Львица и ее маленький львенок

      Это было хорошее утро. Впервые за долгие две недели октябрьских гроз и дождей солнце наконец выглянуло из-за туч. Это была суббота, так что дети планировали отправиться на конюшню. Учеба в школе безумно нравилась как Натаниэлю, так и Кейтлин. Вся семья собралась за завтраком, когда Стюарт объявил, что сегодня готовит он, а это означало вакханалию вкусностей. Для каждого из них мужчина приготовил разные блинчики, отталкиваясь от их предпочтений, Алекс помогал… Это было замечательное утро, когда дети не переставали улыбаться и смеяться, пока не увидели чемодан и не поняли, что Мэри не просто так одета в деловой костюм изумрудного цвета, который последнее время стал появляться в ее гардеробе все чаще. Дети были слишком умны, чтобы не сопоставить эти факты. — Мам, — Нат опасливо посмотрел на мать, — ты куда-то уезжаешь? — Да, в небольшую командировку, — Мэри ласково улыбнулась сыну, что сидел рядом с ней, погладив по волосам. — Не переживай, вы и не заметите, как я вернусь. Это всего на неделю. — На неделю?! — воскликнула Кейтлин, только чудом не подавившись своими блинами с шоколадом и карамелью. — Но… а мы? — Вы останетесь со мной, — заверил их Стюарт. — Всю работу на эту неделю я перенес на дом, чтобы быть рядом с Хоуп и проводить с вами каждый вечер. Не волнуйтесь. К тому же, к нам часто будет приезжать Уильям, потому что у Алекса начнутся тренировки. — Тренировки? — глухо повторил Нат, растеряв остатки хорошего настроения от одного этого слова, явно вспоминая, как тренировки проходили в Балтиморе. — Не те тренировки, о которых ты подумал, солнышко, — поспешила успокоить его Мэри. — Для начала Уилл просто покажет основы, они будут двигаться постепенно. Да и ты пока что слишком маленький для этого. — Разве Уильям не поедет с тобой? — удивился Алекс. — Он почти всегда ездил с папой. — Со мной поедут другие люди, плюс ко всему, я лечу к нашему другу, Мартино Ломбарди, в Неаполь, — размеренно объясняла женщина, разрезая свои блины с медом, яблоками и корицей. — Его люди заберут меня, а потом так же сопроводят обратно. Я их дорогой гость. Со мной попросту ничего не может произойти.       Это была ложь. Не очень наглая, но и не чистая правда. В конце концов, Мартино был бы последним глупцом, если покусился бы на Мэри или не оправдал оказанного ему доверия. За этот год с небольшим уже весь криминальный мир знал о сестре Стюарта Хэтфорда, о том, как он дорожит ею и как оберегает. Все знали, что случилось с Джексоном, который был послан выкрасть женщину с ее сыном. Многие догадывались о том, почему оранжерея Мориям сгорела после того, как было совершено покушение на Николь, что теперь так же была под защитой британских львов. Ломбарди пусть и отличался от Стюарта, но умом обделен не был. Иначе его дед не передал бы ему власть в обход сыновей, что было крайне редким событием в их мире. Поэтому да, что-то могло пойти не по плану, но это было слишком маловероятно.       Прощание было слишком долгим. Дети никак не хотели отпускать женщину, а Хоуп и вовсе расплакалась, хоть, наверное, еще и не понимала всего. Она все тянула свои ручки к тете, ворча и хныча, несмотря на то, что Стюарт бережно прижимал ее к себе и качал на руках. Может, Мэри бы и ушла, если бы не плачущее «мама», ударившее ей в спину. И оно было не от Ната, который стоял, держа за руку Кейт. Ее звала Хоуп. Резко обернувшись, женщина пораженно и даже испуганно посмотрела на брата, а ее губы приоткрылись, словно с них вот-вот должно было слететь объяснение, которое… все никак не находилось. — Не плачь, милая, — хрипло прошептал дочери Стюарт, на глазах которого заблестели тихие слезы, которые никогда не будут пролиты. Не при детях, — твоя мама скоро вернется. — Стю… — прошептала Мэри, делая шаг к брату. — Все хорошо, младшенькая, — на французском прошептал он, выдавливая из себя улыбку. — Я присмотрю за нашими детьми. — Я не учила ее этому, — Хэтфорд подошла ближе, смотря в такие родные глаза. — Я не… — Я знаю, — заверил ее Стюарт, ласково касаясь скулы своими обветренными костяшками. — Но для нее ты стала мамой. Все хорошо. Поезжай. А тут тебя будем ждать мы. — Я скоро вернусь домой, — хрипло отозвалась Мэри, поцеловала Хоуп в лобик и поспешила прочь, чуть ли не бегом.       Это было не то, чего она ожидала. Не то, что когда-либо должно было произойти. Девочка не должна была называть ее мамой. Пусть она и не помнила Анастáсию, но именно та была ее матерью. Не Мэри. Мэри лишь… Ее тетя. Та, что учила ходить, видела первые шаги, держала и баюкала на руках, что любила делать племяннице забавные прически с цветными резинками и покупать платья и костюмчики, которые уже не влезали в шкаф. Она была той, кто показал любовь, как и Стюарт. Она стала матерью для этой девочки.       До аэропорта Мэри ехала в тумане собственных мыслей, глядя в пустоту. Она думала, что все, о чем ей придется беспокоиться — совершит ли Филипп ошибку, но маленькая племянница одним словом смогла буквально перевернуть мир своей тети. Сев в самолет, женщина не посмотрела ни на кого вокруг, а персонал, почувствовав атмосферу, тактично молчал. Только когда джет уже был в небе и выровнялся, Мэри смогла вздохнуть полной грудью и наконец осознать, где она находится и почему. Напротив нее сидел Филипп и, словно неприкаянный, смотрел на собственные руки, жуя нижнюю губу. Конечно, он ведь еще даже не знал, куда летит. — Неаполь, — заговорила наконец женщина. — Это один из крупнейших городов Италии. Его история началась еще в восьмом веке до нашей эры. Конечно, тогда город назывался совсем иначе, да и не осталось от него уже ничего, но… это сердце итальянской мафии, а точнее Ломбарди, что еще в семнадцатом веке смогли захватить власть над всем сапогом, а потом двинулись на остальную Европу. — Их семья такая древняя? — удивленно прошептал Филипп. — Они старше даже нас, Хэтфордов, — подтвердила Мэри. — Древнее них разве что Голова Дракона. Но у них такой кавардак в семейных древах, что сложно понять. Мы с Ломбарди честолюбивее. Ты знаешь, зачем летишь со мной? — Нет. Мистер Веллингтон не сказал. — Ты должен будешь кое-что раздобыть, пока я буду с главой Ломбарди. Будь на виду, но в тени, не выдавай своего интереса. Ты будешь лишь моим сопровождающим, мальчиком на побегушках, Ломбарди на тебя и не посмотрят. Все понятно? — Что я должен… достать? — Папку с информацией. Насколько я знаю, на ней будет или герб Хэтфордов, или мое имя. И лежит она, несомненно, в кабинете у главы. Достань ее и принеси мне. Время — пока не уедем через неделю. Хватит? — Да, — Филипп шумно втянул носом воздух и отвел взгляд, глядя в иллюминатор. — Миссис Хэтфорд… Я… я смогу написать брату письмо или позвонить ему? — на грани слышимости спросил он, однако поза осталась почти расслабленной. Уильям хорошо постарался, уча мальчика контролировать себя и свое тело. — Тебе разве хоть раз запрещали что-то делать? — мягко улыбнулась Мэри, мысленно делая в голове заметку перехватить письмо или письма, если их будет много. С телефонными разговорами будет сложнее… — Но лучше именно пиши. Звонки могут отслеживаться и перехватываться. Не оставляй обратный адрес и свое имя. Постарайся сделать письма как можно более анонимными. Поверь, это ради твоей же безопасности. Если Натан узнает, что ты жив, твоему брату может не поздоровиться. — Я понимаю, — плечи мальчишки опустились, а на лице отпечаталась тоска. — Спасибо.       