1988

23 октября Глаза медленно изучают белый потрескавшийся потолок. Руки сложены в замок и покоятся на груди. Ники ощущает слишком пугающее спокойствие после кучи капельниц и уколов, буквально влитых в его организм. Искаженное восприятие реальности уже не беспокоит его. В первое время парень чувствовал себя, как под толщей воды, он испытывал ужасный страх от этого и буквально задыхался. Ему виделись страшные вещи, он сильно лихорадил и страдал. Он помнит всю боль. Сейчас же ему было безразлично абсолютно все. Иногда все перед глазами слегка плыло, перекручивалось, увеличивалось и отдалялось, за чем Нишимура внимательно следил. Сердце начинало биться быстрее, хотя Ники было все равно. Потом он устало закрывал глаза и нечаянно засыпал. Ненадолго. Проснувшись, он снова смотрел в потолок или отворачивался к стене, обводя выпуклости штукатурки. Глаза следили за движением пальца, уставали, и парень снова засыпал. Иногда он смотрел, как лекарство стекает по трубке прямо в вену. Иногда видел сквозь пелену врачей или медсестер. Иногда видел темноту ночи и свет светильника из коридора. Все воспоминания и видения первых дней в наркодиспансере перемешались, и он не помнил их последовательность. Ники потерялся во времени и не знал сколько уже находится в палате. Он не воспринимал ничего и никого, только собственные чувства. Лишь в конце недели, после мучительных болей и невыносимых игр психики, к нему стало возвращаться сознание. Тогда-то парень и попытался впервые за несколько дней встать с кровати, но ослабленное тело не поддалось и рухнуло на землю. Ники почувствовал боль, будто тысячи игл вонзили в его тело и одновременно вырвали. Он болезненно заныл, чувствуя, как чьи-то руки поднимают его с пола и помогают сесть на кровать. Подняв голову, Нишимура увидел улыбающегося молодого парня, который осторожно держал его за плечи: - Наконец-то очнулся, я то думал ты помрешь, - парень засмеялся, присаживаясь рядом на скрипучую кровать. Нишимура только непонимающим взглядом окинул его. Тот был одет не как врач. На нем был спортивный костюм и тапочки. - А я твой сопалатник, - незнакомец указал на кровать напротив, объясняя, что он также лежит в больнице, - меня Чонин звать, а тебя? - Ники, - тихо ответил парень, ложась обратно на кровать и ощущая ноющую боль в теле и головокружение. - Здорово ты меня напугал, Ники, - Чонин прошел к своей кровати и залез на нее, устраиваясь в позе лотоса и опираясь о стену. - Если хочешь пройтись, то мне говори, я тебе помогу, а то насобираешь сотрясений. Ники ничего не ответил, закрыв глаза. Попытавшись успокоиться, он сам не заметил, как уснул. Сон длился до вечера, пока Нишимура не почувствовал тормошение за плечо. Он тяжело открыл глаза и увидел над собой Чонина. - Ники вставай, нам ужин привезли, - парень рассказал врачам про то, что Нишимура пытался встать с кровати и те решили понемногу вводить питание. - Я не хочу, - вяло проговорил тот, отвернувшись к стене. - Э, куда? - Чонин потянул Ники за плечо обратно. - Тебе есть надо. Ты хочешь, чтобы они тебя только лекарствами тоннами пичкали? - Да, - безразлично прозвучал голос парня. - Я понял. Хочешь тут застрять на года - пожалуйста, - спокойно ответил Чонин и отошел от него. Через пару минут обдумываний Ники вздохнул, разворачиваясь и садясь на кровати. Слова соседа по палате сработали идеально, Ники и вправду не хотел надолго задерживаться в этой тюрьме. Это пространство сковывало сознание и не давало свободно дышать. Пришлось послушаться. Он медленно потер глаза, смотря на тарелку каши, кусок черного хлеба и стакан компота, которые стояли на старой