Манипуляции

      Утро встречает проливным дождём на улице и нежданным вызовом к директору, о существовании которого я почти успеваю забыть к сегодняшнему дню. И вот сижу я перед массивным столом, вглядываюсь в бесстрастные глаза мужчины напротив и пытаюсь понять, почему молчание, повисшее после обмена приветствиями, такое долгое и загадочное.       Помер, что ли, кто-то?       — У меня для вас печальные известия.       А, точно же, и правда помер…       — Ваш дядя был найден мёртвым в своём доме неделю назад.       Мужчина внимательно следит за моим лицом, которое старательно пытается изобразить что-то среднее между недоумением и жалостью, но выходит, видимо, паршиво, раз мужчина недоумённо вскидывает брови.       — Вы не удивлены.       — Ну, есть впечатление, что над нашей семьёй висит проклятье, — пожимая плечами, делюсь наблюдениями я.       Я бросаю фразу без задней мысли, просто чтобы оправдать отсутствие удивления, и только тогда всерьёз задумываюсь обо всём происходящем. А ведь в этом мире проклятия не пустой звук. И за десять лет семья Тревеевых действительно практически исчезла, словно по мановению волшебной палочки. Двоюродные братья и сёстры отца истинной хозяйки моего нынешнего тела погибали в самых различных ситуациях: сердечные приступы при полном физическом здоровье и юном возрасте; сосульки, падающие с крыш торговых центров; автомобильные аварии. При повторном прочтении принесённых Фушигуро документов я даже внимания не обратила, решив, что это просто неприятное трагичное стечение обстоятельств. И только наугад проговорив «отговорку», всерьëз задумалась над всем происходящим. Но теперь, пожалуй, у меня есть все причины, чтобы запереживать, потому что, если подумать — действительно ли все эти смерти случайны?       — Вы и не расстроены, — снова замечает мужчина, смеряя меня внимательным оценивающим взглядом.       — Не сказала бы, что это был мой любимый родственник, — я вновь невозмутимо пожимаю плечами, окончательно отбрасывая попытки состроить из себя святую невинность.       — И, тем не менее, вы поразительно чёрствы. Это всё-таки ваш последний родственник, насколько я знаю.       — Вы хотите, чтобы я поплакала перед вами? — едко уточняю, добавляя стали во взгляд. Ненавижу, когда попрекают за эмоции. Какими бы они ни были, идите-ка к чёрту, сама разберусь, что мне чувствовать.       Я Романа знать не знала, и уж простите, что-то как-то не тянет меня жалеть мужика, буквально продавшего свою племянницу в чужую страну для непонятных целей. Ну да, можно было бы, наверное, гуманно, через суд, чтобы понял и осознал и прочие бла-бла, на которые класть бы с высокой колокольни, да воспитание не позволяет… И, тем не менее, даже отбрасывая всю имеющеюся в закоулках души жестокость и мстительность, жаль Тревеева мне не было. Люди вообще неожиданно смертны. Что теперь, по каждому плакаться?       — Тем не менее, из России в Совет пришло требование позволить тебе вернуться на Родину.       Брови мои удивлённо ползут вверх, пока мужчина неторопливо достаёт из стола конверт.       — Для тебя также передали письмо, — я принимаю белый плотный кусок бумаги, скучающе разглядывая марки и печати. — Однако, учитывая, что появилась ты здесь после солидного вложения со стороны Старейшин, им непросто принять подобное решение.       — Я вам че, удачно купленная газонокосилка, что ли? — брови иронично изламываются, пока я продолжаю изучать надпись об отправителе.       «Сенат магического сообщества Российской Федерации». Звучит солидно, только вот попахивает откровенным дерьмом, честно говоря. Когда структуры, называющиеся такими громкими именами, отправляют тебе письма, не жди ничего хорошего — моё личное мнение.       В наспех вскрытом конверте один-единственный лист, где в куче канцеляризма прячется вполне себе доходчивое требование — в ближайшее же время вернуться домой для решения ряда возникших со смертью последнего взрослого представителя семьи сложностей. Какое-то вступление в родовое наследование, принятие наследственных регалий в магическом обществе как последней представительнице рода. Отчисления какого-то налогового вычета… что-то мутотень какая-то, в которой стоило бы хорошенечко на месте разобраться.       — Несмотря на то, что официально ты здесь по программе обмена опытом, никто из просвещённых не забыл о твоей главной задаче, — Кудо поправляет очки, продолжая следить за моей кислой физиономией.       — Да-да, сдерживать Годжо в рамках приличий, — бурчу себе под нос, наконец складывая конверт с письмом и пихая их в карман пиджака. — Да не сделает он у вас ничего плохого, расслабьте вы булки, Господи…       Наверное, моя фамильярность в общении с таким высокопоставленным человеком его неслабо покоробила. Чем иначе объяснить то, что правая бровь мужчины отчётливо дёрнулась, нарушая безукоризненную маску вежливой невозмутимости.       — Этого будет недостаточно, чтобы убедить Совет.       — Давайте я с каждым индивидуально пообщаюсь. Убедятся, в чём хотите, — улыбка по лицу расплывается акулья, почти кровожадная, но мужчина и на это продолжает «закрывать глаза». А я бы давным-давно замечание сделала за зубоскальство.       — Не заигрывай со старейшинами, они знают, на что ты способна, и уже давно приняли все превентивные меры.       — Да ради Бога, — снисходительно машу я ладонью, совершенно не впечатлённая. Сегодня было поразительно насрать. На всё.       — Понятно, — он вздыхает, даже не пытаясь скрыть, насколько ему осточертело моё общество. — Что ж, в любом случае, не стоит ожидать их быстрого решения, но лучше быть готовой, что в скором времени тебя пригласят пообщаться.       — Это всё? Могу идти? — я киваю в сторону выхода, пальцами впиваясь в ручки стула и приподнимая бёдра с сиденья. И стоит только мужчине кивнуть, рывком поднимаюсь, наспех отвешивая обязательный поклон.       По дороге до комнаты мысли хаотично скачут в голове, обещая скорый визит мигрени. То, что Тревеевы были прокляты, теперь казалось мне неоспоримым фактом. Слишком ладно всё складывается, чтобы списать на случайность. Скорее уж трагичная закономерность. Но как вообще можно проклясть наследных магов, да ещё и тех, кто способен влиять на реальность? Неладно что-то было до ужаса, и я всё больше убеждалась в мысли, что прохлаждаться здесь для меня может быть опасно. И как бы ни был велик соблазн попытаться помочь несчастным подросткам, которых жизнь вот-вот нагнёт и продемонстрирует всю силу своей извращённой любви, если я сдохну, помочь я им ничем не смогу. Как там? При крушении самолёта в первую очередь наденьте маску на себя, а потом на детей… А значит, нужно было как можно скорее возвращаться в фамильное гнездо и вызнавать всё, что только можно о загадочной семейке.       