Львица и ее маленький львенок

      Натаниэль чувствовал, что вся его кожа покрыта потом и пылью. Сердце билось в груди, легкие качали кислород, глаза следили за каждым движением нынешнего учителя. Нырнув под деревянный посох бо, он подобрался ближе к мужчине и одним ударом выбил оружие из чужих рук, перехватывая его и забирая себе преимущество. Учитель, так же воспользовавшись его близостью, хотел нанести удар по корпусу, но Натаниэль заблокировал движение, а потом одним отточенным движением, закрутив шест, направил тупой конец в подбородок противнику. Секунды дезориентации хватило, чтобы четырнадцатилетней подросток сделал подсечку, а потом наступил ногой на грудь поверженного мужчины, упирая посох в чужое горло.       Желание надавить сильнее было почти неконтролируемым. Этот человек был тем, кто оставлял на его теле бесчисленное количество далеко не всегда необходимых синяков. Он был строг и достаточно жесток, чтобы Натаниэль хотел вырвать ему кадык. Остановил мысли подростка только звучный хлопок. Посох упал на камень, юноша сделал два шага назад и, сложив руки за спиной, чуть склонил голову в уважении перед своим мастером. Другие ученики кланялись бы в пояс, но Натаниэль никогда бы себе подобного не позволил. Как не разрешал себе и склонять голову дольше чем на пару секунд. Кто бы ни был его наставником или учителем, в первую очередь Натаниэль был Хэтфордом. — Превосходно, дитя мое. Ты не перестаешь радовать меня. — Спасибо, мастер, — юноша поднял взгляд своих пронзительных сапфировых глаз, что не потеряли свой цвет с возрастом, на вставшего со своего кресла Вейдуна. — Как и всегда, идешь быстрее моего плана, — даже не глядя на учителя, которого Натаниэль опрокинул на землю, старик махнул рукой, прогоняя его, как назойливую муху. — Вы должны были уже привыкнуть к этому, — позволил себе ухмылку Натаниэль, тяжело дыша и восстанавливая дыхание. Практика длилась уже третий час, и это была первая его победа. Спина подростка, вероятно, превратилась в один сплошной синяк. Хотя, таковой она стала еще в третий день его приезда. — Мне всегда казалось, что вы проявляете ко мне свой интерес именно потому, что я неординарен. — Разумеется, — Лю окинул его взглядом с голову до ног, словно оценивая состояние, после чего кивнул. — Приведи себя в состояние покоя, помойся, а потом поговорим. Я буду ждать тебя за столом, как и всегда.       Приняв инструкции, Натаниэль развернулся на пятках и пошел к своему любимому камню у небольшого пруда. С самого первого приезда, когда Лю только учил его успокаивать тело и разум, мальчику понравилось слушать звуки природы, но особенно ему приглянулся валун, на котором ветер всегда шевелил волосы, давая вздохнуть полной грудью. Тогда, четыре года назад, забраться туда у Натаниэля получалось не с первого раза из-за маленького роста, однако теперь движение стало почти автоматическим. Привычным. Как и все вокруг: от сыхэюань до необычного сада, от ношения ханьфу каждый божий день до тренировок в одежде, которая напоминала ту, что носили шаолиньские монахи, только в черном цвете.       Устроившись на камне, сняв потный верх и оставшись в одних штанах, Натаниэль закрыл глаза и сделал первый вдох, сосредотачиваясь на своем теле. Он научился чувствовать самого себя в совершенно ином ключе. Кончики пальцев на ногах, каждая мышца спины, движение ребер при каждом вздохе, биение сердца и пульсация крови, когда пульс был слишком высоким — он ощущал их. Иначе Натаниэль стал чувствовать и запахи, слышать звуки, ветер. Это заняло время. Но он научился наслаждаться этим, теряя счет времени, полностью очищая сознание.       Как сейчас Натаниэль помнил апрель четыре года назад. Тогда они с Александром и Кейтлин не знали, что произошло. Тогда они не понимали, почему Ичиро явился в их дом вновь. Тогда они с Китти были объяты желанием вышвырнуть этого гаденыша прочь, несмотря на то, что после инцидента с лошадьми они с Александром договорились затаиться. Наверное, они и могли бы сделать что-то. Что-то рискованное, глупое и необдуманное. Но Александр взял бразды правления в свои руки. Оглядываясь назад, юноша должен был признать, что был недостаточно восхищен своим старшим братом, который сделал выбор и направил энергию младших в верное русло, приняв взвешенное решение. Натаниэлю, который уже тогда чем-то смог заинтересовать Вейдуна, было отдана часть плана касательно Китая. Он должен был сблизиться с Лю, должен был научиться у старика всему, что тот готов был ему предложить, должен был стать сильнее. Мальчик был не против. Вейдун был интересным собеседником, умел заинтересовать и учить. Поэтому, когда ближе к лету мама словно невзначай спросила, не хотел бы Натаниэль провести один месяц лета в Пекине, как год назад все три в Тоскане, он без промедления согласился.       Ожидания, правда, оказались далеки от реальности. Конечно, разговоры с Лю были интересными, как и в первую их встречу. Он медленно знакомил своего маленького гостя с распорядком дня в доме, рассказывал про традиции… пока у них не состоялся один разговор: — Натаниэль, как думаешь, кем ты станешь? — они сидели в беседке в саду, и Вейдун учил мальчика играть в сянци, которые казались ребенку куда сложнее, чем шахматы. — Не знаю, — честно ответил он, делая ход. — Думаю, у меня еще есть время узнать. — М-м-м, верно, — задумчиво протянул старик. — Ты же понимаешь, что, пусть Стюарт тебя и принял, как и твои кузены, его сыном тебе не быть. Ты шестой в линии наследования. — Я знаю. Я Хэтфорд, но я племянник. — Лучшее, что тебя ждет — роль силовика и второй руки брата, потому что первым всегда будет Веллингтон. — Это я тоже знаю. — И тебе этого хватит? — Вейдун оторвал взгляд от доски, с любопытством глядя на ребенка, на лице которого плясала шальная улыбка. — Нет, верно? — Вы меня знаете, — кивнул Натаниэля, а его хитрые глаза сверкнули. — Да, этого мне было бы мало. Но, думаю, я найду свой путь, — он сделал свой ход, защищаясь от выстрела пушки. — Даже не сомневаюсь в тебе, — Лю с наслаждением посмотрел на сделанный мальчиком ход, одобрительно кивая. — Ты не такой, как остальные дети семей, Натаниэль. Ты уникален. Даже не представляешь, насколько. И я очень хочу узнать, насколько уникальным ты можешь быть. — Я тоже хочу узнать, как далеко смогу зайти, сэр. Я не наследник, не сын главы и даже не дочь. Для других я никто, — с болезненной ухмылкой он вспомнил Натана, а потом и Ичиро, что назвал его поведение более близким к Веснински, чем к Хэтфордам. — Но мы сами решаем, разве нет? — Поэтому ты мне так нравишься.       Оглядываясь назад, Натаниэль понимал, что это было именно тем, что Вейдун хотел от него услышать. Тот разговор послужил катализатором, спусковым крючком, после которого все пришло в движение. Сначала Лю просто водил его по городу, уча подмечать следы нелегального бизнеса, рассказывал, как сети семей обычно оплетают города и страны… Но день ото дня они спускались все ниже. Натаниэль впервые увидел нищету. Настоящую, страшную, голодную, жестокую и пугающую, ту, которую тогда еще ребенок никогда не видел. Он жил в иллюзиях и сказке, в красоте, тепле и заботе. Он не знал, как выглядит настоящая жизнь. А Вейдун с готовностью ему ее показал. Как показал он ребенку и все, чем на самом деле занимались их семьи. До сих пор Натаниэль помнил, как несколько ночей подряд просыпался от кошмаров после того, как Лю привел его в наркопритон. Те болезненные люди с пустыми глазами, сгнившими зубами, выпадающими волосами, язвами на коже…       За первый месяц Натаниэль увидел все. Вейдуну, казалось, было плевать, что ребенку лишь десять лет. Он показывал правду без утайки и прикрас, тогда как мальчик стоически смотрел, впитывал знания, какими бы отвратительными они ни были.       Когда пришло время уезжать, Натаниэль спросил, может ли остаться еще на два месяца до начала учебы. И он мог поклясться, что глаза старика жадно вспыхнули на мгновение, когда тот услышал слова ребенка. Вечером, когда мальчик переговорил с матерью и дядей по телефону, обсудив все, они с Лю сидели за столом, ужиная и обсуждая, почему Натаниэль принял подобное решение. Вейдуну по какой-то причине очень нравилось слушать размышления мальчика, хотя, насколько тот мог судить, он не сильно отличался от сверстников и уж тем более не мог быть интереснее детей самого Лю, что давно были уже взрослыми людьми. Однако по какой-то причине это было так.       