к себе и заключил в плен из обнимашек. — Шаст, пойдем, пожалуйста, — парень крепко сплел руки за моей спиной, доверчиво уткнув лицо в футболку на груди. И хорошо, что он не увидел следующую вспышку в небе, осветившую целую улицу. Ладно, лучше не задерживаться, можно уже двигаться дальше, подозреваю, что из всей деревни молния вполне может выбрать для удара два одиноких высоких «столба», у которых имеются аж два включенных мобильных телефона в карманах шорт. В следующую же секунду ебануло уже знатно. Хорошо, да, это было жутко. Поднялся ветер и ливанул сильный дождь. Сплошной. Буквально стеной, что не видно тропинку. — Уносим ноги. — согласился я, когда Арс, дрожа, поднял на меня свои доверчивые глазки. — Бегом. Не успели мы пробежать за руки и сто метров до начала домов нашей улицы, как вымокли просто до нитки. Оба. Снова грохонул глухой клокочущий раскат. Прямо над нашими головами. — Блять… Я слышал, как Попов нервно сматерился этим своим очаровательным пересравшимся шепотом и поежился, ища взволнованными глазами ближайшее дерево, под которым можно переждать. И тут же осекся — это сейчас не самое безопасное место. Представляю, как в этот момент сжалась его маленькая белая круглая жопка, промокшая и холодная. — Да ладно те, Арс! — я не издевался, просто это действительно было очень забавно наблюдать. Арсений такой душка, когда чего-то боится. Чего-то такого, незначительного и вполне обыденного, природного, земного. Я раньше считал его чуть ли не «взрослым», который ничего не боится и всё может объяснить. Ботаном, который будет волочиться за мной с зонтиком по селу с причитанием «Шаст, гроза это всего лишь атмосферное явление, вызванное возникновением электрических разрядов между земной поверхностью и облаками» и бла-бла-бла про теорию вероятности удара в человека или дерево, о которых он когда-то там читал. Мы умостились под чей-то козырек у забора, пока мимо медленно проезжал огромный неповоротливый и увязающий в размытой песчаной дороге грузовик. — Можешь меня ещё раз обнять? — вдруг сквозь шум повернулся ко мне Арсений, пряча руки в спущенные рукава. И, кажется, он даже говорил серьезно, словно обращался с этой просьбой к своему лечащему врачу. Психологу. И, несмотря на мою первичную реакцию, что это бесконечно забавно и мило, я отнёсся максимально ответственно, спокойно и внимательно к тому, о чём он меня попросил. Это было невероятно приятно — ощущать себя нужным, полезным, знать, чем и как ты можешь помочь близкому, что он хочет этого от тебя и тебе приятно это дать. Я молча, просто, словно действующий психотерапевт, сгреб кудрявого мокрого суслика с замерзшим носом с дождевой капелькой на кончике в объятия, готовый стоять так в тишине столько, сколько понадобится моему маленькому щупленькому «пациенту». Я согрею его, несмотря на то, что я сам по уши мокрый и трясусь от холода. Я постарался сам успокоиться и расслабиться, чтобы Арс считал это с импульсов моего тела, и плавно, ровно и глубоко вздохнул. Я чувствовал животом его живот. Об этом я начал думать уже через несколько секунд, когда грузовая машина проехала и первая волна ливня стихла, хотя бы открыв нам обзор на улицу. Я касался грудью его груди, его плеч, держал замок из пальцев на его худой спине и чувствовал позвонки и юношеские мышцы… Интересно, у меня тоже такие есть? Он чувствует их, обращает на них внимание? А у меня достаточно подсобран живот, не выпирают утренние блинчики? Я вообще как, ничего?.. Я напрягся и чуть выпрямился — отлично, у меня ещё и соски встали. Попов точно ощутил мой вздох, главное, чтобы не трактовал его как уставший и тяжёлый. Надеюсь, ему хорошо со мной. И он чувствует себя под защитой. Арс все это