В коридорах, стоит войти в студенческое общежитие, слышатся голоса, и я замедляю шаг, решая для себя: обойти ли затесавшихся где-то поблизости ребят или идти прямо, готовясь к очередному общению с неугомонным Годжо. Я уже сейчас слышала, что энтузиазма в его голосе достаточно, чтобы смести своей бурной харизмой. Впрочем, возможно, это последние дни, когда я вообще могу пообщаться с ними, не оглядываясь на грядущие кошмары…       — Мика, скажи же, что нам просто необходимо посвятить сегодняшний вечер посиделкам и съездить вкусно покушать, — Сатору повисает на мне, стоит только показаться из-за поворота и подойти ближе.       Сугуру, замерший в дверях своей комнаты, приветственно кивает, возвращая скептичный взгляд к другу.       — Я бы хотел отдохнуть. Яга-сенсей сказал, что через три дня нам, скорее всего, выдадут новые задания.       — Не будь занудой, — Сатору тянет гласные капризно, без стеснений подражая ребёнку, и встряхивает меня за плечи, словно это я причина строптивости брюнета. — Надо разгрузить голову, это ведь полезно. Мика-чан, скажи ему.       Я перевожу взгляд с одного на другого, и мысли в голове ворочаются вялые и тяжёлые, как пудовые камни. С одной стороны, я тоже тот ещё интроверт, любящий забиться в уютную нору и не казать оттуда носа, а с другой — я прекрасно знаю, что очень скоро Сугуру окажется на перепутье, и чем больше будет нитей, связывающих его с окружением, тем меньше у него будет соблазнов пойти по пути разрушения и хаоса. По крайней мере, в это хотелось верить. И всё-таки, как чертовски сложно заставлять себя вникать в это и принимать активное участие, когда над тобой и без этого висит загадочный Дамоклов меч, грозящий устроить секир-башка в любой момент. Да и вообще, прямо сейчас сильнее всего хотелось спать, но мелькнувшая мысль о шашлыке сама собой развеяла всевозможные сомнения.       — Думаю, поход в какой-нибудь ресторанчик никому не повредит, — наконец выдавливаю я из себя, как можно убедительнее заглядывая Сугуру в глаза.       Судя по тому, как он хмурится, не сильно-то он со мной согласен.       — Ребят, правда, — Гето сокрушённо, виновато почти, качает головой, меряя нас с Годжо уставшим взглядом. — Я бы и рад, но очень устал.       Сатору рядом тяжело и демонстративно шумно вздыхает, ощутимо прикладываясь лбом о моё плечо.       — Ладно, — бормочу я, понимая, что Годжо не торопится продолжать уговоры, а у меня попросту нет для этого подходящих слов. Я слишком твёрдо приучила себя уважать чужие границы, чтобы сейчас настаивать. Неясно только, откуда в Сатору столько покорного смирения.       — Хорошо вам повеселиться, — напоследок желает Сугуру, прежде чем закрыть за собой дверь и оставить нас в тишине коридора.       Годжо продолжает бодать моё плечо тёплым лбом, не торопясь отмирать или как-то комментировать.       — Я думала, ты будешь его уговаривать, — делюсь соображениями, когда тишина становится слишком уж продолжительной.       — Да пофиг! — Сатору вдруг резко отмирает, рывком приходя в движение.       На губах его я успеваю заметить злую улыбку, но он тут же бросается дальше по коридору, словно бы даже забыв обо мне или предложенных планах.       — Эй, погодь!       Не знаю, зачем я его окликаю, отказавшись от забрезжившей возможности отсидеться каждому по своим комнатам.       Сатору замирает у самого поворота вправо, но оборачиваться не торопится, пихая кулаки в карманы брюк.       — Мы можем сходить за едой в ресторан и притащить всё сюда. Тогда у народа будет меньше поводов отказывать, заодно прогуляемся, — я улыбаюсь, видя, как слегка оборачивается парень на мои слова. — Погодка не радует, так что ничего удивительного, что он отказался.       Годжо вновь вздыхает, глубоко и медленно, и я слежу, как поднимаются и опускаются укутанные в чёрный пиджак мальчишечьи плечи. А когда он вновь поворачивается, давая разглядеть лицо, вижу улыбку уже привычную, шкодную и широкую.       — Через пятнадцать минут жду тебя у ворот.       Я вздыхаю, покорно кивая опустевшему коридору — Годжо и не думал дожидаться ответа, ускользнув в сторону собственной комнаты.       Запоздало заворочалась мысль, что не стоило так самоотверженно вклиниваться в этот чуть разобщённый дуэт. Могла бы с чистой совестью вернуться сейчас в комнату, вставить в ноутбук какой-нибудь из дисков, взятых напрокат ещё на прошлой неделе, и безмятежно почиллить в обнимку с подушкой под голливудские середнячки. А вместо этого мне предстоит долгий путь в центр под проливным дождём в компании шебутного ребёнка, у которого вечно шило свербит в одном месте…       Да, тётя, дала ты маху. Вечно берёшь на себя больше, чем следует.       Я в очередной раз вздыхаю, наконец сходя с места в сторону комнаты. Следовало хорошенько утеплиться, если не хочу назавтра проснуться с полным носом соплей… Хотя, у меня ведь нынче есть чудо-техника исцеления, так что о простудах можно, наверное, и забыть. Но я всё ещё терпеть не могу холод.       Под непрекращающийся дождь я выскальзываю спустя десять минут, предварительно долго решаясь на это на крыльце общежития. Я бы и дольше уговаривала себя промокнуть, если бы не приметила, что у красных ворот вдалеке отчётливо виднеется долговязая мальчишечья фигура.       Сатору хмыкает, приметив моё недовольное выражение лица, стоит мне приблизиться, а на расстоянии в пять шагов капли, весь путь оглушительно стучавшие по капюшону куртки, вдруг смолкают. И я только тогда обращаю внимание, что белобрысик абсолютно сухой.       Он щурится, разглядывая моё лицо, молчит и улыбается, пока я чуть расправляю сведённые плечи, неуверенно водя взглядом над нашими головами. Вода там разбивалась о невидимый купол и стекала по сторонам, так и не касаясь ничьей одежды или тел. Даже под ногами натёкшие лужи, стоит мне потопать ботинком, остаются недвижимо гладкими, давая повод усомниться в собственной телесности или адекватности.       — Так это и есть твоя техника бесконечности?       Я, признаться честно, действительно впервые обращаю на неё внимание. Правда, уверена — Сатору и прежде со дня нашего знакомства прибегал к своим способностям, только вот в рот я шатала разглядывать и размышлять об этом, что и как работает. И сегодня наконец мне стало любопытно.       — Впечатляет? — лукаво уточняет он, первым шагая в сторону ворот.       И я, замершая на месте и глядящая ему вслед, чувствую, как неожиданно в спину пихает что-то непреодолимое, ощутимо стягивая с места. Буквально двигая.       — Не отставай, — бросает он, не оборачиваясь, и мне только и остаётся, что ускорить шаг, чтобы нагнать и пойти рядом.       — Выглядит и в самом деле солидно, — без особого пиетета признаю очевидную истину, всё ещё завороженно следя, как капли бьются и скользят по невидимой преграде над нами. — Впрочем, в конкурсе мокрых маек тебе не участвовать.       — Хочешь, могу убрать, — спокойно, дружелюбно даже, предлагает парень, на короткое мгновение скашивая на меня взгляд.       — Нет уж, — я ныряю ладонью под локоть Годжо, заметив, как ненадолго скосились ко мне голубые глаза. Но Сатору не стал сбрасывать руку или хоть сколько-нибудь выказывать недовольство таким положением. Более того, локоть едва ощутимо прижался к телу, плотнее зажимая мою руку в тепле.       — Итак, что мы возьмём нашим ленивым домоседам?       — Ты мне скажи, — я хмыкаю, закатывая глаза. — Ты знаешь их дольше, к тому же лучше разбираешься в местной кухне.       — Мы могли бы взять что-то европейское, — неожиданно предлагает Годжо, скашивая на меня участливый взгляд.       Впрочем, нельзя было не отметить, что Сатору сегодня вообще был на удивление… Не раздражающим, что ли.       Мы ступаем по длинной дороге молча, вслушиваясь в перестук дождя вокруг, выдыхаем лёгкие облачка пара и думаем каждый о своём. И когда за спиной остаётся пара сотен метров, я наконец решаю заговорить. Хоть о чём-нибудь, потому что неожиданно притихший парень казался настолько непривычным явлением, что не на шутку беспокоил.       — Ты в порядке?       Мой вопрос повисает в тишине, и ещё какое-то время я иду, мягко сжимая пальцами чужое предплечье и заглядывая в лицо, остающееся отстранённым и таким же невозмутимым.       — А есть повод сомневаться? — наконец находится Сатору с ответом, возвращая ко мне прищурившиеся в напускной улыбке глаза.       — Да брось. Молчаливый, не давишь из себя беспечное веселье. За прошедший почти месяц, скажем честно, нечасто доводилось видеть тебя спокойным.       Он фыркает, попутно выпинывая из-под ног подвернувшийся камень. Как только умудрился?       — Ну, не всё же мне разбавлять ваше кислое настроение, — он пожимает плечами, перехватывая мою вяло держащуюся руку и плотнее укладывая на своём предплечье. — Переживаешь?       Я слежу, как растягиваются мальчишечьи губы в наглой улыбке, как чуть сверкают лукавством голубые глаза в мою сторону, но, несмотря на почти безукоризненную маску, верится в неё с трудом. Хотя, быть может, мои сомнения рождены из мнительности, а у пацана действительно просто типичные подростковые скачки настроения?       — Глупо не переживать, когда гиперактивный ребёнок вдруг притихает, — невозмутимо улыбаюсь я, перехватывая вспыхнувший энтузиазмом взгляд.       — Убеждай себя, — он несколько раз интенсивно кивает, всем видом давая понять, что ни на секунду не поверил. — Я просто подожду, пока ты признаешь, что неравнодушна ко мне.       — Тебе так нравится мысль всем вокруг нравиться? — интересуюсь, просто чтобы дать себе пространство для манёвра.       — Я красив, обаятелен и силён, — с непробиваемым самодовольством перечисляет парень, даже слегка подбородок задирая от гордости за себя любимого.       — Этому обычно завидуют, а не поклоняются, — хмыкаю в установившейся тишине, видя, что Годжо слегка осаживается, хмуря брови и устремляя посерьёзневший взгляд вперёд.       — А ты мне завидуешь?       От прорвы уверенности в его голосе, причём такой — поразительно невозмутимой и естественной, хотелось поражённо присвистнуть. Вот это самомнение. А я думала, у меня ЧСВ бьёт рекорды…       — Обладая ровно теми же характеристиками? — с глумливым намёком уточняю я, слегка дёргая его за локоть, чтобы обратил взгляд. — Едва ли.       — Вот именно поэтому я убеждён, что твоё беспокойство мной рождено именно интересом. Ты очарована, зачем отрицать? И испытываешь отнюдь не праздный интерес, — он посмеивается, видя, как я закатываю глаза, а потом, неожиданно крепче зажав мой локоть, совершает резкий оборот вокруг своей оси, вынуждая меня торопливо переставлять ноги, чтобы банально не упасть.       Странный то ли танец, то ли просто приём с целью сбить спесь даже пугает, и я какое-то время перевожу дыхание, подбирая слова, чтобы не наговорить настоящих гадостей.       — Годжо, испытывать интерес к тебе — то же самое, что испытывать интерес к пятилетнему ребёнку — попахивает нехорошими наклонностями, — наконец подбираю достаточно цензурные слова я, хмурясь от внимательного взгляда прищуренных в улыбке глаз.       Мы стоим напротив друг друга, замерев после странного манёвра Годжо, и от его пристального внимания мне впервые со знакомства с этим человеком становится неуютно. Я не очень-то люблю непредсказуемых людей, предпочитая быть тем самым «непредсказуемым элементом в компании», которого регулярно швыряет из бухты полного спокойствия и даже флегматичности в приступы истеричного веселья на грани с безумием. И как бы ни было прозаично, но да, сталкиваться с подобными мне тёмными лошадками мне не нравилось.       — Я ведь старше тебя на пару месяцев, — вдруг задумчиво изрекает Сатору, отрывая взгляд от моего лица и поднимая глаза к хмурым серым тучам над нашими головами.       — Мальчики взрослеют медленней, — отмахиваюсь банальным клише.       Его упёртость начинает уже подбешивать.       Сатору вдруг резко опускает лицо, одновременно делая шаг ближе. И зажатая его локтём рука мешает мне податься в сторону, хотя первый порыв — именно отшатнуться.       Взгляд у задумчивых голубых глаз проникновенный, серьёзный, и вопреки логике, что ничего в общем-то такого уж страшного, чтобы пятиться, не происходит, я всё-таки осторожно шагаю назад, не сводя с парня напряжённого взгляда.       — Правда уверена, что я ребёнок? — тихо и проникновенно уточняет белобрысый, наконец отмирая от отрешённой задумчивости и расплываясь в лукавой усмешке. Взгляд голубых глаз медленно соскальзывает на мои поджавшиеся губы, но Годжо только нависает, не пытаясь предпринять чего-то ещё.       — Ты меня сейчас смутить пытаешься? — неверяще уточняю я, следя за чужими эмоциями.       Сатору вздёргивает брови, поднимая взгляд обратно к моим глазам, клонит голову набок, словно прислушиваясь к собственным мыслям.       — Я почти уверен, что вся твоя невозмутимость — напускная, — делится он соображениями, покачиваясь вперёд и сокращая расстояние меж наших лиц на доли сантиметров. Правда, тут же отстраняясь и с любопытством следя за сменой моих эмоций.       