Остальная часть перелета проходила в тишине. Мэри старалась придумать, чем себя занять в Неаполе, но все мысли так или иначе возвращались к малышке Хоуп. Ей не помешала бы прогулка прямо сейчас. Или хоть что-то, что могло отвлечь от навязчивых образов, поэтому она попросту достала свой ноутбук и принялась проверять почту, чтобы потом заглянуть в договора и заняться отчетами о легальном бизнесе, через который они отмывали деньги. С приходом новой прибыли от продажи регулярно похищаемых у Натана наркотиков делать все чисто становилось все сложнее. Им явно был нужен новый источник официальных доходов. Она думала над тем, чтобы создать благотворительный фонд для защиты жертв насилия. Но этим нужно было бы плотно заниматься, а у нее не было столько времени. Делать это просто для галочки Хэтфорд не планировала. Возможно, стоило выбрать сферу искусства, начать организовывать крупные выставки и аукционы. Это было как минимум интересно. Также Мэри знала, каким людям можно поручить основную работу. Она коротко набросала идею в заметках и, почувствовав, как волна воодушевления поднимается в груди, решила направить энергию в это русло и продумать столько мелочей, сколько сможет.       Когда самолет начал идти на посадку, женщина чувствовала себя уставшей и вымотанной. Возможно, ей не стоило сидеть за компьютером до последнего, ведь отмахнуться от Ломбарди, которого она сама же и попросила об услуге, будет невозможно. Легкий удар от контакта колес и покрытия посадочной полосы, давление торможения, выруливание на нужное место и, наконец, стоп. Мэри определенно переоценила свои силы. Нужно было поспать. Прикрыв ненадолго глаза, собираясь с мыслями и слушая, как стюардесса открывает люк… Со вздохом Хэтфорд поднялась со своего места, заставляя дежурную улыбку изогнуть губы. Ей нужно было дожить до десяти вечера, а потом можно сослаться на усталость от перелета. Это не сложно. По сравнению с жизнью в Балтиморе — это ничто. Стюарт и их общий дом сделали ее мягкой.       Неаполь встретил ее порывом теплого ветерка, все еще греющим солнцем и запахом моря. Спускаясь по трапу, Мэри отметила, что встречали ее далеко не как обычного гостя. Слишком много охраны, целых четыре машины, все как на подбор… и Мартино Ломбарди, явившийся собственной персоной. Одетый во все черное, словно собрался на похороны. Хотя, отчасти это было вопросом практичности. На темной одежде кровь определить сложнее. Да и усопших можно оплакать на месте, будучи всегда облаченным в траур.       С их последней встречи мужчина ничуть не изменился. Разве что его загар был чуть более заметным, а в остальном… все так же хорош собой, плечи расправлены, а на лице хитрое довольное выражение. Прежде чем Мэри ступила на его землю, Мартино галантно подал ей свою руку для опоры, а когда та спустилась, легко коснулся губами тыльной стороны ладони. — Добро пожаловать в мой дом, миссис Хэтфорд, — на английском сказал он, улыбаясь не только губами, но и глазами, что сейчас, при свете яркого солнца побережья, искрились карамелью. — Надеюсь, полет прошел без происшествий. — Спасибо, синьор Ломбарди, — Мэри чуть склонила голову на секунду, выказывая благодарность, говоря исключительно на итальянском, подчеркивая свое уважение к хозяину этой земли. — Если самолет направляется в Неаполь, ты никогда не устаешь, а, наоборот, лишь жаждешь поскорее оказаться тут. — Как красиво сказано, — усмехнулся он на китайском, заставив подкрашенные брови женщины дернуться вверх в удивлении. — Ты устала. Поехали, я знаю, где ты сможешь отдохнуть, — Мартино сделал три коротких жеста своим людям, и они тут же пришли в действие. — Разрешите поехать с вами в одной машине, синьорита? — Как я могу вам отказать, — улыбнулась в ответ Мэри.       Лишь на секунду она позволила себе оглянуться на Филиппа, что мялся у самого трапа, и кивнула в сторону второй машины. К счастью, мальчишка тут же все понял. Больше о нем сегодня можно было не думать. Как, вероятно, и в последующие дни. Хэтфорд даже не думала о своем багаже или сумке с компьютером. Об этом несомненно позаботятся. Мартино, проявляя все привитые ему манеры, открыл для молодой женщины дверь, с приглушенным хлопком закрыл, обошел машину и устроился с другой стороны. Между зоной водителя и пассажиров было тонированное стекло, поэтому Мэри позволила себе прикрыть глаза и откинуться на спинку кожаного кресла, когда вдруг почувствовала сладкий аромат. Распахнув глаза, она увидела, как ей на колени опускается букет белоснежных пионов. — Что это? — строго спросила Хэтфорд, резко повернув голову к итальянцу, что с невозмутимым лицом смотрел в окно, словно не он положил букет ей на колени. — Полагаю, цветы, — улыбнулся он. — И в честь чего? — поинтересовалась Мэри, стараясь не смотреть в сторону прекрасных бутонов. — А разве должен быть повод? — Ломбарди повернулся в кресле, чтобы смотреть на свою гостью. — Ты приехала ко мне в Неаполь. Кем бы я был, если бы не сделал из этого праздник. — Нет, — остановила его она, поднимая руку, но не возвращая при этом букет. — Я благодарна тебе, что ты помогаешь мне проверить Филиппа, но… — Ладно тебе, расслабься хоть немного, — приглушенно рассмеялся Мартино. — Ты в Неаполе на целую неделю в гостях у хозяина города. Получи удовольствие. Разве это так сложно? — Ты кажется кое-чего не понял, — женщина закинула ногу на ногу и гордо вскинула подбородок, надеясь, что все же сможет отвязаться от мужчины. — Я приехала сюда не отдыхать, а натаскать своего щенка на твоем полигоне. Так что поубавь самомнение и сбавь обороты. — Ауч, — выдохнул Ломбарди, однако его улыбка не померкла, словно он не был котом, которого щелкнули по носу, запрещая залезать на стол, чтобы украсть самое вкусное. — Ты жестока, — протянул он, пряча губы за расслабленной ладонью. — Но, думаю, ты и правда слишком устала, чтобы сейчас терпеть мой скверный характер, — их машина тронулась последней. — О, смотрите-ка, он прозрел, — усмехнулась Мэри, прикрывая глаза и откидываясь на подголовник. — Может быть, все и правда будет не так плохо. — Такой женщине, как ты, нужно лишь сказать, чтобы получить желаемое, — промурлыкал себе под нос Мартино. — Нам ехать где-то двадцать минут, так что совсем скоро ты сможешь насладиться тишиной и мягкой кроватью. — И что, даже не попытаешься присоединиться? — с нескрываемой издевкой спросила Хэтфорд, не открывая глаз. Из-за этого она и не заметила острой ухмылки на губах итальянца. — Только если ты попросишь.       На это Мэри только фыркнула, позволяя мягко скользящей машине убаюкать себя на некоторое время. Когда раздался щелчок открывающейся двери, Хэтфорд слегка вздрогнула, но тут же подобралась. Мартино вновь подал ей руку, чтобы помочь, после чего, вместо того, чтобы отпустить, направил ладонь молодой женщины так, чтобы она держалась за его локоть. Краем глаза он заметил, что Мэри все же взяла с собой букет и очень старательно сдержал улыбку. Может быть, она и казалась недовольной и колючей, но, в конце концов, так же жаждала внимания, подарков и тех приятных мелочей, от которых тепло непроизвольно разливалось внутри. Что ж, Мартино с легкостью мог это организовать.       Даже не подходя к рецепции, Ломбарди двинулся к лифту, собственным ключом открыл один из последних этажей, что был предназначен только для личных гостей, после чего довел Мэри до двери с позолоченной цифрой два. Не долго медля, он впустил их обоих внутрь и остановился только в просторной гостиной с панорамными окнами на гавань. — Апартаменты в твоем полном распоряжении, — он снял руку Хэтфорд со своего локтя и вложил пару ключей. От лифта и от самой двери. — Вещи уже доставлены, как можешь видеть. Все комнаты в твоем полном распоряжении. Моя квартира напротив. На этаже не появляются посторонние. Если понадоблюсь, вероятнее всего, буду на крыше. — И все? А как же обязательная программа? — Ты устала, — мягко ответил Мартино. — Я не собираюсь таскать тебя по городу, ресторанам, или что ты еще придумала, насильно. Захочешь развеяться и будешь готова терпеть мою компанию, я на крыше и только тебя и жду.       