Приключения Звёздного Трио

      Чужеземцы часто считали Мордор мёртвой землёй, однако это было не так, или по крайней мере не совсем так. Вопреки всем суевериям жителей Запада Чёрный Край не представлял собой безжизненную пустыню, разорённую огнем и покрытую золой и пеплом. То есть пустыня – Горгорот, конечно же была, но только вокруг Чёрной Башни. И причин у её появления было несколько.       Во-первых рядом находился Вулкан. Во вторых Гортхауэр, в отличие от своего Учителя, не брезговал заимствовать у Арты часть сил на свои нужды. Это, конечно, причиняло боль миру, возлюбленному Крылатым, но Жестокий руководствовался, в первую очередь соображениями прагматизма. Чётко понимая, что в случае победы Сил Света Арте придётся намного хуже, он причинял меньшую боль, чтобы уберечь её от большей. Творил необходимое зло. В-третьих пустыня серьёзно усложнила возможную осаду Барад-Дура.       Штурмовать несокрушимую твердыню когда вокруг только зола и камни, за которыми даже невозможно укрыться от стрел, пущенных из бойниц, было не так-то и просто. Элендил с Гил-Гэладом очень хорошо усвоили этот урок во времена Войны Последнего Союза, когда осаждали Барад-Дур семь долгих лет. Орочьи банды постоянно нападали на отряды снабжения, подвозившие войскам провизию и припасы или устраивали дерзкие вылазки, в то время как сам Саурон то и дело обрушивал на людей и эльфов колдовской огонь со стен Черной-Крепости. Впоследствии ему удалось так измотать противников, что появился шанс на победу. И если бы не Исилдур со своим Нарсилем, сумевшим срезать Единое Кольцо с его пальца, кто знает, чем бы тогда всё закончилось...       В любом случае в Мордоре было много и помимо пустынь. В частности – Нурн. Плодородный край на самом юге Чёрной Страны. Его зерновые поля были достаточно обширны, чтобы кормить неисчислимые орочьи армии Тёмного Властелина. Пепел Ородруина щедро удобрял почву, а стекающие к морю ручьи обильно питали её, давая богатые урожаи. Так же здесь и находился один из летних дворцов Темного Властелина, в котором тот периодически отдыхал от трудов. Сюда было решено перевезти и Мелькора – поправить здоровье. Обеспокоенные возрастающей апатией Тёмного Валы Ученик и Ученица посчитали, что здесь ему будет лучше.       Гортхауэр, понятное дело, не мог постоянно находиться при Учителе. Ему приходилось управлять огромной, постоянно расширяющейся империей, вести войну с остатками вражеских сил, медленно отступавших к Морю,отлавливать малочисленные отряды «верных» и разбойничьи банды, подавлять мятежи и восстания. Одновременно держать в голове сотни, если не тысячи дел.       Поэтому забота о Мелькоре практически всецело легла на хрупкие плечи Элхэ, чему тёмная эльфийка, конечно же, только радовалась. Ну ещё бы! У неё наконец-то был свой собственный Властелин Тьмы, которого кормить с ложечки и укладывать в кровать, как маленького. Всегда мечтавшая о возможности проявить свою заботу о том, кого так долго в тайне любила, Элхэ делала всё-от неё зависящее, чтобы он как можно скорее оправился от перенесённых мучений, вот только... проку от этого было немного.       Тело Мелькора было в порядке. Те раны, что ещё оставались на нём после колдовства Гортхауэра, она смогла залечить. Даже шрамы свела – делов-то. Но и всё.Дальше дело остановилось. Забуксовало,словно телега в грязи. К своему разуму Тёмный Вала эльфийку не допускал, под предлогом заботы о ней. Именно, что под предлогом, потому что Гортхауэр, тоже пытавшемуся помочь, получил точно такой же отказ. И вот тут дело уж точно было не в заботе. Сотворённый, конечно, был слабее Изначального, но всё же не настолько, чтобы связь разумов причинила ему сколь-либо ощутимый вред. А значит... дело было в проклятой гордости Мелькора.       