А эмоции были разные. От неверия и вплоть до озлобленной упёртости. Случай, когда ежа решили напугать голой задницей. Ну-ну…       Я подаюсь вперёд, уверенно хватаясь за чужой воротник и чувствуя, как пальцы прежде зажатой локтём руки наконец обретают свободу. Годжо хлопает глазами, на долю секунды растерянный моим порывом, и я вижу, как расплывается по его лицу ехидная улыбочка довольства собой — уверен, что сумел вывести меня из себя, надо полагать. Но ещё до того, как чужой рот разражается новой очередью слов, я дёргаю его на себя, заставляя склониться ниже, и мягко прихватываю чужие губы своими, не прикрывая глаз и следя, как распахиваются шире белёсые ресницы, и взлетают в удивлении такие же белые брови.       Теперь посмотрим, кто кого смутит.       Кончиком языка мягко прохожусь по чужим губам, почти готовая к тому, что сейчас из рук вырвутся и выльют ушат возмущений или насмешек, но Годжо замирает, разве что выдыхает шумно, тёплым воздухом обдавая моё лицо. И тогда уже я отстраняюсь назад, в непонимании заглядывая ему в лицо. Хоть бейте, а ровно до этого момента я была почти уверена, что в братской любви Годжо к Сугуру не всё так по-братски, и что подобные действия с моей стороны должны смущение или возмущение хотя бы вызвать…       — Неплохо, — Сатору хмыкает задумчиво и вяло, большим пальцем оттирая собственные губы и глядя куда-то поверх моей макушки.       Не на такую реакцию я рассчитывала…       — Теперь моя очередь? — шкодливо уточняет он, прежде чем вновь шагнуть вперёд и потянуться рукой ко мне.       Протянутую руку пришлось отбивать.       — Ладно-ладно, я уже поняла, что этим тебя не пронять, — покорно признаю я, недовольно глядя в самодовольное лицо парня. — Но, готова поспорить, дай мне простор для эксперимента, и я заставлю тебя краснеть и смущаться, как и всякую мелюзгу.       — На что спорим? — с энтузиазмом отзывается этот живчик, и я даже в глазах замечаю загоревшийся огонёк предвкушения.       М-да, не одна я люблю пари. Прискорбно, но, кажется, Гето был прав, и общего у нас с этим шилом в заднице удручающе много.       — На желание, — предлагаю самый оптимальный и соблазнительный вариант.       — Любое?       — Главное, чтобы исполнение не грозило статьёй, — запоздало ограничиваю я чужой разгон фантазии, выставив указательный палец в жесте предостережения.       — С твоими способностями даже за убийство вряд ли будет грозить статья, — он прихватывает мои пальцы по-хозяйски, заключая их в крепкий жест рукопожатия. — Ну так что, уговор?       Я разглядываю поразительно лукавую усмешку на губах парня, пытаясь решить для себя, настолько ли я отчаянно люблю оказываться правой, чтобы ввязываться в спор с подростком, в голове которого тараканы ничуть не хуже моих. Если даже не лучше…       — В наш спор других особо не ввязываем, — предостерегаю, понимая, что эта война может выйти слишком эпичной, чтобы досадить окружающим. Не хотелось бы, чтобы из-за нашей дурости страдали ребята.       — Тебя смущает, что они могут стать свидетелями твоей слабости? — он дёргает за руку ближе, слишком резко, и стоит мне привалиться к его груди в поисках опоры, горячо и насмешливо усмехается, деланно бережно заправляя мои волосы за ухо. — Так, может, уже сейчас сдашься?       Звучит слишком насмешливо, чтобы так просто спустить это на тормозах.       — Перетопчешься, — от руки у лица я отмахиваюсь вместе с тем, как плотнее встаю на ноги, но зажатую в чужих пальцах ладонь вырвать не получается — держит Годжо крепко, до ломоты в суставах, когда дёргаю. — Просто не хочу, чтобы страдали те, кто к этому отношения не имеет. Они узнают, вряд ли есть смысл скрывать пари, но они не должны становиться жертвами нашей изощрённой фантазии в попытках задеть друг друга.       — Идёт, — после непродолжительного раздумья Годжо покладисто кивает, и длинная чёлка рассыпается почти на мальчишечьи глаза, прошивая меня острым желанием поправить её обратно. Вроде как, для глаз не очень полезно… — Будут ещё пожелания?       — Ни в чём себе не отказывай, — азартно шепчу я, проворачивая тот же трюк, что парень пару секунд назад и дёргая его за руку к себе. Только вот стоит Годжо, в отличие от меня, намного устойчивей. Так что получается только очередную глумливую усмешку из него выбить.       — Я бы посоветовал тебе сдаться сразу, но тогда сам не смогу повеселиться, — как будто бы задумчиво изрекает он, крепче сжимая мои пальцы и слегка встряхивая, словно уже завершая конечным рукопожатием. — Что будет считаться победой? Пока оппонент не покраснеет?       — Покраснеет? — я улыбаюсь издевательски, вскидывая брови и клоня голову к плечу. — Что за детский сад, от предвкушения и… возбуждения люди тоже краснеют. Давай до тех пор, пока оппонент не признает, что больше играть не в силах?..       — Это будет весело, — во все глаза изучая моё лицо, замечает Сатору, теперь уже конкретно и однозначно встряхивая мою руку в своей руке. — Договорились.       Путь до кафетериев возобновляется, как и тишина, вновь повисшая между нами, но я не так чтобы сильно недовольна ею. На самом деле, теперь мне предстояло установить пакт с собственной совестью. Я знала слишком много разных способов заставить человека смутиться. От различных прикосновений до вскользь брошенных замечаний или предложений. Уже сейчас навскидку могла набросать длиннющий список того, как можно заставить Годжо сдаться. Поцелуй и рядом с этими вариантами не стоял, выглядя детским лепетом на фоне… Но могу ли я так развлекаться за счёт парня, которому… Кстати, а сколько ему, раз уж неожиданно выяснилось, что они второгодки?       — Сатору…       — М-м-м? — отстраненно мычит он в ответ, явно плавая где-то в собственных мыслях.       — А сколько тебе лет?       — А ты с какой целью интересуешься? Возраста согласия уже достиг, если ты об этом, — он самодовольно лыбится, задирая нос.       — Возраста согласия… Тебе шестнадцать?       — Почти.       — Погоди, что? Ответь, пожалуйста, нормально, мне интересно вне контекста нашего спора.       — Мне пятнадцать. Через четыре месяца будет шестнадцать.       — Понятно… Постой, ты сказал, достиг возраста согласия… Если я верно понимаю ваш язык… А во сколько у вас возраст согласия?       — В тринадцать.       — What the fuck?! Какого хрена, чувак? Ты серьёзно сейчас?!       — Что такого? — он невозмутимо пожимает плечами, непонимающе вскидывая брови в ответ на мою ошарашенную физиономию. — В Южной Корее, Испании, Аргентине — возраст согласия тот же.       — Господи, ты правда не понимаешь?       — Я тебя умоляю. У многих подростков интерес к этому делу возникает ещё раньше.       — Ты действительно не понимаешь, — я тяжело страдальчески вздыхаю, понимая, насколько на самом деле страшно звучит то, что он говорит. — Возраст согласия — это карт-бланш для тех, кто любит партнёров помладше. Шанс для извращенцев отговориться условным «я никого не принуждал» и выйти сухим из воды.       Сатору мою фразу оставляет без ответа, разве что морщится едва приметно, следя за дорогой впереди.       Я стараюсь отвлечься от неприятного осадка выясненных подробностей, водя взглядом по окрестностям. Дождь постепенно стихал, но воздух полнился запахом сырости и холодом, пробирающим до самого нутра, и я невольно ёжусь, плотнее закутываясь в ветровку. Стоило пододеть толстовку…       — Ты поразительно мерзлявая для русской.       — Теплолюбивость не обуславливается местом рождения и жизни, — недовольно ворчу, пряча нос в вороте застёгнутой под горло куртки. — Почему твоя бесконечность не сохраняет тепло?       — На самом деле сохраняет, — я не успеваю даже хмыкнуть, когда невидимая завеса вокруг нас очевидно исчезает, давая редким каплям застучать по макушке, а ледяной промозглости обжечь всё тело. Он был прав, и я только теперь поняла, насколько теплее было в его технике.       — Верни-верни-верни, — по-детски канючу я, крепче вцепляясь в чужую руку и прижимаясь к тёплому боку парня в наивной надежде спрятаться от холода неприветливой погоды.       — Это не сразу поможет, но ладно, — он довольно хмыкает, выпутывая руку из моей хватки и закидывая её мне на плечи. Прижимает ближе, а капли наконец перестают капать на макушку и плечи, и я без зазрения совести притираюсь к высокому тёплому телу парня, передёргиваясь от всё ещё гуляющих мурашек. — И-и-итак, определилась с тем, что будешь заказывать?       Я открываю рот, чтобы отчитать дурика за отсутствие логики — как я могу выбрать, в глаза не видев меню — когда мысль вдруг прошивает шальная идея. У нас ведь пари, и времени для выигрыша у меня не так чтобы много — чёрт знает, когда старики дадут добро на мой отъезд.       — Я доверю выбор тебе. Хотела бы попробовать… Твой вкус, — я игриво улыбаюсь, стреляя в Годжо взглядом из-под ресниц, и легкая оторопь на бледном лице служит мне лучшей наградой за старания и сообразительность.       Правда, берёт он себя в руки весьма быстро, снова расплываясь в спокойной уверенной улыбке.       — Как скажешь, — елейно тянет Годжо, правда, я вижу, как на последнем слоге глаза его насмешливо и несколько надменно закатываются.       Ну-ну, посмотрим, кто из нас сдюжит, никто ведь не говорил, что будет просто.       До кафе мы таки добираемся, делясь забавными историями из детства. Поразительное дело, но обоим нам было что рассказать: Годжо неплохо кошмарил взрослых в родовом поместье, обожая проверять границы дозволенного, я делала ровно то же самое в настоящем детстве даже без поправки на родовитость. Кроме шуток, мама не раз жаловалась мне в сознательном возрасте, как часто ей, после затяжной депрессии решившей взять ответственность за чадо и освободившей от этой обязанности бабулю, приходилось бороться с желанием отходить меня ремнём, чтобы даже сидеть не могла. Останавливало родительницу чёткое убеждение, что насилие — не способ воспитания, а всего лишь инструмент уничтожения личности. Вот бы и бабуля придерживалась такого же мнения, может, я бы и здоровее на голову выросла...       Список заказа длиннющий, и, если бы не способность Годжо манипулировать бесконечностью, чёрт знает, как бы мы всё это тащили. Впрочем, четыре здоровенных пакета в его руках и так вызывали недоумение и уважительные улыбки у редких прохожих.       В общежитии собрать всех и правда оказывается проще. Правда, почётную должность ходячего пригласительного Сатору без зазрения совести поручает мне, отговорившись, что он займётся выкладкой блюд на столы и поиском подходящих развлечений на вечер.       Сёко безропотно дала добро после слов, что всё уже оплачено и ждёт нас в условной гостиной, пообещав явиться через полчаса. Кенто пришлось умасливать обещанием, что выпивки не будет, а шальной энтузиазм Сатору я возьму на себя. Сугуру, долго в раздумьях прикусывавший губы под моим умоляющим взглядом, тоже сдался. А вот четвёртым неожиданным гостем оказался парень, появление в коридорах которого я никак не ожидала.       — Здравствуйте, — широкая дружелюбная улыбка, открытый взгляд добрых глаз. — Вы, должно быть, Бикутория Тре…беева? Я Ю Хайбара, приятно познакомиться.       Парень низко кланяется, вынуждая меня без задней мысли скопировать этот жест. Мысли судорожно завертелись в голове, силясь понять.       Мне потребовалось несколько минут, чтобы вспомнить, кто это вообще такой и был ли он в каноне. Был. Недолго и с весьма трагичной целью. Тяжёлый вздох от напоминания от жизни, что судьба грядёт не сахарная, вырвался сам собой.       — Мне тоже очень приятно, — мне, наверное, не хватает дружелюбия в голосе и во взгляде, потому что парень очевидно тушуется от обращённого к нему внимания, опасливо бегая взглядом где-то за моим плечом. — Присоединяйся к посиделкам. Мы собираемся в гостиной через полчаса.       — Да мне как-то…       — Не отмахивайся банальными «неудобно», — прерываю я толком не начавшийся отказ, продолжая внимательно изучать его лицо. — Неудобно на потолке спать, а остальное — вполне себе удобно, раз уж зовут.       — Ладно, — он криво улыбается, через силу давя энтузиазм. — Тогда я пойду переоденусь.       Он кивает на свою форму, на долгое мгновение стопорясь на месте, словно если подойдет ближе, я непременно брошусь на него и загрызу.       — Эй, Хайбара.       Он замирает в конце коридора, с неуверенной улыбкой оборачиваясь ко мне.       — Зови меня Мика, ладно? Не используй полную форму имени, — прошу я.       Парень на секунду подвисает, в конце концов понимающе кивнув. Видимо, догадался, в чём причина, без моих объяснений. Тем лучше.       Вот ведь… Чёрт!       А жизнь ни в какую не хочет облегчать мне задачу, да? Обязательно нужно было столкнуться с ещё одной жертвой канона, чтобы лишний раз вспомнить, что именно в моих силах, раз уж что-то знаю о будущем, изменить ситуацию. Настроение, в общем-то поднявшееся после забавных разговоров с Сатору, стремительно провалилось под плинтус. С оглушительным треском.       К моменту, когда я, переодевшаяся и причёсанная, появляюсь в общей гостиной, там уже людно и шумно, и, вопреки моим ожиданиям, причиной шума служит не Годжо. Точнее, не только он. Ю громко и возбуждённо рассказывает о долгом расследовании серии загадочных событий в каком-то городке под предводительством Мей-Мей, и Годжо выступает лишь генератором новых вопросов.       — Всем приятного аппетита, — желаю я, падая за стол между Нанами и Сугуру, подтягивая себе плошку с раменом и палочки.       — Приятного аппетита! — хором откликаются ребята, и на долгие мгновения за столом повисает почти полная тишина, разбавляемая лишь едва слышным сёрбаньем, причмокиванием и редкими комментариями разным блюдам.       Горячие супы с лапшой в такую промозглую погоду всем заходят на ура, и первое время даже всякие тонкацу, темпуры, якитори и якинику остаются совершенно без внимания.       — Во что будем играть? — надо ли удивляться, что самым первым со своей порцией расправился Годжо? В какой-то момент я была уверена, что он вот-вот, просто не жуя, захлебнёт всё содержимое тарелки, так быстро он работал палочками.       — Мы здесь ради игр? — лениво уточняет Гето, вылавливая из своей тарелки мясо.       Я в своей порции лениво катала остатки лапши и свинины, понимая, что для меня одной такая тара — явный перебор. Я, конечно, люблю поесть, но, видимо, не настолько.       — А что, предлагаешь набить животы и дальше по комнатам разбежаться? — даже как-то агрессивно уточняет Сатору, глаза в глаза вперяясь в друга требовательным взглядом. Да что на него нашло сегодня?..       — Предлагаю сыграть в «Я никогда не…».       Все взгляды тут же устремляются на меня, пока я отставляю свою тарелку и складываю поверх палочки. Проверенный долгими годами работы метод — хочешь избежать драки между малышней — увлеки их занимательной игрой. Всегда безотказно работает.       — «Я никогда не»? Что-то знакомое, — Сёко стучит себя по губам чистыми кончиками палочек, задумчивым взглядом скользя по заставленному снедью столу. — Напомни правила…       — Они предельно просты. Каждый по кругу предлагает свои варианты того, что он никогда не делал или с ним никогда не случалось. Те из игроков, у кого подобное в жизни бывало, загибают пальцы. Обычно, когда все пять или десять, в зависимости от того, как решим, пальцев будут у игрока загнуты, он должен либо выполнить какое-то плёвое задание от команды, либо иногда выбирают — рассказать о себе какую-нибудь историю, о которой рассказывать бы не хотелось.       Я поочерёдно оглядываю каждого пристальным взглядом, пытаясь понять, насколько доходчиво объяснила. Играть в эту игру на выпивку, наверное, забавнее, но так себе идея спаивать малолеток.       — То есть вначале загибаем пальцы, если с нами случалось что-то из предложенного ведущим, а потом выбираем правду или действие? — уточняет Гето, на удивление, забыв о своём нежелании участвовать в движухе.       — Можно и так. Давайте до десяти загнутых пальцев, — я киваю, осторожно, чтобы никого не толкнуть локтями, потягиваясь на месте. Хороший горячий ужин знатно разморил, и теперь приходилось бороться с соблазном развалиться с комфортом, потеснив на местах Кенто и Гето. — Я начну, пожалуй. Я никогда не купалась в океане.       — Это нечестно! — возмущённо рявкает Сатору, подрываясь на ноги, пока все остальные покорно загибают пальчики под моей насмешливой улыбочкой.       — В том и суть. Ты должен как можно больше валить других, чтобы услышать что-нибудь интересное, — нараспев поясняю я, смотря на Годжо как на несмышлёного ребёнка и даже не пытаясь скрыть своей снисходительности.       — Ладно, мелкая, ты сама напросилась, — многообещающе скалится белобрысый, усаживаясь обратно и следом за всеми загибая палец. — Я никогда не красился.       — Против очереди же, — скромно пытается вклинится Хайбара, пока Годжо расплывается в глумливой усмешке, следя, как мы с Сёко загибаем пальцы.       — Замазывание синяка считается? — спокойно уточняет Сугуру, перехватывая со стола кусочек курицы в темпуре.       — Загибай, — наставительно командую я, наливая себе колы в высокий стакан.       — Отлично, твоя очередь, Нанами.       — Я никогда не спал во время урока, — флегматично предлагает Кенто, и мы с Сатору и Иэири дружно загибаем пальцы, с улыбками переглядываясь меж собой.       — Тоже не самая дисциплинированная? — спрашивает со смешком сидящий рядом Гето, смотря на прибавившийся загнутый палец на моей руке.       — Э-э-э, — я пытаюсь придумать, как бы объяснить, что начало учёбы в институте начиналось весело, с ежевечерних тусовок, прекрасно понимая, что это не вписывается в мою легенду в этом мире. — Типа того…       — Я никогда не ездил за рулём автомобиля, — с широкой улыбкой предлагает Ю, и мы с Нанами удивительно дружно загибаем пальцы, удостаиваясь заинтересованных взглядов.       — Когда успели? — недоверчиво уточняет Сатору, переводя с меня на блондина взгляд.       — Разновозрастные друзья, — без особых подробностей отмахиваюсь я.       — Старший двоюродный брат по отцу, — также невозмутимо пожимает плечами Нанами.       Я не сдерживаюсь, протягивая в его сторону кулак, и парень несколько секунд непонимающе хлопает глазами, прежде чем поднять на меня недоумевающий взгляд.       — Кулак подставь, — подсказываю я, и дождавшись ответного жеста, легонько стукаю по нему своим кулаком. — Это жест немого одобрения, если что.       Нанами понятливо кивает, давая знать, что принял к сведению, а за столом напротив оживляется Сёко.       — Я никогда не разыгрывала друзей смс-ками с незнакомых номеров, — самодовольно тянет она, и Сатору рядом с ней закатывает глаза, загибая палец.       Я хихикаю, тут же привлекая этим внимание.       — Тоже ведь так делала! — тут же обличительно вскрикивает Годжо, тыча в мою сторону пальцем.       — Смс-ки нет, но звонками — было дело, — с ностальгией щурюсь я, вспоминая былые деньки в школе. — К тому же не друзей, а учителей.       — Тогда не считается, — подытоживает Сёко, отхлёбывая из своего стакана и стягивая из общей тарелки кусочек якинику.       — Окей, мухлёвщицы. Я никогда не флиртовал с людьми старше себя, — самодовольно изрекает он, с явным намёком глядя в мою сторону. Ну-ну, знал бы ты, что из нас двоих это не я флиртовала со старшим, ну да ладно.       Я покорно загибаю палец, неожиданно обнаруживая, что и Иэири напротив, и Ю рядом с ней загибают пальцы вместе со мной. Хайбара заметно тушуется под нашими заинтересованными взглядами, неловко потирая макушку.       — До-о-олгая история, — застенчиво тянет парень, в очевидном смущении прищуривая лучащиеся глаза.       — Расскажешь, когда продуешь, — безапелляционно заключает Сатору, прищёлкнув пальцами свободной от загнутых пальцев руки.       Сугуру рядом со мной долго думает над вопросом, застывшим взглядом уставившись в стол, прежде чем с ехидной усмешкой изрекает:       — Я никогда не забывал оплачивать покупки в магазине.       — Ой, да ладно, это всего один раз было! — Сёко возмущённо вскидывается, сверкая недовольным взглядом под дружным смехом Годжо и Гето. — И вообще, это вы были виноваты — заболтали меня! Там и имя своё можно было забыть!       — Пальчик-то загибай, — глумливо требует Сугуру, совсем не смущаясь разъярённого вида подруги.       Вот и моя очередь.       — Я никогда не засматривалась на друзей, чувствуя к ним романтический интерес, — я гляжу в сторону Сатору, надеясь собственными глазами увидеть, если хоть малейшая мышца на лице парня дрогнет. Но он только брови иронично выгибает, глядя в ответ.       А вот Сугуру рядом неожиданно загибает пальцы, чуть смущённо поджимая губы.       — Это было ещё в младшей школе, — явно не желая вдаваться в подробности, выдавливает он, когда молчание в комнате, как и явный интерес в его сторону, становится слишком давящими.       — Мне никогда не было стыдно за своё поведение в пьяном состоянии, — с явным намёком в сторону Годжо вбрасывает Нанами и глядит на белобрысого с таким красноречием, что можно уже и прямым текстом сказать.       — А мне и не было, — Сатору невпечатлённо хмыкает, пожимая плечами под нашим общим скепсисом.       Что ж, ладно. Мне было…       Я загибаю пальцы, замечая, как обращаются ко мне взгляды компании.       — Ты расскажешь об этом, когда проиграешь, — вдруг подначивает Сугуру, хмыкая на мой недовольный взгляд.       — У нас вроде был вариант на проигрыш «правда или действие».       — Неинтересно оставлять продувшему варианты, — насмешливо замечает парень, едва ощутимо и недолго приваливаясь плечом к моему плечу.       — Лады…       — Так, теперь моя очередь? — Хайбара прерывается, чтобы смочить горло колой, прежде чем оглядывает нас всех задумчиво, окидывая наши руки со сжатыми пальцами внимательным взглядом.       У меня одна рука полностью «потрачена», так что я была первой на очередь слабого звена.       — Я никогда не списывал домашку, — неуверенно предлагает он.       — Да ладно!       — Быть такого не может…       — Что, прямо совсем ни разу?       Мы с Сугуру, Иэири и Сатору вопросами парня заваливаем в голос, перебивая друг друга и пыша недоверчивым недовольством. Нанами рядом со мной самодовольно хмыкает, закидывая ногу на ногу в очевидном превосходстве.       Каждый недовольно загибает пальцы, пока Ю виновато пожимает плечами под нашими подозревающими подставу взглядами. Неужели настолько паинька, что вообще ни разу не списывал, или суть в формулировке про «домашку»?       — Я никогда не притворялась больной, чтобы откосить от учёбы, — Сёко ехидно улыбается в сторону закатившего глаза Сатору, похихикивая, пока он демонстративно медленно и показательно загибал у неё перед лицом пятый по счёту палец.       Я вынужденно загибаю седьмой палец, понимая, что, если так продолжится и дальше, мне срочно нужно для начала выбрать, о каком из моментов, когда было стыдно после пьянки, можно рассказать. У меня их, в силу возраста, предостаточно. История, как лезла к новенькому в компании с поцелуями, история о танцах на барной стойке с последующим падением в руки охраны или история о том, как мы скоммуниздили чужого шпица?..       Сугуру рядом со мной хмыкает, скашивая глаза на лежащие на моих коленях руки.       — Не догадывался даже, что ты такая.       — Какая? — полушёпотом уточняю, следя, как Сатору с Сёко пихаются на диване напротив, в очередной раз о чём-то повздорив.       — Бунтарка, — мягко улыбается парень, уводя взгляд к ребятам.       О, мой дорогой, ты даже не догадываешься, что эта бунтарка в душе убеждённый анархист, задавленный системой и мамой.       Ю пытался успокоить разошедшихся семпаев, лепеча что-то про мир-дружбу-жвачку.       — Ладно, отвали, — Сатору отодвигает от себя навалившуюся девушку, уперевшись той ладонью в лицо. Грубо. — Я никогда не узнавал чужой распорядок дня, чтобы «случайно» с ним пересечься.       — Нашёл, что вспомнить, — бурчит девушка, загибая палец.       Я качаю головой, видя, как Сугуру с интересом скашивает глаза к моим рукам — загну ли палец я. Но такого на моей практике не было.       — Я никогда не носил юбки, — с улыбкой выдаёт Сугуру, и я возмущённо кошусь на парня.       — Ты это специально, что ли?       — Нет, — он смеётся, кивая мне на мои руки, чтобы я загибала и не отлынивала.       Пришлось, поджав губы, выполнять условия игры. Итого — у меня осталось два пальца, но в общем-то ладно, расскажу им про тот случай с собакой. А вот раздраконить меня на создание неловкой атмосферы они умудрились. Да и про пари стоило не забывать.       — Я никогда не ревновала друзей к незнакомцам, — с намёком глядя на Годжо, проговариваю я.       Парень непонимающе хмурится, прекрасно видя, что мой посыл явно адресован ему. А когда доходит, брови его удивлённо ползут вверх, создавая просто уморительную физиономию.       — Серьёзно? — как-то и весело и напряжённо одновременно переспрашивает Сатору, слегка подаваясь ближе к столу.       — Да. Ни разу не было, — продолжая давить ехидную улыбку, заверяю я, боковым зрением видя, с каким интересом на нас косятся и Сугуру, и Нанами, и Ю. Только Сёко флегматично таскала с тарелки вкусности, полностью забив на разворачивающиеся интриги.       — Молодец, — едко хвалит наконец Годжо, откидываясь обратно на спинку дивана. Под моим намекающим взглядом на его руки он только бровью дёргает, продолжая неподвижно сидеть на месте.       — У меня было, — неловко признаётся Хайбара, отчётливо ощущая повисшее над столом напряжение.       — Возьми с полки конфетку, — уже откровенно едко огрызается Сатору, продолжая пилить меня чуть прищурившимся взглядом.       Ладно, не прокатило. Подловить и смутить не вышло, но то ли ещё будет…       — Я никогда не думал, что какой-то нарисованный персонаж горяч, — абсолютно невозмутимо выдаёт Кенто, пока я, так некстати решившая попить, судорожно давлюсь напитком.       — Правда, что ли? Ты вообще что-то, кроме своих книжек заумных, читаешь? — ехидно уточняет Годжо, следя, как Гето легко постукивает кашляющей мне по спине.       — Это было очень неожиданно, Нанами, — сиплю я, поворачиваясь к парню. — С чего ты вдруг вообще?..       — Позавчера я целый час и тридцать восемь минут слушал о том, как хороша некая Момоко, — он пожимает плечами под моим недоумевающим взглядом, пока остальные сдержанно фыркают на такое пояснение.       Что ж, тут пальцы загибают все, кроме Нанами.       — Я-я-я, — Ю заминается, очевидно смущённый тем, что собирается выдать дальше, но наши по-дружески заинтересованные взгляды явно подначивают продолжать. — Я никогда ни с кем не целовался.       — О, Мика-чан вполне может тебе с этим помочь, — тут же радостно отзывается Сатору, хмыкая и загибая палец.       