The Weirwood Queen | Чардревная Королева

Середина февраля, 299 год З.Э.

Санса стояла на стене из красного камня, зелёное шёлковое платье переливалось в лучах заходящего солнца. Рядом с ней стоял принц с золотой короной на голове.       Рядом с ними — два рыцаря в белых плащах.       Принц что-то говорил, но Бран не мог расслышать слов. Рыцарь пониже ростом шагнул вперед и дал Сансе хлёсткую пощечину.       Но она даже не дёрнулась. Её глаза горели, тёмно-синие, сияли, как звёзды. Рыцарь отступил назад, и Бран почувствовал резкий холод, будто провалился под лёд на замёрзшем озере. Выли волки, листья шелестели на ветру, который не дул. Кожа Сансы покрылась рябью, тело затряслось, треск эхом отразились от стен, когда хрустнули её кости. Низкорослый рыцарь трусливо убежал, а другой замер, его глаза округлились от страха. Санса кричала, длинные волосы откинулись назад, мех вырос на руках и лице, нос превратился в морду, платье разорвалось, когда вой пронзил ночь.       — Проснись, Бран, — мягко позвал мейстер Лювин.       Бран открыл глаза. Тёмно-рыжий мех исчез, и всё вокруг было серым, от серой мантии мейстера до его глаз и волос в свете факелов. В руке мейстера был пергамент.       — Что это? — спросил Бран. Ему казалось, что он только что заснул, а мир снаружи всё ещё был тёмным.       — Ворон прилетел из Риверрана, — пояснил мейстер, зажигая свечу на столике у кровати Брана. — Кажется, я должен извиниться перед тобой, мой принц.       Бран нахмурился.       — Извинение? — И почему Лювин назвал его принцем? Мейстер развернул пергамент, чётко читая:       — По воле лордов Севера и лордов Риверрана я, Робб Старк, претендую на корону моих предков как король Севера. До тех пор, пока я не женюсь и не заведу детей, я называю Брандона Старка принцем Винтерфелла и моим наследником.       Бран уставился на мейстера, сердце бешено колотилось. Неделю назад ему приснился великан в разорванных цепях, надевающий корону на голову волка. Странная толпа преклонила колени перед волком: медведи, форели и розовая девушка, танцующая с потоком белого шёлка…       — Я говорил тебе, что сны правдивы.       Мейстер Лювин сомневался в Бране. Ужасного сна, которым они с Риконом поделились до того, как пришло известие о смерти отца, было недостаточно.       — У всех нас есть сны, которые иногда сбываются, — терпеливо объяснил тогда мейстер.       Он не изменил мнения и после того, как Брану приснилась пара башен, идущих в Винтерфелл, хотя парни-Фреи прибыли тремя днями позже, с двумя голубыми башнями, развевающимися на их серых знаменах.       Но сейчас в глазах мейстера читалась явственная тревога, когда он сидел на краю кровати Брана, одной рукой потирая звено тёмно-серого металла на цепочке у себя на шее.       — Я изучал магию в Цитадели. У мейстеров много книг по магии, но только каждый сотый из нас утруждался изучением. Зачем им это? Возможно, когда-то магия была могущественной силой в мире, но не теперь. То немногое, что осталось, — это не более чем струйка дыма, которая остаётся в воздухе после того, как большой костёр догорел, и даже она исчезает. Валирия была последним угольком, и Валирии больше нет. Драконов больше нет, великаны мертвы, Дети Леса забыты со всеми их знаниями.       — Старая Нэн говорит, что комета пахнет драконами, — ответил Бран. — Оша говорит, что это кровь и огонь.       Почти не задумываясь, Лювин выглянул в окно. Комета сверкала, как и за день до того, как они узнали о смерти отца, кровавой раной на фоне неба.       — Драконы, — прошептал маленький седой человечек с выражением страха и удивления на лице. Затем Лювин покачал головой, словно отгоняя эту мысль: — Сны — это одно, драконы — другое. Но если тебе снова приснятся такие сны…       — Я расскажу, — пообещал Бран. Мейстер кивнул, задув свечу и пожелав Брану приятного сна.       Рыжая лютоволчица заскулила, подняв одну лапу в воздух и пытаясь наступить на три другие. Рыжий котёнок и светлая кошка тыкались носом в мех лютоволчицы, подбадривая её, ведя по тесным тёмным переулкам и заброшенным зданиям.       Наконец кошки оставили лютоволка в покое в темном углу за ветхим трехэтажным зданием. Лютоволчица рухнула, тихо поскуливая. Рыжий котёнок свернулся калачиком рядом с ней, но кошка подкралась к зданию.