время обнимал очень крепко, непривычно крепко, что я мог почувствовать тепло внутри его продрогшего снаружи мокрого тела. Словно он так и уснул. Или прижался, как ребенок, который очень впечатлился страшным сном. Мне показалось, он прижимался ко мне в таком доверии, как котенок к своей матери, словно я обязательно скрою его от дождя, холода и грома, как большое теплое сухое одеяло в мягкой родной постели. Дождь ощутимо успокоился и гроза «заглохла», обойдя деревню стороной. Я решил, что Арсений это услышит и отомрет. — Ну всё, пойдем? — Мгм. Я взял его за холодную руку через рукав и уже через несколько метров наткнулся взглядом на небольшое поле на опушке. На нём были люди. А со столбов вдалеке сорваны провода. Кажется, деревня успела пострадать. — Смотри, — я ещё сам до конца не был уверен, но указал пальцем вперёд. — Чего? — Дядь Дима и дядя Олег. — реально, это были они. — Побежали! — чуть не ебнувшись на скользкой глинистой дороге, я ринулся вперёд. — Шаст, я уже мокрый весь насквозь… Арс обычно авантюрист. Это он лезет на все деревья первый и проверяет старые заброшки по пути на мельницу. Думаю, он просто не выспался. Мы забежали на поле, где работал дядя Дима, весь в резиновом снаряжении, перчатках, сапогах размером с меня в три года и смешных налобных очках. Видимо, случилось что-то с электричеством, провод явно оборвало порывом ветра. Когда шторм поднялся, мы не почувствовали всей его силы, будучи в лесу. Но последствия дали о себе знать. Надеюсь, свет в деревне не отрубило и перепуганная бабушка не выбежала на наши поиски, как Зорро в черном дождевой плаще. — Охренели под ливнем шляться! Разумеется, два бегущих худых силуэта были сразу же замечены рабочими и, в частности, Журавлем, который моментально включил своего внутреннего батю для двух оболтусов. — А ну быстро в трактор! — скомандовал он, крикнув нам через всё поле и махнув здоровенной оранжевой перчаткой. — И не высовываться, тут кругом провода оголённые… В мокрых чавкающих кедах, в налипших на тело футболках и рубашках мы добежали до старого деревенского трактора и запыхавшиеся и мокрые запрыгнули внутрь, подталкивая друг друга на ступенях за задницы. Я уселся в огромное продавленное водительское кресло с сальными пледами в кисточках и рваной обивкой, не задев рычаги и ничего на панели, и, подогнув колено в бок, развернулся к Арсению. — Пиздец, погуляли… — парень стянул с себя рубашку и выложил из заднего кармана телефон, чтобы просушить. Мы уставились друг на друга, переводя дыхание и улыбаясь. Заставляя окна кабины запотевать с каждой секундой всё сильнее и сильнее… Размывая наши силуэты и всю картину происходящего внутри. Какое уж тут электричество, когда у нас самих срывает башню и по коже бегают миллионы заряженных частиц от того, что мы рядом друг с другом… Невероятная магия порой происходит между людьми. Я не знал, что такое бывает. Мы заводились от одного только взгляда в глаза и словно сумасшедшие сразу переходили к действию. Мы ринулись друг к другу, схватившись за головы, и сцепились языками — сначала осторожно, мягко, а потом крепко, активно и глубоко. Я хотел большего и, кажется, я уже готов. Но готов ли по-настоящему? Может быть, я просто сильно этого хочу, хочу свои фантазии — а ведь они просто горят идеальностью и удовольствием. С обеих сторон. …Тишину в кабине трактора нарушали только причмокивающие звуки наших влажных поцелуев. Извращенских. И пыхтящие дыхания со скрипом сидений. Я просек, когда мы оба перешли в более взрослый стиль, как мы оба его захотели и несговариваясь попробовали… За окнами — шум стихающего дождя и гудящего генератора, редкие выкрики рабочих и гневающися суровый ветер над изумрудными