И вот с ней поделать уж точно было ничего нельзя. Превозмочь эту его черту не смог ни Эру, ни другие Стихии, являвшиеся по сути его братьями и сёстрами, ни три века одиночного заключения в Мандосе, ни пытки, ни изгнание – ничто. Мелькор предпочитал страдать в одиночестве и ни с кем никогда не делился своей болью. Поэтому Элхэ и не могла ему ничем помочь. Во всяком случае до тех пор, пока он продолжал закрываться от неё и играть роль невозмутимого и всезнающего Учителя из которого он всё никак не мог выйти. А стоило бы, учитывая, что его ученики давно уже выросли и теперь сами могли преподать ему парочку жизненных уроков.       С их воссоединения, состоявшегося на Празднике Ирисов прошло целое лето и часть осени. Близилось осеннее равноденствие, а состояние Мелькора нисколько не улучшалось. Даже её любовь, которую он, кажется, принял, не смогла отогреть его полностью. Где-то внутри всё равно оставался осколок льда, из-за которого Вала то оживал, на мгновение вновь становясь тем, кого знали эллери ахэ, то вновь погружался в чёрную тоску, из которой его с трудом выводили даже её прикосновения и поцелуи, которые эльфийка позволяла себе оставлять на коже и даже губах, чуть ли не теряя сознание от собственной смелости и наглости.       Судя по всему, Тано мучило кое-что похуже боли. Что-то такое, о чём она и Гортхауэр могли только догадываться. Тёмная эльфийка плохо помнила опыт своего пребывания за Кругами Мира, а потому не могла даже предположить, как именно Изгнание за Грань, могло отразиться на Изначальном? Точнее... у неё была одна догадка. Совсем уж нехорошая, если говорить начистоту. Иногда глядя на впавшего в некую прострацию Мелькора, её казалось что часть его так и осталась там – в звёздных Чертогах Эа.       Застыв на мгновение с пером в руках, тёмная эльфийка так и не решилась поведать эту мысль даже бумаге. А перечитав написанное, она и вовсе вырвала последнюю страницу и порвала её, отправив в камин. Сейчас он был погашен, но вечером его обязательно разожгут – ведь не смотря на жаркий климат ночи в Нурне были довольно холодными. Закрыв дневник наблюдений за состоянием Мелькора, Элхэ потянулась, хрустнув позвонками, а после и вовсе встала из-за стола, решив прогуляться немного.       Ноги довольно быстро вывели её на открытую галерею, с которой открывался прекрасный вид. В этой части Мордора небо не было завешено плотными тучами, а потому лучи солнца свободно достигали земли. Нагретый воздух был сухим и жарким, но не настолько, чтобы доставить беспокойство эльфийке. Напротив, она искренне наслаждалась его знойным дыханием, теребившем складки простого чёрного платья и пара серебряных прядок, оказавшихся слишком короткими, чтобы быть заплетёнными в косу.       — Хорошо здесь, – тихо произнесла она, скользя взглядом вдоль бескрайних ржаных полей, золотившихся вокруг на сколько хватало глаз. Находящиеся под неусыпным присмотром орков рабы собирали урожай, перемещались среди рядов золотых колосьев. Близился Нэйрэ – День Огня. А далеко на севере виднелся сумрачный конус Ородруина, тонущий в пепельной дымке.       Красивое лицо тёмной эльфийки казалось безмятежным, однако при этом внутри она была далека от состояния умиротворения. Да и вообще, несмотря позитивность и некоторую безбашенность, которую она проявляла при Учителе и его Ученике внутри Элхэ осталась всё той же Элхэ, которой была всегда. При каждом новом перерождении её сущность менялась, оставаясь при этом прежней. Она могла быть Видящей и Помнящей или Целительницей, сереброволосой или брюнеткой, красавицей или замарашкой, но внутри всегда была все та же Элхэ. Неуверенная в себе, сломленная грузом открытых ей знаний, сомневающаяся в своём праве стоять рядом с Учителем и его Первым Учеником. Она могла вести себя провокационно и даже нагловато, подсаживаясь на колени к любимому Мелькору или обнимая его, но внутренняя неуверенность осталась при ней. Просто эллерэ научилась преодолевать её.       