***

— Мне приснилось, что моя сестра стала волчицей.       Оша подняла бровь и присела на корточки рядом с ним. Бран сидел, прислонившись спиной к чардреву, Ходор уже ушёл исследовать бассейны.       — Возможно, так оно и есть. Вы, Старки, может быть, и коленопреклонники, но в вас течёт та же кровь, что и в нашем народе.       Бран нахмурился. Старки не преклоняли колени, не так ли? Ни перед кем, кроме короля. По крайней мере, Оша не смеялась. Сон был слишком странным, чтобы рассказывать Лювину, но Оша была другой.       — При чём здесь кровь?       Оша рассмеялась и провела рукой по своим коротким волосам. Её светло-коричневая кожа сияла, как медь, там, где остались капельки после купания в бассейнах.       — В нас течёт древняя кровь Первых людей. Когда Первые люди заключили мир с Детьми Леса, Старые боги поделились своими дарами. Некоторые могли видеть грёзы о прошлом. Некоторые могли слышать песни корней, камня и воды. Некоторые могли снимать свои шкуры и менять их на звериные. — Оша пожала плечами. — Почему бы твоей сестре не надеть волчью шкуру, как это делаешь ты?       Бран прикусил губу, размышляя. Словно почувствовав его беспокойство, Лето подбежал, тихо ступая лапами по мягкой траве.       — Её волчица умерла, — сказал Бран. — Мне снилось, что она сама стала волчицей, но она не сняла свою шкуру, она изменила её.       Одичалая покачнулась на каблуках, нахмурив брови.       — У нас есть люди, которые могут говорить со зверями или делить шкуру зверя — мы называем их варгами, меняющими шкуру, зверолюдьми. Но самой стать волком… — Оша покачала головой.       У Брана по коже побежали мурашки.       — Что в этом плохого?       Оша огляделась вокруг, как будто сир Родрик или мейстер Лювин прятались за деревом, готовые отругать её. Но в Богороще не было никого, кроме Ходора и лютоволков. Наконец Оша заговорила, голос нежнее, чем он когда-либо слышал прежде:       — Говорят, варг, который слишком долго носит шкуру зверя, забывает, как быть человеком. Он набивает брюхо, как зверь, но его собственное тело умирает от голода. Постепенно воспоминания тускнеют, пока не остается ничего, кроме зверя.       И когда сердце Брана сжалось от страха, лютоволки начали выть.

***

Бран беспокойно заёрзал. Он несколько дней безуспешно пытался дозваться до Сансы и, наконец, догадался попросить подушку, на которой спал, когда в последний раз разговаривал с сестрой. Вышитая подушка из комнаты Сансы была красивой, со всеми резвящимися лютоволками, но неудобной.       По крайней мере, Лето рядом с ним, благодаря мейстеру Лювину. Мейстер убедил сира Родрика, заявив, что здоровье Брана ослабло с тех пор, как волк был заточён в богороще. И, кроме того, как Лето мог представлять какую-либо угрозу для Уолдеров, когда он заперт за зарешёченной дверью? Столкнувшись с холодной логикой мейстера и умоляющими глазами Брана, кастелян, наконец, согласился.       Лето перевернулся и лизнул Брана в нос. Он скучал по своему мальчику. В богороще были его брат и деревья, но казалось, что часть лютоволка пропала.       Мне жаль, сказал Бран. Лето тихо застонал. Он знал. Он мог чувствовать тоску Брана, так же как он чувствовал ярость чёрного брата и голод белого брата.       Как насчёт Нимерии? Ты чувствуешь её? Ты чувствуешь Сансу?       Лето уткнулся носом в щёку Брана. Пришло время спать.       Бран летел круг за кругом над собирающимися грозовыми тучами. Он услышал вдалеке карканье вороны, зовущей его на север. Он проигнорировал это, повернув на юг. Бран мчался мимо болот и рек, мимо сожжённых полей и разрушенных деревень. Он чувствовал, как зов сестры становится всё сильнее, приводя его к маленькой пещере в лесу.       Рыжая лютоволчица свернулась в клубок, морда почти прижата к хвосту, одна лапа обмотана повязкой из тёмно-красной ткани. Рядом с ней стоял серый волк. Нимерия заскулила, проталкивая кусок мяса волчице, которая была сестрой Брана. Она не хотела есть, она едва выходила из пещеры, чтобы попить воды из ручья.       «Санса», прошептал Бран. Рыжая лютоволчица даже не дёрнулась. «Санса, пожалуйста», Бран попробовал ещё раз. «Ты не можешь оставаться волком, ты станешь им, забудешь, кто ты есть».       Рыжая лютоволчица заскулила. Её сны были тёмными. Она слышала звон стали и крики умирающих людей. Видела мужчину в серо-белом, упавшего на колени, с занесённым над головой мечом. Видела головы, обмакнутые в смолу и растерзанные воронами. Видела мальчика, лежащего в луже крови, тело изломано. Она убила его, но не могла вспомнить почему.       Снова и снова всплывали воспоминания, и она бежала. Она не хотела вспоминать, не хотела возвращаться к такой боли.       «Дело не только в боли!» Бран плакал. Рыжая лютоволчица покачала головой. Нет. Отец ушёл, он никогда не вернётся, но Бран не потеряет и Сансу. В отчаянии он вызвал в памяти свои собственные воспоминания.       Санса качает Брана на коленях, подбадривающе воркуя, когда он неловко взял перо и написал своё имя дрожащими буквами.       Санса дёргает Рикона за помятый воротник, пока они стояли в ожидании короля, обещая разделить с ним лимонный пирог, если он будет хорошо себя вести.       Санса танцует в большом зале Винтерфелла с Роббом, заливисто смеётся, когда он кружит её.       Санса бросает снежок в Арью, а затем с визгом убегает, когда та начинает гнаться за ней.       «Ты не просто волк, ты — Санса, ты моя сестра, вернись», закричал Бран. «Помнишь? Разве ты не помнишь?»       Рыжая лютоволчица открыла глаза.