Мэри не позволила удивлению появиться на своем лице. Не позволила своим глазам распахнуться, а губам приоткрыться, только смотрела на то, как Ломбарди неспешно направляется к двери, все еще держа в руках ключи. Она была готова к тому, что, как павлин, Мартино начнет крутиться перед ней, с гордостью показывать владения, но… он просто ушел, видя ее усталость и давая отдохнуть. Дверь с глухим хлопком закрылась, и Хэтфорд стряхнула с себя оцепенение. Ей не нужно было концентрировать на этом внимание. Если хоть раз Ломбарди повел себя не как мальчишка в теле взрослого, это ничего не значит. Фыркнув, Мэри стянула с себя пиджак, скинула лодочки на каблуках и босыми ногами отправилась рассматривать комнаты, в которых ей предстояло прожить следующую неделю. И если она, так и не закончив обследовать территорию, просто упала на кровать… Никто об этом никогда не узнает.

***

      Когда Мэри наконец смогла разлепить глаза, солнце уже опускалось к горизонту, а небо окрашивалось в пастельные тона, которые здесь, прямо на берегу моря, казались ярче и резче, но при этом все так же гармонично перетекали один в другой. Возможно, свою роль сыграли и облака, что набежали на кристально чистое небо за время ее сна. И ее так никто и не разбудил. В напоминание о неприличном числе на часах желудок женщины ворчливо зарычал, призывая отправиться на поиски еды. В квартире — назвать это номером отеля язык не поворачивался — была небольшая открытая кухня, но, конечно, холодильник оказался пуст. Только на круглом столике была корзина с фруктами, из которой Мэри и прихватила яблоко, чтобы со своей добычей отправиться разбирать чемодан. Все-таки за время сна ее костюм успел помяться, а являться в таком виде она не планировала. Если Мартино был верен своему слову, она могла найти его на крыше.       Недолго думая, переодевшись в вязанное бежевое платье с открытыми плечами и большим заворотом в верхнем краю, Мэри прихватила с собой ключи и без труда нашла лифт, который поднял ее на крышу. На секунду женщине показалось, что она и не в Неаполе вовсе. Потому что вместо того, чтобы выйти на веранду или к бассейну, она оказалась в саду. Все вокруг буквально утопало в зелени. Где-то неподалеку пела заплутавшая птица, небо на востоке становилось все темнее, но над ее головой плыли золотистые и малиновые облака. Бредя по чуть поскрипывающей и шелестящей под ее каблуками гальке, Мэри осматривалась по сторонам, отмечая тишину и уединение. Высокие растения отделяли ее от шума в порту и на улицах города внизу, сюда долетали лишь крики чаек, слышно было журчание воды в фонтанчиках… Но людей не было. Никого. Совсем.       Наконец дорожка вывела Хэтфорд к краю крыши, где на деревянном помосте у стеклянного ограждения, служившего перилами, был большой стол на шесть человек. В плетеном кресле с большими подушками сидел Мартино и над чем-то работал, но, судя по чуть вздёрнутому уголку рта, он прекрасно слышал приближающуюся гостью, на которую поднял взгляд, стоило ей ступить на возвышение. Он осмотрел Мэри с головы до ног, словно отмечая изменения, а потом улыбнулся уже открыто и явно удовлетворенно. — Хорошо поспала? — Весьма, — решила не увиливать она. — Это место похоже на райский уголок. Не ожидала увидеть что-то подобное. Скорее… — Мэри ненадолго замолчала, стараясь сформулировать свою мысль как можно тактичнее. — Ты ожидала увидеть толпу тусовщиков, шлюх, реки алкоголя, горы наркотиков и софиты, — закончил за нее Мартино, тихо смеясь. — Поверь, я очень старался, создавая подобную репутацию. Но в таком шуме было бы невозможно работать, а я не местный барыга, а Ломбарди. Не хочешь составить мне компанию? — Не против, но еще больше я предпочла бы поесть, — Хэтфорд прошла к месту напротив мужчины у самого края крыши и села, устремляя взгляд на порт, в котором даже сейчас гудела жизнь. — И правда, красиво… — Моя мама увлекается рисованием, — вдруг сказал Ломбарди, набирая сообщение на телефоне. — Она тоже любит сидеть здесь и смотреть, делать наброски. Раньше тут не было такого буйства зелени, только кусты, цветы и фонтаны, но в последнее время… — он задумчиво постучал по корпусу телефона, — ей все больше хотелось тишины. Поэтому весной тут вовсю работали ландшафтные дизайнеры, чтобы создать зеленый уголок прямо на крыше отеля. Что бы ты предпочла на ужин? — На твой вкус, — легко передала ему бразды правления Мэри, получая на это благодарный кивок. Несколько секунд мужчина потратил на набор сообщения, после чего отправил и, перевернув телефон экраном вниз, отложил смартфон в сторону, уделяя все свое внимание гостье. — Как много из того, что о тебе говорят, правда? — Мило, что ты спрашиваешь об этом только сейчас. — Меня не интересовала твоя личная жизнь до того, как появилась необходимость провести с тобой бок о бок целую неделю. Мы вместе ведем дела. Я знала, что у тебя нет как таковых зависимостей, следовательно, ты не подведешь. Если ты балуешься наркотиками и регулярно пользуешься услугами девушек по вызову, меня это не касалось. Это не могло повлиять на бизнес, — Мэри безразлично пожала голыми плечами, а потом перевела взгляд на мужчину напротив. — Теперь же мне, признаюсь честно, любопытно. — И что же заставило тебя думать, что я так сильно отличаюсь от общеизвестного образа? Ну, кроме того, что я не живу в борделе? — позволил себе ухмылку Мартино. — Видишь ли, звоночки были и раньше. Но судя по твоим словам, ты устроил огромную стройку лишь для того, чтобы твоя мать чувствовала себя комфортно. Это многое говорит о человеке. — А почему ты думаешь, что я не вру, лишь бы впечатлить тебя? — он склонил голову на бок, все больше походя на кота, которого разморило на солнце. — Может, я просто пытаюсь подобраться к тебе ближе, залезть под кожу, зная, каково твое отношение к детям и семье. — Папоротник. — Что? — Ломбарди словно запнулся, а его самодовольное выражение лица дрогнуло. — Папоротник, — со снисходительной улыбкой повторила Мэри. — Тот, что растет при выходе из лифта. Он не разросся. Папоротники растут очень быстро, захватывая все вокруг. Они не прихотливы. Этакий сорняк. Но папоротник у лифта аккуратный. Он не начал расползаться вокруг. Там лишь несколько маленьких побегов у корней. Значит, посадили его недавно. Конечно, можно было бы подумать, что это просто новое растение, заменившее предыдущие, но дело в том, что все вокруг буквально кричит о продуманности. Растения не разбросаны в беспорядке, все структурировано. Люди, которых ты нанял, профессионалы своего дела. — Ты и правда внимательна к мелочам… — выдохнул Мартино, глаза которого восхищенно вспыхнули, а, может, просто лучи солнца заиграли на его карей радужке. — Когда я жила в Балтиморе, очень быстро начала обращать внимание на все вокруг, — хмыкнула женщина, а ее поза словно окаменела. — Тогда, по тому, какие запонки и какой галстук выбрал Натан, я могла понять, насколько у него плохое настроение. Если он ел на завтрак скрэмбл, он был спокоен, а если глазунью, то был на взводе, — мягкие губы искривились в злорадной усмешке. — Когда от таких мелочей зависит безопасность тебя и твоего ребенка, ты учишься очень быстро. Это становится второй натурой. — Здесь тебе это не нужно, — нахмурившись, строго проговорил Ломбарди. — Знаю, ты не боишься, но я не хочу, чтобы ты ждала подвоха. Его не будет. — И ты