Leave this matter to me

Эдди разбудил холодный лунный свет, коснувшийся его лица. Металлист открыл глаза и увидел перед собой белеющий в темноте потолок спальни Стива. Луна взошла и теперь ее серебристый свет пятнами заливал комнату. Харрингтон, даже толком не одевшись и не забравшись под одеяло, уснул на краю кровати. Эдди медленно сел. Голова отозвалась тихой звенящей болью в висках. Стив заворочался и открыл припухшие глаза. — Эдс, ты проснулся? Мансон мола подполз к нему и устроился рядом, уютно обвивая руками за шею. Стив обнял тёплого, сонного металлиста и накрыл его одеялом. — Хочешь спать, Стиви — бой?.. — хрипло прошептал Эдди, снова закрывая глаза в чужих тёплых объятиях. — Нет. А ты хочешь? — Харрингтон мягко коснулся губами чужого холодного лба. — Не хочу. Что будем делать? Эдди поднял взгляд и встретился со Стивом глазами. Он залез на чужие колени, уткнулся носом в мускулистое плечо, губы Харрингтона оказались на его шее, потом на плечах, спустились на грудь, и Эдди даже почти не отразил момента, когда его аккуратно уложили на кровать спиной. Стив бережно дотронулся губами до тёплых мягких сосков, облизнул горячим языком нежную кожу. Эдди тихо, надрывно застонал, раскидывая руки по простыням. — Я хочу провести эту ночь с тобой, Эдс… Ты хочешь этого? — сбивчиво прошептал Харрингтон, оглаживая бледную грудь металлиста, забитую татуировками. — Да, детка, я хочу. — тихо ответил Мансон. Он откинул с изрезанных плеч влажные кудри и посмотрел на луну, холодно сияющую за окном. — Сделай это. Стив опускается губами к его губам, сминает, целует глубоко, размеренно, не хочет торопиться. Эдди закрывает глаза. Он видит перед собой темноту. Воспоминания не приходят к нему. Они затаились и ждут удобного момента. Момента, когда Эдди будет наиболее беззащитен и слаб. Мансон чувствует, этот момент придет скоро, совсем скоро. Его близкое присутствие ощущается в воздухе. Харрингтон льёт на свои пальцы смазку. Потом растягивает металлиста, долго, медленно, мучительно. Эдди стонет, дышит глубоко, с хрипом, цепко держится за простыни. Пальцы Стива внутри, больно, но слишком мало. Возбуждение стягивается внизу живота большим колющим узлом. Мансону хочется согнуться пополам. Стив входит быстро, без предупреждения, наполняет его полностью. Эдди захлестывает волна ощущений, он вздрагивает всем телом, хрипло вскрикивает, стонет. Он вскидывает бёдра, насаживается до предела и в блаженстве закатывает мокрые глаза. Харрингтон накрывает его сверху своим телом, целует в губы, мнёт набухшие соски. Эдди тихо стонет в такт ровным толчкам, для него больше ничего нет кроме Стива, тяжело дышащего рядом. Ночь темная, лунные пятна неуловимо движутся по комнате, ласкают стены, смятые простыни. Эдди и Стив загнанно дышат в унисон, сливаясь воедино. Увлечённые процессом, они не в силах думать о чем либо другом.