деревянной табуретке. - Ты постарайся одну-две ложки съесть, - проговорил Чонин с набитым ртом, - а то с непривычки может стать плохо. Ники взял в руку ложку, перемешивая густую и липкую массу. Аппетита совсем не было, но он все же решил попробовать. Каша была не сладкой и не соленой. Она была полностью безвкусная и вязкая. Нишимура сморщился, ему не понравилась такая еда. И дело совсем не во вкусе. Такая каша напоминала ему бедное время, когда у Джея не было денег и приходилось питаться всем, чем попало. Тот вкус до сих пор остался осадком на языке. Ники продолжал жевать, подавляя рвотный рефлекс. - Да-а, - протянул Чонин, увидев реакцию Ники, - в первые дни кажется, что это гадость редкостная, но потом привыкается, - он доел свою порцию и уже пил компот. - Я к этому не привыкну, - ответил Ники, с отвращением глядя на кашу и ковыряя ее. - Я тоже так думал, когда сюда лег, - засмеялся Чонин. - А ты здесь уже долго? - Ники поднял на него глаза, с интересом изучая взглядом. Чонин казался ему обычным человеком, который не болеет. - Я то уже полгода, скоро выписываюсь, - с легкой улыбкой ответил тот. - Меня мамка сюда положила, когда я от передозировки чуть не помер, - Чонин смотрел в окно с какой-то теплой грустью. Его глаза были полны доброты и легкости, даже не верилось, что он лечился от наркозависимости. Парень с долей жалости посмотрел на худое и слабое тело Ники. - Сначала сходить с ума будешь, - тихо, выдал Чонин, - не поймешь, как тут быть, в этой клетке, - он замолчал, будто переживал все эти моменты снова. - Потом начнёшь привыкать, появится смысл, стены перестанут давить, и мир станет цветным. Ники не сразу ответил. Он продолжал смотреть в свою тарелку, как будто пытаясь найти в ней ответы на свои вопросы. Мозг бился в панике, сопротивляясь тому, что говорил Чонин. Он не хотел принимать эти слова, не хотел верить, что ему предстоит пройти через что-то подобное. Но взгляд соседа по палате был искренним, а слова - не просто набор фраз. Он знал, что тот прошел через всё это, даже если внешне казался спокойным и уверенным. - Как ты справился с этим? - заинтересованно спросил Нишимура. - Не сразу, конечно, - грустно улыбнулся Чонин, покачав головой. - Сначала я думал, что тут не выдержу. Я и плакал, и орал. Да и вообще, не знал, кто я, когда наркотики ушли. Но потом… что-то внутри меня начало меняться. Когда ты годами живешь с зависимостью, каждый день - это одна большая ложь. Ты не видишь реальности. А тут ничего не скрыть, - парень развел руками, будто охватывая палату. - Ты сам перед собой, и только ты решаешь, как дальше. Нишимура внимательно вслушивался в каждое слово, произнесенное Чонином, впитывая важную информацию, которая, как ему казалось, поможет выжить. Ему не казалось, парень говорил толковые вещи, которые заставили Ники задуматься над тем, что он делает со своей жизнью. Мысль о том, что ему придется пройти через все это нагоняла тревожность. Он не знал, готов ли он. - У меня сейчас все чёрно-белое, - парень уперся худыми локтями о колени, решив поделиться чем-то, что самому тяжело нести. - Я одновременно хочу и ненавижу. Мне было слишком хорошо, но и слишком больно, - парень зарылся пальцами в волосы, придерживая голову. - Все, кто сюда попал, проходили через это, - поддерживающе проговорил Чонин, - но надо выбираться маленькими шагами. Отсюда не сбежишь, пока не будешь честным с собой, иначе быстро вернешься... или не вернешься, - он сделал паузу, закусывая губу. Помолчав немного, он вздохнул и, улыбаясь, хлопнул себя по коленям. - Но когда ты в первый раз дышишь свободно, это... нечто. Я не могу