Навстречу запаху граната

Сам Бог грешен. Не думали об этом? Люди вечно твердят о святости, но если его лик так светел, а ум так ясен, то как можно было настолько провалиться? Как он смог допустить что-то настолько ужасное как болезни, грязь и бедность, как терроризм, насилие и голод, как политику, коррупцию и стихийные бедствия, как протекший кран, недоверие и нескончаемые истерики, как измены, пустующий холодильник и проституцию. Никогда люди не были способны вынести этого. Человек ведь — это не человек. И никогда им не был. Человек — это котёнок. Подслеповатый и ничего не понимающий котёнок. Только спустя долгие испытания уже под конец жизни он наконец распушит шерсть и приоткроет глаза. А Бог как был, так и навсегда останется тем самым злым Шрамом, который лишь будет смотреть свысока за падающим в искрящийся пожар телом, а затем уйдет как ни в чем не бывало. Только одевшись белым, он скрывает черные язвы, сочащие противной вонючей массой собственных грехов. Тело будет нести мертвечиной сотен, нет, тысяч и тысяч невинных жертв, кровоточить каждой слезой, пророненной маленьким голодным ребенком, и трястись как старая хрупкая бабуля, пытающаяся доехать в промерзлом автобусе до рынка. Из под его одеяний всегда будет выползать маленький черный червячок, пусть и выглядящий безобидно, но он уже скоро убьет человечество, а потом начнет поедать собственного хозяина. Ещё немного, и Бога самого не станет из-за него же. Смешно, не правда ли? — Сам Бог грешен. Не думали об этом? — громкий голос звенел на все небеса. Но конечно никто кроме меня, об этом пока не думает. — А. пройди дальше, пожалуйста. Ты уже достаточно натворил, так пусть твой уход будет спокойным. А! — Сколько можно, раз так силен, то с чего же ты решил предать Его? Забыл, кто тебе подарил всё это? — Неблагодарный. Тело уже билось в конвульсиях, скованное невидимыми, но крепкими цепями. Слишком долго это уже продолжается. Мягкий, пушистый пол превращается в вязкое болото, куда погружаешься медленно, но незаметно. Слишком медленно погружаешься, чтоб заметить насколько ты увяз. Света становится всё меньше и меньше. И так тусклые лучи солнца, пробирающиеся сквозь облака, темнеют ещё больше. Начинает по-особому пахнуть грозой и холодом. Помраченное солнце — время наказания. — Почему он ограничивает нас? Разве нам не велено жить в удовольствие, но и не в чужое несчастье, так почему тогда я нахожусь сейчас перед вами в таком положении? Единственное отличие между вами и мной — это то, что я не боюсь Его, слабого, который прячется за сильными? — к концу фразы голос становился всё тише и тише, пока совсем не умолк в беззвучном вдохе. Он вышел слишком тихо для того, кто повергает всех в благородный страх. — Приведите козла, — как гром среди ясного неба Его голос. После этого вдруг наступила оглушающая тишина, пробирающая до самой коры мозга и выдалбливающая там эти слова: "приведите козла". Все знали, что это значит. Все знали, чем это закончится. Всё знали, что А. больше не вернётся. Невидимые цепи замкнулись ещё туже. Руки от плеч до кистей наполнились раскаленным металлом. Стоять больше невозможно, только бессильно упасть на колени. Заинтересованные чужие взгляды абсолютно не волновали, в отличие от Его. Такого пустого и безразличного, что ужасно бесит. Ползает маленьким червем под кожей. Чешется, особенно в глазах. В узких и раскосых глазах волосатой белой морды перед ним. Невинное животное тихо стояло и, глупо блея, оглядывалось. Подошёл Р. — Прощай, надеюсь, что не навсегда. Бог грешен. В спине начинает печь. Бог грешен. Боль медленно распространяется до лопаток. Бог грешен. Позвоночник начинает неметь. Бог грешен. Теплая жидкость катится тонкими струйками и капает на ноги и одежды. Бог грешен. Держаться прямо больше невозможно. Бог грешен. Отвратительное ощущение, будто отрывают кусок плоти или конечность. Два огромных белоснежных крыла, шурша, падают.