В тот вечер старик и предложил обучать его. По-настоящему, а не проводя экскурсии. Натаниэль согласился. Он не имел привычки ставить свои уже озвученные и принятые решения под сомнения, шел вперед, не оглядываясь, зная, что прошлое не изменить, но вспоминая тот вечер… Это было наивно и самонадеянно. Мальчик проклинал себя за это всю следующую неделю, живя на улицах города и узнавая, насколько он на самом деле был готов сражаться за свое не просто будущее, а банальное существование, каким бы презренным и отвратительным оно ни было. Логика подсказывала, что Вейдун не вышвырнул бы его на улицу просто так, не обеспечив безопасность, но психику было не успокоить. Не когда он голодал и страдал от жажды в жаркие дни, ртом ловя капли дождя и воруя из какого-то маленького магазинчика; не когда мерз ночами и узнавал, что асфальт и земля не такие холодные, если положить несколько слоев картона; не когда не мог даже попросить у кого-то помощи из-за незнания языка; не когда от него грязного шарахались в сторону, морща нос… Не когда стоял над бездыханным телом пьяного ублюдка, что затащил его в узкий темный переулок. Натаниэль уже не помнил его лица. Не помнил, что именно произошло. Не помнил, где именно это произошло. Он помнил, как его схватили за тонкое запястье, потянули в темноту, а потом почти швырнули на землю, говоря что-то на чужом языке. Он отбивался, как мог, а потом под руку попалась какая-то бутылка. Удар об землю, оглушительный звон осколков и… то, что осталось от стеклянной бутылки, вонзилось в глотку напавшего.       Тогда он узнал, как сильно хочет жить и на что на самом деле готов пойти ради самого себя; что умирают очень просто; что даже сильный может пасть от рук слабого. Тогда он вспомнил, как кровь ощущается на ладонях, и как она впитывается в светлую одежду, со временем темнея до отвратительного коричневого цвета.       Натаниэль знал, что это было не правильно. Он помнил, как испугался самого себя и убежал прочь, а потом забился куда-то в угол в истерике, глядя на свои дрожащие руки в крови. Только вот когда все первые эмоции прошли, мальчик испытал страшное чувство — удовлетворение от того, что ублюдку досталось по заслугам. Натаниэль догадывался, что тот человек хотел с ним сделать, поэтому так яростно отбивался. И когда к рассвету он пришел в себя… то уже не чувствовал вины.       Когда неделя ада на улицах закончилась, Вейдун вернул его в дом. Тогда мальчик походил на дрожащего побитого щенка. Грязный, голодный, заболевший и озлобленный. Одежда превратилась в обноски слишком быстро, в глазах ярость и ненависть… Он разве что не рычал. Только вот ни на Лю, ни на его людей это не произвело никакого эффекта. Натаниэля тогда отмыли, согрели, отпоили, накормили и впервые одели в черный ханьфу с красными деталями. Его не трогали несколько дней, давая прийти в себя, понять, что он снова в подобии безопасности… словно мальчик и правда был одичавшим зверьком. А потом Вейдун сам пришел к нему.       Что Натаниэля удивило — первое, о чем они заговорили, было не убийство, а то, что Лю объяснил через пройденный мальчиком опыт поведение Натана. Он говорил и говорил, рассказывая о патологиях и отклонениях психики, о паттернах поведения, о травмах… о том, что любую слабость можно превратить в силу. Натаниэль снова был в ярости. Он ненавидел то, через что его заставили пройти. И все же не мог не признать, что… его мышление стало приземленнее. Его словно ударили о землю, чтобы он узнал, что такое гравитация. Не для того, чтобы он больше никогда не мог взлететь, а чтобы знал, как больно падать и какие острые скалы внизу.       А потом начались тренировки и обучение. Совсем не похожие на те, что устраивал Уильям. Вейдун сам проводил их, сам составил расписание и программу. Утро начиналось на рассвете. Много внимания Лю уделял балансу тела, самоощущению, принятию, контролю, но не забывал и об умственном развитии. Казалось, он делал все, чтобы как можно эффективнее и быстрее развить ребенка, который походил на глину, попавшую в руки к талантливому мастеру. Сотни игр в го и сянци, обучение искусству каллиграфии, изучение путунхуа, познание культуры, истории, политики, привыкание к традиционной одежде, которую носили все в доме, изменение питания… и долгие разговоры. Не понимавший и не принимавший все это в начале Натаниэль к концу лета мог честно признать, что пристрастился и изменился. Подстроился.       На следующее лето он вновь улетел в Китай на три месяца, а потом попросил маму отправить его в Пекин еще и на зимние каникулы сразу после празднования Рождества с семьей. Мэри выглядела обеспокоенной, но ничто не говорило ей о том, что сына заставляют. В сапфировых глазах она видела только решимость, азарт и искреннее желание. Это тоже тревожило ее, но у женщины не было ни одного аргумента, чтобы запретить ребенку то, чего он хотел. Натаниэль рос сильным, здоровым и целеустремленным мальчиком. Ничто не говорило ей о том, что Вейнун промывал ребенку мозги, мучал или настраивал против семьи, как бы она ни искала звоночки, которые могли намекнуть на подобное. Единственное — мальчик никогда не рассказывал в деталях о том, чем занимался. Лишь упоминал о разных прогулках, играх в го, разговорах…       Выскользнув из воспоминаний, прекрасно понимая, что это ошибка — не оставлять свое сознание абсолютно чистым — Натаниэль решил, что наверстает упущенное перед сном. Он мог простить себе эту маленькую шалость. Все, чего ему сейчас по-настоящему хотелось — душ и свежая одежда. Дойти до своих комнат юноша смог бы и с закрытыми глазами, столько раз он уже проделывал этот путь от камня до ванной. Сбросив пыльную форму, он ступил под горячие струи, вздрагивая от удара капель по голым плечам. Уставшие мышцы немного капризно ныли, как и несколько царапин на спине, но это должно было скоро пройти. За прошедшие годы Натаниэль привык к любым нагрузкам, какими бы те ни были.       Вейдун был строгим учителем, но справедливым. И результаты не заставляли себя долго ждать. Натаниэль уже говорил на мандаринском, пусть и не так свободно, как хотелось, мог читать и даже немного писать. Его тело было развитее, чем у многих сверстников. Тренер по экси в школе не переставал хвалить его и ставить в пример остальным, что вот как помогает поддерживать здоровье спорт, тогда как Китти только усмехалась, глядя из-под бровей на брата, который даже в Англии вставал ни свет ни заря, делал дыхательные практики, а потом комплекс упражнений. Натаниэль не был самым высоким из своих одногодок, но в последний год, в связи с начавшимся переходным возрастом, начал постепенно набирать мышечную массу. Круглый отличник, вместе с сестрой перепрыгнувший через класс, благодаря высоким достижениям по учебе и высокой успеваемости, спортсмен, полиглот, к четырнадцати годам говоривший на четырех иностранных языках, пусть и на разных уровнях, член шахматного клуба, пример для подражания… идеальный, как не уставали восхищаться, казалось, все учителя. Каждый раз слыша эти восхваления, Натаниэль не мог не смеяться над этим в собственных мыслях. Знали бы они цену всему этому.       Вытеревшись и кое-как подсушив полотенцем волосы, парень взял чистый ханьфу, что так приятно ложился к телу. Не без улыбки он вспомнил, как в первый месяц путался в ткани и ему помогала одна из правнучек Вейдуна. Даже к широким рукавам он со временем привык, пусть и предпочитал надевать наручи зимой, а летом заматывать ткань кожаными шнурками. Походя мимо зеркала, Натаниэль окинул свое отражение беглым взглядом. Его рост уже достиг ста шестидесяти трех сантиметров, черно-красный ханьфу подчеркивал подтянутую фигуру, что становилась все более и более выраженной, яркие сине-голубые, как мама любила говорить, сапфировые глаза ничуть не поблекли с возрастом, лицо почти потеряло всю детскую припухлость, и начали отчетливо проглядываться ровные, точеные, чисто Хэтфордские черты, а рыжие волосы с годами потемнели, приобретя чуть более насыщенный и глубокий цвет. Зная любовь сестры к своим густым волнам — ее безмерно успокаивало расчесывать пряди пальцами, когда парень укладывал голову ей на колени — Нат давно не стригся коротко, и сейчас ему все время приходилось собирать передние пряди в небольшой хвостик. — Прекращай любоваться, дед ждет тебя, — послышался насмешливый голос за спиной, говоривший на английском. — Хуэйцин.       Глазами он нашел в отражение молодую девушку, что стояла в дверном проеме. Одна из старших правнучек Вейдуна, которая помогала ему осваиваться здесь с первых месяцев, стала ему если не другом, то хотя бы неплохой знакомой. Недавно ей исполнилось восемнадцать, но она не спешила покидать семью, а Лю — выдавать ее замуж. Он ценил ее не за красоту — девушка была далековата от стандартов Китая, но не то что бы ее это волновало — а за острый ум, внутренний стержень и решительный характер. — Не рад меня видеть? — с вызовом спросила она, вскинув подбородок. — Как я смею, — усмехнулся Натаниэль, поворачиваясь таки к девушке лицом. — Черное с золотом? — не укрылся от внимания парня новый цвет одежды, который в этом доме имел большое влияние. — Добилась таки? — Разумеется, — с гордостью кивнула Хуэйцин. — Ни секунды в тебе не сомневался, — вместе они вышли из его комнат. — Прадед тебя ценит. — Да, но ты у него все еще в любимчиках среди людей младше двадцати пяти, — протянула девушка, идя в ногу с парнем, по родным комнатам. — Прислуга шепталась, что ты сегодня отличился. Что выкинул? — Победил учителя, — юноша расплылся в широкой хищной улыбке. — Снова. До мурашек интересно, кто же станет следующим.

