Приключения Звёздного Трио

      Визит Манвэ не прошёл для Мордора совсем уж бесследно. Несмотря на то, что Владыка Ветров скрывал своё присутствие, он всё же оставался Изначальным. Поэтому Тёмную Землю теперь и лихорадило. Ородруин рокотал в отдалении, выбрасывая в воздух нескончаемый поток пепла и сернистых газов. Землю сотрясали волны болезненной дрожи из-за чего Барад-Дур ходил ходуном. Все незакреплённые предметы мгновенно оказывали на полу после очередного толчка. Привыкшие к подобному орки носились из-за зала в зал, водружая упавшие вещи на свои места, но толку от этого не было почти никакого. Ведь вскоре те снова оказывались на полу.       Мрачный, как небо над его владениями, Гортхауэр отправился к вулкану, чтобы утихомирить его. Он всё ещё переживал из-за «поражения», полученного от Манвэ, а потому никто — даже Тано — не смог из него и слова вытянуть. Тёмный Властелин только ругался сквозь зубы, бормоча что-то про «олифанта в посудной лавке». Его было решено оставить в покое. Дать успокоиться. Остыть.       Элхэ провела некоторое время с Мелькором, убеждая не думать об очередном «героическом» самопожертвовании. Не ей было говорить ему это, и уж точно не после её чудачества, учинённого в Войне Стихий, но Тёмный Вала не попрекнул её прошлым. Выслушал, покивал, но настоящего разговора так и не получилось. Слишком сильно ушёл в себя, и эльфийке пришлось оставить его.       Спать в трясущемся от основания до вершины замке не представлялось возможным. Да Элхэ всё равно и не смогла бы заснуть. Слишком много мыслей роилось в ей сереброволосой голове. Слишком много чувств бушевало в сердце. Радость от долгожданного воссоединения и принятия Мелькором, омрачалась визитом Манвэ и встречей с Амариэ, которую теперь язык не поворачивался назвать Йолли. Девочка, которой Элхэ уступила место Королевы на последнем Празднике Ирисов превратилась в холодную и отчуждённую незнакомку, смотревшую на них, как на врагов. Это ранило сильнее, чем даже полные угрозы слова Короля Мира.       Хотя и они беспокоили эльфийку не меньше. Не найдя покоя в Чёрной Крепости она вышла на воздух, напугав дежуривших на галерее орков-стражников. Они всё ещё не привыкли к ней и реагировали как на лазутчицу. Поначалу, затем их природное чутьё определяло её как «тёмную», но между этими двумя моментами они рычали и скалили жёлтые клики, иногда хватаясь за оружие.       «Привыкнут» — махнув рукой на беспокойства подручных Тёмного Властелина, Элхэ остановилась у края, опираясь руками о зубец крепостной стены. По её подсчетам уже должно было наступить утро. Наверное. В Мордоре трудно было определить время. В небесах действительно разгорался красный свет, но понять — действительно ли это процеженный сквозь толщу пылевых облаков свет солнца или просто отсвет очередного извержения не представлялось возможным. В багровеющем небе как и прежде плыли облака — тяжёлые и чёрные, а бескрайние поля лавы вокруг окутывал непроглядный пепельно-бурый сумрак. Удручающая картина.       Не найдя ничего интересного Элхэ опустила взгляд, уставившись на носки своих ботинок. Эмоции требовали выхода, но единственный, кто мог выслушать её, справлялся сейчас с собственным гневом, одновременно пытаясь утихомирить вулкан. А возлюбленный всё ещё приходил в себя после ссылки за Круги Мира и сам нуждался в поддержке. Понимая, что сорвётся, если не сделает с этим хоть что-то, эллерэ решила спеть. Слова сами пришли к ней из прошлого. Из самой первой её жизни на лике Арты.       Охваченная внезапным порывом девушка раскинула руки и уподобившись чернокрылой птице, отпустила свой голос в полёт:

Прозрачно-зелёная льдинка — печаль, легкий вздох белокрылой зимы — тебе не увидеть высоких вершин, не услышать Северный Ветер, недолог твой век… Надломленный стебель полыни, тебе не быть вплетенным в венок, Родниковой водой серебристых лучей не омоет тебя Луна; Ты останешься горечью памяти на губах… И мне из цветов и звезд венка уже не сплести: Горькие воды моря таят жемчужины скорби, не дойти до светлых долин, где встречи трава растет… Серебряной нитью жизни цветы перевить не сумею — Легче, чем тонкую паутинку западный ветер её разорвет… Лишь трава разлуки так высока…

      — Это моя любимая галерея, — раздался за спиной глухой, голос. Глянув через плечо, Элхэ обнаружила позади себя Тёмного Властелина. Не своего старинного друга, а зловещего владыку Мордора, с ног до головы закованного в броню. Сделанная из железа — но железа чёрного как ночь — она покрывала буквально всю поверхность тела Гортхауэра. Шипы в форме клинков выступали из плеч, локтей и кистей рук, зловеще мерцая в багровом полусвете. В центре нагрудной пластины был символ — глаз, окружённый ресницами в виде пламени. Впечатление Элхэ от его облика выражалось четырьмя словами: огромный, чёрный металлический жук.       — Я не хотела мешать тебе. Я уйду, — ответила девушка ощущая странную дрожь при виде этих доспехов. Они как будто отражали каждый аспект совершённого Гортхауэром зла. Словно чёрный металл… пропитался страданиями и пролитой кровью…       — Нет, что ты. Я рад твоей компании, — голос Сотворённого звучал глухо, из-за жутковато шлема с железной короной в виде рогов, а его глаза за забралом шлема горели оранжевым пламенем. Совсем как в тот раз, когда он схватил её и поднял над полом.       — В самом деле, а мне так не показалось? — после очередного своего возвращения Элхэ старалась казаться бесстрашной. Самоуверенной, может быть даже наглой, но… всё это было лишь маской. Да, она прошла долгий путь и уже мало походила на мучающуюся под тяжестью своего дара, нерешительную и неуверенную в себе девочку, боящуюся раскрыть свои чувства. Но это совершенно не значило, что она забыла страх и сомнения. Вовсе нет. И сейчас Гортхауэр вызывал у неё чувство тревоги. Даже опасения. Несмотря на его слова, эльфийка всё равно не чувствовала себя в безопасности в присутствии зловещего властителя.       — Ты хочешь услышать это ещё раз? — устало вздохнул тот, снимая шлем. Огонь его взгляда утих, съежившись до красных точек на дне зрачков, а призрачное пламя, раскалявшее броню изнутри и волнами переливавшееся на волосах погасло. Перед ней остался стоять Гортхауэр. Первый Ученик и старший товарищ. Растерянный, смущённый и злящийся на себя.       — Хорошо. Извини, что не узнал тебя… я ведь и подумать не мог, что ты снова… что ты захочешь прийти сюда после всего, что я сделал… — в его голосе была боль. Боль и стыд. А ещё — понимание. Фаэрни наконец осознал всю ошибочность своего пути. На протяжении Двух Эпох он действовал методами, которые были ему глубоко противны. Он манипулировал, обманывал, стравливал, запугивал, пытал и казнил ради одной единственной цели — спасения Учителя. ослеплённый поиском Силы, способной сравниться с могуществом Изначальных, он долгое время не замечал, во что превратился. Кем стал. Точнее не хотел замечать.       Их с Мелькором возвращение напомнило Гортхауэру о том, кем он был. А визит Манвэ чётко дал понять, что сделка с совестью не окупилась. Да, он нашёл способ спасти своего отца, но всё ещё ничего не мог противопоставить Старшим стихиям. И теперь чувство вины за все жизни, погубленные на этом долгом пути, обрушился на него вместе со стыдом из- за поражения. И пусть ни Мелькор, ни сама Элхэ не считали его выступление позором — шутка ли, выдержать удар Короля Мира — Гортхауэра было в этом не убедить. Привыкший к самобичеванию он уже принял на себя тяжесть совершённых грехов и последствий, что ждали их в будущем.       