думаешь, что я тебе поверю? — Мэри окинула его скептическим взглядом, а потом холодно рассмеялась. — Мартино, я тебе поражаюсь. — Ты можешь мне не верить, но я сделаю все, чтобы доказать тебе обратное, — покачал головой итальянец, поджимая губы и отводя взгляд. — Вот поэтому власть — вещь династическая… — проворчал он себе под нос. — О, не будь таким мечтателем, — цокнув языком, Хэтфорд начала плести косу из своих распущенных волос. — Мы такие же моральные уроды, просто несколько иначе. Мы прячемся за красивыми лицами и дорогой одеждой, но наши руки все так же в крови, а помыслы черны и порочны. — На работе, — поправил ее Мартино. — Это нужно разделять. На работе — я то еще чудовище. Но не дома. — У тебя нет жены. Не суди, о чем не знаешь. Ты никогда не был в браке. — Потому что это мой выбор. У меня и так достаточно слабых мест. — Думаешь, брак — это слабость? — Думаю, что любая искренняя привязанность — это слабость. И наши враги с радостью этим воспользуются. Всегда. — Отчасти это так, — согласилась Мэри и откинула переплетенные пряди себе за спину, — но, с другой стороны, это и сила. Если бы не Натаниэль, не думаю, что я сбежала бы. И делаю я все именно ради сына. Только ради него. Он стал началом. Все остальное — лишь следствие. Но вот что важно. Я знаю о своих слабостях. Поэтому покрываю двойной, тройной броней. Ахиллесова пята есть у всех. Так или иначе. — Я сокращаю количество этих мест. Боюсь, в этом вопросе мы с тобой не сойдемся.       Мартино прикрыл глаза, подставляя лицо последним лучам солнца, даже не стараясь отогнать воспоминания. Рассказ деда, когда самому мальчику было шестнадцать и он впервые по-настоящему влюбился. Рассказ о том, что на самом деле случилось с бабушкой. Рассказ, не просто разбивший розовые очки, а превративший их в пыль. Урок был усвоен. После того вечера, такого же мирного, как этот, Мартино никогда не связывался с той девушкой, Кариной, и никогда не позволял себе влюбляться. Потому что он не собирался совершать тех же ошибок, что и дед, не собирался ненавидеть себя до конца своих дней лишь за то, что был любим в ответ так искренне и сильно, что… Он стал наследником, у него было двое сыновей наследников, которые росли вдали с родителями Мартино. Там им было безопаснее. Там о них могли позаботиться. Там они были любимы и имели столько внимания и нежности, сколько и должны были.       Они молчали до того момента, пока не послышались шаги по гравию. От взгляда Ломбарди не скрылось то, как тут же напряглась его гостья, как одеревенели плечи, поджались губы, а зоркие глаза метнулись в сторону дорожки. Даже когда она увидела, что это лишь трое людей Мартино с подносами с ужином, Мэри не расслабилась. Сидела, замерев, не то готовая броситься прочь, не то готовая защищаться. Возможно, если бы мужчина знал ее хуже, выбрал бы первое, но вспоминая то, как Хэтфорд говорила о своем сыне, что делала ради его безопасности и будущего… Бой. Эта женщина была готова биться со всем миром, если видела цель. Она разорвала бы саму себя в клочья, но сделала бы то, что считала необходимым.       На стол перед ними поставили пасту с морепродуктами, которые, несомненно, еще утром были в море, салаты из свежей зелени с сезонными овощами, бутылку белого вина из его личного погреба и трубочки с заварным кремом. Наверное, можно было бы попросить принести традиционную неаполетанскую бабу, но Мартино решил, что именно это стоит попробовать на улицах города. Пока все расставляли на столе, Мэри следила, казалось, за каждым движением, следила, когда люди уходили, вслушивалась в шаги, не шевелясь, и, только когда все стихло, ее плечи слегка опустились.       Мужчина не мог назвать эмоцию, которую он испытал, но мог описать. Это было что-то серо-голубое, чуть прохладное, тянущее и нашептывающее, что-то, от чего хотелось опустить взгляд вниз в смирении и грусти, поджать губы, сглотнуть сухость в горле… Но он понимал, почему Мэри ведет себя именно так. Изо всех сил старался не принимать на свой счет. Просто однажды она уже обожглась и теперь старалась держаться подальше от огня. Однажды она уже встретила мужчину из их мира, посчитала, что сильнее, умнее, и дорого за это поплатилась. Поэтому, вместо того, чтобы задавать вопросы или пытаться что-то доказать, Мартино просто встал и подошел к деревянной панели за своей спиной, что со стороны походила просто на декоративную особенность. На деле же это было что-то среднее между комодом и шкафом. Вдавив одну из дверец, он заставил ее открыться, а потом достал оттуда плед. Обойдя стол и расправив шерстяную ткань, Ломбарди осторожно укрыл им голые плечи Мэри, стараясь сделать движение как можно менее значимым, а потом вернулся на свое место и занялся открытием бутылки вина, изо всех сил стараясь не поднимать взгляд на Хэтфорд. — У меня есть предложение, — начал он, разливая золотистый напиток по бокалам. — В машине мы говорили о том, что это не отдых. И, да, ты права, — отставив одну бутылку, он взял другую, но уже с водой. — У нас есть дела, нужно обсудить планы, посмотреть, что будет вытворять твой щенок… Но ты выглядишь уставшей. — Мастер делать комплименты, — хмыкнула Мэри, однако в ее голосе не было яда, а руки натянули плед повыше. Солнце уже почти село, и становилось прохладно. — Мне казалось, ты не хотела, чтобы я относился к тебе как к своей пассии, разве нет? — не сдержавшись, Мартино все-таки посмотрел на нее и… что ж, его не пугали эти испепеляющие взгляды, что простого смертного давно превратили бы в прах. — Я хочу предложить компромисс. Три дня отдыха и три дня работы, — он отставил бутылку с водой, открыто глядя на молодую женщину напротив. — Дай мне показать тебе свой город. — Мартино, — Мэри покачала головой, беря приборы, — а тебе какой от этого прок? В чем твой интерес? Спать я с тобой не собираюсь, не надейся. Никакие льготы в бизнесе за красивые глаза ты так же не получишь. Так зачем? — А тебе не приходило в голову, что я просто хочу провести с тобой время, не обсуждая поставки и дела? — поинтересовался он, закидывая в рот креветку. — И ты правда думаешь, что я в это поверю? — Дай мне шанс. Я могу быть весьма неплохим другом. — Ты хоть когда-то был кому-то другом? — усмехнулась Хэтфорд. — Не подворачивалось удобного случая, — признал Мартино, накручивая пасту. — Все, с кем я пытался дружить, или пытались воспользоваться этим, или предавали и в последствии поплатились за это. Но я правда пытался. — И с чего ты взял, что мы сможем дружить? — О, потому что удар в спину от тебя будет скорее комплиментом, — к превеликому удовольствию Ломбарди, Мэри тихо рассмеялась. Искренне, а не надменно или фальшиво, как это бывало раньше. — Да и не думаю, что ты так поступишь со мной. — Ты такого хорошего обо мне мнения? Напоминаю, я собираюсь буквально уничтожить все, что дорого последнему мужчине, с которым я была в отношениях, убить, а перед смертью заставить его сожрать собственные яйца и член. — А говорят, что англичане воспитанные, — закатив глаза, он запихнул в рот пасту, старательно пережевывая, прежде чем продолжить. — Не за столом же. — Какое ранимое у тебя душевное устройство, — Мэри хищно усмехнулась, делая глоток вина. — Я не делал ничего, чтобы навлечь на себя твой гнев, который мог бы повлечь удар в спину. И не сделаю. Если наши пути и разойдутся, — Ломбарди пожал плечами, — это будет полюбовно, или ты пустишь мне пулю в лоб, смотря в глаза. Но не в спину. — Не верю, что ты так много раз обжигался с дружбой, — на тон мягче проговорила женщина, откидываясь на спинку кресла. — Ты уходил первым. — Всегда, — подтвердил он.       Ели они в молчании.

