Ни стыда, ни совести у этих четверых

Дима уже заебался. В прямом смысле. Мышцы тянуло после вчерашнего, член горел от столь частых совокуплений, пить хотелось нещадно. Но также Дима понимал, что его омеге сейчас ещё сложнее. Антон лежал пластом на разворошённой постели, практически обессиленный, но всё ещё нуждающийся. Течка затянулась, выматывая обоих партнёров. — Поз, — с мольбой в голосе позвал Антон, как только Дима вышел из ванной. — Ну дай выдохну, Антош, я ж уже не мальчик, ёбан-бобан, — Позов бурчал больше по привычке. В душе он трепетал от нежности к такому уязвимому, доверяющему Антону, который перед ним открывался полностью. И в буквальном смысле тоже: Шаст перевернулся на живот, обхватил подушку и развёл ноги. Этим жестом он показывал, что смазка течёт всё ещё достаточно обильно, он призывал к действию. — Ты меня до гроба доведёшь, чес слово, — пробормотал альфа, вздыхая. Его член уже наливался кровью от будоражащего запаха омеги и от вида такого Антона. Дима был не в силах ему отказать. Он залез на кровать и обхватил ладонями ягодицы Антона. Легонько сжал их, помассировал, а затем повёл выше, едва надавливая на поясницу. Антон недовольно заскулил оттого, что его заднице больше не уделяют внимания, но при этом он с удовольствием подставлялся под ещё влажноватые после душа руки — выгибал навстречу спину, поднимал плечи. Но Дима не собирался просто гладить своего омегу — ему ведь нужна была помощь иного характера. Он всем телом улёгся на Антона, прижимая его к кровати. Потёрся уже довольно окрепшим членом между чужих ягодиц. — Прости, — сказал Шастун в подушку, из-за чего его фразу было едва слышно. — Что? — Удивился Дима. — За что, Антош? Пока Антон молчал, Дима оставлял на его лопатках мягкие поцелуи, один за одним. Затапливал любимого в нежности и сам медленно сходил с ума от этого родного запаха, который сейчас струился от Антона невидимой вуалью. Этот аромат был до сих пор слишком сильным, не давая ни альфе, ни омеге возможности вернуться к обычной жизни. — Прости, что тебе приходится… Мне просто нужно… — сбивчиво говорил Шастун. У него не получилось закончить ни одну мысль, что он начинал, но Дима и так понимал его. Зря он столько бурчал. Знает ведь, что Антон самокритичный, а в течку он особенно чувствительный. — Не переживай, мой хороший, — прошептал Дима, входя, наконец, в Антона. — Поз, я просто… — снова начал оправдываться Антон, но Дима делал всё, чтобы заглушить в нём эту вину, эти иррациональные чувства. — Я ведь не просто так тут, не просто помогаю тебе в течку. Я ведь люблю тебя, блин, — прерывисто говорил Дима, начиная толкаться. — Боже, — только и смог вымолвить Шастун, когда темп увеличился. Антон расслабился и получал удовольствие в перемешку с облегчением. Все тревоги постепенно улетучивались. С Димой по-другому и не бывает.