Горизонт Событий

      

*Дебют — это начальная стадия шахматной партии. Основная задача дебюта: вывести свои фигуры на самые выгодные позиции и помешать развитию фигур противника.

      Латри (или та, кто ей представился) получила своё: забрала обратно часть сил, встала на ноги и отошла на безопасное расстояние. Мальбонте тоже быстро поднялся, исподлобья наблюдая за ней. Но по-прежнему не испытывал ни страха, ни благоговения. Она могла бы убить его, но не сделала этого. Он впустил в себя её силу, и теперь ей известны все его мысли. А свои меж тем Царица умело скрывала.       Тишина и отдаленный грохот водопада… чуть ближе: капли, размеренно падающие с потолка пещеры.       Кап. Кап. Кап.       Молчание становилось давящим, гнетущим, осязаемым. А поединок взглядов — упрямым и долгим. Наконец, Монрейн не выдержала, первая нарушила тишину:       — Если есть вопросы, задавай, — она махнула рукой, будто повелевая.       Неосознанный надменный жест в сочетании со вздёрнутым подбородком. Она стремилась сделать свой временный облик выше, чем тот есть.       — Какова твоя цель? — сухо спросил Мальбонте, не видя смысла скрывать интерес.       Монрейн на это удивлённо приподняла брови.       — Это тебе известно. Я хочу уничтожить моих врагов… — она осеклась, на миг посмотрела в сторону, о чём-то размышляя, затем кашлянула и уточнила. — Врага. И тех, кто встанет на его сторону.       Мальбонте и сам был бы не против отомстить Властелину. Умом он понимал, что не всё настолько просто, учитывая известное ему о взаимоотношениях Всадников и Создателей, но в груди ничего не ёкнуло, не отозвалось сочувствием, не вылилось попытками расспросить больше.       — У тебя есть план?       На это она оскорблённо хмыкнула, прищурилась, пронзив его колючим взором.       — Ты про план, который едва не испортил своим упрямством? — губы растянулись в улыбке, обнажившей мелкие и острые белые зубы.       Она напоминала Чеширского кота со своими огромными глазами и растрёпанными, торчащими в разные стороны чёрно-фиолетовыми волосами.       Мальбонте сжал челюсть, опустил подбородок. И в качестве доказательства лояльности опустился на одно колено. Монрейн удовлетворенно кивнула, а заодно и темнота пещеры стала менее угрожающей. Словно следящие за ними из мрака хищники нашли себе другую — более доступную цель.       — Я знаю, что должна была поведать тебе больше, но разве бы ты поверил, что не я в этой пьесе — главное зло? Что Свет лично уничтожает созданные миры до основания? Поверил бы?       — Нет, — коротко и честно.       Она хитро цокнула языком, взъерошив пальцами свою коротко остриженную шевелюру. Довольно кивнула.       — Оно и понятно. Но всё намного хуже, чем ты, вероятно, предполагал.       Мальбонте смотрел в одну точку у её ног, пока внутри сжималась пружина гнева. Ему не понравится новая истина.       — Саншайр не просто сжигал целые цивилизации, чтобы отыскать меня… Он уничтожает всё, что мы с ним вместе создали, потому что… — Монрейн сглотнула, борясь с вскипающей в ней яростью, и продолжила уже сквозь зубы. — Он хочет, чтобы я ему подчинялась, была его женой. Ему невыносима мысль о том, что в мире существует кто-то, равный ему.       Мальбонте вскинул голову, встречаясь с ней взглядом. Но ничего не ответил.       — Весомый аргумент? — надавила Царица, оторвавшись от стены, к которой прижималась спиной, шагнув к нему.       Цок. Цок.       Звуки её каблуков отражались эхом. Она неспешно подошла к Мальбонте и опустила свою царственную ладонь на его голову, зарылась пальцами в волосы.       — А я намерена доказать, что Свет не способен существовать без Тьмы. Намерена заставить его ответить за все унижения. Что скажешь? Ты ведь и сам когда-то через это прошёл?       — Да… — ответил Мальбонте, но слова застряли в горле, удерживаемые гордостью.       Он стиснул зубы так, что заиграли желваки, а Царица на миг сжала пальцами его волосы, натянула, чтобы заставить посмотреть на себя снизу вверх, но передумала. Отпустила, отступила и приказала.       — Встань.       Мальбонте молча подчинился. Собранный, готовый убивать врагов. Ни жалости, ни сожалений. Он бесстрашно смотрел ей в глаза, ожидая, а она разглядывала его с каким-то новым интересом, даже жалостью.       — Я должна радоваться тому, что Саншайр с тобой сделал, но… ненавижу его за это. Как можно так осквернить столь совершенное создание? — задумчиво тронув висок, она обошла его полукругом, продолжая рассуждать вслух.       Её взгляд то скользил по нему мягким пёрышком, то ввинчивался в плоть шурупом.        — Нефилим. Ты воплощаешь собой Баланс — нечто идеальное между светом и тьмой. То, чего мы с Саншайром так и не смогли достичь. Но он тебя поломал. Жаль.       Мальбонте только сейчас начал осознавать, что-то отозвалось в нём острым чувством несправедливости и обиды, токсичной, словно радиоактивный газ.       — Это можно исправить?       Молчание. Она не знала или… не хотела говорить?       Что такое свет в понимании цельной чёрно-белой души? Все хорошие качества? Совесть? Мальбонте пока что не ощущал в себе изменений. Пока.       — Мы вернёмся к этому вопросу после победы, — твёрдо сказала Монрейн, и в голосе её зазвучали стальные нотки.       Пещера вдруг задрожала, будто прямо над их головами пронеслось стадо слонов, но вскоре всё стихло. Царица скрестила руки на груди, с минуту поразмыслив, и только потом призналась:       — Повезло, что ты здесь. У меня для тебя поручение: в доме Войны лежат цепи, заколдованные мной. Найди их. Первым делом мы должны убрать его с дороги.       Мальбонте на это едко усмехнулся.       — Почему ты просто не явишься к нему и не прикажешь подчиняться? Война сделает ради тебя, что угодно, это и дураку понятно.       Монрейн оценила дерзость, отзеркалила злорадную улыбку Нефилима, но ответила серьёзно:       — Я однажды уже доверилась ему, а он нагадил мне под ноги. Его верность имеет цену лишь тогда, когда Войне это выгодно. Он, как пламя, а пламя легко подчиняется ветрам, — она властно махнула рукой. — Пришло время действовать, убирать пешки с доски по одной.       — Значит, я больше не пешка? — спросил Мальбонте в лоб, но она не опешила, ответила на его пристальный взгляд также прямо и уверенно.       — Нет. Считай, что твоя роль в партии значительно выросла.       — И в чём же она состоит? — продолжал напирать он. Не сдвинется с места, пока не выведает о её планах достаточно.       Монрейн раздражённо вздохнула, на миг прикрыла глаза, чтобы вернуть самообладание, и терпеливо пояснила, хоть и не без подкорки из вечной мерзлоты.       — Я надеялась всё сделать сама. Обойти Всадников и нанести удар прямиком Саншайру. Но теперь и он, и Смерть знают, что я здесь. Эффекта неожиданности не получится. Потому придётся заняться Чумой, Войной и Голодом, которые ещё ничего не подозревают. Устранить их по одному и желательно одновременно.       Жгучая ненависть наполнила сердце Мальбонте решимостью, он даже в нетерпении сжал кулаки.       — Я готов.       Царица охотно кивнула.       — Во владениях каждого Всадника хранятся особые предметы, над которыми мне удалось незаметно поколдовать. Отправляйся в дом Войны и найди там цепи, способные его заковать. Ты их сразу узнаешь по энергии. Я же… займусь остальными.

***

      Хаос заполнил некогда умиротворенное место, последний оплот моей безопасности. Дворец, подаривший желанную передышку, рушился, горел, нисходил прямиком в Ад.       От дыма, слёз и пыли щипало глаза.       Я не до конца поняла, что произошло, когда приблизился Голод. Страх, отчаянье и ненависть достигли во мне финальной точки и как будто перестали иметь власть, обнулились, обесценились.       А потом Война свалился на землю, начал кататься в приступе дикой агонии. А я продолжала удивлённо таращиться то на него, что на зажатый в моей собственной руке окровавленный нож. Я и не думала, что в действительности смогу им воспользоваться. Но теперь радость от мимолетной победы обрушилась штормом, подняла дух, засияла в груди ослепительным светом надежды.       — Бежим отсюда! — Голод потянул меня за локоть, но я не могла сдвинуться с места. Ноги будто приросли к земле.       — Бежим! Оглохла ты что ли? — настойчиво повторил Второй Всадник. Крики драконов и грохот взрывов перекрывали его голос. Но вдруг во мне что-то ёкнуло, оборвалось или напротив воскресло. Всеобъемлющее и мощное чувство, что я должна… нет, обязана восстановить справедливость.       Стиснув нож увереннее, я рванула к Войне, наплевав на инстинкт самосохранения. Плевать! Не оставлю этого гада живым! Не дам ему возможности снова когда-нибудь до меня добраться! За всё, что он сделал со мной или с теми, кто мне дорог! Он заслужил! Такие чудовища не должны существовать!       — Сдохни! Сдохни! Сдохни! — каждый удар сопровождался хлюпающим влажным звуком и булькающим хриплым вскриком Всадника.       — Сука! — ревел он, чередуя проклятия с нечленораздельным бредом. Но не сопротивлялся, даже не уворачивался, целиком утопая во власти забытья.       Я обезумела, была готова растерзать его голыми руками, наплевав на мораль и всё прочее. Каждый удар, рассекавший плоть, поднимал не только брызги крови, но и светился изнутри перламутровым пламенем.       Голод меня оттащил. Силой обхватил тело на уровне плеч так, что я не могла шевельнуться и выронила нож, что острием воткнулся в ногу Войны.       — Пусти! Пусти, я должна убить его!       — Ты его не убьёшь, его сущности вокруг слишком много. Она отравляет тебя, не поддавайся.       Он просто закинул меня на плечо, будто мешок картошки, и побежал к удачно приземлившемуся Вулканику. Второго дракона не было видно, лишь над озером стоял плотный красноватый дым.       «Он что, упал в воду?», — мысль, на которой некогда зацикливаться.       Мы взмыли в воздух, и адреналин, бурлящий в крови, начал понемногу отступать. Я с щемящей в груди тоской оглянулась, посмотрела, что осталось от некогда чарующе прекрасного Дворца — единственного, что в этом ёбаном мире оставалось от Любви — и тут же заставила себя отвернуться. Вцепилась в спину Голода, едва не порвав ногтями его плащ.       — Куда мы летим? — не надеялась услышать ободряющий или хотя бы честный ответ.       Всё равно куда. Вокруг западня, нет больше места, где можно надеяться на покой. Плотные облака били по щекам мелкими кристалликами льда, Вулканик яростно рассекал встречные потоки воздуха мощными смоляными крыльями.       За нами никто не гнался, и на том спасибо.       — К ближайшему порталу, способному вернуть тебя в твой мир.       Ответ Голода, серьезный и честный, пронзил грудь пущенной стрелой. Я даже задержала дыхание, тупо уставившись в его кудрявый затылок. Шутит что ли? Или нет?..       Сложно поверить, что свобода так близко, что скоро всё может закончиться!       Болезненная радость сдавила сердце тисками. По коже поползли мурашки, а сердце застучало так быстро, что задрожали руки. Я едва не расплакалась от благодарности, настырно обняла его, сидя сзади. И сдавила так, что Всадник охнул и чуть не выронил поводья.       — Ты и меня задушить решила? — спросил он с усмешкой, но я уже думала о другом.       На смену эйфории пришло осознание: я не могу бежать, оставив друзей в пекле. И… Мальбонте… Стоило подумать о нём, как тупая боль вновь наполнила грудную клетку тяжестью обиды.       «Обещаю, что освобожу нас сам…» — сказал он в нашу последнюю встречу…       Последнюю… он надеялся, что та таковой не является… Неужели врал уже тогда?       Это неважно. Он опоздал, не выполнил обещание, не успел.       Израненная гордость воспряла, собралась по осколкам, и я смогла тяжело выдохнуть, успокоив себя:       «Главное, он жив… и несчастным тоже не выглядел… Он точно спасётся, да. Они с Латри не пропадут».       Жгучая ревность сменила тоску, и, не найдя выхода, растеклась свинцовой тяжестью по и без того разбитому сердцу.       «Его выбор пал не на меня… Или… всё же», — надежда зажглась слабым тлеющим угольком в кромешной промозглой серости.       Может, я видела совсем не то, о чём подумала? Может, Мальбонте воспользовался ею, чтобы втереться в доверие? Выведать что-то? Он ведь способен пойти на всё ради цели… абсолютно на всё.       Тогда стоит ли ревновать?       Одна часть меня упрямо твердила, что измена есть измена, как её ни назови. Это предательство, это вырванное и раздавленное в ладони сердце… это дыра в моей груди!       Но в то же время… Как бы я поступила, если, к примеру, спасти его жизнь можно было только таким способом? Продалась бы? Принесла в жертву своё тело и достоинство? Или… предпочла оставаться гордой, пусть это повлекло куда худшие последствия?       Я истерично затрясла головой, крепко зажмурившись.       Не знаю, не хочу знать! Не хочу представлять, через что ему пришлось пройти, и как сложно было переступить через себя!       Мальбонте всё объяснит, он меня успокоит, я уверена!       Сумела совладать с эмоциями, подумав о том, на что хотя бы могу повлиять: о друзьях, что до сих пор оставались в доме Войны.       — Я никуда не полечу без моих друзей, — твёрдо выпалила я Голоду, и он даже полуобернулся в изумлении, чтобы убедиться, не тронулась ли я умом. — Мы должны их спасти.       — Смеёшься? Думаешь, хоть кто-то выжил после гостеприимства Войны? — саркастичный тон Всадника подействовал, словно ведро ледяной воды, вылитой на раскаленную печь. Остудил пыл, но, в то же время, и закалил решимость:       — Я должна убедиться.       Люциферу и Мими пришлось хуже, чем мне, не говоря уже о Лилу и прочих, кому не повезло быть выбранными в наложницы. Но я не могла просто оставить их, лишить всякой надежды, а потом веками мучиться вопросом: А что, если бы попыталась? Что, если бы кто-то выжил?       Хотя в нашем общем положении и о веках, что якобы нам отмерены, рассуждать казалось слишком оптимистичным.       — Пожалуйста, — жалобно протянула я, пытаясь разглядеть что-то под нами, но дракона от земли отделяла плотная гряда облаков. — Иначе я спрыгну.       Я не видела, но, судя по вздоху и ругательству на неизвестном языке, Всадник закатил глаза.       — Ты понимаешь, что Война оклемается? И если он настигнет нас в своём логове, даже я не смогу его остановить. К тому же то, что я сделал… Это ну как бы предательство. Смерть, Чума и Властелин не погладят меня по головке.       — Вот именно, что ты уже совершил этот шаг на тропу плохого парня, — подначила я. — Отступать некуда, надо идти до конца.       Голод наигранно-обречённо усмехнулся. Потом дёрнул поводья и направил дракона на снижение.       — А мы можем посадить их на Вулканика? — обрадованно уточнила я.       — Всех?! Пожалей моего зверька, — беззлобно возмутился Голод, и дракон, словно поняв, о чем речь, издал протяжный рёв.       — Ты очень отважная и думаешь о других чаще, чем о себе, — проговорил Всадник всё ещё недовольно. — Но иногда я сомневаюсь в твоём здравомыслии.       — Я в твоём тоже, — не осталась в долгу я, на что он издал звук, похожий на чихание льва. — То ты вместе с Войной устраиваешь игры на выживание, то подкатываешь ко мне, то говоришь загадками. А сейчас и вовсе спас от своего же брата. На чьей ты стороне, а? Зачем ты со мной возишься? Рискуешь ради меня? Только не говори, что дело в симпатичной мордашке.       Хотя, видят все Наместники и Создатели, меня бы сейчас и такое объяснение устроило! Лишь бы спас.       Не может же ему быть настолько скучно в своём мире, что бунтовать решил. Да и на желание просто подгадить родне уже не похоже.       Укол совести заставил умолкнуть. Да что я вообще лезу под ногти в такой шаткий момент? Какая разница? Главное, сделал! А то вдруг ещё одумается и вернёт обратно.       Я понимала, что призвала его к ответу далеко не своевременно, но другого шанса может и не быть. Хоть пожалела о затеянном разговоре, потому что не видела его глаз и не распознаю ложь.       А если… это всё ради того, чтобы со мной переспать? Решил таким образом доказать, что достоин, а то и подсадить на крюк, чтобы чувствовала себя должной и не могла отказать.       Пальцы похолодели до онемения, я сглотнула горький ком тревоги.       «Нет, к чему такие сложности? Он предал свою семью! А так не поступают ради случайного трофея».       Плечи Голода напряглись, он одной рукой почесал затылок и ответил максимально беззаботно.       — В тебе частичка Любви, я сразу почувствовал, как только мы встретились. Чувствую и сейчас, — выдал он так спокойно, что меня накрыло плотным куполом шока. — Поэтому ты такая особенная. Не тёмная, но и не светлая. Другая. Поэтому я и поставил на тебя всё, что имею.       Сказать, что я обалдела — ничего не сказать. Частичка? Маленькая крупица, оставшаяся от энергии богини, могла преодолеть миллионы световых лет и остаться во мне? Неужели поэтому я единственная из смертных попала на Небеса? Благодаря этой силе?       — Но я не чувствую себя особенной… — с сомнением призналась я, совершенно сбитая с толку. — К тому же мне никогда не везло в отношениях…       Голод на это снова повернул голову, взглянув на меня с искренней улыбкой.       — Но ты способна на глубокие чувства, а это редкость, Вики. Уж поверь, я знаю, о чём говорю. Мои братья и Чума не знали Любовь так близко как я. Или попросту забыли оттенки её ауры.       