передать словами, но ты поймешь. Ники кивнул, снова глядя на свою кашу. Он не знал, будет ли ему легче. Но, по крайней мере, он знал, что есть тот, кто прошел этот путь и остался живым. Для него это уже было что-то, за что стоило зацепиться. Парень ещё пару раз попробовал кашу, отодвигая миску. Не хотелось больше. Окутывающие мысли легли усталостью на сознание Ники, и он быстро погрузился в глубокий сон. Ники стоял посреди дороги. Его ослеплял яркий свет фар. Машина приближалась, не замедляясь, а за рулем он видел Сонхуна. Время будто замерло, и Ники сделал шаг вперед, бросаясь под колеса. Он чувствовал, что сделал это не по своей воле. Им кто-то управлял, словно дергая за ниточки. По телу распространилась острая боль. Машина проехала сквозь него, а обернувшись, Нишимура больше не видел ни машины, ни Сонхуна. Он стал звать на помощь, окутанный страхом, но вокруг не было никого, лишь пустая дорога, которая постепенно заполнялась водой. Она обтекала своим холодом ноги Ники. Вдалеке послышался голос Джея, окликавший парня. Зов становился все сильнее и громче, и в конце оглушительный крик заставил Ники проснуться. Он резко открыл глаза, вскинувшись на постели. Его дыхание было прерывистым, рубашка липла к телу, мокрая от пота, тело дрожало, а душу сковывал ужас. - Ники! - Чонин навис над парнем, тряся его за плечи и пытаясь привести в чувства. - Сестра, ему плохо! В комнате горела лампа, которая оставляла в глазах Нишимуры темные пятна. Крики и действия Чонина казались ему слишком медленными. В груди колотилось сердце, и он никак не мог унять это. Он провел ладонью по лицу, утирая пот. Пальцы дрожали. Его будто окатили ведром воды. Паршивое ощущение. Внутренность выкручивало, что заставляло стиснуть зубы. Дверь в комнату приоткрылась, и там появился силуэт медсестры. Она подошла к его кровати, осматривая его встревоженным взглядом. - Он сначала кричал сильно во сне, а потом его начало трясти, - сосед встревоженно объяснял все медсестре, пока та смотрела на Ники. - Тебе нужно успокоиться, - обратилась она тихо к Нишимуре, доставая шприц с препаратом. Ники ничего не ответил, лишь сдерживая очередную волну боли. Укол был быстрым, но он почувствовал, как тепло начало растекаться по венам, медленно вытесняя ужас, дрожь и боль. Его веки стали тяжелыми, и напряжение в теле начало исчезать, будто кто-то выключил громкий шум в его голове. - Сейчас ему полегчает, - девушка вышла из палаты, после того, как убедилась, что Ники в порядке. Чонин устроился на своей кровати, укутавшись в одеяло и долго наблюдая за парнем. В палату пробивался яркий лунный свет, разбавляя темноту ночи. До утра в ней царила тишина и спокойствие. — Сону судорожно собирал вещи, пихая их кое как в сумку. Его руки тряслись от переживаний, которые окутывали его с того самого момента, как он узнал о смерти Сонхуна. Он стал бояться всего. Его мучили собственные мысли о том, что Чонвон решит отомстить за Сонхуна, а Хисын явится к нему в один из дней. Ким больше не чувствовал себя в безопасности, его окружили навязчивые мысли, заставляющие сходить с ума. Ему мерещились силуэты Хисына, там где их нет. Он стал хуже спать по ночам, хоть и не выключал свет и закрывался на ключ, подпирая дверь стулом. Парень с нервов содрал себе все ногти на руках до крови. Сону накрутил себя до такой степени, что пришел к итогу собственноручного убийства близкого друга. Он чувствовал кровь на своих руках, которую не мог смыть. Это отравляло душу полностью, и с каждым днем все больше. По его вине погиб человек, и Ким осознал, что он убийца. Парень не мог больше находится в общаге, где постоянно