***

— Да, я уже еду, Уилл, — оповестил Александр, сидя на заднем сиденье машины. — Добрались без проблем? — Да, все прошло хорошо. Что до проблем… — уголки губ юноши приподнялись в издевке. — С нами был Джузеппе. Он сам по себе ходячая проблема. — Наслышан, — в голосе Веллингтона проскользнули смеющиеся нотки. — Этот паршивец никогда не изменится. Весь в отца… Ладно, это головная боль Мартино и Джулиано. Стюарт будет ждать тебя в кабинете. После зайди ко мне. Тебя ждет сюрприз. — Ты же знаешь, что я не люблю сюрпризы, верно? — наследник Хэтфордов подозрительно прищурился. — Может, просто скажешь? — Выдыхай, — успокоил его Уильям. — Артур в городе. Хочет увидеться. — О! — Александр тут же расслабился и широко улыбнулся. — С радостью! Я тебе сегодня нужен? — Нет, идите проведите время вдвоем. Вы четыре месяца не виделись. — Спасибо, Уильям. — Давай, жду тебя в офисе.       Закончив разговор, Александр привалился к окну, закрывая глаза и позволяя себе немного подремать. Последние две недели были сумасшедшими и выматывающими, но он не мог собой не гордиться. Собой, Кейтлин и Натаниэлем. Они проделали огромный путь за эти четыре года и уверенно шли к поставленной цели. После того апреля, когда Александр подсмотрел кровный договор, он понял, что должен был делать. К сожалению, найти в библиотеке что-либо касательно подобных документов не вышло, а спрашивать у старших означало сразу показать, что где-то он такое уже видел. Не то чтобы это его сильно расстроило. Главной целью Хэтфорда стало обучение у отца. Он ходил за ним хвостиком, проявляя интерес ко всему, что касалось дел семьи, упрашивая начать его обучать. Сначала Стюарт не соглашался, ссылаясь на возраст, но потом… Летом он дал свое согласие. Только вот Александр не сидел рядом с отцом, который бы рассказывал ему, что и как работает. Нет, двенадцатилетний ребенок оказался под крылом Веллингтона и стал буквально мальчиком на побегушках. Никаких привилегий или поблажек.       Отец сказал тогда, что если сын правда хочет научиться, то должен начать с самых низов — носить чай, передавать документы из отдела в отдел и так далее. Александр всегда стоял за спиной Уильяма, как маленькая тень, слушал и безукоризненно выполнял любые поручения, как бы сильно ему ни хотелось бросить все это. Было скучно. Было тяжело. Он уставал так, что, возвращаясь с отцом домой, даже не ужиная, заваливался спать. Но иногда, пробегая мимо Стюарта с очередным поручением или передавая ему документы, Александр ловил краем глаза одобряющую и гордую улыбку отца. Она давала мальчику силы не сдаваться, подпитывала и взращивала уверенность в том, что он не просто делает правильные вещи, но все это еще и не зря. Только со временем ребенок понял идею. Выполняя эти мелкие задания, он многое узнал о людях и самом процессе деятельности всех отделов, в которые его посылали передать документы или слова начальства. К концу первого лета Александр знал, кто где работает и чем занимается, кто о ком и что думал, но что еще важнее — он узнал цену человеческому труду. На первый взгляд все, что он делал, было просто и даже примитивно, ему буквально было без пяти минут тринадцать, но даже он справлялся. Однако это оказалось очень энергозатратно. И на удивление познавательно, если быть достаточно внимательным. К своему тринадцатому дню рождения он уже понимал, почему и зачем отец приставил его к Веллингтону и именно в такой роли. И был благодарен.       В четырнадцать он уже и вправду помогал Уильяму. Принося документы, а с ними и необходимую информацию, Александр докладывал обо всем на других этажах. Он передавал задания работникам, обретя голос, и решал мелкие проблемы, уже зная, в какие отделы идти за советами или кому поручить ту или иную задачу. Да, Веллингтон следил за ним, но позволял это, страхуя и подсказывая, если подросток был не уверен или нуждался в помощи.       В пятнадцать Александр получил право голоса на собраниях. Разумеется, как и прежде, он лишь стоял за спиной Уильяма, но теперь он мог наклониться к наставнику и высказать свое мнение шепотом. Несколько раз Веллингтон даже кивал ему в сторону остальных присутствовавших, тем самым прося высказаться вслух, чтобы слова юноши услышал каждый, считая дополнения, внесенные Александром, достойными и стоящими всеобщего внимания. В те разы Стюарт гордо улыбался, глядя на своего сына, кивая в такт словам, явно одобряя.       Сейчас Александру было шестнадцать, через три с копейками месяца должно было исполниться семнадцать, и он вернулся с первого задания, куда его — наследника Хэтфордов — и двойняшек — наследников Ломбарди — отправили одних. Без подстраховки, без старших, которые принимали бы решения за них. Самостоятельно. Джулиано и Джузеппе было девятнадцать, и они неплохо ладили, нередко встречаясь на официальных мероприятиях и иногда на каникулах, так как Стюарт, Мэри и Мартино любили проводить время в компании друг друга. Поэтому, уже хорошо поладившие за прошедшие годы, они и справились в Афганистане на переговорах с «Золотым полумесяцем», пусть изначально к ним и отнеслись пренебрежительно и с насмешкой из-за юного возраста. Только вот ни Александра, что даже глазом не повел, слыша не особенно завуалированные оскорбления, ни на Джулиано с Джузеппе, что лишь переглянулись между собой с забавляющимися ухмылками, попытки надавить не подействовали. Им было не стыдно улетать с докладами для отцов. Им было чем гордиться.       