По его глазам, по поселившейся в них надежде и горечи я поняла, что он готов на всё, лишь бы меня защитить, лишь бы сберечь крупицу памяти о потерянной сестре. И что от него точно не стоит ждать подвоха.       И мне вдруг стало так легко и хорошо, что опять едва не расплакалась.       Вулканик приземлился, разорвав пелену дыма и тяжёлых серых облаков, и у меня перехватило дыхание от увиденного. Чувство, что каким-то волшебным образом мы оказались прямиком в Аду. Вместо цветущих маковых полей — выжженная пустошь. На месте городка — обугленные руины. Дом Войны — единственное, что уцелело, — казался рваной кровоточащей раной на фоне безжизненной пустоты.       Всюду валялись тела и их фрагменты: обезображенные, лишённые конечностей, а рядом и трупы каких-то уродливых тварей.       С замершим сердцем я спрыгнула со спины дракона и понеслась прямиком в дом, не обращая внимания на оклики Голода.       Непонятно, чего стоило бояться больше: того, что никто не выжил, или того, что особняк наводнили злобные кровожадные монстры?       Хотя самый главный из них сейчас валялся во Дворце Любви.       Плевать, я должна убедиться лично.       Перепрыгивая тела, стараясь не смотреть на них, в страхе узнать знакомые черты, я влетела в узкий коридор, ведущий в холл, а из него в гостиную.       Двери отсутствовали, выбитые вместе с частью стены. Внутри воняло кровью, гарью и разложением.       Противный неоновый и резкий свет мигал, резал глаза.       — Люцифер?! Мими?! — позвала я, свернув к забрызганной какими-то ошмётками лестнице, стала осторожно подниматься, игнорируя дурное предчувствие. Сердце гулко стучало в горле, кровь шумела в ушах.       «Спокойно, Вики, ты готова ко всему. Вдох-выдох».       Лучше увидеть кошмар собственными глазами, чем трусливо сбежать, а потом всю жизнь терзаться сомнениями о правильности поступка.       Повернув за угол, в коридор, что вёл в спальни, я, обомлев, застыла на месте. Прямо передо мной в нескольких шагах на полу сидела чешуйчатая тварь, похожая на огромного броненосца, и с чавканьем пожирала чьё-то тело. Судя по оторванной ноге, это был один из евнухов.       Кто-то быстро схватил меня сзади, но не успела я вскрикнуть, как рот мне зажали рукой.       — Ты всегда лезешь в пекло, заранее зная, что беззащитна? — прошипел Голод мне на ухо.       Тварь заметила нас, грузно развернулась с противным шипением, похожим на скрежет пенопласта о стекло, но Всадник, лениво шевельнув пальцами, тут же размазал её по стене, оставив склизкое оранжевое пятно.       — Мне уже всё равно, у страха тоже есть предел, — честно ответила я, и рванула вперёд.       Голод, шумно вздохнув, пошёл следом. С его прикрытием мне, конечно, было куда спокойнее.       Дверь в спальню наложниц была сорвана с петель, все кровати перевёрнуты и забрызганы бурой кровью. Но кроме двух тел евнухов там никого не оказалось, что породило слабую надежду на то, что не всё потеряно.       Кричать и звать кого-то я не отважилась: мало ли сколько ещё хищных тварей залезли в дом.       Голод открыл все двери, проверил каждую комнату. Мы медленно продвигались по второму этажу, пока не уткнулись в двустворчатые врата.       — Ты бывала в спальне Войны? — спросил Всадник с мрачным любопытством. На что я издала красноречивый звук, похожий на отрыжку.       — Нет. Я бы скорее…       Голод на это закатил глаза:       — Да, ты бы скорее умерла.       Он пинком распахнул двери и галантно предложил мне войти первой.       — А теперь проверим, сколько из его рабынь думали иначе.       Не оценив сарказм, я вбежала в просторную спальню, похожую на комнату садиста-бдсмщика, но тут же замерла, услышав слабые стоны из прилегающей ванной.       Всё было залито кровью: пол, стены, даже потолок. И во всём этом скользком хаосе прямо на полу лежала полуголая Мими.       Глаза её были закрыты, она хныкала, словно до сих пор пребывая во власти кошмара.       Я подскочила к ней, осторожно приподняла разбитую голову, уложила на свои колени.       — Мими, я здесь, всё хорошо… хорошо…       Она не осознавала, не узнавала, находилась в беспамятстве, но была жива. Жива! Это главное.       — Удача, — хмыкнул Голод, присвистнув.       Он оглядел помещение без особого удивления. — Но некогда приводить её в чувства. Если считаешь, что не безнадежна, давай её сюда.       