Первое лето, когда мы...

Страх. Ненависть. И зависть. — Скорее, они идут сюда!.. — звучит встревоженный мужской голос, громом разбивающий крепкий безмятежный сон. Три самые ужасные вещи, которые имеют губительную силу и влияние на разум человека. — Иван! — суховатые теплые руки толкают молодого человека с черными кудрями, дремлющего на овечьем покрывале в распахнутой широкой рубахе. Они разжигают огонь на факелах и в людских глазах, полных стремления уничтожить то, что в их умах необъяснимо и противоестественно… — Запри дверь! Они ломают ворота!.. — дрожащий голос напуганного жнеца в спешке приказывает одно. Бежать. Ставни окна́ высокого деревянного сарая захлопываются, срезая падающий на лицо обезмолвившего от страха молодого пастуха свет янтарных рассветных лучей встающего солнца… Новый день ещё не успел наступить для жителей этой деревни, но для двоих влюбленных он не наступит уже никогда… Охота. Не знающая пощады до жизни людей. Их десятки. Мужчины, женщины, подростки в неподвязанных рубахах. С ними свора остервенелых разъярённых собак, рвущихся с верёвок с хриплым захлебывающимся лаем. Дикая стая, сошедшая с ума. Вилы. Палки. Камни. Ножи. И бесконечные крики проклятия… Сегодня мир, в котором за любовь способны отнять жизнь, для них перевернулся. Громыхнул первый удар бревна в запертые двери сарая. — Беги, возьми коня, скачи до соседней деревни, попроси ночлег… Толпа яростно выбивает камнями окна. — Яков, они тебя убьют… — на лице молодого пастуха проступают слезы. Руки крепко сжимают горячие кулаки, не отпуская и прижимая к груди с неимоверно бьющимся сердцем. — Я попытаюсь их отвлечь… …Нельзя передать словами, как на самом деле выглядит животный ужас в распахнутых глазах живого человека, который не хочет умирать. — Бог милостив — мы будем целы… Крепкий жгучий поцелуй суховатых родных губ вжимает всю любовь в чуть тронутый закатным солнцем лоб. Сбитое дыхание неумолимо тает в золотисто-рыжей бороде и нагревает воздух между ними. Добрые любимые глаза смотрят как в последний раз и любят чисто, искренне и беззаветно. …Ещё вчера они вдвоем предавались любви в цветущем чистом поле под последними лучами небесного светила. А сегодня наступает последний их рассвет в объятиях друг друга… От брошенного в окно факела в мгновение вспыхиывает уложенное горой сено. — Дьяволы! — Черти! Они задыхаются в последнем поцелуе, крадя ускользающие секунды жизни, которая была прекрасна, как сами небеса.. Ведь «дьяволы и черти» уже почти ворвались внутрь. — Я люблю тебя. Всё будет хорошо… Волна горячего прилива разбила скованное судорогой тело, окатив моментом с ног до головы. Я проснулся в холодном поту. Сжимая перевороченный вклочья плед в руках до боли, до онемения в коленях и дрожи в сведенных спереди плечах. Я будто обнимал кого-то… Кого очень сильно не хотел отпускать. В эту секунду я очнулся от самого реалистичного, детального и эмоционального сна в моей жизни. С бешеным сердцебиением и не контролируемой отдышкой в окаменевшей груди. С крохотными остатками засохших соленых дорожек на висках и склеенных ресницах… Как же мне было страшно… Это не был сонный паралич. Как же жестоко… …Они не успели. Они не успели выбраться тогда. Ни один из них. Мой сон оборвался на тех отчётливых словах, которые прочно засели в моем сознании вместо генерации каких-либо мыслей о том, где я сейчас нахожусь, когда и что происходит вокруг. …Я так и не узнал, смог ли тот пастух покинуть ферму и спастись и выжил ли его возлюбленный, жнец. В горле у меня пересохло, словно я доисторическая мумия в ферментированной стадии, пролежавшая в каменном склепе сотни тысяч лет. Я даже побоялся приоткрыть рот, чтобы не надорвать болезненные складки губ… Подушка, которую мне кто-то, видимо, подложил под голову ночью, была тоже смята, будто её накрахмалили, скомкали и прошлись утюгом. А потом облили кипятком. На моей футболке, растянутой просто на тряпки, были сырые и горячие следы — от моей сжатой ладони, которой, как мне казалось, во сне я сжимал руку того, кто был мне дорог и кого я не хотел отдавать в безжалостные лапы смерти… Я прожил этот миг глазами одного из них. Лишь через несколько минут я смог вернуть контроль над телом и движениями, понемногу ощущая, как этот абсолютный оцепеняющий ужас постепенно разжимает свои мучительные тиски на моей груди. Сел, свесил ноги и прокрутил в голове картины этих событий приснившейся мне легенды о жнеце и пастухе. …Они выглядели, как мы. Мы с Арсом. Только гораздо старше, не совсем похожие на нас сейчас… Мы — были теми самыми пастухом и жнецом из истории, что нам рассказывали давным-давно в глубоком детстве, в моем сне… И которая после вчерашнего разговора вновь настигла мое утопающее в сомнениях сознание в этом кошмаре. К чему это всё? Я снова расслабил отекшее словно после неистовой драки тело и стянул с себя влажную футболку. В зале я оказался один, несмотря на то, что вчера Арс вырубился первый. Медленно оглядел комнату и настроил слух на окружающие звуки. Ноут закрыт, стоит на зарядке на тумбе. Дверь со стеклянной замыленной вставкой закрыта. За ней я слышал тихо работающее радио, звон посуды и редкие переговоры бабушки и Арсения. Завтракают, не стали ждать меня и будить. Фух… Я здорово впечатлился той историей. Насколько же эта легенда и наш вчерашний разговор захватили мое сознание… Неужели мои чувства к Арсу, переживания и страх, что из-за них всё изменится — настолько серьезны? Это не мимолётное ощущение привязанности и очарованности моим лучшим другом? Я никогда не думал о нём так… Даже не допускал мысли о том, что мы можем быть вместе как пара, а не как просто друзья. … После того, как он уехал, я начал сильно скучать. Мои эмоции от нашего общения, от его фото, от его голосовых и кружков стали другими. Я думал о нём перед сном, неосознанно перекладывал образ влюбленных из фильмов на наши отношения, на наши будни. Арсений всплывал в моей голове как человек номер один, когда кто-то затрагивал тему влюбленности, любви и встречаний. Вот, почему меня всего бросает в жар от близости к нему, от его взгляда, бьётся сердце от его улыбки, а от смеха просыпаются бабочки в животе. Я не просто привязан к нему, не просто очарован. И не удивительно, что историю о двух любящих друг друга мужчинах я и сейчас сразу же переложил на нас. Я нарыл второй носок под диваном, поднял край пледа с пола и принялся приводить себя в порядок. Кажется, я действительно был в него влюблен. Я начал понимать это только сейчас, когда все мои чувства обострились. И я понял, что не хочу больше его отпускать. … Стоит ли рассказать ему о сне? Или снова поговорить о том, что Арс затронул вчера? Может, он что-то уже подозревает обо мне и хочет удостовериться, осторожно прощупывая почву? Быть может, сейчас пришло то самое время, когда я могу поделиться с ним самым сокровенным и совершить, наконец, каминг-аут? …Он ведь обязательно спросит, как нам дальше быть и что я как гей думаю о нём? И что я должен буду ответить? Я знаю, что он вроде как толерантно относится к ЛГБТ, хотя мы даже не говорили об этом дольше мимолетной реакции на какие-то новости, мемах о гейпарадах или обсуждениях семей актеров на кинопремиях, но… Всё изменится. И какова вероятность, что за этими изменениями не последует конец и нашей дружбе?..

