Отступники / High Fidelity

      30 сентября 1998 года       Малфой-мэнор, Уилтшир, Англия       Голоса. Двух, может, трех человек — доносятся из мужского салона.       Это первое, что замечает Джинни, когда спускается утром на завтрак. Голоса умеренного и нейтрального тона, но… в мэноре любое отклонение от опустошающей тишины кажется громким.       Она замедляет свой шаг.       — Право, Люциус, ты преувеличиваешь, — произносит один из них. — Это всего лишь доставка одной маленькой ведьмы. Неужели ты правда считаешь, что я не услежу за ней и твоим отпрыском?       — Драко не нуждается в няньке, — холодно осекает его Малфой-старший. — Но я нуждаюсь в гарантиях. До тех пор, пока дочка Лавгуда не доберется до лагеря заключенных, она находится под моей ответственностью.       Джинни останавливается у двери в салон, прислушиваясь к разговору.       — С каких пор Драко стал таким самостоятельным? — усмехается первый волшебник. — Еще год назад Северус подтирал ему сопли.       — Еще год назад ты ходил под себя в Азкабане, — презрительно шипит Люциус. — Не думай, что я забыл. Я иду с вами. Конец разговора.       Кажется, она слишком поздно замечает шаги из-за спины, потому что уже в следующее мгновение мужская фигура мелькает у нее перед глазами.       Широкие плечи, светлые волосы.       Драко.       Он проходит мимо нее к двери, даже не удостаивая ее взглядом.       — Отец, — формально здоровается он, — Аррон, — кивает в сторону второго волшебника. — Позвольте представить вам нашу гостью. Джиневра?       Черт!       Наспех чаруя волосы в черный и обрисовывая часть лица маской, Джинни выпрямляет плечи и делает несколько решительных шагов в комнату.       Трэверс.       Она узнает его моментально.       Копна густых седых волос, острый нос. И прищуренный взгляд, обычно полный презрения, который сейчас с любопытством метится прямо в нее.       Джинни определенно помнит его.       И то, как он приставлял палочку к ее груди в Отделе Тайн — тоже.       — Джиневра, — с интересом повторяет Трэверс, оттачивая каждый слог. Его длинная, худая фигура вытягивается, когда он поднимается с кресла и приближается к ней. — Малфои прятали тебя непростительно долго, — усмехается он, протягивая иссушенные пальцы к ее маске.       Драко делает шаг в ее сторону, загораживая Джинни плечом.       Аррон цокает со странной насмешкой:       — Трогать нельзя, но смотреть-то хоть можно? — ухмыляется он. — Впрочем, вы, Малфои, всегда были ужасными собственниками до своих игрушек.       — Осторожно, — говорит Драко. — Вы говорите о гостье Темного Лорда.       — И некоторые из них кусаются, — подает голос Джинни. — Больно.       Тонкие губы Трэверса изгибаются в подобии улыбки. Он не имеет ни малейшего понятия, с кем ведет разговор.       — С вашего позволения, — приторно произносит она, учтиво кивая в сторону Люциуса. Тот кажется довольным ее маленьким представлением.       Странно, но рядом с Трэверсом она почти видит в нем временного союзника.       — Драко, проводи Джиневру в столовую, — говорит Малфой-старший, отпивая из своего бокала. — Мы с Арроном будем ждать тебя через час в холле.       Его сын кивает и вытягивает руку в сторону выхода, приглашая Джинни выйти из комнаты.       — Что это было? — требовательно спрашивает она, стоит им покинуть комнату.       — Что? — невозмутимо интересуется Драко, продолжая идти к столовой. — Мне показалось, ты постеснялась представиться, раз мялась под дверью.       — Иди к черту!       — Перестань совать свой веснушчатый нос в чужие дела, и мне не придется каждый раз от него возвращаться.       — Ты говоришь о моей подруге, — шипит она. — Что делает это моим делом.       — Я дал тебе возможность с ней попрощаться не для того, чтобы ты компрометировала себя перед Трэверсом. Аррон может казаться лишь стариком, но поверь: в нем достаточно прыти, чтобы доставить всем нам проблем.       — О, я прекрасно знаю, сколько проблем он может доставить! — огрызается она, с силой отодвигая стул в сторону, прежде чем сесть за стол. — Я сражалась с ним еще в те времена, когда ты жевал сопли под юбкой Амбридж.       Малфой с такой силой толкает ее стул вперед, что она больно упирается в столешницу ребрами. Такой колкий — даже в своих манерах.       — Тогда веди себя соответствующе, — шипит Драко, склоняясь из-за спины над ее ухом.       Она чувствует его дыхание на своей коже, и мурашки разносятся вниз по шее.       Малфой выпрямляется, обрывая контакт, и проходит к своему месту. Медленно садится за стол и приступает к завтраку.       Они едят в тишине. В нарастающем напряжении Джинни не может отвести взгляд от длинных пальцев Драко, что касаются столовых приборов — плавно и аккуратно. На самом деле, за все это время она так много раз следила за этим процессом, что должна уже перестать удивляться его грации. Потому что в этом весь он. В гибких выпадах и пластичных движениях. В скользящей походке и мерных жестах.       Годрик, это так бесит.       Тишину внезапно обрывает хлопок.       Джинни дергается, крепче впиваясь пальцами в нож и вилку в неосознанной готовности использовать их в целях самозащиты.       — Смена плана. Меня вызывают, — неожиданно объявляет Люциус поднявшемуся со своего места Драко. — Ты отправишься с Трэверсом сам.       Резкость его голоса, внезапная аппарация прямо в столовую (Малфои почти никогда не перемещались по дому с помощью магии — кажется, это считается дурным тоном) — все это наталкивает Джинни на мысль, что Люциус крайне встревожен происходящим. Словно где-то на интуитивном уровне чувствует, что это не рутинная перевозка девчонки-подростка. Словно знает, что это может обернуться облавой.       Драко не отвечает. Только сурово кивает и распрямляет плечи, бросая быстрый взгляд в ее сторону.       — Джиневра? — Малфой-старший обращает свое внимание к ней вслед за сыном. — Почему бы вам не навестить Теодора в наше отсутствие? Нет никакой необходимости оставлять вас в мэноре в одиночестве.       Джинни медленно откладывает приборы и поднимает голову.       — Вообще-то я не против уединения. Но раз вы так боитесь оставлять свое драгоценное поместье со мной без присмотра, я была бы рада навестить Северуса, — с фальшивой улыбкой тянет она. — Если это возможно.       — Исключено. По понедельникам у него проходят собрания в Хогвартсе. Вы отправитесь к Теодору.       Ей не нужно было заглядывать в томик по этикету, чтобы понять, что это — конец дискуссии. Точнее, что никакой дискуссии и не планировалось: то, что Люциус изначально сформулировал свой приказ в форме вопроса — лишь налет его едкой вежливости.       Выбор — это иллюзия.       Джинни крепче сжимает челюсти и поднимается на ноги. Это не входило в ее планы. То, что Снейп не навещал ее в минувшие выходные, уже было достаточным отклонением. Ей нужно выиграть немного времени, чтобы предупредить Билла.       Накрахмаленная салфетка касается ее изогнутых от досады губ, прежде чем она демонстративно прочищает горло и встает со стула.       — В таком случае… мне следует переодеться, — манерно произносит Джинни и медленно покидает столовую.       За ее спиной слышится очередной аппарационный хлопок.