Он поднял дьяволицу на руки и потащил к выходу. Я засеменила следом, то и дело пытаясь придерживать её болтающуюся голову.       — Подожди, а остальные?       Всадник устало обернулся.       — А их сколько всего было-то?       Перечислять по пальцам было некогда, я просто побежала искать других с намерением перерыть весь этот чёртов дом.       Перехватив Мими одной рукой, Голод второй поймал меня за запястье.       — Стой ты. Проверь всё здесь, у Войны к спальне прилегает оружейная, возьми что-нибудь, чтобы защищаться. Я отнесу эту милашку и посмотрю внизу и во дворике. Так быстрее.       — Хорошо, — кивнула я, широко улыбнувшись. — Спасибо тебе.       — Пустяки, — саркастично ухмыльнулся Голод. — Грабить владения своей родни мне ещё не доводилось. Это даже весело.       Он понёс Мими по лестнице вниз, а я снова вошла в спальню Войны, пытаясь отдышаться. И только теперь осмотрелась: огромная кровать, устеленная покрывалом, будто сшитым из лоскутов человеческой кожи. Оружие всех видов развешано по стенам, всюду цепи, оковы и прочие приспособления, о назначении которых мне не хотелось знать.       — Больной ублюдок.       Меня передёрнуло. Мне не хотелось представлять, сколько невинных девушек закончили здесь свою жизнь, вытерпели унижения и слом личности.       Подбежав к стене с кинжалами, я вынула один из ножен и спрятала в голенище сапога. Для чего покрепче решила взять увесистую шипастую палицу.       Но стоило мне дотронуться до неё, как необъяснимое чувство тревоги, близкой к панике, захлестнуло с головой. В плохо освещённой и жуткой комнате словно вдруг стало ещё на тон темнее. И холоднее. Воздух стал липким, густым, тяжёлым. Он давил на плечи, мешал вдохнуть полной грудью, вызывал головокружение.       Я вздрогнула и выпрямилась, будто напряжённая струна, почувствовав на спине чей-то пристальный взгляд: ледяной, недобрый, пронизывающий и обжигающий.       Сердце упало, рухнуло, я резко обернулась, даже забыв об оружии, и ошеломленно ахнула, закрыв рот обеими ладонями.       В дверях стоял Мальбонте с тяжёлой цепью в руках. В порванной рубашке, измазанной в крови, но целый, невредимый!       — Слава Мирозданию! — счастье было таким безграничным, что слёзы обожгли веки, а глаза затуманила пелена.       Я бросилась к нему, желая обнять. Всё разом забылось, даже та сцена с Латри! Мне мучительно хотелось дотронуться до него. Обнять, почувствовать, что он реален.       Он здесь! Сейчас он всё объяснит! Скажет что-то, чему я, конечно, поверю, и моё сердце успокоится.       Но стоило сделать два порывистых шага, как до меня дошло, что что-то не так.       Его глаза… две зияющие чёрные дыры не отражали ни капли теплоты. Он смотрел на меня хмуро, настороженно и совершенно безжалостно.       — Что ты здесь делаешь? — спросил, и мороз прокатился дуновением северного ветра по моей коже. — Тебя здесь быть не должно.       Я опешила, прикусила язык от равнодушия, ударившего кнутом по достоинству. Неужели… ему и правда на меня наплевать? Совсем. После всего, что было между нами…       Сердце сжалось от обиды, затрепетало. Он повернул голову и собрался уйти, но я упрямо бросилась к нему, схватила за руку и задала встречный вопрос:       — А что здесь делаешь ты? Ты разве не хочешь мне ничего объяснить?! Что с тобой? Где ты был всё это время?       Вместо ответа он медленно опустил глаза на мои пальцы, сжимающие его предплечье. Отдёрнул его, будто обжёгся, скривил губы и посмотрел мне в глаза в мрачной задумчивости.       — Что ты делаешь в доме Войны? Он тебя сюда забрал?       Глаза полыхнули такой лютой ненавистью, что будь здесь Всадник, от него бы остался лишь пепел. И не было никакой подкорки из боли, сожалений или разбитых надежд. Только желание уничтожить врага.       Мальбонте крепче сжал цепи двумя руками, натянув их, медленно огляделся, словно искал Войну, который трусливо спрятался за шторкой.       — Нет, я… он… я здесь, чтобы спасти друзей, — оправдалась я, на что две чёрные отравленные стрелы пронзили меня насквозь.       — Тогда не путайся у меня под ногами, — отрезал он жёстко и шагнул в коридор, но я опять упрямо его поймала.       — И это всё?! Всё, что ты можешь мне ответить?!       Несправедливо так со мной обращаться! Подарить надежду и отнять её. Слишком жестоко даже для Мальбонте.       — Чего ты от меня хочешь? — вкрадчивым шёпотом спросил он, глядя исподлобья. Он весь излучал опасность, скрытую смертельную угрозу, но меня это не остановило.       Я неловко, но со злостью стукнула его кулаком в грудь.       — Не смей делать вид, что мы чужие, после того, как трахнул меня! Не смей уходить вот так!        Ладонь, подхваченная эмоциями, метнулась змеёй. Бросок. Хлоп. Ударила Мальбонте по лицу и лишь после испуганно отступила, жалея о содеянном, стоило лишь проследить за потемневшим взглядом мужчины. Он стиснул зубы до скрежета.       Пронзительный колючий взгляд не предвещал ничего хорошего. Мальбонте начал медленно приближаться. Шаг за шагом, как хищник, загнавший жертву и осознающий, что ей некуда деться. Один конец тяжёлой цепи с гулким звоном упал к его ногам, ударившись о пол, а второй Нефилим закинул себе на плечо, освободив руки.       — Мальбонте? — насторожилась я, вынужденная отступать. — Извини, я…       Страх тонкими иголочками защипал вены. Никогда ещё я не видела Мальбонте таким… безжизненным, равнодушным, непредсказуемым и способным на всё.       «Он не причинит мне вреда», — истерически бился здравый смысл, придавленный всё нарастающим ужасом.       «Не причинил бы… но это… уже не он».       Что Властелин с ним сделал, думать времени не было. Я почувствовала ягодицами деревянную и шершавую поверхность какого-то треугольного приспособления с острым стыком граней, поднятого над полом на двух крестовинах. Западня, отступать некуда.       Мальбонте наклонил голову, изучая меня, пожирая алчным, горящим взглядом с головы до ног. Скользил по телу, откровенно рассматривая, с явным наслаждением, будто мы лежали в постели. И от этой красноречивости к леденящему кровь ужасу примешивалось жгучее смущение.       — Ты — моя, — прошипел он. — Я уничтожу любого, кто попытается это оспорить. Но не смей меня бить.       А после он резко схватил меня за горло и сжал так, что перекрыл кислород.       — Нет, пусти, — я вцепилась в его руки, силясь оттолкнуть, но хватка была каменной.       Снова беспорядочно принялась его бить, и тогда Мальбонте второй ладонью поймал оба моих запястья и поднял над головой. А потом бесцеремонно притянул ближе, наклонился и провёл носом по скуле от мочки уха до подбородка, жадно вдохнул мой запах. От его близости у меня невольно задрожали колени. Но он явно был не в себе.       — Мальбонте, пожалуйста, я больше не буду.       Но на это он прикусил зубами мою нижнюю губу и медленно оттянул её. Опалил дыханием рот, в залитых тьмой глазах сверкнуло нечто звериное, голодное, непримиримое…       — Почему ты вызываешь во мне такие сильные желания? Настолько, что готов плевать на обстоятельства, — выдохнул он, слизав кончиком языка выступившие на губе капельки крови, а после накрыл мой рот жарким поцелуем.       Стремительным, наглым, развратным, сводящим с ума. Его язык толкнулся в стык моих сжатых зубов. Я протестующе замычала, пытаясь вырваться, отвернуться, оттолкнуть его. Но он не позволял, держал крепко, пока отсутствие воздуха не вынудило меня рефлекторно приоткрыть рот, чем он воспользовался.       Проник внутрь, принявшись вылизывать, ласкать… Упивался, не мог насытиться, двигал языком так, словно имел меня в рот, вбирал губы до сладкой боли, требовал взаимности. У меня кружилась голова. Невыносимое возбуждение боролось с растоптанной гордостью и рассудком. Он делал с Латри то же самое! Как он мог?! Стоило закрыть глаза, как эти мерзкие образы всплывали в сознании, и в уголках век скапливались слёзы.       Я ощущала себя грязной, раздавленной. Руки Нефилима собственнически шарились по телу, сминали грудь, перебирали рёбра, гладили талию, бёдра, сильно впиваясь пальцами в кожу, оставляя красные следы и вмятины.       Его напор, его неудержимая страсть подпитывали чувства к нему. Хотелось забыться, отдаться этому безумию.       Но нет, я не могу! Не так! Он не может просто трахать меня, когда душе угодно, а после бесследно исчезать! Не позволю!       Ещё и в чёртовой спальне Войны!       «Отпусти меня! Отпусти! Ты не имеешь права!» — мысленный посыл не мог пробиться сквозь плотную пелену морока. Всю спальню словно заволокла тьма, липкая и неприятная.       Она же владела им, затопила сознание целиком. Вот почему почернел амулет…       — Нгх! — я укусила Мальбонте за язык, вцепилась зубами и рванула в сторону, заботясь лишь о своей безопасности.       