Напарники поневоле, союзники по ошибке

      Айден проснулась резко, слишком резко, её выдернули из беспокойного сна. Сердце всё ещё билось где-то в горле, дыхание было сбивчивым, а виски пульсировали глухой болью, напоминая о чём-то важном, но недосказанном. Она заморгала, пытаясь сфокусировать взгляд, но перед глазами всё ещё мелькали образы кошмара — слишком яркие, слишком реальные. Она провела ладонью по лицу, успокаиваясь. Чёрт. Опять. Сны — это просто сны.       Когда зрение окончательно прояснилось, она заметила, что у края койки, как маленький молчаливый страж, сидел Грогу. Его огромные глаза внимательно изучали её, а уши подрагивали, придавая ему ещё более забавный и одновременно настороженный вид. Айден слабо усмехнулась, быстро вытирая слёзы тыльной стороной ладони, делая вид, что ничего не произошло.       — Ты бы лучше воды мне принёс, мелкий, чем так пялился, — Айден приподнялась на локтях. — А то я вчера перебрала, кажется.       Грогу, конечно, не ответил, но протянул к ней свои крошечные лапки, предлагая помощь. Айден замерла, чувствуя, как внутри что-то дрогнуло. Этот жест был таким простым, но в нём было больше заботы, чем она могла признать.       — О, так ты ещё и джентльмен? Прости, что сомневалась, — Айден с улыбкой подхватила его, прижимая к себе. Его тёплое тело приятно грело, а лёгкий, едва уловимый запах чего-то уютного и домашнего успокаивал, как мягкий плед в холодную ночь. Она закрыла глаза на пару секунд, позволяя себе немного помедлить в этом моменте, прежде чем сделать глубокий вдох и подняться. — Ладно, пошли искать твоего названного папочку.       Она осторожно поставила малыша на пол и медленно направилась к выходу, а Грогу неотрывно следовал за ней, топая по металлическому полу своими маленькими лапками. Шаги Айден эхом отдавались в каюте корабля, гулко отражаясь от стен. Это было привычное ощущение — за долгие годы выработалась привычка к звукам космических судов, к их вибрации, к тихому шуму систем. Но сегодня этот звук казался каким-то особенно гулким, как если бы корабль был чуть больше, чем обычно, чуть тише, чем ей хотелось бы.       Когда она вошла в кабину, её взгляд сразу наткнулся на Дина. Он, как и всегда, был уже на месте, полностью погружённый в свою работу. Его движения были чёткими, точными, это был его привычный утренний ритуал — проверка приборов, настройка систем, подготовка к долгому перелёту.       Грогу радостно пискнул, вытягиваясь вперёд и требуя внимания, но Джарин не сразу отвлёкся. Он продолжал работать, спокойно и размеренно, но Айден знала — он заметил их ещё до того, как они вошли.       — Успела? — спокойно спросил он, не оборачиваясь. Не было укоров, но был лёгкий оттенок чего-то, что она не могла сразу расшифровать.       — Успела. И давай без комментариев.       Мандо, наконец, взглянул на неё. Его поза оставалась расслабленной, но она уловила мгновение, когда он изучал её чуть дольше обычного — как будто что-то в её лице его насторожило.       — Я ничего не говорил, — ответил Джарин, закрывая одну из панелей инструментами. Проскользнула лёгкая ирония, но вместе с ней было нечто ещё, что Айден заставила себя проигнорировать. — Рад, что ты пришла в себя. Нам предстоит долгий перелёт.       Айден нахмурилась, но быстро заставила себя снова улыбнуться.       — Не волнуйся, Мандо, я не из хрупких.       Она отвернулась, делая вид, что сосредоточилась на настройке приборов, но на самом деле её мысли всё ещё были там — в темноте, в том месте, откуда пришёл её ночной кошмар. Грогу, казалось, был полностью поглощён своим маленьким шариком. Он ловко перекатывал его между лапками, время от времени пытаясь подбросить выше, и каждый раз его уши слегка дёргались от сосредоточенности. Айден наблюдала за ним краем глаза, но её мысли были далеко. Она чувствовала себя странно. Не так, как обычно. Движения были медленнее, а привычная лёгкость ушла, оставив после себя какое-то оцепенение.       — Ну конечно, — протянула она с лёгким сарказмом, опускаясь в кресло перед консолью. Она звучала бодро, но в нём было что-то неестественное, будто слишком старалась выглядеть обычной. — Итак, Глас. Расскажи мне больше о твоей загадочной оружейнице.       Дин устроился напротив, скрестив руки на груди. Свет от мониторов отражался на шлеме, придавая слегка зловещий вид.       — Имя я тебе не скажу. Это не принято. Она — лидер нашего клана. Настоящий мастер. Каждая броня, которую она создаёт — это не просто защита, это символ.       Айден кивнула, искоса глядя на Грогу. Малыш в этот момент запустил шарик в воздух, и он завис благодаря Силе, прежде чем мягко вернуться в его лапы.       — Звучит многообещающе, — задумчивый взгляд остановился на сложенных в углу слитках бескара. Они манили, напоминая о том, что их жизнь — не просто наёмничество. Броня была чем-то большим. Гораздо большим, чем обычная защита от вражеских выстрелов. — Как думаешь, она оценит, что я не из вашего клана?       — Она поймёт. Ты доказала свою преданность. Твоя броня — часть твоей истории.       — Спасибо, что ведёшь меня туда. Это для меня больше, чем просто ремонт. Это… — она замолчала, подбирая слова, но в груди неприятно сжалось, что-то застряло внутри, не желая выходить наружу. — Это как вернуться к себе.       Джарин медленно кивнул. Его фигура в бескаре оставалась неподвижной, но движение головы было обнадёживающим. Он что-то видел. Понимал. Но, как всегда, не говорил. Грогу, почувствовав изменение атмосферы, замер, крепко сжимая шарик в лапках. Его большие глаза внимательно смотрели то на Айден, то на Дина, словно он улавливал то, что оставалось невысказанным.       Дин нарушил молчание первым.       — Мандалорцы живут по Кодексу, но каждый пишет свой. Твоя броня — это отражение того, что ты прошла. Она заслуживает восстановления.       Наступившая тишина была наполнена смыслом, но в ней не было тяжести. Скорее, что-то похожее на принятие. Связь, объединяющая их всех, стала немного крепче. Но Айден не любила такие моменты. Они были слишком честными, слишком реальными для их жизни.       — Ну что ж, — бодро сказала Айден, поднимаясь. — Ты за штурвалом, а я пока приведу себя в порядок.       Дин мотнул головой, но его взгляд ещё задержался на ней. Он видел, как она снова пытается отмахнуться, снова делает вид, что ничего не произошло. Он не спрашивал. Никогда не спрашивал. Но он замечал. Замечал, как она каждую ночь просыпается в слезах, как в тишине темноты её дыхание сбивается, как её руки дрожат, прежде чем снова становятся железно-спокойными.       — Ты уже выглядишь достаточно боеспособной, — несмотря на едва заметную насмешку, Джарин пытался сохранить привычный и свойственный себе тон.       Айден фыркнула, усмехнувшись.       — Готовься, Мандо. Скоро я буду выглядеть ещё лучше.       Грогу одобрительно пискнул, поддерживая. Дин запустил двигатели. Гул корабля заполнил пространство, когда они медленно поднялись в воздух, направляясь к новой цели. Дин снова скользнул взглядом по Айден, прежде чем сосредоточиться на управлении. Он не спрашивал. Но он знал.       Полёт до Гласа проходил в спокойной, почти умиротворяющей обстановке, если не считать бесконечных передвижений Грогу, который был полон энергии. Малыш не давал Джарину и Айден заскучать, то катая свой шарик по полу, то внезапно устраивая небольшие акробатические представления, сопровождаемые радостными писками.       