      Хайфилд Парк, Уилтшир, Англия       — Что ж, видимо мы вернулись к тому, что я выполняю роль твоей няньки.       Джинни нервно стучит ногой по полу, даже не пытаясь обращать на Нотта внимание. С тех пор, как она отправила Биллу сообщение о старте операции прошло полчаса, и она все еще не может собраться.       — Знаешь, я даже успел соскучиться, — Тео присаживается рядом с ней и беззаботно вытягивает ноги на стол. — Все эти походы по магазинам и прогулки по Лондону. Салазар, меня уже тошнит от Торнхилла, — хмурится он, закидывая руку ей на плечо. — Думаю, нам стоит выбраться из поместья. Драко, кажется, не особо тебя этим балует.       — Ага, — бормочет Джинни. — Как скажешь.       — Что, даже не спросишь как я планирую вытащить тебя без охраны?       — Мне все равно.       Тео тяжело вздыхает и тянется к столу за напитком.       — Знаешь, тебе не нужно так нервничать, — с участием говорит он.       — Кто сказал, что я нервничаю?       — Уизли, ты елозишь на этом месте уже десять минут. Думаю, если бы происходило что-то действительно серьезное, Драко бы мне сказал.       — Ну да, он ведь так много тебе сообщает, — щурит глаза она.       — Ладно, может, я и не знаю, с чем связаны сегодняшнее представление, но могу заверить тебя, что в случае экстренной ситуации он не оставил бы нас с Панси в неведении. А я бы не оставил тебя, — искренне уверяет он. — Постой, — губы Тео тянутся в лукавой ухмылке. — Ты, что, переживаешь за Малфоя?       — Не будь идиотом, — фыркает Джинни, поднимаясь с дивана. — Если с ним что-то случится, моим напарником станешь ты. Так что если мне о чем-то и следует волноваться, так это о том, что он все еще жив.       Нотт демонстративно закатывает глаза, очевидно, не ведясь на ее нигилистическую браваду.       — Что? — невинно переспрашивает Уизли. — Я думала, ты по мне соскучился.       — Ладно-ладно, спрячь когти, лисенок. Ты показала достаточно, — подмигивает ей он, поднимаясь на ноги. — Пойдем, я отведу тебя в мое любимое место для завтраков. Малфой сказал, что вы не доели.       Когда они, спустя час, сидят на веранде маленького ресторана и раскуривают вишневые сигареты, Джинни не может перестать поражаться будничности течения жизни. Вдали от реального мира — вдали от дома — она часто пыталась представить себе именно это. То, как живут теперь обычные волшебники в новом режиме. Как выглядят все те улицы, по которым она гуляла с друзьями или родителями. Как выглядят… люди.       Она рисовала себе картины в страшных тонах и мрачных красках. Представляла закрытые заведения и пустые бульвары. Но здесь — в престижной части магического района Лондона, где Джинни никогда не бывала раньше — жизнь идет своим чередом. Люди все еще встают каждое утро и идут на работу. Люди ходят в кафе, магазины, театры и собираются с друзьями за ужинами. Пока ее близких пытают, выслеживают и убивают — люди живут. И это самое невообразимое во всей этой блядской истории.       Джинни никогда не задумывалась, каково это — жить по другую сторону баррикад. Или, хотя бы, жить без нужды открыто выбирать сторону. Для нее — и для всех, кого она знала — война была чем-то определяющим. Что в первый раз, что сейчас. Уизли росла на страшных историях о том, как родители прятались от преследования и постоянно меняли охранные чары. Она прошла через Министерство. Прошла через смерть Дамблдора. Прошла через ад заточения в Хогвартсе.       Она так долго была мятежницей, что даже не представляла, что можно жить как-то иначе.       Но вот она сидит с Ноттом на веранде в конце Прямой аллеи, завтракает во время обеда, кутается в плед со вшитыми чарами обогрева — и понимает. Понимает, как легко некоторым решительно не замечать происходящего. Как легко отворачиваться.       Джинни делает последнюю затяжку и онемевшими пальцами тушит о пепельницу сигарету.       — Мне жаль, — тихо говорит Нотт сквозь облако дыма, кружившего между ними.       Она неспешно поднимает взгляд.       — За что?       — За то, что обрубил все концы с тобой после принятия метки, — неожиданно прямо отвечает он. — То, как ты появилась… И то, как себя вела. Я не знаю. В начале я думал, что понимаю тебя. Не в том смысле, что понимаю, почему ты здесь оказалась — должен признаться, я все еще ломаю над этим голову. А в том смысле, что понимаю, во имя чего тебе это нужно. Но после того, как он пометил тебя — после того, как ясно дал всем понять, что среди самых яростных последователей именно ты — особенная… Я не знаю, — повторяет он. — Это заставило меня сомневаться в своих первых суждениях. Понимаешь, мы тут все вроде как живем на ножах. Постоянно оглядываемся, не торчит ли из-за спины пара-другая предательств. А тут ты, появившаяся из ниоткуда. Живешь под его крылом и пропадаешь на аудиенциях так часто, как ближайшим соратникам и не снилось. Я решил, что не хочу быть твоим другом. Прости. Я ошибался.       — Ты слишком решительно обходишься с доверием, — сдержанно улыбается Джинни после молчания. — Для слизеринца.       Тео лукаво хмурится, крутя в руках сигарету. Вьющаяся прядь волос спадает ему на лицо, а на щеке проступает задорная ямочка. Этот разговор — словно отголоски весны, в которую они впервые по-настоящему познакомились — смелый и откровенный. Они смотрят какое-то время друг другу в глаза, и Джинни с теплом понимает: между ними есть связь, и они оба остро ее чувствуют.       — То, что ты сделала для Дафны и Блейза, — вскоре говорит он. — И особенно — для Астории…       — Понятия не имею, о чем ты, — обрывает его она, опаляя кончик еще одной сигареты.       — Да, разумеется, — тут же соглашается Нотт, словно извиняясь за излишнюю прямоту, — но я никогда не забуду этого. И Малфой тоже.       — Это ничего не меняет, — Джинни пожимает плечами. — У меня могли быть свои мотивы.       — Да, — вдумчиво отвечает Тео, — могли. Но это напомнило мне о том, что я почувствовал в самом начале. Что наши мотивы и ценности… могут важным образом совпадать.       Уизли невольно поджимает губы и опускает глаза. Она не уверена, что может позволить себе зайти дальше в таком разговоре. Что может позволить себе по-настоящему доверять Нотту — или кому бы то ни было на другой стороне. Не когда ставки так высоки.       И все же Джинни не может удержаться от давно волнующего ее вопроса:       — Почему ты помог мне тогда?       Нотт отрывает взгляд от дороги, затягиваясь сигаретой. Отчего-то улыбается, выпуская через нос дым, и отвечает:       — Даже не знаю. Наверное, из любопытства, — говорит он, склоняя голову вбок. — Ты талантливая волшебница. И ты явно собиралась сделать что-то интересное — я понял по ингредиентам, что ты в тот день украла. И… не знаю, наверное, ты заинтриговала меня. Я не мог позволить какому-то глупому обстоятельству лишить тебя возможности реализовывать свой талант.       — Звучит… логично, — с удивлением подмечает Джинни. — Я уж было начала думать, что ты сделал это в знак поддержки нашего маленького сопротивления.       — Это тоже, конечно, — усмехается Тео, и в его глазах появляется озорной блеск. — Но это не было моей первой мыслью. Твоя интрига — была.       Джинни немного теряется от его беззастенчивых комплиментов и отправляет недокуренную сигарету в пепельницу.       — Думаю, нам пора двигаться дальше.       — Как скажешь, — кивает он, оставляя на столе несколько галлеонов. — Сегодня твой день. Есть какие-то предпочтения по следующей остановке?       — Вообще-то… — Джинни задумчиво хмурит брови, размышляя над планом действий. — Я хотела заглянуть в тот магазин одежды, где мы с тобой были.       — Тебе действительно не хватило того, что мы накупили?       Теодор бесхитростно улыбается, но Джинни чувствует в его вопросе почву для недоверия. Ей нужно увидеться с Флер, чтобы не поехать от волнения крышей. Потому что с момента, когда она в последний раз видела Малфоя, прошло уже пару часов, а от Билла все еще нет вестей. Она ведь даже ничего не знает о спланированной операции — таковы их условия. Чем меньше ей известно о Сопротивлении, тем спокойней для всех.       Кроме самой Джинни.       Она поднимает на Тео равнодушный взгляд и выдает без тени смущения:       — Я почти уверена, что у меня распоролся шов на лифчике. Хочешь сам им заняться или все же дойдешь до «Твилфитт и Таттинг» со мной?       Его брови резко задираются вверх, и он ошалело раскрывает рот от удивления.       — Да. То есть нет, — рассеянно тараторит Нотт. — Подожди, я могу подумать? — он громко охает, когда она с силой пихает его в бок. — Салазар, Уизли, ты коварная ведьма…       Когда они доходят до бутика, на месте их встречает совершенно незнакомая Джинни женщина. Взрослая, но статная и моложавая, она улыбается им, выходя из-за высокого стеллажа.       Это застает Уизли врасплох.       — Миссис Твилфитт, — с удивлением восклицает Теодор. — Какая удача застать вас!       — Ох, мистер Нотт, — тепло приветствует его женщина. — Удача моя. Мадемуазель Бернар упоминала, что вы часто заходили в мое отсутствие.       — С каких пор мы перешли к этим формальностям? Просто Тео, прошу.       «Миссис Твилфитт», которая, как знает Джинни, пропала при атаке на маггловский квартал Лондона несколько месяцев назад, дважды моргает и спешит обратно натянуть улыбку.       — Разумеется, — кивает она. — Тео. Могу ли я подобрать вам что-то из новой коллекции?       — О, я просто составляю компанию моей спутнице. Она посвятит вас в детали. Я подожду внизу, — спешит ретироваться он, отсалютовав Уизли, прежде чем спуститься по лестнице в бар.       — Итак, — волшебница оглядывает ее цепким взглядом. — Чем я могу помочь вам, мисс?       — Ох, вообще-то, я надеялась застать мадемуазель Бернар, — с улыбкой говорит Джинни, не удосуживаясь представиться. — Она помогала мне с нарядами в прошлый раз.       — К сожалению, она сегодня отсутствует, — безэмоционально отвечает волшебница. — Но я готова помочь с любым вашим вопросом.       — Боюсь, это вопрос… личного характера, — нехотя объясняет Джинни, не уверенная, может ли она доверять человеку, скрывающемуся за маской Твилфитт. — Не подскажите, когда она вернется? Это важно.       — Погода бывает очень переменчивой в Лондоне, но к вечеру обещают осадки, — загадочно произносит волшебница. — Я передам мадемуазель Бернар, что вы заходили. Как я могу представить вас ей?       — Габриэль, — из-за вуали врет Уизли. — Я буду в «Ковене» к вечеру, это бар на Ригал стрит, — поясняет она, припоминая, что Тео предлагал зайти туда позже. — Если у нее появится возможность…       — Вы будете ждать ее там. Я поняла.       — Спасибо, — растерянно отвечает Джинни.       Она не знает, как решиться оборвать нить разговора. Потому что за холодными чертами миссис Твилфитт скрывается кто-то из ее друзей или бывших соратников, а ей чертовски хочется кого-то обнять.       И даже когда они с Тео идут по улице в сторону бара, Джинни все еще не может отделаться от навязчивого желания узнать, с кем она говорила.