Я, Иэири, Сугуру, Сатору, даже Нанами пальцы загибают, оставляя признание парня без дальнейших комментариев. К слову, то, что пальцы загибает даже Кенто, немало удручает Хайбару.       — Даже ты, Нанами.       — Я оставлю это без комментариев.       — Я никогда не засыпала пьяной в чужой комнате, — не дожидаясь, пока между однокурсниками завяжется состоятельный диалог, предлагает Сёко, кося на Годжо насмешливый взгляд.       — Считается, если тебя приглашают с ночёвкой?.. — неуверенно уточняю я, не зная, загибать ли последний палец или нет.       — Нет. Не засыпала без приглашения там остаться.       — Ой, ну подумаешь, перепутал разок свою и комнату Гето, что такого, — белобрысый фыркает, загибая палец и тут же хватаясь за стакан с газировкой.       Я против воли расплываюсь в широкой зубастой улыбке, следя, как нервно парень смачивает горло. А когда взгляд его невольно падает на меня, прикусываю губы и в намёке вздёргиваю бровями, тут же удостаиваясь отчётливой злости в голубых глазах. Нет, хоть убейте, а я почти на сто процентов уверена, что Сатору к Гето дышит отнюдь не ровно. Все эти отговорки для девушек на улице, когда обычный друг бы только разве что подколол, если и вовсе не порадовался за товарища, что к нему барышни подкатывают. Доверие и очевидная симпатия, якобы случайные отрубоны в его комнате, раздражение на отказ провести вместе время… Всё это пахнет весьма и весьма определённым образом. А уж раздражение Годжо от того, что я смею думать в этом ключе — и вовсе как вишенка на торте.       — Я никогда не целовал человека, очевидно во мне не заинтересованного, — ехидно скалится Сатору, с трудом натягивая на раздражение маску колкой насмешки.       Я пожимаю плечами, загибая палец.       — Ну что, расскажешь нам историю, из-за чего было стыдно после попойки? — спокойно интересуется Гето рядом, учтиво пополняя свой и мой заодно стаканы порцией колы.       — Нет уж, по правилам она должна выбрать правду или действие, — елейно тянет Сатору, и очень уж заметно, что мои в общем-то невинные подначки до сих пор его не отпустили. Вон как желание напакостить в ответ в глазах сверкает. — Что выберешь?       — Правду, — снисходительно улыбаюсь я, не желая давать ему манёвр для подставы.       — О, тогда расскажи, как ты внушила двадцатитрёхлетнему парню с собой встречаться, — он улыбается издевательски, даже не пытаясь скрывать на лице явного довольства собой.       Вот ведь су-у-у-у…       Я предсказуемо заминаюсь, с титаническим трудом сумев удержать маску невозмутимости на лице. Несколько раз хлопнула ресницами, растягивая губы в беззаботной улыбке и чувствуя, как сидящие по бокам от меня Кенто и Гето поворачивают ко мне очевидно недоумевающие лица.       И чего теперь делать, блять?       Продолжая беспечно и чуть смущённо улыбаться, я наконец оглядываю каждое обращённое ко мне лицо, старательно удерживая себя от порыва разозлиться. Подстава была хорошая. Грамотно и вовремя разыгранная. Мои нижайшие поклоны белобрысому говнюку.       — Да, каюсь, есть за мной такой грешок, — я неловко вздёргиваю бровями, чуть кривя улыбку в очевидном раскаянии. — Первая безответная влюблённость толкнула на подлость, и потребовалось время, чтобы признать, что я не права.       Я возвращаю взгляд к Годжо, продолжая тянуть на лице медовую улыбочку, и отчаянно борюсь с бурлящим в груди желанием пожать поганцу шею.       — До сих пор стыдно за это, — добавляю я после нескольких секунд продолжительного молчания. — Зато теперь точно знаю цену искренности в отношениях.       — Ну, ты хотя бы это осознала, — наконец находит слова отзывчивый и участливый Гето, первым нарушая всеобщее оцепенение. — Некоторые годами живут, обманывая близких людей.       Я облегчённо выдыхаю, видя, как снисходительно кривится Годжо, закатывая глаза на слова друга.       — Что ж, с вами весело, но я хочу успеть принять душ перед сном, — неожиданно вклинивается Нанами, подхватывая со стола миску из-под своей порции рамена, стакан и палочки. — Спасибо за компанию.       — Да ладно тебе, останься, доиграем, — Сатору переключается, вновь становясь шебутной душкой, пытающейся всех вокруг втянуть в своё веселье.       — Нет, спасибо. Всем спокойной ночи, — он кивает каждому по очереди, прежде чем невозмутимо и, не обращая внимания на ворчания Годжо, двинуться к двери.       — Спокойной ночи, — в голос отзываются четверо из нас, пока Сатору тянет недовольное:       — Зануда.       — Я бы на самом деле тоже пошёл к себе, — Ю неловко ёрзает под обратившимися к нему взглядами, с опаской отслеживая нашу реакцию на свои слова. — Я, как приехал, даже сумку разобрать не успел.       — Да вы шутите! Мы ведь так хорошо сидели, — белобрысый шалопай неверяще вскидывает руки вверх, хмуря белёсые брови.       — Я знаю, спасибо, что позвали, — Хайбара кланяется напоследок, прежде чем подхватить со стола использованную им посуду. — Спокойной всем ночи.       — Спокойной.       — Чего все скучные такие? — ни к кому конкретно не обращаясь, бурчит Сатору, флегматично ковыряясь палочками в миске с темпурой и вороша зелень и обжаренные в тесте кусочки мяса.       — Не думал, что вываливание чужих постыдных секретов может напрягать людей? — неожиданно нравоучительно уточняет Гето рядом, и, пока Годжо возмущённо вскидывается, я кошу на заступившегося парня недоумевающий взгляд.       — Не я первый начал, — капризно, как вредничающий ребёнок, бурчит это чудо, вызывая у меня насмешливое фырканье.       — Ути-пути, блять… — я не сдерживаюсь, растопыривая в его сторону указательный и средний пальцы и шевеля ими под насмешливый взгляд.       — В любом случае, нам и правда пора расходиться, — замечает Иэири, закидывая в рот обжаренные в панировке ломтики свинины. — Душ, подготовка ко сну…       — Ну и ладно, — ещё больше куксится Годжо, сутулясь и приподнимая плечи.       Да уж. Сразу видно, кому в детстве недоставало общества сверстников…       — Не ворчи, — Сугуру поднимается первым из оставшихся, принимаясь собирать тарелки. — Лучше убрать помоги.       Годжо морщится, порывисто открывая рот, чтобы сказать что-то явно резкое, но прерывается, нехотя поднимаясь и принимаясь помогать. Так и заканчивается богатый на события вечер, и уже позже, лёжа в своей кровати, я долго ворочаю в голове разные мысли, с досадой понимая, что мне необходимо если не предупредить парней о грядущем пиздеце, то хоть заручиться их обещанием, что они непременно свяжутся со мной, если в моё отсутствие их решат отправить на охрану девочки, которой предстоит стать каким-то там сосудом…