***

      Мэри задумчиво смотрела на набережную и порт у своих ног, выстукивая ровный ритм на подлокотнике кресла, которое она подвинула спиной к своим комнатам. Скоро должен был прийти Филипп, с которым она планировала позавтракать, а потом… прогулка по Неаполю. Хэтфорд не понимала, почему Мартино так зациклился на идее показать ей свой город, сделать все, чтобы она чувствовала себя здесь в безопасности, как в Лондоне, а внутренний голос все шептал и шептал, говоря не доверять. Общение с Ломбарди походило на бесконечный танец вокруг костра, когда они то подходили ближе, то отдалялись, почти пропадая в темноте вокруг, но были мелочи, которые непременно напоминали им друг о друге. Как цветы в кабинете Мэри, как заколки, которые почти всегда, даже сейчас, были в ее волосах, как английский чай, который Мартино вчера предложил заварить и хранил всегда под рукой в своем маленьком раю на крыше. Их взаимный интерес друг к другу был очевиден, только вот было не время. Ее не интересовали ни секс, ни отношения. Все, о чем Хэтфорд могла сейчас думать — работа. Готов ли Филипп? Смогут ли они осуществить задуманное? Если нет, то что делать тогда? Как уничтожить Натана? Как развалить Мориям? Как обеспечить безопасность и светлое будущее Натаниэля? Что он захочет делать, когда вырастет? Захочет ли он продолжить семейное дело? Или выберет экси? Или что-то еще?       Из размышлений ее вырвал стук в дверь, заставивший слегка вздрогнуть. Это оказался Филипп, которого сопровождали еще двое из клана Ломбарди, а рядом с ним стояла тележка на колесиках с завтраком. — Итак? — Мэри опустилась за стол, с искренним любопытством глядя на мальчишку перед собой. — Как прошел твой день вчера? — Я… — Царгонс неуверенно потер шею. — На самом деле не очень. Я узнал, где находится кабинет, на минус третьем этаже, но пробраться туда будет сложно. Как я понял, там как минимум два замка, оба цифровые, но я что-нибудь придумаю. — Вот как, — Хэтфорд улыбнулась уголками губ, закинув в рот пару виноградинок. — И какие же идеи у тебя есть? — Как я понял, главное не только получить папку, но и не поднимать шум, а, значит, нужно действовать тихо. Это может стать проблемой. — У тебя есть шесть дней. В конце концов, все, что нам нужно — забрать папку и оказаться с ней в самолете. Плюс, пока я здесь, Мартино отложил всю работу и вряд ли будет появляться в своем кабинете. Ты справишься.

***

— Кабинет в подвале, Мартино? Серьезно? — это было первым, что спросила Мэри, когда вошла в лобби отеля, где ее уже ждал хозяин Неаполя.       Ломбарди открыл было рот, чтобы ответить, но замер, пораженно глядя на молодую женщину перед собой. Это была не та мисс Хэтфорд, которую он видел прежде. Словно другой человек. Вместо каблуков — удобные кроссовки, в которых ноги не устанут от часов ходьбы по брусчатке, платье сменилось на широкие брюки цвета слоновой кости, в которые была заправлена изумрудная рубашка с закатанными рукавами, а светлые волосы собраны в высокий хвост. — Я решил, что это будет забавно, — с опозданием отозвался Мартино, вставая навстречу. — Разве нет? — Весьма, — уголки губ Мэри приподнялись в искренней забаве. — По классике всех фильмов про злодеев. — Какой Неаполь ты хочешь посмотреть? — вместе они двинулись к выходу из отеля. Улица встретила их шумом машин и говором проходящих мимо людей. — Настоящий, — подумав, ответила Хэтфорд, уверенно глядя мужчине в лицо. — Я хочу увидеть истинный облик этого города, а не то, что правильно или, как тебе кажется, мне понравится. — Тогда ты определенно точно не зря выбрала кроссовки, — не сдержав искренней улыбки, вздохнул Мартино, складывая руки в карманах брюк. — Прошу за мной, мисс Хэтфорд. Мы начнем с верхов и погрузимся на самое дно, чтобы оттолкнуться и взлететь выше облаков.       И он не обманул. Они начали свою прогулку с самых известных достопримечательностей города, где толпились туристы, делая сотни фотографий, которые никогда не посмотрят. Это казалось таким смешным… они все доставали фотоаппараты, позировали, словно когда-то и правда собирались пересматривать снимки, хотя на самом деле все до единого прекрасно знали, что этого не произойдет. И никто не останавливался, чтобы по-настоящему посмотреть, вдохнуть морской воздух и насладиться моментом. Глупцы. Ведь именно в этом и суть. Прочувствовать, пропустить через себя. Иначе все сольется в единую какофонию цветовых пятен уже через год.       За пару часов они обошли все, что могли найти на набережной, а потом по улочкам, испещренным совершенно разными граффити, двинулись вглубь города, избегая широких улиц. Мартино шел неспешно, нога за ногу, рассказывая историю Неаполя, переплетая ее с историей собственной семьи. Это было на удивление комфортно, и Мэри сама не заметила, как все остальные мысли ушли на второй план. Они просто брели по почти безлюдным улочкам, изредка выходя к людям, любовались высокой архитектурой, что так резко контрастировала со старыми покошенными и потрескавшимся зданиями, которые нуждались в ресторации.       От базилики Сан-Франческо-ди-Паола они побрели вглубь города по одной из главных улиц с десятками магазинов. Все здесь походило на муравейник. Люди ходили туда-сюда, стоял гул, среди толпы проезжали скутеры, иногда и машины, но, казалось, никто не обращал на это внимание, все существовало в странном, хаосоподобном порядке. Они бы так и шли, если бы Мартино не затормозил и не свернул налево, в сторону темной улочки. Дома там стояли почти вплотную друг к другу, а солнце, которое и так изредка пропадало за облаками, заглядывало туда лишь изредка, не в силах справиться с длинными тенями от зданий. На вторых, третьих и четвертых этажах, через переулки, тянулись бельевые веревки, на которых сохла одежда, но что привлекло внимание Мэри — гирлянды в виде флажков, висевшие прямо над «входом» в улочку. — Это испанский квартал, — объяснил Ломбарди, входя в полумрак дня. — Он — один из самых старых в городе. Многие считают, что это опасное место, но туристов сюда так и тянет. Как мотыльков на огонь. — А на самом деле? — с искренним интересом спросила женщина, оглядываясь по сторонам, отмечая, что из каждого окна к дому напротив тянулась хоть какая-то лента. — Не то чтобы тут опасно, — пожал плечами Мартино, приветствующе кивая проходящему мимо мужчине, который в ответ склонился в поклоне прямо на ходу. — Люди считают, что мафии принадлежат отдельные кварталы, хотя на самом деле весь город наш. Просто мы договорились с полицией, и сюда они заходят только в крайних случаях. В ту же Скампию они вообще не суются без моего разрешения. Тут действительно живут наши люди, это правда, но СМИ ошибаются, говоря, что они короли. Максимум десятки. Ночью тут не безопасно, если тебя не знают, но, в обратном случае… чем-то напоминает Новый Орлеан, если ты там бывала. — Не приходилось, — призналась Мэри без капли стеснения. — Но я много слышала. — Тогда мы просто обязаны заглянуть сюда вечером, — приглушенно рассмеялся Ломбарди. — Думаю, даже такая Снежная королева, как ты, не сможет устоять. Но сначала обед. Нам сюда, — сказал мужчина, указав куда-то в сторону дома справа.       