      «Ковен», Лондон, Англия       Это их четвертый раунд бокалов. Тео объяснил, что напиться ранним вечером, чтобы протрезветь к позднему ужину — вроде как часть тура по аристократической жизни, так что Джинни не стала ему возражать. Ей в любом случае нужно как-то занять себя до новостей от Билла, и алкоголь отлично вписывается в ее расписание.       Наверное, мешать спиртное и зелья — не лучшая затея. Джинни чувствует, как ее начинает немного мутить и как метка сильнее зудит на задней поверхности шеи.       Ей плевать.       Она заебалась выбирать то, что правильно.       — Обычно алкоголь помогает.       Джинни поднимает глаза на Тео и вопросительно хмурит брови.       — С меткой. Обычно он заглушает его присутствие. Делает тебя более уязвимым для вторжения, разумеется, но заглушает само ощущение. Не в твоем случае, как я понимаю.       Джинни пожимает плечами:       — Не думаю, что татуировки в принципе могут ощущаться иначе. Это ведь сгустки инородной магии под кожей. В любом случае, — она безразлично крутит бокал, рассматривая темную жидкость, — нет смысла притворяться, что мое тело принадлежит мне. На нем не осталось ничего святого. Плевать. Я привыкла.       Нотт тяжело сглатывает. Окидывает ее серьезным взглядом, не решаясь озвучить очевидное беспокойство.       — Ты не права, — спустя какое-то время говорит он. — Обычные татуировки ощущаются совершенно иначе.       Джинни удивленно отставляет бокал.       — У тебя есть другие?       — Лишь две, — улыбается он, кажется, довольный тем, что его маневр сработал.       — Расскажи.       — Это долгая и сопливая история, но раз ты настаиваешь, — говорит он, закуривая, наверное, десятую за день сигарету. — Мне было достаточно одиноко после того, как мамы не стало. Она была светом в том доме и… Конечно, отец бывал рядом, но между нами была огромная пропасть из долгих лет и разнящихся взглядов, которая только увеличилась с возвращением Лорда. На моем пятом курсе он с новыми силами погрузился в дела Пожирателей, и тогда я окончательно остался один. Меня тошнило от вида его метки.       Джинни не знает, что ответить на его откровение. Не понимает, почему Нотт делится с ней чем-то настолько интимным. Лишь мягко кивает, выражая поддержку.       — Единственное, что держало меня на плаву — это ребята, — продолжает он. — Драко и остальные. И… я не знаю. Это пугало меня. Я боялся сближаться с кем-то так сильно. После смерти мамы мне казалось, что я не готов больше платить такую цену за близость, — его мрачный взгляд упирается в мраморную столешницу, но спустя мгновение возвращается к ней с былым блеском. — И вот представь: нам пятнадцать, последняя ночь пасхальных каникул. Мы провели блестящую вечеринку и были пьяны, как никогда. Мы смеялись и танцевали… И в какой-то момент я понял, что мне больше не страшно. И я просто сказал это. Сказал, что люблю их так сильно, что готов принять боль их потери однажды. Что готов разбиться о глыбу одиночества потом, чтобы быть с ними сейчас. И мне так хотелось запомнить все это! Запечатлеть как-то этот момент, чтобы он всегда был со мной. И тогда я подумал… Почему метки должны быть чем-то плохим? Почему бы им не быть чем-то хорошим? — с улыбкой на губах рассказывает он. — Так мы и набили наше тату. Убитые в хлам и на грани слезной истерики от того, как ахренительно сильно мы любим друг друга.       Джинни не может сопротивляться улыбке. Ее распирает от этого чувства — участия, единства, любви… как бы оно не называлось. Она почти представляет их: счастливых и беззаботных, ввалившихся в тату-студию посреди ночи.       — Что вы набили?       — Шестерку.       — Шестерку? — переспрашивает она, припоминая, что действительно видела у Блейза татуировку с римскими цифрами — он гордо носил ее над воротником форменной рубашки.       — Да. На шестерых из нас, — объясняет Теодор. — На меня, Драко, Панси, Дафну, Трейси и Блейза. Мы все набили ее в тот день, хотя некоторых из нас родители бы совершенно точно убили, если бы только узнали, — усмехается он. — Помню, как Драко годом спустя пошутил о том, что наебал Сама-Знаешь-Кого, потому что Метка не была первой татуировкой на его теле. Это был его способ рассказать мне о том, что он стал Пожирателем. Я обомлел от ужаса.       — Звучит… очень в стиле Малфоя, — неопределенно говорит Джинни.       Тео смотрит на нее цепким взглядом — словно пытается разгадать их с Драко энигму.       — Тебе кажется, что ты знаешь его, — с ухмылкой замечает Нотт. — Но это не так. Драко… он мастерски заставляет людей себя ненавидеть. Наверное, потому, что любовь дается ему большой ценой.       — Действительно, — закатывает глаза Уизли. — Расскажи мне грустную историю о его маленьком сложном сердце.       — Нет. Я имею в виду… У него нет тормозов. Если он любит, он не может сделать ни шагу назад. Поэтому ему не нравится подпускать к себе много людей. Потому что у него есть эта маниакальная нужда сделать все — все — для своих близких. И для этого нужно постоянно все контролировать. Нести слишком много ответственности, — не поддерживает ее сарказма Тео. — Когда наших отцов судили, он сделал все, чтобы я не чувствовал себя одиноким. С учетом обстоятельств… Его задание. И болезнь Нарциссы. Даже тогда, он никогда не забывал обо мне. Разрывался между всеми нами. Он просто не мог по-другому.       Джинни не хочет этого слышать. Не после того, как Малфой поступил с ней — и с Луной. Она не хочет видеть в нем ничего человеческого. Только холодный расчет, которым он так умело орудует. Поэтому она опрокидывает бокал и отводит взгляд в сторону, мысленно отмечая слабые места Драко.       Шесть человек в его сердце — всего лишь шесть пунктов в ее расчетливом списке.       Нотт смотрит на нее с такой искренностью, что ей становится стыдно.       — Я… Соболезную, — спустя какое-то время неожиданно для себя говорит она. — По поводу твоего папы.       — Да ладно тебе. Прошло сколько? Полгода?       — Да, но тогда мы не то чтобы были подружками, и я решила, что тебе не нужна моя жалость, — объясняет она.       — Ты права, — соглашается Тео. — Твои запрещенные приемчики в октагоне нравились мне куда больше.       — И твоя мама, — продолжает Джинни, игнорируя его шутки. — Мне жаль насчет нее, тоже.       — Спасибо, — улыбается он и мягко сжимает ее плечо. — Еще по одной?       — Да, — кивает она. — Я не против. Только сбегаю быстро в уборную.       Нотт указывает рукой в сторону темного коридора, и Джинни спешит соскользнуть с дивана. Ее слегка покачивает при резком подъеме, но она уверенно идет дальше, мимолетно оглядывая бар в поисках Бернар в толпе незнакомцев.       