Айден, наблюдая за ним с тёплой улыбкой, несколько раз поддразнила малыша, притворяясь, будто собирается отобрать игрушку. Грогу, конечно же, не дался так легко — с ловкостью маленького мага он использовал Силу, заставляя шарик зависнуть высоко над их головами, вне её досягаемости.       — Потрясающая оборонительная тактика, малой, — с усмешкой признала Айден, наблюдая, как шарик плавно парит под потолком, а довольный Грогу щурится, будто настоящий стратег, гордящийся своим манёвром. — Может, научишь меня так же?       — Не думаю, что сегодня ты поднимешь что-то больше стакана воды, Айден.       Услышав это, Айден прищурилась, скрестив руки на груди, в её взгляде вспыхнуло озорство.       — А ты? Как там твоё мастерство?       — Я держу всё под контролем, — последовал спокойный ответ.       Но Айден уловила едва заметное движение губ под шлемом. Эта короткая пауза перед ответом, тонкая тень улыбки, которую он даже не пытался скрыть до конца. Она ухмыльнулась, но не стала дразнить дальше.       Когда корабль вошёл в атмосферу Гласа, из иллюминаторов открылся суровый, но величественный пейзаж. Скалистые вершины вздымались к небу острыми шпилями, как древние монолиты, чьи тайны были сокрыты временем. Красновато-бурая земля раскинулась под ними безжизненным полотном, её поверхность казалась выжженной и безжалостной. Ленивая дымка тумана стелилась вдоль глубоких ущелий, скрывая их истинную глубину, а массивные горные хребты отбрасывали длинные тени, укутывая равнины в холодное полумрак.       — Мрачновато здесь у вас.       — Это место защищает нас, — коротко ответил Джарин, не отрываясь от панели управления. — Здесь найти кого-либо сложнее, чем кажется.       Грогу, устроившись в своём кресле, с неподдельным любопытством следил за меняющимися пейзажами. Его большие глаза блестели от восторга, а уши подрагивали при каждом новом виде, открывающемся перед ним.       — Хотя бы кому-то здесь нравится, — заметила Айден, бросив взгляд на малыша. — Похоже, зря жалуюсь.       Корабль опустился у подножия скальной стены, погрузив их в тишину, нарушаемую лишь гулкими отголосками двигателей. Как только работа систем завершилась, трап начал медленно опускаться, и в следующий миг в лицо ударил резкий, пронизывающий ветер. Он был холодным, пахнущим сыростью камня и вековой пылью, принесённой с пустынных равнин.       Перед ними тянулся узкий каньон, его тёмные стены казались давящими. Каменная тропа вела дальше, теряясь в полумраке пещеры, чей зев ждал их впереди — немой, древний и скрывающий неизвестность. Каньон с его скалами и нависающими тенями откровенно сжимался вокруг них, когда они достигли массивных дверей, вмурованных в саму породу. Камень вокруг был гладким, отполированным ветром и временем, но дверь, выполненная из тяжёлого металла, казалась чуждой этому месту. Она открылась с глубоким, протяжным гулом, будто предупреждая о своём существовании, напоминая о тяжести того, что скрывалось за ней. От звука по стенам разлетелись мелкие каменные осколки, а воздух наполнился эхом далёкого звона молота.       В проёме появилась высокая, внушительная фигура, облачённая в массивные доспехи. Тусклый свет из глубины каньона отражался на её броне, украшенной тонкими резными узорами, в которых читалась история целого клана.       Джарин слегка наклонил голову, с уважением протягивая Оружейнице слитки бескара.       — Мы пришли с просьбой.       Её взгляд задержался на Айден, изучающий, холодный, скрытый за бронзовым шлемом, затем перешёл на Грогу, который, устроившись у Дина на руках, любопытно склонил голову набок. Маленькие ушки подрагивали, словно он пытался понять, кто перед ним.       — Входите, — коротко бросила оружейница, разворачиваясь к огню.       Внутри царил полумрак, озаряемый лишь пляшущими отсветами пламени. Воздух был густым от жара, тяжёлым, пропитанным металлическим ароматом. Тишину нарушал лишь монотонный гул кузни — звон молота гулко отдавался от каменных стен, сливаясь с ритмом пульса самого места. Айден ощущала, как пол под её вибрирует с каждым ударом по металлу. Её взгляд скользил по окружающему пространству: стены были завешаны инструментами, аккуратно разложенными по своим местам, языки пламени рвались из плавильных горнов, отбрасывая на стены рваные, живые тени.       Оружейница стояла неподвижно, её шлем был направлен на Айден. Она слушала молча, без видимой реакции, но тишина, которая тянулась между ними, была пугающе красноречивой. Когда Айден закончила, Оружейница склонила голову, оценивая каждое её слово, а затем произнесла с твёрдостью, которая могла бы пробить скалу:       — Этот металл, эта броня — священны.       Её голос прозвучал, как удар молота по раскалённому металлу.       — Они принадлежат тем, кто следует нашему пути. Ты сняла шлем. Нарушила заветы. Отвергла Кодекс.       Холод пробрал Айден до костей, несмотря на жар кузницы.       — Я не могу восстановить твою броню.       Слова повисли в воздухе, как раскат грома перед бурей. Внезапно звон кузницы показался далёким, приглушённым, сам воздух между ними сгустился, утяжелился. Айден нахмурилась, её челюсть напряглась, а пальцы крепко сжали рукоять бластера. Внутри закипало что-то жгучее, неуправляемое.       — Извините, что? — переспросила Айден, сложив руки на груди. — Вы серьёзно? Моё решение не имеет никакого отношения к вашему Кодексу. Я как бы не за вступлением в клан пришла, а за бронёй.       Оружейница оставалась невозмутимой, её поза не изменилась. Она перевела взгляд на Джарина.       — Ты тоже снял шлем. Нарушил наш путь. Ты больше не мандалорец.       Эти слова, как клинок, вонзились прямо в его сущность. Дин застыл. В его фигуре не было ни напряжения, ни гнева, только глубокая, всепоглощающая тишина. Он выдохнул, как человек, уже давно знающий ответ, и после короткой паузы, без сопротивления произнёс:       — Я знаю.       Айден резко повернула голову в его сторону.       Вот оно. Теперь она понимала, где он был всё то время, пропав с Неварро. Теперь знала, почему его возвращение было таким молчаливым, а взгляд — таким отстранённым. Он знал. Он уже принял это.       Злость, бурлящая в ней, вырвалась наружу. Горячий металл её слов вспыхнул, заставив тишину дрогнуть.       — Вот это поворот, — голос был натянутым, почти дрожащим от возмущения. — Ваш "путь"? Да вертела я на всех орбитах ваш путь и ваш Кодекс!       Оружейница сохраняла спокойствие, но её молчание давило сильнее, чем любое сказанное слово. Айден почувствовала, как становится громче, а сердце — тяжелело:       — Знаешь, что я скажу? Если ваш Кодекс не спасает жизни и не защищает тех, кто вам дорог, то он пустой звук!       — Наш путь не для тех, кто его отрицает, — прозвучал ответ Оружейницы, холодный и отстранённый, как ледяной ветер.       Грогу, сидящий на руках у Дина, испуганно пискнул.       — Погоди-ка, ты серьёзно? — вспыхнула Айден, ткнув в нагрудник Оружейницы пальцем. — Ты хочешь сказать, что это всё, что имеет значение? Твои правила? Твой шлем? Твоя броня? Ты правда считаешь, что это важнее, чем жизнь? Чем свобода? Чем люди, которых ты должна защищать?       Она остановилась, сделав глубокий вдох, прежде чем продолжить:       — И тебе важно, что я сняла шлем? Серьёзно? Это твоё главное беспокойство? А то, что я сражаюсь за тех, кто мне дорог, что я защищаю их, тебя не волнует? Твой Кодекс ничего не стоит, если он заставляет людей терять себя. И тебе не нравится то, что я сняла шлем? Честно? Тебе реально это важно, а не то, что я могу убить кого угодно, кого посчитаю врагом?       