Они свернули в маленькую улочку, которую невозможно было бы заметить, если не знать, что она там есть. Этот переулок походил скорее на щель между домами. Мэри даже не могла идти рядом с Ломбарди. Его плечи и так почти касались стен с обеих сторон. Солнце сюда не попадало вовсе, стало холодно, сыро… а потом они вошли в маленький дворик в форме колодца. Внутри стояло несколько кованных столиков, накрытых клетчатыми скатертями, а на деревянных, явно рукодельных стульчиках лежали словно домашние подушечки. Стены домов были увиты плющом или еще какими-то ползучими растениями… Над головой послышались переругивания на итальянском, который Хэтфорд не успела разобрать, но вскинув взгляд, она увидела двух женщин в возрасте, которые развешивали белье на общей веревке и, кажется, обсуждали последние сплетни. Это… было так по-домашнему, что на секунду Мэри поразилась картине. Пока донны не обратили на них с Мартино внимание, тут же став громче. — Синьор Ломбарди! — воскликнула одна из них. — Давно вы не заглядывали! — Простите, синьориты, все не было времени, — крикнул в ответ Мартино, вызывая у женщин смех. — Обещаю исправиться. — Чего раскричались, как портовые чайки?! — Мэри еле сдержалась от того, чтобы подпрыгнуть от неожиданности, но резко обернулась на голос.       Она так и не поняла откуда именно вышел этот старик, что еще не потерял своей силы. Коренастый, с круглым животом, морщинистым лицом и щеткой белых седых усов, он помахивал руками на женщин, приближаясь к ним. Рубашка и брюки были застиранными и потертыми, а на коричневых поношенных ботинках были какие-то белые пятна, как и на фартуке, державшемся на мясистой шее. На его висках и залысинах выступил пот, но карие глаза были живыми, внимательными и лучистыми, когда он подошел к Мартино и крепко пожал руку Ломбарди, пачкая ладонь в белом порошке, который… вероятно, был мукой. — Здравствуй, Аурелио, — даже не возмущаясь из-за того, что его руки испачканы, поприветствовал Мартино. — Познакомься, это моя гостья из Англии, Мэри. Не накормишь нас? А то мы все гуляли по городу и что-то проголодались. — О, Мартино, конечно, конечно, садитесь, — Аурелио показал на столики. — Хорошо, что вы пришли сейчас. Через час тут будет не протолкнуться. — Знаю, поэтому и явился пораньше, — весело фыркнул Ломбарди. — Что сегодня в меню? — Ты что же, не доверяешь моим рукам? — видимо, хозяин заведения оскорбленно посмотрел на Мартино а потом зацокал языком, качая головой. — Как грубо. Садись и не позорь меня перед прекрасной девушкой. Все, кыш-кыш-кыш, — замахал руками Аурелио, прогоняя буквально хозяина Италии, словно тот был каким-то нашкодившим мальчишкой. — Синьорита, что бы он вам ни говорил и что бы ни делал, приношу свои извинения, — мужчина обратился к Хэтфорд на английском с выраженным итальянским акцентом, хитро ей улыбаясь. — Как только он вам наскучит, сразу приходите к нам. — Я бы с радостью, — на итальянском заговорила Мэри, заставляя старика широко улыбнуться, — но не думаю, что сама смогу найти дорогу к вам, синьор. — О, попросите любого в нашем квартале отвести вас к дедушке Аурелио, и вас проведут, — заверил ее старик, хохоча. — Если он начнет проявлять неуважение, дайте мне знать, сразу его приструню, — пообещал он, — а теперь извините, синьорита, я должен идти на кухню.       В последний раз улыбнувшись, Аурелио удивительно легкой походкой двинулся в сторону ярко-синей деревянной двери, за которой и скрылся. Хэтфорд проводила его пораженным взглядом, а потом повернула голову к Мартино, который стоял у одного из столиков с широкой и искренней улыбкой, глядя старику вслед, слегка качая головой. — Что это за место? — спросила она, садясь за столик. — Лучшее место, где можно поесть, — фыркнул Ломбарди. — Они знают, кто ты? — Они прекрасно знают, кто я, — хохотнул тот, — просто им плевать. — Плевать? — недоверчиво прищурила глаза Мэри. — Они знают меня с малых лет, — пожал плечами Мартино. — Я рос на этих улицах, обшарил каждый уголок и регулярно забегал к Аурелио поесть. Чтобы ты понимала, я помню его еще стройным жгучим брюнетом и ловеласом, — услышав это, Мэри несдержанно прыснула, за что была награждена хитрым прищуром карих глаз напротив. — Все эти люди знают меня чуть ли не с младенчества. Я дружил с их детьми, когда был маленьким. Мы играли тут в прятки и догонялки. До сих пор помню, как тетя Лукреция кричала на нас, когда мы воровали пироги, которые она выставляла остынуть на подоконник. — Весьма непредусмотрительно с ее стороны, — позволила себе ухмылку Мэри. — Она и так готовила их для нас, — невинно отозвался Ломбарди. — Так что, да, они все тут знают меня и… они как дальние родственники. Я почти никогда не прихожу сюда по работе, поэтому, — он снова пожал плечами, мягким взглядом окидывая дворик. — Я тут как дома. — И многих ты сюда приводишь? — не сдержала любопытства женщина, закинув ногу на ногу. — Нет, — карие глаза нашли ее серо-голубые, глядя прямо и уверено. — Ты многих приводишь свой дом и позволяешь увидеть своего сына, играющего с братом и сестрой? — ответа не последовало, но он и не был нужен. — Для меня это почти то же самое. — Ты слишком доверяешь мне, — покачала головой Мэри, не отводя взгляд. — Я игрок. Я сделал свою ставку. И пусть я и поставил на зеро, я уверен. — Я — рулетка? — Русская. Со снятым предохранителем и семью пулями в барабане с восемью камерами. — Ты сумасшедший. — Я Ломбарди.       Когда Мартино сказал, что это лучшее место, чтобы поесть, он не соврал. Потому что салат был хрустящим и сочным, мясо таяло во рту, а хлеб дымился, ведь его только достали из печи и он все еще слегка пах деревом. Вместо вина Аурелио принес им стеклянную бутылку с рубиново-малиновой жидкостью, и это оказался самый вкусный гранатовый сок из всех, что Мэри когда-либо пробовала. На десерт была та самая неаполитанская баба и… что ж, пить после этого было не нужно, потому что хозяин явно не жадничал, когда добавлял ром и ликер. По словам Аурелио — это последний шаг. Уже испеченные и румяные кексы опускались в подогретый ликер, и когда другие замачивали секунд на тридцать, он выдерживал целую минуту. И, да, оно того стоило, потому что сочетание домашнего дрожжевого теста и насыщенного алкоголя, не отдававшего спиртом, было потрясающим.       