Испытуемые

«О боли и приоритетах»

— Ты боишься боли? Приглушенно, словно — а может, так и есть — выпытывает секрет, спрашивает Дуайт. — Да. Отвечает хмуро Дэвид, у которого сильные, мозолистые руки, сломанный несколько раз нос и едва заметный шрамик над верхней губой. От крика которого всегда тянет сердце и немного желудок — так страшно, отчаянно и громко тот каждый раз звучит. — Странно. Пожимает плечами Дуайт. Дуайт любопытный, любящий всё выспрашивать и подробности. Дуайт, который теперь остался в прошлом, уступив место хмурому и понимающему суть без лишних слов человеку. Лидеру, если быть точнее, украшая губы кривой ухмылкой, с которой он выглядит как придурок. Дэвид отворачивается, сплевывая в траву. Никто не должен знать, что Кинг каждый раз теряется при ударе, пропадает где-то в себе, заменяясь отточенным за годы рефлекторным состоянием. Никто не в праве знать, что у Кинга перед глазами кроваво-красные вспышки из прошлого и его одолевает тошнота, ослабшая со временем, но всё также не отъемлемо присутствующая. — Я тебе въебу, если расскажешь хоть кому-то. Предупреждает он, а Дуайт выдыхает слишком красноречиво. Дэвид, конечно, очень смахивает на медведя, но чтобы по-медвежьи кричать просто так, без повода? Или же быть настолько отбитым, что наслаждаться вешаньем на крюк или — Сущность упаси — возбуждаться от вида вывернутой ведьмы или прокуренного клоуна? — Ты понял, очкастый? — Да-да, понял. Всё настолько плохо? Дэвид горбится, отворачиваясь, Дуайт подползает ближе, неумело обнимая и прижимаясь щекой к шраму у левой лопатки. Метке, какая есть у всех них, и которая имеет для Дуйата колоссально-сокральное значение. Также, собственно, как и допуск к ней. Тем более, от Дэвида. Особенно, от него. — Паршивое детство. Дэвид обхватывает тонкие, почти девчачьи, руки своими — жилистыми, большими — и слегка сжимает, принимая прилив нежность от вечно растрепанного, нервного задрота, за чёрный вихрь волос и нервозность которого выступит даже перед… — Расскажешь?.. — Нахер пошёл. Дэвид тянет его на себя, оставляя сухой след губ на шее, не намеренный делится тем, чем пока что не может поделиться даже с самим собой.