Приключения Звёздного Трио

      В Садах Лориэна как царил мягкий сумрак. Мертвенный свет Валинора не проникал сюда, отсечённый кронами высоких деревьев. Ну а туман, клубившийся между их стволами, ещё больше рассеивал ту его часть, которой удавалось просочиться сквозь ярко-зелёные листья. Из-за этого казалось, что всё вокруг окутано золотистой дымкой. Она растекалась по земле, преображая её. Превращая в бесконечную залу королевского дворца с колоннами в виде стволов, вздымавшихся к сплетённому из ветвей пологу.       Сколько бы раз Финрод ни приходил сюда, это место не переставало удивлять его. Преподносить сюрпризы и тайны, на разгадывание которых можно было потратить земную жизнь. Воздух в Садах всегда был чист и свеж. Наполнен ароматами цветов, подобных которым не было больше нигде в Валиноре. Здесь вообще ни одно растение не было похоже ни на какое другое. Ни в Благословенной Земле, ни в Эндорэ. Ибо не Йаванна сотворила их. Они выросли здесь сами по себе, родившись из видений и снов.       В Садах Лориэна грезы сливались с реальностью и одно нельзя было отличить одно от другого. Здесь явь отступала, сокрытая клубами тумана, а сны обретали форму более прекрасную, чем всё виденное ранее. Здесь не было времени, лишь покой. Отдохновение души и сердца от тяжкого бремени памяти. И всякий, кто приходил сюда, обретал избавление — забвение в грёзах.       Как все изгнанники-нолдор, которым дозволено было вернуться к жизни, он прошёл исцеление-через-забвение. Из-за этого воспоминания о Средиземье словно отступили в туман. Не стёрлись из памяти, но размылись и стали нечёткими. Финрод помнил всё, что происходило с ним в общих чертах, но теперь это казалось сном. Или скорее кошмаром, учитывая что в памяти засели в основном острые осколки болезненных воспоминаний. Зарево кораблей, сожжённых в Лосгаре, и мертвящих холод Хэлкараксэ, сквозь ледяные торосы которого они вынуждены были пробивать себе путь. Крики тех, кого поглощала ледяная вода до сих пор звучали в ушах эльфа, смешиваясь с монотонными завываниями ветра. А осуждение в глазах брата, которого он убедил отказаться от своей любви уже там — в Эндорэ, резало душу словно клинком. Впрочем, иногда это были глаза Жестокого, с которым он устроил песенный поединок на мосту им же и построенной крепости и который проиграл, доказав свою несостоятельность, как Мастера Песни.       Но хуже всего, конечно, были воспоминания о собственной смерти. Смрад волчьего дыхания и боль от вонзающихся в тело клыков. Не сама боль, конечно, а лишь воспоминание о ней. Фантом, но достаточно реалистичный для того, подскочить на постели с криком или замереть посреди разговора, выпав из реальности. Все друзья и родные говорили Финроду, что он болен. Что ему нужно в Сады Лориэна, чтобы окончательно исцелиться и забыть пережитый кошмар. Он кивал, соглашаясь для виду, и вежливо благодаря за беспокойство, но от воспоминаний о прошлой жизни не отказывался. Напротив — всеми силами цеплялся за них сквозь боль.       Потому что не мог привыкнуть к хорошему. К вечно тёплой погоде, нескончаемому изобилию и праздности, в которой погрязли обитатели Благословенного Края. Нет, местные эльфы не бездельничали и тоже занимались совершенствованием своих искусств и ремёсел, но… во всём, что они делали не было души. Песни, звучащие над Валмаром, представляли собой не более, чем красивое сочетание тщательно подобранных звуков. В них не было настоящих, искренних эмоций, а следовательно — и жизни. Её здесь не было вообще ни в чём. Дома, сады, украшения, картины — на что бы ни смотрел Финрод везде ему видились лишь жалкие поделки. Насмешка над истинной красотой, которую ему удалось узреть в Смертных Землях. Ибо лишь недолговечное может быть прекрасным.       