Уборная «Ковена» удивительно просторная для такого кулуарного помещения — она занимает внушительную часть нижнего этажа. Еще год назад Уизли бы измеряла ее размер количеством своих спальных комнат в Норе, но сейчас, спустя столько месяцев жизни в мэноре, роскошь ее уже не так впечатляет.       Джинни подходит к раковине и присматривается к своему лицу в высоком арочном зеркале. Темноволосая девушка в отражении — вот, к чему она все еще не привыкла. Ей даже не приходится носить вуаль в темном освещении бара — настолько цвет волос и стиль одежды меняют восприятие всей ее внешности.       Аспидные пряди смотрятся на ней так резко, так драматично, что в купе с ее новым образом она выглядит как настоящая femme fatale.       Драко был прав. Черная лиса, не иначе.       Из закрытой кабинки выходят две чересчур веселые девушки. Джинни не приходится гадать, чем они занимались — блеск в глазах и несвязная речь выдают их сполна.       — И потом я ему говорю: а тебе не отшибли мозги в этом Торнхилле? — звонко заявляет одна из них, не обращая никакого внимания на Джинни. — Серьезно, нам пора завязывать с Лондоном. И с Англией, раз уж на то пошло.       — Моему бывшему удалось вернуться через Амстердам в Америку на прошлой неделе, — поддерживает вторая. — Он говорит, что еще есть подпольные точки пересечения границ. Зовет с собой, — с загадочным смешком добавляет она, откидывая светлые волосы с плеч.       — Да, я слышала что-то подобное, — говорит первая. — Но ведь там тоже проверяют все документы. Не думаю, что с твоей фамилией тебя выпустят дальше Уэльса…       — Слушай, я ведь никогда не брала официально фамилию отчима. Джек говорит, все может сработать. Если хочешь…       — Джек всегда что-то там говорит, — обрывает ее брюнетка, блуждая глазами по комнате. — О, — удивленно выдает она, наконец замечая Джинни. — Привет! Классное платье.       — Спасибо, — благодарит Уизли.       — Ты тут одна? Не видела тебя раньше, — замечает вторая. — Я Шарлотта, но ты можешь звать меня Чарли. А это Диана, — она указывает на подругу, и та приветливо машет ей свободной рукой. — Присоединяйся к нам, если хочешь.       — Я с другом.       — О, неужели? С кем? — радостно спрашивает Шарлотта. — Мы тут всех знаем!       — Тео, — медленно отвечает Джинни. — Тео Нотт.       Улыбки резко сползают с лиц девушек. Они слишком хорошо понимают, как опасно было говорить лишнего.       — Да, — пытаясь принять былое выражение, говорит Чарли. — Мы тусовались вместе раз или два. Правда, Ди?       — Да-да, — подтверждает Диана. — Мой парень дружил с их компанией раньше. Веселые были времена! — нервно добавляет она, собирая содержимое сумочки с раковины.       — Все в порядке, — успокаивает их Уизли. — Это так, между нами, девочками.       — Да, точно, — усмехается Чарли, теребя лямку платья. — Ладно, мы побежим, — она наспех обнимает Джинни, целуя ее в обе щеки. — Было приятно познакомиться с тобой, подруга Тео Нотта!       — Да-да, — повторяет за ней Диана, тоже зачем-то бросаясь неловко ее обнимать. — Передавай Тео привет!       Уизли фальшиво улыбается им на прощание, делая себе пометку о том, что надо обязательно передать Биллу информацию о бывшем Дианы, который каким-то образом пересек границу.       — Это было… что-то, — раздается смешок из дальнего конца комнаты.       Джинни резко оборачивается, устремляя взгляд в сторону двери. Там, опираясь на выступ, стоит мадемуазель Бернар в коктейльном наряде.       — Флер! — с облегчением восклицает она, бросаясь невестке на шею. — Годрик, я уже начала бояться, что ты не придешь! Все хорошо? Луна с Биллом в порядке?       — Все хорошо, — подтверждает Флер, мягко поглаживая ее волосы. — Луна с Биллом в порядке.       — Как все прошло? Что там случилось?       — У меня очень мало времени. Нужно успеть вернуться домой до комендантского часа, — с сожалением говорит Флер. — Из главного: в пункте аппарации, которым они пользовались, были и егеря. Мы думаем, что у них с Трэверсом была договоренность по этому поводу. В общем, мы планировали спасти только Луну, а в итоге уехали с Дином и Крюкохватом!       — С Дином? — не верит собственным ушам Джинни. — Дином Томасом?!       — Да-да, с тем миленьким мальчиком, который задаривал тебя валентинками, — довольно кивает Флер. — Его неплохо потрепало в бегах, но он тоже в порядке. Им с Луной было о чем поговорить по дороге домой.       — Никто из наших не пострадал?       — Нет. Мы задали им жару. Все благодаря тебе! Кстати… у меня есть еще одна важная новость. Мы нашли для тебя явочную квартиру, — говорит Флер, протягивая ей записку. — Вообще-то, это скорее похоже на дряхлую хижину, но мы не смогли отыскать безопасных укрытий в Лондоне, а там мы, хотя бы, сможем видеться без лишних глаз. Не переживай насчет кодовых слов, Билл настроил охранные чары по тому же принципу, что и кольцо. Просто приходи, когда сможешь и… — она опускает взгляд на часы и тяжело вздыхает. — Merde! Мне пора идти.       — Хорошо, хорошо, — взволнованно соглашается Джинни и снова обнимает ее. — Будь осторожна.       — Ох, mon chéri, и ты, — шепчет Флер, на пару мгновений прижимая ее еще ближе.       Они прощаются с нежными улыбками на растроганных лицах, но стоит Делакур выскочить за дверь уборной, как Джинни оседает на холодный мраморный пол, не в силах больше держаться. Каждое такое объятие, каждое прощание с кем-то из прошлой жизни…       Пробивает ее в самое сердце.       Она даже не знала, что умеет быть настолько сентиментальной. Наверное, это цена, которую ты платишь, когда отрезаешь в себе все прочие возможности чувствовать.       Джинни проводит дрожащими пальцами по лицу и делает глубоких вдох.       Они живы. Луна и Дин живы. Они в безопасности.       Годрик, ей так хочется запомнить, каково это — быть живой вместе с ними. Потому что каждый день, что она проводит вдали от дома, убивает в ней что-то новое, и она боится, что однажды останется совершенно разбитой.       Идея сама приходит ей в голову.       Когда Джинни, сияющая от восторга, возвращается за стол, Тео издает тихий смешок:       — Я боюсь спрашивать, что настолько задержало тебя в уборной и обрадовало так сильно одновременно…       — У меня есть идея!       — Я догадался, — ухмыляется он, подкидывая лед в их бокалы.       — Я хочу запомнить.       Теодор хмурится, замирая с зависшей рукой в воздухе.       — Что?       — Ты сказал, что в последнюю ночь пасхальных каникул ты хотел запомнить, что чувствовал, — напоминает ему Джинни. — Я тоже. Я хочу запомнить, и ты должен мне в этом помочь.       На секунду ей кажется, что, возможно, он ответит очередной шуткой, вроде: «Что, хочешь набить парные тату со мной, Уизли?» или «Что, тебя так впечатлил один вечер в моей компании?».       Но губы Тео медленно изгибаются в искренней, полной понимания улыбке:       — Я попрошу счет.