Рот наполнился густой тёплой кровью, Мальбонте зарычал, но не от боли, скорее, от азарта. Кровь, нет, чёрная смола, разлилась по бледной коже его щек, образуя завораживающий и жуткий контраст с такими же чёрными глазами, пылающими неутолимой похотью. Рука, сжимающая горло, двинулась вниз, шершавые грубые пальцы очертили ключицы и грудь, скользнули по животу и вонзились прямиком в пульсирующий комок нервов между ног сквозь ткань белья и платья. Он надавил, сделал несколько круговых движений, и по телу побежал ток.       — Чёрт! — полуписк-полустон.       Не сдамся так просто.       Я чувствовала, как Мальбонте трётся об меня своими бёдрами, чувствовала степень его возбуждения сквозь ткань брюк. Но моё собственное помутнение удерживало оборону.       — Не надо, пожалуйста! Прекрати! — взмолилась я, беспомощно хныча. Он обнимал меня, нетерпеливо изучал ладонями всё тело. Впился поцелуем-укусом в шею. И точно знал, как сильно я сама хочу его. Настолько, что готова поддаться… Мне казалось, что он не остановится, несмотря на мольбы.       — Не надо что? — всё же спросил Мальбонте хрипло.       Его ладонь забралась под платье, огладила мои ягодицы, прошлась ребром между ними. Он чуть надавил пальцами на анальное отверстие, расслабляя тугие мышцы, а после скользнул ниже, где всё ещё было предательски мокро, низ живота ныл, скованный спазмами неудовлетворённого желания, которое норовило разгореться снова.       — Не прикасайся ко мне.       — Почему? Ты ведь сама хотела поиграть, — его затуманенный взор обрел осмысленность, но не свет. Губы скривила злобная усмешка.       — Потому что я никогда тебе этого не прощу, — твёрдо заверила я, глядя ему в глаза, пытаясь придать голосу убедительности. — Потому что ты делал это с Латри. Потому что сейчас не время и не место… Потому что…       Очевидные истины, мне казалось, что я сплю и вижу кошмар. Но Мальбонте вдруг удивлённо переспросил, подцепив зубами прядь моих волос:       — Что я делал с Латри? О чём ты?       Он прижался ко мне снова, и тело задрожало в его руках под гипнотический, низкий, пропитанный страстью голос. Но гордость протестовала:       — Я видела вас! — выкрикнула я с обидой, вновь попытавшись вырваться.       Он нехотя отпустил, и я смогла отбежать, лихорадочно оправляя платье. Было видно, насколько тяжело ему даётся самоконтроль, чтобы снова на меня не наброситься. Он хотел меня так сильно, что готов был разорвать, поглотить, обглодать каждую косточку, и пламя этого безумия танцевало во тьме зрачков.       — Что ты знаешь о ней? — угрожающе прищурился он, чем окончательно меня обескуражил.       — Мне достаточно того, что я была о ней лучшего мнения, — жалко проговорила я, ненавидя себя за эту сцену ревности. Всегда проще изображать тотальное равнодушие.       Мальбонте поджал губы, злорадно усмехнувшись.       «Не ожидал, что я узнаю?»       Обида, разрезающая сердце ржавым ножом. По кусочку, маленькому, раз за разом. Он всё ещё поедал меня своими чёрными глазами, ни капли не стыдясь, как и не испытывая чувства вины за свой поступок.       — Что с тобой? Тебя будто подменили, — голос всё равно дрожал. Слёзы разочарования и страха очерчивали дорожки на щеках.       — А что со мной? — вскинул брови Мальбонте. По его лицу прошла неуловимая тень интереса. Меня затрясло.       — Тот Мальбонте, которого я знала, никогда бы не тронул меня без согласия. И… — короткий всхлип прервал тираду на миг. — И мне хотелось верить, что не предал. Я не знаю, что ты такое, но ты не… не он.       Мальбонте казался озадаченным, перевёл угрюмый взгляд в сторону, стёр запёкшуюся кровь с подбородка. Выглядел так, будто усиленно копался в себе, ища подходящие слова или эмоции, но не находил ни того, ни другого.       — Я бы и не сделал того, чего ты опасаешься. Не сейчас и не здесь, не в этой грязи. К тому же есть дела поважнее.       Покачал головой, анализируя собственные порывы, которые привели в растерянность, тотчас сменившуюся странной усмешкой. Как будто он сам не до конца понимал, что творит. Но умалишённым при этом не выглядел.       — Ты пойдёшь со мной. Скоро здесь будет жарко.       Но чужой голос, раздавшийся за моей спиной, наполнил жутью и облегчением одновременно.       — Она никуда с тобой не пойдёт.