***

Эдди хотел кричать, но никак не мог. У него не получалось даже сделать полного вздоха. Рик грубо трахал его, вжимая лицом в подушку. Запястья связаны красной альпинистской веревкой, длинные кудри намотаны на кулак. Эдди больно, его словно рвут на части. Рик вбивается в него остервенело, с силой, тянет за чувствительные соски. Металлист слышит его тяжёлое дыхание, чувствует его на своей голой шее. Его за волосы отдирают от подушки. — Если закричишь, я сверну тебе шею, понимаешь, о чем я говорю, детка? Что нужно ответить папочке? Эдди по — щенячьи скулит, хватает воздух влажными от слюны губами. Его встряхивают. В сосок впивается острый ноготь, металлист вскрикивает. — Отвечай мне. В больнице тишина. Кто нибудь точно услышит, если он станет кричать. — Да, папочка… — стонет Эдди, извиваясь в чужих руках. У него ещё работает инстинкт самосохранения. Ниже падать уже тупо некуда. Если он закричит, пройдёт минут десять, прежде чем кто то придет. В этом крыле настолько мало людей, что шансы на спасение близятся к нулю. Пока кто нибудь из врачей будет вслушиваться в неразборчивые крики, Рик успеет сто раз задушить его. — Умничка, хороший мальчик. — Эдди не видит, но по голосу может определить, что Рик улыбается. — Хочу как нибудь потом проколоть твои сосочки, они такие чувствительные, интересно, сколько раз подряд ты кончишь от этого? Такая грязная шлюшка, возбуждаешься, когда я делаю тебе больно… Мансон глубоко вздыхает, жмурится от боли. Почему Рик снова несёт беспросветную хуйню. Он точно должен понимать, что Эдди сдохнет, но точно не ляжет под него ещё раз. Или ляжет? Эдди нервно сжимает губы. Он не может перестать думать о Стиве. Его ведь отпустят? Он ведь что нибудь придумает? Конечно он что нибудь предпримет, его родители ведь такие важные шишки в штате, конечно Стива выпустят из тюрьмы, он даже не успеет до неё доехать, нет никакого смысла для волнений по этому поводу. Эдди представляет на месте Рика — Стива. Как Харрингтон жестко трахает его, как играет с сосками, кусает в шею, стонет в ритм со своими толчками. Эдди кончает на простыни с тихим возгласом. Рик следует за ним спустя еще пол минуты жесткого траха. Он кончает внутрь, затем выходит, садится на кушетке, переводя дыхание. — Я тебя ненавижу. — хрипло говорит Эдди, сворачиваясь в комочек. — Если бы ты умер, мир стал бы лучше, так почему бы тебе просто не сдохнуть?..

***

— Стив… Быстрее.! — Мансон сладостно вздрагивает, притягивая Стива к себе за плечи. Он оставляет глубокие царапины на чужой смуглой коже. — Эдс, тебе хорошо? Эдди кивает, закатывает глаза, стонет его имя, снова и снова. Харрингтон улыбается. По его виску скатывается капелька пота. — Я… кажется сейчас кончу! — металлист скулит, прогибается в пояснице. — Давай вместе. — шепчет Стив ему на ухо. Эдди вскрикивает, широко распахнув глаза кончает. Харрингтон за ним, со сдержанным глухим стоном. Они валятся на кровать, долго и мокро целуются. Пятна лунного света плывут по комнате. Эдди счастливо смеётся, кладёт голову Стиву на грудь. В уголках его глаз высыхают затаившиеся капельки слез. — Хочешь ещё?

***

Эдди отдирает лампу от потолка, стоя на больничной койке. Из одежды на нем только рваные джинсы и кроссовки. Футболка валяется где то на полу. Он бросает потухшую лампу вниз и она со звоном разбивается на море осколков. Теперь из потолка торчит два загнутых штыря. Эдди отодвигает разорванный пучок проводов и вешает красную веревку на штырь. Он завязывает ее и дёргает на пробу. Веревка держится крепко, Мансон завязывает другой ее конец скользящей петлей и отрезает бритвенным лезвием лишнее. Рик встаёт с койки и стаскивает Эдди на пол. — Отстань от меня. — злобно шипит тот, проезжаясь голой спиной по осколкам. — Решил с собой покончить? Трус! — Рик с силой бьет Мансона по щеке. — Не позволю! — Делаю, что хочу, лучше повеситься, чем жить с тобой на одном свете! — Эдди пнул Рика кроссовком в живот и поднялся с пола, звеня стеклянными осколками. Рик поднялся следом, смахивая с локтей колющую пыль. Он бросил взгляд на разбитую в пыль лампу и сделал шаг к Мансону. — Перестань, Эдди. — тихо проговорил он. Эдди всхлипнул и вытер глаза тыльной стороной ладони. По его щекам текли слёзы. — Просто сдохни! Или дай мне сделать это… Я не могу жить так, понимаешь? Рик, что ты натворил, скажи мне, как так вышло? — Ты не умрешь, Эдди. — тихо прошептал Рик. Он подошел ближе и крепко прижал плачущего металлиста к своей груди. — Я люблю тебя. Живи за меня, детка. Рик смолк, бережно поцеловал Эдди в трясущиеся губы. Он отпихнул койку в сторону и поставил под штырем табурет.