      Хайфилд Парк, Уилтшир, Англия       Они смеются в тот вечер. Много.       Шутливо играют в прятки на территории его поместья. Танцуют на барной стойке. Поют во весь голос. И когда, в конце концов, они, уставшие, валятся на диван, Джинни думает, что давно не чувствовала себя настолько беззаботно счастливой.       С той последней вечеринки в Хогвартсе, если быть точной.       — Должна сказать, что я совсем не так представляла себе поместье Ноттов, — выдает Джинни, откидывая длинную челку с разгоряченного лба. — Здесь… хорошо.       — Думаю, здесь так хорошо, как раз-таки потому, что это поместье не имеет никакого отношения к Ноттам, — усмехается Тео. — Этот дом завещала мне мама. Он был одной из летних резиденцией Берков и достался ей как приданое.       — Это… неплохое приданое.       — Ты можешь остаться на ночь, если захочешь, — предлагает он, закидывая ноги на спинку дивана. Нотт лежит на нем вверх тормашками, что не вызывает у нее никаких удивлений. — Драко не говорил, что нужно делать, если он не заберет тебя к вечеру.       Джинни отрицательно покачивает головой:       — Думаю, тебе нужен от меня перерыв, — нехотя говорит она. — Ну, знаешь. Чтобы ты успел снова соскучиться.       Тео мягко толкает ее локтем в бок, и его лицо снова озаряется лукавой улыбкой.       — В любом случае, мое предложение в силе. Если вдруг ты захочешь ненадолго сбежать из мэнора, — уточняет он. — Мои двери всегда открыты.       — Спасибо. За это, да и вообще… за сегодня. Мне давно не было так хорошо, — неловко признает Джинни.       — Думаю, ты неплохо вписываешься к нам, лисенок.       — К вам?       — К нашей шестерке, — спокойно поясняет ей Нотт. — Знаешь, я всегда думал, что в этом есть что-то незавершенное. Что мы вроде как… не добрали кого-то на этом пути. А потом мы встретились, и я понял, — он опускает ворот толстовки, показывая ей тату. — Что это была ты.       И тогда она замечает. Там, прямо под яремной ямкой, высечена римская цифра.       VII. Последний символ — другими, свежими чернилами.       Красными.       Семь.       Он вписал ее в их тату.       Джинни смотрит на него, не веря глазам. Ей почему-то хочется плакать.       — Я уже говорила, что ты слишком легко разбрасываешься доверием?       — Ох, да ладно тебе, не будь такой занудой! — Нотт медленно сползает с дивана и поднимается на ноги. — Я не разбрасываюсь доверием. Я просто хорошо вижу людей.       Уизли только смеется:       — Ты сумасшедший!       — Как и все лучшие люди, — ухмыляется он, протягивая ей руку. — Пойдем. Верну тебя твоему напарнику.       Она хватается за его ладонь, и он тянет ее на себя, поднимая с дивана. Только когда они доходят до гостевого камина, Джинни вдруг вспоминает:       — Ты так и не рассказал мне, о чем твое второе тату.       — А это, моя дорогая Уизлетта, уже совсем другая история, — заговорчески шепчет он, утягивая ее за собой в зеленое пламя.

      Малфой-мэнор, Уилтшир, Англия       Они все еще смеются, когда пересекают порог Малфой-мэнора. Это почти странно — приносить что-то живое в этот холодный дом. Но целый день вдали от поместья заставляет Джинни забыть. Заставляет ее чувствовать себя почти свободной, пока…       Пока перед ними не появляется Покс. Управляющий эльф смотрит на них со смесью страха и переживания.       — Благородный дом Малфоев закрыт для посетителей сегодня, мистер Нотт, — мрачно сообщает он, и, немного склонившись, обращается к Джинни: — Гостье поместья следует вернуться в ее покои. Лотти принесет ей все необходимое.       — Что происходит? — взволнованно спрашивает Тео. — Где Драко?       — Боюсь, это дело семьи, мистер Нотт, — поджимая дрожащие губы, говорит эльф, и отступает в сторону, позволяя им попрощаться.       Тео и Джинни нервно переглядываются, не в силах подобрать нужных слов.       — Я…       — Напиши…       — Да, — тут же отвечает она. — Я напишу, как только что-то будет известно. Я… Думаешь, мне действительно стоит уйти в свою комнату?       — Я не знаю. Покс редко бывает таким прямолинейным. Черт…       И тогда они слышат его.       Крик.       Или стон. Сложно различить в этих гребанных расстояниях.       Покс поспешно накладывает заглушающее заклинание, но уже слишком поздно.       Они понимают: это был голос Драко. Его пытают, и Джинни точно знает, за что.       Тео рвется вперед, но Покс решительно встает перед ним:       — Это дело семьи, мистер Нотт, — угрожающе повторяет он. — Вам следует немедленно покинуть поместье.       — Иди, — говорит Джинни. — Я разберусь.       — Уизли…       — Иди! — кричит она. — Лотти!       Эльфийка возникает перед ее глазами.       — Принеси зелья из моей прикроватной тумбы. Сейчас же.       Две колбы оказываются в ее руке уже в следующую секунду. Джинни заходит в ближайшую комнату и падает в кресло, пытаясь собраться с мыслями.       — В чем его обвиняют?       Эльфийка нервно стирает слезы с глаз, качая головой из стороны в сторону.       — Лотти! — строго одергивает ее Джинни. — Мне нужно знать, в чем его обвиняют, иначе я не смогу помочь!       — И-и…       — Измена, — сухо заканчивает за нее Покс. — Сговор с Сопротивлением.       — Доказательства?       — Косвенные. Смерть единственного свидетеля.       Трэверс.       — Это все?       — Это все, мисс.       Стоит эльфам покинуть комнату, как Джинни опрокидывает две колбы зелья подряд. Ей нужно ослабить присутствие Тома в своем подсознании. Нужно срежиссировать точные сцены. Она погружается глубже и глубже, принимаясь вить светлые нити воспоминаний: заменяет лицо Бернар в разговоре на лицо блондинки, что встретила в баре. Добавляет в разговор слова, которые несколько лет назад говорила ей о своей матери Луна. Придумывает что-то от себя.       Годрик.       Она ненавидит себя за идею, которая приходит ей в голову, но Джинни все еще воплощает ее. Она добавляет информацию о подпольном переходе границ в свой четко отрепетированный разговор. Для правдоподобности.       Оставляет разного рода детали: вроде той, где они пьют бокал за другим с Ноттом, покинув поместье в обход охраны. Где они обсуждают Малфоя и его сумасшедшую преданность. Где она его недолюбливает.       И последнее: она прорисовывает в каждом ярком воспоминании с Луной серебряный медальон с гербом Трэверсов на развороте.       Кажется, эти полгода в библиотеке Малфоев все-таки не прошли даром.       Джинни резко поднимается на ноги, опираясь на стену. Ее все еще неплохо пошатывает, но сейчас ей не до того. Она идет уверенным шагом в сторону Темного зала с высоко поднятым подбородком. И когда Волдеморт, наконец, предстает перед ней, она ведет рукой у лица, снимая магию чар.       Опаляя волосы алым.       Потому что знает: чтобы подставить Темному Лорду одну маску, нужно принести в жертву другую.       — Джиневра, — шипит он, и его глаза наливаются красным цветом.       