Этот мир жил словно во сне. Теперь он понимал это. Видел так же отчётливо, как видел когда-то Отступник. Вот только в отличие от последнего у него самого не было и шанса раскачать эту лодку, плывущую по волнам небытия. После ухода Куруфинвэ Феанаро, заключённого в Мандосе до скончания веков, здесь не осталось Творцов. Поэтому Финрод и предпочёл память мёртвой реальности.       Поэтому и сбегал в Сады Лориэна — не для того, чтобы забыть, а наоборот — чтобы вспомнить. И Ирмо помогал ему. Тайно, естественно. Для всех остальных нолдо лечился здесь. И, скорее всего, будет лечится не один год. Месяц, может быть даже век. Призывая эльфов в Валинор, Стихии сказали, что в Благословенной Земле все раны, нанесённые телу и духу исцелятся. Но не сказали — когда. Процесс может занять время. С момента его возрождения в конце Первой Эпохи прошли уже тысячи лет, но… кто считает время в Валиноре? Уж точно не он, чьё безрадостное существование протекает в безвременье, лежащем между сном и явью.       Его жену не особо беспокоили его отлучки. Она и сама часто отсутствовала, занятая своими обязанностями на Таникветиль. И Финрода это вполне устраивало. Ступая по мягкой траве, стелившейся ему под ноги дивно узорным ковром он вдыхал спокойствие, пропитывавшее сам воздух Садов. И наслаждался на удивление слаженным пением птиц, чьи трели не будоражили, а наоборот — убаюкивали, сливаясь в невиданную музыку, услаждавшую слух. То были соловьи, а может быть и меньшие ду́хи, служившие Ирмо.       Шага по тенистым лесным аллеям, дарующим тень и прохладу, Финрод то и дело замечал тени, мелькавшие в серебристом сумраке. Ни Йаванна, ни Оромэ не приходили сюда, чтобы населить Сад животными, и всё же они здесь были. Забавные и часто нелепые зверьки с покрытыми густой шерстью телами и огромными жёлтыми глазами. Некоторые были длинноухими, у других на рыльцах извивались мягкие, похожие на щупальца отростки, у третьих было по два или даже три хвоста. Похожие на кошек, лис и даже мышей они разбегались едва почуяв присутствие постороннего, однако Финрода, почему-то, таковым не считали. Странные создания, рождённые из чьих-то грёз и воплощённые в телесной форме, они весело щебетали о чём-то в ветвях, не опасаясь его.       Стараясь ступать мягко, не нарушая покой Садов, золотоволосый вышел на берег чудесного озера, украшенный ковром белых маков. Чудесные цветы, из которых Ирмо-Лориэн творил свои чары, источали сладостно-сонный запах. Тисы, сосны и кедры, поднимавшиеся здесь на почти недосягаемую высоту, сплетали ветвей в сплошной зелёный шатер. Защищали озеро от губительного для грёз яркого света. Лишь кое-где, пронизывая золотом мягкий сумрак, пробивался и тут же гас солнечный луч. Соловьи пели в ветвях серебристых ив, а светлячки порхали над берегом, придавая этому месту непреодолимое, поистине колдовское очарование.       Как и всякий, приходящий сюда, Финрод точно знал, куда идти. Поэтому не колебался спускаясь к озеру, спокойная гладь которого была так не похожа на безудержную живость ручьев Благословенной Земли. Его поверхность отражала всё, словно зеркало, оставаясь при это прозрачным. Воздух здесь был влажным, а царящее вокруг спокойствие и безмятежность, вызывали желание прилечь на берегу. Эльф не стал противиться ему и плавно опустился на ложе из белых цветов, приготовленное для него.       