сталкивался с осуждающим взглядом Яна и в универе, где мог встретится с Хисыном. Он задыхался в этом месте и по большей части стал просто сидеть у себя в комнате. Но это не выход, он не видел в этом спасения, поэтому решил просто бежать. Пусть это выглядит трусливо, Ким не отрицал, что он самый последний трус. Но выносить постоянного страха он не мог, иначе сошел бы с ума. Он ненавидел себя за свое слабохарактерное нутро, но ничего поделать не мог. Боязнь брала верх. Собрав все вещи, он в последний раз оглядел пустую комнату, которая когда-то была наполнена жизнью. Почти все ассоциировалось с Сонхуном. Вспомнилось, как они пили чай вместе, как смеялись, рассказывая истории друг другу, как строили планы на будущее. А сейчас Сонхун под толщей земли. У него нет будущего. И все из-за Сону. Ким рванно вздохнул, закрывая дверь и выходя из комнаты. Он надеялся вернуться к родителям, в свой родной город. Но боялся, что они его не примут, узнав об отчислении из университета. Они действительно много сил вложили, чтобы Сону поступил и учился, а не гробил свою жизнь на заводе, подрывая здоровье и зарабатывая копейки. А теперь он оставляет все, бросает, и буквально плюет родителям в душу таким поступком. Хоть возьми и провались сквозь землю. Ким проходит по коридору, останавливаясь перед дверью Чонвона. Он несколько минут стоит, не решаясь войти и извиниться ещё раз. В последний раз. Он знает, что Ян снова отвергнет его слова, не примет извенений, хоть Сону и искренне раскаивается. Он тихо бьет костяшками в деревянную дверь и открывает ее. Чонвон сидит за столом и складывает из бумаги какую-то фигуру. Услышав скрип двери, он оборачивается, чтобы посмотреть кто решил зайти к нему, замечая Сону. Парень сразу же незаинтересованно поворачивается обратно и продолжает заниматься своим делом, показывая всем своим видом, что не рад такому гостю. - Что тебе нужно? - грубо спрашивает Ян. - Я уезжаю, Чонвон, - голос Сону еле заметно дрожит, а сердце колотиться. - Какое счастье, - выплевывает тот. - Навсегда, - продолжает парень. Чонвон молчит, поэтому Ким продолжает, - я в последний раз хочу попросить прощения. - У Сонхуна попроси, - Ян резко поворачивается, смотря на Сону с такой же нескрываемой злостью, как и в первый день. - Я просил...и у тебя прошу, - полушепотом произносит Ким. Слезы быстро наполняют глаза парня, а ком подступает к горлу. Ян быстро хватает свою чашку со стола, размахивается и бросает ее об стену. Осколки разлетаются в разные стороны, падая со звоном на пол. Сону, стоя совсем рядом, вздрагивает и зажмуривает глаза со страху. - Ты разбил его, как эту чашку! - кричит Чонвон, что заставляет Сону сильнее заплакать. Он подавляет слезы, пытаясь плакать беззвучно. - Извиняйся теперь до тех пор, пока эта чашка не станет целой! Ким не выдерживая, падает на колени перед Чонвоном. Он умоляюще смотрит на парня, глотая собственные слезы и чувствуя самое большое унижение в жизни. - Прошу прости, - рванно голосит Сону, - умоляю, я же сойду с ума. - Ты такой жалкий, - слышится голос сверху, - но ты по крайней мере живой. Сону смотрит снизу вверх. Последняя фраза больно бьет по сознанию. - Я никогда не смогу простить тебя, - Ян наклонился к Сону, шепча эти слова прямо у уха. От такого у Кима пробежал холод по спине. - Я тебя ненавижу ровно также, как и того, кто убил Йеджи. Сону молчит, не зная, что ответить. У него внутри все рушится, разваливаясь в прах. По сердцу будто режут острой лезвией. Он встаёт с колен, поднимая свою сумку, и направляется к двери. Посмотрев в последний раз на Чонвона, он покидает комнату. Теперь уже навсегда.