Он, как и всегда, возвышается над присутствующими, сидя в кресле у дальней стены мрачной комнаты. Джинни помнит, как впервые увидела его таким образом. Помнит животных страх, что стрелял по ее телу всякий раз, когда он произносил ее имя.       Страх все еще с ней. Зудит где-то под ребрами. Но спустя несколько месяцев аудиенций она научилась справляться с ним. Научилась контролировать ситуацию.       Сегодня контроль дается ей сложнее, чем раньше.       Потому что на кону стоит что-то большее, чем довольство Волдеморта.       — Мой Лорд, — Джинни склоняет голову, не отрывая от него глаз. — У меня есть для вас новости.       — Неужели? — злобно усмехается он. — Люциус, ты это слышал? Даже у моей маленькой чаровницы есть для меня интересные новости. Как славно. И что же ты приготовила для меня?       Его тон жестокий и издевательский. Он действительно очень зол.       — Это касается сэра Аррона Трэверса, мой Лорд, — уточняет она сквозь ком в горле.       — Подойди, — едким шепотом призывает он.       Джинни приближается к постаменту, удерживая взгляд на устрашающей фигуре Волдеморта. Она не хочет — не может — смотреть в сторону Драко.       Темный Лорд отталкивается от спинки широкого кресла, подаваясь вперед, и глубже фиксирует контакт между ними. Пронизывает ее сознание — спокойно и медленно, — как и всегда в последние месяцы.       Он обращается с ее ментальным пространством с властной бережностью. Джинни не знает, как ему удается совмещать эти качества магии так тонко и филигранно, но это позволяет ей питаться чувством единения с ним все лучше и лучше с каждым гребанным разом.       Сила накатывает волнами, словно очередная доза.       Ей мало.       Ей всегда мало. Всегда нужно больше. Всегда нужно еще.       Джинни чувствует, как он плавно рассекает по ее разуму. Изучает эмоции от сегодняшней вылазки с Теодором. Вслушивается в каждое прописанное ею в сцене с Флер слово. И смакует чувство эпического триумфа, которое она выдает за радость от удачно проделанной работы двойного агента.       Когда ее фальшивое воспоминание открывает ему «правду» о Трэверсе, Волдеморт шипит с такой злостью, что его шепот расходится эхом по перепонкам. Его ярость бурлит между ними и больно шпарит по изнанке кожи.       Он покидает ее сознание с несвойственной резкостью. Джинни неожиданно обнаруживает себя вернувшейся в темное пространство комнаты и отшагивает назад в попытке устоять на ногах.       — Вижу, твое присутствие здесь наконец-то приносит плоды, — почти хвалит ее Темный Лорд, пытаясь совладать с гневом. Поворачивается к Люциусу и объявляет: — Работа Джиневры пролила свет на сегодняшнее фиаско. В наших рядах действительно был предатель. И его имя — Аррон Трэверс.       — Мой Лорд, — с почтенным расстройством охает Малфой-старший. — Если бы я только знал…       — Оказывается, у нашего трусливого друга была слабость к женщинам маггловского отродья, — с презрением продолжает Волдеморт. — Пандора, не так ли? — переспрашивает он у Джинни.       — Его внебрачная дочь от маглорожденной волшебницы, — подтверждает легенду она.       — Его бастард от грязнокровки! — вопит он. — Которая спуталась с Лавгудом и родила от него ребенка. И ради нее — ради ее отродья — он предал нас. Драко, — он обращается к Малфою-младшему, и тогда Джинни впервые осмеливается посмотреть в его сторону. — В следующий раз, когда увидишь в наших рядах крысу, — произносит он, поднимаясь с кресла, — убей ее не раздумывая.       — Да, мой Лорд.       Его тон низкий. Болезненный. Он стоит, преклонившись на одно колено. Бледный, словно гребанное полотно.       Она тяжело сглатывает.       — Вы свободны, — безразлично сообщает им он. — Все, кроме тебя, Люциус.       Малфой-старший поспешно кивает, и они вместе проходят к длинному столу, на котором тут же материализуется карта. Джинни знает — информация о подпольном проходе через границы достаточно заинтересовала Волдеморта, чтобы он занял Люциуса этим вопросом на ближайшие пару дней.       Она оборачивается, пытаясь поймать взгляд Драко, но он решительно ее игнорирует. Только молча поднимается на обе ноги и гордо распрямляет плечи. Его тотальное нежелание фиксировать ее присутствие такое звонкое, что ей кажется, что оно вибрирует в воздухе.       Джинни со странным восхищением замечает, что она никогда не видела, чтобы кому-то удавалось подняться с колен таким величественным и нерушимым образом.       Малфой ненадолго задерживает взгляд на пустующем кресле перед собой. Его брови сведены к переносице, челюсти крепко сжаты. Грудь тяжело вздымается под черным камзолом, что туго огибает фигуру. Что-то мелькает в его выражении — что-то настолько пугающее и заряженное, что Джинни спотыкается на собственном выдохе.       Он выходит из комнаты, так и не взглянув в ее сторону.

***

      Она идет за ним молча и без промедлений, сливаясь с ритмом его шагов.       Малфой не может не слышать ее, но все равно продолжает упрямо идти вперед.       Джинни не знает, почему чувствует себя такой виноватой. После всего, что произошло в Хогвартсе, ей казалось, что она утратила всякую жалость к любому из детей Пожирателей. За их потворство режиму. За молчание. За убийственное равнодушие.       Малфой готов был собственноручно сдать Луну — ангела, черт возьми, во плоти — в лагерь для заключенных. Луну, которая пила чай с его матерью и занимала ее во время болезни. Луну, с которой он сам неоднократно проводил время у себя дома.       Луну, улыбка которой могла осветить даже самую темную комнату.       Луну, за которую Джинни была бы готова убить — не задумываясь.       И, несмотря на все это — несмотря на его безучастие — она все еще не может отделаться от скребущего угрызения совести. Наверное, ей просто претит сама мысль о такой грязной игре.       Что ж, ей предстоит поработать над этим в будущем.       Малфой резко сворачивает в сторону зала для тренировок. Джинни идет за ним.       Стоит ему переступить порог, как он громко срывает петли камзола с пуговиц и бросает его в первый попавшийся угол. Кобура с палочкой летят следом.       Малфой даже не сбавляет темпа, чтобы зажечь свет. Только подхватывает по пути длинный посох и запускает на площадке режим симуляции.       Он не станет с ней разговаривать.       Но возможно он согласится с ней драться.       Джинни заходит в раздевалку и быстро скидывает с себя платье. Морщится, когда ноющая боль пронзает поврежденную свежей татуировкой кожу, и натягивает первую попавшуюся спортивную форму из своего шкафчика, спеша обратно в тренировочный зал.       Малфой уже во всю атакует иллюзорного противника. Удар, второй, третий. И каждый — точно, блять, в цель. Спустя всего пару минут после пыток.       