Ирмо не вышел к нему сегодня. Видимо был занят, принимая других посетителей, уставших от вечного блаженства Валинора. В его дома, затерянный где-то среди безбрежного сада порой стекались десятки эльфов, искавших забвения, а потому Владыка Снова частенько оказывался более занят, чем сам Король Мира. И не мог уделить время своему постоянному пациенту. Финрод, впрочем не возражал. У него не было никакого желания ни говорить с Целителем, ни находиться в его доме, кружевные арки и колонны которого были увиты пышноцветными вьюнками и лианами. Ему было хорошо и здесь, на затенённой деревьями поляне у озера…       К тому же, о нём уже позаботились. В Садах жило множество духов, служащих Ирмо и Эстэ. Один из них — Сильмо, черпал Напиток Забвения, который его собратья варили в огромном серебряном котле Силиндрине, установленном на ложе из жемчуга. Сильмо же разливал его по чашам и подносил всем, кто являлся за помощью. Такую чашу заготовили и для него. Эльф нащупал её под рукой, хотя ещё мгновение назад её там не было. Майар Ирмо действовали незримо и ненавязчиво. Не показываясь на глаза.       — Ещё одна иллюзия среди обители ирреальности, — горько вздохнул Финрод, залпом опрокинув в себя колдовское варево.       Во грёзах, навеянных колдовским напитком Целителя он увидел звёзды. Не поблёскивающие, словно бриллиантовая крошка подделки-тинви, возженные Вардой над Вадинором, а настоящие живые звезды Эндорэ. Именно их свет осиял его встречу с ней.       Улыбка расцвела на бледных губах Финрода, когда мыслями он вновь оказался в Дортонионском лесу, который хоть и не мог сравниться по красоте с садами Ирмо, но выглядел и ощущался куда более живым. В верхушках деревьев тихонько вздыхал ветер, а из сумрака доносился едва слышный шелест осторожных шагов — где-то неподалёку перебегали с места на место маленькие лесные обитатели. Лес был полон не только сосен и зарослей можжевельника, но животных и птиц, спешивших куда-то по своим делам.       Он устроился отдохнуть в том месте, где хвойные деревья подступали к реке. Расположился на подстилке из хвои, привалившись спиной к замшелому валуну. Смотрел, как лунный свет рябит на поверхности реки, разбиваясь на сотни крохотных бликов. Прислушивался к журчанию живительных струй, постепенно очищая разум от мыслей. В конце концов, ему удалось отрешиться от всего суетного и распахнуть душу свету, лившемуся с небес. Закинув руки за голову, Финрод застыл, отдыхая после прогулки.       Его не беспокоили ни холодные лучи Луны, ни всевозможные лесные шорохи. Даже когда по тропинке пробежала пара дымчато-серых лосей он не открыл глаз, продолжая сидеть не шевелясь и почти не дыша. Но хоть тело эльфа и пребывало здесь, разум его странствовал в неведомых далях, ища ответы на вопросы, испокон веков беспокоившие всех, кто отважился жить своим умом.       Так, в отвлеченных размышлениях под песню реки проходили часы. Но вот, наконец что-то привлекло внимание золотоволосого, заставив выйти из состояния полусна. Его острые уши дрогнули, уловив что рядом есть кто-то ещё. Кто-то, зовущий его по имени.       — Финрод… — эльф готов был поклясться, что слышал слова, принесённые порывом холодного ветра. Голос был необычный — мягкий, но при этом низкий. Он скользнул по коже холодом сладких, до жути мурашек. Будоражащее ощущение… но не неприятное.       — Финрод… — между тонких бровей эльфа залегла складка. Его пронзительно-светлые глаза приоткрылись, прозревая ночные тени. Лес больше не казался ему приветливым и гостеприимным. Он был насторожен и тих. Щебетавшие в ветвях птички умолкли. Звери попрятались в норы. Лишь тени скользили во тьме — быстрые, бесшумные. Пытаясь приглядеться к ним из-под ресниц Финрод заметил одну, отличавшуюся от остальных. Высокая, стройная гибкая, она приближалась к нему. Медленно, будто маленькими шажками. В её неторопливо-плавных движениях была грация кошки. Капризного хищника, бесшумного скользящего по краю ночи.       