***

Сегодня целый день лил дождь. Поэтому все наши планы на гулянки отменились. Зато мощный июньский ливень помыл весь наш старый инвентарь из сарая, включая велосипеды с километровым слоем пыли. Которые мы вытащили после обеда, проскакав как кузнечики от крыши сарая до крыши веранды под крупными холодными каплями, теряя шлепки на бегу. Завтра съездим на грандиозный велопробег. А пока выпало такое удачное время — нас с Арсом ждали разбор кладовки и увлекательная ревизия всех старых вещей. Так, в этой домашней рутине по уши в эксклюзивном раритете детства моей мамы мы прокопались в кассетах и доисторическом видике до вечера, хотели посмотреть старые дачные записи ещё молодых деда и Ба и заодно наши детские видео. И за этим всем, увлеченные, притихшие на полу на ковре и максимально сосредоточенные в горе болтиков, кинолент, кассет и запчастей мы и не заметили, как ливень стих, а в гости к нам пришла Олеся. Как обычно — навестить Ба и принести необходимые лекарства. Заглянув на кухню, чтобы захватить нам кефирчику на перерыв, я поздоровался с девушкой, мило болтающей с бабушкой за чаепитием с малиновым вареньем. Показалось или они сразу притихли, а говорили о… Журавле? Олеся была вся какая-то загадочная и странная. Загадочная и странная не как обычно… Сказали, что дядя Дима сегодня тоже зайдет, поздно вечером, помыться в нашей бане, пока у него идёт ремонт и с полей ему к нам гораздо ближе. В общем, выпустили они меня только с двумя кружками чая, половиной батона, куском масла и банкой малинового варенья. У «девчонок» на кухне началась своя атмосфера, пока мы отложили кассеты, карандаши и отвёртки и отвлеклись на тихий мимолётный разговор. — Досмотрим фильм сегодня? — Арс всё-таки не бросал этой идеи. — Ага, чтобы ты снова заснул в самом начале? — обвинительный тон у меня получился случайно, я не злился на Попова за это. Брюнет отвёл взгляд и отставил кружку и блюдце с остатками варенья в сторону. — Я просто устал… — тихо ответил он. Бука. — Конечно, посмотрим. — поддержал друга я, доедая самый вкусный в мире бутерброд. За окном громыхнул гром. — Только вряд ли сегодня. — Ладно. Давай закончим с этой шарманкой и я проверю интернет-подключение. После нашего с Арсением перекуса я отнес всю посуду на место. Быстро проверив расстроенную старую гитару, на которой мы оба не умели играть, Леся попросила принести немного дров, чтобы растопить печку, ведь в доме похолодало. После помощи девчонкам мы снова уткнулись в увлекательный отечественный механизм видеомагнитофона ещё на полчаса. — Так, мальчики, баня закрывается! — в зал с кухни вновь заглянула Олеся, разбавив нашу задумчивую и суровую пацанскую атмосферу строгим женским голосом. — Последний шанс лечь спать чистенькими! Они уже и баню растопили — и когда женщины всё успевают? Мне иногда казалось, что они и грузовики с проезда сами отодвигают, когда мужчины не видят… — Да, мы идём! — отмахнулся я, придерживая Арсу фонарик, детали и часть видеопроигрывателя. — Вместе уже идите, воды и так мало осталось. — Леся пронеслась мимо наших голых спин в своем цветочном платье, шлепая резиновыми тапочками, собирая наши сырые от дождя футболки в стирку. — Ещё дядь Дима с полей не вернулся… Я включил фонарик и озадаченно вздохнул. Что ж. Кажется, совместное принятие банных процедур с Арсом это тоже больше не невинные шутки в моей тревожной пубертатной голове…