Уизли переводит дыхание и неуверенно обхватывает пальцами посох. Ей никогда он особенно не давался — по крайней мере, не в нападении. Феликс порой использовал его, чтобы тренировать ее гибкость или реакции: заставлял ее уворачиваться от него, атакуя вновь и вновь. Но управлять посохом самой, и уж тем более — концентрировать в нем свою магию — ей вновинку. Это кажется почти противоестественным… пока она не смотрит, как это делает он.       В руках Малфоя посох выглядит как продолжение сути. Его подготовка настолько внушительна, что вряд ли уступает выпускникам Дурмстранга.       Джинни сжимает челюсти и медленно двигается вперед, примериваясь к посоху на ходу. Приспосабливаясь к нему. К его весу, длине. Крутит им перед собой — сначала в одну, затем в другую сторону. И ступает на тренировочную площадку, тут же развеивая иллюзию.       Малфой не теряет времени даром. И даже не удивляется внезапной смене противника. Он резко разворачивается корпусом и преграждает ей посохом путь.       Джинни не успевает вовремя отразить нападение. Только дергается левее, уклоняясь от неожиданного удара.       — Нам нужно поговорить, — произносит она, замечая жесткость в его лице.       — Я пришел сюда не разговаривать, — шипит он, повторяя выпад с другой стороны. — Так что либо бери себя в руки, либо проваливай.       — Ты не мог серьезно считать, что я оставлю это как есть, — продолжает она, вновь уворачиваясь от его посоха. — Нужно быть очень тупым, чтобы так думать, и мы оба знаем, что ты не тупой.       Следующая серия выпадов заставляет ее хорошенько ускориться. Джинни пытается приловчиться к орудию и даже отражает пару ударов, но все еще отвратительно отстает. Малфой совершенно не щадит ее в бою. Не дает даже мгновения на передышку. Вместо этого, он атакует жестче и наступательнее, вынуждая ее использовать посох в полную силу.       Она пятится.       Шаг назад. Второй. Третий.       Джинни почти оступается — заваливается назад, но вовремя цепляется за его посох.       — Черт возьми, Малфой, поговори со мной! — кричит она, подтягиваясь вперед, и с силой толкает Драко его же оружием в грудь.       Он дышит тяжело и громко, но это не от усталости. Джинни видит — знает, — что он на грани.       — Хочешь поговорить? — рычит он. Его взгляд прошибает. — Тогда слушай внимательно.       Посох бьет ей в плечо. Она шипит, но у нее нет времени прочувствовать боль, потому что Малфой замахивается снова.       — Твоя сегодняшняя выходка чуть не стоила жизни не только мне, но и Лавгуд, — цедит сквозь зубы он, наступая.       Еще один удар. И еще. И еще.       Джинни еле успевает блокировать их. Просто поддается инстинктам, полностью доверяя случаю.       — Месяцы упорной работы, — продолжает он. — Месяцы тренировок. И ты за один гребанный день умудряешься пустить все это под хвост, — хрипит Малфой, подаваясь вперед.       Они стоят совсем близко, почти не двигаясь, пока он давит на нее посохом. Джинни держится изо всех сил, чтобы не уступить ему, но пальцы начинают скользить по дереву.       Она решается на старый, но действенный трюк:       — Так переживаешь за свое назначение?       Его глаза вспыхивают яростью, и она понимает, что задела спусковой крючок.       Малфой в два счета обезоруживает ее. Бросает свой посох в сторону следом и грубо толкает Джинни к стене.       — Ты вообще понимаешь, что натворила сегодня?       Все в нем клокочет. Боль. Гнев. Разочарование.       — Ты чуть меня не убила.       — Я…       Рука крепко сжимает ее челюсть.       — Ты послала меня на верную смерть, — повторяет он.       И смотрит — с такой злостью, что Джинни просто не может выдержать его хватки.       Они бы не убили его. Спецотряд Билла.       Они бы не убили его… Правда?       — После всех месяцев, что ты жила со мной под одной крышей! Скажи, что я тебе сделал? — горячо спрашивает он, приближаясь к ней с каждым словом. — Пока ты рыскала в моем доме. Спускала мое состояние. Дерзила при каждом гребанном случае. Заигрывала с моими друзьями. Врывалась ко мне в спальню. Лезла в мой, мать твою, разум! — почти касаясь ее кожи губами, отчеканивает он. — Что, я, за все это время, блять, тебе сделал?!       Магия собирается в ее пальцах. Колет кожу с изнанки и шпарит по венам. Уизли цепляется ладонями за его предплечье, но Драко даже не чувствует.       — Малфой…       — Отвечай!       — Как насчет шести лет до этого?! — вспыхивает она, наконец, скидывая с себя его руку. — А? Мне будет проще вспомнить, что ты не сделал за эти шесть лет. Если бы не ты, — ее трясет, но она уже не может остановиться. Тычет ему пальцем в шею. — Если бы не твой отец! Сука. Да я бы вообще здесь не оказалась!       Сердце колотит по ребрам. Слезы жгут слизистую. Воздуха недостаточно.       Не в силах прекратить истерику, она продолжает:       — И я готова была оставить все это. Готова была забыть. Но ты собирался сдать Луну этим ублюдкам! — кричит Джинни, отталкивая его от себя. — И этим ты перешел черту.       — Если бы ты хотя бы на секунду позволила себе перестать быть такой сукой, ты бы поняла, что черты даже рядом не было! — снова подается вперед он.       Джинни пытается не поддаваться, не вжиматься под его напором в стену, но бороться с ним — все равно, что пытаться сдвинуть скалу с места.       И только тогда она понимает.       Черты не было.       — Ты…       — Я, — перебивает ее Драко, — твой напарник. И я трижды спас твою шкуру за этот год. Но ты так занята своей ненавистью, что никак не можешь взять это в толк.       — И как я должна была это понимать? «Я лишь дал тебе возможность попрощаться»? — изумленно вздыхает она. — Серьезно, Малфой? Как я должна была знать, что ты не поступишь так же, как и всегда поступал?       Он снова сокращает расстояние между ними и произносит ей в ухо:       — Потому что мы в этом дерьме заодно, Джинни.       Ее дергает, как от удара тока.       — Не называй меня так.       Это все, что она может сказать, потому что горло сжимается от звука этого имени.       Прошлого имени.       — Как? — ухмыляется он, повторяя: — Джинни?       — Джиневра!       — Да-да, твоя новая роль. Только вот никто так тебя не называет, не так ли? По крайней мере, никто из тех, кто действительно имеет значение, — с нажимом добавляет он.       — Темный Лорд так меня называет. Он имеет значение?       — Не для тебя, полагаю, — небрежно пожимает плечами он. — С тех пор как Поттер никогда не звал тебя так, и это ради него ты всегда была готова подставить под удар спину.       — Следи за своим языком!       — А то что? Снова попытаешься от меня избавиться?       — Я… Малфой, — она резко удерживает себя от очередной колкости, что безвозвратно испортит их отношения. — Я не пыталась от тебя избавиться. Я не знала, что он заподозрит в тебе изменника. Я… Мерлин, я просто пришла сказать, что мне жаль.       Он не отводит от нее взгляда. Не разрывает тактильный контакт. Но его голос становится тише, когда он произносит:       — Катись к дьяволу, Уизли. Мне не нужна твоя жалость.