Айден выпрямилась, сделав полушаг назад:       — А врагом я могу посчитать кого угодно. И уж поверь, если это произойдёт, то милосердие – не моя сильная сторона.       Оружейница, неподвижная, как статуя, лишь коротко указала рукой на дверь:       — Уходите.       Шаги Айден эхом разносились по коридору, когда она шла из кузницы, следом за Дином. Грогу, притихший, свернулся калачиком на руках у Мандо, чувствуя всю напряжённость момента. Айден шагала уверенно, но внутри всё ещё бушевала буря.       Она взглянула на Джарина, сжав переносицу свободной рукой.       — Я не жалею, что сняла шлем. И ты не должен. Это было правильно.       Дин молча слушал, позволяя ей выговориться.       — Я не хотела быть тем, кем меня хотели видеть другие. Я не хотела прятать своё лицо, будто бы, блять, это что-то постыдное. Эти три года… я жила по своим правилам. И это дало мне больше свободы, чем любая броня. И уж поверь мне – тебе это даст силы не меньше.       Она остановилась, глубоко вздохнула, а затем добавила:       — Я не знаю, что будет дальше, но я точно знаю одно: не позволяй другим диктовать, кто ты есть.       Айден заметила, как Дин погрузился в раздумья, его осанка стала напряжённой, он боролся с внутренними сомнениями. Она решила не сдерживаться и высказаться до конца.       — Почему ты молчишь? Ты же тоже снял шлем. Почему ты всё ещё цепляешься за эти устаревшие, бессмысленные правила? Ты больше не из клана, просто потому что показал своё лицо Грогу. Это… это абсурд! Ты потерял своё место, свои корни, свою семью, и всё из-за какой-то нелепой догмы.       Её слова сорвались на полутон, когда она осеклась, пытаясь взять себя в руки. Однако буря внутри не утихала. Айден не могла не чувствовать сочувствия к Джарину. Она видела, как глубоко его ранила эта потеря, и это делало её собственный гнев только сильнее. Её шаги стали быстрее, и прежде чем Дин успел что-то сказать, она внезапно остановилась, резко развернувшись.       — Я не могу поверить! — воскликнула она, её голос дрожал от негодования. — Этот ваш Кодекс… Всё, что имеет значение для этих людей, — это шлем и броня? И это всё? Какая же херь. Какая блядская херь! Да гори оно синим пламенем, блять!       Дин сделал шаг ближе, но его молчание говорило о том, что он сам не знал, как успокоить её.       — Я думала, что мандалорцы способны на понимание. Но, кажется, я ошибалась. Они не видят людей, только символы! Блядские символы! Шлем, броня… Всё это — просто металл. Оно не стоит твоей жизни, твоих отношений, твоей семьи.       Её слова срывались с губ быстро, почти безостановочно, она боялась, что если замолчит, то просто взорвётся от эмоций.       — Айден… — начал было Джарин, но она резко оборвала его.       — Да что ты скажешь?! Что это всё правильно?! Что мне нужно было подчиниться их правилам, даже если они разрушают всё вокруг? Ты знаешь, как это было для меня? Слышать эти упрёки, ловить их взгляды? Они будто били меня этим Кодексом по голове!       Её лицо раскраснелось, а сама звучала так, будто была готова крушить всё вокруг.       — Я бы отдала что угодно, чтобы никогда больше не сталкиваться с этим! Лучше бы я сдохла тогда!       Айден тяжело дышала, сжимая кулаки. Всё внутри горело, но не от жара кузницы вдали, а от собственного гнева, разочарования и боли. Ощущение было таким, будто она неслась на полной скорости, но врезалась в стену.       Когда они взобрались на гору, «Буря» уже виднелась вдали, но не в силах продолжать, Айден упала сначала на колени, потом и вовсе на задницу, поджав ноги под себя. Ветер трепал белые волосы, которые уже почти достигали плеч. Сквозь бледные пальцы Айден пропускала бурый песок планеты, пытаясь успокоиться. Закат на планете – красно-фиолетовый, окрашивал верхушки низлежащих шпилей.       — Ты ничего не скажешь? — почти шёпотом спросила Айден, когда Джарин остановился за её спиной.       Дин медленно вдохнул, и его плечи приподнялись, прежде чем он заговорил:       — Что я должен сказать?       Айден почувствовала невыносимое чувство отчаяния, переполнявшее её до краёв.       — Ну, ты можешь сказать, что это всё бред. Что они неправы. Что мы — больше, чем куски металла и правила, написанные людьми, которых уже нет.       Он качнул головой, не в знак несогласия, а скорее в раздумьях.       — Ты говоришь о свободе, но ты злишься не из-за неё. Ты злишься потому, что тебе не позволили быть одной из них.       Сердце Айден сжалось.       — Нет, я злюсь, потому что их правила лишают людей права выбирать. Я злюсь, потому что вижу, как ты, человек, которого я уважаю, цепляешься за что-то, что причинило тебе столько боли.       За кромкой леса в мрачном свете холодного дня простиралось вымерзшее поле. Красновато-синие лучи солнца едва пробивались из-под низких облаков, длинными мазками высвечивали песок, делая его глубоким и фиолетовым. Тихое журчание реки нарушает её. В сиренево-розовых оковах вода казалось бордовой, делая её похоже на кровь. Сложно рассмотреть, что на другом конце поля: горизонт терялся в густой облачной пелене. Низкие закатные облака с тихим гулом ползли по выцветшему, почти вылинявшему небу, глуша звуки.       — Ты всё ещё мандалорец. Даже если они сказали иначе. Даже если они отвернулись. Ты — это ты, а не этот шлем, не этот Кодекс.       Грогу, до этого молчавший, пискнул, его крошечные пальцы сжались на краю мантии Мандо.       — Я знаю, что я есть, — наконец произнёс Джарин, присев на одно колено рядом. Его шлем наклонился, и она поняла — он смотрит прямо на неё. — Но что, если я не знаю, кем быть дальше?       Айден сглотнула, её дыхание сбилось. Это был первый раз, когда он сказал что-то подобное. Первый раз, когда он не сказал «Таков путь», не прятался за сталью Кодекса.       В таком признании было что-то болезненно честное.       — Ты можешь быть тем, кем хочешь. Неужели тебе этого не хочется?       Она почувствовала, как напряжение, которое держало её тело в оцепенении, начало медленно спадать.       Дин молчал, но его молчание больше не раздражало. Теперь оно было осмысленным.       Айден тяжело вздохнула, отступая назад.       — Ладно… — её пальцы нервно прошлись по ремню. — Я высказала всё, что хотела. Теперь я, наверное, пойду… Не хочу сломать тебе голову от переизбытка эмоций.       Джарин не двигался, а Айден не могла встать первой. Внутри него что-то неуловимо дрогнуло, когда Айден произнесла эти слова. Гнев, боль — он понимал это. Он чувствовал это.       — Ты правда так думаешь?.. — Джарин звучал глухо, приглушённо.       Айден резко вскинула голову, швырнув дюрасталевый шлем в сторону со всей силы.       — Да. И ты тоже это знаешь. Ты видел их шлема, ты слышал их приговор. Они вычеркнули тебя, как будто ты им никто. Ты отдал за этот путь всё, а что получил взамен?       — Этот путь был всем, что я знал.       — Ага. И он отнял у тебя всё. Херовенький Путь Мандалора, не так ли?       Айден не отступала. Она видела, как он борется с чем-то внутри себя, как эта борьба разрывает его на части.       — Ты ведь не просто так снял шлем, верно? Ты не просто так нарушил клятву. Ты сделал это, потому что хотел. Потому что знал, что это важно. Что этот момент, это прощание — оно значило больше, чем все эти заученные слова о Пути.       Джарин не мог ответить. Потому что в глубине души знал, что Айден права. И эта правда била очень больно. Грогу, тихо посапывая, прижался к его груди. Он чувствовал, как напряжённо бьётся сердце его названого отца, ощущал, как что-то внутри него меняется.       