Испытуемые

- Братишки так любят свою сестрёнку, что не трогают? Ухмыляется Крик, и Джули хочется его ударить. Ножом. Под самые рёбра, чтобы из-под маски, которую он опять на себя нацепил, хлынула кровь, горячая и густая, вонющая ржавчиной и пиздец какая липкая. Но она всего лишь лезет под чёрный балахон и обхватывает крепкую шею — ну как обхватывает, сжимает, давя кончиками пальцев на крепкие мышцы, задаваясь вопросом, что будет, если запустит поглубже ногти. Удастся ли проткнуть, ощутить горячее, услышать, как рвётся натянутое… Отмечая, что не одна такая умная. Но в отличие от кое-кого более мелкая и делает куда хуже, куда больнее банального удушения. — Тебя это ебать не должно, понял? у Джули полные гланды яда и невыносимо мокрое белье, под которое, наконец, проникают чужие пальцы, грубые, как наждачная бумага, но чертовски желанные. Слава сучности, без чёрных перчаток, которых у Крика хуева туча. — Я — да. А твои братья? Тяжело, наверное, каждый день видеть перед собой такую сучку и ни разу не вставить ей по самые… яйца. Прелюдий нет, Джули понимает это, Джули привыкла к этому. Её мокрая щель — прелюдия, его шумное дыхание через ебучую маску. И удовольствия нет. Сейчас. Только злость, только ярость в ответ на насмешку забывшего, что они хоть и бесмертны, но могут умереть. — Завали… ебало. Джули убирает руку с шеи, тянется, обхватывая за плечи, прижимаясь к балахону тканью майки. Сдергивает маску, впившись в ледяные глаза взрослого, двадцатипятилетнего парня. Ловя кайф от того, что они темные, как ад, и напоминают лезвия ножей цветом радужки. Ну и, конечно, от того, что он всё ещё считает её куда привлекательней певички или черепушки, на зад которой пускает едкие слюни даже вечно мычащий какую-то чушь «Мор». Что он возвращается в слишком светлый курорт, и они трахаются, ругаясь, калечат друг друга, и — иногда — сидят у камина в абсолютной тишине и пьют кофе. Ребята бы назвали это пиздец каким скучным, да и Джули-до-всего-этого тоже, но тогда, у камина, она может прижаться к Дэнни со спины, сомкнуть руки на талии и положить голову на плечо, не говоря ни слова, просто наблюдая за тем, как затачивается красивый нож. Может немного вытянуть шею и увидеть взгляд собственных глаз в отражении лезвия. И это, пожалуй, важнее всего на свете.