Когда машина остановилась и водитель открыл дверь, Александр не смог сдержать радость, глядя на уже любимую высотку. Официально, конечно, в здании на разных этажах были разные компании, но все они так или иначе принадлежали Хэтфордам. Пройти через охрану, подняться наверх, поздороваться со знакомыми работниками… — Алекс! — радостный голос со стороны заставил молодого человека остановиться и повернуться с широкой улыбкой на лица. — Тетя Мэри, — выдохнул он, принимая объятия и поцелуй в щеку. — Когда ты вернулся? — она чуть отстранилась, но продолжила держать его за плечи. Даже будучи на каблуках, Хэтфорд была чуть ниже своего племянника и просто не могла нарадоваться, глядя на то, каким красивым и замечательным мужчиной он становился на ее глазах. — Я думала, вы с Джулиано и Джузеппе еще пару дней будете в командировке. — Закончили чуть раньше. Все прошло отлично. Я как раз иду к отцу. Присоединишься? — Я бы с радостью, но я уже почти убегала, — призналась она. — Мы с тобой чуть не разминулись. В конце июня должен пройти аукцион, нужно решить пару проблем. — Нужна помощь? — тут же посерьезнел Александр, готовый отложить встречу с Артуром, если тете требовалась его поддержка. — Нет, не нужна. Иди к отцу. Будешь дома к ужину? — Хоуп мне не простит, если я опоздаю, — юноша сжал пальцы тети в маленьком прощании. — Звони, если что-то понадобится. Я весь день буду в центре. — Алекс, — Мэри покачала головой, ласково глядя на юношу перед собой, — сколько раз мы со Стюартом тебе говорили на взваливать все тяготы мира себе на плечи? — Я перестал считать, когда мне исполнилось четырнадцать, — рассмеялся он. — Увидимся на ужине. Не хочу заставлять отца ждать.       Мэри вздохнула, провожая взглядом молодого человека, что двинулся дальше, в сторону кабинета главы семьи. Как сегодня она помнила тот день, когда прижимала к себе плачущего и тоскующего по умершей матери мальчика в зале дома после игры на фортепьяно, а теперь… Александр превратился в высокого, статного и крепкого молодого мужчину, так сильно походившего на своего отца. Те же пшеничные волосы, лишь на пару тонов темнее, чем у Стюарта, яркие живые зеленые глаза, крепкая фигура, благодаря постоянному спорту — юноша никогда не забывал слов своего врача после перелома позвоночника о том, что, если не будет следить за мышечным корсетом, в седле ему не сидеть — и даже стиль одежды был точно таким же, пусть и с добавлением интересных деталей и изредка интересных уникальных деталей.       «Идеальный наследник» — восхищенно говорили они. «Молодой лев» — за спиной называли юношу они. «Как Хэтфордам повезло» — шептали они. И все это было правдой. Только вот и Мэри, и Стюарт видели ситуацию целиком. Помнили, как годы назад, после того инцидента с лошадьми и поездки в музей, что-то в их детях изменилось. Они притихли. А потом, когда в апреле был подписан кровный договор, о существовании которого знали лишь шесть человек во всем мире, их дети начали себя вести иначе. Это не бросалось в глаза, но все же было заметно, особенно сейчас, спустя четыре года. Можно было бы списать все на простое взросление, но Стюарт и Мэри не были так наивны, чтобы верить лишь в это. Они не видели, чтобы изменения были отрицательными, скорее наоборот, но все равно, как могли, старались держать руку на пульсе. Оба чувствовали, как дети словно отдаляются от них, при этом оставаясь рядом.       Вздохнув и уняв свои тревоги, Мэри пошла в сторону лифта. Каждое лето она собиралась работать как можно больше, чтобы не замечать того, что Натаниэля снова нету дома, как и Кейтлин. Дома вообще словно никого не было. Кроме Хоуп и их со Стюартом. Хорошо хоть Александр вернулся, но даже так… он тоже постоянно был занят делами и появлялся разве что на завтраках и ужинах, предпочитая работать в тишине и уединении.

***

— Артур! — Александр крепко обнял друга, похлопывая по плечу. — Черт, ты еще массы набрал?! — Я должен быть в хорошей форме, — усмехнулся младший Веллингтон, отстраняясь и широко улыбаясь другу. — Мистер Хэтфорд, — он показательно поклонился Александру, вызывая него звонкий смех. — Прекращайте этот балаган, мы все-таки в офисе, — с ласковой улыбкой прервал воссоединение своих оболтусов Уильям, радуясь, что у этих двоих сложились такие крепкие и теплые отношения. — Ты встретился с отцом? — Да. Он остался доволен, — оторвав взгляд от друга, ответил Алекс. — Если трудности и были, мы с Ломбарди справились. — Уверен, отец гордится тобой, — одобрительно кивнул Веллингтон, а потом посмотрел и на своего сына. Да, он тоже, как и Стюарт, гордился своим наследником. — Идите, проветритесь. Вы давно не виделись. — Давина? — словно не слыша разрешения, спросил Артур. — У нее репетиция. Через три дня выступление. — Черт, не успею, — губы молодого человека раздраженно дернулись в гримасе. — Я могу попросить, чтобы тебе дали пару лишних дней, — предложил Уильям, зная, как сына злило и удручало то, что он не мог поддерживать младшую сестру из-за службы. — Нет, не хочу особого отношения, — качнул головой тот, вскинув подбородок и расправив плечи. — Я сам спрошу у начальства, и если откажут, ничего страшного. — Мы с Хоуп будем там за тебя и отправим видео, — пообещал Алекс, крепко сжав плечо друга. — Она знает, что ты любишь ее, поддерживаешь и приезжаешь, когда можешь. — Этого мало. — Поехали, — Хэтфорд потянул Артура из кабинета Веллингтона старшего. — Отдохнем, а, когда у Давины закончится репетиция, подхватим ее и погуляем все вместе, — Алекс обернулся на Уильяма, одними глазами спрашивая разрешения, на что мужчина кивнул с одобрительной улыбкой. Даже если бы его пятнадцатилетнюю дочь забирал только Александр, он уже был бы спокоен, а, когда рядом будет еще и Артур… его девочка была более чем в безопасности с ними двумя.