Заплатив, Мартино тепло попрощался с Аурелио, но теперь к нему присоединилась и Мэри, которая была не только благодарна за вкусную еду, но так же и почувствовала домашнюю и спокойную атмосферу. Как и говорил старик, люди начинали подтягиваться, поднимался шум, но они уже уходили. Каждый здоровался с Ломбарди, но на незнакомку они смотрели если не с подозрением, то с нескрываемым интересом.       Они возобновили свой путь по чуть оживившимся узким улицам. Балконы на этажах чуть ли не врезались друг в друга, как и машины, припаркованные впритык. Иногда дома казались такими старыми и потрепанными, что чудилось, будто вот-вот на головы посыпятся камни. Мэри даже не представляла, как сюда заезжали автомобили, как сворачивали направо и налево, учитывая то, как все было узко и плотно выстроено. Стены цокольных этажей были разукрашены из баллончиков, но небольшие стойки с иконами и выцветшими фотографиями неизменно оставались нетронутыми. — Это место упокоения, — пояснил Мартино, останавливаясь у одной из таких стоек с зажженными свечами. — Это означает, что или в семье кто-то умер недавно, или этот кто-то умер здесь. Рикардо умер здесь в перестрелке три недели назад. — Ты знал его? — сгладив свой голос до полного безразличия, спросила Хэтфорд. — Да, знал, — мужчина присел на корточки, глядя прямо в глаза покойного на фотографии. — Он предал семью и переметнулся на сторону картеля, который хотел пробраться в наши лаборатории. Я казнил его три недели назад на этом месте, — Мартино поднялся на ноги, но не ушел. Продолжать смотреть прямо и ровно. — Я сделал это сам в память о том, что его мать когда-то помогла моей. — И что сказала его мать, когда узнала, что это был ты? — После? Пригласила на похороны. До? Сказала, во сколько и где он будет, чтобы я не тратил свое время впустую, — наконец Ломбарди двинулся дальше по улице, словно и не было этого откровения, непонятно для чего нужного. — Если ты хотел испугать меня этим или произвести впечатление, то прогадал. — Ты правда считаешь, что я думаю, что подобное может вывести тебя на эмоции? — Мартино скептически выгнул бровь. — Ты действительно ужасного мнения обо мне. Я же знаю, из какой ты семьи. Мы живем в мире, где не просто регулярно сталкиваемся со смертью, а носим ее на руках и переплетаем с нею свои пальцы. Убийства, пытки, кровь — все это нас не пугает. Мы торгуем смертью, мучениями и ядами. Мы просто проходили мимо, и я видел, как тебе было любопытно.       Мэри открыла было рот, чтобы возразить, но решила промолчать, ведь, в конце концов, ей и правда было интересно. Все вокруг так сильно отличалось от ее дома, от Лондона, что сложно было не стараться впитать в себя побольше нового. Дальше они шли, просто наслаждаясь самим фактом прогулки, поднимаясь все выше и выше. Хэтфорд не представляла, как ее спутник ориентируется в этих переулках, потому что лично для нее… пусть они и были разными, но казались совершенно одинаковыми. Все те же старые дома с трещинами, все те же не понятно как держащиеся балкончики, все те же мопеды, выставленные вдоль улиц, все те же баки с мусором, все одно и то же. Все было так, пока они не подошли к лестнице, что спускалась вниз. Она была неширокой, вся завалена мусором: разбитые бутылки, бумага, окурки, разбитые ампулы, шприцы, объедки, над которыми летали насекомые — а слева был давно отживший свой век эскалатор, некоторые ступени которого провалились куда-то внутрь. Выглядело это… жутковато.       Они спускались по лестнице, и битое стекло хрустело под их ногами. На эту лестницу не выходило ни одно окно, а шум улицы, что была внизу, почему-то сюда почти не долетал. Казалось, что они находились в непроницаемом воздушном пузыре. Они уже преодолели треть пути, когда тишина была разорвана какой-то безвкусной музыкой и громкими голосами. Им навстречу поднималась группа подростков, которым было лет семнадцать на вид. Одетые в мешковатую одежду, с толстыми золотыми цепями на шеях, блестящими гвоздиками сережек в ушах под бриллианты… Когда они подошли чуть ближе, Мэри с уверенностью могла сказать, что украшения — дешевая бижутерия, а кроссовки, которые должны быть брендовыми — ужасные подделки с неровными швами и некачественным материалом. Молодой женщине уже приходилось видеть подобных детей. Это было давно, но ничего в этом мире не менялось. — Твои детки, — усмехнулась Хэтфорд, продолжая спускаться. Пусть она и чувствовала, что должна бы бояться этих мелких, что уже рассматривали их с Мартино… почему-то не получалось выдавить из себя эту эмоцию. Ну никак. — Не оскорбляй меня, — Ломбарди поморщился, бросив пренебрежительный взгляд на все приближающихся к ним мальчишкам. — Оне не из этого квартала. Думаю, из Скампии, о которой я уже тебе рассказывал, или из Сан-Джованни-а-Тедуччо. Чтобы тебе было проще — местный Бронкс. — Ты можешь определить это по их одежде? — брови женщины удивленно взметнулись вверх. — Мэри, я, в конце концов, итальянец, — он показательно стряхнул несуществующие пылинки со своего плеча. — Я понимаю, что я мужчина, но это не отменяет факта того, что я знаю, что твоя рубашка из смеси хлопка и шелка очень высокого качества, а серьги, вероятнее всего, от… — Мартино чуть склонил голову на бок, присматриваясь, — о, это ручная работа. Мастер француз? — Итальянец, — губы Мэри мягко изогнулись. — Я бы не позволила себе оскорбить Неаполь не родным мастером. — О, так комплименты в чужой адрес тебе не чужды? — лукаво улыбнувшись, почти промурлыкал Ломбарди, а его глаза, снова поймав луч солнца, сверкнули золотыми искрами веселья и мальчишеского озорства. — Эй, дядь, есть че покурить? — с сильным неаполитанским акцентом крикнул один из парней, что уже подошли к ним почти вплотную.       Мартино тут же повернул голову к тем, кто так небрежно обратился к нему, тогда как Мэри… к собственному удивлению, поняла, что недовольна. Она была недовольна тем, что эти оборванцы прервали их начавшуюся баталию колкостей и… Боже, она была недовольна тем, что больше не может видеть озорной блеск карих глаз. Это могло стать проблемой… Отмахнувшись от тревожащей мысли, Хэтфорд перевела взгляд на мальчишек перед собой. — Не употребляю, — голос Ломбарди стал сдержанным, холодным и словно мертвым. Рабочим. Парнишки переглянулись и открыли было уже рот, чтобы заговорить, однако Мартино не предоставил им такой возможности. — Но зато интересуюсь. Что вы забыли в Испанском квартале? Так далеко от дома… и ведете себя так неуважительно, — мальчишки замерли, а наглые ухмылки соскользнули с их лиц. — Или вы и вправду думали, что можете прийти сюда и приставать к людям? — А ты кто такой, чтобы нам лекции читать? — А я хозяин, — губы Мартино изогнулись в презрительной ухмылке, а руки скрестились на широкой подтянутой груди. — И сейчас вы мешаете мне и моей гостье пройти. Так что отойдите с моего пути, а лучше возвращайтесь в Сан-Джованни-а-Тедуччо, — мальчишки дернулись, а те, что стояли ближе всего, и вовсе отшатнулись. — Напоминаю банальные правила. Нельзя приходить в чужой район без приглашения или проводника, что ручается за вас. Иначе нарветесь на неприятности. А эта лестница пусть и является границей, но все еще принадлежит Испанским кварталам. — Йоу, ребят, пошли отсюда, а… — пробормотал один из парнишек сзади. — Он прав, нам… — Да что этот!.. — Пошли, — с нажимом повторил второй, смотря куда-то на грудь Мартино.       