В этот раз она выбрала для перерождения эльфийку отнюдь не из-за внешности. А чтобы создать дополнительные трудности на своём жизненном пути и научиться бороться. Преодолевать препятствия и идти к цели, а не страдать от жестокости Судьбы, смиряясь с обстоятельствами. Выросшая в Лотлориэне, отгороженном от остального Средиземья краю, Элхэ, которой при рождении дали иное, забытое ныне имя, вынуждена была пройти долгий и тернистый путь, чтобы в конце концов стать той, кем она была теперь.       Она доверяла своим родителям и Владычице, и честно рассказала о своих видениях. Моментах из прожитых жизней, которые являлись пред ней во снах. Ей сказали, что это всё – наваждение. Козни Врага. Её пытались вылечить. Вытравить из памяти следы было. Но сколько бы ни старались эльфийские чародеи, и сколько бы иллюзий ни ткали, правда всё равно прорывалась наружу. В конце концов юная ещё совсем девушка вспомнила своё имя. Вспомнила кем была и поняла, кем должна теперь стать. Воительницей – сильной и бесстрашной. Способной в одиночку выстоять против целой армии, чтобы защитить своего возлюбленного... Мелькора!       Она научилась лгать, говоря, что не видит больше никаких видений. Она научилась притворяться послушной и благодарной. А главное – преданной. Даже пошла в стражу, объяснив свой поступок тем, что хочет защитить Лориэн от зла, повредившего ей. Галадриэль не возражала. Скорее наоборот – поощряла воинственную деву, в которой, судя по всеми, видела себя в юности. Воспользовавшись этим, Элхэ в совершенстве освоила искусство фехтования и научилась навыкам следопыта. А когда подвернулась возможность, покинула Лотлориэн, чтобы начать свой собственный путь. Одинокая странница, скрывающая свои истинную природу – она успела побывать и скиталицей, и наёмницей, и авантюристкой. Она плавала с пиратами, гостила в Дунланде, водила дружбу с орками и троллями и даже пряталась в горах от дунаданских патрулей, беспощадно выслеживавших всяческие «порождения тьмы».       Но может теперь рукоять меча и была привычнее её рукам, чем лютня, петь Эленхэл любила как и прежде. И сейчас ей очень захотелось сделать это. Прямо так – перед всеми. В прошлой жизни она очень стеснялась и всегда уходила в лес, прежде чем дать своим чувствам облечься нотами новой мелодии, но сейчас эльфийка хотела, чтобы её услышали.

Теплота наших сердец, Куда ты спешишь скажи? Исчезаешь навсегда, Не вернёшься в нашу жизнь? Сердца бьются как одно: связала их Нить Судьбы, До какой же глубины, Я паду туда, где ты? Я всегда, я всегда, Буду рядом с тобой, Расстояние – ничто, Сердца твоего я легко коснусь душой.

      Её голос – чистый и нежный разнёсся в жарком воздухе и, подхваченный ветром, устремился к горизонту, заставляя людей на время отрываться от работы. Никогда прежде эта земля не слышала ничего столь же прекрасного, как пение Перворождённой.       И даже Элхэ, всегда относившаяся к своему пению весьма критически, осталась довольна результатом. Может исполнение всё ещё оставалось не идеальным, но слова шли от сердца. Когда она пела слёзы сами собой наворачивались на глаза, а дыхание прерывалось. Потому, что это было нечто большее,чем просто красивая мелодия и тщательно подобранные слова.       Это была музыка её души, измученной долгим ожиданием одной единственной, истинной любви. И теперь, когда она наконец-то получила то, о чём так долго мечтала, пришла пора прозвучать этой песне. Элхэ чувствовала, что готова отпустить её на волю. Так она могла закрыть очередную главу своей жизни и приступить, наконец-то к следующей – уже более счастливой. Это было нужно ей.