***

— Чтоб тебя! — выкрикнула Кейтлин, ударив рукой по песку и тяжело дыша. — Поднимайся, лисенок, — Джузеппе протянул подруге руку и, когда та ухватилась, дернул ее наверх. — У тебя получается все лучше. — Смешно, — она скептически посмотрела на широко улыбающегося парня, а потом, раздраженно закатив глаза, подошла к креслу и рухнула в него. — Тебе четырнадцать, так что ты и правда молодец, — заметил Джулиано, сидевший за бумагами за тем же столом, что обычно занимал отец. Неаполь стал им всем домом и летом тоже. — Или ты ждешь, что сможешь победить Джузеппе, которому едва до подбородка достаешь и уступаешь в опыте пять лет? — Я не виновата, что вы, два амбала, уже со своего отца ростом! — всплеснула руками Хэтфорд. — И Нат бы выиграл, — с благодарным кивком она приняла от Джузеппе, присевшего на подлокотник ее кресла, бутылку с водой. — Ты слишком хорошего мнения о своем брате. — Да, возможно, — Кейтлин криво усмехнулась, вспоминая тренировки Мышонка и решив не говорить, что несмотря на то, что Ломбарди был на пол головы выше ее брата, тот бы, вероятнее всего, все равно уложил парня на лопатки меньше чем за минуту. — Просто хочу быть лучшей хоть в чем-то, — призналась она, а потом, тряхнув головой и отогнав непрошеные мысли, сменила тему. — Так вы расскажете, как прошла ваша поездка с Алексом в Афганистан? — Плодотворно? — попытался подобрать верное слово Джузеппе, поднимая взгляд на старшего брата. — Мы не облажались, что уже победа, учитывая их нравы, — согласился Джулиано. — Я уже отправил отцу отчет. Он сейчас застрял в Испании. Гарсия Альварес де Толедо попросил отца о помощи, чего не происходило уже давно. В Каталонии снова волнения и намного сильнее, чем раньше. Все выходит из-под контроля. Кто-то явно помогает извне. Там как-то замешана семья Моро, так что, думаю, он попросит твоего отца или тетю приехать и помочь со всем этим беспорядком. — Моро? — Кейтлин навострила уши. — А что, у нас теперь Францией другая семья управляет? — саркастично спросил Джузеппе, плюхаясь прямо на пол, спиной упираясь в колени подруги. — Отец говорил, что нашел какие-то следы, свидетельствующие о том, что Моро приложили к этому руку. Не знаю, что именно они сделали, но насколько я понял, это было несанкционированное действие, не согласованное с Хэтфордами. — Конечно, нет, — фыркнула Кейтлин. — Папе нет резона ссориться с вашим отцом. — Но волнения есть, — пожал плечами Джулиано. — Это надо решать. — Ты с нами на сколько? — полюбопытствовал Джузеппе, стащив со стола один из планшетов с документами, ища что-то. — Еще не уверена, — задумчиво протянула девушка, распуская волосы, которые до этого были собраны в мучок. — Как минимум на месяц, полагаю…       Пока ее братья тренировались каждый, в чем был хорош — Нат в физической силе и стратегии, а Алекс в управлении и бизнесе с отцом, Кейтлин пришлось сложнее. Она не знала, чем могла помочь и что сделать. То, что ей порекомендовал старший брат — стать другом двойняшек Ломбарди — казалось слишком простым и обычным. Эти двое были приветливыми и открытыми для нее. Да, она проводила лето с ними, но это никак ей не помогало. Просто у нее было два хороших друга, которые заботились о ней, опекая как младшую сестру, ведь Лети с головой ушла в танцы, а потом и актерское мастерство, которое у нее заметил один из постановщиков в театре, когда она выступала там со своей командой. Темный мир совсем не интересовал Летицию, поэтому она все больше и больше отдалялась от своих братьев, которые, наоборот, сблизились с отцом и начали исследовать все, что их окружало в Неаполе, нередко попадая в передряги.       Такое бессмысленное развитие отношений с двойняшками продолжалось бы и дальше, пока на втором месяце лета четыре года назад Кейтлин не заметила за собой особенность — из-за своего нестабильного настроения, которым она училась управлять, девочка начала легко и быстро понимать, что чувствуют окружающие, с поразительной точностью определяя эмоции. Тренировалась она на Ломбарди. Были ошибки, были неудачи, но она училась. В школе она начала практиковаться понимать, что чувствуют и думают люди на самом деле, пробовала управлять массами, настраивая учеников друг против друга, предугадывала их действия, исходя из эмоций, а на каникулы направлялась в Италию.       Летом, когда им с Натом было по 11 лет, она на неделю решила слетала в Пекин к брату, скорее из любопытства, да и скучала она безумно, не привыкшая расставаться с ним на такой долгий срок, как три месяца. Тренировки, которые проходили у Ната, ее ужаснули, но она не сказала ни слова, видя упрямство в синих глазах. Заставляли ли его перебирать перемешанные крупы под палящим солнцем, не позволяя сделать ни глотка воды, требовали ли медитировать часам с пиалой чая на голове, которую нельзя было разбить, упражнялись ли с ним целый день под дождем. Это не имело значения. Натаниэль терпел все, идя вперед. И она не имела права мешать ему или сбивать, высказывая свои опасения. Однако ее удивило, как легко она вписалась в новое общество. Тогда она поняла, что это ее сила.       На очередном приеме, на который она попросила Мэри позвать всех детей семей, потому что «было бы здорово узнать кого-то, кроме Ломбарди», она познакомилась с младшими сыновьями Белова. Да так хорошо, что позже, весной, Стюарту пришло приглашение для Кейтлин провести в Москве лето. В России она пробыла два месяца, а в августе отправилась в Италию к Джулиано и Джузеппе.       Так она стала другом мира, актером, меняющим маски и втирающимся в доверие, шпионом и переговорщиком, приносившую Александру всю собранную информацию, которую тот потом иногда передавал и отцу, если считал необходимым. Милая симпатичная девочка, притворяющаяся идиоткой или кем угодно еще — Кейтлин была той, кто легко располагал к себе и не привлекал особого внимания, при этом будучи в самом центре событий. Все всегда говорили о ее братьях, восхваляли их достижения, пророча разное будущее, тогда как сама девушка… Стояла рядом и слушала с улыбкой на губах, неизменно повторяя, что она лишь дочь, которая играет в экси и любит заводить новых друзей. Ей было не важно, что другие могли считать ее посредственностью. Она была полезна Александру, ее любили ее братья и младшая сестра — это все, что имело значение. — Как там младший Морияма? — вопрос Джулиано вырвал девушку из размышлений. — Был у нас месяц назад. Весь в делах. Папа даже отвел ему один кабинет в офисе. Мы с ним почти не пересекались, — практически не соврала девушка. — Ну и хорошо, — фыркнул Джузеппе. — Он мне чем-то маньяка напоминает. От одного его вида передергивает. — Ты предвзят, — улыбнулся младшему брату Джулиано. — Но, признаю, мне он тоже не очень нравится. Слишком… пресный. В нем словно ничего живого нет. — У наших семей неприязнь к Морияма в крови, — улыбнулась Кейтлин, поднимаясь на ноги и переступая через Джузеппе. — Не знаю, какие у вас планы, но я хочу в душ, а потом перекусить к дедушке Аурелио. Я по нему соскучилась. Пойдете со мной? — Да, я к тому времени как раз закончу, — подтвердил Джулиано. — Кстати! — Джузеппе щелкнул подругу по икре, заставляя обернуться. — Мы вечером планируем пойти проверить казино. Хочешь составить нам компанию? — Разумеется! — Ей четырнадцать, — шикнул на младшего брата Джулиано, представляя, что с ними сделают Хэтфорды, если узнают. — Да ладно тебе, мы же будем с ней, — отмахнулся тот. — И сколько раз она уже с нами где только не была. Расслабься. — Вот поэтому ты мой любимый Ломбарди, — Кейтлин порывисто обняла Джузеппе за плечи и чмокнула в макушку. — Буду готова где-то через полтора часа! — бросила она, направляясь в сторону лестницы, что вела с крыши вниз, внутрь дома. — Ей четырнадцать, — прорычал Джулиано, яростно глядя на широко ухмыляющегося брата. — Даже не думай. Сделаешь это, и я лично оторву тебе яйца раньше, чем Алекс, Нат, Стюарт или отец успеют до тебя добраться. — Фу, — тут же сморщился младший, с презрением глянув на брата. — Ты меня за кого принимаешь, а? Она же ребенок. Господи, отвратительно, — Джузеппе скривился больше, чем прежде. — Я это представил. Вот нахрена ты вообще это сказал?! — Тогда что это было за выражение лица? — чуть остыв, спросил Джулиано. — Ты дурак? Я, конечно, люблю эту мелкую, но то, о чем подумал ты — омерзительно. Просто когда она такая довольная — я тоже доволен. И не говори, что с тобой не так же.       