Элхэ вдруг до безумия стало жалко его. И стыдно за себя — что она посмела так плохо подумать о том, кто как и отдал всё за Мелькора. Пожертвовал даже чистотой собственной души. Как смела она — сломавшая аир, судить его — верного Ученика?!       — Это я должна просить у тебя прощения, — признавая свою неправоту, Элхэ склонила перед ним голову в знак смирения.       — За что? — её слова поставили Гортхауэра в тупик, из-за чего он окончательно перестал быть Тёмным Властелином Мордора. Эллерэ увидела перед собой юношу, который ходил когда-то по дорожкам Гэлломэ, разделяя радости и горести с его жителями. Воспоминания о том, как они беседовали за кружкой отвара, или перебрасывались снежками в День Серебра нахлынули на эльфийку. На мгновение она вновь оказалась там — в том отчаянно-счастливом времени, что так походило на прекрасную сказку…       А вернувшись оттуда, принесла в месте с болью знание — сердце того, кто пел вместе с Эллери Ахэ всё ещё билось под наросшей на нём чёрствой коркой. И не утратило способность любить. Всё это было сокрыто в нём подобно тому, как его истинный облик сейчас скрывался под ощетинившимся шипами, железным панцирем. Это напомнило Элхэ раковину, вырастающую на поверхности тела моллюска. Защищающую его, но одновременно и скрывающую от мира. Точно так же было и здесь. Бедняга.       — За то, что тебе пришлось выполнить мою работу. Я же ведь тогда… — сереброволосая осеклась, потупив взор. — Круг остался разомкнутым, а я оказалась ввергнута в цикл перерождений. Воплощалась снова, снова и снова, раз за разом теряя память. У меня были только сны и видения о прошлом, из-за которых меня считали больной. Одержимой. Один раз, помнится, даже на костре сожгли… я не понимала, что со мной происходит и не могла вырваться из этой ловушки забвения. И так снова и снова. Без конца.       — Элхэ… — зная, сколько боли могут причинить воспоминания, Гортхауэр попытался вырвать эльфийку из их плена, но его рука так и не коснулась её плеча. Замерла над плечом, наткнувшись на сухой, полынно-горький взгляд зелёных глаз.       — Не надо. Это было наказание… за моё предательство. За то, что подвела его. Подвела всех вас, — Элхэ опустила глаза, не давая пролиться слезам. — И оно закончилась. Я разорвала цепь перерождений. Освободилась, чтобы вернуться к нему.       Когда сереброволосая вновь посмотрела на Гортхауэра в её глазах стояли слёзы, губы дрожали, а крылья носа покраснели.       — Спасибо, — прошептала она сквозь выступившие на глазах слезы, и кинулась фаэрни на шею. — Нет, правда, спасибо.       — За что? — искренне изумился Владыка Мордора, застыв как статуя. Он понимал, что должен обнять готовую разрыдаться эльфийку. Прижать к себе и утешить. Хоть как-нибудь, но что-то мешало. А точнее много чего — страх причинить боль шипами, украшавшими чуть ли не каждую деталь доспехов и осознание того, что он не достоин объятий после всего, что сделал. Но главной причиной были, конечно же века эмоциональной отчуждённости. Не сумев не то что спасти Учителя и отца но даже разделить его последний путь Гортхауэр, а точнее уже Тёмный Властелин закрылся от всех. Заключил своё сердце в броню — стократ более прочную, чем там что была сейчас на его теле. Он стал тем, кого все хотели в нём видеть. Завоевателем, опьяневшим от крови волком. Их с Мелькором возвращение создали в ней пару трещин, но всё же он не мог вот так сразу переключиться.       — За то, что вернул его, — Элхэ выдохнула эти слова в нагрудную пластину его доспехов. — И за то, что мне не пришлось. Если бы он вернулся тем путём, каким предсказывал…если бы мне пришлось… стать его матерью, то я бы никогда уже… я никогда…       — Элхэ, — руки Сотворённого дрогнули, но он всё ещё не мог заставить себя прикоснуться к ней. Мысли о шипах, пронзающих беззащитное тело, всё ещё не оставили его разум. К тому же он боялся что запятнает невесту Учителя своим прикосновением. Ведь его руки были даже не по локоть, а по самые плечи в крови людей, эльфов, гномов, орков и хоббитов. Убийца. Палач народов.       — Я так устала быть сильной и терять, даже не успевая толком обрести. Гэлломэ, Хэлгор, Аст-Ахэ… каждый раз… это такое проклятье — видеть, не зная, что именно видеть. Чувствовать беду, не понимая, откуда она придёт. Если бы я знала, что произойдет… но я не знаю. А когда узнаю, будет уже поздно. Всё это закончится, Гортхауэр. Всё это скоро закончится. Мордор падёт… и мы с ним.       От её слов мороз продрал по коже. Горькое осознание неизбежного кольнуло сердце острой иглой и Гортхауэру впервые после Войны Гнева захотелось заплакать. Элхэ была права. Всё повторялось. Как в Хэлгор. Как в Аст-Ахэ. И они ничего не могли сделать. Не могли это остановить. Им осталось лишь бессильно наблюдать за тем, как Учителя забирают. В третий раз. В Мордоре. Его земле.       Нет! — огонь вспыхнул в глазах Сотворённого, отражая его решимость. — Это больше не случится. Третий раз будет другим.       Точно. Третий будет другим, — повторил он, напомнив себе, что они больше не дети и могут сражаться с армией Валинора. Всё Средиземье находилось под его железной пятой. Ну а Стихии… в укрывищах Барад-Дура у него было припасено кое-что против них.       — Всё хорошо, — всё-таки пересилив себя, Гортхауэр очень осторожно положил руки на спину Элхэ давая ей почувствовать поддержку. Чёрный металл латных перчаток холодил даже сквозь платье, а когти кололи кожу, но тепло этого жеста искупало всё.       — Нет, не хорошо, — посмотрев на фаэрни снизу вверх, эльфийка покачала головой. — Не хорошо. Манвэ узнал обо всём раньше, чем я планировала. И теперь мы отстаём от него на ход минимум. А то и на несколько… почему ты так смотришь на меня?       — Хочешь сказать, что у тебя есть план? — недоверчиво прищурился Тёмный Властелин. Просчитывать действия наперёд, придумывая сложные стратегии, было свойственно скорее ему, чем ей. Или Мелькору, если уж на то пошло. У них обоих был одинаковый Дар — Видеть и Помнить, но при этом они были склонны действовать необдуманно и даже импульсивно. Два сапога пара.       — Теперь у меня всегда есть план, — начала успокаиваться Элхэ. Утерев слёзы рукой, она отстранилась, вернув себе уверенный и даже немного безумный вид. — Истеричка Эленхэль с ветром в голове и дурочка Ахтэнэ со слёзными железами вместо мозгов остались в прошлом вместе с остальными моими воплощениями. Теперь, прежде чем что-то сделать, я думаю. Бывает, что даже и не по одному дню. Поэтому да, т’айро, у меня найдётся план на каждую руну тэнгварского алфавита.       — Почему же именно тэнгварского? — неожиданно сварливо и въедливо спросил Сотворённый. — Почему не ах’энн? Язык Тьмы?       — Потому что я росла в семье синдар в Лотлориэне. И мне так привычнее. Не забывай Эллери Ахэ не рождаются, а становятся.       — В таком случае, это тебе пригодится, — в его ладонях оказался венок сплетённый из осыпанных росой веточек полыни. Элхэ моргнула от неожиданности — недоумевая с чего бы Гортхауэру преподносить ей венок, и что тот может значить в данных обстоятельствах? Затем с её глаз словно спала пелена и она увидела серебряное ожерелье, с «капельками» алмазов. А в сплетении соцветий мерцал осколок зелёного льда — бледный изумруд, с вырезанной на нём Ниэн Ахэ. Руной Тьмы, Скорби и Памяти. Девятой.       — Мой Знак… — выдохнула Элхэ потрясённо глядя то на ожерелье, то на дарителя. — Вот уж не думала, что увижу его вновь.       — Девять Знаков, девять Рун, девять Камней. Девять вас было, как девять лучей звезды. Было и будет, — заключил фаэрни.       — Спасибо… — только и смогла выдавить девушка. Эмоции переполняли её и чтобы справиться с ними она отвернулась от собеседника. Устремила взгляд к вулкану, отчаянно жалея, что в горах Мордора нет ледяных шапок. Она скучала по чистому снегу.       — Где он? — спросил Гортхауэр, имея в виду Мелькора. Он видел, что эльфийке неловко брать Руку, и предпочёл сменить тему.       — Спит, — ответила та и, видя его недоумение пояснила. — Ему полезно. Пусть колдовские наваждения исцелят его разум.       — Как он вообще смог уснуть? Он же Вала?! — на вопль владыки сбежались все орки округи, но тот взглядом услал их прочь.       — Я усыпила. Спела ему колыбельную, — как-то даже немного порочно улыбнулась Элхэ, но заметив разгорающийся огонь во взгляд Гортхауэра, подняла руки вверх, доказывая чистоту намерений. — Только колыбельную ничего больше. А ты ревнуешь?       — Чего?! — не смотря на то, что разница в силе между ними была несоизмерима, Тёмный Властелин отступил от эльфийки.       — Ну… ты так близок с Учителем… и всегда один… вот я и подумала… — тонкий пальчик сереброволосой упёрся в металл нагрудника и скользнул вниз. Проследил линию узора, оглаживая словно было живое тело. Бедняга покраснел как мальчишка.       — Да я тебя! — на мгновение Сотворённый действительно потерял контроль над собой и надвинулся на Элхэ намереваясь… ударить или схватить за горло и подвесить над пропастью — чтобы ножки заболтались, но замер остановленный прямым и твёрдым взглядом девушки. В её льдисто-зелёных глазах плясали серебристые искорки смеха. Она… подшучивала над ним. Вот ведь... лиса!       — Хорошо. А то зачем мне соперник в любви, — то ли в шутку, то ли всерьёз заключила Элхэ, игриво подмигивая ему.       — Ты! Да как у тебя язык повернулся? — потеряв терпение Гортхауэр принялся гонятся за ней и быстро настиг. — Да ты же.!       — Невыносима? — усмехнулась ему в лицо пойманная, но почти сразу опустила зеленовато-ледяные глаза. — Знаю. Всегда такой была. Прости. Тебе бы тоже поспать не помешало бы, кстати. Хочешь усыплю? Спою тебе колыбельную. И только колыбельную.       Элхэ протянула руки и взъерошила чёрные волосы Саурона. Ну а тот, недолго думая, оторвал её от пола и закружил со смешливым рычанием. Чтобы не потерять равновесие ей пришлось обвить руками его за шею. Вот в такой позе — обнявшихся на фоне багровеющего неба и застал их мучающий от бессонницы Мелькор. Постоял, глядя как двое самых близких ему созданий из Звездной Эпохи утопают друг в друге, растворяясь в чувстве тепла, понимания и душевной близости, грустно вздохнул и изрёк:       — Я знал, что этим закончится, — голос Изначального устало и пусто. Как у человека, смирившегося с судьбой. — Знал, что в итоге ты выберешь его. Не вини себя, Элхэ. Все правильно. Благословляю вас, дети мои. Будьте счастливы, я не стану мешать.       С гордостью обречённого он шагнул прочь взмахнув напоследок чёрными крыльями плаща за спиной. Раз и его не стало.       И не запоздалое гортхауровское: «Да ты всё не так понял, Тано!», ни протянутая во след ему рука не остановила Тёмного Валу.       Замершая в растерянности Элхэ разразилась таким ругательством, что проходивший мимо орк гвардеец сбился с шага и посмотрел на нее с удивлением. Он и подумать не мог что эльфийка может так ругаться. Что она знает слова, способные заставить его позеленеть от смущения. И если бы солнце Мордора и так не было затянуто тучами, её проклятия омрачило бы его свет.       — Т’айрэ — урезонил подругу Темный властелин, но ту уже было не остановить. Подняв руки к красному небу она закричала:       — Не-е-е-т! Этого не происходит! — слова перешли в бессвязный крик отчаяния, что ведома лишь тому, кто ждал тысячи лет, чтобы потерять то, о чём мечтал и чего так и не сумел получить. И он был услышан. С небес на галерею спикировала чёрная тень.