Сквозь покровы ночной темноты Мы рвёмся словно птички в петлях силка. И крыльев не расправив хрупких своих – Сломила их такая судьба. «Одинокий» – думаешь ты, И холоден как лёд, Бесстрастный твой взгляд. Пронзает мое сердце, но я молю... молю раскрыв мне душу свою, Обними меня... Вечно!

      Это о Мелькоре. О ней и о Мелькоре. Её чувства, переживания и муки неразделённой любви. Тысячи лет, спрессованные в дюжину кратких строк. Позволяя этим словам срываться со своих губ тёмная эльфийка словно заново переживает всё это. Она здесь и одновременно там – в Гэлломе. Стоит на берегу ручья, погрузив босые ноги в прохладную воду, и со вздохом выпускает из рук венок, который так и не решилась отдать. Боль была так сильна. Она разрывала, раскалывала душу. Но это была хорошая боль. Потому что вместе с ней приходило освобождение. Эта песня была её способом справиться с прошлым. Отпустить его, чтобы жить дальше. Боль была управляема, если придать ей форму. Облечь звуками и выплеснуть из себя. Освободить место для новых эмоций.

Почему же в снах своих, Опять заблудилась я? Посмотреть Судьбе в глаза, Неосознанно боюсь. Растворился в темноте Красочный мир вокруг. Так куда же мне идти? Подскажите кто-нибудь... Никогда, никогда, Я не сдамся, клянусь. Расскажи, почему У любви моей такой тернистый путь?

      А действительно – почему? Элхэ чуть ли не впервые в жизни задаёт себе этот вопрос. Раньше она не позволяла себе даже тени подобных мыслей. Да и как бы она осмелилась? Кто она такая? Всего лишь эльфийка, пусть и тёмная. Но таких много... было, в то время. А он – Тёмный Вала. Изначальный. Стихия. Как она вообще смела любить его и, тем более, ждать какой-то ответной любви? Вот примерно такие мысли роились в голове у девушки, выросшей в Лаан Гэлломэ. Может быть, став старше, она бы и поняла – что к чему, но неумолимое течение судьбы не дало ей такого шанса. Её жизнь оборвалась прежде, чем это осознание стало возможным.       Уже потом, вернувшись в теле Ахтэнэ, она начала понимать, что нельзя быть достойной или недостойной чьей-то любви. Что любят не за что-то, а вопреки чему-то.Всегда вопреки. Она даже сказала об этом Мелькору, но ничего хорошего из этого не вышло.       А сколько всего было между этим? Сколько времени она провела в виде призрака, беспомощно наблюдая за тем, как её любимый проливает слёзы на маковом поле, пытаясь отыскать цветок, которого там нет и не было никогда. Черные маки, выросшие на золе Гэлломэ это память Арты. Память и скорбь по тем, кто уже никогда не вернётся. Но она-то не ушла. И мучилась от невозможности помочь, утешить, облегчить боль. Наверное поэтому её душа и выбрала путь Целительницы во второй раз.