Войдя в свою комнату и закрыв дверь на замок, Кейтлин выхватила телефон и набрала третий номер на быстром наборе, направляясь прямиком в ванную. Они придумали эту маленькую хитрость, когда тогда еще девочке надоедало отсутствие возможности сразу передавать горячую информацию брату и общаться свободно, пока она не была дома. — Привет, — Александр ответил спустя двадцать секунд. — Проверь, чтобы я была не на громкой, — проинструктировала она, скидывая с себя одежду, входя в душ и включая воду. — Слушаю. — Ты, наверное, уже знаешь, что в Испании волнения из-за движения за независимость Каталонии, — Кейтлин говорила так тихо, что даже брат едва ли слышал ее слова, чтобы никакие записывающие устройства, если те были, не могли записать сквозь шум воды. В конце концов, пусть они и доверяли Ломбарди, маленькие параноики внутри не давали им покоя. — Мартино подозревает, что руку приложила семья Моро. Двойняшки сказали, что потребуется вмешательство кого-то из нашей семьи. Они не были взволнованы, но может быть и что-то серьезное. — Странно, ничего об этом не слышал, — задумчиво протянул Александр. — Моро уже давно начали отдаляться, но чтобы по сути пойти на предательство и бунт? Отец все списывал на неприязнь французов к англичанам и усилял контроль, но, кажется, там и правда что-то не так. Я узнаю поподробнее. Есть еще что-то полезное? — Летиция сейчас во Франции в театральной школе, — предупредила Кейтлин. — Вернется только через месяц. Это может стать проблемой. — Черт… Если начнется конфликт, она может стать прекрасной заложницей… Ей же сейчас… — Александру явно пришлось поднапрячь память, чтобы вспомнить, сколько лет девочке, которую он видел несколько раз в жизни, а последний больше четырех лет назад. — Тринадцать? — Почти пятнадцать, — поправила его Кейтлин. — Мне намекнуть Джулиано, что лучше бы вернуть сестру домой пораньше? — Пока что не надо, но пусть созваниваются с ней почаще. Еще не время предпринимать хоть какие-то телодвижения, да и мы с тобой не должны быть обо всем осведомлены, — девушка была готова поклясться, что брат недовольно покачал головой. — У тебя есть знакомые среди подчиненных Моро? — Нет, — виновато вздохнула Кейтлин, нанося шампунь на свои длинные волосы. — Они же никого с собой на те приемы не приводили. Я даже Жана видела только два раза, и то мельком. Могу невзначай спросить у Гринбергов, если хочешь. Я неплохо лажу с их дочерью, а она та еще сплетница и обожает подслушивать взрослые разговоры. — Если подвернется случай, — согласился юноша. — Пока постепенно будем собирать информацию. Без надрыва. Даже если Моро виноваты, не думаю, что будут резкие телодвижения с их стороны, если не провоцировать. Никому не нужна шумиха, когда затронута политика мирных. Если Моро и правда что-то затеяли, то делают все очень тихо. Мы поступим так же, — ненадолго повисло молчание, нарушаемая лишь шумом воды. — Нат на связь выходил? — Присылал пару фотографий и сообщений, когда только прилетел в Пекин, но на этом все, — с грустью пробормотала она, смывая кондиционер. — Ты же знаешь, когда он там, к телефону почти не прикасается и времени свободного совсем нет… Только тете Мэри отвечает всегда, чтобы сильно не волновалась и отпускала. — Я тоже по нему скучаю, — в голосе Александра отчетливо слышна была грустная улыбка. — Время быстро пролетит. — Ты каждый раз так говоришь, — буркнула Кейтлин, подставляя лицо под струи воды, стараясь скрыть боль. Каждая такая разлука с младшим братом давалась ей с трудом. Весь год они были неразлучны, а потом Натаниэль улетал и… Ей казалось, будто у нее оторвали не просто руку, а половину тела. — Мне нужно с кем-то связаться или встретиться? — Нет. Узнай, как там дела у Гринбергов и закончим на этом пока. Боффоры с Моро давно дела плотно не ведут, несмотря на достаточно длинную границу с их Бельгией. От Беловых новостей нет? — Дмитрий и Алексей соскучились и ждут меня в конце лета, рвутся навестить в Неаполе, но Джулиано гонит их в зашей, угрожая черной меткой для всей семьи, а Владислав весь в работе. — Хорошо. Тогда пока. Люблю тебя. — И я тебя.       Кейтлин даже не потянулась к телефону. После прощания брат сам сбросил вызов. Какое-то время девушка стояла под струями воды, а потом, оперевшись спиной о мраморную стену, сползла вниз, обнимая себя за колени, содрогаясь от распиравших эмоций. Она понимала, что так надо. Она понимала, что они выросли. Она понимала, что каждый из них троих отвечал за свою часть в развитии будущего семьи. Понимала, что это так или иначе должно было произойти. Но она скучала. По тем дням, когда они втроем бегали по поместью и катались на лошадях, по смеху и общим играм, по тому прекрасному лету в Тоскане, когда Ломбарди и Хэтфорды собрались все вместе. Она скучала по своим братьям. Да, в школе они с Натаниэлем вновь становились неразлучны, играли в экси, как и прежде, но это было не так, как когда-то. Не беззаботно. Не легко. О том, что осенью Александр поступит в выпускной класс, решив поскорее закончить с уже пройденной им самостоятельно школьной программой и поступить в университет, Кейтлин даже не хотела думать. Наверное, будет так же тоскливо, как когда выпустился Артур Веллингтон. Хорошо хоть Хоуп и Давина оставались с ними. Но даже так… она скучала. По своей дружной и крепкой семье. Сколько бы времени ни прошло… иногда воспоминания все равно захлестывали ее с головой.

***

— Mia fede.       Мэри улыбнулась, спускаясь по ступеням трапа, глядя уже на родного человека. Как всегда вне дома, в идеальном костюме, с укладкой, сытой ухмылкой на губах и букетом цветов для нее. — Тино, — вместо принятого уважительного приветствия, женщина шагнула в руки к Ломбарди, принимая теплые объятия и ласковый поцелуй в висок. — Я соскучилась, — едва ли не шепотом сказала она, с жадностью вдыхая любимый запах лимонов и моря, что теперь ассоциировался у нее только с ним. — Я тоже, — Мартино плотнее прижал ее к себе, покачивая в руках, расплываясь в самой широкой и искренней улыбке. — Даже слишком. Мы не виделись два месяца, — короткими поцелуями он начал осыпать ее лоб, скулу, волосы — все, куда мог дотянуться. — Ты хорошо долетела? В Лондоне все в порядке? — Да, — отстранившись, Мэри вновь подняла на мужчину счастливый любящий взгляд серо-голубых глаз. — Какие последние новости? — Может, не будем сразу углубляться в работу? — вымученно простонал тот. — Я и так уже четвертый день здесь мучаюсь. Поехали пообедаем, я уже забронировал столик, — подойдя к машине, Мартино галантно открыл для женщины дверь, пропуская вперед. — Так ждал меня? — с улыбкой поинтересовалась Мэри, садясь в салон. — Как иначе, — обойдя машину и сев рядом, Мартино привычным движением поймал ее руку, переплетая их пальцы и кладя букет пышных гортензий ей на колени. — Прости, что не смог приехать раньше, — он крепко поцеловал ее костяшки. — Я обязательно буду на аукционе в конце месяца, обещаю. — Мы же еще в начале договорились, что будем видеться по мере возможностей, — подсев вплотную и зная, что тонированное стекло посередине лишает водителя возможности видеть или слышать их, Мэри коснулась лица Ломбарди, заставляя посмотреть себе в глаза. — И это далеко не первый раз, когда ты вздыхаешь из-за того, что мы слишком редко видимся. Что происходит? — Ничего, — он обнял ее, прижимая к своему боку и целуя в волосы, словно изголодавшийся. — Не обращай внимания. У нас на завтра на десять утра назначена встреча с Филипе.       