Айден наблюдала за ним, в груди была только пустота и горечь.       — Я злюсь на тебя, Мандо. Просто потому, что ты допускаешь такие мысли. Но ещё больше я злюсь на них. Потому что они заставили тебя думать, будто ты больше не достоин быть тем, кем был.       Дин, наконец, поднял голову.       — А если я действительно больше не достоин?       Эти слова повисли между ними тяжёлым камнем, брошенным в чёрную воду.       Джарина глубоко разрывало сомнение. Страх быть отвергнутым разъедал его изнутри.       — Это не они решают. Ты всё ещё мандалорец, Дин Джарин. Не потому, что носишь шлем. А потому, что ты живёшь по своему Кодексу. Да, у нас, мандалорцев, один Путь. Но каждый идёт его по-своему. Ты защищаешь. Ты заботишься. Ты сражаешься за тех, кто тебе дорог. И если это недостаточно, чтобы быть мандалорцем… Тогда на кой блядский хер ты натянешь этот титул? Знаешь, в чём разница между мандалорцами и презервативом? Презерватив хотя бы иногда выполняет свою работу и защищает. А с мандалорцами всегда один хер – только проблемы, — Джарин подавился воздухом, но Айден не остановилась. — Ну и ещё одна из моих любимых: в чём разница между мандалорцем и гандоном? Гандон хотя бы не пытается доказать, что его Кодекс — это святое писание.       Тишина между ними тянулась бесконечно долго. Джарин отвёл взгляд, вставая. Но Айден знала: слова осели в его мыслях, как пыль на броне после долгого боя. Она тяжело выдохнула и, проведя рукой по лицу, устало усмехнулась:       — Ну, я, кажется, в очередной раз разнесла всю твою философию вдребезги. Может, наконец начну брать за это деньги?       Он просто шагнул вперёд, рядом с ней, и направился к кораблю. И Айден, недолго думая, последовала за ним.       Когда они добрались, Айден была рядом с Джарином, чувствуя себя обессиленной.       — Знаешь, что? Я не жалею, что сняла шлем, — Айден села на аппарель, вытянув ноги. Говорила она медленно. — И ты тоже не должен. Ты сделал это ради Грогу. Ради того, чтобы быть с тем, кто для тебя важен. Если кто-то этого не понимает, это их проблема, не твоя.       Джарин молчал, его взгляд был устремлён куда-то вдаль, но Грогу, сидящий на его руках, протянул к нему лапки, прикоснувшись к шлему. Это движение напомнило ему о том, что действительно имеет значение. Он, недолго думая, сел рядом с Айден и стянул шлем, поставив его позади себя.       — Вот, он тебя понимает, — спокойнее произнесла Айден. — И этого должно быть достаточно.       Дин посмотрел на неё, его молчание теперь не казалось угрюмым. Айден почувствовала, что он её услышал.       — Я больше не хочу тратить время на эти старые правила, — сказала она твёрдо, но без прежней остроты. — Я хочу быть свободной. Во всех смыслах. И тебе советую.       Айден внезапно остановилась и внимательно посмотрела на него, её глаза искали что-то за холодным, безмолвным выражением лица. И вдруг она поняла, насколько тяжела его ноша. Дин потерял не только клан, но и веру в своё место в мире. Она осознала, что его борьба не просто внешняя — это был его личный конфликт, его поиск себя.       — Ты не один, Мандо, — Айден ударила его в плечо почти утешающе. — Я понимаю, что ты чувствуешь. Ты можешь быть кем угодно. Ты не должен следовать этим правилам. Это твоя жизнь, твой выбор. И если ты хочешь что-то изменить, сделай это.       И добавила с улыбкой:       — И если ты вдруг решишь, что тебе надо вернуться в клан и искупаться в святых водах Мандалора… я всё равно буду с тобой.       — Спасибо, Айден.       — Хотя, скажу честно, мне это решение всё равно не нравится.       — О клане? — уточнил он.       — Угу. Но ты сам всё понимаешь, верно?       Айден почувствовала, как остатки гнева медленно уходят, уступая место облегчению и тишине. Её мысли постепенно перестраивались, оставляя после себя некий покой. Она понимала, что теперь они могут двигаться вперёд, вместе, несмотря на всё, что осталось за спиной. И с этими мыслями они взлетели.

***

      Она стояла у иллюминатора корабля, лоб касался холодного полимера. Свет далёких звёзд переливался на металлической поверхности, а внизу мерцали шпили планеты, которая уже становилась частью прошлого. Однако мысли витали далеко за пределами видимого. Айден понимала: ей предстоит сделать непростой шаг. Найти оружейника из её родного клана было единственным вариантом, если она хотела вернуть своей броне прежнюю целостность — и, возможно, что-то большее. Но это означало столкнуться с прошлым, которого она старалась избегать.       Тихие шаги Дина нарушили её размышления. Он подошёл бесшумно, пытаясь не нарушить её покой.       — Ты уверена, что это правильное решение? — Джарин внимательно наблюдал за Айден. — Я понимаю, почему тебе нужна броня, но… ты не обязана возвращаться к тому, от чего ушла.       Айден обернулась к нему. Её взгляд был твёрдым, но в нём теплилось что-то неуловимо печальное. Она понимала его заботу, но знала, что объяснить это будет непросто.       — Я не собираюсь возвращаться в клан, Мандо. Мне нужен только оружейник. Никаких уговоров, никаких старых обязательств. Я оставила это позади. Я больше не принадлежу к этому миру.       — Если ты считаешь, что это важно, я пойду с тобой.       — Ну вот потому и я попрусь с тобой на Мандалор. Ты же всё равно не сдашься и будешь очищать своё имя в глазах клана, верно?       На борту корабля царила тишина, лишь изредка нарушаемая тихим гудением приборов. Айден, задумчиво смотревшая на мириады звёзд за окном, чувствовала, как мысли вновь возвращают её к разговору с Оружейницей. Она невольно хмурилась, её руки покоились на коленях, удерживая её от излишней реакции. На другом конце кабины Дин сидел, а на его коленях уютно устроился Грогу. Маленький зелёный малыш, казалось, чувствовал настроение своих спутников. Его ушки дёргались каждый раз, когда Айден тяжело вздыхала. Он тихонько пискнул, устремив свои большие глаза на неё, как будто пытался понять, что её беспокоит.       — Ты всё ещё думаешь о том разговоре, правда? — спросил Дин в оттенке почти утешающей интонации.       Айден переключилась на него. Она заметила, как его спокойствие контрастировало с её внутренней бурей. Её лицо слегка расслабилось, но напряжение в глазах всё ещё читалось.       — Ага, думаю, — призналась она, проведя рукой по волосам. — Это была нелепая ситуация. Она даже не пыталась понять, почему я сняла шлем. Для неё это было всё, что нужно знать. Этот Кодекс… он стоит для них выше всего, даже выше людей.       Грогу протянул свою ручку и коснулся локтя. Его жест был простым, но искренне заботливым. Айден взглянула на него и ответила ему слабой улыбкой.       — Знаешь, он, похоже, понимает больше, чем твоя благословлённая оружейница, — заметила она с иронией, обращаясь к Джарину.       Его молчание было больше, чем слова. Он знал, как много значило для Айден открыто говорить об этом. Грогу, устроившись на его коленях, едва слышно вздохнул и закрыл глаза, демонстрируя, что доверяет ей и всему, что происходит.       — Они видят только шлем и броню, — продолжила Айден. — Для них это символ, который значит больше, чем ты сам. А для меня это было тюрьмой. Что-то, что скрывает тебя от мира и в то же время от тебя самого. Я не могу вернуться к этому. Не хочу снова чувствовать себя пленницей.       — Тебе и не нужно возвращаться. Ты сама выбрала свой Путь. Ты не должна доказывать им, кто ты.       Молчаливая поддержка была важнее всех слов. В тишине корабля Айден почувствовала, как к ней возвращается уверенность. Теперь они двигались вперёд, оставляя старые обиды позади.       — Я не должна чувствовать ничего. Их мнение не должно меня касаться. Я не из их клана, мне всё равно, что они думают… но не особо приятно осознавать, что ты для них — пустое место. Я… никогда не чувствовала себя частью этого Кодекса, — начала Айден, наполненная не только сомнением, но и твёрдостью. Она подняла сосредоточенный взгляд к потолку, пытаясь отыскать точные слова. — Для многих мандалорцев этот Кодекс — смысл их существования. Даже для тебя. Но для меня… это всегда были оковы. Я не верю, что правила должны определять твою жизнь, твою свободу, твой выбор. Но знаешь, иногда кажется, что где бы ты ни был, ты всегда чужой.       Её слова повисли в воздухе, сочились тоской. Айден глубоко вздохнула, не решившись продолжить. Её плечи расправились, но глаза выдали бурю, кипевшую внутри. Грогу, сидящий на коленях у Дина, воркнул, подбадривая её своим маленьким, но значимым присутствием. Его огромные глаза смотрели на неё с детской искренностью, от которой становилось легче.       — Видишь? Даже он меня поддерживает.       Дин, наблюдая за этой сценой, кивнул.       — Грогу всегда знает, что правильно, — сказал он тихо, не нарушая её поток мыслей. — И ты не чужая.       Малыш, казалось, понял, что его роль — быть молчаливым утешителем, и спокойно свернулся на коленях Дина. Его присутствие, простое, но теплое, создавало вокруг них лёгкость, которой обоим так не хватало. Айден закусила губу, будто боялась сказать лишнее, но спустя несколько секунд всё же продолжила:       — Знаешь, я думаю, что те, кто рос внутри этих традиций, часто даже не понимают, насколько они ограничивают. Иногда я просто хочу быть свободной. Быть собой. Почему мы так цепляемся за обеты, которые перестали быть актуальными, когда жизнь изменилась?       Грогу, уловив это изменение, издал очередной звук. Затем, с тихим писком, он выбрался с колен Дина и, немного неуклюже перебравшись через кресло, устроился рядом с Айден. Его большие глаза внимательно смотрели на неё, а маленькая ручка потянулась к запястью в попытке утешить. Айден взглянула на малыша, и её суровый взгляд смягчился. Она нежно погладила его по голове, чувствуя, как её напряжение немного уходит.       — Спасибо, малой. Ты, кажется, понимаешь меня лучше, чем большинство взрослых.       Дин наблюдал за ними со слабой улыбкой. Грогу всегда был для него напоминанием о простоте истинных ценностей, и сейчас малыш сделал то, что сам Дин не всегда мог — помог Айден почувствовать себя легче.       — Он прав, — Джарин качнул головой. — Иногда всё намного проще, чем мы думаем. Главное — не то, что говорят другие, а то, что мы чувствуем и как поступаем. Грогу явно одобряет твои решения.       — Конечно, он самый мудрый из нас троих.       Малыш воркнул, снова свернувшись рядом с ней. Его тепло, простота и безмятежность будто напомнили ей о чём-то важном. Айден закрыла глаза, позволяя себе насладиться этим моментом.       — Ты права. Ты не обязана следовать правилам, которые тебе чужды. Мы сами решаем, кем быть, и не важно, какой путь привёл нас сюда. Ты не просто Мандалорка, Айден. Ты — ты сама. И это куда важнее любого Кодекса. И не сомневайся в этом.       Айден почувствовала, как тяжесть на её плечах ослабла, услышав слова Дина, но внутри оставался ещё один вопрос, терзавший её. Она не могла уйти, не озвучив его.       — Ты не думаешь, что я предала всё, сняв шлем? — голос Айден был почти дрожащим. — Я сделала это не просто так, но всё равно не могу отделаться от мысли, что всё испортила.       Дин немного улыбнулся, его взгляд был мягким. Он понимал, насколько важно для Айден услышать честный ответ, и знал, что не может позволить себе уклончивость.       — Ты не предала ничего, Айден. Ты сделала то, что считала правильным. Не чтобы что-то разрушить, а чтобы быть собой. И если кому-то это не нравится — это их проблема. Ты уже доказала, что стоишь гораздо большего, чем просто правила.       Наконец, Айден глубоко вздохнула, собираясь с духом, и повернулась к нему. Её взгляд был твёрдым, но в нём мелькнула боль. Она сняла браслет с запястья, развернула его и протянула Мандо. Внутри гравировкой было выведено одно слово: «Сэм».       — Ты знаешь, я... — Айден явно боялась произнести эти слова вслух. — Я сняла шлем не ради того, чтобы восстать против Кодекса. Не ради вызова. Я сделала это, потому что должна была проститься.       Дин слегка приподнял брови, не скрывая удивления. Он догадывался, что причина ухода Айден из клана была важной, но не представлял, насколько глубокой оказалась её боль.       — Проститься? — переспросил он.       Она кивнула, глядя на браслет, это было единственное, что помогало ей продолжить.       — Мой сын, Сэм… Он был найдёнышем. У нас не было общей крови, но он стал моим миром. Шесть лет я воспитывала его, любила, как никого на свете. И когда он умирал… я должна была быть рядом. Я не могла оставаться за шлемом, прячась за правилами. Я сняла его, чтобы посмотреть ему в глаза. Чтобы он знал, что не один.       Айден не отвела взгляда от Джарина, его присутствие давало ей силы говорить.       — Я знала, что за это меня выгонят. Знала, что меня осудят. Но я не могла иначе. В тот момент мне были безразличны Кодекс, правила, клан. Единственное, что имело значение — быть человеком. Быть с ним, когда он уходит.       Слова Айден ударили по сердцу Дина. Он видел её сильной, смелой, но сейчас перед ним была другая Айден — сломленная, уязвимая, но всё же не утратившая своего внутреннего света. Он молчал, позволяя ей выговориться, понимая, что ей нужно больше, чем просто утешение.       — Ты не предала никого, Айден, — сказал он вымученно. Ему, непонятно почему, стало больно так же сильно, как и Айден. — Ты была человеком. Ты была матерью. И ты остаёшься ею. Это не ошибка. Это то, что делает нас живыми.       Она прикрыла глаза и попыталась улыбнуться, хотя её лицо всё ещё оставалось серьёзным.       — Я не могла больше жить по этим правилам. Я ушла, потому что эти обеты заставляют тебя подавлять то, что делает тебя человеком. Потому что я больше не могла быть частью чего-то, что отвергало моё право любить, чувствовать, быть собой.       Дин медленно глотнул, его взгляд был сосредоточен и полный понимания. Он увидел в её словах не только боль, но и невероятную силу. Она не была сломлена тем, что потеряла. Она продолжала идти, несмотря на всё.       — Ты сделала то, что нужно было сделать, Айден, — произнёс он после паузы. — И ты должна гордиться этим. Твоя история, твои поступки — это твоя правда. Не важно, что думают другие. Главное — кем ты остаёшься.       Джарин понимал, что слова сейчас не нужны. Он был рядом, и этого было достаточно. Их связь, укреплённая этой откровенной беседой, стала чем-то большим, чем просто напарничество. Это была настоящая поддержка, основанная на доверии и принятии друг друга такими, какие они есть. Джарин не произнёс ни слова. Он просто шагнул ближе, позволяя себе подойти так, чтобы она почувствовала его присутствие. Его рука легла ей на плечо — без лишних движений, без попыток что-то объяснить или утешить словами, которые могли показаться пустыми. Этот жест был простым, но в нём ощущалась уверенность: он рядом, и ей не нужно справляться с этим в одиночку. Айден вздрогнула, почувствовав его прикосновение. Она закрыла глаза.       — Я даже не смогла попрощаться с ним как следует. Я сидела рядом, и всё, что могла сделать — это смотреть, как он уходит. Я сняла шлем, потому что не могла больше скрываться за ним. Я не могла играть роль бездушной тени, когда он был моим всем… В тот момент, когда он умирал, я почувствовала, как теряю часть себя. Это было не просто прощание с сыном — это было прощание с частью меня самой. Её голос дрогнул, и она замолчала, пытаясь удержать эмоции под контролем.       — Когда я сняла шлем, я наконец почувствовала, что я человек, а не машина, запрограммированная следовать чужим правилам. Но они… — Айден сжала руки в кулаки, её дыхание участилось. — Они этого не поняли.       Глаза блестели, но Айден упрямо сдерживала слёзы, отказываясь позволить боли захлестнуть её. Не хотела, чтобы её видели слабой, даже сейчас, когда боль почти вырывалась наружу. Дин молчал, его рука на её плече стала крепче, как будто он хотел показать, что она не одна. Он слушал её, каждое слово пробивало его сердце пониманием, что в такие моменты нужны не слова, а поддержка.       — Ты не виновата, Айден,. Ты сделала то, что должна была сделать. Они не имеют права тебя упрекать за то, что ты была слишком человеком в тот момент. Все эти правила и Кодекс… они не понимают, что значит любить, что значит терять. Ты сделала это не ради себя, а ради него. И я... я бы поступил так же.       Айден повернулась к нему, встретившись взглядами. Она ожидала увидеть в них жалость, но там была только честность и тепло. Дин не осуждал её. Он смотрел на неё, как на человека, который пережил невообразимое, но остался сильным.       — Ты потеряла так много, Айден, — продолжил он. — Это невозможно забыть, и никто не сможет сказать, что это пройдёт.       Айден не сразу заговорила. Она сидела, рассеянно глядя на звёзды за иллюминатором, а её пальцы машинально поглаживали край рукава. Она не искала слов — они давно жили в её голове, просто сейчас решались выйти наружу.       — Каждый раз, когда я засыпаю… — начала она устало, — я проживаю одно и то же. Это не всегда точные воспоминания. Иногда это что-то расплывчатое, едва уловимое. Но суть всегда одна: я что-то теряю. Я просыпаюсь с таким чувством потери, что я не могу даже вспомнить, кто я.       Она положила руку на шею, проверяя, готова ли продолжать.       — Я бегу. Или ищу кого-то. Или сжимаю руки в кровь, пытаясь удержать что-то, что ускользает. Иногда я снова на крейсере Гидеона. Я вижу, как они открывают огонь. Чувствую, как падаю вперёд, закрывая Грогу. А потом… потом ты падаешь сверху, закрывая нас обоих. Но падаешь не ты. Твоё тело.       Её губы дрогнули в слабой, короткой усмешке — не весёлой, скорее горькой.       — И каждый раз во сне я думаю, что всё повторяется. Что это не Грогу подо мной. Что это снова Сэм.       Дин не шевельнулся, но Айден не нужно было видеть его лицо, чтобы знать — он слушает.       — Тогда, в тот день… я тоже упала перед ним. Я помню, как броня ударилась о камень, как сотрясение прошло сквозь тело. Я помню, как он смотрел на меня, но уже не видел меня. Потому что было поздно. Я не успела. Я не смогла закрыть его, не смогла спасти. Он умер там, в той пыли, среди развалин, а я сидела рядом и не могла ничего сделать.       Она сделала медленный вдох и, будто собравшись с духом, небрежно ухватилась за край костюма. Её движения были нарочито расслабленными, но Мандо знал, что это всего лишь маска, ещё одна попытка притвориться, что это незначительно. Ткань скользнула вверх, обнажая кожу на боку, чуть ниже линии рёбер. В тусклом свете каюты шрам выделялся неровной, рваной линией, грубо зажившей и выдающей историю, о которой она не рассказывала.       — Второй выстрел я поймала, — проговорила она, не глядя на него. Это настолько сухой факт, что отдаёт солёной кровью и болью. — Но первый… первый я не успела.       Дин не ответил. Он знал, что именно означало это "не успела". Это был не просто шрам — это был момент, который она прокручивала снова и снова. Секунда, которая растянулась на бесконечность в её голове, отравляя каждую ночь.       — Броня закрывает спину, — продолжила Айден, будто сама с собой, проводя пальцами вдоль края шрама. — Грудь. Плечи. Но не бока. И не секунды, которые ты теряешь.       Её рука с силой опустилась на колено, будто она пыталась удержать себя в реальности. Дин всё ещё ничего не говорил, но его взгляд не отрывался от шрама. Он видел подобные следы на телах ветеранов, на телах тех, кто выжил, но кого прошлое не отпустило. Однако этот шрам был другим. Он был не просто следствием боя. Он был доказательством боли, вины, вечного наказания, которое она сама на себя наложила.       — Я ненавижу себя за это, — пробормотала Айден, почти растворившись в шуме работающих систем корабля. — За ту секунду. За это уродливое напоминание, которое не даёт мне забыть, кем я должна была быть.       Она резко опустила ткань, закрывая шрам, будто отторгая сам факт его существования.       — Я сделала всё, что могла, но этого оказалось недостаточно.       Дин наклонил голову, глядя на неё в полумраке каюты. Свет от приборной панели слабо отражался на его доспехах, но в этом холодном, механическом мерцании не было ничего живого. Он знал, что сказать "ты не виновата" не имело смысла. Она не поверит. Даже если бы он повторил это тысячу раз, даже если бы Грогу прикоснулся к её руке, как делал, когда чувствовал чужую боль — она всё равно не приняла бы этих слов.       И, если быть честным, Джарин бы тоже не поверил.       Потому что он знал это чувство — ту глухую, тягучую вину, которая цепляется за тебя, срастается с костями, прорастает под кожей. Он знал, что значит прокручивать в голове один-единственный момент снова и снова, изучать его под всеми углами, будто в очередной раз пересматривая записи с тепловизора. Что значит убеждать себя, что можно было что-то сделать иначе — быть быстрее, сильнее, внимательнее. Что значит застревать в этой секунде, пока она не становится петлёй, стянутой вокруг шеи.       Да, он мог сказать ей, что никто не может спасти всех. Мог сказать, что она сделала всё возможное, что она сражалась, что её сын знал, что она была рядом. Но она бы не поверила. Потому что он знал: если бы кто-то сказал это ему — он бы тоже не поверил.       — Иногда, — он медленно подбирал правильные слова, — ты можешь сделать всё правильно… и всё равно проиграть.       Она знала это. Но от этого знание не становилось легче.       — Но это не значит, что ты должна была умереть там. Или на крейсере. Это не значит, что твоя жизнь меньше, чем его. Или Грогу.       Айден не двигалась, лишь её пальцы снова сжались на колене.       — Я не знаю, что значит потерять сына, — заговорил он после долгой паузы, и в его тоне было что-то новое. Что-то глубокое, потаённое, скрытое за слоями его собственного молчания. — Но я знаю, что значит терять людей, которых ты клялся защитить. Которых ты хотел защитить, но не смог.       Она посмотрела на него. В её взгляде было слишком много всего: боль, усталость, скептицизм и что-то ещё, неуловимое, скрытое в самой глубине.       — И ты научился с этим жить?       Джарин повернул голову, и на секунду ей показалось, что он усмехнулся.       — Нет. Но я научился жить дальше.       Айден замерла, обдумывая услышанное. Потом медленно теряла контроль над собой, и её начинало потряхивать.       — Когда мы были у Гидеона… я закрыла Грогу, но в тот момент я не думала о себе. Я знала, что выживет хотя бы он. А если бы пришлось выбирать, я бы осталась там, чтобы он жил, — она хрипло выдохнула. — Но во сне я не успеваю даже этого. Я вижу, как огонь поражает его первым. Или как ты не успеваешь прикрыть нас. Или как корабль взрывается, и я ничего не могу изменить. Это мучает меня больше всего, Мандо. Каждый раз, просыпаясь, я чувствую, будто подвожу вас. И тебя, и его, и Сэма. Что я подвожу саму себя. Что я снова и снова лажаю, косячу. Что я снова и снова проёбываю ту единственную секунду, которая могла спасти жизнь моего ребёнка.       Дин сжал зубы. Его честность не позволила бы заявить, что он понимает её боль полностью. Но он знал, что это значит — потерять, знать, что ты мог бы сделать больше, но не успел. Он знал, каково это — жить с этим.       — Я не хотела умирать на том крейсере, — Айден захлебнулась слишком глубоким вдохом. — Но я была готова. А теперь, каждый раз, когда я закрываю глаза, я снова проигрываю. Снова не успеваю. Снова совершаю ту же чёртову ошибку.       Мандо сжал кулаки. Внутри него что-то заскрежетало, сжалось, завязалось в плотный узел. Ему было слишком хорошо знакомо это ощущение — эта жгучая боль от осознания собственной беспомощности. То, как она корёжит тебя изнутри, лишает сна, заставляет снова и снова возвращаться к моменту, который уже не изменить. Он мог сказать, что понимает. Что знает, каково это — держаться, потому что у тебя нет выбора, но в то же время каждую ночь чувствовать, как ты снова и снова теряешь кого-то, кого уже не вернёшь. Но он не сказал. Потому что слова ничего не значили. Он просто смотрел на неё, пока её дыхание не стало чуть более ровным, пока её пальцы не перестали судорожно сжимать ткань рукава.       — Но ты ничего не проиграла.       Тишина повисла в воздухе, плотная, как холодный вакуум, оставляя только глухой гул двигателей корабля где-то на периферии. Айден дышала тяжело, как после долгого бега, её грудь вздымалась слишком быстро, но она упрямо сидела, сжав руки в кулаки, будто пыталась удержаться за что-то невидимое. Дин наблюдал за ней, и в этот момент ему показалось, что он смотрит в зеркало.       — Тогда почему это не уходит?       — Потому что ты не можешь изменить то, что произошло.       Он говорил низко, надломленно. Чувствовал, как внутри него что-то сдвигается, как воспоминания, которые он всегда старательно прятал в дальних углах сознания, поднимаются на поверхность.       — Каждый раз во сне… я тоже вижу, как что-то ускользает. Как я опаздываю. Как не успеваю.       Джарин опустил взгляд на Грогу, который жался к нему, крошечные пальцы сжимали ткань плаща, как будто малыш чувствовал каждую эмоцию, разрывающую воздух.       — И знаешь, что самое ужасное? — откровения били в грудь, как Тёмный меч. — В эти моменты мне кажется, что я уже не помню, что именно потерял. Я просто знаю, что оно было важным. Что без него я не целый.       Айден прикрыла глаза, и на её лице мелькнуло то же выражение, что он видел у себя, когда смотрел в отражение шлема после долгих ночей без сна.       — И одна только мысль о том чувстве потери делает всё вокруг бессмысленным. Всё, за что я боролся, во что верил — это теряет свою ценность. И я понимаю, что ты чувствуешь. Так ты хочешь узнать, почему это не уходит? Потому что ты жива. Ты жива, Айден. И пока ты здесь, ты ещё можешь что-то изменить. И... я бы не позволил тебе там остаться.       Айден вздрогнула.       — Что?       — Умереть, — уточнил он. — Я бы не позволил тебе там остаться.       Она замерла. Смотрела на него, пыталась понять, шутит он или говорит серьёзно. Но он не шутил.       — Я не могу вернуться в тот клан, Мандо, — Айден говорила почти бесцветным, безжизненным тоном. — Я не могу быть частью чего-то, что не понимает, через что я прошла. Но я… я рада, что ты здесь. Может быть, это всё, что мне нужно сейчас.       Дин не отводил от неё взгляда. Его глаза говорили больше, чем он мог выразить словами. Он понимал её боль, он знал, что значит потерять то, что ты любишь больше всего, и он знал, как это меняет человека. Они прибыли к лагерю её клана ещё до рассвета, когда холодный ветер нес запах песка, смешанный с ароматом прошлых воспоминаний. Небо заволокли тяжёлые облака, скрывавшие последние звёзды. Лагерь, расположенный между высокими дюнами, казался незаметным для случайных глаз, как и раньше. Это место хранило в себе память о том, чему Айден когда-то принадлежала. Теперь оно было лишь тенью её прошлого, отражением того, что она потеряла.       Подойдя ближе, они заметили несколько вооружённых мандалорцев, вынырнувших из темноты, как тени, готовые к бою. Их доспехи тускло поблёскивали в первых проблесках утреннего света. Айден почувствовала, как напряжение охватывает её тело. Её руки непроизвольно сжались в кулаки, но она заставила себя расслабиться. Она знала, что их будут встречать с подозрением. Дин, следуя за ней, выглядел собранным, а Грогу, устроившийся в сумке на его поясе, выглядывал наружу, его большие глаза внимательно изучали мандалорцев.       — Кто вы такие? — раздался резкий голос одного из караульных, выдвинувшегося вперёд. Его тон был холодным, а движения выдавали готовность к немедленным действиям. Остальные мандалорцы синхронно подняли оружие, создавая впечатление единого механизма.       Айден шагнула вперёд, подняв руки в жесте капитуляции и стараясь выглядеть максимально безобидно. Грогу пискнул, пытаясь привлечь к себе внимание, но она коротким взглядом дала ему понять, что всё под контролем.       — Мы ищем старого друга, — начала она рвано. Звуки ломались, трескались, как хворост, обжигали глотку раскалённым песком и необходимостью возвращаться к истокам. — Могу я поговорить с главой клана?       Стражи обменялись взглядами, но, вместо ответа, один из них коротко кивнул, и Айден почувствовала, как её руки обхватили холодные наручники. Она не стала сопротивляться, зная, что любое движение могло привести к ненужной конфронтации. Дина заковали следом, но он, казалось, не выказывал ни удивления, ни возмущения. Его молчаливое спокойствие контрастировало с внутренним напряжением Айден.       Их проводили через лагерь, который выглядел так же, как она запомнила его много лет назад. Шатры из тёмной ткани, укреплённые вокруг центральной площади, на которой горел огонь. Ветер играл песком, бросая его мелкие крупинки в лицо. Лагерь был суровым, но в этой простоте ощущалось что-то мощное и незыблемое. Каждый шаг напоминал Айден о том, как много она оставила позади.       Они вошли в шатёр главы клана. Внутри царил полумрак, освещённый лишь мягким светом свечей, установленным вдоль стен. Главнокомандующий сидел в массивном кресле, полностью облачённый в броню. Его шлем отражал свет, создавая впечатление, будто он смотрел прямо в душу каждого, кто осмеливался заговорить. Несмотря на возраст, его осанка излучала силу, звучал он властно.       — Кто вы такие и что вам нужно? — произнёс он, не тратя времени на лишние формальности.       Айден вздохнула, чувствуя, как гнев и смущение борются внутри неё. Она дёрнула наручниками, оценивая свои возможности, но понимала, что сопротивление сейчас — худший вариант. Признание было необходимым, но она так хотела оттянуть этот момент навсегда. И всё же, их окружали другие мандалорцы. Айден внутренне поморщилась. Зелёная броня — цвет долга. Тошнотворно. Мерзость. Покорство. Столько лет бегать, чтобы снова сюда вернуться. Премия «Лузер всея Галактики», не иначе.       — Я была членом этого клана несколько лет назад, — начала Айден, стараясь говорить сдержанно. — Я пришла сюда, потому что Резол’наре гласит, что мы хоть и воины-одиночки, едины в племени. Мне нужен кузнец.       