тонкими верхушками деревьев деревенского леса… А ко всему, дышать, как и сидеть «сложа руки», нам становилось уже отнюдь нелегко. У нас бы просто устали языки от всей той животной энергии, которая изливалась через край, а головы уже потихоньку дурели от незнания, во что её можно вложить и как выразить — просто задавить друг друга по незнанию… Я как-то снова разогнался, припомнив вчерашнее утро — мне вдруг совершенно резко и навязчиво захотелось исцеловать всего Арса, просто окатить своей нахлынувшей всеобъемлющей страстью, настолько я был на нём помешан и хотел… Он такой худенький и податливый, что я буквально могу им управлять — и он доверяется мне полностью… И зачем-то, не знаю, почему так, в один момент я залез на него сверху и сел к нему на колени своей тощей костлявой задницей, не прерывая поцелуев и блужданий ладонями в мокрых волосах. Арс, конечно, положил свои руки на мою поясницу, не будучи против, но и не понял, что делать дальше, чего я от него или с ним хочу? В этой позиции было что-то нарушено, что-то не то… Но в следующие секунды я сам почувствовал: он не настолько возбуждён, всё какое-то мокрое, холодное, мы замёрзшие, мы не в кровати, а в этой маленькой чужой кабине, здесь неуютно, неудобно, душно, неприятно пахнет, кругом какие-то кнопки, рычаги, чужие вещи, иконка смотрит на нас с лобового, пахучка, запутавшаяся в моей бошке, с едва живым запахом годов так семидесятых… Поэтому мы прервались. Арс мяукнул что-то сдавленное мне в губы, уперев руки мне в грудь, зажатый между мной и сидением, и я отстранился. — Да, ты прав, лучше не здесь… — смирился я с наигранной лёгкой усмешкой. Будет не айс, если мы сейчас доведём друг друга до стояков, но «деть» их никуда не сможем и будем ещё полдня ходить с болью и тяжестью между ног. — Да, что-то не то… — Арс растерялся и смутился сильнее, словно он одновременно случайно что-то пролил мне на шорты, зацепился за их край, стянул с меня их вместе с трусами, а потом порвал ширинку и ненароком заехал коленом в пах. Про нас можно шоу отдельное снимать. Шоу из шоу, просто. Солянка нелепостей… — Ай, блять… Я ударился… — я задел какую-то часть коробки кедом, когда слезал. И знатно с этого просмеялся. Попов натянул футболу, прикрывая (я знаю, что) низ своих джинсовых шорт. — Тут лучше бы поместился я, ты же высокий… На это неловкое предложение Арсения я почему даже не обратил особого внимания, хотя стоило, учитывая, какую мысль он попытался мне подтолкнуть. Сам, наверняка, этого стесняясь. Он не отказался от нашего действия, просто предложил изменить позицию… Если бы я обдумал это, я бы сразу завелся — «Да? Ну давай, мистер Инициативный, свистать всех наверх». Ладно, мы неоправданно разогнались и рано поверили в себя. Не похоже на меня, но я подумал — ну и ничего страшного. Как если бы мы с ним полезли на дерево и, встав на одну ветку, грохнулись бы на траву вместе с ней. Лучше, чем с верхушки. Можно же просто… целоваться. Да, пожалуй, это подойдёт. Нас это успокаивало, как ни странно. Удовлетворяло накопившиеся потребности в близости, больше, чем те же объятия. Это, конечно, было безумно мило. Но за этим чувством вскрылось новое, какое-то запретное, взрослое и чуточку грязное желание… Мы ведь с ним договорились. Попробовать что-то. Наверное, до дома я дотерплю. Может быть, мы даже уедем раньше. Капли утихшего дождя стекали по запотевшему от нашего дыхания стеклу. Журавль за окном махнул рукой и крикнул рабочим сворачиваться — со стороны леса завиднелось ясное небо. Пора возвращаться домой и готовиться к ужину. …И, несмотря на нашу с Поповым первую неудачу в применении какой-то взрослой секс-позиции, трактор дяди Димы мы все-таки «оприходовали».