Мэри хмыкнула, расслабляясь в руках Ломбарди. Она уже давно выучила эту его весьма стандартную привычку переводить тему на работу, когда он не хотел говорить о чем-то. Хэтфорд и сама нередко грешила тем же, однако в этот раз собиралась все же чуть позже вернуться к этому. С Мартино и правда что-то происходило, в их отношениях что-то происходило, и она хотела знать что. Он был все так же нежен и внимателен — сомневаться в его чувствах или верности было бы верхом глупости. Ломбарди был слишком гордым, чтобы изменять за спиной, приравнивая подобное поведение к трусости, слабости и предательству, а эти черты в людях он ненавидел больше всего. Но что-то точно происходило, и Мэри хотела знать, что. — Насколько я помню, он Филипп, а не Филипе, — решив не акцентировать внимание на смене темы, поддержала разговор она. — Мне можно. Плюс, насколько я помню, вы и со своей королевой не особенно церемонитесь, — озорно улыбнулся он. Что-то не меняли даже годы… — Последнее время мы с ней сошлись на взаимной неприязни к Камилле, — фыркнула Мэри. — Да, я помню, как ты рассказывала, что она посмела сделать тебе замечание из-за цвета платья на свадьбе Уильяма и Кэтрин, — рассмеялся Ломбарди. — А то платье, между прочим, одобрила королева! Так что сидела бы лучше на своем месте и не высовывалась. — Ты же понимаешь, что в какой-то момент эта тетка сама станет королевой, да? — Боги, нет, — Мэри прикрыла глаза. — Надеюсь, Елизавета проживет дольше, чем Камилла. Терпеть эту самодовольную заразу не могу. — Думаю, она о тебе того же мнения, — прыснул Мартино. — Что Стюарт сказал на счет Моро? — Там и правда что-то не чисто, но работа тонкая, поэтому мы и не заметили раньше, так что понадобится время, чтобы разобраться и не наводить лишнего шума. С нашей стороны мы мало что можем сделать, так что, боюсь, вся работа ляжет на твои плечи. Стюарт просил передать извинения и обещание всячески содействовать. — Я в вас даже не сомневаюсь, — кивнул Ломбарди. — Разберемся, — он шумно вздохнул, прикрыв глаза и наслаждаясь моментом. — Задержишься ненадолго со мной? Филипе устраивает закрытый званый ужин. — Не могу, — с горечью призналась Мэри. — Я только на три дня. Да и на ужине короля чужой страны мне делать нечего. — Ты могла бы пойти со мной… — тихо предложил Мартино.       Ответить ей было нечего. Она и правда могла бы. Все и так уже давно шептались. На каком бы мероприятии они с Мартино не пересекались, после приветствия почти не расставались, словно их встречи были не случайностью, а Ломбарди был ее эскортом. За все годы, после побега от Натана, Мэри не была замечена ни с одним мужчиной — только с братом и главой Италии; Мартино, изменяя себе прошлому, теперь всегда появлялся в гордом одиночестве или с сыновьями; Если были какие-то дела между их семьями, ехал не Стюарт, а его сестра… Всем все было очевидно. Просто не было сделано ни одного «официального заявления». Даже Джулиано с Джузеппе фыркали, что они уже взрослые и отец может жениться на ком угодно, если хочет, хоть и продолжали при посторонних молчать об отношениях Мартино, помня старое обещание. Наверное, догадывались и младшие Хэтфорды, но в последние годы они были слишком заняты и не задавали вопросов. А может быть, они так привыкли к присутствию Ломбарди неподалеку, что даже не обращали внимания. Так или иначе, Мэри и правда могла бы остаться здесь с Мартино и пойти с ним куда угодно. Даже если бы у кого-то появились какие-то вопросы, он решит это.       И все же они оставили этот вопрос без ответа, проводя день вдвоем, равномерно распределяя время пополам между работой и простым общением.       Снова о разговоре Мэри вспомнила только входя следом за Мартино в королевский дворец Мадрида, не в силах отделаться от странного чувства на задворках сознания. Решив оставить все это на «чуть позже, когда смогу попросить честно и открыто поговорить», Хэтфорд сосредоточилась на реальности и предстоящей встрече. Идя по роскошным комнатам, она должна была признать, что этот дворец давил куда больше привычного Букингемского. Интерьеры были словно тяжелее и помпезнее, что вероятно происходило из-за большого количества золота, лепнин, бархата и гобеленов. В своем темно-зеленом платье футляре она совершенно не вписывалась в красно-коричневую с золотом палитру интерьера и разительно отличалась от встречавшихся по пути людей. — Как странно это должно быть, когда по твоему дому водят экскурсии из толпы туристов, — хмыкнул Мартино, бросив взгляд сквозь двери на группу зевак, рассматривавших что-то на потолке соседнего помещения. — Скорее некомфортно.       Добравшись, наконец, до королевского кабинета и памятуя о том, что она здесь в первую очередь как представитель семьи Хэтфорд, а не женщина, Мэри вошла следом за Ломбарди, про себя отмечая, что рабочее место монарха отличается от той показной роскоши, которую показывали туристам. Мебель из темного дерева, им же обиты стены и потолок, достаточно яркое освещение… Филипп VI встал навстречу гостям, тогда как за его спиной неподалеку стоял другой мужчина преклонного возраста, но еще сохранивший силу в плечах и взгляде. — Сэньор Ломбарди, — король протянул руку для рукопожатия, — признаюсь, не самая радостная причина для нашей встречи.       Мэри мысленно поблагодарила Ичиро за то, что тот иногда просил ее практиковаться с ним в испанском, иначе она бы давно позабыла этот неиспользуемый ею язык. Словно ей не хватало поддержания францзского, мандаринского, итальянского и японского, которые и так тяжелыми знаниями лежали в ее голове. — Да, ваша коронация была куда более приятной, чем нынешние события, — согласился Мартино, пожимая руку и поддерживая разговор на испанском. — Гарсия, — Ломбарди кивнул в приветствии мужчине, что стоял в отдалении, внимательно наблюдая за всеми в комнате, и ответом ему был медленный поклон. — Филипе, это Мэри Хэтфорд, младшая сестра Стюарта Хэтфорда, представляющая их клан. — Я, конечно, слышал, что британские львы весьма гордые люди, но не думал, что сэньор Хэтфорд настолько пренебрежет нами обоими, даже не явившись лично, несмотря на то, что его вассал едва ли не затевает революцию на территории Испании, — процедил король, краем глаз холодно глянув на Мэри, но при этом ведя диалог лишь с Ломбарди. — Осторожнее, — предупредил Мартино, с лица которого исчезли любые эмоции. — Выбирай слова, когда говоришь о представителе семьи Хэтфорд. Поверь, нам куда проще будет поддержать революцию, упразднить монархию и нажиться на этом, чем наводить порядок в твоей стране. — Угрожаете мне, сэньор Ломбарди? — Ставлю перед фактом. Я не потерплю неуважительного отношения к ней. — Мисс Хэтфорд, — перейдя на английский, обратился к ней Филипе, при этом все еще глядя лишь Мартино в глаза, — ваш брат уведомил вас о том, с какой проблемой мы столкнулись? — Ему и не пришлось, — нарочито на испанском, привлекая к себе внимание всех троих мужчин, отозвалась Мэри, не делая ни шага вперед. — Я прекрасно осведомлена как о том, с чего начался конфликт с Каталонией еще в далеком прошлом, так и о состоянии на сегодняшний момент. Мой брат занятой человек и прекрасно знает о моих способностях, поэтому и доверил это дело мне. Что бы я хотела спросить у вас, Филипп… Считаете ли вы меня некомпетентной или же вас не устраивает то, что я женщина? — Простите?! Ваш пол не имеет к этому никакого отношения! — Значит вы считаете меня некомпетентной? — учтиво улыбнулась она, словно подобное не было откровенным оскорблением. — Я не говорил этого. Вы переиначиваете мои слова, мисс Хэтфорд. — Тогда почему вы не довольны тем, что приехала я, раз за две минуты я смогла завести короля в тупик, переиначив его слова так, чтобы поставить себя в выгодную позицию вне зависимости от ответа? — Полагаю, теперь вы понимаете, что присутствие здесь мисс Хэтфорд скорее комплимент, чем оскорбление, — усмехнулся Мартино, обращая к Мэри обожающий взгляд. — Приступим?