Скрыла ночь тебя от меня – Где Истина, где Ложь, Никак не пойму. Но сердце знает правду, Скажешь: «Люблю!» И я поверю нежным словам. Одинокой быть не хочу, И в клочья разорву печали вуаль, На встречу я к тебе побегу. И, когда мы встретимся, Ты просто скажи:

      — Я люблю тебя, – раздался позади тихий, но всепроникающий голос Мелькора. Изначальному удивительным образом удалось подобраться к ней незамеченным, и вплести три самых важных слова в общий мотив мелодии, не разрушив, но обогатив её при этом.       На мгновение Элхэ почувствовала себя ребёнком, пойманным за шалостью вроде поедания сладостей, но это чувство быстро прошло. Совладав с собой она обернулась и посмотрела на подошедшего. Без своего плаща, который носил большую часть времени, Мелькор выглядел каким-то по-домашнему уютным – в полурасстёгнутой из-за жары чёрной рубахе и с разметавшимися по плечам волосами, который в данные момент были ничем не забраны. Кого-то другого это непременно испортило бы, но ему шла небрежность.       — Подслушивать не хорошо, – нацепив на лицо саркастическую улыбочку Элхэ обернулась и, пристав на цыпочки, запечатлела короткий, целомудренный поцелуй на узких губах Изначального. Это всё, что она пока что могла позволить себе. Как бы ни хотелось ей большего, эльфийка предпочитала не торопиться и приучать Мелькора к себе постепенно. Слишком велик был риск всё испортить.       — Прости, что заставил жать так долго, – исцелённые от ожогов пальцы коснулись щеки, стирая скатившуюся по ней слезинку.       — Знаешь... в последнее время мы только и делаем, что извиняемся друг перед другом, – борясь со смущением, которое вызывала в ней близость Тёмного Валы и его заботливые прикосновения, Элхэ потупила взгляд, но потом вновь подняла его, вглядевшись в бездонные, звёздные глаза, цвет которых невозможно было определить, сколько ни вглядывайся в них.       — Здесь... особенно нечем заняться, попытался отшутиться Мелькор, но в этот раз ученица не повелась на его провокацию.       — Поверь, занятий здесь много. Выбирай любое – вкусу. Хочешь молотом помахать – иди в кузню. Хочешь с травами поработать – так тут целая лаборатория. Библиотека есть, зал клинков, конюшни... но ты просто ходишь из угла в угол, как неприкаянный. Тано...       Элхэ закусила губу, сомневаясь, стоит ли ей продолжать. Она и так уже сказала больше, чем следовало. В то же время, она не могла больше видеть Мелькора таким. Пустым и безжизненным. На хижину, в которой погас очаг. На оставленный людьми. Форма без наполнения. Что-то важное исчезло из него и так пока и не вернулось. И она боялась, что это его дух. Сердце.       — Не могу я так! – неожиданно резко ответил Вала. – Не моё это место. Не моё. На всём здесь я чувствую отпечаток его мыслей. Ортхэннера. Он строил этот дом для себя. Это его место. Его кузня, его книги, его лаборатория. Прикасаясь к ним я могу ощутить, когда он в последний раз брал в руки молот или понравилось ли ему написанное. Я здесь гость, а гостям не полагается брать, что вздумается. Я знаю, он не будет против, но всё равно не могу так. Понимаешь, Элхэ? Не могу. Я как будто... чужой здесь. Лишний.       На миг потеряв над собой контроль Мелькор сжал пальцами хрупкие плечи эльфийки, но вовремя осознав, что причиняет ей боль, отпустил. Такие срывы происходили с ним и раньше, но лишь время от времени. Как воплощение одной из Старших Стихий он прекрасно контролировал свои эмоции, ибо вырвавшиеся из под контроля они могли обернуться разрушительным лесным пожаром или снежной бурей, способной в одночасье погубить урожай. Прежде такое случалось с ним лишь несколько раз, в моменты скорби и великого отчаяния, но после возвращения из-за грани, вспышки внезапных эмоций сделались регулярными. Создавалось ощущение, что после пережитого, Мелькор действительно стал человеком и теперь не мог приспособиться к захлёстывающим его чувствам.       — Я знаю, что тебе нужно, – торопливо остановила его Элхэ, взяв за руку. – Лэртэ. Дом, но не из камня. А живой. Как в Гэлломэ.       — Я помню, – горько усмехнулся Вала. В отличие от неё – эльфийки он никогда и ничего не забывал. Даже если очень хотел.       — Построим его вместе! – слова слетели с её губ придыханием. – Ты и я. Что скажешь? Мы уедем отсюда. Покинем Землю Тени, где властвует Гортхауэр и найдём себе местечко по вкусу. Может быть в Ангмаре. Климат там хороший, тебе точно понравится.       Её слова заставили Валу задуматься. Впервые за долгое время он не просто покорно следовал туда, куда она или Саурон указывали ему, но действительно обдумывал предложение. Взвешивал «за» и «против». Это можно было считать первой, маленькой победой, но, положа руку на сердце, Элхэ бы предпочла, чтобы сейчас он согласился с ней не раздумывая. Так ей было бы легче.       — Знаешь, а это... – взгляд Мелькора скользнул ей за спину и задумчивость сошла с его лица. – А это не Ортхэннер там летит?       На мгновение Элхэ подумала, что он уходит от ответа самым, что ни есть дурацким способом. Но учитывая, что фальшь она в любом случае почувствовала бы, эльфийка решила всё-таки обернуться. В небе действительно маячил некий силуэт, издали похожий на крылатого ящера, которыми пользовались назгулы. Вот только что-то в его очертания казались ей непривычными. Тревожащими       Желая выяснить это, Элхэ козырьком приложила ладонь к лицу и чуть не обомлела от страха. Летевшее в их сторону существо было покрыто не чешуёй, а длинными, золотисто-коричневыми перьями. Да и голова у него была не драконья, а самая что ни на есть птичья. С хищным изогнутым клювом и пылавшими золотым светом глазами. Этого просто не могло быть. И тем не менее это было.       — Это не Саурон... – выдохнула Элхэ, проклиная себя за решение оставить меч в кабинете и прогуляться налегке. – Это...       — Орёл! – завопил кто-то из окров, поднимая тревогу. Взревели боевые рога и воздух над дворцом потемнел от стрел, пущенных орками. Это место хоть и находилось в глубоком тылу, но охранялось почище Мораннона или даже самого Барад-Дура. Война сейчас шла далеко от мордорских земель, а потому сторожить подступы слишком уж сильно не было никакого смысла. Что же касалось Чёрного Замка... что же, там присутствовал Саурон, сам по себе являвшийся гарантией неприкосновенности этой Твердыни. Здесь же находилось самое ценное – Сердце Тьмы. Её Властелин – освобождённый, но пока что ещё беззащитный пред кознями врагов.       Несмотря на то, что лучников было не меньше сотни, ни одна стрела так и не попала в цель. Ветер, поднятый мощными взмахами орлиных крыльев, отклонил каждую из них. Огромная птица без труда перемахнула через крепостную стену и устремилась к дворцу. Именно к тому самому месту, где стояли сейчас Элхэ с Мелькором. И Целью явно была не она. Валар пришли за своим пленником.       — Учитель, я стану тебе щитом! – слова, произнесённые когда-то Гортхауэром, сорвались с губ Элхэ, прежде, чем она даже успела осознать их. История повторялась. Точно так же, как и Войне Стихий. Только в этот раз эльфийкой владели не чувства, а разум. Поэтому вместо того, чтобы бездумно закрывать Мелькора своим телом, грудью принимая удар острых когтей, она просто оттолкнула его в сторону и откатилась сама. Орёл был, конечно, манёвренным но не настолько, чтобы мгновенно изменить направление движение на такой скорости. Ему не хватило мгновений. Цепкие лапы просвистели в опасной близости от парочки.       — Меч! – крикнула Элхэ оркам, не спуская глаз с приземлившегося орла. Ударившись о каменную кладку пола птица встряхнулась и сменила обличье. В десятке шагов от них с Мелькором теперь стоял некто, облачённый в лазурь и золото. Плащ из червонных перьев развевался за его плечами орлиными крыльями, а золотой огонь волос окутывал голову нимбом. Лицо незнакомца до странности напомнила Элхэ Мелькора, но несмотря на общее сходство оно было совершенно другим. Более плавным и гладким что-ли. Как будто его изящным чертам не хватало присущей Властелину Тьмы остроты и резкости. Да и глаза у него были голубыми, словно сапфиры. Увидев золотой герб, вытканный на груди эллерэ вдруг поняла, что удостоена чести лицезреть самого Манвэ.       Сам Король Мира снизошёл на земли Мордора и аура величия его ошеломила орков, застав их застыть на месте. Лишь Элхэ нашла в себе силы противостоять ему. Сжав меч, брошенный ей одним из стражников, она встала, закрыв собой возлюбленного.       — Здравствуй, брат, – подчёркнуто не замечая её приветствовал золотоволосый. – Ты же не думал, что я ничего не замечаю.