Почему-то золотоволосый не сомневался, что имеет дело с хищником. Не меняя позы он, незаметно, подтянул лук ближе к себе. Короткое движение заняло меньше удара сердца, но когда он вновь поднял голову привлекшей его внимание тени уже не было на месте. Сгустившаяся темнота замкнула эльфа в кольцо беззвучия, заставив насторожиться, чутко прислушиваясь к каждому шороху.       Различив шаги за своей спиной Финрод гибким движением подхватился на ноги и, наложив стрелу на тетиву лука, развернулся, целясь в… молодую женщину, неслышно подошедшую к нему со спины. Невероятно, но она сумела подкрасться к Перворождённому.       — Прекрасная реакция, — спокойно, произнесла закутанная в синий плащ незнакомка, примирительно поднимая руки в общепринятом жесте мира. Её бледные, словно лепестки восковой лилии, ладони, выпроставшиеся из рукавов, были пусты.       — Прошу прощения, леди, — поборов охватившее его замешательство Финрод опустил лук, но не убрал его. Его подозрения не были рассеяны полностью. К тому же, в это неспокойное время, не лишним было проявить осторожность, гуляя ночью по лесу.       — Не стоит извинятся, — улыбнулась женщина, медленно опуская руки. — Это мне следует просить прощения. Не стоило без предупреждения подкрадываться к воину столь грозному. И всё же я не утерпела. Не часто можно встретить эльфа в наших краях.       — И всё же. Я просто не ожидал, что встречу кого-то здесь, — Финрод говорил учтиво, хотя тревога, овладевшая им при её приближении, не спешила уходить. Напротив, чем дольше он находился в компании этой странной особы, тем неспокойнее становилось у него на душе. Словно от неё исходила… угроза. Золотоволосый привык доверять своим чувствам. Интуиции предостерегавшей его от того, чтобы доверится незнакомке. Она могла быть одной из разведчиц Врага, изменившей свой облик.       — Тем радостнее должна быть эта нежданная встреча, — ответила женщина и вновь улыбнулась. Финрод скорее угадал, чем увидел движение её губ в тени капюшона. Кивнув в знак согласия он, оглядел собеседницу с ног до головы. Высокая и худая, она была закутана в черный плащ с капюшоном, отбрасывавшим тень на её лицо. Сколотый серебряной фибулой в виде расправившей крылья летучей мыши, он приоткрывал чёрное платье, ткань которого украшала искусная отделка. Судя по речи и манерам незнакомка принадлежала к синдар и всё же… Финрод чувствовал в ней нечто ещё. Нечто абсолютно чуждое эльфийской природе.       — Моя леди, вы позволите мне увидеть ваше лицо? — осторожно спросил эльф. Простой взгляд глаза в глаза мог прояснить многое. Особенно для сына Финарфина, унаследовавшего способность прозревать даже самые сокровенные тайны чужих сердец.       С губ женщины сорвался призрачный смешок. Она вскинула подбородок и легко, почти небрежно отбросила капюшон, позволив серебристому свету Луны омыть себя. Она была красива, как он и ожидал. Но то была неестественная, вызывающая жуть красота.       Чёрные волосы, уложенные в высокую причёску отливали серебром. Восково-бледная кожа казалась гладкой как шёлк, а большие глаза, ярко выделявшиеся на фоне бледного лица, были чёрными, словно ночь, окружающая Луну. Это была Тёмная Майэ.       — Проклятье! — выругался Финрод, понимая, что уже не успеет поднять лук. Ледяные пальцы незнакомки стиснули его запястье, заставив вскрикнуть. Холод пронзил его руку до локтя. Мышцы онемели, а пальцы — непроизвольно разжались, выпустив оружие.       — Что ты за… тварь? — прохрипел золотоволосый, с ужасом и гневом глядя на схватившую его женщину, в чарующем взгляде которой были вызов и искушение. Она смотрела на него так, будто хотела съесть. Это было ужасно, но так же и… интригующе.       — Я та, кто принадлежит сокровенной тени, — красавица, улыбнулась и во рту у неё блеснули очень длинные и острые клыки.       — Но вы зовёте меня Тхурингвэтиль, — сказав так, она резко подалась вперед; прижалась к Финроду тонким телом, холод которого он ощутил даже сквозь одежду. Её рука легла на его талию с сжала. Сильно, до хруста позвонков. До стеснённого дыхания.       Финрод понимал, что не дотянется до кинжала. А если и дотянется, то уже не успеет нанести удар. Но в кармане камзола у него было ещё кое-что, припасенное как раз на случай, если свет погаснет, и он останется один во тьме. Тхурингвэтиль чуть откинула голову, будто собиралась поцеловать его, или, что вероятнее, вогнать клыки в горло. Её хватка на мгновение стала ещё крепче, а внимание ослабло. Словно хищница уже торжествовала победу, забыв об осторожности. А зря, ведь эльф не собирался сдаваться.       — Может быть нам с тобой узнать друг друга поближе… — с проникновенной улыбкой начала она, и вот тогда Финрод вытащил из нагрудного кармана маленький хрустальный фиал. Согретый теплом его ладони он воспылал звёздным огнём, разрывая тьму ночь.       Опалённая прикосновением белого света Тхурингвэтиль взвыла, прикрывая рукой иссохшее лицо. Её кожа приобрела мертвенно-серый оттенок. Щеки запали, а глазницы усохли, наполнившись багровым огнём, будто в черепе горели угли. Не прекращая выть мертвая тварь шарахнулась от него и отступила во тьму. Финрод поднял с земли лук. При этом ему пришлось спрятать фиал обратно.       Это едва не стоило ему жизни. Потому что когда свет погас, лишь природная ловкость и быстрота реакции помогли эльфу избежать жуткой смерти. Он успел обернуться и направить стрелу в грудь упырихе, умело державшейся вне поля его зрения.       — Сделаешь ещё шаг, и я пристрелю тебя! — предупредил Финрод, глядя на Тхурингвэтиль поверх наконечника стрелы. Она уже успела вернуть себе прежний облик, но всё равно выглядела дикой и хищной. Глаза горели, а все зубы во рту превратились клыки.       Какое-то время они не двигались. Бесстрашный эльф и порождение ночи. И весь мир затаил дыхание на время поединка.       — Попробуй, — рассмеялась Тхурингвэтиль и, не колеблясь, шагнула к нему, выбросив вперед руки. Финрод выстрелил, но было поздно. Женщина обернулась стаей летучих мышей, которые закружились вокруг него словно в неистовом танце. Странные создания пищали и хлопали крыльями по лицу и волосам. Мешая прицелиться. Когда Финроду удалось отогнать их от себя, Тхурингвэтиль уже исчезла. И он знал, что даже острота эльфийского зрения, позволяющего видеть в темноте, не поможет ему отыскать это существо.       — Мы ещё увидимся, Финрод Фелагунд… — шепнул из темноты призрачный голос. — Мы ещё увидимся… и тогда, я полакомлюсь твоей кровью… Эльф вздохнул, запоминая мрачное предостережение, и снова взглянул на реку. Такую красивую, умиротворяющую.       Её вода была чистой как хрусталь, а небо отражалось в ней словно в зеркале. Казалось, что звёзд можно коснуться рукой, а лунный свет — зачерпнуть в ладонях и пить будто напиток. Обманчиво-мягкое течение реки не предвещало бурных порогов, подобно тому, как Финрод не предвидел, что Судьба против воли и желания накрепко свяжет его с женщиной из сокровенной тени.       И что ему ещё не единожды придётся извиниться перед ней, за случившееся той ночью недопонимание.