***

      Встреча вместо предполагаемых пары часов заняла все четыре. Уставшие от постоянных сложных разговоров, Мэри и Мартино, решив, что экскурсия по дворцу — лишнее, направились бродить по улицам Мадрида. Камень и асфальт накалились от солнца за день, люди спешили кто куда, местные путались с туристами, всюду слышны были разговоры и жизнь. Грандиозные изысканные дома с башнями сменялись цветными стенами с прямоугольными окнами… Сухой воздух вызывал постоянную жажду, а отсутствие ветра не спасало ситуацию, что заставляло их нередко останавливаться в небольших ресторанчиках на улице, чтобы выпить воды, из-за чего Мартино не переставал шутить, хотя и сам снял пиджак и закатал рукава своей белой рубашки — оденься мужчина во все черное, так бы стал жертвой пекла — подставляя покрытые татуировками предплечья под лучи солнца.       Чтобы сбежать от удушающей жары, они зашли в центр искусств королевы Софии, где их особенно интересовали картины Дали, Миро и Магритта, а после, решив, что оба предпочитают более ранние полотна, направились в музей Тиссена-Борнемиссы, который был неподалеку. Мартино не мог не улыбнуться, заметив пару произведений живописи, что ранее представлялись на выставках и аукционах Мэри, ни один из которых он не пропускал и нередко находил какие-то экспонаты, зная, что те могут порадовать женщину.       На рынке Сан Мигель Ломбарди решил, что обязан найти, что может быть сносным для их перекуса, набирая все, что нравилось ему на вкус и запах, а потом, заметив, что ноги его спутницы, неизменно носившей каблуки на все официальные встречи, устали, вызвал им такси до Парка дель Ретиро, где до самых сумерок они сидели на ступенях Хрустального дворца у самой воды, от которой исходила живительная прохлада.       Так проходили все их встречи — разговоры, прогулки, совместное чтение книг или работа за документами, если социальная батарейка начинала садиться. Они уже так хорошо друг друга знали, что без слов понимали потребности и нужды второго. Поэтому Мэри не должна была удивляться, когда на ужин они отправились в ресторан в центре города с панорамным видом. Их встретил пустой зал, где был только молчаливый, не тревожащий персонал. — Ты сказал, что забронировал столик, — Мэри подняла скептический взгляд на Ломбарди. — Я подумал, что мы устанем и лишние голоса будут только раздражать, — невинно пожал плечами он, садясь за единственный накрытый столик на веранде с будоражащим видом на вечерний город, а потом потянул Хэтфорд за руку, усаживая себе на колени. — Плюс, нам с тобой всегда комфортнее, когда нет лишних глаз. — И поэтому ты забронировал весь ресторан, — вздохнула Мэри, качая головой, но все же охотно садясь и обнимая мужчину за шею. — Серьезно, Тино, ты же взрослый человек. — Да. И с возрастом я все больше начал ценить свой комфорт и комфорт тех, кого люблю, — улыбка на его лице осталась все такой же искренней, но в глазах снова промелькнула эта тоскливая эмоция. — Поговори со мной, — попросила женщина, привычно расчесывая густые волосы Мартино, как делала это всегда, чтобы успокоить его горячий нрав или побороть упрямство. — О, я с удовольствием весь вечер буду петь тебе дифирамбы о том, как прекрасно ты поставила Филипе на место, а потом вместе с нами всеми обсуждала происходящее, — рассмеялся он, делая вид, что не понимает. — Жаль, конечно, что я не смог поиграть в этакого защитника, но… — Тино, — он замолк, а улыбка чуть потускнела, открывая истинные эмоции Ломбарди — тихую грусть. — Что с тобой происходит последние полгода? Ты же знаешь, мне не наплевать. — Знаю. Поэтому и молчу, — вздохнул Мартино, откидываясь в глубоком кресле, но при этом продолжая придерживать Мэри на своих коленях. Всегда заботился в первую очередь о ней… — Ты же знаешь, что Джулиано и Джузеппе вместе с Александром успешно выполнили свое задание в Афганистане? — Да, Стюарт был ими очень доволен, — ни один из них не обратил внимание на принесенные закуски. — Мэр, я у власти уже двадцать лет. Мне скоро сорок один. Я… — Ломбарди криво усмехнулся. — Я начал уставать от всего этого, даже несмотря на то, что мне нравится. Мальчики прекрасно справляются и, думаю, скоро я начну передавать им бразды правления. Понемногу, контролируя, помогая, направляя, советуя, но… Джулиано отлично справляется, а Джузеппе будет хорошей поддержкой и самым доверенным человеком. — Звучит разумно, — нейтрально отозвалась Мэри, не уверенная в том, к чему он ведет и тем более, что вызывало в мужчине такие чувства. — Да, это так. Но… — та самая легкая тоска снова легла на лицо Ломбарди. — Мэри, я устал не только от постоянной работы, — он открыто посмотрел на нее, и женщине показалось, что чья-та рука сдавила ее легкие. — Я устал бегать по миру, чтобы украсть пару дней с тобой. Устал, что нас разделяют тысячи километров. Я хочу возвращаться домой к тебе. Хочу каждое утро просыпаться с тобой. Хочу разделять с тобой маленькие радости своей жизни, смеяться над тем, как чайки дерутся за хлеб с моего стола, а не рассказывать об этом по телефону. Я хочу слышать твой смех прямо рядом с собой, когда я несу очередную чушь. Я хочу видеть улыбку и собственными руками дарить тебе подарки, а не отправлять курьеров. Хочу быть рядом и обнимать, когда тебе грустно, — он поджал губы и отвел взгляд, находя что-то в виде на загорающийся ночными огнями Мадрид. — Знаешь, сначала это было даже весело прятаться от остальных, но… сколько лет уже прошло? Любой, у кого есть мозги, уже все понимает. Это чертовски эгоистично, но… — мужчина горько рассмеялся. — Я и есть эгоист. Мэр, я хочу тебя себе. И каждый раз, когда я думаю, о том, что скоро ты или я уедем, когда не знаю, когда мы увидимся, когда понимаю, что даже не могу прикоснуться к тебе так, как хочу и могу… Проклятье, да даже сегодня! Если бы Филипе знал, что ты моя, он бы даже рта не открыл! Я, черт возьми, хочу идти за руку с тобой! Я хочу сделать так, чтобы ни одна псина не могла на тебя косо смотреть, не то что гавкнуть! — Мартино шумно выдохнул, закрыв глаза и прижавшись лбом к голому плечу Хэтфорд, явно стараясь успокоиться. — Прости. — Все в порядке, — мягко обняв его, Мэри поцеловала его в волосы, кожей руки чувствуя, как тяжело он дышит. — Ты же сам говорил, что эмоции — это нормально. С кем ты можешь их проявлять, если будешь сдерживаться со мной? — Я звучу, как чокнутый собственник, — потряс головой Ломбарди, крепко обнимая женщину за талию, словно та могла куда-то убежать. — Это не так, — Мэри улыбнулась, придвигаясь вплотную и обвивая плечи Мартино, пряча его голову в своих объятиях. — И правда дикость, что мы прячемся, как подростки, учитывая то, сколько лет мы уже вместе. С чего ты решил, что я не хочу того же? — Но мы не можем, — горестно улыбнулся Мартино, поднимая на нее взгляд. — Можем. — Что? — Джулиано и Джузеппе ведь знают? — Они спросили, собираюсь ли я на тебе жениться, еще много лет назад в Тоскане, — не удержался от грустного смешка Мартино, улыбаясь, видя искреннее удивление на лице Мэри. — Я взял с них слова молчать, так что они ничего не рассказывали Алексу, Кейт и Нату, не переживай. — Я останусь с тобой тут, схожу, как твоя пара, на званый ужин, а потом поеду в Италию, — пообещала Мэри, сталкивая их лбы и закрывая глаза, чувствуя ровное дыхание на своих губах. — Мы съездим в Англию на время аукциона, я поговорю со Стюартом, а потом… если получится, я вернусь с тобой в Неаполь. Пока что я не смогу жить с тобой все время, но… я постараюсь приезжать на пару недель каждый месяц. И на все мероприятия я буду приходить с тобой. — Мэр… — Это меньшее, что я могу, после всего того, что ты сделал для меня. — Значит, я постараюсь сделать так, чтобы на те две недели, что ты будешь проводить в Англии, передавать дела или выполнять их дистанционно, потому что я буду жить это время в Лондоне, — тело Мартино расслабилось, а на губах засверкала улыбка. — Надо было просто поговорить? — Надо было просто поговорить, — подтвердила Мэри, крепко целуя его, чувствуя, как всю ее изнутри наполняет легкость. — Я люблю тебя, Мартино Ломбарди. — Ti amo, fede mia.

***

      Филипп запечатал письмо и положил во внутренний карман пиджака. Ему нужно было отправить отчет мисс Хэтфорд в течении недели, особенно учитывая то, насколько важной и срочной была эта информация. Если он не доложит… У Хэтфордов могли быть очень большие проблемы.       После того, как четыре с половиной года назад у Балтимора начались неприятности с налоговой, беды полились словно из рога изобилия. Первое время Филипп нечасто слышал о них, так как был на слишком низких позициях, но со временем, поднимаясь все выше и став самым близким человеком к Лоле Малкольм, молодой мужчина узнавал все больше. О том, что мисс Хэтфорд получала его отчеты, говорило лишь то, как нередко их меры по борьбе с последствиями пресекались и как какие-то планы рушились. Не всегда, лишь изредка, словно Мэри напоминала ему: «Я тут. Я все вижу. Тебе не уйти от меня». И Филипп послушно оставался. Потому что, если уйдет… Не только Веснински последует за ним, но и Хэтфорды. И было не известно, кто из них хуже.