Главнокомандующий наклонил голову, как будто разглядывая её сквозь шлем. Его поза оставалась расслабленной.       — Ты была членом клана, но теперь нет. И теперь ты приходишь за помощью? — старик поднялся с кресла. Его фигура казалась ещё внушительнее, когда он приблизился к Айден.       Айден ненавидела унижение. Всю жизнь она гордилась тем, что могла сохранить свою честь любой ценой, была готова умереть, лишь бы не унижаться. И она бы так и сделала, но сейчас, рядом, так же, как и она, стоя на коленях и скованный в наручники, стоял Дин Джарин. Айден почувствовала ответственность за то, что втянула его в эту аферу. Нужно было продолжать настаивать на том, чтобы пойти в соло сюда. Однако сейчас уже было поздно отступать. Поэтому:       — Моя броня пострадала, когда я возвращала Тёмный Меч истинной наследнице Мандалора, Бо-Катан Крайз.       Слова прозвучали уверенно, но внутри Айден бушевал шторм. Она не поднимала глаз, её волосы скрывали лицо, но она ощущала, как взгляды мандалорцев прожигают её. Главнокомандующий молчал, оценивая её слова. Тишина в шатре казалась звенящей, нарушаемой только редким потрескиванием световых стержней. Айден стояла неподвижно, хотя её сердце колотилось так, что, казалось, его могли услышать все вокруг. Она знала, что это место — её последний шанс обрести то, что она потеряла, и, возможно, вернуть хотя бы часть своей уверенности.       — Я сражалась с Моффом Гидеоном, офицером Империи. Он потерпел поражение. Тёмный меч возвращён мандалорскому племени.       Дин, находящийся позади, повернул шлем в её сторону, но Айден, стиснув зубы так, что на скулах обозначились жёсткие линии, не дала ему шанса вмешаться. Она бросила ему взгляд, полный решимости, ясно говоря: "Держись подальше от этого разговора".       — Этот мандалорец, — продолжила она, указывая на Дина кивком головы, — последователь «Дозора смерти». Он член клана, недавно базировавшегося на Неварро. Он помогал в сражении.       Дин сохранял спокойствие, но его поза выдавала внутреннюю готовность. Он наклонился в сторону Айден, как будто собирался заговорить, но так и остался молчаливым. Грогу, напротив, чувствовал себя вполне уверенно. Его маленькая фигура излучала недюжинную уверенность. Он подошёл к старшему мандалорцу, остановился рядом с его ногами и, подняв голову, издал короткое ворчание, пытаясь привлечь к себе внимание. Главнокомандующий, до этого спокойно наблюдавший за происходящим, впервые наклонил голову. Его шлем блеснул в свете, отражённом от одной из ламп в шатре. Он опустил взгляд на Грогу, явно заинтересованный.       — Этот ребёнок, — его голос прорезал тишину, — не мандалорец.       — Он мой найдёныш, — Джарин выпрямился. — И член клана Грязерога.       Старик изучал их некоторое время, пытался найти ответы на вопросы, которые не задал. Его взгляд перемещался с Айден на Дина и затем обратно. Наконец, он снова обратился к Айден.       — Вот как, — его тон выдал слабую нотку удивления. — И ты считаешь, что достойна искупления? После того, как сняла шлем?       — Я считаю, что достойна обрести свою броню.       Главнокомандующий недолго молчал. Его глаза, скрытые за шлемом, прожигали её, оценивая каждое слово. Тишина растянулась, сама комната затаила дыхание.       — Странно, что ты не понимаешь, — заговорил он гулко, пропитанно весом веков. — Броня — это не просто металл, не просто средство защиты. Это символ. Это твоя жизнь, твоя честь, твой путь. Ты сняла шлем, когда твой сын умер, — Айден вздрогнула, эти слова были ножом, пробившим её щит. Её лица никто не видел уже шестнадцать лет, но всё равно её узнали. Какое же блядство. — И за это тебя осудили. Ты ушла. Ушла, предав всё, чему тебя учили. Не потому, что ты слабая, а потому, что ты не смогла справиться с этим бременем. Но ты вернулась. Ты вернулась, потому что тебе нужна помощь.       Айден опустила взгляд, её глаза устремились на песок под ногами, словно там был выход из этой ситуации. Её начало покачивать, голова закружилась от прилива истины и неизбежности. Слова старика вскрыли старые раны, напомнили о том, от чего она бежала, но так и не смогла скрыться.       — Я не пришла просить прощения… Я пришла за помощью. Понимаю, что не могу вернуть то, что потеряла. Но я не прошу об искуплении. Я прошу об оружейнике, который починит мою броню. Броню, которая позволит мне продолжить путь.       Глава клана вздохнул и медленно поднялся с места, его шаги были тихими и тяжёлыми, каждый из них был обременён временем и опытом. Его движения не были столь быстры, как в молодости, но в каждом его жесте ощущалась стойкость и власть, которые накапливаются годами. Он подошёл к ней, и его взгляд, острый и внимательный, рассекал воздух между ними. Айден чувствовала это сердцем несмотря на то, что он был в шлеме. Как минимум из-за того, что знала этот взгляд без шлема.       — Ты многое потеряла, Джинна, — глубокий, исполненным неосуждающей тяжести тон наполнил комнату принятием неотвратимости происходящего. — Ты ушла, когда тебе было сложно, и ты принесла себе боль, которая теперь постоянно с тобой. Но это не конец твоему пути. В нашем клане есть места, которые ты не знаешь. Но ты должна будешь доказать, что заслуживаешь того, чтобы снова носить броню.       Айден сжала челюсти, но не отвела взгляда. Его слова впивались в неё, вырывая наружу эмоции, которые она так долго прятала. Она могла бы возразить, сказать, что он ошибается, но в глубине души знала — он видел её насквозь. И на это были свои причины.       Слова главы клана эхом отозвались в её груди. Айден почувствовала, как сердце сжалось, но не отступила. Даже сейчас, когда её мысли были взбудоражены, когда каждое слово вонзалось в её душу, она не могла позволить себе слабость. Она подняла взгляд.       — Я готова.       На руки Джарина снова залез Грогу. Малыш пищал, следил за происходящим, пугливо подёргивая ушами. Его зелёная рука нежно коснулась брони Дина в поисках подтверждения того, что всё будет хорошо. Джарин, конечно, верил в Айден, но его не покидало чувство, что тут что-то не так.       Глава клана окинул их долгим взглядом, запоминая этот момент. Затем его взгляд остановился на Дине, на том, как тот держал Грогу, как его пальцы крепко, почти машинально, сжимали ткань плаща, пока он старался скрыть собственную нервозность. Что-то в его осанке выдавало не только защиту, но и боль — будто он стоял здесь не только ради Айден, но и ради самого себя.       — Я вижу, что ты не боишься, — голос старого воина стал мягче, но всё ещё как высеченный из камня. — Но страх — не всегда враг. Иногда это напоминание. Напоминание о том, что ты ещё не потеряна. Будь готова, Джинна. Ты пришла сюда не только за броней, но и за тем, чтобы снова стать частью этого мира. Ты пришла за шансом доказать, что всё ещё достойна быть одной из нас. Это твой путь. Если ты выдержишь испытание, оружейник примет тебя. Если ты выстоишь, мы поможем тебе. Если нет… ты останешься с тем, что выбрала. Это твой путь. Таков путь.       — Таков путь, — хором повторили мандалорцы.       — Таков путь, — проговорил тихо Джарин с ними.       Айден заскрежетала зубами. Внутри что-то перевернулось, рухнуло, сломалось и разорвалось, но она не позволила этому взять над собой верх. Глава клана махнул рукой, и несколько мандалорцев подошли, чтобы снять с них наручники.       — Ты проходишь испытание, Джинна Харвер, — заключил глава, возвращаясь к своему месту. — Если выживешь — оружейник будет ждать.