Проследив за взглядом, Мэри увидела выставленный буквально напоказ перстень с гербом Ломбарди на среднем пальце левой руки, что легла поверх рубашки. Переливы темного и светлого металла, который женщина определила, как черное и белое золото, поблескивали в лучах солнца. На секунду она вспомнила Натана, который, кажется, был одержим золотом и надевал его по случаю и без, но… этот перстень казался уместным и гармонично вписывался в образ, был буквально продолжением Ломбарди. Хотя, правильнее бы было назвать это печаткой. В кольце не было ни одного драгоценного или полудрагоценного камня, вообще никаких излишеств. Только металл.       Раздумывая над этим, Мэри даже не заметила, как компания сбежала, и теперь Мартино снова смотрел на нее мягко и лукаво, как сытый кот, который знал, что все лакомства достанутся только ему одному. Наверное, это было правдой. Если бы мужчина был актером, а Хэтфорд публикой… ему точно пришлось бы выйти на бис. — Весь Неаполь знает, как выглядит твоя печатка? — стараясь скрыть интерес, спросила Мэри, возобновив спуск по лестнице. — Не совсем, — лениво сложив руки в карманах, Ломбарди догнал ее и начал идти в ногу. — Просто уже много веков все главы семей носят такие кольца. Эти мальчишки никогда не узнают, кого встретили. Если вообще знают о моем существовании и том, кем я являюсь. — Если бы знали, рассказывали бы эту историю даже своим внукам, приукрашивая, да? — Такие, как они, редко доживают и еще реже поддерживают связь со своими детьми, не то что внуками, — презрительно поморщившись, проговорил он, кривя губы. — Тебе ли говорить о ценности семьи. — Я отправил своих детей и племянницу к родителям не потому, что не люблю, а как раз наоборот, — они наконец спустились с лестницы и оказались на неровной площади, которая была точкой пересечения нескольких улиц перед входом в здание фуникулера. Люди здесь двигались в совершенно хаотичном порядке, но каким-то образом не врезались друг в друга. — Из меня вышел бы ужасный отец. Я не хотел причинять им боль своим существованием. Поэтому они живут с моими родителями, которые даже в самые плохие дни дают им куда больше, чем я бы когда-либо смог. Они знают, что я есть, мы видимся, я стараюсь дарить им тепло, но… дети это не мое. У меня недостаточно терпения. — То есть ты решил обезопасить их от худших своих сторон? — Именно, — подтвердил Мартино, продолжая идти прямо, вглубь города. — Я не могу не иметь детей. Родителей Лети убили. И вот у меня их трое на руках. У меня был выбор. Или отдать их на нянек, что может быть весьма небезопасно, или передать своим родителям, которые обожают их до звездочек перед глазами. Уверен, расти с любящими бабушкой и дедушкой куда лучше, чем с холодным отцом, который постоянно занят на работе и сбегает, потому что буквально боится и не знает, что делать с ребенком.       Мэри задумчиво замычала себе под нос, не спеша давать ответ. Она сама никогда не задумывалась над тем, готова ли она к детям. Натаниэль просто появился и… она не смогла его возненавидеть, пусть с годами он и стал все больше и больше походить на своего отца. Несмотря на это, она все равно любила сына. Возможно, останься они с Натаном дольше, сойди тот с ума… Могла ли она возненавидеть своего ребенка за то, что из-за него привязана к месту? Что из-за него не может уйти? Кто знает. К счастью, этого не произошло. Стюарт любил своих детей, потому что они — плод их с Анáстасией любви. Он всегда говорил, что это он привел Алекса, Кейт и Хоуп в этот мир, что он должен им все, а они ему ничего. Он никогда не ругался, хоть и мог злиться. Но он всегда сдерживал эти негативные чувства. Так же он полюбил и Натаниэля, приняв его под свое крыло, любя, как родного. Хотя… он и так был родным. Он был сыном его сестры. Но Мартино…       Он пришел к власти слишком рано. Почему-то отца Мартино пропустили в очереди наследования, а власть передали от деда именно тогда еще двадцатилетнему, мальчику. Он никогда не женился, хоть и слыл тем еще ловеласом. На всех мероприятиях, насколько помнила Мэри, он появлялся с новыми пассиями, но чтобы состоять в отношениях?.. Нет, такого она припомнить о Ломбарди не могла. Пусть в нем и сомневались, кровью и хитростью Мартино укрепил свой трон и сделал его непоколебимым за следующие года, а также объявил о рождении у него сыновей — двойняшек. Никто не знал имени матери мальчиков. А потом детей, буквально младенцев — спрятали, укрыли от глаз темного мира. Мартино не изменился с рождением детей и продолжал управлять своей империей, с каждым годом доказывая все больше, что он достоин зваться королем юга. Мог ли он сделать все то же самое, если бы завел семью? А даже если и да, хотел ли он быть отцом? В конце концов, это выбор каждого. Как мужчины, так и женщины. По статусу глава Ломбарди обязан был иметь наследников. О желаниях речи не шло. Возможно, если бы Мартино поступил бы иначе, оставил детей рядом, потерпел неудачу… винил бы именно их в этом. А, может, срывался бы. Или просто избегал, невольно бросив… Хорошо бы не было. Это лишь мизерная вероятность — что он окажется хорошим отцом. В конце концов… Ломбарди не хотел детей. Это был его долг. — Ты прав, — ответила наконец Мэри, когда они вышли на улицу Таледо. Она была чище предыдущих, а фасады зданий старались поддерживать в порядке. Не было трещин и отколов, граффити явно регулярно смывали, а на многих балкончиках вились зеленые растения. — Детям нужны любовь и забота, чтобы быть здоровыми и сильными. Если ты передал их тем, кто может подарить им это… Возможно, это было самое верное твое решение. — И не будет порицания из-за того, что я бросил своих чад? — кисло спросил Ломбарди, который так и не смог выдавить из себя ухмылку. — Ты не бросил их. Ты сделал все, чтобы сделать их счастливыми, пусть и не своими руками. Если этот путь не привычен для остальных — это не значит, что он плохой. Если мальчики счастливы со своими бабушкой и дедушкой, в безопасности, учатся и растут, не боясь собственных теней и шорохов в доме… ты уже преуспел. — Низкая какая-то выходит планка. — Увы.